– Боже мой! – слабым от волнения голосом произнес журналист. – Я не могу в это поверить. – И протер глаза, словно и впрямь боялся, что у него галлюцинация.
   Собравшись с духом, Адди подбежала к нему.
   – Дэнни! Это действительно ты? Он медленно покачал головой.
   – Это… это… ты? Все тебя уже похоронили.
   Между ними чувствовалось напряжение, и когда прошел первый шок, оно почему-то не ослабло, а даже усилилось. Адди решила, что сдержанность Дэна Бойла – отражение ее собственных угрызений совести из-за связи с Недом Келли.
   – Я понимаю. – Ей хотелось подойти к бывшему жениху поближе, дотронуться до него, сказать, как она рада снова его видеть. За последние месяцы образ Дэна Бойла потускнел, оставаясь смутным воспоминанием о прошлом. Однако теперь, когда любимый стоял совсем рядом, Адди знала, что чувство, которое соединяло их в единое целое, нисколько не ослабло. К Неду Келли она испытывала чисто физическое влечение, удовлетворяя требования плоти, а с Дэном их связывала истинная любовь, когда духовное и физическое начала сливаются.
   – Дэн, как у тебя дела?
   – Спасибо, хорошо.
   К чему эта светская беседа?
   – А как поживает твоя семья?
   – Прекрасно. И твоя тоже. Твой дедушка очень переживал случившееся, но он все равно держится молодцом.
   Хватит уже этой ерунды!
   Адди решила перейти прямо к сути:
   – Дэнни, что случилось? Что-то не так. Ты странно на меня смотришь. В твоем лице, твоем голосе чувствуется напряжение.
   Он протянул вперед руку, но тут же отдернул, словно боясь, что Адди поспешит ее схватить.
   – Адди… Я не знаю, как тебе сказать.
   – Говори, как получится, Дэнни. Мы всегда были откровенны друг с другом.
   Кивнув, он уставился в землю.
   – Дело в том… видишь ли… я… я… я женился!
   Он словно ударил ее тупым ножом. Этого не может быть! Если бы Дэн признался, что за время ее отсутствия флиртовал с другими женщинами, даже спал с кем-то, она не стала бы переживать. Она и сама обязательно рассказала бы ему о Неде. Но то, что Дэн столь быстро вычеркнул ее из памяти и бесповоротно связал жизнь с другой женщиной, поразило Адди. Если бы он подождал, скажем, два или три года, прежде чем считать себя свободным от воспоминаний о той, которая якобы была ему «дороже жизни», Адди поняла бы это и смирилась.
   Выпрямившись в полный рост, Адди расправила плечи и посмотрела Дэну Бойлу прямо в глаза.
   – Прими мои поздравления, Дэн, – ровным голосом сказала она. – Кто же эта счастливица? Мы знакомы?
   – Думаю, что нет. Она приехала в Австралию уже после твоего исчезновения. Виола Сэндерсон… – Он откашлялся. – Леди Виола Сэндерсон. Она племянница лорда Сиднея Марстона, который представляет здесь интересы Уайтхолла.
   Дэн заставил себя выдержать ее ледяной взгляд.
   – Должно быть, она интересная женщина, Дэн. Мне не терпится с ней познакомиться. Вы будете жить в Австралии или леди Виола находит наш климат неблагоприятным?
   – Пока мы будем жить в Мельбурне. Мне ведь нужно закончить книгу, которую я пишу для «Голдстон-пресс». Собственно, эта книга и привела меня в Гленроувэн. Я хотел бы узнать как можно больше о знаменитой банде Келли. Господи, Адди, да ты сама – кладезь информации! Я был бы рад взять у тебя интервью – конечно, когда ты оправишься от шока после пережитых испытаний.
