Страница:
Равена захлопала в ладоши:
– Браво! Даже Брайен лучше бы не сказал!
– Ага, – подмигнул ей граф, – вот кровь и сказывается. Да у тебя, девочка моя, при одном только слове «свобода» глаза разгораются. Нет, твой дом здесь, в Ирландии. И сердце твое в Ирландии, и навсегда останется здесь.
– Мама! – раздался крик с порога.
Сабрина влетела в комнату и бросилась к Равене. Мать и дочь обнялись, расцеловались и буквально пустились в пляс, опрокидывая мебель.
– Какой чудесный сюрприз! – воскликнула девушка. – Нынче у нас будет самое веселое Рождество в моей жизни. Мы снова вместе! Плакать готова от счастья!
Равена слегка отстранилась и оглядела дочь с головы до ног:
– Глазам не верю! Ты так выросла за последний год, почти со мной сравнялась.
Сабрина выпрямилась и выпятила грудь.
– Да, я уже взрослая, и не только в смысле роста.
– Вижу, вижу. – Равена склонила голову набок и высоко подняла брови.
Леди Тайрон явно была шокирована.
– Сабрина! Пятнадцатилетней девушке не пристало так говорить!
– Право, бабушка, – засмеялась Сабрина, – с тех пор как ты была молодой, многое изменилось. Я и о сексе уже кое-что знаю.
Ее сиятельство едва не упала в обморок.
– Прошу тебя, дитя мое, пощади старуху. Я в жизни таких слов не произносила.
Граф не сводил любящих глаз с матери и дочери.
– Поразительно, до чего вы похожи друг на дружку. Прямо родные сестры.
– Мне лестно это слышать, батюшка, – засмеялась Равена, – а вот этой юной нимфе вряд ли.
– Вовсе нет, мне хотелось бы иметь такую сестру. – Сабрина прижалась к ней.
– Но тогда ты лишилась бы матери.
– Только вернулась – и сразу заговорила как истая ирландка, – наполовину в шутку, наполовину всерьез, – заметил граф. – Все, теперь ты на крючке, никуда тебе не деться.
– Знаешь, чего мне сейчас хочется, дорогая? – повернулась Равена к дочери. – Сменить одежду да покататься. Как у вас, батюшка, с конюшней? По-прежнему держите?
– И еще как! – не дала деду ответить Сабрина. – Мой любимец – Шемрок. Цвет у него, как у черного дрозда. На что хочешь спорю, он тебе понравится. Таких чалых свет не видывал. Огонь!
– В твоем возрасте у меня тоже был чалый.
– Я знаю. Апач.
– Как там у нас Донни?
– Стареет, а так все в порядке. Знаешь, как он любит Шемрока? Даже спит с ним в стойле.
– Собака-путешественница, – задумчиво промолвила Равена. Ей вспомнился крохотный щенок, которого они с Брайеном подарили дочери на Мауи. Равена потрепала ее по щеке. – Помнишь, как он любил спать у тебя под кроватью, когда ты была маленькой?
– Разве такое забудешь? Ладно, мама, пошли. Переодевайся, да поживее.
Амазонка Сабрины была цвета морской волны, под стать попоне Шемрока. Костюм плотно облегал ее юную фигурку и оставлял на всеобщее обозрение куда больше, чем обычное платье.
– Удивительно, как это дед с бабкой позволяют тебе разъезжать в таком виде, – заметила Равена.
– О, понадобилась масса усилий, чтобы приучить их к этому. Сначала бабушка настаивала, чтобы я ездила в дамском седле, в юбке до полу и в турнюре.
– Господи, до чего же я ненавидела в свое время эти причиндалы – кринолин, корсет и тому подобное. И знаешь, что я делала? Как только отъезжала от дома на достаточное расстояние, чтобы никто не видел, сбрасывала юбку и надевала брюки – у брата потихоньку таскала.
Сабрина так и покатилась со смеху.
– Ну и мне на первых порах приходилось делать то же самое, только брюк не было.
– Что, так в панталонах и ездила?
– А ты-то как догадалась?
Равена захихикала, вновь чувствуя себя молодой, словно она и впрямь сестра Сабрины и делится с ней девичьими секретами.
– Мне ведь тоже когда-то было пятнадцать, малышка. К тому же не зря говорят: яблоко от яблони недалеко падает. Мы с тобой два сапога пара.
Интересно, подумала Равена, а мальчик у Сабрины есть?
– Друзьями здесь обзавелась?
– Да есть кое-кто. Сисси и Луиза Кавендиш. И еще Гленн Блейк.
– Тогда его отец – сэр Гордон Блейк, пари держать готова. Мы с ним в детстве дружили.
– Знаю. Гленн говорит, что его отец здорово ухлестывал за тобой.
– А Гленн за тобой? – прищурилась Равена.
– Совсем голову потерял бедняга, – покраснела Сабрина. – Но я его просто жалею.
– Понятно, понятно, всего лишь жалеешь.
Да она же без ума от него!
– Знаешь, кого он мне напоминает? – застенчиво, но явно выдавая себя, спросила Сабрина. – Отца – я хочу сказать, настоящего моего отца.
– Ах вот как?
Святый Боже, сохрани нас и помилуй! Мальчишка вроде Брайена! И она разъезжает с этим мальчишкой по полям в исподнем! О Господи, наши грехи и в детях нас преследуют!
Из конюшни вылетел Донни и принялся приплясывать вокруг Равены, облизывая ее с головы до ног и поскуливая от восторга.
– Видишь, он совсем не забыл тебя.
– Толстеет. Перекармливаешь его, наверное.
– Да он у Шемрока овес ест.
Баттонз, некогда мальчишка-конюх, превратился в пожилого грума. Его рыжие кудрявые волосы изрядно поредели, но хитроватый взгляд юного эльфа остался при нем.
– Какая радость снова видеть вас, леди Равена, – заговорил он. – Ох, извините, мадам. МиссисО’Нил, я хотел сказать. Просто почудилось, будто мы с вами только вчера расстались.
– Много прошло этих «вчера», Баттонз. Или прикажешь называть тебя мистеромМакклином?
– Для вас я всегда Баттонз.
– Ну да, а Ирландия – всегда Ирландия. С ее изумрудно-зеленым, небесно-голубым, душистым, как трава, соленым, как морская вода, воздухом. Таким больше нигде на свете не подышишь.
Даже в Мауи, где Равене жилось лучше всего – после Ирландии.
Не по себе ей было, из головы не шли слова, сказанные Эдвардом О’Нилом: Сердце твое в Ирландии, и навсегда останется здесь.
Пять месяцев пролетели как один день. У них с Роджером восстановились те же самые платонические отношения, что поддерживались все годы после возвращения в Ричмонд. Лишь однажды за все это время они вышли за пределы простого обмена случайными репликами. Спор зашел об английской политике в Ирландии.
– Ведь даже премьер-министр ее величества выступает за самоуправление, – заметила Равена.
– Гладстон – болван!
