Страница:
Не увенчались успехом и последующие обращения английского правительства, предлагавшего уже заключение оборонительного союза "без каких бы то ни было оговорок"52. Разъясняя позицию России, Панин подчеркивал в декабре 1779 г., "что заключение оборонительного союза по самой природе своей не может по времени совпадать с войной фактической, особенно такой, как данная война, причиной возникновения которой послужили обстоятельства, всегда исключавшиеся из союзных договоров между Россией и Англией как не имеющие отношения к владениям этих стран в Европе"53. Еще ранее, в июле 1779 г., новому русскому посланнику в Англии И. М. Симолину категорическим образом указывалось по поводу переговоров о союзном договоре, что в нынешнем "критическом и нежном положении" лондонского двора "самый вопрос существовать не может"54.
Таким образом, с самого начала войны английских колоний в Северной Америке за независимость русское правительство твердо и неуклонно проводило политику строгого нейтралитета, решительно отвергая все попытки Англии навязать ему союзные обязательства. Позиция, занятая русским правительством, получила высокую оценку в Соединенных Штатах. "Мы немало обрадованы узнать из достоверного источника, - писал Вашингтон Лафайету весной 1779 г., - что просьбы и предложения Великобритании русской императрице отвергнуты с презрением"55. В другой раз, отмечая решительный отказ Екатерины II заключить какой-либо договор о взаимопомощи с Англией, Дж. Вашингтон подчеркивал, что русское правительство мотивировало свою позицию в выражениях, носящих отпечаток "уважения к правам человечества"56.
Надо сказать, что, рассуждая о "благах" челове-{51}чества, правительство Екатерины II исходило прежде всего из государственных интересов России и трезвой оценки международной обстановки. Подробный анализ общего международного положения и внешней политики России в связи с войной Англии в Европе и Америке был дан в секретном докладе Коллегии иностранных дел Екатерине II летом 1779 г. Доклад выражал общее мнение первоприсутствующего в Коллегии Н. И. Панина, вице-канцлера И. А. Остермана и членов секретной экспедиции Коллегии братьев Бакуниных, выработанное на заседании 31 июля (11 августа) 1779 г. Этот документ имеет первостепенное значение для понимания общей политики России в связи с войной, которую вела Англия. "Американские ее селения, - указывалось в докладе, - превратившиеся собственной виной правительства британского в область независимую и самовластную (курсив мой. - Н. Б.), не инако противу ее воюют и воевать могут, как внутри своих жилищ и земель, обороняя единственно новое свое бытие по мере ее атаки"57 .
Из приведенного отрывка очевидно, что русское правительство не только считало отделение колоний от метрополии свершившимся фактом, но усматривало причину этого в "собственной вине" английского кабинета. Более того, в докладе прямо указывалось, что отделение колоний от Англии не только не противоречит интересам России, но выгодно ей, поскольку русские товары могут с успехом заменить изделия, доставлявшиеся ранее на английский рынок из Америки, и, кроме того, с самой Америкой будут развиваться взаимовыгодные прямые связи. "...Потеря Англией колоний ее на твердой земле, - делался вывод в докладе, - не только не вредна, но паче и полезна, а еще быть может для России в части торговых ее интересов, поскольку со временем из Америки новая беспосредственная отрасль коммерции с Россией открыться и завестись может для получения из первых рук взаимных нужд". Следует иметь в виду, что все это высказывалось не как мнение отдельного, пусть даже и влиятельного государственного деятеля, а как итог коллективной работы лиц, руководивших внешней политикой страны; сам характер документа - секретного доклада императрице - придавал его содержанию особое значение.
Авторы доклада придерживались весьма скептиче-{52}ского мнения о тогдашнем британском правительстве. "Подлинно внутреннее состояние двора и министерства английского не таково, чтоб могло возбуждать национальную и постороннюю к ним доверенность". Особое недовольство высказывали они в отношении действий Англии на море. "Будучи окружена множеством сильнейших неприятелей, не перестает она, однако же захватом нейтральных судов и с самыми невинными грузами вяще и вяще озлоблять и раздражать прочие народы".
В целом авторы доклада исходили из того, что при определении позиции России в первую очередь должны приниматься во внимание "собственные наши (русские. - Н. Б.) интересы и самое основание всей нашей политики" "северная система". В этой связи они рекомендовали, придерживаясь политики строгого нейтралитета, одновременно укреплять "северную систему", в частности "благовременно и откровенно" "сноситься и советовать об общих мерах" с Данией и Пруссией. Этим, по их мнению, подготавливался для России путь к выступлению в роли могущественного посредника для примирения воюющих сторон. Последующие действия русского правительства в общих чертах соответствовали изложенным в секретном докладе взглядам.
Общее содержание анализируемого доклада, а также другие документы, приводимые в настоящей главе, вполне определенно показывают, что русское правительство в своем отношении к войне США за независимость не руководствовалось в то время принципом легитимизма и не рассматривало американцев лишь как "мятежников" и "бунтарей" против законного монарха. Показательно, что Екатерина II ограничивалась насмешками в адрес Георга III и считала отделение североамериканских колоний от Англии практически неизбежным. Что же касается графа Н. И. Панина и его ближайших сотрудников, то причину восстания в Северной Америке они видели в политике британского кабинета и полагали, что отделение колоний от метрополии не только не противоречит интересам России, но даже ей выгодно "в части торговых ее интересов". {53}
ГЛАВА IV
ВООРУЖЕННЫЙ НЕЙТРАЛИТЕТ
И ПРЕДЛОЖЕНИЕ МИРНОГО
ПОСРЕДНИЧЕСТВА (1780-1781)
Важнейшим международным актом, предпринятым Россией в связи с войной, которую Великобритания вела с Соединенными Штатами и европейскими державами, явилось провозглашение 28 февраля (10 марта) 1780 г. декларации о вооруженном нейтралитете.