   – Дэн, я буду счастлива рассказать о пережитых «испытаниях», – презрительно улыбнувшись, сказала Адди. – Как-нибудь потом. Но не ожидай ничего мелодраматического. Нед Келли и его друзья относились ко мне с уважением. Собственно говоря, я забираю с собой в Мельбурн одну из сестер Неда.
   – Серьезно? Нет, ты шутишь…
   – Это правда. Нед Келли был истинным джентльменом. Если не веришь мне, сам возьми у него интервью. Он жив и выражается так же членораздельно, как и ты. Я уверена, он будет рад возможности поделиться своими взглядами с ведущим репортером страны. А теперь извини – мне хотелось бы сесть в поезд и немного отдохнуть.
   НЕД КЕЛЛИ ПОВЕШЕН!
   Репортаж Дэниэла Бойла
 
   Сегодня в 8.45 утра в подвале местной тюрьмы за убийство четырех полицейских был повешен Нед Келли – самый известный разбойник за всю историю колонии.
   За время своего пребывания в тюрьме Келли зарекомендовал себя образцовым заключенным. Своим дружелюбием и сдержанностью он завоевал расположение как всех остальных узников, так и охранников.
   «Он был отличным парнем», – со слезами на глазах сказал после казни один из тюремщиков.
   Даже судья, вынесший Неду Келли смертный приговор, отозвался о нем положительно.
   «Я никогда не слышал более красноречивого заявления, чем то, которое сделал Келли после вынесения ему приговора», – заявил судья журналистам.
   В своем последнем слове Келли, в частности, сказал: «Я не хочу утверждать, что вел безупречную жизнь или что одно преступление оправдывает другое. Однако публичное слушание такого дела, как мое, позволяет напомнить, что даже после того, как о человеке сказано много плохого, он может поведать бесхитростную историю своей жизни, которая заставит слушателей смягчить свое мнение о нем и найти оправдание некоторым его действиям. Со своей стороны, я нисколько не цепляюсь за жизнь и не боюсь смерти».
   В этот роковой день приговоренный к смерти встал в пять часов утра, в течение двадцати минут молился вместе с тюремным священником, а оставшееся время провел распевая баллады.
   Когда с Келли ненадолго сняли кандалы, он, беседуя с надзирателями, непринужденно шутил. Войдя в галерею, где стояла виселица, он приветственно помахал рукой зрителям.
   Приговоренный не сопротивлялся, когда ему связывали руки за спиной и надевали на голову белый капюшон. Быстро взойдя на эшафот, Келли спокойно стоял, пока палач набрасывал ему на шею намыленную петлю.
   Когда казнь свершилась, автор этих строк не мог не вспомнить прощальные слова матери приговоренного, сказанные ею во время последней встречи с сыном:
   «Смотри же, умри, как подобает человеку по фамилии Келли, Нед».
   Он умер именно так.
   Как подобает человеку по фамилии Келли. Как подобает мужчине.
   Прижав к глазам кружевной платок, Адди опустила газету. Из открытого окна доносились голоса играющих на лугу детей:
 
Четыре героя стоят на вершине,
В молчании гордом стоят…
 

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Глава 1

   Дэниэл Бойл – Луису Голдстоуну
   Дорогой мистер Голдстоун!
   Спасибо за Ваше любезное письмо от 25 июня. Я весьма польщен тем, что Вам понравилась моя книга и что Вы согласны с моим предложением назвать ее «Народные герои» вместо первоначального «Герои-разбойники». Довольно часто, особенно у таких молодых, только зарождающихся наций, как наша, это синонимы. Классическим примером в данном отношении, конечно, служат великие Соединенные Штаты. Осмелюсь заметить, что такие патриоты и национальные герои Америки, как Джордж Вашингтон, Томас Джефферсон, Натан Гейл и Патрик Генри, в глазах Георга III и его приближенных являлись всего лишь подлыми мятежниками. Однако, если принимать во внимание их мотивы, они такие же преступники, как Нед Келли, Джо Бирн и герои Эврики братья Лейлор. Сэр Крейг Макдугал представляет собой образец удачливого героя, которому удалось за сравнительно короткий промежуток времени проделать путь от находящегося в розыске преступника, за голову которого назначена крупная награда, до уважаемого государственного деятеля.