– Английский народ думает иначе. В этом году Гладстон был переизбран на свой пост.
– Они с этим сукиным сыном Парнеллом оба изменники!
– Высокого же ты мнения о члене английского парламента, – саркастически бросила Равена.
Как-то раз Роджера не было дома несколько недель подряд, во главе полка королевских драгун он отправился «охотиться на крыс» – фениев и подпольщиков из Ирландского республиканского братства.
Вернулся он в необыкновенно приподнятом настроении, его одежда была сплошь запятнана засохшей кровью.
– Это кровь врага, – торжествующе возгласил Роджер. – Ни за что не дам стирать этот мундир, пусть таким и останется.
И он действительно настоял на своем. Окровавленный мундир стал для него боевым трофеем наподобие рогов убитого оленя, которые охотники так любят развешивать на стенах своих библиотек или кабинетов.
В конце мая Равена решилась:
– Довольно плевать в потолок. В Ричмонде полно дел. Пора собираться, Сабрина.
– Я не хочу уезжать, – заупрямилась та. – Ну пожалуйста, мама. Давай хоть дедушке дадим спокойно умереть. Врачи говорят, он и до конца лета не протянет.
– То же самое они говорили год назад, – угрюмо возразила Равена.
– Но на сей раз они правы, – вмешался Роджер. – Жестоко в такой момент оставлять его одного.
– Какая трогательная забота. Но только оба мы прекрасно понимаем, что, когда его не станет, предлогом будет здоровье твоей матери.
– Вот что я тебе предлагаю, – прервал ее Роджер. – Как только отец умрет, ты отправишься в Штаты, и мама поедет с тобой.
– Что? Твоя мать согласится уехать из Ирландии?
– Да, ей и так уже невмоготу от всего этого кровопролития и насилия. Она только рада будет возможности уехать отсюда. Особенно с Сабриной. Я не шучу. Не пройдет и полугода, как этот проклятый остров взлетит на воздух, словно бочка с порохом.
– Что ж, будь по-твоему. Мы с Сабриной не уедем до тех самых пор, пока… даже выговорить не могу. Получается, будто мы желаем ему смерти.
В ту ночь Равена никак не могла уснуть. Мысли метались как белка в колесе. Она раздраженно вскочила и вышла на балкон. Ночь была великолепна. Светила полная луна – сияющий золотистый диск, цепляющийся, казалось, прямо за верхушки деревьев. Но даже и ее свет не затмевал ярко горящих звезд. Равена отыскала алмазный пояс Ориона; Венеру, которая отсюда сама казалась маленькой луной; ковш Большой Медведицы; Кассиопею, раскачивающуюся в своем звездном кресле.
Равена вздрогнула. Сердце у нее внезапно забилось. Ощущая за спиной чье-то присутствие, она резко обернулась. Никого. Вспомнилось детство, когда в темных углах спальни ей мерещились домовые, а покачивающиеся тени стульев и туалетного столика принимали форму диких зверей, алчущих добычи. И, как и тогда, даже кусты и деревья в саду ожили, угрожающе надвигаясь на дом. Равена в страхе вернулась в спальню и плотно закрыла за собой высокую застекленную дверь, чтобы хоть так отгородиться от ночи.
Сердце никак не унималось, и Равена вновь улеглась на кровать, закутавшись с головой в одеяло. «Не иначе как в детство впадаю», – подумала она.
Страх не отпускал – наоборот, становился все сильнее. Ей ясно слышался скрип открывающейся балконной двери. К постели приближались чьи-то шаги. Равена замерла, ощущая себя совсем маленькой и беспомощной. Вот уже совсем рядом, у самой кровати. О Боже! Ее зовут по имени!
– Равена? – прошелестело в воздухе.
Оставалось лишь открыть глаза. Равена медленно-медленно потянула вниз простыню и осторожно выглянула наружу. Оно стояло, склонившись над нею, – нечто, лишенное лица и тела.
Чиркнула спичка – словно пушечный выстрел прогрохотал, и крохотный язычок пламени, казалось, разорвал тьму, ярко осветив все вокруг себя.
Нет, это не зверь, это мужчина! Он зажег ночник, и свет упал ему на лицо.
Нет, не мужчина – призрак! Призрак Брайена О’Нила. Страх куда-то разом испарился и сменился необыкновенным возбуждением. Сколько же раз одинокими ночами взывала она к Богу:
О Боже Всемогущий, верни его мне, хоть дух его верни. Пусть себе будет лишь призрак, все равно, даже в бестелесном его присутствии мне будет хорошо и покойно.
Равена села в кровати, обволакивая его любящим взглядом.
– О Брайен, вот ты и вернулся ко мне, – прошептала она.
– Да, девочка, а ты вроде ничуть и не удивлена.
– Конечно, нет, это ведь Бог услышал мои ночные молитвы. Я же всегда знала, любимый, что твой дух никогда меня не оставит.
– Не только дух, но и тело. – Он присел на край кровати и потянулся к ней. Равена стиснула зубы, ожидая ледяного дуновения могильного воздуха.
Не может быть! Пальцы, прикасающиеся к ее щеке, были теплыми. Это живая кровь и плоть. Она положила руку ему на плечо. Сильное, крепкое, что твой сук на дубе.
– Чудо! – выдохнула Равена. – Либо сон.
– Ну уж никак не сон, в этом я тебе ручаюсь. Что касается чуда, то это с какой стороны посмотреть. И уж точно не призрак. По твоему славному личику вижу, что ты все еще мне не веришь. Что ж, придется доказать.
Он заключил ее в объятия и крепко прижался к губам. Равена совсем растерялась. Алиса в Зазеркалье.
Но тело смеялось над сознанием. Он стягивал с нее рубашку. Руки его легли ей на грудь. Внутри все так и запылало. Она помогла ему снять рубашку и поспешно принялась расстегивать брюки, лаская его как безумная. Вот тутуж все вполне реально!
Быть иль не быть!
К черту!
Он погрузился в ее жадно открывшиеся чресла так же легко, как ключ входит в скважину замка. Они превратились в единое целое.
Кровь побежала по жилам. В ушах возник страшный шум. Мир исчез.
– Вот я и дома, – прошептала Равена.
В этот миг они были звездами, встретившимися во Вселенной.
– Роджер говорил, ты умер, – прошептала потом Равена, свернувшись калачиком в его объятиях.
– Роджер – отъявленный лжец, и ты знаешь это не хуже меня. Так почему же ты вернулась с ним в Ричмонд?
– Потому что я ему все-таки поверила. И потом, надо было подумать о Сабрине. Роджер убедил меня, что она должна получить образование в Штатах. Что нельзя лишать ее преимуществ, которые дает положение и имя. Ну и наконец, отец с матерью. Мне казалось, да и сейчас кажется, что ребенку нужна любовь деда с бабушкой. И я не ошиблась. Точно так же как не ошиблась, позволив ей отправиться в Ирландию к твоим родителям.
– Понятно.
