Страница:
Внезапно ощутив на себе его внимательный взгляд, Зоя зашевелилась и тут же пожалела об этом: жесткие волосы на его груди укололи ей щеку и защекотали нос. Она чихнула, при этом так сильно, что дернулась всем телом. И две мысли словно молнии пронзили ее мозг.
Ей нравится, когда волосы Джона отливают серебром.
И нечто твердое, вдавившееся ей в бедро, вовсе не пряжка от ремня.
Зоя попыталась выбраться из его рук, но добилась лишь того, что давление на бедро усилилось. Она замерла, не представляя, что предпринять дальше, но зная, что нужно всеми силами противостоять чарам Джона.
Она не поддастся тем ощущениям, которые вызывает в ней его близость. Она не позволит этому томному взгляду, этим упругим чувственным губам управлять собой. «Боже, спаси меня», — взмолилась она. Этот мужчина не потерял для нее своей притягательности. Ее тянет к нему даже сильнее, чем прежде. Зоя вздрогнула, когда в его глазах промелькнул огонек и на щеке появилась складка, очень напоминавшая ямочку. Все обстоит гораздо хуже, чем она считала. Никогда в жизни Джонатан не смотрел на нее так, как сейчас.
Ее не просто тянет к нему, она уже не в силах сопротивляться этому влечению. И с каждой минутой он становится все опаснее. Она разожгла в себе праведный гнев, что помогло ей собраться с мыслями. Ее муженьку не удастся заманить ее в свои сети. «Вернее, ему не удастся еще больше опутать меня», — сокрушенно подумала она.
— Достаточно. Отпусти меня, Джонатан.
Темные брови поползли вверх.
— Кто такой Джонатан?
— Немедленно, Джонатан!
Зоя уперлась ладонями ему в грудь. Его руки внезапно разжались, и она свалилась на пол.
— До чего ж ты упряма, женщина, — рассердился он. — С твоей любовью к полетам ты скоро превратишься в мешок с костями.
— О чем ты говоришь?
Зоя отползла в сторону и привалилась спиной к койке. Ее терпения не хватит на то, чтобы слушать всякую чепуху.
— О том, как тебе нравится летать по воздуху и приземляться на твердые поверхности вроде пола моей каюты… или палубы. — Он прищурил левый глаз. — Кстати, как у тебя это получилось?
— Что?
— Залететь на палубу. Секунду назад палуба была пуста — и вдруг там оказалась ты. Во всяком случае, все выглядело именно так. — Он щелкнул пальцами. — Прямо у меня на глазах. Если бы я ничего не видел, то в жизни бы не поверил подобным россказням.
Зоя откинула голову — от боли у нее пульсировало в висках — на матрац.
— Сдавайся, Джон. У меня нет настроения продолжать этот спектакль.
— Спектакль или колдовство? — Его голос зазвучал глуше, в нем слышалась насмешка. — Явись ты так пару веков назад, тебя сочли бы ведьмой и бросили бы за борт.
Невероятно, но в его глазах светилось лукавство. Проклятье, до чего же мучительно сознавать, что она не в состоянии противостоять той силе, которая влечет ее к нему.
— Ты же знаешь, что я очень терпелива, Джон. Но в последнее время мой характер изменился, иногда я становлюсь неуправляемой. Особенно в тех случаях, когда меня вынуждают участвовать в дурацких играх, вроде этой. — Муж всего лишь приподнял одну бровь — ну прямо-таки сама невинность. Но ему не одурачить ее. Ни за что! — Джонатан, прошу в последний раз, — медленно проговорила Зоя. — Я не вернусь домой. Я не стану продолжать играть роль преданной жены. Сокровища Черного Джека мне совершенно безразличны, и я требую, чтобы ты немедленно выпустил меня.
Вот так. Это послужит ему уроком. Господи, ей претит подобная прямолинейность, но он должен посмотреть фактам в лицо. То, что он похитил ее, и так плохой признак, но если он считает, что этим может удержать ее, значит, у него поехала крыша. Ей же надо успеть на самолет…
— Черт!
— Любимое словечко?
— Проклятье, Джон, из-за тебя я не улетела. — Она сердито посмотрела на него. На его лице играла самодовольная улыбка.
— Еще один полет? И куда же на этот раз? — поинтересовался он, притворившись, будто забыл.
Наверняка забыл, потому что так ему удобнее.
— В Штаты. В Соединенные Штаты Америки, к твоему сведению. Я еду домой, Джон.
Его губы растянулись в широкой улыбке, обнажив белоснежные зубы.
— Твои руки не устали?
— От чего?
— Как, от того, что тебе приходится махать ими. — Его издевки стали действовать ей на нервы. — Или ты просто скользишь по воздуху?
Зоя бросила на него взгляд, который, как она надеялась, прикончит его, и скрипнула зубами. Его сарказм всегда доводил ее до белого каления.
— Хватит с меня этих бредней, я сыта по горло и тобой, и твоей Англией. И тебе это известно. Ты понял это давным-давно.
— Разве? — удивился он, проводя руками по темным вьющимся волосам. Он откинулся на спинку кресла и скрестил ноги. — Кто такой Джон? И откуда тебе известно о моих сокровищах? — с деланным спокойствием спросил он.
Она узнала этот тон, и у нее волосы на затылке встали дыбом. Он сказал: «О моих сокровищах».
— Значит, это был лишь предлог. «Иди, посмотри на потайную дверь». — Она заметила, что его глаза потемнели. — Конечно, ты уже давно нашел сокровища. Иначе на что ты мог купить такой корабль? Если только ты не арендовал его у кого-нибудь.
— Арендовал, — нахмурившись, повторил он. — К твоему сведению, он принадлежит мне. Ты не поверишь, сколько на него уходит денег, гораздо больше, чем нужно для того, чтобы оснастить любое другое судно. Так уж получилось, что я собрал кое-какие «сокровища», как ты выразилась. Многие называют подобные вещи «каперством».
Зою словно обдало холодом. Боже мой, он бы никогда не стал пиратствовать! А вдруг? Ее голос дрогнул, несмотря на стремление оставаться спокойной.
— Что именно ты подразумеваешь под «каперством»?
Он наклонился вперед и уперся локтями в мускулистые ноги. На его губах появилась все та же чувственная улыбка. Зоя поспешно отвела взгляд и уставилась в окно, за которым царил кромешный мрак. У него же хватило наглости еще раз усмехнуться.
— Одни назовут это пиратством. А другие, более жестокосердные, — грабежом.