Сравнительно недавно в американской литературе вновь было высказано мнение, что первым толчком к провозглашению декларации о вооруженном нейтралитете послужили действия американского капера "Дженерал Миффлин" под командованием Даниеля Макнейла 1.
В мае 1778 г. вооруженный двадцатью орудиями и с экипажем в 150 человек американский капер отправился к мысу Нордкап, где захватил восемь британских судов, а затем еще пять в английском канале (пролив Ла-Манш). Возникла угроза торговле Великобритании с Россией через Архангельск, которая осуществлялась в основном на английских судах. Воспользовавшись этим случаем, британский посланник в С.-Петербурге Джеймс Гаррис постарался заручиться поддержкой царского правительства. В следующем, 1779 г. в Северное море была послана русская эскадра. На первый взгляд действия России могут показаться направленными против восставших колонистов. Именно так оценивает их Д. Гриффитс.
На самом деле антиамериканская направленность в действиях, предпринятых Россией, не только не намечалась, но с самого начала решительно отвергалась самим царским правительством. Особый интерес в этой связи представляют соображения Н. И. Панина по поводу "соизволения" Екатерины II о "прикрытии на буду-{54}щее торговли и караблеплавания иностранных народов к городу Архангельскому", конфирмованном 22 декабря 1778 г. (2 января 1779 г.). "Сие ограждение долженствует, однако, основываться на правилах обще всеми державами признаваемых, а именно, что море есть вольное и что всякая нация свободна производить плавание свое по открытым водам", - писал Панин и предлагал далее "с точностью предписать" командиру посылаемой эскадры, "дабы он во время крейсирования своего встречающихся английских, французских и американских арматоров отнюдь не озлоблял, но советовал им удалиться в другие воды... потому что вся навигация того края идет единственно к пристаням и берегам" Российской империи 2. Самое главное заключается в том, что, хотя поводом для намечаемого "ограждения" послужили действия "одного американского капера", Панин специально подчеркивал необходимость соблюдения строгого нейтралитета и беспристрастного отношения ко всем воюющим сторонам, включая Америку. "Одинаковое противу англичан и французов поведение с американскими каперами почитаю и надобным для того, чтоб инако собственные наши торговые суда по всем другим морям не подвергнуть их мщению и захвату, как нации, которая сама их неприятельским нападением задрала. Известно, что американцы имеют в европейских водах немалое количество вооруженных судов, кои все и стали бы караулить наш торговый флот".
"Всенижайшие рассуждения" Панина были удостоены монаршей апробации", и 26 января (6 февраля) 1779 г. последовал соответствующий указ Адмиралтейств-коллегии, в котором подчеркивалось, что русские корабли посылаются "для ограждения и защиты общей к здешним портам торговли без разбора наций". Екатерина II предписывала эскадре соблюдать "уважения", которые "к разным воюющим державам по наблюдаемом нами строгому нейтралитету неприменно сохранять надлежит"3.
28 февраля (11 марта) 1779 г. правительствам Англии и Франции была направлена нота в форме декларации, в которой сообщалось о намерении России послать "эскадру своих линейных кораблей и фрегатов, которым будет приказано должным образом защищать торговлю и судоходство, удаляя от этой береговой полосы любое каперское судно, которое появится, без {55} исключения, невзирая на его национальную принадлежность"4.
Хотя на словах русское правительство подчеркивало свою беспристрастность и нейтралитет, на практике действия России приобретали антианглийскую направленность, так как Великобритания с ее сильным морским флотом стремилась диктовать свои условия судам всех остальных стран.
О наглых действиях "английских арматоров", бросавшихся "на все встречавшиеся им корабли" "без всякого почтения к разным флагам", неоднократно доносил еще А. С. Мусин-Пушкин 5. По этому поводу у лондонского двора систематически происходили "неприятные изъяснения" с представителями нейтральных стран. "Сильнейшее представление" по поводу захвата двух кораблей рижских купцов Карла Беренса и компании предписывалось, в частности, сделать И. М. Симолину в рескрипте Екатерины II от 8 (19) ноября 1779 г. 6
Наконец в начале 1780 г. в связи с захватом Испанией купеческого судна "Св. Николай" правительство России признало необходимым, "прежде чем оскорбления российского торгового флага преобразятся во вредную привычку", сообщить в Лондон, Париж и Мадрид о решении "употребить со своей стороны к совершенному ограждению и обеспечению его все от нас и державы нашей зависящие пособия, с твердым, однако же, предложением свято и ненарушимо согласовывать оные в продолжении настоящей войны с правилами строжайшего беспристрастия и нейтралитета"7. Речь шла об отправлении летом новой эскадры в Северное море "для удаления из тамошних вод арматоров и обеспечения к портам нашим свободного плавания всех вообще дружеских народов" и о подготовке в Кронштадте дополнительного флота в составе 15 кораблей и 4 фрегатов 8.
Для того чтобы "по неведению или по неосновательным соображениям" иностранные государства, и прежде всего воюющие державы, не впали в "ложные заключения" и не использовали принимаемые Россией меры в "собственных своих изворотах", одновременно 28 февраля (10 марта) 1780 г. провозглашалась знаменитая декларация о вооруженном нейтралитете, основанная, как указывалось в том же рескрипте, с одной стороны, "на простых, чистых и неоспоримых понятиях естественного права, а с другой - на словесных постановле-{56}ниях коммерческого нашего с Великобританией трактата".
В декларации указывалось:
1) нейтральные суда могут свободно посещать порты воюющих держав;
2) собственность воюющих держав на нейтральных судах, за исключением военной контрабанды, пропускается неприкосновенно;
3) военной контрабандой признаются только предметы, перечисленные 10-й и 11-й статьями договора России с Англией 1766 г. (т. е. оружие, военные припасы и пр.);
4) под определение блокируемого порта подпадает лишь порт, вход в который фактически затруднен военно-морскими силами;
5) эти принципы будут служить правилом в определении законности призов 9.
