проступала вода.
Да и сбросить продовольствие было не так просто: лыжники так
маскировались, что не сразу найдешь. Каждый день передвигались, вели
бои. И часто позиции врагов так переплетались, что бросаешь своим, а
ветер относит ближе к чужим. Фашисты были голоднее волков. И, бывало, за
мешком с колбасой бросались так жадно, что наши скосят из пулеметов
десяток, а все же два-три храбреца до мешка дорвутся и колбасу утащат.
"Работенка", как говорили летчики Летучего, была у них нелегкая.
Чтобы высматривать своих, приходилось летать низко. А на деревьях, среди
скал, сидели в засадах вражеские охотники за самолетами.
Иной раз возвращались наши машины такими изрешеченными, что всю ночь
им чинили моторы, ставили заплаты на крылья, чтобы наутро снова могли
лететь.
Несколько летчиков и штурманов были ранены.
- Герои!.. - с уважением говорили про них на фронте.
В этот раз полет протекал как обычно. Вначале наши летчики поднялись
в облака и, не замеченные ни вражескими истребителями, ни зенитчиками,
прошли в тыл противника.
Затем с выключенными моторами спланировали поближе к земле и пошли
так низко над лесной речушкой, что вершины огромных елей, росшие по ее
берегам, оказались выше самолетов. Речка извивалась, лететь было опасно;
того и гляди, заденешь крылом за дерево. Тут нужно быть умелым пилотом.
Но летчики недаром выбрали эту тайную воздушную тропинку: здесь не
было ни одной зенитной засады, а кроме того, это был приметный путь к
позициям наших лыжников.
Накануне выпал снег. Ни одного следа в лесу: ни волчьего, ни
лосиного, ни лыжного. И как будто ни души. Но стоило сделать круги над
лесной полянкой, как на ней появились человеческие фигурки, постелили на
белый снег черные полотнища и стали принимать на них подарки.
Фигурки выскакивали словно из-под земли: это наши лыжники ночевали
под снегом, как тетерева.
Все шло хорошо. Накормили летчики один отряд - полетели к другому. В
одном месте фашистские солдаты попытались летчиков перехитрить: завидев
самолеты, не стали стрелять, а быстро выложили черные полотнища и давай
ракеты пускать: "К нам, к нам, сыпь сюда продукты".
Да перестарались. У наших ракеты пускать уговора не было. Стрельнули
по ним для острастки наши из пулеметов. Фашисты - кто куда от такой
горячей закуски...
Полет уже подходил к концу. Оставалось накормить последний отряд.
Здесь шел бой за железнодорожный мост. Наши лыжники наступали. Фашисты
отбивались. Мост для них был очень важен. По нашим солдатам били все
зенитки, охранявшие мост от нападения с воздуха. Скорострельные пушки
засыпали лыжников снарядами. Трудно приходилось героям... Многие лежали
на снегу неподвижно.
Взглянули на эту картину летчики и подумали: нужно помочь своим. А их
командир тут же решил:
- Атакуем!
И вот эскадрилья самолетов, нагруженных продовольствием, устремляется
на врага. Ревут моторы; трещат пулеметы. Сразу не разберешь, что у них
под крыльями: не то бомбы, не то реактивные снаряды.
Фашистские зенитчики - прочь от пушек, в укрытия. А наши лыжники тут
как тут!
Пошла в окопах, в блиндажах рукопашная. Забрали мост. Даже весело
стало летчикам: ну как не посмеяться над обманутым врагом! Стали делать
круг наши герои, чтобы сбросить продовольствие победителям, и вдруг
самолеты так и подбросило разрывами снарядов. Что такое, откуда
стрельба?
Только теперь по вспышкам выстрелов заметили еще одну батарею
вражеских зениток, притаившуюся среди скал.
- Противозенитный маневр! - приказал капитан Летучий.
И вот один самолет скользит влево, другой вправо, третий вверх,
четвертый вниз, за деревья. Попробуй попади!..