— Так оно и есть. — Она вскочила на ноги. — Хватит с меня этой дешевой пьесы о жуликах времен Регентства. Я уже выросла из того возраста, когда увлекаются приключениями, Джонатан. С меня достаточно.
— Полегче, тигрица.
Зоя не сводила с него обеспокоенного взгляда, пока он скользящим шагом направлялся к ней. Казалось, он сросся с кораблем, в то время как у нее от качки кружилась голова. В тот момент, когда он притянул ее к себе, она поняла, что следовало бы оставаться на полу. Продолжая бороться и с головокружением, и со своим влечением, она прижалась к его груди.
— Знаешь, — проговорил он, — у тебя глаза кошки… нет, колдуньи. Но если ты колдунья, зачем ты пришла ко мне? Чтобы околдовать меня? Чтобы забрать у меня все мое богатство? Ведь я бы и так отдал все, что имею, ради такой женщины, как ты.
Его голос звучал хрипло, что совершенно не вязалось с всегда уравновешенным и невозмутимым Джоном, которого она знала. Наверное, он простудился.
Зоя наслаждалась звуком его голоса и впитывала тепло его тела. Она понимала, что ей опасно находиться рядом с ним, что ей нужно срочно высвободиться из его объятий, наполняющих ее таким восхитительным чувством защищенности, но она так слаба, она должна немного отдохнуть…
— Ты всегда был хитрюгой. — Она вздохнула и еще сильнее прижалась к нему.
— Хитрюгой, согласен, — пробормотал он. — Но не Джоном. И не Джонатаном. — Он поднял ее подбородок и пристально посмотрел в глаза. — Позвольте представиться: капитан Черный Джек Александер, к вашим услугам, мадам. — Он ухмыльнулся, заметив в ее глазах ужас. — Неужели слухи обо мне так страшны?
С какой гордостью он назвал свое имя! Его слова прозвучали естественно, без всякой фальши. Зоя застонала. О Господи! Это уже выше ее сил. Он сошел с ума и уверился, что является Черным Джеком.
Если только он не пошел на хитрость, чтобы вызвать у нее жалость.
— И как же я должна тебя называть — Черным или Джеком? — как ни в чем не бывало осведомилась она.
Смех гулким эхом отозвался в груди Джонатана.
— Дорогая, можешь называть меня, как угодно. — Он слегка толкнул ее, и она упала на матрац. — Конечно, если собираешься часто звать меня и приглашать к себе в постель, — закончил он, наклонившись над ней.
Зоя ошеломленно таращилась на своего мужа, представшего перед ней в новом обличье. Ее взгляд тонул в темной глубине его глаза. Ее всегда восхищали его удивительные глаза, это сочетание темного и светлого. Только вот повязка была абсолютно ни к чему, хотя она подчеркивала бронзовый оттенок его кожи и придавала ему чрезвычайно мужественный вид. Пристально глядя в его единственный глаз, сверкавший как оникс, она почти поверила, что он — Черный Джек.
Почти.
Зоя метнулась на койке, пытаясь нащупать свою сумку. В ту же секунду Джонатан бросился на нее и прижал к матрацу. О, до чего же приятно чувствовать на себе его тело. Какой же он тяжелый. А пахнет от него так, как никогда раньше: чем-то пряным, ветром и морем.
Вот. Зоя наконец нашла свою сумку. Но Джонатан нашел ее рот. Его губы, полные и упругие, прижались к ее губам, они дразнили, ласкали и разжигали желание. Он провел языком по ее губам, потом еще раз. Зоя почувствовала, что между ног у нее увлажнилось, и поняла, что готова принять его в себя.
Его язык неторопливо раздвинул ее губы и, проникнув в рот, принялся нежно играть с ее языком.
Сводя ее с ума от страсти.
Он откинул полы «ветровки» и, сунув руки под «толстовку», накрыл ладонями ее груди. Когда его пальцы коснулись ее набухших сосков, Зою словно опалило жаром. Она выгнулась под ним, желая большего. Требуя большего.
Единственный поцелуй и нежное прикосновение его рук пробудили в Зое эмоции, которых она никогда не испытывала за годы их совместной жизни. Она притянула его к себе и обхватила ногами. Почувствовав, как его восставшая плоть вжимается в ее тело, она застонала — и пришла в себя.
Опять он добился своего. Опять она превратилась в рабыню своей страстной натуры.
Нет, она не собирается тратить попусту еще шестнадцать лет. Она и так слишком долго ждала, когда он изменится, искала любовь, которую он просто не способен дать ей. Она поклялась себе, что начнет новую жизнь, научится любить саму себя и жить для себя. Ей столького удалось добиться, поэтому она не позволит ему разрушить то, что она с таким трудом воздвигла.
Зоя взяла сумку и отстранилась от Джонатана. Он опять попытался завладеть ее губами, но она оттолкнула его свободной рукой.
Удивительно, как быстро изменился его взгляд, туман, окутывавший сознание, мгновенно исчез. Несмотря на то, что его ладони продолжали лежать на ее груди, его глаза выражали лишь легкое замешательство.
— Слезь с меня. Немедленно, Джонатан, или Черный Джек, или как ты там сейчас называешься.
Он не шевельнулся, но на его лице отразился гнев.
— Нет, моя кошечка. У тебя ничего не выйдет: сначала раздразнила меня, пообещала неземное блаженство, а теперь отталкиваешь.
Его пальцы опять начали ласкать ее соски. Она изогнулась, на секунду отдавшись любви и ненависти, полыхавшим в ней. Но в следующее мгновение она подняла руку с газовым баллончиком.
— Оставь меня в покое или, клянусь, я нажму на кнопку. — Рукой, дрожавшей от ярости и желания, она направила баллончик ему в лицо.
Джонатан резко поднял голову, и в его пристальном взгляде явственно читалось беспокойство.
— Что это за оружие?
— Новейшие разработки. Убойная сила больше, чем у дубинки.
Заинтересовавшись, он привстал, сразу же забыв о ее груди.
— Больше, чем дубинки? Но ведь ты не будешь применять это оружие на мне.
— Очень даже буду.
Он потянулся к ней, намереваясь поцеловать. Зоя направила струю из баллончика прямо ему в глаз — и тут же пожалела об этом, так как Джонатан с жутким воплем скатился на пол.
— Чтоб тебе провалиться, женщина! Ты ослепила меня!
Двигаясь на ощупь, он подошел к тазику, стоявшему на комоде, и принялся промывать глаз, не переставая ругать ее на чем свет стоит.