   Кстати, следует упомянуть, что сэр Крейг находится в добром здравии и шлет Вам свои наилучшие пожелания, как и его супруга, которая просила проинформировать Вас о том, что она вместе со своей дочерью миссис Терренс Трент пишет продолжение мемуаров.
   Несмотря на разрыв с Адди, я по-прежнему поддерживаю тесные отношения с четой Макдугалов и Трентами. Я уверен, что Вы уже наслышаны об этом эпизоде, и, честно говоря, мне больно не только писать о нем, а даже думать. Говорят, время все лечит. Молюсь, чтобы это оказалось правдой.
   Для Австралии сейчас наступили не лучшие времена. Уже три года, как континент поразила засуха, которой не видно конца. Производство шерсти резко снизилось. Мелкие овцеводы и фермеры разоряются сотнями. Как и предсказывал много лет назад сэр Крейг, либерально-демократические идеалы разрушаются, земля вновь становится собственностью классов, которые владеют достаточным капиталом, чтобы пережить засуху.
   Охватившее простого человека отчаяние проявляется в стремительном росте рядов радикальных профсоюзов. В настоящее время Терренс Трент находится в Перте, где ведет переговоры с представителями рабочих текстильной промышленности о вступлении их в Объединенный профсоюз стригалей – одно из самых мощных объединений во всех шести колониях. Миссис Трент и Адди его сопровождают. Как вы знаете, брат миссис Трент, Джейсон, живет в Перте со своей женой Вильгельминой и тремя сыновьями, так что для всей семьи приезд туда Трентов – радостное событие.
   Меня только что вызвали в кабинет редактора, поэтому я вынужден заканчивать. Еще раз хотел бы выразить свою глубокую признательность за ту блестящую возможность, которую Вы мне предоставили.
   Надеюсь, что когда-нибудь мне удастся совершить путешествие в Америку, чтобы лично выразить свою благодарность.
   Искренне Ваш,
   Дэниэл Бойл.
   На зеленой лужайке, такой же аккуратной, как и в Англии, Адди играла в крокет со своими двоюродными братьями Питером, Полом и Марком, а также с невестой Питера – Марджи Гейл.
   Марджи, энергичная блондинка с лицом валькирии, в притворном гневе кричала на жениха, который мощным ударом отправил ее мяч метров за сто от игрового поля:
   – Животное! Я тебя ненавижу!
   – Все-таки хорошо, что ты еще до свадьбы обнаружила его садистские наклонности, – утешила ее Адди.
   – Конечно, я животное! – Подошедший Питер обхватил Марджи сзади за талию и куснул в шею. – Честно говоря, я поддерживаю в себе жизнь, питаясь кровью юных девственниц.
   – В наше время ты вряд ли долго протянешь – то, что тебе нужно, встречается крайне редко, – пошутил его брат Марк.
   – Какие все-таки грубияны эти Макдугалы! – Размахивая молоточком, Марджи погналась за Марком.
   На девушках были доходившие до щиколоток легкие летние платья: на Марджи – светло-желтое, на Адди – фиолетовое с белой юбкой.
   Чтобы защитить от палящего солнца светлую кожу, Марджи надела широкополую шляпу из рисовой соломки; загорелая до черноты Адди осталась, однако, с непокрытой головой. Ее длинные светлые волосы были схвачены в пучок фиолетовой лентой под цвет платья.
   Мужчины, как истинные спортсмены, щеголяли в белых хлопчатобумажных куртках в красную и зеленую полоску и в одинаковых синих брюках.