Провозглашение вооруженного нейтралитета имело огромное международное значение: отныне устанавливались твердые международные правила, обеспечивающие безопасность морской торговли нейтральных держав во время войны.
В период с 1780 по 1783 г. к декларации присоединились практически все нейтральные страны Европы, что было официально оформлено соответствующими соглашениями. Франция и Испания так же признали выдвинутые Россией принципы.
Истории вооруженного нейтралитета, происхождению принципов декларации России и их значению посвящена обширная литература - книги и документальные публикации немецких, французских, английских, датских, американских и других зарубежных (не говоря уже о русских!) авторов, среди которых можно встретить государственных деятелей, ученых-историков, юристов, профессиональных дипломатов и т. д.
И тем не менее проблемы, связанные с историей и значением вооруженного нейтралитета, все еще остаются не вполне ясными. Самые разноречивые взгляды высказывались, в частности, по вопросу об авторе знаменитого акта 1780 г. В числе главных претендентов называли Н. И. Панина, Екатерину II, Ф. У. Т. Эпинуса, датского министра иностранных дел графа Х. Бернсторфа, прусского короля Фридриха II, министра иностранных дел Франции Верженна и др. В свое время фон Дом и граф Герц выдвинули версию о том, {57} что провозглашение вооруженного нейтралитета было чуть ли не случайным актом, результатом дворцовой интриги и соперничества графа Панина и князя Потемкина 10. Что касается Екатерины II, то она, по их мнению, так мало понимала действительное значение составленной по инициативе Панина декларации, что полагала, будто последняя провозглашается в интересах Англии (?!)11.
Однако еще в старых работах русских авторов (В. Лешков, В. Даневский и др.) справедливо отмечалось, что провозглашение вооруженного нейтралитета явилось естественным результатом предшествующих событий и что внутренние интересы самой России, совпадавшие в то время с общими принципами знаменитой декларации, были причиной ее провозглашения 12.
Морская торговля России во второй половине XVIII в. находилась в основном в руках английского купечества и производилась на британских судах. Естественным стремлением России было освободиться от чрезмерной английской опеки и поощрять развитие собственного и нейтрального мореплавания. В 1775 г. во внешней торговле использовалось 414 кораблей (из них 17 русских и 236 английских), а в 1787 г. - уже 2015 кораблей (в том числе 141 русский и 767 английских)13.
Следует также учитывать, что принципы декларации 1780 г. не были чем-то совершенно новым: многие из них уже ранее встречались в договорных актах (характерно, что в самой декларации имеется ссылка на торговый договор с Англией 1766 г.), дипломатической переписке, трудах ученых-юристов и т. д. Известно, например, что ответ графа Бернсторфа русскому правительству от 29 сентября 1778 г. по вопросу о защите морского судоходства в соответствии с определенной системой принципов основывался на материалах, представленных в МИД Дании известным юристом Максом Хюбнером 14.
Наконец, особо следует отметить, что русская декларация 1780 г., по сути дела, отстаивала тот же принцип, который в 1776 г. по предложению Дж. Адамса одобрил Континентальный конгресс США ("свободные корабли, свободные товары"), то есть право свободной торговли нейтральных стран во время войны любыми товарами, за исключением прямой военной контрабанды 15. Позднее этот принцип получил отражение в тексте {58} упоминавшегося ранее торгового договора между Францией и Соединенными Штатами 1778 г. В этой связи объективно получалось, что русское правительство, провозглашая декларацию о вооруженном нейтралитете, отстаивало (разумеется, в силу своих собственных интересов) один из принципов, во имя которых сражались восставшие колонисты в Америке. Не случайно поэтому много лет спустя президент США Дж. Медисон писал о вооруженном нейтралитете как об "американской доктрине", подчеркивая, что его провозглашение русским правительством в 1780 г. составило "эпоху в истории морского права", и отмечая, что Соединенные Штаты "особо заинтересованы" в его поддержании 16.
Причины широкого признания декларации заключаются в том, что ее принятие было подготовлено ходом предшествующих событий, развитием теории морского права и практикой торгового мореплавания. Этим же определяется и ее значение в истории международных отношений. Высказывалась, правда, точка зрения о том, что русское правительство будто бы не понимало значения предпринятого им акта, а Екатерина II полагала даже, что оказывает своей декларацией услугу Англии, но такое мнение не выдерживает сколько-нибудь серьезной критики. Действительно, само британское правительство все эти годы не оставляло мысли о возможной поддержке со стороны России. Еще 5 ноября 1779 г. "искренне любящий брат" Екатерины II английский король Георг III просил о демонстрации русских морских сил, которые могли бы, по его словам, "восстановить и укрепить спокойствие Европы, рассеять организовавшуюся против меня (т. е. Георга III. - Н. Б.) лигу и утвердить систему равновесия, которую эта лига стремится уничтожить"17. Екатерина II произвела такую демонстрацию, послав эскадру в Северное море и провозгласив декларацию о вооруженном нейтралитете, но эта демонстрация была не в пользу, а против Великобритании.
В донесениях в Лондон Дж. Гаррис приложил немало сил, чтобы всячески очернить декларацию о вооруженном нейтралитете, а также принизить ее значение. В литературе часто ссылаются на то, что сама Екатерина в беседе с Дж. Гаррисом 7 (18) декабря 1780 г. спросила: "Какой же вред причиняет вам вооруженный нейтралитет или, лучше сказать, вооруженный нуллитет?"18 Но, как не без оснований писал Ф. Мартенс, {59} "остроумный английский дипломат не заметил, что, называя свой грандиозный план пустяками или ничтожеством, Екатерина II и успокаивала его, и смеялась над ним"19.
