повинуясь закону моря -- помогать терпящим бедствие, поднял на мачте сигнал:
"Нужна ли вам помощь?"
Сигнал на "Меченом Мавре" заметили не сразу, видимо, были заняты
работой. Наконец на нем взвился ответ: "Благодарю. Помощи не требуется".
Капитан Кинг облегченно вздохнул. Гарри Стоун был настоящим моряком:
гонки есть гонки. Раз можно обойтись без помощи товарища, зачем же его
задерживать?
Лавируя против ветра, "Поймай ветер" медленно прошел мимо "Меченого
Мавра".
Шторм вскоре прекратился. Град на палубе растаял. Ветер от запада утих,
сменился слабым северо-восточным, затем восточным, а после повернул опять на
юго-запад. Команда клипера выбивалась из сил, почти непрестанно брасопя реи,
чтобы уловить парусами эти неустойчивые и слабые ветры. Капитан Кинг внешне
был невозмутим. Моряки слышали его уверенный голос, и спокойствие Кинга
передавалось и им. Казалось, ничто не может вывести капитана из равновесия.
Егор уже действовал, как заправский моряк, приобретя ловкость и
сноровку, и Майкл теперь не боялся за него. Ловить парусами слабый,
постоянно меняющийся ветер -- работа нудная и малоблагодарная. Она изнуряла
моряков до крайней степени, но Егор выдерживал, хотя после четырехчасовой
вахты, еле дотащившись до кубрика, валился в койку совершенно обессиленный.
В полусне-полубодрствовании он видел, как Майкл -- словно и не работал
на палубе -- сидел на табурете в одних кальсонах и пришивал пуговицу к
штанам... "Ну и ну! Он еще может пришивать пуговицы!" -- завидовал Егор
выносливости Майкла.
Усталость проходила, к обеду или ужину Егор уже был на ногах. У него
сосало под ложечкой и во рту копилась голодная слюна, когда камбузники
приносили в кубрик большие медные, кастрюли с варевом и ставили их на столы.
Матросы мигом разбирали горку оловянных мисок, разливали черпаком в них суп
и с жадностью принимались есть. Суп из солонины с сушеным картофелем был не
ахти каким кушаньем, но аппетит у Егора был отменный. Он был готов, говоря
по-русски, "съесть и волка в шерсти"...
Едва успевали поесть, как опять слышалась команда:
-- Все наверх!
И опять топот башмаков по трапам, и опять -- за фалы и шкоты...
Клипер едва достигал скорости девяти миль в час1. Но и этой небольшой
скорости у корабля не стало, как только обогнули мыс Доброй Надежды и
"Поймай ветер" повернул в Атлантический океан. ___________
1 Скорость судна выражается относительной мерой -- узлами, означающими
скорость в морских милях в час. Тросик лага -- прибора для измерения
скорости, выпускаемый на ходу с кормы, разбивается узелками по 1/120 мили
(50 футов). Сосчитав число узелков, пробежавших за полминуты, можно узнать
скорость в милях в час.
Начался полный штиль. Корабль только чуть-чуть относило течением на
северо-запад.
Вскоре из-за мыса вышел и "Капитан Кук", и его постигла та же участь:
полное безветрие.
Оба клипера плавали "без руля и без ветрил" в виду друг друга, иначе
говоря, дрейфовали.
Как все-таки подвержено парусное судно воздействию неуправляемых сил
океанской стихии! Бури, штормы, и шквалы, разнохарактерные морские течения,
дожди, снегопады, грозы, тропическая жара при полном штиле, частые и
непредвиденные перемены ветров -- все это ставит на пути парусника
труднопреодолимые препятствия.
Иногда штиль сменяется вдруг неведомо откуда налетевшим шквалом, и
ветер перестает быть союзником моряков, превращается во врага. Он вырывает
из рук шкоты, норовит в бешенстве сорвать паруса и сломать рангоут. Ветер
как бы настойчиво напоминает моряку: я -- хозяин океана, ты передо мной
бессилен!
Корабли, тяжко переваливаясь с борта на борт, захлестываемые волной,
прилагают колоссальные усилия, чтобы удержаться на плаву, не сбиться с
курса, победить в неравной борьбе. И часто парусники возвращаются в порт с
поломанными мачтами, разбитыми шлюпками. А другие навсегда остаются в
океане...
Экипаж или гибнет вместе с кораблем, или оставляет его с мизерной
надеждой на спасение... А парусник катким-то чудом сохраняет плавучесть, и
его долго носит по всем морям и океанам.
И вот родилась легенда о "Летучем Голландце". За столетия обезлюдевших,
но удержавшихся на плаву кораблей оказалось в морях и океанах так много, что
увидеть "Летучего Голландца" было немудрено. Рядом с легендой ходит и
суеверие.
...Капитан голландского парусника Ван Страатен был осужден на вечное
скитание по морям. В камзоле XVII века, прислонясь к мачте своего корабля,
он носился по волнам без всякой цели и определенного курса. Встреча с ним
предвещала гибель морякам...
И когда плавающих молчаливых призраков с жалкими обрывками парусины на
мачтах стало очень много, люди вынуждены были заняться их уничтожением,
чтобы не подвергать опасности столкновения с ними "живые" корабли. "Летучих
Голландцев" сжигали или расстреливали из пушек военные эскадры...
Необычна судьба парусников, стоявших в Лиссабонской гавани в ноябре
1775 года. Утром океан внезапно отступил, гавань обсохла, и около трехсот
кораблей легли на дно. Но вдруг тишина в гавани сменилась зловещим гулом,
огромная водяная стена сразу заполнила ее. Большие трехмачтовики, поднятые
со дна, как игрушечные кораблики полетели на берег.
Так человечество узнало о цунами -- гигантских перемещениях вод под
воздействием подводных вулканических извержений. В 1883 году маленький
островок Кракатау в Зондском проливе был почти разрушен землетрясением.
Волна, поднятая им здесь, докатилась до берегов Африки более чем за четыре
тысячи пятьсот миль.
Беда, если корабль во время цунами окажется близ берега. Его спасение
-- в море, подальше от суши.
Ветры с бешеной скоростью мчатся над поверхностью океана, волны
становятся длиннее и выше. Но вот ветер стихает, уменьшаются гребни волн, а
сами они становятся более длинными и пологими. Это -- зыбь. Она долго
сохраняется над большими глубинами и тоже представляет опасность для судов.
Вода удерживает корабль на плаву за счет давления на погруженный в нее
корпус. Это -- сила плавучести. Если сила тяжести топит судно, то сила
плавучести заставляет его всплыть. Так они уравновешивают друг друга. Не дай
бог, если во время шторма на корабле переместится груз на один из бортов.
Тогда нарушится остойчивость и судно потерпит бедствие или вовсе
перевернется...