Господи! Она знала, что газ в баллончике нетоксичен, почему же Джонатан ослеп? Зоя замерла, парализованная стыдом. Она не собиралась калечить его, но, проклятье, он сам напросился, когда не сделал то, о чем она просила.
Зоя испуганно вздрогнула, увидев предмет своих размышлений возле койки. Да он сам дьявол — она не слышала его шагов.
Он смотрел на нее прищурившись, и одно выражение на его лице сменялось другим: сначала это был гнев, потом боль, удивление — и желание. Сокрушенная усмешка свидетельствовала о том, что он с трудом сдерживает себя. Когда он наклонился над ней, она вздрогнула, испугавшись, что он продолжит свою любовную игру.
Но его руки всего лишь одернули «толстовку» и застегнули две пуговки у ворота. Внезапно он вздернул бровь и весело улыбнулся.
— В одном мы с вами сошлись во мнении, мадам. — Его голос стал нежным, как бархат, и глубоким, как полночный мрак. — Они действительно являются таковыми.
Произнеся эти загадочные слова, он с достоинством поклонился, пожелал ей приятного отдыха, вышел из каюты и запер за собой дверь.
Зоя несколько минут смотрела ему вслед, размышляя над его заявлением, прежде чем принялась заправлять «толстовку» в джинсы и вспомнила, что именно на ней надето. Тут она сообразила, что он имел в виду, и покраснела несмотря на то, что была в каюте одна.
На красном влажном трикотаже, обтягивавшем ее грудь, было написано название ее любимой футбольной команды:
«ВЕЛИКАНЫ»
ГЛАВА 2
Ей нравится, когда волосы Джона отливают серебром.
И нечто твердое, вдавившееся ей в бедро, вовсе не пряжка от ремня.
Зоя попыталась выбраться из его рук, но добилась лишь того, что давление на бедро усилилось. Она замерла, не представляя, что предпринять дальше, но зная, что нужно всеми силами противостоять чарам Джона.
Она не поддастся тем ощущениям, которые вызывает в ней его близость. Она не позволит этому томному взгляду, этим упругим чувственным губам управлять собой. «Боже, спаси меня», — взмолилась она. Этот мужчина не потерял для нее своей притягательности. Ее тянет к нему даже сильнее, чем прежде. Зоя вздрогнула, когда в его глазах промелькнул огонек и на щеке появилась складка, очень напоминавшая ямочку. Все обстоит гораздо хуже, чем она считала. Никогда в жизни Джонатан не смотрел на нее так, как сейчас.
Ее не просто тянет к нему, она уже не в силах сопротивляться этому влечению. И с каждой минутой он становится все опаснее. Она разожгла в себе праведный гнев, что помогло ей собраться с мыслями. Ее муженьку не удастся заманить ее в свои сети. «Вернее, ему не удастся еще больше опутать меня», — сокрушенно подумала она.
— Достаточно. Отпусти меня, Джонатан.
Темные брови поползли вверх.
— Кто такой Джонатан?
— Немедленно, Джонатан!
Зоя уперлась ладонями ему в грудь. Его руки внезапно разжались, и она свалилась на пол.
— До чего ж ты упряма, женщина, — рассердился он. — С твоей любовью к полетам ты скоро превратишься в мешок с костями.
— О чем ты говоришь?
Зоя отползла в сторону и привалилась спиной к койке. Ее терпения не хватит на то, чтобы слушать всякую чепуху.
— О том, как тебе нравится летать по воздуху и приземляться на твердые поверхности вроде пола моей каюты… или палубы. — Он прищурил левый глаз. — Кстати, как у тебя это получилось?
— Что?
— Залететь на палубу. Секунду назад палуба была пуста — и вдруг там оказалась ты. Во всяком случае, все выглядело именно так. — Он щелкнул пальцами. — Прямо у меня на глазах. Если бы я ничего не видел, то в жизни бы не поверил подобным россказням.
Зоя откинула голову — от боли у нее пульсировало в висках — на матрац.
— Сдавайся, Джон. У меня нет настроения продолжать этот спектакль.
— Спектакль или колдовство? — Его голос зазвучал глуше, в нем слышалась насмешка. — Явись ты так пару веков назад, тебя сочли бы ведьмой и бросили бы за борт.
Невероятно, но в его глазах светилось лукавство. Проклятье, до чего же мучительно сознавать, что она не в состоянии противостоять той силе, которая влечет ее к нему.
— Ты же знаешь, что я очень терпелива, Джон. Но в последнее время мой характер изменился, иногда я становлюсь неуправляемой. Особенно в тех случаях, когда меня вынуждают участвовать в дурацких играх, вроде этой. — Муж всего лишь приподнял одну бровь — ну прямо-таки сама невинность. Но ему не одурачить ее. Ни за что! — Джонатан, прошу в последний раз, — медленно проговорила Зоя. — Я не вернусь домой. Я не стану продолжать играть роль преданной жены. Сокровища Черного Джека мне совершенно безразличны, и я требую, чтобы ты немедленно выпустил меня.
Вот так. Это послужит ему уроком. Господи, ей претит подобная прямолинейность, но он должен посмотреть фактам в лицо. То, что он похитил ее, и так плохой признак, но если он считает, что этим может удержать ее, значит, у него поехала крыша. Ей же надо успеть на самолет…
— Черт!
— Любимое словечко?
— Проклятье, Джон, из-за тебя я не улетела. — Она сердито посмотрела на него. На его лице играла самодовольная улыбка.
— Еще один полет? И куда же на этот раз? — поинтересовался он, притворившись, будто забыл.
Наверняка забыл, потому что так ему удобнее.
— В Штаты. В Соединенные Штаты Америки, к твоему сведению. Я еду домой, Джон.
Его губы растянулись в широкой улыбке, обнажив белоснежные зубы.
— Твои руки не устали?
— От чего?
— Как, от того, что тебе приходится махать ими. — Его издевки стали действовать ей на нервы. — Или ты просто скользишь по воздуху?
Зоя бросила на него взгляд, который, как она надеялась, прикончит его, и скрипнула зубами. Его сарказм всегда доводил ее до белого каления.
— Хватит с меня этих бредней, я сыта по горло и тобой, и твоей Англией. И тебе это известно. Ты понял это давным-давно.
— Разве? — удивился он, проводя руками по темным вьющимся волосам. Он откинулся на спинку кресла и скрестил ноги. — Кто такой Джон? И откуда тебе известно о моих сокровищах? — с деланным спокойствием спросил он.
Она узнала этот тон, и у нее волосы на затылке встали дыбом. Он сказал: «О моих сокровищах».
