Страница:
По воле случая Дейна уехал из С.-Петербурга 24 августа (4 сентября) 1783 г., то есть на следующий день после подписания в Версале окончательного мирного договора. Телеграфной связи в то время не существовало, и официальной аудиенции у Екатерины II посланник так и не дождался. Но не в этом, конечно, было главное, если иметь в виду действительные причины малой результативности его миссии. После отстранения весной 1781 г. Н. И. Панина, о благожелательном отношении которого к делу американской независимости уже говорилось, рассчитывать на особый успех в С.-Петербурге, разумеется, не приходилось. Основное внимание русской дипломатии привлекали отношения с Турцией, и в первую очередь присоединение Крыма. Сама Екатерина II американскими делами почти не интересовалась и 11 (22) июня 1783 г. откровенно писала И. С. Барятинскому и А. И. Маркову в Париж: "Когда занятие Крыма сделается в публике гласным, тогда на чинимые Вам вопросы и инако в разговорах Ваших можете Вы, следуя изображаемым в манифесте причинам, необиновенно говорить, что Россия не мешалась в свое время в чужие дела, как, например, занятие Корсики, признание независимости английских в Америке селений и тому подобное; что во взаимство сему имеет она право требовать, дабы и другие державы не вступались в приобретение ею татарских земель; что она, действуя заодно и находясь с императором римским в тесном союзе, не попустит, конечно, дабы по сему случаю и союзник ее тревожен был"26.
Сам Ф. Дейна жил в С.-Петербурге почти в полной изоляции не только от царского правительства, но и от русского общества в целом, хотя в самом начале данных ему Континентальным конгрессом инструкций прямо указывалось, что "великая цель" его миссии наряду с достижением поддержки от Екатерины II заключается в том, чтобы "заложить основу для взаимопонимания и дружественных связей между подданными ее и. в-ва и гражданами Соединенных Штатов в целях взаимной выгоды обеих стран"27.
Дейна практически очень мало сделал, чтобы хоть как-то выполнить эту важную часть своей миссии.{87} Находясь в С.-Петербурге около двух лет, он, несомненно, имел возможность завязать связи с теми кpyгами русского общества, которые в какой-то степени могли содействовать успеху его миссии, тем более что в этом отношении уже имелся блестящий опыт Б. Франклина во Франции. Конечно, Франция накануне революции - это не крепостническая Россия времен Екатерины II. Рассчитывать на особый успех пуританскому дипломату не приходилось. Столь же очевидно, однако, что Дейна - это не Франклин и проникнуть в высшее общество С.-Петербурга безвестному юристу из Массачусетса было куда труднее, чем его знаменитому коллеге - прославленному естествоиспытателю и философу - в парижские салоны. Деятельность Дейны еще более затруднялась тем, что он не знал не только русского, но даже французского языка, и одно это уже не могло не сказаться на его деятельности в С.-Петербурге самым отрицательным образом.
Но если формального признания США как независимого государства в то время не произошло (после заключения мира с Англией, опасаясь вовлечения в европейскую систему политики, само американское правительство не проявляло интереса к установлению дипломатических отношений с С.-Петербургом), то, по существу, можно с полным основанием говорить о признании нового государства де-факто. На это дают право прежде всего упоминавшийся ранее ответ русского правительства Ф. Дейне от 3 (14) июня 1783 г., практическая деятельность русских дипломатов за границей и, наконец, официальные инструкции, полученные ими несколько позже из С.-Петербурга. Показательно, в частности, сообщение И. С. Барятинского летом 1783 г. о том, что Б. Франклин сделал "всему дипломатическому корпусу первую визиту и все послы и посланники ему оную отдали"28. (Напомним, что ранее русские дипломаты избегали прямых контактов с американскими представителями.)