Не растерялись летчики, увернулись от огня. И еще раз засмеялся
Летучий после пережитой опасности. Огляделся вокруг и вздрогнул. Один
самолет отстал. Он тянул низко над лесом, по прямой. А винт у него не
вращался: висел неподвижно, как палка...
- Да ведь это самолет Топаллера! Заместителя командира эскадрильи.
Все летчики заметили несчастье. И будь они лебеди - поддержали бы
подбитого товарища своими крыльями, не дали бы упасть.
Но самолетом самолет в воздухе не поддержишь. И у всех на глазах
машина Топаллера пошла вниз. Фашистский снаряд сделал свое дело...
Летучий направил свой самолет к месту падения товарища. И увидел, как
краснозвездная машина плавно опустилась на какое-то озерко.
- Вот счастье!
Но тут же командир закусил губу: счастье оказалось несчастьем. Не
успела машина коснуться снега, как из-под деревьев появились вражеские
солдаты. Вокруг озера сплошь виднелись шалаши. Это был лагерь какой-то
фашистской военной части.
Вот и гибель... И какая страшная! Нет ничего хуже, как живьем
попасться в руки врагов.
"Ну, не таков Топаллер: он живым в руки не дастся", - подумал
Летучий.
Это был не только его заместитель, но и друг. Летучий знал его, как
самого себя. Спокойный, храбрый, преданный Родине. Не только они сами
сдружились за время воинской службы - дружили даже их дети. Сын Летучего
дружил с дочуркой Топаллера... Этот богатырь, бывало, на одну ладонь
сажал мальчика, на другую - девочку и поднимал выше головы: "А ну, кто
хочет быть летчиком?.."
Летучий на секунду закрыл глаза: "Да неужели все это наяву? Неужели
спасенья нет? На моих глазах погибнет мой лучший товарищ!"
Он сорвал с себя запотевшие очки и выглянул из кабины.
Фашистские солдаты, размахивая оружием, почему-то не стреляли и не
бежали к самолету. Они звали летчика к себе. Под снегом на озере было
столько воды, что подойти к машине оказалось невозможным. Вода
проступила на следах от широких лыж самолета темными полосами.
Это озеро-ловушка. Сядь на него - и сразу увязнешь. Вода выступит
из-под снега, быстро обледенеет на морозе, коснувшись металлических
ободков лыж, - и готово. Так приморозишься, что трактором не вытащат.
Все эти мысли промелькнули у Летучего, когда он вел свою машину вслед
за Топаллером.
Ни одного выстрела по-прежнему не раздавалось с земли. Фашистские
солдаты решили, что в ледяную ловушку сейчас попадет и второй самолет.
Да это увидели и все остальные летчики эскадрильи: командир их пошел на
посадку,. Что это значит? Зачем же гибнуть еще одному, если нельзя
спасти другого?
Вначале и Летучий так подумал, когда от горя закрыл глаза, а затем
опомнился и бросился на выручку. С ним уже было такое - однажды он
чуть-чуть не попал вот в такую же ледяную ловушку. Хорошо, что при
посадке не выключил мотора и, когда увидел, что из-под снега так и
брызжет вода, дал газ и успел оторваться.
Если рулить по озеру, не останавливая пробежки, вода будет проступать
позади на следах, а лыжи подмочить не успеет. Вот так он сделал и,
коснувшись пышного снега, покрывшего, словно пуховое одеяло, все озеро,
подрулил самолет прямо к подбитой машине Топаллера. И, когда поравнялся,
высунулся из кабины и, махая правой рукой, закричал что есть сил:
- Анатолий! Садись, поехали!
Топаллер не стал дожидаться повторного приглашения. Он хоть и не
расслышал этих слов, но все понял. Ведь пересесть на самолет Летучего -
это была единственная возможность спастись.
Но, выскочив из самолета, Топаллер и его штурман Близнюк тут же
провалились в рыхлый снег и достали унтами воду. Что делать?
На счастье, мороз был крепок и сразу прихватывал воду, лишь только
она проступала из-под снега. На следах самолета сразу образовалась
плотная корка: умятый снег превращался в лед.