— Значит, это был лишь предлог. «Иди, посмотри на потайную дверь». — Она заметила, что его глаза потемнели. — Конечно, ты уже давно нашел сокровища. Иначе на что ты мог купить такой корабль? Если только ты не арендовал его у кого-нибудь.
— Арендовал, — нахмурившись, повторил он. — К твоему сведению, он принадлежит мне. Ты не поверишь, сколько на него уходит денег, гораздо больше, чем нужно для того, чтобы оснастить любое другое судно. Так уж получилось, что я собрал кое-какие «сокровища», как ты выразилась. Многие называют подобные вещи «каперством».
Зою словно обдало холодом. Боже мой, он бы никогда не стал пиратствовать! А вдруг? Ее голос дрогнул, несмотря на стремление оставаться спокойной.
— Что именно ты подразумеваешь под «каперством»?
Он наклонился вперед и уперся локтями в мускулистые ноги. На его губах появилась все та же чувственная улыбка. Зоя поспешно отвела взгляд и уставилась в окно, за которым царил кромешный мрак. У него же хватило наглости еще раз усмехнуться.
— Одни назовут это пиратством. А другие, более жестокосердные, — грабежом.
— Так оно и есть. — Она вскочила на ноги. — Хватит с меня этой дешевой пьесы о жуликах времен Регентства. Я уже выросла из того возраста, когда увлекаются приключениями, Джонатан. С меня достаточно.
— Полегче, тигрица.
Зоя не сводила с него обеспокоенного взгляда, пока он скользящим шагом направлялся к ней. Казалось, он сросся с кораблем, в то время как у нее от качки кружилась голова. В тот момент, когда он притянул ее к себе, она поняла, что следовало бы оставаться на полу. Продолжая бороться и с головокружением, и со своим влечением, она прижалась к его груди.
— Знаешь, — проговорил он, — у тебя глаза кошки… нет, колдуньи. Но если ты колдунья, зачем ты пришла ко мне? Чтобы околдовать меня? Чтобы забрать у меня все мое богатство? Ведь я бы и так отдал все, что имею, ради такой женщины, как ты.
Его голос звучал хрипло, что совершенно не вязалось с всегда уравновешенным и невозмутимым Джоном, которого она знала. Наверное, он простудился.
Зоя наслаждалась звуком его голоса и впитывала тепло его тела. Она понимала, что ей опасно находиться рядом с ним, что ей нужно срочно высвободиться из его объятий, наполняющих ее таким восхитительным чувством защищенности, но она так слаба, она должна немного отдохнуть…
— Ты всегда был хитрюгой. — Она вздохнула и еще сильнее прижалась к нему.
— Хитрюгой, согласен, — пробормотал он. — Но не Джоном. И не Джонатаном. — Он поднял ее подбородок и пристально посмотрел в глаза. — Позвольте представиться: капитан Черный Джек Александер, к вашим услугам, мадам. — Он ухмыльнулся, заметив в ее глазах ужас. — Неужели слухи обо мне так страшны?
С какой гордостью он назвал свое имя! Его слова прозвучали естественно, без всякой фальши. Зоя застонала. О Господи! Это уже выше ее сил. Он сошел с ума и уверился, что является Черным Джеком.
Если только он не пошел на хитрость, чтобы вызвать у нее жалость.
— И как же я должна тебя называть — Черным или Джеком? — как ни в чем не бывало осведомилась она.
Смех гулким эхом отозвался в груди Джонатана.
— Дорогая, можешь называть меня, как угодно. — Он слегка толкнул ее, и она упала на матрац. — Конечно, если собираешься часто звать меня и приглашать к себе в постель, — закончил он, наклонившись над ней.
Зоя ошеломленно таращилась на своего мужа, представшего перед ней в новом обличье. Ее взгляд тонул в темной глубине его глаза. Ее всегда восхищали его удивительные глаза, это сочетание темного и светлого. Только вот повязка была абсолютно ни к чему, хотя она подчеркивала бронзовый оттенок его кожи и придавала ему чрезвычайно мужественный вид. Пристально глядя в его единственный глаз, сверкавший как оникс, она почти поверила, что он — Черный Джек.
Почти.
Зоя метнулась на койке, пытаясь нащупать свою сумку. В ту же секунду Джонатан бросился на нее и прижал к матрацу. О, до чего же приятно чувствовать на себе его тело. Какой же он тяжелый. А пахнет от него так, как никогда раньше: чем-то пряным, ветром и морем.
Вот. Зоя наконец нашла свою сумку. Но Джонатан нашел ее рот. Его губы, полные и упругие, прижались к ее губам, они дразнили, ласкали и разжигали желание. Он провел языком по ее губам, потом еще раз. Зоя почувствовала, что между ног у нее увлажнилось, и поняла, что готова принять его в себя.
Его язык неторопливо раздвинул ее губы и, проникнув в рот, принялся нежно играть с ее языком.
Сводя ее с ума от страсти.
Он откинул полы «ветровки» и, сунув руки под «толстовку», накрыл ладонями ее груди. Когда его пальцы коснулись ее набухших сосков, Зою словно опалило жаром. Она выгнулась под ним, желая большего. Требуя большего.
Единственный поцелуй и нежное прикосновение его рук пробудили в Зое эмоции, которых она никогда не испытывала за годы их совместной жизни. Она притянула его к себе и обхватила ногами. Почувствовав, как его восставшая плоть вжимается в ее тело, она застонала — и пришла в себя.
Опять он добился своего. Опять она превратилась в рабыню своей страстной натуры.
Нет, она не собирается тратить попусту еще шестнадцать лет. Она и так слишком долго ждала, когда он изменится, искала любовь, которую он просто не способен дать ей. Она поклялась себе, что начнет новую жизнь, научится любить саму себя и жить для себя. Ей столького удалось добиться, поэтому она не позволит ему разрушить то, что она с таким трудом воздвигла.
Зоя взяла сумку и отстранилась от Джонатана. Он опять попытался завладеть ее губами, но она оттолкнула его свободной рукой.
Удивительно, как быстро изменился его взгляд, туман, окутывавший сознание, мгновенно исчез. Несмотря на то, что его ладони продолжали лежать на ее груди, его глаза выражали лишь легкое замешательство.
— Слезь с меня. Немедленно, Джонатан, или Черный Джек, или как ты там сейчас называешься.
Он не шевельнулся, но на его лице отразился гнев.
— Нет, моя кошечка. У тебя ничего не выйдет: сначала раздразнила меня, пообещала неземное блаженство, а теперь отталкиваешь.