Несмотря на тщательность проведенных исследований и обилие упоминаемых в литературе лиц, которым приписываются большие, а иногда исключительные заслуги в подготовке провозглашения вооруженного нейтралитета, действительная роль отдельных деятелей (например, Ф. У. Т. Эпинуса) до настоящего времени остается не вполне ясной. Мало известно также об участии П. Бакунина в непосредственной подготовке проекта декларации, хотя на этот счет, как и в случае с Эпинусом, имеются свидетельства современников, в том числе С. Р. Воронцова и самой Екатерины II 20. Долгое время вне поля зрения ученых оставалась и деятельность русского посланника в Гааге Д. А. Голицына 21. Между тем ему принадлежит хотя и не решающая, но все же довольно существенная роль как в подготовке провозглашения вооруженного нейтралитета, так и особенно в установлении первых русско-американских дипломатических контактов 22.
Интересной и своеобразной личности Голицына в истории русской дипломатии принадлежит не совсем обычное место. Человек широкого кругозора, разносторонне образованный, автор работ по теории электричества, по минералогии, географии, политической экономии и философии, князь Дмитрий Алексеевич Голицын занимал в 1762-1768 гг. пост посланника в Париже, а затем был переведен в Гаагу. Он состоял почетным членом нескольких академий и научных обществ (в том числе и Академии наук в С.-Петербурге, Берлине, Стокгольме и др.), являлся другом Вольтера, Дидро, Мерсье де ла Ривьера и особенно был близок к физиократам. Именно ему принадлежит заслуга посмертного опубликования в 1773 г. знаменитой книги К. А. Гельвеция "О человеке" ("De lhomme"), а также разработка радикального по тем временам, хотя и очень ограниченного в принципе, проекта отмены крепостного права в России, предусматривавшего освобождение крестьян за выкуп и без земли 23.
Находясь в Гааге, Голицын систематически поддерживал контакты с американскими агентами, сначала с Ш. Дюма, а затем с Дж. Адамсом, переписывался с Б. Франклином и даже получил позднее выговор из {60} Петербурга за пересылку портрета Дж. Вашингтона, который Екатерина распорядилась вернуть обратно 24. В мае 1782 г. ему было также дано строгое предписание воздерживаться от официального признания Адамса как американского посланника 25.
В отличие от многих своих коллег - тупых и самодовольных царских сановников - Д. А. Голицын не только придерживался самостоятельных взглядов по ряду вопросов, но и систематически подавал советы в Петербург Н. И. Панину, И. А. Остерману и самой Екатерине II (не говоря уже об А. М. Голицыне), что не часто встречается в дипломатической практике того времени.
Особый интерес для истории провозглашения февральской декларации 1780 г. представляет, в частности, письмо Д. А. Голицына Н. И. Панину от 7 (18) февраля, в котором посланник подробно обосновывал проект союзного договора России и Голландии с участием Дании и Швеции "единственно в целях защиты торговли договаривающихся держав и поддержания нейтралитета и свободы мореплавания"26. Он сообщал об этом проекте как о плане Голландии и называл его "справедливым, разумным и правильным". "Что касается выгоды от этого договора, - писал Голицын, - то ваше с-во понимает ее лучше, чем я. Англичане и немцы захватывая все корабли Республики, до такой степени затрудняют ее торговлю, что голландцы будут вынуждены отказаться от нее, вследствие чего пострадает сбыт наших товаров, поскольку фактически с начала войны Америки с Англией одна только Россия должна поставлять воюющим державам пеньку, паруса и строительный лес. Однако именно эти товары англичане наиболее усердно отбирают у голландцев. Я должен также уведомить ваше с-во, что мне известно из достоверного источника, что версальский двор не будет возражать против образования союза между Республикой и нашим двором и даже между всеми северными дворами и что в настоящее время он желает мира, если только таковой будет заключен на разумных условиях, главным из которых является свобода торговли и мореплавания для всех европейских наций".
Подробно развивая свои мысли в письме к Панину в марте 1780 г., Голицын отмечал: "По моему мнению, самая главная выгода, которую можно извлечь из этого, состояла в том, чтобы выступить в качестве посредников {61} между воюющими державами: они не смогут отказаться от этого посредничества; императрица принудит их к миру и продиктует свои условия, как она это сделала на Тешенском конгрессе. Именно в этом состоит основная цель, которую нужно иметь в виду, заключая данный союз"27.
Нам трудно окончательно судить о степени влияния Голицына на провозглашение русским правительством вооруженного нейтралитета. Во всяком случае его советы не могли не содействовать развитию событий. Обратим внимание и на любопытное хронологическое совпадение: письмо Голицына от 7 (18) февраля 1780 г., как свидетельствует надпись на нем, было получено в С.-Петербурге 26 февраля (8 марта) 1780 г., а уже на следующий день, 27 февраля (9 марта), была одобрена знаменитая декларация о вооруженном нейтралитете. Русское правительство выступило инициатором создания лиги вооруженного нейтралитета для защиты торгового мореплавания.
Мы далеки от того, чтобы делать какие-либо категорические выводы из простого хронологического совпадения. Письмо Голицына явилось, так сказать, последней каплей, переполнившей уже заполненную до краев чашу. Нет сомнений также и в том, что деятельность Голицына в Гааге заслуживает специального внимания историков.
Действия России имели немалое значение для улучшения международного положения Соединенных Штатов, подрыва морского могущества Англии и ее дипломатической изоляции. Высокую оценку вооруженного нейтралитета дал Б. Франклин, писавший американскому агенту в Голландии Ш. Дюма в июне 1780 г.: "Я весьма одобряю принципы конфедерации нейтральных держав и хотел бы не только уважать суда как приятельский дом, хотя бы и вмещающий товары противника, но и желал бы во имя человечества, чтобы международное право было дополнено постановлением, гласящим, что даже в военное время всем людям, трудящимся над доставанием пропитания другим или над обменом предметов первой необходимости или удобств для общего блага человечества, как хлебопашцам на своих нивах, рыбакам на своих ладьях и купцам на невооруженных судах, было разрешено продолжать разную свою невинную и полезную деятельность без перерывов и помех и чтобы у них ничего не было отнято, {62} даже если это будет нужно неприятелю, без надлежащей оплаты за все у них взятое"28.