К счастью, клиперу "Поймай ветер" не грозили на этот раз ни шквал, ни
буря, ни шторм, ни даже цунами или мертвая зыбь, расшатывающая корпус до
трещин... Ему пришлось испытать штиль -- то состояние, когда он, словно
впаянный в водную гладь, повинуясь течениям, вместе с ними тихо
передвигается то вправо, то влево, то назад, то вперед. Ощутимого
сопротивления воды за кормой не было, и руль оказался совершенно бесполезен.
Штиль этот привел капитана Кинга в уныние, усугубленное бессилием. Никакой
двигательной силы, кроме парусов, не имелось, а они лишились ветра, висели
на мачтах, как простыни на веревках в тихую погоду.
-- Да, сэр, попали мы в непромокаемую, -- сочувственно сказал Кингу
боцман Ли, закуривая свою носогрейку. Он пыхнул дымом, пошел к борту и,
послюнив палец, поднял его кверху. Ни малейшего дуновения!
Боцман тихонько и тоскливо засвистел, сложив губы трубочкой. В ответ
послышался свист с бака, и со всех концов палубы стали свистеть матросы.
Капитан Кинг иронически усмехнулся, но промолчал.
Таким способом дети моря пытались вызвать ветер. Но сколько ни свистели
-- не помогало. Оставалось еще одно радикальное средство, и боцман Ли
призвал его на помощь:
-- Эй, почешите там грот-мачту!
Мачту чесали в разных случаях жизни: в безветрие или по ночам, когда
вахтенным мерещилась всякая чертовщина... Один из матросов с
глубокомысленным видом подошел к ней и стал почесывать ее огромной корявой
рукой с крепкими ногтями.
Результата никакого.
-- Чеши хорошенько! -- крикнул боцман.
Капитан не выдержал и расхохотался. Боцман обернулся к нему:
-- Иногда, сэр, это помогает. Смеяться тут, простите, неуместно, --
совершенно серьезно, с оттенком недовольства вымолвил он.
-- Надо еще кашлянуть под корму. -- Матрос -- норвежец Янсен, который в
начале плавания рассказывал про Клабаутерманна, пошел к гакаборту и,
нагнувшись, громко кашлянул.
-- Смотри, не кашляни другим местом, -- сострил капитан. -- От натуги
всякое может случиться.
В ответ на эту шутку норвежец рассмеялся и перестал кашлять.
Шутки шутками, а хода нет. В чистом небе насмешливо сияло яркое солнце.
Капитан распорядился:
-- Матросам отдыхать! Приводить себя в порядок. Можно помыться из
брандспойта забортной водой...
-- Есть, сэр! -- ответил боцман. -- Неплохо бы дать команде по порции
рома...
-- Хорошо. Дайте перед обедом, -- разрешил капитан.
-- Есть, сэр! -- радостно повторил боцман и пошел вниз, чтобы сообщить
морякам приятную для них весть.
Капитан, вооружившись зрительной трубой, поворачивался во все стороны и
осматривал горизонт. Океан был тих и спокоен -- ни рябинки на воде, ни
облачка в небе. В полумиле от "Поймай ветер" так же безвольно и неуправляемо
стоял, словно влитый в водную гладь, "Капитан Кук".
Можно было спустить шлюпку и съездить к Джеймсу, но ветер мог подняться
в любую минуту.
Нет ничего более ненадежного и непостоянного, чем погода...
"Некогда разъезжать по гостям, -- решил Кинг. -- Где же все-таки
"Меченый Мавр"? Наконец далеко на зюйд-осте он увидел маленькую точку. Это и
был его соперник. Кажется, Стоун исправил повреждения на мачтах и опять
разодел свой клипер парусами, словно невесту. Но он тоже дрейфовал. И там,
видимо, не было ветра...
Почему у клипера Дэниэла Кинга на всем пути от Тайваньского пролива до
мыса Доброй Надежды ни разу не сломалось ни одно рангоутное дерево, а Гарри
Стоун на "Меченом Мавре" дважды чинил стеньги и реи? Быть может, качество
деревянной оснастки у него было хуже?
Возможно и так. Поставщики рангоутного материала для постройки кораблей
иной раз надували верфь, подсовывая ей мачты и реи со скрытыми изъянами. Но
дело не только в этом.
Капитан Кинг, несмотря на его порывистость и склонность к риску, на
привычку держать парусность постоянно на пределе, был все же и осторожен.
Когда он видел, что дополнительные паруса ставить нельзя -- не ставил их.
Это имело значение. Но решающим был не только капитанский расчет.
Чем уже корпус корабля и чем глаже его поверхность, тем меньше уходит
энергии на преодоление волнового сопротивления. У клипера "Поймай ветер" с
днищем, обшитым листовой медью, такое сопротивление было меньше, чем у
"Меченого Мавра", у которого на деревянной обшивке за время плавания
образовались наросты из ракушек. А если меньше затрачивалось энергии на
преодоление волнового сопротивления, то корабль скользил быстрее и своим
ходом уменьшал давление ветра на паруса и мачты.
Дрейф продолжался еще несколько дней, а затем слабые попутные и не
очень попутные ветры восточных направлений помогли капитану Кингу добраться
до 24 градуса южной широты. Здесь корабль был подхвачен постоянным пассатом
и пошел с быстротой застоявшегося коня, вырвавшегося из денника.
На крыльях пассата, поставив все паруса вплоть до лиселей, клипер
пересек южный тропик и стал приближаться к острову Святой Елены, оставив
позади соперников. Юго-западное течение, огибавшее африканское побережье,
помогало быстрому ходу.
Погода у тропиков стояла почему-то отнюдь не тропическая. Было довольно
прохладно. После вахты матросам давали порцию рома. Этого напитка в запасе
имелось предостаточно, если учесть, что капитан не очень-то стремился
ублажать свой экипаж спиртным от самого Лондона.
Беспокоило Кинга то, что таяли запасы провианта и пресной воды. От
долгого хранения в деревянных цистернах и бочках она стала приобретать
дурной вкус.
Подсчитав запасы продуктов, Кинг решил ввести жесткую экономию. Старший
кок спросил:
-- Как еще экономить, сэр? Я и так негусто закладываю в котел. Не
давать же матросам потаж!1 ____________
1 П о т а ж -- варево из остатков еды, скопившихся за несколько дней,
пользовавшееся у матросов дурной славой. К такой пище на парусниках
прибегали в случае крайней нужды, когда судно не могло пополнить запасы
провианта.
-- Дело ваше, но до Лондона надо дотянуть во что бы то ни стало.
Заходить в порты и пополнять запасы не придется. Не проигрывать же из-за
этого гонку!
Кок вышел от капитана весьма озабоченным.
Кинг распорядился урезать дневную выдачу продуктов на камбуз. Баталер
сказал старшему коку, чтобы он поменьше расходовал и соли. Она тоже
кончалась. Правда, суп из солонины солить почти не приходилось, но ведь надо
было приготовлять еще и похлебку из гороха, маиса, а также кашу.