Его пальцы опять начали ласкать ее соски. Она изогнулась, на секунду отдавшись любви и ненависти, полыхавшим в ней. Но в следующее мгновение она подняла руку с газовым баллончиком.
— Оставь меня в покое или, клянусь, я нажму на кнопку. — Рукой, дрожавшей от ярости и желания, она направила баллончик ему в лицо.
Джонатан резко поднял голову, и в его пристальном взгляде явственно читалось беспокойство.
— Что это за оружие?
— Новейшие разработки. Убойная сила больше, чем у дубинки.
Заинтересовавшись, он привстал, сразу же забыв о ее груди.
— Больше, чем дубинки? Но ведь ты не будешь применять это оружие на мне.
— Очень даже буду.
Он потянулся к ней, намереваясь поцеловать. Зоя направила струю из баллончика прямо ему в глаз — и тут же пожалела об этом, так как Джонатан с жутким воплем скатился на пол.
— Чтоб тебе провалиться, женщина! Ты ослепила меня!
Двигаясь на ощупь, он подошел к тазику, стоявшему на комоде, и принялся промывать глаз, не переставая ругать ее на чем свет стоит.
Господи! Она знала, что газ в баллончике нетоксичен, почему же Джонатан ослеп? Зоя замерла, парализованная стыдом. Она не собиралась калечить его, но, проклятье, он сам напросился, когда не сделал то, о чем она просила.
Зоя испуганно вздрогнула, увидев предмет своих размышлений возле койки. Да он сам дьявол — она не слышала его шагов.
Он смотрел на нее прищурившись, и одно выражение на его лице сменялось другим: сначала это был гнев, потом боль, удивление — и желание. Сокрушенная усмешка свидетельствовала о том, что он с трудом сдерживает себя. Когда он наклонился над ней, она вздрогнула, испугавшись, что он продолжит свою любовную игру.
Но его руки всего лишь одернули «толстовку» и застегнули две пуговки у ворота. Внезапно он вздернул бровь и весело улыбнулся.
— В одном мы с вами сошлись во мнении, мадам. — Его голос стал нежным, как бархат, и глубоким, как полночный мрак. — Они действительно являются таковыми.
Произнеся эти загадочные слова, он с достоинством поклонился, пожелал ей приятного отдыха, вышел из каюты и запер за собой дверь.
Зоя несколько минут смотрела ему вслед, размышляя над его заявлением, прежде чем принялась заправлять «толстовку» в джинсы и вспомнила, что именно на ней надето. Тут она сообразила, что он имел в виду, и покраснела несмотря на то, что была в каюте одна.
На красном влажном трикотаже, обтягивавшем ее грудь, было написано название ее любимой футбольной команды:
«ВЕЛИКАНЫ»
ГЛАВА 2
Уинн поднялся на палубу. Дождь приятно охлаждал лицо. Отек носоглотки спал, и ему удалось вдохнуть полной грудью. Глаз, слава Богу, перестал слезиться. Хотя при такой погоде, как сейчас, это не имело никакого значения.
Он оглядел корабль, машинально отдав честь юту, где обычно колыхался звездно-полосатый флаг, символ Соединенных Штатов. Но в связи с тем, что он, американский капер, в настоящий момент находился в английских водах, Уинн поднял собственный штандарт. Ветер сердито трепал герб Рейвенскортов[1] — черный ворон на красном поле был так же внушителен, как и сам титул графа.
Он никогда не любил выставлять напоказ свое дворянское происхождение, тем более сейчас, когда его новая родина обрела желанную свободу — свободу, ради которой он готов был отдать жизнь. И все же он с гордостью поднял свой штандарт, чтобы облегчить себе плавание в водах страны, в которой родился. И еще чтобы скрыть, что он выполняет задание молодого государства, навеки пленившего его сердце.
Из-за шторма ночь казалась темнее, чем преисподняя. Джонатан Уиннтроп Александер Дунхэм, девятый граф Рейвенскорт, медленно шел по качающейся палубе, понимая, что может быть в любой момент смыт за борт в море, которое пенилось и клокотало подобно колдовскому вареву. По своим качествам судно оказалось именно таким, как он и ожидал. Уинн знал, что его команда справится с любыми неожиданностями. Все они были отличными моряками — надежными, преданными — и вполне могли обходиться без него.
Иногда он спрашивал себя, а нужно ли вообще его присутствие на судне.
Судя по всему, все необходимые меры были приняты. Ничего не болталось, ничего не висело, все было подвязано и находилось на своих местах. Только марсели хлопали на ветру, который, словно помешанный, метался в разные стороны.
Уинн прошел на ют, собираясь сменить рулевого. Уже миновала полночь. Когда он выходил из каюты, пробило две склянки, значит, сейчас начало второго. К удивлению Уинна, Лич все еще стоял у штурвала. Молодой лейтенант не выказывал ни малейшего беспокойства, на его лице отражался восторг, и Уинн пожалел, что не передал ему командование раньше. Он явственно ощутил разочарование, охватившее Лича, когда тот заметил его.
— Я вижу, вы продолжаете стоять у штурвала, мистер Лич. Что-то случилось с рулевым? — Уинн всеми силами пытался сдержать улыбку, но все же уголки его губ неуклонно ползли вверх. Хотя ему следовало бы испытывать негодование.
Но Лич, поглощенный тем, что старался скрыть внезапно охватившую его робость, ничего не заметил.
— Я отправил его вниз, сэр. Нет надобности нести вахту двоим, когда я и так обязан находиться на мостике. К тому же я не устал.
— Отлично. Значит, если я сменю вас сейчас, вы вместо меня отстоите мою вахту, и я смогу в два раза дольше поспать. Из-за гонок с торговым судном и из-за той встречи на берегу я в течение двух дней не мог добраться до своей койки.
— Есть, капитан! С радостью! — Глаза Лича светились счастьем.
Он спустился с юта и еще раз отдал честь, прежде чем исчез в люке.
Уинн вздохнул. Эх, вот бы вернуть былую силу и энергию. Сколько времени прошло с тех пор, когда он испытывал те же чувства, что и лейтенант. Ну почему сила достается только молодым? Почему жизнь устроена так, что всегда одно замещается другим: те, кому не достает опыта, обладают силой и энергией, а у тех, кто обладает опытом, не хватает сил? Создатель явно не продумал все до конца.
Вот у него есть опыт и власть, о которых человек может только мечтать, а он согласен все отдать за новое тело. Уинн пожал плечами и немного повернул штурвал. Напряжение, мучившее его все это время, немного спало.