Характеризуя благоприятную для США международную обстановку, сложившуюся после провозглашения вооруженного нейтралитета, Дж. Вашингтон отмечал, что декларация России, к которой присоединились все другие государства Европы, унижает "гордость и силу Великобритании на море"29.
Таким образом, с самого начала войны английских колоний в Северной Америке за независимость русское правительство твердо и неуклонно проводило политику строгого нейтралитета, решительно отвергая все попытки Англии навязать ему союзные обязательства. Позиция, занятая русским правительством, получила высокую оценку в Соединенных Штатах. "Мы немало обрадованы узнать из достоверного источника, - писал Вашингтон Лафайету весной 1779 г., - что просьбы и предложения Великобритании русской императрице отвергнуты с презрением"55. В другой раз, отмечая решительный отказ Екатерины II заключить какой-либо договор о взаимопомощи с Англией, Дж. Вашингтон подчеркивал, что русское правительство мотивировало свою позицию в выражениях, носящих отпечаток "уважения к правам человечества"56.
Надо сказать, что, рассуждая о "благах" челове-{51}чества, правительство Екатерины II исходило прежде всего из государственных интересов России и трезвой оценки международной обстановки. Подробный анализ общего международного положения и внешней политики России в связи с войной Англии в Европе и Америке был дан в секретном докладе Коллегии иностранных дел Екатерине II летом 1779 г. Доклад выражал общее мнение первоприсутствующего в Коллегии Н. И. Панина, вице-канцлера И. А. Остермана и членов секретной экспедиции Коллегии братьев Бакуниных, выработанное на заседании 31 июля (11 августа) 1779 г. Этот документ имеет первостепенное значение для понимания общей политики России в связи с войной, которую вела Англия. "Американские ее селения, - указывалось в докладе, - превратившиеся собственной виной правительства британского в область независимую и самовластную (курсив мой. - Н. Б.), не инако противу ее воюют и воевать могут, как внутри своих жилищ и земель, обороняя единственно новое свое бытие по мере ее атаки"57 .
Из приведенного отрывка очевидно, что русское правительство не только считало отделение колоний от метрополии свершившимся фактом, но усматривало причину этого в "собственной вине" английского кабинета. Более того, в докладе прямо указывалось, что отделение колоний от Англии не только не противоречит интересам России, но выгодно ей, поскольку русские товары могут с успехом заменить изделия, доставлявшиеся ранее на английский рынок из Америки, и, кроме того, с самой Америкой будут развиваться взаимовыгодные прямые связи. "...Потеря Англией колоний ее на твердой земле, - делался вывод в докладе, - не только не вредна, но паче и полезна, а еще быть может для России в части торговых ее интересов, поскольку со временем из Америки новая беспосредственная отрасль коммерции с Россией открыться и завестись может для получения из первых рук взаимных нужд". Следует иметь в виду, что все это высказывалось не как мнение отдельного, пусть даже и влиятельного государственного деятеля, а как итог коллективной работы лиц, руководивших внешней политикой страны; сам характер документа - секретного доклада императрице - придавал его содержанию особое значение.
Авторы доклада придерживались весьма скептиче-{52}ского мнения о тогдашнем британском правительстве. "Подлинно внутреннее состояние двора и министерства английского не таково, чтоб могло возбуждать национальную и постороннюю к ним доверенность". Особое недовольство высказывали они в отношении действий Англии на море. "Будучи окружена множеством сильнейших неприятелей, не перестает она, однако же захватом нейтральных судов и с самыми невинными грузами вяще и вяще озлоблять и раздражать прочие народы".
В целом авторы доклада исходили из того, что при определении позиции России в первую очередь должны приниматься во внимание "собственные наши (русские. - Н. Б.) интересы и самое основание всей нашей политики" "северная система". В этой связи они рекомендовали, придерживаясь политики строгого нейтралитета, одновременно укреплять "северную систему", в частности "благовременно и откровенно" "сноситься и советовать об общих мерах" с Данией и Пруссией. Этим, по их мнению, подготавливался для России путь к выступлению в роли могущественного посредника для примирения воюющих сторон. Последующие действия русского правительства в общих чертах соответствовали изложенным в секретном докладе взглядам.
Общее содержание анализируемого доклада, а также другие документы, приводимые в настоящей главе, вполне определенно показывают, что русское правительство в своем отношении к войне США за независимость не руководствовалось в то время принципом легитимизма и не рассматривало американцев лишь как "мятежников" и "бунтарей" против законного монарха. Показательно, что Екатерина II ограничивалась насмешками в адрес Георга III и считала отделение североамериканских колоний от Англии практически неизбежным. Что же касается графа Н. И. Панина и его ближайших сотрудников, то причину восстания в Северной Америке они видели в политике британского кабинета и полагали, что отделение колоний от метрополии не только не противоречит интересам России, но даже ей выгодно "в части торговых ее интересов". {53}
ГЛАВА IV
ВООРУЖЕННЫЙ НЕЙТРАЛИТЕТ
И ПРЕДЛОЖЕНИЕ МИРНОГО
ПОСРЕДНИЧЕСТВА (1780-1781)
Важнейшим международным актом, предпринятым Россией в связи с войной, которую Великобритания вела с Соединенными Штатами и европейскими державами, явилось провозглашение 28 февраля (10 марта) 1780 г. декларации о вооруженном нейтралитете.
Сравнительно недавно в американской литературе вновь было высказано мнение, что первым толчком к провозглашению декларации о вооруженном нейтралитете послужили действия американского капера "Дженерал Миффлин" под командованием Даниеля Макнейла 1.