Однажды матросы в своих мисках обнаружили среди разваренной крупы
маленьких морских угорьков и, возмутившись, послали на камбуз целую
делегацию:
-- Ты, жирный кот, чем нас кормишь? Откуда в похлебке взялись дары
моря?
-- Это приправа, -- попробовал отшутиться кок.
Но матросам было не до шуток.
-- У тебя нет соли, и ты добавляешь в котел морскую воду! Знаем этот
прием! Мы пожалуемся капитану.
-- Ну нет соли. Что я поделаю? От морской воды не умрете, -- отмахнулся
от моряков старший кок.
Однако варить с добавкой забортной воды больше не стал, опасаясь
матросских кулаков. Баталер выдал ему немного соли из запаса, оставленного
на крайний случай. Пищу стали недосаливать. Моряки язвили по адресу кока,
однако мирились с этим: раз нет соли -- не родить же ее...
Но вскоре возмущение на клипере вспыхнуло с новой силой, когда в кубрик
принесли мутное с неприятным запахом варево. Почти никто не стал есть.
Ни увещевания боцмана, ни его угрозы не погасили недовольства и
пришлось пригласить капитана.
-- В чем дело, ребята? -- спросил Кинг.
Ему протянули миску с варевом.
-- Вот, сэр, чем нас кормят? Мы работаем, как волы, а пища никуда не
годится. С такой жратвы можно и ноги протянуть!
Капитан посмотрел, понюхал варево и отставил миску.
-- Кока и баталера сюда! -- приказал он.
Те прибежали сразу.
-- Почему плохо кормите матросов? -- вскинулся на них капитан. --
Сейчас же приготовьте хороший суп, иначе вам несдобровать!
Кок и баталер растерянно переглянулись и вышли.
Часа через два на камбузе сварили новый обед. Подали суп из солонины,
на второе -- по куску свинины с кашей, и к ним -- по чарке рома.
Сытно пообедав, матросы пришли в благодушное настроение.
-- Хороший у нас капитан! А кок с баталером -- большие плуты!
-- Устроить бы им темную!..
А капитан, вызвав к себе баталера, сказал ему:
-- Не обижайся, Самвэл, за выговор, что я тебе сделал в кубрике.
Матросам надо было заткнуть глотки. Еще взбунтуются и не полезут на мачты.
Народ отпетый...
-- Я все понимаю, сэр, но... как же нам быть дальше?
-- Варите и дальше, экономя продукты. Только поменьше кладите в котел
объедков, чтобы не воняло... Если матросы будут роптать, я опять вызову вас
и начнем все сначала...
-- Эта игра может плохо кончиться, сэр, -- возразил баталер. -- Они
изобьют нас с коком!
-- Пусть попробуют, -- холодно отозвался Кинг.
Баталер вышел от капитана озадаченный: "Известное дело, -- думал он. --
Кинг всю вину валит на нас, а сам хочет остаться в глазах матросов
воплощением справедливости. Нечистая игра!"
Но спорить с капитаном не приходилось.
Помощник капитана Эванс вел дневник, где записывал все, что казалось
ему примечательным за время плавания. Сменившись с вахты, он отдыхал, пил
чай, а потом, подвинув поближе свечу, развертывал тетрадь в клеенчатой
обложке.
Вот некоторые из его записей.
15 февраля. У 18ь ю. ш. встретили теплую погоду. Весь день было ясно.
На небе -- ни облачка. Дул свежий пассат.
25 февраля. На подходе к экватору погода стояла переменной. Тихие ветры
и безветрие. То ясно, то облачно. Иногда горизонт на норде покрывался
тучами. Было видно, как сверкают вдали молнии. Шли переменными галсами.
Матросы целый день брасопили реи, стремясь поймать ветер. Ход судна был
малый -- узлов до восьми. Дэниэл Кинг нервничал, как барышня. "Капитан Кук"
и "Меченый Мавр" шли позади, но нам все не удавалось оторваться от них на
приличное расстояние.
28 февраля. Прошли или, лучше сказать, нас протащило слабым ветром и
попутным течением через -- экватор. Расстояние между нами и клиперами
Джеймса и Стоуна не уменьшается и не увеличивается. Они по-прежнему идут за
кормой, первый в трех, второй в пяти милях от нас.
6 марта. После перехода через экватор клипер шел переменными галсами.
Приходилось ловить ветры, дувшие с разных румбов. Погода была ясная.
Временами случались грозы.
Нам немножко повезло: попали в сильную струю северо-западного течения и
скорость хода возросла. "Капитан Кук" и "Меченый Мавр" далеко отстали,
скрылись из виду. Увлекшись, Дэниэл приказал не менять направления, идти по
течению. Но мы отклонились на запад. Я сказал ему об этом, и он,
согласившись со мной, изменил курс. Мы опять приблизились к африканским
берегам.
16 марта. Ясно. Тихий ветер. Находились ок. 7ь сев. широты и 17ь
западной долготы. Ветер дул с норд-веста. Сильное течение склоняло клипер к
берегу, и это не позволило нам долго править к северо-востоку. А курс
другого галса вел в полосу дождей и штилей. Мы решили, сколько возможно,
идти на норд-ост.
Здесь сильные течения стремятся к востоку. Они могут прибить корабль к
берегу Африки.
"Капитан Кук" остался далеко позади. "Меченого Мавра" не видно. Неужели
обошел нас? Капитан Стоун хорошо знает все течения в этих широтах и,
возможно, решил изменить курс, нащупать одно из них западнее нас. Капитан
Кинг опасается, что он поступит именно так.
22 марта. Прошли острова Зеленого Мыса.
27 марта. Море спокойно. Временами дует норд-ост ровно и умеренно. Так
продолжалось около трех суток. Потом норд-ост затих -- и опять маловетрие и
штиль... Мы с капитаном Кингом и штурманом Тэйлором, собравшись в каюте,
обсуждали положение и думали, как сократить путь и увеличить скорость.
"Капитан Кук" стал на две-три мили ближе к нам. "Меченого Мавра"
по-прежнему не видать.
30 марта. Район северо-восточнее Азорских островов. "Ревущие
сороковые"... Начался сильный шторм. Бегу наверх помогать капитану...
Знаменитое плетеное кресло капитана исчезло с палубы где-то на полпути
между островами Зеленого Мыса и Азорскими. Надо заметить, что оно сослужило
Кингу хорошую службу. В плавании по теплым морям и океанам капитан почти не
расставался с ним. Привязанное за ножку тонким прочным тросом к
металлической скобе, оно много дней было таким же традиционно необходимым
предметом, как скажем, подзорная труба или пуговица на синем капитанском
мундире. При ровном ветре и хорошем ходе судна Кинг отдыхал и даже,
откинувшись на спинку кресла, позволял себе вздремнуть под парусиновым
тентом, выбеленным дождями и солнцем. Капитан со скучающим видом посиживал в
нем и в штиль, с надеждой поглядывая на небо в ожидании ветра. И когда ветер
приходил, он бодро вскакивал и, тотчас забыв о кресле, отдавал команды,
нетерпеливо шагая по палубе и подкрепляя энергичные распоряжения не менее
энергичными жестами и крепкими словечками. А в шторм он тем более забывал о
кресле, и, предоставленное само себе, оно передвигалось по палубе, мокрое и
никому не нужное. Не однажды волной его выбрасывало за планширь и оно
повисало у борта на тросе.