А, ладно. Могло быть и хуже. По крайней мере, все части тела, вернее, те, что остались, работают. В этом он убедился совсем недавно, в каюте. Смешно, но девушке без особого труда удалось возбудить его.
А может, на самом деле она вовсе не девушка? Конечно, нет. Она женщина — женщина во цвете лет, — и именно это больше всего привлекает его. В ее поведении нет ни капли жеманства, она не бросает на него пустые взгляды, не подначивает его и не напяливает всякие тряпки, чтобы привлечь к себе внимание, — она так же откровенна и прямолинейна, как и его друзья-переселенцы.
Да. И ее откровенность поразила его точнехонько в пах.
Пытаясь подавить в зародыше росшее в нем мрачное настроение, Уинн рассмеялся, и его смех был унесен порывом ветра. Какой смысл сожалеть о том, что невозможно вернуть, и насмехаться над собой. Того, что осталось от его тела, вполне достаточно, чтобы получить удовольствие. О том, чтобы зачать детей, речи быть не может, а так как у него нет жены, то проблема отпадает сама собой.
Проблема заключалась в том, что впервые после ранения он был действительно заинтересован в том, чтобы воспользоваться мужским инструментом, данным ему Господом. А ирония заключалась в том, что он впервые в жизни застеснялся своего тела.
Уинн замотал головой, чтобы загнать в дальний угол сознания свои горькие мысли и законопатить их так, как совсем недавно команда законопатила судно. Он обратил свое внимание на море, на волны, вздымавшиеся вокруг судна, потом перевел взгляд на компас, освещенный лампой.
Если он продолжит идти тем же курсом при той же скорости, волны вскоре одолеют судно. Нужно поднять верхние паруса, чтобы сохранить корабль. Отдав команду своим самым опытным матросам, Уинн наблюдал за тем, как они взбираются по выбленочным тросам с наветренной стороны. Как только они добрались до верхней реи и заняли свои места, он скомандовал распустить паруса.
Брамсели быстро наполнились ветром. В считанные секунды судно рванулось вперед, и матросы спустились на палубу, поздравляя друг друга с успешно выполненным опасным заданием. «И ведь так оно и есть», — подумал Уинн.
Команда работала как единый слаженный механизм, в мгновение ока реагирующий на его потребности и желания. Но в данный момент его потребности и желания сконцентрировались на соблазнительных изгибах тела той женщины, которую он оставил в каюте на койке. Уинн представил эту картину, и его мужское естество напряглось.
Неужели его мрачное настроение всколыхнуло в душах ребят жалость, и они пустились на поиски женщины для него? Разве не может быть, что они, дождавшись, когда он отправится на встречу с агентом регента, сошли на берег и, обыскав весь город, привели на борт женщину, чтобы немного развеять его тоску? Кажется, ночные события доставили Личу особую радость. Возможно ли, что вся затея была делом рук молодого лейтенанта?
Однако это предположение дает течь, как налетевшее на скалу судно, так как и без Лича ею команда вполне способна на нечто подобное. Женщина совсем не похожа на портовую шлюху и всем своим видом давала понять, что ей неприятны его прикосновения.
Интересно, что именно ей противно: его ласки или ласки любого мужчины? На секунду его самоуважение дало трещину, так как он предположил, будто ее оттолкнула его неполноценность. Но нет, только врач знал о его утрате, а Маккэрн был верным другом и держал рот на таком же крепком замке, как и свои деньги.
Шлюха, не желающая обслуживать мужчину, либо достаточно богата, что обеспечивает ей независимость, либо глупа, как пробка. В других случаях сопротивляться не имеет смысла. Но если она не шлюха, команда не привела бы ее. Он голову на отсечение даст, что, несмотря на свою грубость и неотесанность, они прекрасно знают, как обращаться с дамой.
И все же как объяснить ее появление? Она возникла перед ним словно по волшебству, а он никогда не относился всерьез к россказням о колдовстве. Он был человеком науки и верил в логику.
Уинн поднял воротник непромокаемой накидки. Даже широкополая шляпа не спасла от воды, которая заливалась за шиворот. Команда вовсю веселилась, когда впервые увидела его в этом необычном головном уборе, купленном у старого рыбака в Рокпорте, но в первый же шторм они поняли все его преимущества и вскоре сшили себе по такому же.
«Да, — заключил Уинн, — я сторонник логики».
И это заставило его задуматься о том, почему так сильно пахнет мятой.
Зоя порылась в сумке в поисках чего-нибудь съестного. Она ненавидела то, чем кормили в самолетах, поэтому приготовилась к худшему. Она нашла яблоко, грушу, батончик из гранолы[2] и бутерброд и разложила все это на кровати. Суп был восхитительным, но ей хотелось просто что-нибудь пожевать, чтобы заглушить тоску. Или по крайней мере разобраться во всем.
О, вот это настоящая удача!
Зоя вытащила шоколадку, разорвала обертку и сунула лакомство в рот. Ничто, кроме шоколада, не способно изменить взгляд на вещи в лучшую сторону. Она подобрала крошки и, облизывая пальцы, продолжала обдумывать события дня.
Как бы то ни было, но ее появление на этом чертовом корабле каким-то образом связано с Джоном и его стремлением отыскать сокровища своего досточтимого предка Черного Джека Александера. Человек, которого она когда-то выбрала себе в мужья, в конце концов дошел до точки и перестал отвечать за свои поступки…
Превратился в самого настоящего психа.
Возможно, у него шизофрения, ведь сейчас он кажется абсолютно другой личностью. За последние шесть месяцев он сильно изменился, и не только физически. «Да, — подумала Зоя, — такое впечатление, будто Джон стал другим».
Он возомнил себя пиратом, об этом свидетельствуют и его наряд, и корабль. Но произошедшая в нем перемена проявляется и в его отношении к ней, и в том, как блестит его глаз. И в том, как он смотрит на нее. Она всегда считала его привлекательным, этого нельзя отрицать, но сегодня он просто ошеломил ее.
Казалось бы, ничто не изменилось, и в то же время все стало другим. Даже его волосы сегодня показались ей более густыми и темными в тех местах, где не отливали серебром. Забавно. В тоннеле она ничего не заметила. Наверное, из-за плохого освещения.
Создается впечатление, будто его плечи стали шире, а сам он стал крупнее, но все это чепуха, просто игра воображения. И причиной ее фантазий послужило лишь то, что он прижал ее к своей накачанной мускулистой груди.