– Ну а ты? Мог хотя бы дать нам знать о себе. Мол, жив-здоров. Бесчувственный ты тип, Брайен О’Нил.
– Честное слово, я прилежно писал три года подряд, полагая, что вы читаете эти письма на Мауи. И только потом до меня окольными путями дошло, что ты продала плантацию и вернулась в Штаты. Но мне и в голову не могло прийти, что ты снова живешь с таким человеком, как мой братец.
– А я и не жила с ним. Мы просто пребывали под одной крышей, делая вид, что составляем единую семью, – ради Сабрины. Между прочим, Роджер всегда о ней очень заботился, и она его по-настоящему полюбила.
– Вот сукин сын! – Брайен изо всех сил впечатал кулак в перину. – Ведет себя, словно он и есть настоящий отец. Отец моей дочери!
– Так было лучше, Брайен. Можешь представить себе, как бы люди относились к девочке, если бы знали, что она незаконнорожденная. И не надо так смотреть на меня. Ведь это правда. Сабрина рождена вне брака. Ты что, хотел, чтобы этот факт был зарегистрирован официально?
– Лично мне на все это наплевать! Слова, которые произносит священник, венчая мужчину и женщину, ничего мне не говорят, да и Богу тоже, если только Он существует.
– Стало быть, и ты немного смягчился? Ведь было время, ты Ему даже такой форы не давал.
– Бог – это просто наименование высшей бессмертной силы, разлитой во Вселенной. В такую силу я верю, но не в личность в белых одеждах и с вощеной дощечкой под мышкой.
– Ладно, что сделано, то сделано, и я ничуть об этом не жалею. В конце концов, именно в результате всего этого мы снова вместе, разве нет?
– Что ж, может быть, ты и права. – Брайен поцеловал ее. – А теперь я хотел бы повидаться со своей дочерью.
– Совсем спятил? Она же еще ребенок и непременно все всем разболтает. А уж Роджеру-то точно станет известно, что ты здесь. Не далее чем к утру окажешься в камере. Да, а как ты вообще-то в Ирландию попал? Ведь твое имя все еще в черном списке. Правда, там имеется пометка: «умер», но если возникнет хоть тень подозрения, что ты жив, охота начнется заново.
– И опять ты права. Как обычно, впрочем.
– Да, как обычно. А теперь скажи все же, что ты здесь делаешь.
Брайен по возможности сжато обрисовал ей положение.
– Так, еще хуже, чем я думала, – печально произнесла Равена. – Это же надо, возглавить военный отряд против англичан. Да вы на верную смерть идете, вас просто раздавят. Подумай, сколько людей у них и сколько у тебя.
– Это верно, их гораздо больше, но мы ведь не собираемся лезть в пасть британскому льву. Мы кольнем его в нос, дадим пинка под зад – и назад, к себе в берлогу. Как в воздухе растворимся.
– Тебе надо уйти отсюда еще до рассвета.
– Где Роджер?
– Патрулирует местность, таких, как ты, разыскивает. Вернется к восьми утра.
– Тогда у меня есть время заглянуть к матери и отцу. Я слышал, старик хворает?
– Он умирает, Брайен. Да, конечно, ты должен к ним зайти, хоть это и рискованно. Нельзя не повидаться с родителями, особенно с отцом. Пошли, только потише. Как бы не разбудить ребенка.
– Нашего ребенка. – Брайен напоследок притянул к себе Равену.
Они оделись, вышли из спальни и двинулись по длинному, тускло освещенному коридору.
– Хоть посмотреть-то на нее можно?
– Пожалуй. Спит Сабрина довольно крепко. Идем.
Равена взяла Брайена за руку и, повернув налево, повела в западное крыло замка. Комната Сабрины была в самом конце коридора. Равена приложила палец к губам и неслышно отворила дверь. Они на цыпочках вошли в темную комнату. Из-под кровати донеслось приглушенное ворчание. Брайен чиркнул спичкой, и колеблющийся кружок пламени высветил собаку, подползающую к ним с обнаженными клыками.
– Не волнуйся, малыш, все свои, – успокоила пса Равена. – Ты ведь помнишь Брайена?
Брайен зажег свечу на туалетном столике и опустился на колени.
– Гром и молния, да это же Донни! И по-прежнему наш храбрый защитник.
– Он ни на шаг не отходит от Сабрины с тех самых пор, как ты принес его домой на Мауи. Правда, сейчас завел привычку уходить к Шемроку, это Сабринина лошадь.
Брайен наклонился еще ниже, и уши у собаки встали торчком, а хвост принялся бешено вращаться. С радостным лаем Донни бросился Брайену на грудь. Его длинный розовый язык трепетал, как флаг на ветру.
– Ш-ш-ш. – Брайен приложил палец к губам и нежно погладил вставшую дыбом собачью шерсть. Прижимая Донни к груди, почесывая ему за ухом, он говорил что-то по-гэльски, и слова эти, похоже, ласкали чуткое ухо собаки. Наконец Брайен оторвался от Донни и подошел к постели. Равена поднесла свечу поближе.
Вид у Сабрины был безмятежный, как у сказочной Спящей Красавицы. Темные волосы разметались по подушке; спала она, положив руку под щеку. При взгляде на дочь у Брайена ком в горле встал.
– Такая же красавица, как и ты, – с чувством сказал он. – Таких слов от меня никакая другая женщина не слышала. – Он привлек к себе Равену. – Не могу выразить, до чего я люблю вас обеих.
– Да и не надо. Это чувство мне слишком хорошо известно.
– Я вернусь, родная, – прошептал Брайен и, поцеловав кончики собственных пальцев, прижал их ко лбу Сабрины.
Сабрина пошевелилась и пробормотала во сне:
– А почему папа опять уходит?
– О черт! – Брайен отпрянул от кровати. – Мы разбудили ее.
– Да нет, это она во сне, – успокоила его Равена. – Удивительно, что именно сейчас ей такой сон приснился. А может, и не удивительно. Сердцем она знает, что ты здесь. Ладно, пошли, а то еще действительно проснется.
Освещая себе путь, они пошли в комнату графа. Все было как во сне: старые, до боли знакомые спальные покои, массивная дубовая кровать, спинка которой уходит чуть не под теряющийся во мраке высокий, как в соборе, потолок, большой шелковый балдахин. Живо, словно это было только вчера, Брайен вспомнил, как ребенком входил в этот ласковый приют, где отец с матерью делили тогда супружеское ложе.
Я боюсь грозы, мама. Роджер говорит, меня молнией убьет.
Сейчас отец неподвижно лежал на кровати, сложив на груди руки, как покойник. Даже смотреть на него было страшно. Надувная кукла, из которой выкачали воздух.
– О Боже! – прошептал Брайен. – Да я в жизни не узнал бы его, если бы ты не предупредила. Сжалься над нами, Господи, возьми его поскорее к себе.
Равена склонилась над стариком и мягко тронула его за плечо. Он сразу же проснулся, моргая глазами от яркого пламени свечи.