Выбравшись на следы от лыж, они стали скользить по ним, как по
ледяным дорожкам. А Летучий, сделав полукруг, поравнялся с ними и
замедлил пробежку так, что самолет почти полз по снегу.
Тут уж Топаллер и Близнюк напрягли все силы и, схватившись за
расчалки, поднялись на нижние плоскости пробегавшей мимо них машины.
Почуяв на крыльях пассажиров, Летучий крикнул:
- Держись, поехали!
И пошел на взлет...
Как же прозевали их фашисты, почему не расстреляли из автоматов и
пулеметов?
Вначале они действительно прозевали, когда подумали, что к ним в
лагерь валится не один самолет с ветчиной, колбасой и консервами, а
целых два...
А потом наши летчики, оставшиеся в воздухе, раньше их спохватились,
что нужно делать, когда увидели бесстрашный маневр своего командира.
Первым заложил машину в крутой вираж лейтенант Брагинец, за ним -
остальные и пошли кружиться над озером. А штурманы припали к турельным
пулеметам и давай поливать фашистов свинцом.
Кто рот разинул - пулю получил; кто за камень, за дерево спрятался -
тот жив остался.
А самолет-то в это время и улетел.
Но самое страшное было еще впереди. Летучий, поглядывая на своих
пассажиров, вдруг заметил, что Топаллер начинает сползать с крыла. Чтобы
ухватиться с расчалки самолета, он сбросил там, на озере, меховые
перчатки и теперь на морозе не мог голыми руками держаться за металл.
- Анатолий! Потерпи... еще немного! - выглядывая из кабины, кричал
другу Летучий и старался вести машину потише, чтобы встречные потоки
воздуха не сбросили Топаллера с крыла.
Близнюку удалось захватить расчалки сгибами локтей, и он держался
надежнее.
Вот уже близок аэродром. Вот видны знакомые палатки, автомашины. Не
делая круга, Летучий посадил самолет, и от толчка Топаллер свалился с
крыла.
Но в мягком комбинезоне он даже не ушибся. Подбежавшие санитары
занялись его руками.
В госпиталь попал и Летучий. Он так обморозил себе щеки, что они
опухли, как две подушки, и совсем закрыли глаза.
Так и лежали они рядом: один с забинтованной головой, другой с
забинтованными руками. И разговаривали. О чем же? Наверно, Топаллер
благодарил Летучего за свое спасение, а Летучий принимал его
благодарность.
Нет, об этом не было сказано ни слова. Когда друг спасает на войне
друга, это само собой понятно. Так же поступил бы и Топаллер, случись
беда с Летучим.
- Добрый был самолет! Если бы не шальной осколок в мотор, всю бы
войну пролетал, - сказал Топаллер.
- Да, машину жалко.
- А мне и колбасу жалко, и ветчину жалко... Я же не успел всего нашим
сбросить, над финнами облегчился, весь груз им свалил..
- Да что ты говоришь? То-то я смотрю, фашисты в тебя не стреляют, а
пляшут вокруг озера от радости. Значит, они тебя за святочного деда
приняли. С мешком подарков. Дело-то было под Новый год!
И оба засмеялись.
Вот какие были случаи с летчиками на Северном фронте!
Правительство наградило храбрецов высокими званиями Героев Советского
Союза. Золотые звездочки вручал им Михаил Иванович Калинин в Кремле. Он
знал всю эту историю и, пожимая руку Летучему, спросил:
- А откуда у вас фамилия такая авиационная?
- Ребята выдумали, - ответил тот. - Я был сиротой, беспризорником, не
помнил ни отца, ни матери. В детском доме воспитывался и все мечтал -
летать... Вот меня и прозвали Летучим.
- Хорошая у вас фамилия! - сказал Михаил Иванович. - Дети и внуки
будут ею гордиться... - Сколько у вас ребят?
- Двое.
- Воспитывайте из них хорошую смену.
- Есть! - по-военному коротко ответил Герой.