   Сыновья Джейсона Макдугала были больше похожи на своих предков с материнской стороны – в роду Вандермиттенов мужчины отличались крепким телосложением, темными волосами и орлиными носами. От отца же молодые люди унаследовали серо-голубые глаза и квадратные челюсти. Адди не находила кузенов особенно привлекательными, но исходивший от них мощный магнетизм оказывал свое влияние, по крайней мере на некоторых из проживавших в Перте девиц.
   Упав на траву, Марк поднял руки.
   – Сдаюсь, дорогая!
   Опустившись на колени, Марджи принялась щекотать ему живот. У Марка чувствительность к щекотке доходила до абсурда. Издав истерический крик, он принялся кататься по траве и просить пощады, однако девушка была неумолима.
   Громкие возгласы и смех вскоре привлекли внимание старших Макдугалов и их гостей, которые пили послеполуденный чай в каменном патио с видом на лужайку.
   Почетный гость семьи Джонатан Таппенден, приплывший в Австралию на собственной яхте «Виктория», только усмехнулся, а его любовница, звезда английского мюзик-холла Мэй Соррелл, понимающе захихикала.
   – Что они там делают? – покраснев, спросила Вильгельмина.
   Жена Джейсона была уже в возрасте. Ее родители, богатые голландские евреи, приехали в Австралию в 1850 году. Причины, заставившие их покинуть родину, были неизвестны. Некоторые считали, что всему виной религиозные преследования, которым они будто бы подвергались, другие говорили, что отец Вильгельмины – Сол покинул Голландию, чтобы помешать роману дочери с немцем-католиком. Но какова бы ни была истинная причина, вскоре по приезде Вилли отчаянно влюбилась в Джейсона Макдугала, и ее родители благословили этот союз, несмотря на то что Джейсон был христианином.
   В молодости Вильгельмина была высокой и худой, с угловатой фигурой и птичьим личиком. Годы, однако, смягчили черты ее лица, а тело приобрело некоторую округлость.
   Джейсон, напротив, состарился очень мало. В весе он практически не прибавил, седина была едва заметна в светлых, выгоревших на солнце волосах, голубые глаза нисколько не поблекли.
   – Я спрашиваю, что там происходит? – повторила Вильгельмина, в то время как все вытянули шеи, стараясь рассмотреть, что делается на лужайке.
   – Кажется, одна из девушек насилует кого-то из парней, – заявил ее муж.
   – Что ты такое говоришь, Джейсон! – ужаснулась Вильгельмина, бросив встревоженный взгляд на почетных гостей. Невзирая на свою искреннюю любовь к Джейсону и вообще всем Макдугалам и Трентам, Вилли в глубине души считала, что коренные австралийцы по степени цивилизованности сильно уступают европейцам. Их неотесанность и приземленность вызывали у нее ощущение неловкости. Причем, что удивительно, они нисколько не стыдились своей простоты, даже гордились тем, что называли «грубым индивидуализмом». Например, Джуно и ее дочь Адди открыто говорили о вещах, которые Вилли никогда не посмела бы обсуждать со своей матерью, – о человеческом теле и его функциях, о менструации, менопаузе, сексе. О сексе!
   Да она даже со своим мужем об этом не разговаривала! Конечно, это не означало, что такое времяпрепровождение ей не нравилось – просто есть вещи, о которых не следует болтать.
   Невольно демонстрируя Джонатану Таппендену и Мэй Соррелл «грубый индивидуализм» собственной семьи, Вилли испытывала сильную неловкость, хотя на самом деле ей было не о чем беспокоиться: Таппенден и его любовница – энергичная темноволосая женщина лет двадцати восьми с круглым ангельским лицом – явно относились к представителям богемы, не отличавшимся строгой моралью.
   Поднявшись, Таппенден подошел к железным перилам и посмотрел вниз: Питер, Пол и Адди уже присоединились к всеобщей свалке.
   – Ах, молодость, молодость, – покачав головой, задумчиво сказал Таппенден. – Почему она проходит?