– Что, уже утро, дорогая? Тогда зачем свеча?
– Нет, батюшка, еще не рассвело. К вам пришли, потому и разбудила.
Граф со стоном закатил глаза:
– Черт, этот врач не дает покоя даже ночью. Пусть уходит. Скажи ему, что я умер.
– Вижу, отец, чувства юмора ты не потерял, – ухмыльнулся Брайен.
Граф вздрогнул, с трудом приподнялся на локтях и близоруко прищурился.
– Это ты, Брайен? – просто, будто виделись они только вчера, спросил он.
Нынешней ночью время съежилось и годы превратились в дни.
– Да, отец, это я. – Брайен присел на край кровати. – Не напрягайся, лежи.
– Скажешь тоже, лежи, когда любимый сын к тебе пришел! – Он вытянул костлявую руку и прикоснулся к Брайену. – Да, это и впрямь ты. Живой. Знаешь, я никогда не верил этой болтовне, будто ты сгорел в каком-то там сарае. Чтобы тебя, хитрована, заманили в ловушку какие-то английские придурки-торгаши? Да быть того не может. Ну и как же ты оказался здесь? Амнистия вышла?
– Неужели тебе хоть на минуту пришло в голову, что мой брат это допустит? – засмеялся Брайен. – Амнистию паршивой овце в стаде?
– Действительно, дурацкий вопрос. Да Роджер скорее голову тебе оторвет и выставит на всеобщее обозрение, насадив на пику. Он ведь не знает, что ты вернулся?
– Понятия не имеет.
– Между прочим, ты мне все еще не сказал, что привело тебя сюда.
– Помимо всего прочего, желание сказать отцу и матери, что я люблю их, что они в сердце моем и памяти всегда и что в тяжкую минуту от этого присутствия становится легче.
– Рад слышать это, сынок. Ну а что еще?
– А еще я приехал за своей любимой женой и дочерью.
Старик снова вздрогнул и слабо ударил в ладоши:
– Видит Бог, я никогда не сомневался, что Сабрина – твой ребенок. В ней так много твоего, хотя чего именно, сказать затрудняюсь. Просто в ней я вижу тебя. Точно так же как некогда видел себя в тебе, и это согревало мое сердце.
– Глазам своим не верю! – негромко проговорила Равена. – Да он уж сколько недель не был в таком ясном уме! И силы откуда-то взялись.
Эти слова не предназначались для ушей больного, но слух у него был острый.
– Ха! Разве не говорил я тебе, девочка, что Бог щедро одаряет тех, кого готов призвать к себе? Так умирать легче. – Граф лукаво взглянул на сына. – Но ведь и это еще не все, верно, Брайен? В Ирландию тебя привело и что-то другое, не только сыновняя, да мужняя, да отцовская любовь?
– Ты прав. Я вернулся заплатить свой долг родине. Слишком много времени я просто баклуши бил. Свобода Ирландии!
Почти прозрачная ладонь слабо легла на его руку, и в этом прикосновении сосредоточились великая человечность и великая любовь – любовь и человечность, разлитые во всем мире.
– Благодарение Богу, ты вернулся домой. Домой.
– Брайену надо еще повидаться с матерью, батюшка, – сказала Равена. – Скоро рассветет, и Роджер может вернуться с минуты на минуту. А вы засыпайте.
– Да-да. – Все еще не отнимая руки у сына, граф закрыл глаза. На губах у него заиграла ангельская улыбка. Ровно дыша, он заснул.
Брайен высвободился и вновь сложил отцу руки на груди.
Равена думала, что, увидев сына, которого больше четверти века считала мертвым, Тереза О’Нил закатит настоящую истерику. Да и Брайен ожидал того же. Тем больше было их удивление, когда выяснилось, что слабая, больная, вечно склонная к ипохондрии женщина наделена, оказывается, крепким духом.
Разумеется, она расплакалась и принялась гладить сына по лицу, пока он наконец не взмолился:
– Ма, ты же мне всю кожу сдерешь.
– Сынок, милый, ну как ты мог, ведь мы сколько уж лет тебя оплакиваем.
– У меня не было выбора, мама. Меня чуть ли не с овчарками искали и здесь, в Ирландии, и в Штатах. Я – гнилое яблоко, как любил говорить мой брат Роджер.
– Роджер! Роджер! – в отчаянии всплеснула руками Тереза. – О Господи! А ну как он застанет тебя здесь?
– Получит щелчок по носу.
– Как ты можешь так шутить? Да стоит ему только пронюхать, что ты дома, как тебя по рукам-ногам свяжут и в темницу швырнут.
– Вот уж чего бы мне меньше всего хотелось – так это быть связанным. Но не волнуйся, ма. Ухожу. Скоро увидимся, – сказал он, обнимая ее на прощание.
– Не надо рисковать, Брайен. Лучше мне вовсе не видеть тебя, чем увидеть мертвым.
– В следующий раз я буду здесь с благословения королевы Виктории. Меня оправдают.
– Ты действительно веришь в это, Брайен? – спросила Равена, прощаясь с ним у заднего хода.
– Как в то, что вижу тебя сейчас. Такой день придет, это я тебе точно говорю. Быть может, я и не доживу до него, но когда-нибудь Ирландия будет свободной.
Они обнялись и расцеловались. В этом поцелуе не было жаркой страсти – были горечь, и нежность, и тоскливая сладость.
– Любовь моя, – прошептал Брайен.
– Счастье мое. – Равена поцеловала его в шею.
Она долго еще стояла на пороге полуоткрытой двери, глядя, как Брайен широко шагает в сторону садовой аллеи, где была привязана его лошадь. Но вот он исчез в тени деревьев, и она услышала удаляющийся топот копыт. Равена закрыла дверь и вернулась в дом.
Она поднималась по лестнице, ведущей в большую залу, когда через парадный вход в дом ввалился Роджер. Сапоги его были забрызганы грязью, брюки и рубаха измяты, а левый рукав разорван. Полковничью шляпу с плюмажем Роджер держал под мышкой.
– Что это ты делаешь здесь в такую рань? – резко бросил он.
– Топот копыт почудился, – быстро нашлась Равена, – и я испугалась. Подумала, а вдруг это кто-нибудь из этих бандитов.
– И я, когда подъезжал к дому, тоже что-то в этом роде слышал, – нахмурился Роджер.
– Должно быть, ты спугнул его.
Роджер отстегнул портупею и бросил ее вместе с саблей в ножнах и шляпой на мраморный столик подле двери.
– Мне это не нравится, Равена. Возможно, они выбрали наш дом в качестве ближайшей мишени. Ведь для этих трусливых ублюдков мое имя – что красная тряпка для быка. Надо, чтобы замок охраняли, пока меня здесь не будет.
– Думаешь? А куда это ты собрался, и надолго ли?
– Разведка доносит, что на юге, в графствах Корк, Лимерик и Керри, что-то затевается. Я со своим полком иду на подмогу местному гарнизону. А флот ее величества посылает на усиление береговой охраны еще два военных корабля.