    ПОЕДИНОК С ПРИВИДЕНИЕМ


Много загадок задавал нам враг, а такого еще не бывало: среди лесов и
скал Карельского фронта появился бронепоезд-невидимка. Всегда
неожиданно, ночью или в метель, подкрадывался он поближе к нашим
позициям, открывал ураганный огонь из всех орудий и скрывался.
Не удавалось его накрыть ни артиллерии, ни авиации, никто его даже не
видел, а потери наносил большие.
Спрашивали пленных. Те отвечали, что действительно есть у них такой
бронепоезд, который называется "белый призрак". И один загадочно сказал,
будто он "ничего не боится, кроме собственной тени".
И вот эту загадку разгадал один наш скромный разведчик, сибиряк
Григорий Суровикин. Ничем он особенным не отличался и считался главным
образом специалистом по ловле "языков".
Тут у него был свой охотничий способ: ловил он их, как сусликов,
силками.
Действовал всегда один. Надев белый халат и став на лыжи, незаметно
прокрадывался он во вражеский тыл, отыскивал лыжную тропу, по которой
ходят фашисты от позиций к штабу с приказами и донесениями, и настраивал
на ней, обязательно под горкой, петли из тонкой стальной проволоки.
А сам затаивался рядом, припорошив себя снежком.
Разогнавшись с горы, фашистский солдат или офицер попадал лыжей в
силок и с разбегу летел носом в снег. И, не успев опомниться, фашист
оказывался в железных объятиях охотника. Дав ему хорошего тумака,
Суровикин затыкал пойманному рот, связывал руки и, спеленав простыней,
укладывал на его же лыжи и тащил через линию фронта.
А чтобы не замерз, по дороге давал глотнуть водки да оттирал нос
снегом. И испуганный фашист лежал тихо, как кукла с открывающимися
глазами.
Так случалось Суровикину доставлять в штаб "языков" в большом
офицерском чине.
А тут попался охотнику не солдат и не офицер, а целый бронепоезд, да
еще какой!
Однажды забрался Суровикин далеко во вражеский тыл, вышел на гору,
посмотрел в долину - и замер. Видит чудо не чудо, диво не диво, а
необыкновенную крепость, словно вылепленную из снега.
Орудийные башни белые. Пушки белые. Бронированные платформы белые.
Тепловоз, закованный в белую броню, не дымит. И вся эта белая крепость
катится по рельсам на белых колесах.
- Ишь ты какой, настоящее привидение! - прошептал Григорий, много
слышавший про разбойничьи налеты бронепоезда-невидимки. - Вот бы
подловить такого!..
Сердце охотника сильно забилось. Хороша добыча, да как взять ее,
когда в руках у него лишь тонкие силки из стальной проволоки да автомат
на груди. И почувствовал себя Суровикин так же, как при встрече с тигром
в уссурийской тайге, когда у него в руках оказалось ружье, заряженное
мелкой дробью на рябчиков.
Неужели же упустить такого зверя?
- Врешь, не уйдешь! - сказал он и пошел следом, обдумывая на ходу,
что же ему предпринять.
Бронепоезд делал петли, а он шел напрямик, горой, а сверху разглядел,
что на крышах бронированных платформ и тепловоза нарисованы черные
полосы, как рельсы. Затаится бронепоезд на железнодорожном полотне,
полосы сольются с рельсами, и сверху он станет невидим.
"Вот почему его так трудно обнаружить авиации". Неожиданно подул
ветер, облака разорвались и показалось солнце. Чистые снега вокруг
заблестели нестерпимым блеском.
Скалы и сосны бросили от себя фиолетовые тени. На вершинах и на
ветвях деревьев заиграли морозные алмазы.
Среди ветвей затенькали синицы. В природе сразу все ожило и стало
красивым. Не обрадовался солнцу только "белый призрак". Его громадная
тень отпечаталась на насыпи железной дороги так четко, что Григорий мог
пересчитать все его башни и пушки.
Словно испугавшись своей тени, бронепоезд ускорил ход и уполз в
первый попавшийся туннель, как гады уползают в норы при виде солнца,
которое помогает зорким орлам.