В мае 1778 г. вооруженный двадцатью орудиями и с экипажем в 150 человек американский капер отправился к мысу Нордкап, где захватил восемь британских судов, а затем еще пять в английском канале (пролив Ла-Манш). Возникла угроза торговле Великобритании с Россией через Архангельск, которая осуществлялась в основном на английских судах. Воспользовавшись этим случаем, британский посланник в С.-Петербурге Джеймс Гаррис постарался заручиться поддержкой царского правительства. В следующем, 1779 г. в Северное море была послана русская эскадра. На первый взгляд действия России могут показаться направленными против восставших колонистов. Именно так оценивает их Д. Гриффитс.
На самом деле антиамериканская направленность в действиях, предпринятых Россией, не только не намечалась, но с самого начала решительно отвергалась самим царским правительством. Особый интерес в этой связи представляют соображения Н. И. Панина по поводу "соизволения" Екатерины II о "прикрытии на буду-{54}щее торговли и караблеплавания иностранных народов к городу Архангельскому", конфирмованном 22 декабря 1778 г. (2 января 1779 г.). "Сие ограждение долженствует, однако, основываться на правилах обще всеми державами признаваемых, а именно, что море есть вольное и что всякая нация свободна производить плавание свое по открытым водам", - писал Панин и предлагал далее "с точностью предписать" командиру посылаемой эскадры, "дабы он во время крейсирования своего встречающихся английских, французских и американских арматоров отнюдь не озлоблял, но советовал им удалиться в другие воды... потому что вся навигация того края идет единственно к пристаням и берегам" Российской империи 2. Самое главное заключается в том, что, хотя поводом для намечаемого "ограждения" послужили действия "одного американского капера", Панин специально подчеркивал необходимость соблюдения строгого нейтралитета и беспристрастного отношения ко всем воюющим сторонам, включая Америку. "Одинаковое противу англичан и французов поведение с американскими каперами почитаю и надобным для того, чтоб инако собственные наши торговые суда по всем другим морям не подвергнуть их мщению и захвату, как нации, которая сама их неприятельским нападением задрала. Известно, что американцы имеют в европейских водах немалое количество вооруженных судов, кои все и стали бы караулить наш торговый флот".
"Всенижайшие рассуждения" Панина были удостоены монаршей апробации", и 26 января (6 февраля) 1779 г. последовал соответствующий указ Адмиралтейств-коллегии, в котором подчеркивалось, что русские корабли посылаются "для ограждения и защиты общей к здешним портам торговли без разбора наций". Екатерина II предписывала эскадре соблюдать "уважения", которые "к разным воюющим державам по наблюдаемом нами строгому нейтралитету неприменно сохранять надлежит"3.
28 февраля (11 марта) 1779 г. правительствам Англии и Франции была направлена нота в форме декларации, в которой сообщалось о намерении России послать "эскадру своих линейных кораблей и фрегатов, которым будет приказано должным образом защищать торговлю и судоходство, удаляя от этой береговой полосы любое каперское судно, которое появится, без {55} исключения, невзирая на его национальную принадлежность"4.
Хотя на словах русское правительство подчеркивало свою беспристрастность и нейтралитет, на практике действия России приобретали антианглийскую направленность, так как Великобритания с ее сильным морским флотом стремилась диктовать свои условия судам всех остальных стран.
О наглых действиях "английских арматоров", бросавшихся "на все встречавшиеся им корабли" "без всякого почтения к разным флагам", неоднократно доносил еще А. С. Мусин-Пушкин 5. По этому поводу у лондонского двора систематически происходили "неприятные изъяснения" с представителями нейтральных стран. "Сильнейшее представление" по поводу захвата двух кораблей рижских купцов Карла Беренса и компании предписывалось, в частности, сделать И. М. Симолину в рескрипте Екатерины II от 8 (19) ноября 1779 г. 6
Наконец в начале 1780 г. в связи с захватом Испанией купеческого судна "Св. Николай" правительство России признало необходимым, "прежде чем оскорбления российского торгового флага преобразятся во вредную привычку", сообщить в Лондон, Париж и Мадрид о решении "употребить со своей стороны к совершенному ограждению и обеспечению его все от нас и державы нашей зависящие пособия, с твердым, однако же, предложением свято и ненарушимо согласовывать оные в продолжении настоящей войны с правилами строжайшего беспристрастия и нейтралитета"7. Речь шла об отправлении летом новой эскадры в Северное море "для удаления из тамошних вод арматоров и обеспечения к портам нашим свободного плавания всех вообще дружеских народов" и о подготовке в Кронштадте дополнительного флота в составе 15 кораблей и 4 фрегатов 8.
Для того чтобы "по неведению или по неосновательным соображениям" иностранные государства, и прежде всего воюющие державы, не впали в "ложные заключения" и не использовали принимаемые Россией меры в "собственных своих изворотах", одновременно 28 февраля (10 марта) 1780 г. провозглашалась знаменитая декларация о вооруженном нейтралитете, основанная, как указывалось в том же рескрипте, с одной стороны, "на простых, чистых и неоспоримых понятиях естественного права, а с другой - на словесных постановле-{56}ниях коммерческого нашего с Великобританией трактата".
В декларации указывалось:
1) нейтральные суда могут свободно посещать порты воюющих держав;
2) собственность воюющих держав на нейтральных судах, за исключением военной контрабанды, пропускается неприкосновенно;
3) военной контрабандой признаются только предметы, перечисленные 10-й и 11-й статьями договора России с Англией 1766 г. (т. е. оружие, военные припасы и пр.);
4) под определение блокируемого порта подпадает лишь порт, вход в который фактически затруднен военно-морскими силами;
5) эти принципы будут служить правилом в определении законности призов 9.
Провозглашение вооруженного нейтралитета имело огромное международное значение: отныне устанавливались твердые международные правила, обеспечивающие безопасность морской торговли нейтральных держав во время войны.
В период с 1780 по 1783 г. к декларации присоединились практически все нейтральные страны Европы, что было официально оформлено соответствующими соглашениями. Франция и Испания так же признали выдвинутые Россией принципы.