Впрочем, все это до известной степени только формальные моменты. Гораздо важнее, что, как показывают изученные материалы, общая позиция России в трудные, критические для США годы борьбы за свободу и независимость объективно имела существенное значение для улучшения международного положения восставших колоний, для дипломатической изоляции Англии и в конечном итоге для победы {88} США в борьбе против метрополии. Ряд документов о мирном посредничестве России свидетельствует даже о ее стремлении, выраженном, правда, очень, осторожно, склонить Англию к примирению с восставшими и признанию их независимости. Речь идет, понятно, не о каких-то "симпатиях" Екатерины II и ее правительства к восставшим колонистам, а о соображениях реальной политики: все возраставшем недовольстве политикой британского кабинета, стремлении императрицы играть роль арбитра в европейских делах, понимании неизбежности отделения колоний и даже заинтересованности России в образовании независимых США, поддержании европейского "равновесия", укреплении международного престижа и влияния России и т. д. Огромное международное значение имело провозглашение Россией в 1780 г. декларации о вооруженном нейтралитете. Эта декларация, направленная своим острием против Англии, была выгодна для всех других стран, и особенно для США.
Даже после отставки Н. И. Панина в мае 1781 г. и изменения общего курса внешней политики России царское правительство не оставляло мысли оказать при случае содействие для достижения примирения между Англией и восставшими американцами.
Так, в феврале 1782 г., передавая Остерману "высочайшую волю", всесильный секретарь Екатерины II Безбородко писал, что, следуя "дружественному к короне великобританской расположению", императрица "весьма желала бы, чтобы дело между оною и селениями в Америке, от нее отложившимися, кое по сие время было единым препятствием в примирении, могло быть окончено беспрепятственным и предварительным между ними соглашением и чтобы нынешняя бытность в Голландии г-на Венворта, равно как и помянутых селений емиссара Адамса, могла дать тому повод *". В соответствующих инструкциях А. И. Моркову в этой связи предлагалось одновременно подтвердить, чтобы он действовал в этом вопросе с крайней осторожностью, "не дая причины Англии заключить, будто здешний двор хотел мешаться в дела ее с американскими селениями"29. {89}
Поражение английских войск в Америке привело весной 1782 г. к падению старого торийского кабинета и приходу к власти вигского правительства Рокингэма - Фокса. У Англии не оставалось иного выхода, кроме признания независимости США и согласия на открытие мирных переговоров. "Когда бывшее министерство мне заявляло и повторяло, - доносил И. М. Симолин из Лондона 7 (18) июня 1782 г., - что нация скорее похоронит себя под обломками государства, чем пойдет на признание независимости Америки, то в. с-во соблаговолит вспомнить - оно говорило внушительным тоном и располагало голосами избирателей до катастрофы пленения армии Корнуоллиса... Событие в Чесапике создало новую обстановку и вызвало отставку упомянутого министерства. Если в то время шансы на победу и на поражение британского оружия были бы равны, я склонен думать, что упомянутое министерство продолжало бы еще существовать и не отступилось бы от своего плана покорить Америку силой оружия и с этой целью прибегнуть к самым крайним средствам"30.
В связи с подготовкой подписания окончательного мирного договора в Париже летом 1783 г. вновь встал вопрос о русско-австрийском посредничестве. На этот раз речь шла о чисто формальной стороне дела - будут ли под текстом договора стоять подписи русского и австрийского представителей. Этот процедурный момент имел тем не менее существенное значение для Соединенных Штатов, поскольку из акта подписания договора Россией и Австрией вытекало официальное признание независимости нового государства правительствами обеих держав. Понятно поэтому, что, когда министр иностранных дел Франции Верженн спросил американских уполномоченных, не хотят ли США подписать окончательный мирный договор при посредничестве петербургского и венского дворов, они не замедлили ответить согласием 31. С другой стороны британский представитель Д. Хартли решительно отклонил это предложение.