"Так вот почему ты боишься своей тени!" Суровикин, скрываясь в тени
деревьев, подобрался к скале, в которой строители дороги проделали
проход для поездов, и стал наблюдать.
У входа в туннель стояла охрана. Виднелись воронки от бомб. Одна
неразорвавшаяся двухсотка лежала на склоне холма, рядом с небольшим
стожком сена.
Вероятно, наши летчики не раз загоняли бронепоезд в эту пещеру.
"Но разве такую гору пробьешь? - подумал Суровикин. - Тут надо
применить какой-нибудь другой способ".
И стал соображать, как бы ему уничтожить этого бронированного зверя.
Экое чудовище! Упустишь - многих ребят сиротами сделает.
Но в силки его не поймаешь и из автомата не подобьешь. Пошарил
Суровикин в карманах и перебрал запальные шнурки, хранившиеся у него в
жестяной коробке. Случалось ему подрывать рельсы, небольшие мосты; для
этого хватало небольшой порции тола или динамита, вынутого из трофейной
мины, но для бронепоезда слишком много надо взрывчатки. А где ее
возьмешь?
Еще раз огляделся Суровикин вокруг и заметил внизу одинокую будку
путевого обходчика.
"Вот у кого гаечный ключ достать можно, - подумал он. - Наверно, этот
стожок сена ему и принадлежит. Что ж, дождусь ночи да и развинчу рельсы
на повороте. Тут высоко. Так и загремит вся крепость под откос, в речку,
вместе со всеми башнями и пушками".
С таким решением забрался Суровикин в стог сена, спрятался в самой
середке, пригрелся да и заснул. Спит и видит во сне свой дом и козленка
Ваську. И козленок, играя, больно бодает его в бок.
- Пошел прочь, не балуй! - оттолкнул его Суровикин и проснулся.
Смотрит, а в шинель ему впились не рога, а железные вилы.
В один миг вывалился разведчик из стога и очутился лицом к лицу с
финским ополченцем.
Суеверному финну показалось, что он поддел на вилы самого лешего.
Хотел крикнуть, но с испугу только лязгнул зубами, сел в снег, выронив
из рук вилы.
- Вот я тебе покажу, как баловаться!- закричал Суровикин, схватив его
за грудь.
- Рус, рус, у меня матка, у меня детки! - залепетал старый финн,
знавший по-русски. - Я не сам, меня командир послал. Герман сена
хочет...
- Что ты глупости болтаешь, разве фашисты сено едят?
Но тут Суровикин заметил лошадь, запряженную в сани, и смягчился:
- А все-таки для чего же это немцам сено понадобилось?
- Для матрацев. Немцы мягко спать любят, - ответил финн.
- Это какие же немцы?
- А вон там, в бронепоезде, - указал финн.
Суровикин посмотрел вниз. Стояла белесая северная ночь. Не зажигая
фар, к туннелю подходили грузовики, груженные ящиками со снарядами.
По-видимому, "белый призрак" собирался в очередной разбойничий набег.
- Если не привезу им сена через час, мне капут, - сказал ополченец, -
расстреляют.
Суровикин окончательно пришел в себя и усмехнулся. У него мелькнула
отчаянно смелая мысль.
- Ладно, - сказал он финну, - приказ есть приказ. Надо его выполнять.
Давай наваливай сено!
Вначале ополченец ничего не понял. А потом, когда разведчик попросил
помочь ему втащить в сани неразорвавшуюся бомбу, он задрожал так, что у
него снова застучали зубы.
- Да ты не трусь, - сказал ему Суровикин, - все будет хорошо,
доставим им гостинчик, запрятанный в сенцо, в лучшем виде!
Когда бомба была погружена в сани, он приладил шнур и взрыватель,
сверху набросал сена, потом свернул две цигарки - одну дал финну, другую
закурил сам.
- Ты беги в лес, к тем финнам, которые в партизанах. Тогда твоя мамка
тебе спасибо скажет, и детки тоже. А я сам немцам сено доставлю!