   В свои сорок Джонатан Таппенден выглядел на десять лет моложе. Светловолосый и худощавый, с лицом сказочного эльфа, не подвластного времени, он прекрасно чувствовал себя в обществе Макдугалов. В семейном предприятии Таппенденов, пароходном обществе «Бритиш Норт Стар Лайн», Крейг Макдугал был единственным совладельцем, не входившим в состав семьи.
   С момента прибытия Таппендена в Перт Вилли, выступая в своей излюбленной роли свахи, всячески старалась свести судовладельца с Адди. Об отношениях, связывающих почетного гостя семьи с артисткой мюзик-холла, она старалась не думать.
   Со своей стороны, Адди, хотя и находила Джона очаровательным, считала его «слишком слабым и разочарованным в жизни», а следовательно, неподходящим для себя мужчиной.
 
   – Возьмите еще лепешку, Джон, – предложила Вилли. Повернувшись, тот прислонился спиной к перилам.
   – Если я это сделаю, то просто лопну. – Он посмотрел на Трента. – Ну, завтра у тебя большой день, Терри. Стригали будут решать, вступать или не вступать в ваш профсоюз.
   – Как говорят американцы, дело в шляпе, – ответил Трент. – Так что через год, ну, может быть, два, Объединенные стригали смогут начать забастовку, которая охватит весь континент.
   – Ты изменил своему классу, Терренс, – насмешливо сказал Джейсон, который, как и его отец, был горячим поборником прав трудящихся.
   – Своему классу? – подхватил игру Трент. – И впрямь! Какой кошмар – сын каменщика женился на богатой бездельнице.
   – Ха! – воскликнул Джейсон. – Все, что ты делаешь, – это весь день мелешь языком, отвлекая людей от дела. Или пьянствуешь с их работодателями – когда ведешь переговоры, выдвигая непомерные требования.
   Таппенден, однако, воспринял их пикировку всерьез. Когда англичанин обратился к Тренту, в его голосе звучало сдержанное волнение:
   – Терри, я ничего не имею против нормальной зарплаты. «Норт стар» всегда хорошо платила своим работникам. Но неужели ты веришь, что можно без конца выдвигать все новые и новые требования? Есть же какой-то предел.
   Иначе настанет время, когда будет просто невыгодно заниматься бизнесом.
   – Я готов согласиться, что в каждом случае у зарплаты есть какой-то потолок. Но дело ведь не только в этом, Джон. Рабочему человеку нужна не только зарплата – ему необходим свой кусок экономического пирога.
   – Довольно изящный эвфемизм, которым заменяют понятие «социализм», – сдавленным голосом произнес Таппенден.
   – Ничего подобного! Беда в том, что все шесть австралийских колоний буквально находятся в собственности крупных землевладельцев и промышленников. Трудящимся не остается ничего. Следующим нашим шагом будет создание своей собственной лейбористской партии.
   – Что может вылиться в попытку свергнуть демократическую форму правления и заменить ее социальной диктатурой, – мрачно сказал Таппенден.
   – Пожалуй, мы сегодня уже достаточно говорили о политике, – прервала их Джуно. – Скажите, Джон, куда вы направитесь из Перта?
   – На Суматру, на Яву… Папа хочет, чтобы я заглянул в нашу контору в Батавии.
   – И еще мы собираемся осмотреть Кракатау! Разве это не восхитительно! – всплеснув руками, воскликнула Мэй.
   – Что это еще за Кракатау? – спросила раскрасневшаяся после бега Адди. Вбежав на террасу, она упала в шезлонг, на секунду опередив Питера и Марка, финишировавших вторыми.
   – Остров с потухшим вулканом в Зондском проливе, – проинформировал ее отец.
   – Уже не с потухшим, – поправил его Таппенден. – С середины мая вулкан опять проснулся. Последнее извержение было двести лет назад, оно сорвало с горы вершину. Ее высота уменьшилась с трехсот шестидесяти метров почти до нуля.