Тогда раздавался крик вахтенного:
-- Кресло капитана Кинга за бортом!
Кто-нибудь из находившихся поблизости моряков тотчас вырывал его из
цепких объятий волн, потянув сперва за трос, а потом за спинку, и водружал
на прежнее место, и оно отдельно от капитана скользило туда-сюда по палубе.
А когда погода улучшалась, капитан вспоминал о кресле и садился в него
перевести дух и дать отдых ногам.
Ночами, подвинув кресло к ближнему световому капу, Кинг иногда
вглядывался в обозначения на морской карте.
В Северной Атлантике стало свежо, и сидеть в кресле уже не пришлось.
Дэниэл Кинг, кутаясь в брезентовый дождевик, ходил по палубе, чтобы не
зазябнуть.
Боцман отвязал кресло и унес его в каюту капитана. Теперь оно, изрядно
потрепанное, стояло там в углу на заслуженном отдыхе.
Вслед за креслом убрали и тент, едва не превратившийся в лохмотья.
Надобность и в нем отпала: отвесные палящие лучи солнца остались в южных
широтах.
Теперь в Атлантике с постоянной облачностью, холодными ветрами и
штормами и самому капитану иной раз впору было привязываться к рыму... Но он
стоял на привычном месте непоколебимо, незыблемо, как вделанный в палубу
кнехт.
Капитану рейс, а тем более гонка доставались нелегко. Он, и без того
стройный, очень похудел, как бы усох. Скулы на загорелом лице заострились,
на нижней губе от постоянного пребывания, на ветру появилась кровоточащая
трещинка, голос стал хриплым, и Кинг частенько смачивал горло глотком
коньяка из фляжки. Мало что осталось от того красавца и щеголя, каким увидел
Егор капитана в первый раз.
Да и сам Егор тоже изменился. От прежнего парня, откормленного молоком
и пышными материнскими шаньгами, с румянцем во всю щеку, тоже ничего не
осталось. Он похудел, оброс редкой шелковистой бородкой, лицо посмуглело,
как у мулата или индейца из Перу. Руки покрылись жесткими мозолями, голубые
глаза посветлели, словно повыцвели на солнце. И родная матушка его нипочем
бы теперь не узнала.
...Ревущие сороковые... Эти широты хорошо знакомы морякам, плавающим в
Северной Атлантике, где теплый воздух с юга встречается с холодным, идущим
от берегов Гренландии. Здесь возникают и распространяются циклоны. Они
перемещаются со скоростью тридцать-сорок километров в час, сопровождаясь
штормовыми ветрами с дождями, а зимой и снегопадами.
Когда клипер прошел Азорские острова, словно толпа диких пиратов,
прущих на абордаж, на судно налетел сильный шторм с дождем.
-- Все наверх! По местам стоять! -- раздалось на палубе.
Матросы, выбежав из кубрика, заняли свои места у кофель-нагельных
планок, где крепились почти все снасти от реев и парусов. Чтобы привести их
к ветру, моряку не нужно было влезать на мачту, достаточно по указанию
капитана или боцмана подтянуть нужный брас, правый или левый, в зависимости
от галса судна, и закрепить конец узлом-восьмеркой на палубе. Отсюда
поднимались и опускались реи, отдавались или подтягива до было уменьшить их
площадь. На мачты матросы лезли только тогда, когда требовалось отдавать
(распускать), или убирать (закатывать на реи) паруса, или что-то поправить в
оснастке, чего нельзя было сделать с палубы.
У поднятого, работающего паруса все снасти можно было обтянуть только
силой парусной вахты в семь-восемь человек.
Егор пошел на свое место у грот-мачты.
-- Грот-бом-брамсель долой! Фор-бом-брамсель долой! -- распоряжался
капитан, поглубже нахлобучив фуражку, чтобы ее не сдуло ветром.
Егор, привычно ослабив петлю фала на планке, стал отдавать его,
согласуя свои движения с работой товарищей, находившихся рядом. Ветер трепал
полы куртки, захватывая дыхание, палуба уходила из-под ног. Крупный дождь
хлестал по спине, по рукам. В заунывный вой ветра вплелся хриплый бас
боцмана:
-- Стоп! Крепи концы!
Кинг стоял, вцепившись рукой в леер -- туго натянутый штормовой трос, и
напряженно смотрел вверх.
-- К бизани живо! -- крикнул он. Матросы побежали к бизань-мачте.
-- Крюйс-бом-брамсель долой! -- последовала команда.
Парусность быстро уменьшили. Теперь клипер шел курсом полный бакштаг с
креном на левый борт. Предстояло по возможности выровнять крен, чтобы не
зачерпнуть бортом воды. Капитан решил "увалиться", то есть, выведя корабль
из бакштага, идти так, чтобы ветер безопасно дул прямо в корму.
-- Рулевой! Идти фордевинд!
-- Есть идти фордевинд!
Закончив работу на палубе, матросы спустились в кубрик.
Клипер повернул на северо-восток, направляясь к проливу Ла-Манш. Ветер
снова стал попутным, и капитан опять, вызвав парусную вахту, решил поднять
верхние паруса, прибавив ходу, хотя шторм продолжался.
Скорости заметно прибавилось. Паруса "Капитана Кука", идущего далеко
позади, стали едва видны, а "Меченого Мавра" уже не видели несколько дней.
Где он, что с ним -- никто не знал. Он мог плестись позади вне пределов
видимости, а мог и следовать параллельным курсом и неожиданно "дать фору"
Кингу.
Егор, сняв в кубрике мокрую куртку, сразу сел к столу, на котором уже
были расставлены миски и лежали горки сухарей. Принесли обед. Майкл, как
самый опытный в таком деле, стал разливать по мискам горячий, дымящийся суп,
жонглируя половником, как фокусник.
Обед всем понравился. Суп был густой, наваристый, жареная свиная
грудинка и вовсе удивила матросов.
-- Ого! Откуда что берется! Давно ли варили потаж! -- воскликнул
норвежец Янсен, покачав удивленно головой. Его лицо до самых глаз заросло
рыжеватой бородой.
-- Капитан приберегал продукты к финишу, -- сказал Майкл. -- Чтобы мы
резвее бегали по палубе и меньше спотыкались...
-- Не мешало бы по стакану рома, -- вздохнул итальянец Джузеппе. Он был
тощ, как кромка кливера. Загар почему-то не тронул его лица, словно и не
плавал этот моряк в тропиках.
-- Ром, может быть, дадут вечером, когда уляжется шторм, -- предположил
Майкл, разгладив отросшие за время рейса усы с редкой сединкой. -- Сейчас
"Нужна ли вам помощь?"