Истории вооруженного нейтралитета, происхождению принципов декларации России и их значению посвящена обширная литература - книги и документальные публикации немецких, французских, английских, датских, американских и других зарубежных (не говоря уже о русских!) авторов, среди которых можно встретить государственных деятелей, ученых-историков, юристов, профессиональных дипломатов и т. д.
И тем не менее проблемы, связанные с историей и значением вооруженного нейтралитета, все еще остаются не вполне ясными. Самые разноречивые взгляды высказывались, в частности, по вопросу об авторе знаменитого акта 1780 г. В числе главных претендентов называли Н. И. Панина, Екатерину II, Ф. У. Т. Эпинуса, датского министра иностранных дел графа Х. Бернсторфа, прусского короля Фридриха II, министра иностранных дел Франции Верженна и др. В свое время фон Дом и граф Герц выдвинули версию о том, {57} что провозглашение вооруженного нейтралитета было чуть ли не случайным актом, результатом дворцовой интриги и соперничества графа Панина и князя Потемкина 10. Что касается Екатерины II, то она, по их мнению, так мало понимала действительное значение составленной по инициативе Панина декларации, что полагала, будто последняя провозглашается в интересах Англии (?!)11.
Однако еще в старых работах русских авторов (В. Лешков, В. Даневский и др.) справедливо отмечалось, что провозглашение вооруженного нейтралитета явилось естественным результатом предшествующих событий и что внутренние интересы самой России, совпадавшие в то время с общими принципами знаменитой декларации, были причиной ее провозглашения 12.
Морская торговля России во второй половине XVIII в. находилась в основном в руках английского купечества и производилась на британских судах. Естественным стремлением России было освободиться от чрезмерной английской опеки и поощрять развитие собственного и нейтрального мореплавания. В 1775 г. во внешней торговле использовалось 414 кораблей (из них 17 русских и 236 английских), а в 1787 г. - уже 2015 кораблей (в том числе 141 русский и 767 английских)13.
Следует также учитывать, что принципы декларации 1780 г. не были чем-то совершенно новым: многие из них уже ранее встречались в договорных актах (характерно, что в самой декларации имеется ссылка на торговый договор с Англией 1766 г.), дипломатической переписке, трудах ученых-юристов и т. д. Известно, например, что ответ графа Бернсторфа русскому правительству от 29 сентября 1778 г. по вопросу о защите морского судоходства в соответствии с определенной системой принципов основывался на материалах, представленных в МИД Дании известным юристом Максом Хюбнером 14.
Наконец, особо следует отметить, что русская декларация 1780 г., по сути дела, отстаивала тот же принцип, который в 1776 г. по предложению Дж. Адамса одобрил Континентальный конгресс США ("свободные корабли, свободные товары"), то есть право свободной торговли нейтральных стран во время войны любыми товарами, за исключением прямой военной контрабанды 15. Позднее этот принцип получил отражение в тексте {58} упоминавшегося ранее торгового договора между Францией и Соединенными Штатами 1778 г. В этой связи объективно получалось, что русское правительство, провозглашая декларацию о вооруженном нейтралитете, отстаивало (разумеется, в силу своих собственных интересов) один из принципов, во имя которых сражались восставшие колонисты в Америке. Не случайно поэтому много лет спустя президент США Дж. Медисон писал о вооруженном нейтралитете как об "американской доктрине", подчеркивая, что его провозглашение русским правительством в 1780 г. составило "эпоху в истории морского права", и отмечая, что Соединенные Штаты "особо заинтересованы" в его поддержании 16.
Причины широкого признания декларации заключаются в том, что ее принятие было подготовлено ходом предшествующих событий, развитием теории морского права и практикой торгового мореплавания. Этим же определяется и ее значение в истории международных отношений. Высказывалась, правда, точка зрения о том, что русское правительство будто бы не понимало значения предпринятого им акта, а Екатерина II полагала даже, что оказывает своей декларацией услугу Англии, но такое мнение не выдерживает сколько-нибудь серьезной критики. Действительно, само британское правительство все эти годы не оставляло мысли о возможной поддержке со стороны России. Еще 5 ноября 1779 г. "искренне любящий брат" Екатерины II английский король Георг III просил о демонстрации русских морских сил, которые могли бы, по его словам, "восстановить и укрепить спокойствие Европы, рассеять организовавшуюся против меня (т. е. Георга III. - Н. Б.) лигу и утвердить систему равновесия, которую эта лига стремится уничтожить"17. Екатерина II произвела такую демонстрацию, послав эскадру в Северное море и провозгласив декларацию о вооруженном нейтралитете, но эта демонстрация была не в пользу, а против Великобритании.
В донесениях в Лондон Дж. Гаррис приложил немало сил, чтобы всячески очернить декларацию о вооруженном нейтралитете, а также принизить ее значение. В литературе часто ссылаются на то, что сама Екатерина в беседе с Дж. Гаррисом 7 (18) декабря 1780 г. спросила: "Какой же вред причиняет вам вооруженный нейтралитет или, лучше сказать, вооруженный нуллитет?"18 Но, как не без оснований писал Ф. Мартенс, {59} "остроумный английский дипломат не заметил, что, называя свой грандиозный план пустяками или ничтожеством, Екатерина II и успокаивала его, и смеялась над ним"19.
Несмотря на тщательность проведенных исследований и обилие упоминаемых в литературе лиц, которым приписываются большие, а иногда исключительные заслуги в подготовке провозглашения вооруженного нейтралитета, действительная роль отдельных деятелей (например, Ф. У. Т. Эпинуса) до настоящего времени остается не вполне ясной. Мало известно также об участии П. Бакунина в непосредственной подготовке проекта декларации, хотя на этот счет, как и в случае с Эпинусом, имеются свидетельства современников, в том числе С. Р. Воронцова и самой Екатерины II 20. Долгое время вне поля зрения ученых оставалась и деятельность русского посланника в Гааге Д. А. Голицына 21. Между тем ему принадлежит хотя и не решающая, но все же довольно существенная роль как в подготовке провозглашения вооруженного нейтралитета, так и особенно в установлении первых русско-американских дипломатических контактов 22.