Воспоминания об этом все еще вызывали в ней трепет.
Все являлось неотъемлемой частью одной личности. Возможно, Джон занялся подъемом тяжестей. А еще бесконечные раскопки в поместье. Этим можно объяснить некоторые перемены, происходящие в нем.
Но чему Зоя никак не могла найти объяснения, так это его внезапно усилившейся притягательности — она никогда бы не предположила, что он обладает подобным магнетизмом или хотя бы способен притвориться этаким сердцеедом. Он как бы сбросил ту маску, которую она хорошо знала, и надел на себя новую.
И этот новый облик мужа очень заинтересовал ее.
Придется мобилизовать все свои силы, чтобы противостоять ему.
Потому что она больше не поддастся его чарам. Слишком велик урон, нанесенный ее собственной индивидуальности и самоуважению, чтобы начинать все сначала. Ей удалось залечить раны, но еще один удар развеет в пух и прах все старания.
Нет, она не позволит себе попасться на его удочку.
Он пытается играть на ее романтических идеалах. Все годы она надеялась, что он выработает в себе качества, присущие настоящему мужчине. И вот сейчас она неожиданно обнаружила в нем эти качества. Они объединились с теми чертами его характера, которыми она всегда восхищалась, и образовали нечто целое, вызвавшее в ее душе целую бурю эмоций. Стоит ему поманить ее, и она бросится к нему в объятия… И Зоя поклялась никогда не давать ему такой власти над собой.
Кем бы он ни был, пусть даже самим агентом 007 с повязкой на глазу.
Он оглядел корабль, машинально отдав честь юту, где обычно колыхался звездно-полосатый флаг, символ Соединенных Штатов. Но в связи с тем, что он, американский капер, в настоящий момент находился в английских водах, Уинн поднял собственный штандарт. Ветер сердито трепал герб Рейвенскортов[1] — черный ворон на красном поле был так же внушителен, как и сам титул графа.
Он никогда не любил выставлять напоказ свое дворянское происхождение, тем более сейчас, когда его новая родина обрела желанную свободу — свободу, ради которой он готов был отдать жизнь. И все же он с гордостью поднял свой штандарт, чтобы облегчить себе плавание в водах страны, в которой родился. И еще чтобы скрыть, что он выполняет задание молодого государства, навеки пленившего его сердце.
Из-за шторма ночь казалась темнее, чем преисподняя. Джонатан Уиннтроп Александер Дунхэм, девятый граф Рейвенскорт, медленно шел по качающейся палубе, понимая, что может быть в любой момент смыт за борт в море, которое пенилось и клокотало подобно колдовскому вареву. По своим качествам судно оказалось именно таким, как он и ожидал. Уинн знал, что его команда справится с любыми неожиданностями. Все они были отличными моряками — надежными, преданными — и вполне могли обходиться без него.
Иногда он спрашивал себя, а нужно ли вообще его присутствие на судне.
Судя по всему, все необходимые меры были приняты. Ничего не болталось, ничего не висело, все было подвязано и находилось на своих местах. Только марсели хлопали на ветру, который, словно помешанный, метался в разные стороны.
Уинн прошел на ют, собираясь сменить рулевого. Уже миновала полночь. Когда он выходил из каюты, пробило две склянки, значит, сейчас начало второго. К удивлению Уинна, Лич все еще стоял у штурвала. Молодой лейтенант не выказывал ни малейшего беспокойства, на его лице отражался восторг, и Уинн пожалел, что не передал ему командование раньше. Он явственно ощутил разочарование, охватившее Лича, когда тот заметил его.
— Я вижу, вы продолжаете стоять у штурвала, мистер Лич. Что-то случилось с рулевым? — Уинн всеми силами пытался сдержать улыбку, но все же уголки его губ неуклонно ползли вверх. Хотя ему следовало бы испытывать негодование.
Но Лич, поглощенный тем, что старался скрыть внезапно охватившую его робость, ничего не заметил.
— Я отправил его вниз, сэр. Нет надобности нести вахту двоим, когда я и так обязан находиться на мостике. К тому же я не устал.
— Отлично. Значит, если я сменю вас сейчас, вы вместо меня отстоите мою вахту, и я смогу в два раза дольше поспать. Из-за гонок с торговым судном и из-за той встречи на берегу я в течение двух дней не мог добраться до своей койки.
— Есть, капитан! С радостью! — Глаза Лича светились счастьем.
Он спустился с юта и еще раз отдал честь, прежде чем исчез в люке.
Уинн вздохнул. Эх, вот бы вернуть былую силу и энергию. Сколько времени прошло с тех пор, когда он испытывал те же чувства, что и лейтенант. Ну почему сила достается только молодым? Почему жизнь устроена так, что всегда одно замещается другим: те, кому не достает опыта, обладают силой и энергией, а у тех, кто обладает опытом, не хватает сил? Создатель явно не продумал все до конца.
Вот у него есть опыт и власть, о которых человек может только мечтать, а он согласен все отдать за новое тело. Уинн пожал плечами и немного повернул штурвал. Напряжение, мучившее его все это время, немного спало.
А, ладно. Могло быть и хуже. По крайней мере, все части тела, вернее, те, что остались, работают. В этом он убедился совсем недавно, в каюте. Смешно, но девушке без особого труда удалось возбудить его.
А может, на самом деле она вовсе не девушка? Конечно, нет. Она женщина — женщина во цвете лет, — и именно это больше всего привлекает его. В ее поведении нет ни капли жеманства, она не бросает на него пустые взгляды, не подначивает его и не напяливает всякие тряпки, чтобы привлечь к себе внимание, — она так же откровенна и прямолинейна, как и его друзья-переселенцы.
Да. И ее откровенность поразила его точнехонько в пах.
Пытаясь подавить в зародыше росшее в нем мрачное настроение, Уинн рассмеялся, и его смех был унесен порывом ветра. Какой смысл сожалеть о том, что невозможно вернуть, и насмехаться над собой. Того, что осталось от его тела, вполне достаточно, чтобы получить удовольствие. О том, чтобы зачать детей, речи быть не может, а так как у него нет жены, то проблема отпадает сама собой.
Проблема заключалась в том, что впервые после ранения он был действительно заинтересован в том, чтобы воспользоваться мужским инструментом, данным ему Господом. А ирония заключалась в том, что он впервые в жизни застеснялся своего тела.
Уинн замотал головой, чтобы загнать в дальний угол сознания свои горькие мысли и законопатить их так, как совсем недавно команда законопатила судно. Он обратил свое внимание на море, на волны, вздымавшиеся вокруг судна, потом перевел взгляд на компас, освещенный лампой.