   – Там кто-нибудь живет? – заинтересовался Марк, вступивший с Марджи Гейл в схватку за право обладания последним свободным стулом.
   – Отпусти ее или я оторву тебе голову! – вполне серьезно предупредил его Питер. Не только он замечал, что временами его братец ведет себя чересчур фамильярно с роскошной мисс Гейл, причем она как будто ничуть не возражает.
   Пожав плечами, Марк уступил и сел по-турецки на пол рядом с братьями.
   – Нет, остров необитаем, – ответил на его вопрос Таппенден. – Хотя довольно много посетителей. Туземцы с Явы и Суматры за девяносто миль приплывают туда на лодках, чтобы собирать плоды в джунглях.
   – Даже сейчас, когда вулкан проснулся? – задыхаясь, спросила Марджи.
   – Сейчас в особенности! – засмеялся Таппенден. – Лодки везут и везут людей на Кракатау.
   – Я бы умерла со страху! – Марджи Гейл прижала руки к пышной груди, словно призывая всех обратить внимание на смелое декольте.
   – Я думаю, вы вполне могли бы к нам присоединиться, мисс Гейл, – небрежно сказал английский спортсмен, не отрывая взгляда от выреза ее платья. – Как ты думаешь, дорогая? – обернулся он к своей спутнице.
   – Я думаю, мисс Гейл без ее жениха долгий океанский вояж смертельно наскучит, – сквозь зубы отозвалась Мэй Соррелл.
   – Ей лучше с вами согласиться, мисс Соррелл, – сказал Питер, по-хозяйски положив руку на плечо Марджи.
   – А вот я бы хотела увидеть Кракатау! – заявила Адди. – Можно мне занять ее место, мистер Таппенден?
   – Ну конечно, дорогая, – с улыбкой ответил тот, – будем рады видеть вас на борту «Виктории». Не так ли, Мэй?
   По выражению лица актрисы можно было понять, что присутствию на яхте Аделаиды Трент она обрадуется не больше, чем обществу Марджи Гейл. Тем не менее Мэй выдавила улыбку.
   – Адди будет желанной гостьей, – сказала она.
   – Я не уверена, что тебе стоит ехать, дорогая, – озабоченно заявила Джуно. – Я слышала, в этих водах орудуют пираты. Ты ведь уже попадала в руки ужасной банды Келли. Если подобное случится снова, все может кончиться не так благополучно.
   – Пираты? – рассмеялся Таппенден. – Что вы, миссис Трент! Эти воды патрулируются германскими военными кораблями, поэтому пираты обходят Суматру и Яву стороной.
   – Германские военные корабли… – нахмурилась Вильгельмина, – Мой отец говорит, что немцы заполонили всю Новую Гвинею и собираются основать там колонию под тем предлогом, что имеют там торговые фактории.
   – О, не думаю, что это правда, миссис Макдугал, – доверительным тоном сказал Таппенден. – Канцлер Бисмарк [2]неоднократно заверял Министерство иностранных дел, что Германия не собирается столь далеко расширять свою империю за пределы фатерланда.
   – Боюсь, что это звучит не слишком убедительно для жителей Квинсленда, которые могут оказаться под дулами германских пушек, если кайзер решит построить в восточной части Новой Гвинеи форты или военно-морские базы, – заметил Трент. – В Тонге немцы уже это сделали. Я думаю, что премьер Гладстон [3]– просто дурачок, если доверяет этому ублюдку Бисмарку!
   Вильгельмина, смущенная тем, что в обществе дам прозвучали столь крепкие выражения, нервно заерзала на стуле, но от участия в разговоре не уклонилась.
   – Отец говорит, что премьер Макилрейт должен предложить министерству колоний взять на себя издержки по аннексии Квинсленда. В конце концов, Дизраэли [4]это уже предлагал.