Он хлестнул лошадь и, схватив в руки вожжи, побежал рядом с возом,
бойко тронувшимся с горы. И, обернувшись, еще успел улыбнуться финну.
Автомат у него висел на груди, а лыжи он воткнул в сено, из которого
торчал наружу запальный шнур, похожий на поросячий хвост.
Финн не мог тронуться с места и стоял как столб, не в силах отвести
взгляд от солдата, затеявшего смертельное дело.
Воз разгонялся с горы все быстрее. Суровикин бежал с ним рядом. А
когда лошадь стала упираться и тормозить, он нахлестал ее как следует и
пустил вскачь. Сам же ловко вскочил на запятки саней, пригнулся, прижег
запальный шнур цигаркой и, не доезжая до туннеля метров сто, спрыгнул и
покатился кубарем в глубокую долинку, прорезанную здесь ручьем: А
направленный им воз с разгона въехал в туннель.
Лошадь проскочила мимо солдат охраны и застряла среди грузовиков с
порохом и снарядами.
Увидев сено, немецкий офицер, ведавший хозяйством, взглянул на часы и
сказал:
- О, этот финн стал понимать немецкий порядок...
И это были его последние слова. Огонек, бежавший по шнуру, добрался
до взрывателя.
Взрыв авиабомбы был такой силы, что один вагон с пушками и башнями
даже выбросило из туннеля. А потом начали рваться сложенные в ящиках
снаряды. Казалось, весь туннель превратился в громадное дуло пушки, из
которого вместе с дымом и пламенем летят обломки рельсов, ящики, люди,
колеса...
Финну стало так страшно, что он вскрикнул, схватился за голову и
бросился бежать в лес.
Что стало с русским солдатом, он не видел.
А Суровикин остался жив. Он выбрался к своим усталый, потрепанный и
без "языка".
- А где же пленный? - спросил его командир.
И тут Суровикин начал объяснять, что ему было не до пленного, когда
он встретился с бронепоездом. Он так волновался, так запинался и
краснел, что рассказ его о поединке с "привидением" показался
неправдоподобным.
- У вас эти призраки и привидения от повышенной температуры, наверно!
- рассердился командир. - И язык заплетается, и лицо красное... Идите-ка
в госпиталь!
Скромный Суровикин не стал настаивать.
- Ладно, - сказал он, - бронепоезда - это не моя специальность. Я
охотник по "языкам". Вот отдохну немного, я вам самых лучших
представлю... из глубокого тыла.
И охотно пошел в госпиталь, как в дом отдыха. Врачи нашли у него кучу
болезней, но когда он отоспался в тепле, на чистой койке, все болезни
сразу прошли.
А бронепоезд-невидимка исчез и больше не показывался. Не отмечали его
действий и на других участках фронта. Стали думать о представлении
солдата к большой награде, но опасались, что не поверят, если написать в
наградном листе, что он один на один победил бронепоезд.
Вскоре Суровикину удалось поймать на лыжной тропе фашистского
штабного офицера с ценными сведениями, и Григория за это наградили
орденом Славы.
А в конце войны в наше расположение вышел финский партизанский отряд,
составленный из солдат, не желавших воевать за фашистов.
Один партизан все разыскивал русского солдата по именному кисету, на
котором вышиты в виде вензеля буквы "Г" и "С".
Финн объяснял, что из этого кисета они вместе закуривали, когда
подрывали фашистский бронепоезд, и сгоряча солдат забыл этот кисет у
него в руках.
Но это было на другом участке фронта, где Григория Суровикина не
знали. Так они и не встретились. А финн уж очень хотел повидать своего
нечаянного друга и все утверждал, что это самый храбрый и самый лучший
солдат в мире.
Наши с ним соглашались и говорили:
- Это верно: храбрее русского солдата нигде не сыщешь. Держись к нам
ближе - сам будешь лучше!