Российский посланник в Париже И. С. Барятинский сообщал по этому поводу в С.-Петербург 13 (24) августа 1783 г.: "Вчерашний день съехался я с Франклином; он всегда со мною обращается с довольной доверенностью. Между разговорами сделал я ему персонально от себя приветствие по поводу учиненного {90} от Адамса отзыва о намерении их пригласить нас и графа Мерсия к подписанию трактата с Англией... Франклин ко мне отозвался: мы, конечно, за особенную честь всегда поставлять бы себе стали, что начало нашей независимости утвердилось, и мы все силы к тому с нашей стороны и употребляем, но мы еще в том не уверены, можем ли иметь честь, ибо г-н Гартлей, комиссар аглинский, с которым мы теперь по сему делу трактуем, в том нам упорствует, отзываясь, что Англии нет нужды ни в какой медиации"32.
В переговорах, которые Франклин и Адамс вели с Хартли и Верженном, французский министр, хотя и делал вид "строго нейтральной стороны", на деле же был против принятия посредничества, и вопрос в конце концов был оставлен. Для американских представителей не составляло секрета, что эта оппозиция проистекала из стремления Англии и Франции предотвратить укрепление международных позиций США. "Подписание договора двумя императорскими дворами (речь идет о петербургском и венском дворах. - Н. Б.), - писал Дж. Адамс, произвело бы глубокое и важное впечатление в нашу пользу на добрую половину Европы, как друзей этих дворов, и на другую половину, как их врагов... Из всех бесед, которые имел с графом Мерси и г-ном Морковым, очевидно, что оба двора желали и их посланники были, конечно, честолюбивы подписать наш договор. Они и их государи хотели, чтобы их имена могли бы прочитать в Америке и чтобы их уважали там, как своих друзей"33.
В результате русские уполномоченные Барятинский и Морков подписали только мирные договоры с Англией, Францией и Испанией 34. На окончательном мирном договоре между Великобританией и США, заключенном в Париже 3 сентября 1783 г., их подписи отсутствовали. Уже после официального подписания договора Франклин "приватно" передал его текст русским уполномоченным, которые почли "за долг" представить этот документ Екатерине II 35. В связи с окончанием войны в Америке Франклин также переслал Барятинскому для передачи Екатерине II "книгу-конституцию * Соединенных Американских Про-{91}винций и медаль **, выбитую на их независимость"36.
В свое время Д. А. Голицын получил строгое предписание воздерживаться от официального признания Дж. Адамса как американского посланника в Голландии. Когда же в июне 1784 г. Адамс сделал русскому посланнику в Гааге С. А. Колычеву, как и друим иностранным дипломатам, сообщение о признании независимости США и подписании окончательного мирного договора, российский дипломат не уклонился от ответного визита 37. Наконец, само правительство Екатерины II дало официальное указание русским дипломатам руководствоваться в отношениях с представителями США общепринятыми нормами, которым следуют другие беспристрастные державы, "тем паче, что по признанию независимости областей Американских со стороны самой Англии ничто не препятствует уже поступать с ними как и с другими республиками"38. По сути дела, это означало фактическое признание Соединенных Штатов Америки. {92}
ГЛАВА VI
РУССКАЯ ОБЩЕСТВЕННОСТЬ
И АМЕРИКАНСКАЯ РЕВОЛЮЦИЯ
XVIII В.