– Браво! Даже Брайен лучше бы не сказал!
– Ага, – подмигнул ей граф, – вот кровь и сказывается. Да у тебя, девочка моя, при одном только слове «свобода» глаза разгораются. Нет, твой дом здесь, в Ирландии. И сердце твое в Ирландии, и навсегда останется здесь.
– Мама! – раздался крик с порога.
Сабрина влетела в комнату и бросилась к Равене. Мать и дочь обнялись, расцеловались и буквально пустились в пляс, опрокидывая мебель.
– Какой чудесный сюрприз! – воскликнула девушка. – Нынче у нас будет самое веселое Рождество в моей жизни. Мы снова вместе! Плакать готова от счастья!
Равена слегка отстранилась и оглядела дочь с головы до ног:
– Глазам не верю! Ты так выросла за последний год, почти со мной сравнялась.
Сабрина выпрямилась и выпятила грудь.
– Да, я уже взрослая, и не только в смысле роста.
– Вижу, вижу. – Равена склонила голову набок и высоко подняла брови.
Леди Тайрон явно была шокирована.
– Сабрина! Пятнадцатилетней девушке не пристало так говорить!
– Право, бабушка, – засмеялась Сабрина, – с тех пор как ты была молодой, многое изменилось. Я и о сексе уже кое-что знаю.
Ее сиятельство едва не упала в обморок.
– Прошу тебя, дитя мое, пощади старуху. Я в жизни таких слов не произносила.
Граф не сводил любящих глаз с матери и дочери.
– Поразительно, до чего вы похожи друг на дружку. Прямо родные сестры.
– Мне лестно это слышать, батюшка, – засмеялась Равена, – а вот этой юной нимфе вряд ли.
– Вовсе нет, мне хотелось бы иметь такую сестру. – Сабрина прижалась к ней.
– Но тогда ты лишилась бы матери.
– Только вернулась – и сразу заговорила как истая ирландка, – наполовину в шутку, наполовину всерьез, – заметил граф. – Все, теперь ты на крючке, никуда тебе не деться.
– Знаешь, чего мне сейчас хочется, дорогая? – повернулась Равена к дочери. – Сменить одежду да покататься. Как у вас, батюшка, с конюшней? По-прежнему держите?
– И еще как! – не дала деду ответить Сабрина. – Мой любимец – Шемрок. Цвет у него, как у черного дрозда. На что хочешь спорю, он тебе понравится. Таких чалых свет не видывал. Огонь!
– В твоем возрасте у меня тоже был чалый.
– Я знаю. Апач.
– Как там у нас Донни?
– Стареет, а так все в порядке. Знаешь, как он любит Шемрока? Даже спит с ним в стойле.
– Собака-путешественница, – задумчиво промолвила Равена. Ей вспомнился крохотный щенок, которого они с Брайеном подарили дочери на Мауи. Равена потрепала ее по щеке. – Помнишь, как он любил спать у тебя под кроватью, когда ты была маленькой?
– Разве такое забудешь? Ладно, мама, пошли. Переодевайся, да поживее.
Амазонка Сабрины была цвета морской волны, под стать попоне Шемрока. Костюм плотно облегал ее юную фигурку и оставлял на всеобщее обозрение куда больше, чем обычное платье.
– Удивительно, как это дед с бабкой позволяют тебе разъезжать в таком виде, – заметила Равена.
– О, понадобилась масса усилий, чтобы приучить их к этому. Сначала бабушка настаивала, чтобы я ездила в дамском седле, в юбке до полу и в турнюре.
– Господи, до чего же я ненавидела в свое время эти причиндалы – кринолин, корсет и тому подобное. И знаешь, что я делала? Как только отъезжала от дома на достаточное расстояние, чтобы никто не видел, сбрасывала юбку и надевала брюки – у брата потихоньку таскала.
Сабрина так и покатилась со смеху.
– Ну и мне на первых порах приходилось делать то же самое, только брюк не было.
– Что, так в панталонах и ездила?
– А ты-то как догадалась?
Равена захихикала, вновь чувствуя себя молодой, словно она и впрямь сестра Сабрины и делится с ней девичьими секретами.
– Мне ведь тоже когда-то было пятнадцать, малышка. К тому же не зря говорят: яблоко от яблони недалеко падает. Мы с тобой два сапога пара.
Интересно, подумала Равена, а мальчик у Сабрины есть?
– Друзьями здесь обзавелась?
– Да есть кое-кто. Сисси и Луиза Кавендиш. И еще Гленн Блейк.
– Тогда его отец – сэр Гордон Блейк, пари держать готова. Мы с ним в детстве дружили.
– Знаю. Гленн говорит, что его отец здорово ухлестывал за тобой.
– А Гленн за тобой? – прищурилась Равена.
– Совсем голову потерял бедняга, – покраснела Сабрина. – Но я его просто жалею.
– Понятно, понятно, всего лишь жалеешь.
Да она же без ума от него!
– Знаешь, кого он мне напоминает? – застенчиво, но явно выдавая себя, спросила Сабрина. – Отца – я хочу сказать, настоящего моего отца.
– Ах вот как?
Святый Боже, сохрани нас и помилуй! Мальчишка вроде Брайена! И она разъезжает с этим мальчишкой по полям в исподнем! О Господи, наши грехи и в детях нас преследуют!
Из конюшни вылетел Донни и принялся приплясывать вокруг Равены, облизывая ее с головы до ног и поскуливая от восторга.
– Видишь, он совсем не забыл тебя.
– Толстеет. Перекармливаешь его, наверное.
– Да он у Шемрока овес ест.
Баттонз, некогда мальчишка-конюх, превратился в пожилого грума. Его рыжие кудрявые волосы изрядно поредели, но хитроватый взгляд юного эльфа остался при нем.
– Какая радость снова видеть вас, леди Равена, – заговорил он. – Ох, извините, мадам. МиссисО’Нил, я хотел сказать. Просто почудилось, будто мы с вами только вчера расстались.
– Много прошло этих «вчера», Баттонз. Или прикажешь называть тебя мистеромМакклином?
– Для вас я всегда Баттонз.
– Ну да, а Ирландия – всегда Ирландия. С ее изумрудно-зеленым, небесно-голубым, душистым, как трава, соленым, как морская вода, воздухом. Таким больше нигде на свете не подышишь.
Даже в Мауи, где Равене жилось лучше всего – после Ирландии.
Не по себе ей было, из головы не шли слова, сказанные Эдвардом О’Нилом: Сердце твое в Ирландии, и навсегда останется здесь.
Пять месяцев пролетели как один день. У них с Роджером восстановились те же самые платонические отношения, что поддерживались все годы после возвращения в Ричмонд. Лишь однажды за все это время они вышли за пределы простого обмена случайными репликами. Спор зашел об английской политике в Ирландии.
– Ведь даже премьер-министр ее величества выступает за самоуправление, – заметила Равена.
– Гладстон – болван!