ЧеРНЫЙ КОТ
В одном санитарном батальоне жил черный кот Васька, удивительный
лакомка и к тому же франт. Даже на фронте он только и делал, что
умывался, прихорашивался, разглаживая усы лапой. Его черная шерсть
сверкала, а усы загибались кверху,
Врачи и медицинские сестры любили Ваську и так его набаловали, что
кот стал есть самую некошачью пищу. Любил варенье, шоколад, конфеты.
Любопытный был. Бывало, дадут ему конфету в бумажке, так он с полчаса
трудится, а все-таки бумажку развернет и конфету попробует.
Однажды, ради смеха, дали ему ломтик лимона. Кот поморщился, но съел.
А потом долго сердито вертел хвостом и поглядывал на всех обидчиво,
словно хотел сказать: "Нашли чем угостить... Ки-исло!"
Но и после этого по-прежнему всем интересовался. А войны совсем не
боялся. Под гром пушек спал спокойно, и когда особенно, громко
где-нибудь ахнет, он спросонья встрепенется, поведет прищуренными
глазами: "Кто это спать мешает?", зевнет - и снова на боковую.
И вот неожиданно во время наступления пригодилась забавная привычка
Васьки все пробовать.
Однажды является в санбат солдат в обнимку с бочонком сметаны и
рапортует:
- Товарищ доктор, принес вам трофей! Из горящего дома вытащил. Чего
добру в огне пропадать, раненым пригодится.
Доктор улыбнулся: в хозяйстве как раз не было сметаны. Взяли бочонок.
Но тут же доктор подумал: "А вдруг эта сметана отравленная?" Коварные
враги, отступая, отравляют даже воду в колодцах. Может, и в бочонок яду
подсыпали. Как тут быть? Исследовать? Но в санбате не было химической
лаборатории. Попробовать? Но кто же решится?
И есть опасно, и выбрасывать жалко... Вдруг кто-то вспомнил про
черного кота:
- Пускай Василий опробует. Кошки - они в сметане хорошо разбираются.
Плохую нипочем есть не станут.
Вот налили полное блюдечко и говорят:
- А ну, Вася, сослужи службу, определи качество.
Кот подошел к сметане, отведал, облизнулся, расправил усы лапой и
зажмурился: "Хороша! Давно не ел сметаны в походной жизни!"
С удовольствием вылизал блюдечко.
Все смотрят на кота - что с ним теперь будет? А Васька мурлыкнул,
калачиком свернулся да и заснул. Кот спит, а люди вокруг волнуются.
- Отравился наш Васька, - говорит медсестра. - Смотрите, у него
коготки уже вытягиваются... Умирает, бедняжка!
- Да нет, это он мышей во сне видит, - говорит санитар. - Вот
когтищи-то на них и настраивает!
А пока спорили, Васька проснулся, потянулся - да снова к сметане! Ну,
тут ему дали еще. И пошла сметана в борщ и в галушки: трофей пригодился,
В другой раз подъезжает к палаткам батальона грузовик, а из него
осторожно высаживаются легко раненные солдаты, и у каждого в одной руке
винтовка, а под мышкой банка с вареньем.
- Товарищ доктор, принимайте для раненых подарок. В помещичьем доме
нашли. Сластена был фашистский помещик. Семи сортов варенье. Вот малина
- хороша от простуды; вот клюква с орехами - жажду утоляет... Извините,
одну банку разбили!
Доктор варенье принимает - и опять к черному коту:
- А ну, Василий, проверь!
А любопытный кот уже сам в банки заглядывает. Все по очереди
исследовал. Не понравилась ему только клюква, но и ее отведал.
Пьют бойцы чай с вареньем и похваливают черного кота:
- Ай да кот у нас, ай да Васька, ученый химик!
- Герой, жизнью своей рискует!
- Правильный нам кот попался!
Васька среди них расхаживает, спину выгибает, словно доволен, что на
войне пригодился, и в ответ мурлыкает:
"Прр-равильный, прр-равильный..."
Все сходило ему благополучно.
Но однажды в санбат принесли самого обыкновенного молока. В
захваченном нами городе все фашисты пожгли, а магазин с молочными