Война США за независимость, по образному выражению К. Маркса, "прозвучала набатным колоколом для европейской буржуазии..." Именно в Америке, в ходе войны за независимость, возникла "идея единой великой демократической республики... и был дан первый толчок европейской революции XVIII века..."1. В свое время профессор Роберт Палмер, по существу, исключил Российскую империю из региона "западной цивилизации"2. Конечно, Россия второй половины XVIII в. - это не предреволюционная Франция, не развитая в промышленном отношении Англия и не буржуазная Голландия (Республика Соединенных Провинций). Капиталистический уклад в России только начал развиваться, и "третьего сословия", как такового, в стране еще не существовало. Поэтому говорить о прямом и непосредственном влиянии войны США за независимость на революционное движение в России было бы явным преувеличением. Вместе с тем было бы ошибочным полагать, что развитие России шло каким-то совершенно исключительным, особым путем, вне столбовой дороги мирового прогресса, что Россия вообще не входила в регион "западной цивилизации" и т. д. В силу ряда объективных причин и благоприятных обстоятельств ход американской войны за независимость 1775-1783 гг. мог получить в русской печати если не более полное, то во всяком случае гораздо более правдивое и беспристрастное отражение, чем впоследствии события Великой французской революции 1789-1799 гг. 3 Следует учитывать при этом и резкое отличие общей позиции царского правительства в отношении США {93} в 1775-1783 гг. и революционной Франции в 1789-1799 гг., и особенности внутреннего развития России в соответствующие годы, и, наконец, своеобразие методов управления, применявшихся самой императрицей Екатериной II в различные периоды ее царствования.
В принципе, конечно, война США за независимость и революция во Франции XVIII в., как однотипные явления, должны были вызвать резко отрицательную реакцию правящих классов как России, так и других феодально-абсолютистских госудрств Европы. На практике же события в Америке затрагивали интересы прежде всего Англии, происходили где-то далеко, за океаном, и, казалось, не представляли сколько-нибудь реальной угрозы существующему строю. Напротив, грозные события 1789-1799 гг. во Франции (не говоря о том, что по своему характеру они были гораздо радикальнее американских) происходили не где-то на краю света, а в центре Европы и создавали в глазах европейских монархов непосредственную угрозу существующему порядку.
Для понимания причин более или менее объективной оценки событий Американской революции в русской печати следует учитывать и сохранение в 70-80-е годы XVIII в. некоторых остатков "либерализма" Екатерины II, "маскировавших" уродливые формы крепостного строя в России. Оказывая покровительство европейским просветителям, Екатерина II, надеялась укрепить свое положение внутри страны и повысить свой международный престиж. Переписка с крупнейшими философами использовалась русской императрицей для распространения выгодных для нее сведений и укрепления своего авторитета в европейском общественном мнении. И хотя с "законодательными проказами", как их называла сама Екатерина, после восстания Пугачева было покончено, связи с европейскими просветителями продолжались и далее. "Умов и моды властелин" Вольтер регулярно переписывался с императрицей вплоть до своей смерти в 1778 г. Еще более оживленной и длительной (до 1796 г.) была переписка Екатерины II с французским критиком бароном Мельхиором Гриммом, принадлежавшим к кругу энциклопедистов. Гримм был не только постоянным корреспондентом, но по существу доверенным лицом и агентом Екатерины II за границей, с которым императрица советовалась {94} по самым различным вопросам и которому, кроме того, оказывала материальную поддержку 4.
От "просвещенной" императрицы не отставали и представители высшей аристократии. Екатерина II звала в С.-Петербург Дидро и Д'Аламбера; Г. Орлов и К. Разумовский приглашали к себе философа-изгнанника Руссо. Царица зачитывалась "Духом законов" Монтескье, граф И. С. Потемкин переводил Руссо, княгиня Е. Р. Дашкова печатала в журнале "Невинные упражнения" отрывки из книги Гельвеция "Об уме". Находясь в Париже, княгиня не прочь была познакомиться с Б. Франклином, позавтракать у аббата Рейналя, вечером принять у себя "целое общество", включая Дидро 5. Наконец, критически настроенный в отношении двора Екатерины II князь М. М. Щербатов 6 (и это особенно важно) прямо заявил французскому поверенному в делах России, что он является республиканцем и решительным сторонником независимости Америки 7. Просветительные "проказы" Екатерины II не следует, разумеется, слишком преувеличивать. Увлечение западным просвещением оказалось в конечном итоге показным и поверхностным: когда дело касалось России, позиция императрицы круто менялась. С горькой иронией Александр Сергеевич Пушкин позднее заметил по этому поводу: "Екатерина любила просвещение, а Новиков, распространявший первые лучи его, перешел из рук Шешковского в темницу, где и находился до самой ее смерти. Радищев был сослан в Сибирь; Княжнин умер под розгами, и Фонвизин, которого она боялась, не избегнул бы той же участи, если бы не чрезвычайная его известность"8.