Сигнал на "Меченом Мавре" заметили не сразу, видимо, были заняты
работой. Наконец на нем взвился ответ: "Благодарю. Помощи не требуется".
Капитан Кинг облегченно вздохнул. Гарри Стоун был настоящим моряком:
гонки есть гонки. Раз можно обойтись без помощи товарища, зачем же его
задерживать?
Лавируя против ветра, "Поймай ветер" медленно прошел мимо "Меченого
Мавра".
Шторм вскоре прекратился. Град на палубе растаял. Ветер от запада утих,
сменился слабым северо-восточным, затем восточным, а после повернул опять на
юго-запад. Команда клипера выбивалась из сил, почти непрестанно брасопя реи,
чтобы уловить парусами эти неустойчивые и слабые ветры. Капитан Кинг внешне
был невозмутим. Моряки слышали его уверенный голос, и спокойствие Кинга
передавалось и им. Казалось, ничто не может вывести капитана из равновесия.
Егор уже действовал, как заправский моряк, приобретя ловкость и
сноровку, и Майкл теперь не боялся за него. Ловить парусами слабый,
постоянно меняющийся ветер -- работа нудная и малоблагодарная. Она изнуряла
моряков до крайней степени, но Егор выдерживал, хотя после четырехчасовой
вахты, еле дотащившись до кубрика, валился в койку совершенно обессиленный.
В полусне-полубодрствовании он видел, как Майкл -- словно и не работал
на палубе -- сидел на табурете в одних кальсонах и пришивал пуговицу к
штанам... "Ну и ну! Он еще может пришивать пуговицы!" -- завидовал Егор
выносливости Майкла.
Усталость проходила, к обеду или ужину Егор уже был на ногах. У него
сосало под ложечкой и во рту копилась голодная слюна, когда камбузники
приносили в кубрик большие медные, кастрюли с варевом и ставили их на столы.
Матросы мигом разбирали горку оловянных мисок, разливали черпаком в них суп
и с жадностью принимались есть. Суп из солонины с сушеным картофелем был не
ахти каким кушаньем, но аппетит у Егора был отменный. Он был готов, говоря
по-русски, "съесть и волка в шерсти"...
Едва успевали поесть, как опять слышалась команда:
-- Все наверх!
И опять топот башмаков по трапам, и опять -- за фалы и шкоты...
Клипер едва достигал скорости девяти миль в час1. Но и этой небольшой
скорости у корабля не стало, как только обогнули мыс Доброй Надежды и
"Поймай ветер" повернул в Атлантический океан. ___________
1 Скорость судна выражается относительной мерой -- узлами, означающими
скорость в морских милях в час. Тросик лага -- прибора для измерения
скорости, выпускаемый на ходу с кормы, разбивается узелками по 1/120 мили
(50 футов). Сосчитав число узелков, пробежавших за полминуты, можно узнать
скорость в милях в час.
Начался полный штиль. Корабль только чуть-чуть относило течением на
северо-запад.
Вскоре из-за мыса вышел и "Капитан Кук", и его постигла та же участь:
полное безветрие.
Оба клипера плавали "без руля и без ветрил" в виду друг друга, иначе
говоря, дрейфовали.
Как все-таки подвержено парусное судно воздействию неуправляемых сил
океанской стихии! Бури, штормы, и шквалы, разнохарактерные морские течения,
дожди, снегопады, грозы, тропическая жара при полном штиле, частые и
непредвиденные перемены ветров -- все это ставит на пути парусника
труднопреодолимые препятствия.
Иногда штиль сменяется вдруг неведомо откуда налетевшим шквалом, и
ветер перестает быть союзником моряков, превращается во врага. Он вырывает
из рук шкоты, норовит в бешенстве сорвать паруса и сломать рангоут. Ветер
как бы настойчиво напоминает моряку: я -- хозяин океана, ты передо мной
бессилен!
Корабли, тяжко переваливаясь с борта на борт, захлестываемые волной,
прилагают колоссальные усилия, чтобы удержаться на плаву, не сбиться с
курса, победить в неравной борьбе. И часто парусники возвращаются в порт с
поломанными мачтами, разбитыми шлюпками. А другие навсегда остаются в
океане...
Экипаж или гибнет вместе с кораблем, или оставляет его с мизерной
надеждой на спасение... А парусник катким-то чудом сохраняет плавучесть, и
его долго носит по всем морям и океанам.
И вот родилась легенда о "Летучем Голландце". За столетия обезлюдевших,
но удержавшихся на плаву кораблей оказалось в морях и океанах так много, что
увидеть "Летучего Голландца" было немудрено. Рядом с легендой ходит и
суеверие.
...Капитан голландского парусника Ван Страатен был осужден на вечное
скитание по морям. В камзоле XVII века, прислонясь к мачте своего корабля,
он носился по волнам без всякой цели и определенного курса. Встреча с ним
предвещала гибель морякам...
И когда плавающих молчаливых призраков с жалкими обрывками парусины на
мачтах стало очень много, люди вынуждены были заняться их уничтожением,
чтобы не подвергать опасности столкновения с ними "живые" корабли. "Летучих
Голландцев" сжигали или расстреливали из пушек военные эскадры...
Необычна судьба парусников, стоявших в Лиссабонской гавани в ноябре
1775 года. Утром океан внезапно отступил, гавань обсохла, и около трехсот
кораблей легли на дно. Но вдруг тишина в гавани сменилась зловещим гулом,
огромная водяная стена сразу заполнила ее. Большие трехмачтовики, поднятые
со дна, как игрушечные кораблики полетели на берег.
Так человечество узнало о цунами -- гигантских перемещениях вод под
воздействием подводных вулканических извержений. В 1883 году маленький
островок Кракатау в Зондском проливе был почти разрушен землетрясением.
Волна, поднятая им здесь, докатилась до берегов Африки более чем за четыре
тысячи пятьсот миль.
Беда, если корабль во время цунами окажется близ берега. Его спасение
-- в море, подальше от суши.
Ветры с бешеной скоростью мчатся над поверхностью океана, волны
становятся длиннее и выше. Но вот ветер стихает, уменьшаются гребни волн, а
сами они становятся более длинными и пологими. Это -- зыбь. Она долго
сохраняется над большими глубинами и тоже представляет опасность для судов.
Вода удерживает корабль на плаву за счет давления на погруженный в нее
корпус. Это -- сила плавучести. Если сила тяжести топит судно, то сила
плавучести заставляет его всплыть. Так они уравновешивают друг друга. Не дай
бог, если во время шторма на корабле переместится груз на один из бортов.
Тогда нарушится остойчивость и судно потерпит бедствие или вовсе
перевернется...