Интересной и своеобразной личности Голицына в истории русской дипломатии принадлежит не совсем обычное место. Человек широкого кругозора, разносторонне образованный, автор работ по теории электричества, по минералогии, географии, политической экономии и философии, князь Дмитрий Алексеевич Голицын занимал в 1762-1768 гг. пост посланника в Париже, а затем был переведен в Гаагу. Он состоял почетным членом нескольких академий и научных обществ (в том числе и Академии наук в С.-Петербурге, Берлине, Стокгольме и др.), являлся другом Вольтера, Дидро, Мерсье де ла Ривьера и особенно был близок к физиократам. Именно ему принадлежит заслуга посмертного опубликования в 1773 г. знаменитой книги К. А. Гельвеция "О человеке" ("De lhomme"), а также разработка радикального по тем временам, хотя и очень ограниченного в принципе, проекта отмены крепостного права в России, предусматривавшего освобождение крестьян за выкуп и без земли 23.
Находясь в Гааге, Голицын систематически поддерживал контакты с американскими агентами, сначала с Ш. Дюма, а затем с Дж. Адамсом, переписывался с Б. Франклином и даже получил позднее выговор из {60} Петербурга за пересылку портрета Дж. Вашингтона, который Екатерина распорядилась вернуть обратно 24. В мае 1782 г. ему было также дано строгое предписание воздерживаться от официального признания Адамса как американского посланника 25.
В отличие от многих своих коллег - тупых и самодовольных царских сановников - Д. А. Голицын не только придерживался самостоятельных взглядов по ряду вопросов, но и систематически подавал советы в Петербург Н. И. Панину, И. А. Остерману и самой Екатерине II (не говоря уже об А. М. Голицыне), что не часто встречается в дипломатической практике того времени.
Особый интерес для истории провозглашения февральской декларации 1780 г. представляет, в частности, письмо Д. А. Голицына Н. И. Панину от 7 (18) февраля, в котором посланник подробно обосновывал проект союзного договора России и Голландии с участием Дании и Швеции "единственно в целях защиты торговли договаривающихся держав и поддержания нейтралитета и свободы мореплавания"26. Он сообщал об этом проекте как о плане Голландии и называл его "справедливым, разумным и правильным". "Что касается выгоды от этого договора, - писал Голицын, - то ваше с-во понимает ее лучше, чем я. Англичане и немцы захватывая все корабли Республики, до такой степени затрудняют ее торговлю, что голландцы будут вынуждены отказаться от нее, вследствие чего пострадает сбыт наших товаров, поскольку фактически с начала войны Америки с Англией одна только Россия должна поставлять воюющим державам пеньку, паруса и строительный лес. Однако именно эти товары англичане наиболее усердно отбирают у голландцев. Я должен также уведомить ваше с-во, что мне известно из достоверного источника, что версальский двор не будет возражать против образования союза между Республикой и нашим двором и даже между всеми северными дворами и что в настоящее время он желает мира, если только таковой будет заключен на разумных условиях, главным из которых является свобода торговли и мореплавания для всех европейских наций".
Подробно развивая свои мысли в письме к Панину в марте 1780 г., Голицын отмечал: "По моему мнению, самая главная выгода, которую можно извлечь из этого, состояла в том, чтобы выступить в качестве посредников {61} между воюющими державами: они не смогут отказаться от этого посредничества; императрица принудит их к миру и продиктует свои условия, как она это сделала на Тешенском конгрессе. Именно в этом состоит основная цель, которую нужно иметь в виду, заключая данный союз"27.
Нам трудно окончательно судить о степени влияния Голицына на провозглашение русским правительством вооруженного нейтралитета. Во всяком случае его советы не могли не содействовать развитию событий. Обратим внимание и на любопытное хронологическое совпадение: письмо Голицына от 7 (18) февраля 1780 г., как свидетельствует надпись на нем, было получено в С.-Петербурге 26 февраля (8 марта) 1780 г., а уже на следующий день, 27 февраля (9 марта), была одобрена знаменитая декларация о вооруженном нейтралитете. Русское правительство выступило инициатором создания лиги вооруженного нейтралитета для защиты торгового мореплавания.
Мы далеки от того, чтобы делать какие-либо категорические выводы из простого хронологического совпадения. Письмо Голицына явилось, так сказать, последней каплей, переполнившей уже заполненную до краев чашу. Нет сомнений также и в том, что деятельность Голицына в Гааге заслуживает специального внимания историков.
Действия России имели немалое значение для улучшения международного положения Соединенных Штатов, подрыва морского могущества Англии и ее дипломатической изоляции. Высокую оценку вооруженного нейтралитета дал Б. Франклин, писавший американскому агенту в Голландии Ш. Дюма в июне 1780 г.: "Я весьма одобряю принципы конфедерации нейтральных держав и хотел бы не только уважать суда как приятельский дом, хотя бы и вмещающий товары противника, но и желал бы во имя человечества, чтобы международное право было дополнено постановлением, гласящим, что даже в военное время всем людям, трудящимся над доставанием пропитания другим или над обменом предметов первой необходимости или удобств для общего блага человечества, как хлебопашцам на своих нивах, рыбакам на своих ладьях и купцам на невооруженных судах, было разрешено продолжать разную свою невинную и полезную деятельность без перерывов и помех и чтобы у них ничего не было отнято, {62} даже если это будет нужно неприятелю, без надлежащей оплаты за все у них взятое"28.
Характеризуя благоприятную для США международную обстановку, сложившуюся после провозглашения вооруженного нейтралитета, Дж. Вашингтон отмечал, что декларация России, к которой присоединились все другие государства Европы, унижает "гордость и силу Великобритании на море"29.