   – Вот именно – Дизраэли! – сказал Трент. – А сейчас правительство возглавляет Гладстон, либерал, который бесчисленное множество раз официально заявлял о том, что против дальнейшего расширения империи. Конечно, Макилрейт все равно должен это предложить, но я не думаю, что министр колоний утвердит аннексию Квинсленда.
   – Вы совершенно правы, сэр, – с видом человека, который информирован лучше остальных, заговорил Таппенден. – Фактически по этому вопросу уже несколько месяцев ведутся тайные переговоры между Макилрейтом и лордом Дерби. [5]Дерби категорически против аннексии.
   – Боже, что случилось с Англией? – воскликнула Джуно. – Неужели в Уайтхолле могут быть столь слепы?
   – Англия в одиннадцати тысячах миль отсюда, моя дорогая, – с грустью сказал ее муж. – Наши австралийские проблемы кажутся там слишком мелкими по сравнению с тем, что происходит в Европе, под самым носом у Уайтхолла.
   – Я устала от разговоров о политике, – поднявшись с шезлонга, заявила Адди. – По-моему, мне нужно принять ванну и переодеться к обеду. Идем, Марджи!
   – Так как насчет поездки на Кракатау? – окликнул ее Таппенден. – Вы к нам присоединитесь?
   – Ни в коем случае не упущу такой возможности, – засмеялась она. – Когда отплываем?
   – В следующее воскресенье будет не слишком рано?
   – По мне и завтра – не слишком рано.
   – Тогда решено. – Он выжидательно посмотрел на родителей Адди. – Конечно, с согласия мистера и миссис Трент.
   – Моя дочь привыкла поступать по-своему, Джон! – фыркнул Терренс Трент. – Если она собралась на Кракатау, ничто не изменит ее решения.
   Молодые женщины поднялись по лестнице на второй этаж. Теоретически дом строился в готическом стиле, однако нагромождение разных башен и башенок сильно искажало первоначальный замысел.
   Адди никогда не разделяла вкус тети Вилли.
   – Здесь всего чересчур много, – заметила она, с отвращением глядя на выступавшую из стены горгулью.
   – В архитектуре я предпочитаю американский колониальный стиль, – заметила Марджи. – Простенько и со вкусом.
   – Мне кажется, твоя будущая свекровь постарается навязать тебе и Питеру собственные пристрастия.
   Лицо Марджи потемнело.
   – Не переходи мост, пока не дошел до него, – мудро ответила она.
   – Только не позволяй Вилли собой помыкать. Она очень мила, но привыкла, чтобы все делалось, как она хочет. Вы с Питером решили, когда будет свадьба?
   – Мы думаем пожениться в декабре, под Рождество.
   – Это замечательно, Марджи. Получится двойной праздник. И не помешает моему путешествию.
   – Вам стоит вернуться вовремя, юная леди, иначе я не стану с вами разговаривать. Я хочу, чтобы ты была у меня подружкой.
   Улыбнувшись, Адди взяла ее за руку.
   – Ни в коем случае не упущу такую возможность. Вы с Питером – такая замечательная пара! Кстати, – доброжелательно добавила она, – не думаю, что твоя возня с Марком очень понравилась Питеру.
   В лицо Марджи бросилась краска.
   – Аделаида Трент! Что за ужасные вещи ты говоришь! Марк ничего для меня не значит, совершенно ничего. Он для меня как брат.
   – Я бы сказала – очень любящий брат! – захохотала Адди. – Который просто не может держать руки от тебя подальше.
   – Это просто бесстыдство! – Обиженная Марджи поспешно устремилась вперед.
   – Что ты сегодня вечером наденешь? – крикнула ей вслед Адди. – Мне кажется, Питеру понравится твое зеленое платье. Если хочешь, я могу одолжить тебе золотистые чулки – они прекрасно к нему подойдут.