К счастью, клиперу "Поймай ветер" не грозили на этот раз ни шквал, ни
буря, ни шторм, ни даже цунами или мертвая зыбь, расшатывающая корпус до
трещин... Ему пришлось испытать штиль -- то состояние, когда он, словно
впаянный в водную гладь, повинуясь течениям, вместе с ними тихо
передвигается то вправо, то влево, то назад, то вперед. Ощутимого
сопротивления воды за кормой не было, и руль оказался совершенно бесполезен.
Штиль этот привел капитана Кинга в уныние, усугубленное бессилием. Никакой
двигательной силы, кроме парусов, не имелось, а они лишились ветра, висели
на мачтах, как простыни на веревках в тихую погоду.
-- Да, сэр, попали мы в непромокаемую, -- сочувственно сказал Кингу
боцман Ли, закуривая свою носогрейку. Он пыхнул дымом, пошел к борту и,
послюнив палец, поднял его кверху. Ни малейшего дуновения!
Боцман тихонько и тоскливо засвистел, сложив губы трубочкой. В ответ
послышался свист с бака, и со всех концов палубы стали свистеть матросы.
Капитан Кинг иронически усмехнулся, но промолчал.
Таким способом дети моря пытались вызвать ветер. Но сколько ни свистели
-- не помогало. Оставалось еще одно радикальное средство, и боцман Ли
призвал его на помощь:
-- Эй, почешите там грот-мачту!
Мачту чесали в разных случаях жизни: в безветрие или по ночам, когда
вахтенным мерещилась всякая чертовщина... Один из матросов с
глубокомысленным видом подошел к ней и стал почесывать ее огромной корявой
рукой с крепкими ногтями.
Результата никакого.
-- Чеши хорошенько! -- крикнул боцман.
Капитан не выдержал и расхохотался. Боцман обернулся к нему:
-- Иногда, сэр, это помогает. Смеяться тут, простите, неуместно, --
совершенно серьезно, с оттенком недовольства вымолвил он.
-- Надо еще кашлянуть под корму. -- Матрос -- норвежец Янсен, который в
начале плавания рассказывал про Клабаутерманна, пошел к гакаборту и,
нагнувшись, громко кашлянул.
-- Смотри, не кашляни другим местом, -- сострил капитан. -- От натуги
всякое может случиться.
В ответ на эту шутку норвежец рассмеялся и перестал кашлять.
Шутки шутками, а хода нет. В чистом небе насмешливо сияло яркое солнце.
Капитан распорядился:
-- Матросам отдыхать! Приводить себя в порядок. Можно помыться из
брандспойта забортной водой...
-- Есть, сэр! -- ответил боцман. -- Неплохо бы дать команде по порции
рома...
-- Хорошо. Дайте перед обедом, -- разрешил капитан.
-- Есть, сэр! -- радостно повторил боцман и пошел вниз, чтобы сообщить
морякам приятную для них весть.
Капитан, вооружившись зрительной трубой, поворачивался во все стороны и
осматривал горизонт. Океан был тих и спокоен -- ни рябинки на воде, ни
облачка в небе. В полумиле от "Поймай ветер" так же безвольно и неуправляемо
стоял, словно влитый в водную гладь, "Капитан Кук".
Можно было спустить шлюпку и съездить к Джеймсу, но ветер мог подняться
в любую минуту.
Нет ничего более ненадежного и непостоянного, чем погода...
"Некогда разъезжать по гостям, -- решил Кинг. -- Где же все-таки
"Меченый Мавр"? Наконец далеко на зюйд-осте он увидел маленькую точку. Это и
был его соперник. Кажется, Стоун исправил повреждения на мачтах и опять
разодел свой клипер парусами, словно невесту. Но он тоже дрейфовал. И там,
видимо, не было ветра...
Почему у клипера Дэниэла Кинга на всем пути от Тайваньского пролива до
мыса Доброй Надежды ни разу не сломалось ни одно рангоутное дерево, а Гарри
Стоун на "Меченом Мавре" дважды чинил стеньги и реи? Быть может, качество
деревянной оснастки у него было хуже?
Возможно и так. Поставщики рангоутного материала для постройки кораблей
иной раз надували верфь, подсовывая ей мачты и реи со скрытыми изъянами. Но
дело не только в этом.
Капитан Кинг, несмотря на его порывистость и склонность к риску, на
привычку держать парусность постоянно на пределе, был все же и осторожен.
Когда он видел, что дополнительные паруса ставить нельзя -- не ставил их.
Это имело значение. Но решающим был не только капитанский расчет.
Чем уже корпус корабля и чем глаже его поверхность, тем меньше уходит
энергии на преодоление волнового сопротивления. У клипера "Поймай ветер" с
днищем, обшитым листовой медью, такое сопротивление было меньше, чем у
"Меченого Мавра", у которого на деревянной обшивке за время плавания
образовались наросты из ракушек. А если меньше затрачивалось энергии на
преодоление волнового сопротивления, то корабль скользил быстрее и своим
ходом уменьшал давление ветра на паруса и мачты.
Дрейф продолжался еще несколько дней, а затем слабые попутные и не
очень попутные ветры восточных направлений помогли капитану Кингу добраться
до 24 градуса южной широты. Здесь корабль был подхвачен постоянным пассатом
и пошел с быстротой застоявшегося коня, вырвавшегося из денника.
На крыльях пассата, поставив все паруса вплоть до лиселей, клипер
пересек южный тропик и стал приближаться к острову Святой Елены, оставив
позади соперников. Юго-западное течение, огибавшее африканское побережье,
помогало быстрому ходу.
Погода у тропиков стояла почему-то отнюдь не тропическая. Было довольно
прохладно. После вахты матросам давали порцию рома. Этого напитка в запасе
имелось предостаточно, если учесть, что капитан не очень-то стремился
ублажать свой экипаж спиртным от самого Лондона.
Беспокоило Кинга то, что таяли запасы провианта и пресной воды. От
долгого хранения в деревянных цистернах и бочках она стала приобретать
дурной вкус.
Подсчитав запасы продуктов, Кинг решил ввести жесткую экономию. Старший
кок спросил:
-- Как еще экономить, сэр? Я и так негусто закладываю в котел. Не
давать же матросам потаж!1 ____________
1 П о т а ж -- варево из остатков еды, скопившихся за несколько дней,
пользовавшееся у матросов дурной славой. К такой пище на парусниках
прибегали в случае крайней нужды, когда судно не могло пополнить запасы
провианта.
-- Дело ваше, но до Лондона надо дотянуть во что бы то ни стало.
Заходить в порты и пополнять запасы не придется. Не проигрывать же из-за
этого гонку!
Кок вышел от капитана весьма озабоченным.
Кинг распорядился урезать дневную выдачу продуктов на камбуз. Баталер
сказал старшему коку, чтобы он поменьше расходовал и соли. Она тоже
кончалась. Правда, суп из солонины солить почти не приходилось, но ведь надо
было приготовлять еще и похлебку из гороха, маиса, а также кашу.