Тем не менее в какой-то степени либеральные "проказы" императрицы создавали некоторую возможность легального распространения в России передовой литературы и революционных идей, которую с большим успехом использовали русские просветители. О степени знакомства русского читателя с идеями и литературой западного просвещения XVIII в. можно судить уже по тому, что в годы царствования Екатерины было переведено около 60 отдельных, преимущественно крупных произведений Вольтера, а некоторые из них выдержали несколько изданий 9.
Конечно, популярность Вольтера в России нельзя сравнивать с популярностью Франклина, и степень американского влияния по сравнению с французским {95} была в то время невелика. Тем не менее я полагаю, что имеются достаточные основания считать, что русское общество (во всяком случае его образованная часть) было вполне удовлетворительно осведомлено о положении в Северной Америке и характере происходивших там в 70-80-х годах событий. В распоряжении читателя находились ряд книг на русском языке (не говоря уже о разнообразных иностранных изданиях), множество журнальных статей и, наконец, обширный и разнообразный материал о событиях в Америке, систематически печатавшийся на страницах "Московских ведомостей" и "С.-Петербургских ведомостей".
К тому же американская тема не была совершенно новой для русского читателя последней четверти XVIII в. Как уже отмечалось, тема Америки, история ее открытия и колонизации привлекали внимание различных слоев русского общества и ранее. Достаточно вспомнить, что этой темы в разной связи касался М. В. Ломоносов. Широко известно также стихотворение А. П. Сумарокова "О Америке" (1759), проникнутое взволнованным сочувствием к индейцам:
"Коснулись европейцы суши,
Куда их наглость привела,
Хотят очистить смертных души
И поражают их тела"10.
Вопросом о появлении в Северной Америке первых жителей интересовался Артемий Воронцов 11. Наконец, в 1765 г. была опубликована одна из первых обстоятельных книг о Северной Америке 12.
Этот перечень можно было бы, разумеется, продолжить: к середине 70-х годов XVIII в. в России уже накопились первоначальные сведения и существовала некоторая (хотя и весьма ограниченная) литература о Новом Свете. Однако только после начала войны США за независимость и в результате этой войны в русском обществе впервые обнаруживается серьезный и всевозрастающий интерес к Америке и появляется возможность говорить о действительной осведомленности русского читателя о событиях за океаном. При этом возросло не только количество материалов об Америке, но и сами американские сюжеты, затрагивавшиеся ранее более или менее случайно, получают теперь совсем иное звучание, наполняются (косвенно, {96} а иногда и прямо) новым, революционным содержанием. Волнующие вести из-за океана заставляют русского читателя с интересом относиться к самым различным сочинениям об Америке, даже не имевшим на первый взгляд прямого отношения к текущим событиям.
Значительную известность с конца 70-х годов XVIII в. получает "История Америки" видного английского историка В. Робертсона, изданная в Англии в 1777 г. "Перечень истории Америки, сочиненный г. Робертсоном, историографом е. в. короля Великобританского" печатают в 1779-1780 гг. "Академические известия"13. Следует заметить, что Ив. Богаевский скорее излагал, чем переводил основное содержание книги Робертсона, представлявшей для русского читателя особый интерес "посреди внимания Европы, обращенного на дела, происходящие ныне в отложившихся от Англии Американских селениях, столь упорно противящихся великобританской силе..."14. Несколько позже, в 1784 г., сочинение В. Робертсона выходит отдельным изданием в переводе А. И. Лужкова 15.