Если он продолжит идти тем же курсом при той же скорости, волны вскоре одолеют судно. Нужно поднять верхние паруса, чтобы сохранить корабль. Отдав команду своим самым опытным матросам, Уинн наблюдал за тем, как они взбираются по выбленочным тросам с наветренной стороны. Как только они добрались до верхней реи и заняли свои места, он скомандовал распустить паруса.
Брамсели быстро наполнились ветром. В считанные секунды судно рванулось вперед, и матросы спустились на палубу, поздравляя друг друга с успешно выполненным опасным заданием. «И ведь так оно и есть», — подумал Уинн.
Команда работала как единый слаженный механизм, в мгновение ока реагирующий на его потребности и желания. Но в данный момент его потребности и желания сконцентрировались на соблазнительных изгибах тела той женщины, которую он оставил в каюте на койке. Уинн представил эту картину, и его мужское естество напряглось.
Неужели его мрачное настроение всколыхнуло в душах ребят жалость, и они пустились на поиски женщины для него? Разве не может быть, что они, дождавшись, когда он отправится на встречу с агентом регента, сошли на берег и, обыскав весь город, привели на борт женщину, чтобы немного развеять его тоску? Кажется, ночные события доставили Личу особую радость. Возможно ли, что вся затея была делом рук молодого лейтенанта?
Однако это предположение дает течь, как налетевшее на скалу судно, так как и без Лича ею команда вполне способна на нечто подобное. Женщина совсем не похожа на портовую шлюху и всем своим видом давала понять, что ей неприятны его прикосновения.
Интересно, что именно ей противно: его ласки или ласки любого мужчины? На секунду его самоуважение дало трещину, так как он предположил, будто ее оттолкнула его неполноценность. Но нет, только врач знал о его утрате, а Маккэрн был верным другом и держал рот на таком же крепком замке, как и свои деньги.
Шлюха, не желающая обслуживать мужчину, либо достаточно богата, что обеспечивает ей независимость, либо глупа, как пробка. В других случаях сопротивляться не имеет смысла. Но если она не шлюха, команда не привела бы ее. Он голову на отсечение даст, что, несмотря на свою грубость и неотесанность, они прекрасно знают, как обращаться с дамой.
И все же как объяснить ее появление? Она возникла перед ним словно по волшебству, а он никогда не относился всерьез к россказням о колдовстве. Он был человеком науки и верил в логику.
Уинн поднял воротник непромокаемой накидки. Даже широкополая шляпа не спасла от воды, которая заливалась за шиворот. Команда вовсю веселилась, когда впервые увидела его в этом необычном головном уборе, купленном у старого рыбака в Рокпорте, но в первый же шторм они поняли все его преимущества и вскоре сшили себе по такому же.
«Да, — заключил Уинн, — я сторонник логики».
И это заставило его задуматься о том, почему так сильно пахнет мятой.
Зоя порылась в сумке в поисках чего-нибудь съестного. Она ненавидела то, чем кормили в самолетах, поэтому приготовилась к худшему. Она нашла яблоко, грушу, батончик из гранолы[2] и бутерброд и разложила все это на кровати. Суп был восхитительным, но ей хотелось просто что-нибудь пожевать, чтобы заглушить тоску. Или по крайней мере разобраться во всем.
О, вот это настоящая удача!
Зоя вытащила шоколадку, разорвала обертку и сунула лакомство в рот. Ничто, кроме шоколада, не способно изменить взгляд на вещи в лучшую сторону. Она подобрала крошки и, облизывая пальцы, продолжала обдумывать события дня.
Как бы то ни было, но ее появление на этом чертовом корабле каким-то образом связано с Джоном и его стремлением отыскать сокровища своего досточтимого предка Черного Джека Александера. Человек, которого она когда-то выбрала себе в мужья, в конце концов дошел до точки и перестал отвечать за свои поступки…
Превратился в самого настоящего психа.
Возможно, у него шизофрения, ведь сейчас он кажется абсолютно другой личностью. За последние шесть месяцев он сильно изменился, и не только физически. «Да, — подумала Зоя, — такое впечатление, будто Джон стал другим».
Он возомнил себя пиратом, об этом свидетельствуют и его наряд, и корабль. Но произошедшая в нем перемена проявляется и в его отношении к ней, и в том, как блестит его глаз. И в том, как он смотрит на нее. Она всегда считала его привлекательным, этого нельзя отрицать, но сегодня он просто ошеломил ее.
Казалось бы, ничто не изменилось, и в то же время все стало другим. Даже его волосы сегодня показались ей более густыми и темными в тех местах, где не отливали серебром. Забавно. В тоннеле она ничего не заметила. Наверное, из-за плохого освещения.
Создается впечатление, будто его плечи стали шире, а сам он стал крупнее, но все это чепуха, просто игра воображения. И причиной ее фантазий послужило лишь то, что он прижал ее к своей накачанной мускулистой груди.
Воспоминания об этом все еще вызывали в ней трепет.
Все являлось неотъемлемой частью одной личности. Возможно, Джон занялся подъемом тяжестей. А еще бесконечные раскопки в поместье. Этим можно объяснить некоторые перемены, происходящие в нем.
Но чему Зоя никак не могла найти объяснения, так это его внезапно усилившейся притягательности — она никогда бы не предположила, что он обладает подобным магнетизмом или хотя бы способен притвориться этаким сердцеедом. Он как бы сбросил ту маску, которую она хорошо знала, и надел на себя новую.
И этот новый облик мужа очень заинтересовал ее.
Придется мобилизовать все свои силы, чтобы противостоять ему.
Потому что она больше не поддастся его чарам. Слишком велик урон, нанесенный ее собственной индивидуальности и самоуважению, чтобы начинать все сначала. Ей удалось залечить раны, но еще один удар развеет в пух и прах все старания.
Нет, она не позволит себе попасться на его удочку.
Он пытается играть на ее романтических идеалах. Все годы она надеялась, что он выработает в себе качества, присущие настоящему мужчине. И вот сейчас она неожиданно обнаружила в нем эти качества. Они объединились с теми чертами его характера, которыми она всегда восхищалась, и образовали нечто целое, вызвавшее в ее душе целую бурю эмоций. Стоит ему поманить ее, и она бросится к нему в объятия… И Зоя поклялась никогда не давать ему такой власти над собой.
Кем бы он ни был, пусть даже самим агентом 007 с повязкой на глазу.