– Английский народ думает иначе. В этом году Гладстон был переизбран на свой пост.
– Они с этим сукиным сыном Парнеллом оба изменники!
– Высокого же ты мнения о члене английского парламента, – саркастически бросила Равена.
Как-то раз Роджера не было дома несколько недель подряд, во главе полка королевских драгун он отправился «охотиться на крыс» – фениев и подпольщиков из Ирландского республиканского братства.
Вернулся он в необыкновенно приподнятом настроении, его одежда была сплошь запятнана засохшей кровью.
– Это кровь врага, – торжествующе возгласил Роджер. – Ни за что не дам стирать этот мундир, пусть таким и останется.
И он действительно настоял на своем. Окровавленный мундир стал для него боевым трофеем наподобие рогов убитого оленя, которые охотники так любят развешивать на стенах своих библиотек или кабинетов.
В конце мая Равена решилась:
– Довольно плевать в потолок. В Ричмонде полно дел. Пора собираться, Сабрина.
– Я не хочу уезжать, – заупрямилась та. – Ну пожалуйста, мама. Давай хоть дедушке дадим спокойно умереть. Врачи говорят, он и до конца лета не протянет.
– То же самое они говорили год назад, – угрюмо возразила Равена.
– Но на сей раз они правы, – вмешался Роджер. – Жестоко в такой момент оставлять его одного.
– Какая трогательная забота. Но только оба мы прекрасно понимаем, что, когда его не станет, предлогом будет здоровье твоей матери.
– Вот что я тебе предлагаю, – прервал ее Роджер. – Как только отец умрет, ты отправишься в Штаты, и мама поедет с тобой.
– Что? Твоя мать согласится уехать из Ирландии?
– Да, ей и так уже невмоготу от всего этого кровопролития и насилия. Она только рада будет возможности уехать отсюда. Особенно с Сабриной. Я не шучу. Не пройдет и полугода, как этот проклятый остров взлетит на воздух, словно бочка с порохом.
– Что ж, будь по-твоему. Мы с Сабриной не уедем до тех самых пор, пока… даже выговорить не могу. Получается, будто мы желаем ему смерти.
В ту ночь Равена никак не могла уснуть. Мысли метались как белка в колесе. Она раздраженно вскочила и вышла на балкон. Ночь была великолепна. Светила полная луна – сияющий золотистый диск, цепляющийся, казалось, прямо за верхушки деревьев. Но даже и ее свет не затмевал ярко горящих звезд. Равена отыскала алмазный пояс Ориона; Венеру, которая отсюда сама казалась маленькой луной; ковш Большой Медведицы; Кассиопею, раскачивающуюся в своем звездном кресле.
Равена вздрогнула. Сердце у нее внезапно забилось. Ощущая за спиной чье-то присутствие, она резко обернулась. Никого. Вспомнилось детство, когда в темных углах спальни ей мерещились домовые, а покачивающиеся тени стульев и туалетного столика принимали форму диких зверей, алчущих добычи. И, как и тогда, даже кусты и деревья в саду ожили, угрожающе надвигаясь на дом. Равена в страхе вернулась в спальню и плотно закрыла за собой высокую застекленную дверь, чтобы хоть так отгородиться от ночи.
Сердце никак не унималось, и Равена вновь улеглась на кровать, закутавшись с головой в одеяло. «Не иначе как в детство впадаю», – подумала она.
Страх не отпускал – наоборот, становился все сильнее. Ей ясно слышался скрип открывающейся балконной двери. К постели приближались чьи-то шаги. Равена замерла, ощущая себя совсем маленькой и беспомощной. Вот уже совсем рядом, у самой кровати. О Боже! Ее зовут по имени!
– Равена? – прошелестело в воздухе.
Оставалось лишь открыть глаза. Равена медленно-медленно потянула вниз простыню и осторожно выглянула наружу. Оно стояло, склонившись над нею, – нечто, лишенное лица и тела.
Чиркнула спичка – словно пушечный выстрел прогрохотал, и крохотный язычок пламени, казалось, разорвал тьму, ярко осветив все вокруг себя.
Нет, это не зверь, это мужчина! Он зажег ночник, и свет упал ему на лицо.
Нет, не мужчина – призрак! Призрак Брайена О’Нила. Страх куда-то разом испарился и сменился необыкновенным возбуждением. Сколько же раз одинокими ночами взывала она к Богу:
О Боже Всемогущий, верни его мне, хоть дух его верни. Пусть себе будет лишь призрак, все равно, даже в бестелесном его присутствии мне будет хорошо и покойно.
Равена села в кровати, обволакивая его любящим взглядом.
– О Брайен, вот ты и вернулся ко мне, – прошептала она.
– Да, девочка, а ты вроде ничуть и не удивлена.
– Конечно, нет, это ведь Бог услышал мои ночные молитвы. Я же всегда знала, любимый, что твой дух никогда меня не оставит.
– Не только дух, но и тело. – Он присел на край кровати и потянулся к ней. Равена стиснула зубы, ожидая ледяного дуновения могильного воздуха.
Не может быть! Пальцы, прикасающиеся к ее щеке, были теплыми. Это живая кровь и плоть. Она положила руку ему на плечо. Сильное, крепкое, что твой сук на дубе.
– Чудо! – выдохнула Равена. – Либо сон.
– Ну уж никак не сон, в этом я тебе ручаюсь. Что касается чуда, то это с какой стороны посмотреть. И уж точно не призрак. По твоему славному личику вижу, что ты все еще мне не веришь. Что ж, придется доказать.
Он заключил ее в объятия и крепко прижался к губам. Равена совсем растерялась. Алиса в Зазеркалье.
Но тело смеялось над сознанием. Он стягивал с нее рубашку. Руки его легли ей на грудь. Внутри все так и запылало. Она помогла ему снять рубашку и поспешно принялась расстегивать брюки, лаская его как безумная. Вот тутуж все вполне реально!
Быть иль не быть!
К черту!
Он погрузился в ее жадно открывшиеся чресла так же легко, как ключ входит в скважину замка. Они превратились в единое целое.
Кровь побежала по жилам. В ушах возник страшный шум. Мир исчез.
– Вот я и дома, – прошептала Равена.
В этот миг они были звездами, встретившимися во Вселенной.
– Роджер говорил, ты умер, – прошептала потом Равена, свернувшись калачиком в его объятиях.
– Роджер – отъявленный лжец, и ты знаешь это не хуже меня. Так почему же ты вернулась с ним в Ричмонд?
– Потому что я ему все-таки поверила. И потом, надо было подумать о Сабрине. Роджер убедил меня, что она должна получить образование в Штатах. Что нельзя лишать ее преимуществ, которые дает положение и имя. Ну и наконец, отец с матерью. Мне казалось, да и сейчас кажется, что ребенку нужна любовь деда с бабушкой. И я не ошиблась. Точно так же как не ошиблась, позволив ей отправиться в Ирландию к твоим родителям.
– Понятно.