Знаменательно, что в год окончания войны США за независимость, то есть в 1783 г., в С.-Петербурге вышла в свет первая книга русского автора, специально посвященная новому государству - Соединенным Штатам. Это была небольшая работа справочного характера Д. М. Ладыгина, дававшая читателю общее представление об истории колонизации и о современном положении в бывших английских поселениях в Северной Америке, провозгласивших свою независимость 16.
В том же году американская тематика была особенно богато представлена в изданиях Н. И. Новикова, который опубликовал, в частности, в русском переводе книги Ж. Б. Боссю 17 и Ф. В. Таубе 18. Следует обратить внимание, что уже в самом названии книги Таубе был выделен 1776 год - год провозглашения независимости США и было указано на справедливые причины, вызвавшие войну в Северной Америке. К сожалению, автор книги не был последовательным и называл в предисловии "распри между Англией и Американскими ее селениями" "противоестественными". Однако в самом тексте читатель находил следующие волнующие строки: "Вольность, благороднейшее сие естественное право разумной твари! Населила великие сие земли (речь шла об английских селениях в Америке. - Н. Б.) {97} и учинила их могущими, богатыми и храбрыми..."19.
Знакомство русского читателя с иностранной литературой об Америке не ограничивалось, разумеется, только переводами. Следует учитывать, что многие лучшие зарубежные книги на эту тему по цензурным соображениям так и не появились в то время на русском языке. Однако образованные круги русского общества были хорошо осведомлены об их содержании, выписывали их из-за границы и читали в оригинале. Характерным примером в этом отношении может служить знаменитое сочинение аббата Г. Рейналя "Философская и политическая история поселений и торговли европейцев в обеих Индиях"20, многократно издававшаяся в 70-х годах XVIII в. и дополненная в 1780 г. главами об Американской революции. Необычайное разнообразие затрагиваемых сюжетов, политическая актуальность, критика феодально-абсолютистского строя и разоблачение колониальной политики европейских монархий в сочетании с блестящим литературным мастерством автора поставили "Историю обеих Индий" Рейналя в ряд наиболее популярных произведений европейского Просвещения. В многотомном труде аббата Рейналя читатель наряду с пропагандой Американской революции находил беспощадное разоблачение крепостнического строя в России. И хотя в деталях Рейналь мог, конечно, ошибаться, его страстная критика системы политического и гражданского рабства звучала смелым призывом к свержению старого порядка 21.
Неудивительно поэтому, что передовые общественные круги России и царское правительство отнеслись к книге Рейналя совершенно по-разному. Екатерина II получила главы об Американской революции еще в рукописи летом 1780 г. и заметила в письме к своему постоянному корреспонденту барону М. Гримму, что "американская грамота исполнена декларациями, в которых слишком мало разумного и слишком много неуемной дерзости" и что у нее "менее, чем когда-либо, времени на почти бесполезное чтение"22. Время для чтения, очевидно, все же нашлось, поскольку в письме от 1 (12) апреля 1782 г. Екатерина II вновь упоминает о "пустых разглагольствованиях против нас аббата Рейналя", а спустя несколько дней уже с явным раздражением на своем родном языке добавляет, что аббат Рейналь "квакает и лжет" ("quackt und lugt")23. {98}
Совсем по-иному оценила сочинение Рейналя русская общественность. Сошлемся, в частности, на мнение видного литератора, редактора "Академических известий" П. И. Богдановича, упоминавшего о переводе книги Рейналя, сделанном И. П. Хмельницким. Богданович отмечал, что "нигде нельзя почерпнуть столь беспристрастных и столь основательных известий о таковых предметах, как в прекрасной "Философической и политической истории о селениях и торговле европейцев в обеих Индиях", переведенной на российский язык Ив. Парф. Хмельницким", и выражал уверенность, что книга, без сомнения, будет в непродолжительном времени издана в свет"24. "В непродолжительном времени" издать перевод книги Рейналя по вполне понятным причинам не удалось. Потерпели неудачу и ряд других попыток, предпринятых позднее. Отметим, в частности, что летом 1787 г. неизвестный переводчик сообщал через "Московские ведомости", что ""Философическая и политическая история о заведениях и торговле в обеих Индиях" переводится и оной уже переведено довольно", однако о дальнейшей судьбе этого перевода также ничего не известно 25.