Однажды матросы в своих мисках обнаружили среди разваренной крупы
маленьких морских угорьков и, возмутившись, послали на камбуз целую
делегацию:
-- Ты, жирный кот, чем нас кормишь? Откуда в похлебке взялись дары
моря?
-- Это приправа, -- попробовал отшутиться кок.
Но матросам было не до шуток.
-- У тебя нет соли, и ты добавляешь в котел морскую воду! Знаем этот
прием! Мы пожалуемся капитану.
-- Ну нет соли. Что я поделаю? От морской воды не умрете, -- отмахнулся
от моряков старший кок.
Однако варить с добавкой забортной воды больше не стал, опасаясь
матросских кулаков. Баталер выдал ему немного соли из запаса, оставленного
на крайний случай. Пищу стали недосаливать. Моряки язвили по адресу кока,
однако мирились с этим: раз нет соли -- не родить же ее...
Но вскоре возмущение на клипере вспыхнуло с новой силой, когда в кубрик
принесли мутное с неприятным запахом варево. Почти никто не стал есть.
Ни увещевания боцмана, ни его угрозы не погасили недовольства и
пришлось пригласить капитана.
-- В чем дело, ребята? -- спросил Кинг.
Ему протянули миску с варевом.
-- Вот, сэр, чем нас кормят? Мы работаем, как волы, а пища никуда не
годится. С такой жратвы можно и ноги протянуть!
Капитан посмотрел, понюхал варево и отставил миску.
-- Кока и баталера сюда! -- приказал он.
Те прибежали сразу.
-- Почему плохо кормите матросов? -- вскинулся на них капитан. --
Сейчас же приготовьте хороший суп, иначе вам несдобровать!
Кок и баталер растерянно переглянулись и вышли.
Часа через два на камбузе сварили новый обед. Подали суп из солонины,
на второе -- по куску свинины с кашей, и к ним -- по чарке рома.
Сытно пообедав, матросы пришли в благодушное настроение.
-- Хороший у нас капитан! А кок с баталером -- большие плуты!
-- Устроить бы им темную!..
А капитан, вызвав к себе баталера, сказал ему:
-- Не обижайся, Самвэл, за выговор, что я тебе сделал в кубрике.
Матросам надо было заткнуть глотки. Еще взбунтуются и не полезут на мачты.
Народ отпетый...
-- Я все понимаю, сэр, но... как же нам быть дальше?
-- Варите и дальше, экономя продукты. Только поменьше кладите в котел
объедков, чтобы не воняло... Если матросы будут роптать, я опять вызову вас
и начнем все сначала...
-- Эта игра может плохо кончиться, сэр, -- возразил баталер. -- Они
изобьют нас с коком!
-- Пусть попробуют, -- холодно отозвался Кинг.
Баталер вышел от капитана озадаченный: "Известное дело, -- думал он. --
Кинг всю вину валит на нас, а сам хочет остаться в глазах матросов
воплощением справедливости. Нечистая игра!"
Но спорить с капитаном не приходилось.
Помощник капитана Эванс вел дневник, где записывал все, что казалось
ему примечательным за время плавания. Сменившись с вахты, он отдыхал, пил
чай, а потом, подвинув поближе свечу, развертывал тетрадь в клеенчатой
обложке.
Вот некоторые из его записей.
15 февраля. У 18ь ю. ш. встретили теплую погоду. Весь день было ясно.
На небе -- ни облачка. Дул свежий пассат.
25 февраля. На подходе к экватору погода стояла переменной. Тихие ветры
и безветрие. То ясно, то облачно. Иногда горизонт на норде покрывался
тучами. Было видно, как сверкают вдали молнии. Шли переменными галсами.
Матросы целый день брасопили реи, стремясь поймать ветер. Ход судна был
малый -- узлов до восьми. Дэниэл Кинг нервничал, как барышня. "Капитан Кук"
и "Меченый Мавр" шли позади, но нам все не удавалось оторваться от них на
приличное расстояние.
28 февраля. Прошли или, лучше сказать, нас протащило слабым ветром и
попутным течением через -- экватор. Расстояние между нами и клиперами
Джеймса и Стоуна не уменьшается и не увеличивается. Они по-прежнему идут за
кормой, первый в трех, второй в пяти милях от нас.
6 марта. После перехода через экватор клипер шел переменными галсами.
Приходилось ловить ветры, дувшие с разных румбов. Погода была ясная.
Временами случались грозы.
Нам немножко повезло: попали в сильную струю северо-западного течения и
скорость хода возросла. "Капитан Кук" и "Меченый Мавр" далеко отстали,
скрылись из виду. Увлекшись, Дэниэл приказал не менять направления, идти по
течению. Но мы отклонились на запад. Я сказал ему об этом, и он,
согласившись со мной, изменил курс. Мы опять приблизились к африканским
берегам.
16 марта. Ясно. Тихий ветер. Находились ок. 7ь сев. широты и 17ь
западной долготы. Ветер дул с норд-веста. Сильное течение склоняло клипер к
берегу, и это не позволило нам долго править к северо-востоку. А курс
другого галса вел в полосу дождей и штилей. Мы решили, сколько возможно,
идти на норд-ост.
Здесь сильные течения стремятся к востоку. Они могут прибить корабль к
берегу Африки.
"Капитан Кук" остался далеко позади. "Меченого Мавра" не видно. Неужели
обошел нас? Капитан Стоун хорошо знает все течения в этих широтах и,
возможно, решил изменить курс, нащупать одно из них западнее нас. Капитан
Кинг опасается, что он поступит именно так.
22 марта. Прошли острова Зеленого Мыса.
27 марта. Море спокойно. Временами дует норд-ост ровно и умеренно. Так
продолжалось около трех суток. Потом норд-ост затих -- и опять маловетрие и
штиль... Мы с капитаном Кингом и штурманом Тэйлором, собравшись в каюте,
обсуждали положение и думали, как сократить путь и увеличить скорость.
"Капитан Кук" стал на две-три мили ближе к нам. "Меченого Мавра"
по-прежнему не видать.
30 марта. Район северо-восточнее Азорских островов. "Ревущие
сороковые"... Начался сильный шторм. Бегу наверх помогать капитану...
Знаменитое плетеное кресло капитана исчезло с палубы где-то на полпути
между островами Зеленого Мыса и Азорскими. Надо заметить, что оно сослужило
Кингу хорошую службу. В плавании по теплым морям и океанам капитан почти не
расставался с ним. Привязанное за ножку тонким прочным тросом к
металлической скобе, оно много дней было таким же традиционно необходимым
предметом, как скажем, подзорная труба или пуговица на синем капитанском
мундире. При ровном ветре и хорошем ходе судна Кинг отдыхал и даже,
откинувшись на спинку кресла, позволял себе вздремнуть под парусиновым
тентом, выбеленным дождями и солнцем. Капитан со скучающим видом посиживал в
нем и в штиль, с надеждой поглядывая на небо в ожидании ветра. И когда ветер
приходил, он бодро вскакивал и, тотчас забыв о кресле, отдавал команды,
нетерпеливо шагая по палубе и подкрепляя энергичные распоряжения не менее
энергичными жестами и крепкими словечками. А в шторм он тем более забывал о
кресле, и, предоставленное само себе, оно передвигалось по палубе, мокрое и
никому не нужное. Не однажды волной его выбрасывало за планширь и оно
повисало у борта на тросе.