– Ну а ты? Мог хотя бы дать нам знать о себе. Мол, жив-здоров. Бесчувственный ты тип, Брайен О’Нил.
– Честное слово, я прилежно писал три года подряд, полагая, что вы читаете эти письма на Мауи. И только потом до меня окольными путями дошло, что ты продала плантацию и вернулась в Штаты. Но мне и в голову не могло прийти, что ты снова живешь с таким человеком, как мой братец.
– А я и не жила с ним. Мы просто пребывали под одной крышей, делая вид, что составляем единую семью, – ради Сабрины. Между прочим, Роджер всегда о ней очень заботился, и она его по-настоящему полюбила.
– Вот сукин сын! – Брайен изо всех сил впечатал кулак в перину. – Ведет себя, словно он и есть настоящий отец. Отец моей дочери!
– Так было лучше, Брайен. Можешь представить себе, как бы люди относились к девочке, если бы знали, что она незаконнорожденная. И не надо так смотреть на меня. Ведь это правда. Сабрина рождена вне брака. Ты что, хотел, чтобы этот факт был зарегистрирован официально?
– Лично мне на все это наплевать! Слова, которые произносит священник, венчая мужчину и женщину, ничего мне не говорят, да и Богу тоже, если только Он существует.
– Стало быть, и ты немного смягчился? Ведь было время, ты Ему даже такой форы не давал.
– Бог – это просто наименование высшей бессмертной силы, разлитой во Вселенной. В такую силу я верю, но не в личность в белых одеждах и с вощеной дощечкой под мышкой.
– Ладно, что сделано, то сделано, и я ничуть об этом не жалею. В конце концов, именно в результате всего этого мы снова вместе, разве нет?
– Что ж, может быть, ты и права. – Брайен поцеловал ее. – А теперь я хотел бы повидаться со своей дочерью.
– Совсем спятил? Она же еще ребенок и непременно все всем разболтает. А уж Роджеру-то точно станет известно, что ты здесь. Не далее чем к утру окажешься в камере. Да, а как ты вообще-то в Ирландию попал? Ведь твое имя все еще в черном списке. Правда, там имеется пометка: «умер», но если возникнет хоть тень подозрения, что ты жив, охота начнется заново.
– И опять ты права. Как обычно, впрочем.
– Да, как обычно. А теперь скажи все же, что ты здесь делаешь.
Брайен по возможности сжато обрисовал ей положение.
– Так, еще хуже, чем я думала, – печально произнесла Равена. – Это же надо, возглавить военный отряд против англичан. Да вы на верную смерть идете, вас просто раздавят. Подумай, сколько людей у них и сколько у тебя.
– Это верно, их гораздо больше, но мы ведь не собираемся лезть в пасть британскому льву. Мы кольнем его в нос, дадим пинка под зад – и назад, к себе в берлогу. Как в воздухе растворимся.
– Тебе надо уйти отсюда еще до рассвета.
– Где Роджер?
– Патрулирует местность, таких, как ты, разыскивает. Вернется к восьми утра.
– Тогда у меня есть время заглянуть к матери и отцу. Я слышал, старик хворает?
– Он умирает, Брайен. Да, конечно, ты должен к ним зайти, хоть это и рискованно. Нельзя не повидаться с родителями, особенно с отцом. Пошли, только потише. Как бы не разбудить ребенка.
– Нашего ребенка. – Брайен напоследок притянул к себе Равену.
Они оделись, вышли из спальни и двинулись по длинному, тускло освещенному коридору.
– Хоть посмотреть-то на нее можно?
– Пожалуй. Спит Сабрина довольно крепко. Идем.
Равена взяла Брайена за руку и, повернув налево, повела в западное крыло замка. Комната Сабрины была в самом конце коридора. Равена приложила палец к губам и неслышно отворила дверь. Они на цыпочках вошли в темную комнату. Из-под кровати донеслось приглушенное ворчание. Брайен чиркнул спичкой, и колеблющийся кружок пламени высветил собаку, подползающую к ним с обнаженными клыками.
– Не волнуйся, малыш, все свои, – успокоила пса Равена. – Ты ведь помнишь Брайена?
Брайен зажег свечу на туалетном столике и опустился на колени.
– Гром и молния, да это же Донни! И по-прежнему наш храбрый защитник.
– Он ни на шаг не отходит от Сабрины с тех самых пор, как ты принес его домой на Мауи. Правда, сейчас завел привычку уходить к Шемроку, это Сабринина лошадь.
Брайен наклонился еще ниже, и уши у собаки встали торчком, а хвост принялся бешено вращаться. С радостным лаем Донни бросился Брайену на грудь. Его длинный розовый язык трепетал, как флаг на ветру.
– Ш-ш-ш. – Брайен приложил палец к губам и нежно погладил вставшую дыбом собачью шерсть. Прижимая Донни к груди, почесывая ему за ухом, он говорил что-то по-гэльски, и слова эти, похоже, ласкали чуткое ухо собаки. Наконец Брайен оторвался от Донни и подошел к постели. Равена поднесла свечу поближе.
Вид у Сабрины был безмятежный, как у сказочной Спящей Красавицы. Темные волосы разметались по подушке; спала она, положив руку под щеку. При взгляде на дочь у Брайена ком в горле встал.
– Такая же красавица, как и ты, – с чувством сказал он. – Таких слов от меня никакая другая женщина не слышала. – Он привлек к себе Равену. – Не могу выразить, до чего я люблю вас обеих.
– Да и не надо. Это чувство мне слишком хорошо известно.
– Я вернусь, родная, – прошептал Брайен и, поцеловав кончики собственных пальцев, прижал их ко лбу Сабрины.
Сабрина пошевелилась и пробормотала во сне:
– А почему папа опять уходит?
– О черт! – Брайен отпрянул от кровати. – Мы разбудили ее.
– Да нет, это она во сне, – успокоила его Равена. – Удивительно, что именно сейчас ей такой сон приснился. А может, и не удивительно. Сердцем она знает, что ты здесь. Ладно, пошли, а то еще действительно проснется.
Освещая себе путь, они пошли в комнату графа. Все было как во сне: старые, до боли знакомые спальные покои, массивная дубовая кровать, спинка которой уходит чуть не под теряющийся во мраке высокий, как в соборе, потолок, большой шелковый балдахин. Живо, словно это было только вчера, Брайен вспомнил, как ребенком входил в этот ласковый приют, где отец с матерью делили тогда супружеское ложе.
Я боюсь грозы, мама. Роджер говорит, меня молнией убьет.
Сейчас отец неподвижно лежал на кровати, сложив на груди руки, как покойник. Даже смотреть на него было страшно. Надувная кукла, из которой выкачали воздух.
– О Боже! – прошептал Брайен. – Да я в жизни не узнал бы его, если бы ты не предупредила. Сжалься над нами, Господи, возьми его поскорее к себе.
Равена склонилась над стариком и мягко тронула его за плечо. Он сразу же проснулся, моргая глазами от яркого пламени свечи.
– Что, уже утро, дорогая? Тогда зачем свеча?