Но если можно было запретить опубликование перевода книги Рейналя и даже конфисковать и сжечь уже вышедшие экземпляры, как это сделало во Франции правительство Людовика XVI в 1781 г., то остановить распространение революционных идей было гораздо труднее.
В какой-то степени эти запрещающие меры привлекли к книге Рейналя дополнительное внимание читателей и способствовали ее популярности, а санкции французских властей оказались малоэффективными. "Никто почти не принес на истребление запрещенную сию книгу, и сочинителю даны способы уехать в Англию",26 - сообщали "С.-Петербургские ведомости" летом 1781 г. Французский оригинал сочинения Рейналя (иногда в нескольких изданиях) был представлен во всех крупных книжных собраниях Москвы и С.-Петербурга, и его можно было приобрести в свободной продаже. Так, например, 13 (24) ноября 1781 г. в "Московских ведомостях" было помещено объявление, что в С.-Петербурге "у купцов Куртенера и Реинбера и компании" "на сочинения славного аббата Рейналя" открыта подписка 27.
Сам Ф. Дейна жил в С.-Петербурге почти в полной изоляции не только от царского правительства, но и от русского общества в целом, хотя в самом начале данных ему Континентальным конгрессом инструкций прямо указывалось, что "великая цель" его миссии наряду с достижением поддержки от Екатерины II заключается в том, чтобы "заложить основу для взаимопонимания и дружественных связей между подданными ее и. в-ва и гражданами Соединенных Штатов в целях взаимной выгоды обеих стран"27.
Дейна практически очень мало сделал, чтобы хоть как-то выполнить эту важную часть своей миссии.{87} Находясь в С.-Петербурге около двух лет, он, несомненно, имел возможность завязать связи с теми кpyгами русского общества, которые в какой-то степени могли содействовать успеху его миссии, тем более что в этом отношении уже имелся блестящий опыт Б. Франклина во Франции. Конечно, Франция накануне революции - это не крепостническая Россия времен Екатерины II. Рассчитывать на особый успех пуританскому дипломату не приходилось. Столь же очевидно, однако, что Дейна - это не Франклин и проникнуть в высшее общество С.-Петербурга безвестному юристу из Массачусетса было куда труднее, чем его знаменитому коллеге - прославленному естествоиспытателю и философу - в парижские салоны. Деятельность Дейны еще более затруднялась тем, что он не знал не только русского, но даже французского языка, и одно это уже не могло не сказаться на его деятельности в С.-Петербурге самым отрицательным образом.
Но если формального признания США как независимого государства в то время не произошло (после заключения мира с Англией, опасаясь вовлечения в европейскую систему политики, само американское правительство не проявляло интереса к установлению дипломатических отношений с С.-Петербургом), то, по существу, можно с полным основанием говорить о признании нового государства де-факто. На это дают право прежде всего упоминавшийся ранее ответ русского правительства Ф. Дейне от 3 (14) июня 1783 г., практическая деятельность русских дипломатов за границей и, наконец, официальные инструкции, полученные ими несколько позже из С.-Петербурга. Показательно, в частности, сообщение И. С. Барятинского летом 1783 г. о том, что Б. Франклин сделал "всему дипломатическому корпусу первую визиту и все послы и посланники ему оную отдали"28. (Напомним, что ранее русские дипломаты избегали прямых контактов с американскими представителями.)