Тогда раздавался крик вахтенного:
-- Кресло капитана Кинга за бортом!
Кто-нибудь из находившихся поблизости моряков тотчас вырывал его из
цепких объятий волн, потянув сперва за трос, а потом за спинку, и водружал
на прежнее место, и оно отдельно от капитана скользило туда-сюда по палубе.
А когда погода улучшалась, капитан вспоминал о кресле и садился в него
перевести дух и дать отдых ногам.
Ночами, подвинув кресло к ближнему световому капу, Кинг иногда
вглядывался в обозначения на морской карте.
В Северной Атлантике стало свежо, и сидеть в кресле уже не пришлось.
Дэниэл Кинг, кутаясь в брезентовый дождевик, ходил по палубе, чтобы не
зазябнуть.
Боцман отвязал кресло и унес его в каюту капитана. Теперь оно, изрядно
потрепанное, стояло там в углу на заслуженном отдыхе.
Вслед за креслом убрали и тент, едва не превратившийся в лохмотья.
Надобность и в нем отпала: отвесные палящие лучи солнца остались в южных
широтах.
Теперь в Атлантике с постоянной облачностью, холодными ветрами и
штормами и самому капитану иной раз впору было привязываться к рыму... Но он
стоял на привычном месте непоколебимо, незыблемо, как вделанный в палубу
кнехт.
Капитану рейс, а тем более гонка доставались нелегко. Он, и без того
стройный, очень похудел, как бы усох. Скулы на загорелом лице заострились,
на нижней губе от постоянного пребывания, на ветру появилась кровоточащая
трещинка, голос стал хриплым, и Кинг частенько смачивал горло глотком
коньяка из фляжки. Мало что осталось от того красавца и щеголя, каким увидел
Егор капитана в первый раз.
Да и сам Егор тоже изменился. От прежнего парня, откормленного молоком
и пышными материнскими шаньгами, с румянцем во всю щеку, тоже ничего не
осталось. Он похудел, оброс редкой шелковистой бородкой, лицо посмуглело,
как у мулата или индейца из Перу. Руки покрылись жесткими мозолями, голубые
глаза посветлели, словно повыцвели на солнце. И родная матушка его нипочем
бы теперь не узнала.
...Ревущие сороковые... Эти широты хорошо знакомы морякам, плавающим в
Северной Атлантике, где теплый воздух с юга встречается с холодным, идущим
от берегов Гренландии. Здесь возникают и распространяются циклоны. Они
перемещаются со скоростью тридцать-сорок километров в час, сопровождаясь
штормовыми ветрами с дождями, а зимой и снегопадами.
Когда клипер прошел Азорские острова, словно толпа диких пиратов,
прущих на абордаж, на судно налетел сильный шторм с дождем.
-- Все наверх! По местам стоять! -- раздалось на палубе.
Матросы, выбежав из кубрика, заняли свои места у кофель-нагельных
планок, где крепились почти все снасти от реев и парусов. Чтобы привести их
к ветру, моряку не нужно было влезать на мачту, достаточно по указанию
капитана или боцмана подтянуть нужный брас, правый или левый, в зависимости
от галса судна, и закрепить конец узлом-восьмеркой на палубе. Отсюда
поднимались и опускались реи, отдавались или подтягива до было уменьшить их
площадь. На мачты матросы лезли только тогда, когда требовалось отдавать
(распускать), или убирать (закатывать на реи) паруса, или что-то поправить в
оснастке, чего нельзя было сделать с палубы.
У поднятого, работающего паруса все снасти можно было обтянуть только
силой парусной вахты в семь-восемь человек.
Егор пошел на свое место у грот-мачты.
-- Грот-бом-брамсель долой! Фор-бом-брамсель долой! -- распоряжался
капитан, поглубже нахлобучив фуражку, чтобы ее не сдуло ветром.
Егор, привычно ослабив петлю фала на планке, стал отдавать его,
согласуя свои движения с работой товарищей, находившихся рядом. Ветер трепал
полы куртки, захватывая дыхание, палуба уходила из-под ног. Крупный дождь
хлестал по спине, по рукам. В заунывный вой ветра вплелся хриплый бас
боцмана:
-- Стоп! Крепи концы!
Кинг стоял, вцепившись рукой в леер -- туго натянутый штормовой трос, и
напряженно смотрел вверх.
-- К бизани живо! -- крикнул он. Матросы побежали к бизань-мачте.
-- Крюйс-бом-брамсель долой! -- последовала команда.
Парусность быстро уменьшили. Теперь клипер шел курсом полный бакштаг с
креном на левый борт. Предстояло по возможности выровнять крен, чтобы не
зачерпнуть бортом воды. Капитан решил "увалиться", то есть, выведя корабль
из бакштага, идти так, чтобы ветер безопасно дул прямо в корму.
-- Рулевой! Идти фордевинд!
-- Есть идти фордевинд!
Закончив работу на палубе, матросы спустились в кубрик.
Клипер повернул на северо-восток, направляясь к проливу Ла-Манш. Ветер
снова стал попутным, и капитан опять, вызвав парусную вахту, решил поднять
верхние паруса, прибавив ходу, хотя шторм продолжался.
Скорости заметно прибавилось. Паруса "Капитана Кука", идущего далеко
позади, стали едва видны, а "Меченого Мавра" уже не видели несколько дней.
Где он, что с ним -- никто не знал. Он мог плестись позади вне пределов
видимости, а мог и следовать параллельным курсом и неожиданно "дать фору"
Кингу.
Егор, сняв в кубрике мокрую куртку, сразу сел к столу, на котором уже
были расставлены миски и лежали горки сухарей. Принесли обед. Майкл, как
самый опытный в таком деле, стал разливать по мискам горячий, дымящийся суп,
жонглируя половником, как фокусник.
Обед всем понравился. Суп был густой, наваристый, жареная свиная
грудинка и вовсе удивила матросов.
-- Ого! Откуда что берется! Давно ли варили потаж! -- воскликнул
норвежец Янсен, покачав удивленно головой. Его лицо до самых глаз заросло
рыжеватой бородой.
-- Капитан приберегал продукты к финишу, -- сказал Майкл. -- Чтобы мы
резвее бегали по палубе и меньше спотыкались...
-- Не мешало бы по стакану рома, -- вздохнул итальянец Джузеппе. Он был
тощ, как кромка кливера. Загар почему-то не тронул его лица, словно и не
плавал этот моряк в тропиках.
-- Ром, может быть, дадут вечером, когда уляжется шторм, -- предположил
Майкл, разгладив отросшие за время рейса усы с редкой сединкой. -- Сейчас