– Нет, батюшка, еще не рассвело. К вам пришли, потому и разбудила.
Граф со стоном закатил глаза:
– Черт, этот врач не дает покоя даже ночью. Пусть уходит. Скажи ему, что я умер.
– Вижу, отец, чувства юмора ты не потерял, – ухмыльнулся Брайен.
Граф вздрогнул, с трудом приподнялся на локтях и близоруко прищурился.
– Это ты, Брайен? – просто, будто виделись они только вчера, спросил он.
Нынешней ночью время съежилось и годы превратились в дни.
– Да, отец, это я. – Брайен присел на край кровати. – Не напрягайся, лежи.
– Скажешь тоже, лежи, когда любимый сын к тебе пришел! – Он вытянул костлявую руку и прикоснулся к Брайену. – Да, это и впрямь ты. Живой. Знаешь, я никогда не верил этой болтовне, будто ты сгорел в каком-то там сарае. Чтобы тебя, хитрована, заманили в ловушку какие-то английские придурки-торгаши? Да быть того не может. Ну и как же ты оказался здесь? Амнистия вышла?
– Неужели тебе хоть на минуту пришло в голову, что мой брат это допустит? – засмеялся Брайен. – Амнистию паршивой овце в стаде?
– Действительно, дурацкий вопрос. Да Роджер скорее голову тебе оторвет и выставит на всеобщее обозрение, насадив на пику. Он ведь не знает, что ты вернулся?
– Понятия не имеет.
– Между прочим, ты мне все еще не сказал, что привело тебя сюда.
– Помимо всего прочего, желание сказать отцу и матери, что я люблю их, что они в сердце моем и памяти всегда и что в тяжкую минуту от этого присутствия становится легче.
– Рад слышать это, сынок. Ну а что еще?
– А еще я приехал за своей любимой женой и дочерью.
Старик снова вздрогнул и слабо ударил в ладоши:
– Видит Бог, я никогда не сомневался, что Сабрина – твой ребенок. В ней так много твоего, хотя чего именно, сказать затрудняюсь. Просто в ней я вижу тебя. Точно так же как некогда видел себя в тебе, и это согревало мое сердце.
– Глазам своим не верю! – негромко проговорила Равена. – Да он уж сколько недель не был в таком ясном уме! И силы откуда-то взялись.
Эти слова не предназначались для ушей больного, но слух у него был острый.
– Ха! Разве не говорил я тебе, девочка, что Бог щедро одаряет тех, кого готов призвать к себе? Так умирать легче. – Граф лукаво взглянул на сына. – Но ведь и это еще не все, верно, Брайен? В Ирландию тебя привело и что-то другое, не только сыновняя, да мужняя, да отцовская любовь?
– Ты прав. Я вернулся заплатить свой долг родине. Слишком много времени я просто баклуши бил. Свобода Ирландии!
Почти прозрачная ладонь слабо легла на его руку, и в этом прикосновении сосредоточились великая человечность и великая любовь – любовь и человечность, разлитые во всем мире.
– Благодарение Богу, ты вернулся домой. Домой.
– Брайену надо еще повидаться с матерью, батюшка, – сказала Равена. – Скоро рассветет, и Роджер может вернуться с минуты на минуту. А вы засыпайте.
– Да-да. – Все еще не отнимая руки у сына, граф закрыл глаза. На губах у него заиграла ангельская улыбка. Ровно дыша, он заснул.
Брайен высвободился и вновь сложил отцу руки на груди.
Равена думала, что, увидев сына, которого больше четверти века считала мертвым, Тереза О’Нил закатит настоящую истерику. Да и Брайен ожидал того же. Тем больше было их удивление, когда выяснилось, что слабая, больная, вечно склонная к ипохондрии женщина наделена, оказывается, крепким духом.
Разумеется, она расплакалась и принялась гладить сына по лицу, пока он наконец не взмолился:
– Ма, ты же мне всю кожу сдерешь.
– Сынок, милый, ну как ты мог, ведь мы сколько уж лет тебя оплакиваем.
– У меня не было выбора, мама. Меня чуть ли не с овчарками искали и здесь, в Ирландии, и в Штатах. Я – гнилое яблоко, как любил говорить мой брат Роджер.
– Роджер! Роджер! – в отчаянии всплеснула руками Тереза. – О Господи! А ну как он застанет тебя здесь?
– Получит щелчок по носу.
– Как ты можешь так шутить? Да стоит ему только пронюхать, что ты дома, как тебя по рукам-ногам свяжут и в темницу швырнут.
– Вот уж чего бы мне меньше всего хотелось – так это быть связанным. Но не волнуйся, ма. Ухожу. Скоро увидимся, – сказал он, обнимая ее на прощание.
– Не надо рисковать, Брайен. Лучше мне вовсе не видеть тебя, чем увидеть мертвым.
– В следующий раз я буду здесь с благословения королевы Виктории. Меня оправдают.
– Ты действительно веришь в это, Брайен? – спросила Равена, прощаясь с ним у заднего хода.
– Как в то, что вижу тебя сейчас. Такой день придет, это я тебе точно говорю. Быть может, я и не доживу до него, но когда-нибудь Ирландия будет свободной.
Они обнялись и расцеловались. В этом поцелуе не было жаркой страсти – были горечь, и нежность, и тоскливая сладость.
– Любовь моя, – прошептал Брайен.
– Счастье мое. – Равена поцеловала его в шею.
Она долго еще стояла на пороге полуоткрытой двери, глядя, как Брайен широко шагает в сторону садовой аллеи, где была привязана его лошадь. Но вот он исчез в тени деревьев, и она услышала удаляющийся топот копыт. Равена закрыла дверь и вернулась в дом.
Она поднималась по лестнице, ведущей в большую залу, когда через парадный вход в дом ввалился Роджер. Сапоги его были забрызганы грязью, брюки и рубаха измяты, а левый рукав разорван. Полковничью шляпу с плюмажем Роджер держал под мышкой.
– Что это ты делаешь здесь в такую рань? – резко бросил он.
– Топот копыт почудился, – быстро нашлась Равена, – и я испугалась. Подумала, а вдруг это кто-нибудь из этих бандитов.
– И я, когда подъезжал к дому, тоже что-то в этом роде слышал, – нахмурился Роджер.
– Должно быть, ты спугнул его.
Роджер отстегнул портупею и бросил ее вместе с саблей в ножнах и шляпой на мраморный столик подле двери.
– Мне это не нравится, Равена. Возможно, они выбрали наш дом в качестве ближайшей мишени. Ведь для этих трусливых ублюдков мое имя – что красная тряпка для быка. Надо, чтобы замок охраняли, пока меня здесь не будет.
– Думаешь? А куда это ты собрался, и надолго ли?
– Разведка доносит, что на юге, в графствах Корк, Лимерик и Керри, что-то затевается. Я со своим полком иду на подмогу местному гарнизону. А флот ее величества посылает на усиление береговой охраны еще два военных корабля.