Впрочем, все это до известной степени только формальные моменты. Гораздо важнее, что, как показывают изученные материалы, общая позиция России в трудные, критические для США годы борьбы за свободу и независимость объективно имела существенное значение для улучшения международного положения восставших колоний, для дипломатической изоляции Англии и в конечном итоге для победы {88} США в борьбе против метрополии. Ряд документов о мирном посредничестве России свидетельствует даже о ее стремлении, выраженном, правда, очень, осторожно, склонить Англию к примирению с восставшими и признанию их независимости. Речь идет, понятно, не о каких-то "симпатиях" Екатерины II и ее правительства к восставшим колонистам, а о соображениях реальной политики: все возраставшем недовольстве политикой британского кабинета, стремлении императрицы играть роль арбитра в европейских делах, понимании неизбежности отделения колоний и даже заинтересованности России в образовании независимых США, поддержании европейского "равновесия", укреплении международного престижа и влияния России и т. д. Огромное международное значение имело провозглашение Россией в 1780 г. декларации о вооруженном нейтралитете. Эта декларация, направленная своим острием против Англии, была выгодна для всех других стран, и особенно для США.
Даже после отставки Н. И. Панина в мае 1781 г. и изменения общего курса внешней политики России царское правительство не оставляло мысли оказать при случае содействие для достижения примирения между Англией и восставшими американцами.
Так, в феврале 1782 г., передавая Остерману "высочайшую волю", всесильный секретарь Екатерины II Безбородко писал, что, следуя "дружественному к короне великобританской расположению", императрица "весьма желала бы, чтобы дело между оною и селениями в Америке, от нее отложившимися, кое по сие время было единым препятствием в примирении, могло быть окончено беспрепятственным и предварительным между ними соглашением и чтобы нынешняя бытность в Голландии г-на Венворта, равно как и помянутых селений емиссара Адамса, могла дать тому повод *". В соответствующих инструкциях А. И. Моркову в этой связи предлагалось одновременно подтвердить, чтобы он действовал в этом вопросе с крайней осторожностью, "не дая причины Англии заключить, будто здешний двор хотел мешаться в дела ее с американскими селениями"29. {89}
Поражение английских войск в Америке привело весной 1782 г. к падению старого торийского кабинета и приходу к власти вигского правительства Рокингэма - Фокса. У Англии не оставалось иного выхода, кроме признания независимости США и согласия на открытие мирных переговоров. "Когда бывшее министерство мне заявляло и повторяло, - доносил И. М. Симолин из Лондона 7 (18) июня 1782 г., - что нация скорее похоронит себя под обломками государства, чем пойдет на признание независимости Америки, то в. с-во соблаговолит вспомнить - оно говорило внушительным тоном и располагало голосами избирателей до катастрофы пленения армии Корнуоллиса... Событие в Чесапике создало новую обстановку и вызвало отставку упомянутого министерства. Если в то время шансы на победу и на поражение британского оружия были бы равны, я склонен думать, что упомянутое министерство продолжало бы еще существовать и не отступилось бы от своего плана покорить Америку силой оружия и с этой целью прибегнуть к самым крайним средствам"30.
В связи с подготовкой подписания окончательного мирного договора в Париже летом 1783 г. вновь встал вопрос о русско-австрийском посредничестве. На этот раз речь шла о чисто формальной стороне дела - будут ли под текстом договора стоять подписи русского и австрийского представителей. Этот процедурный момент имел тем не менее существенное значение для Соединенных Штатов, поскольку из акта подписания договора Россией и Австрией вытекало официальное признание независимости нового государства правительствами обеих держав. Понятно поэтому, что, когда министр иностранных дел Франции Верженн спросил американских уполномоченных, не хотят ли США подписать окончательный мирный договор при посредничестве петербургского и венского дворов, они не замедлили ответить согласием 31. С другой стороны британский представитель Д. Хартли решительно отклонил это предложение.
Российский посланник в Париже И. С. Барятинский сообщал по этому поводу в С.-Петербург 13 (24) августа 1783 г.: "Вчерашний день съехался я с Франклином; он всегда со мною обращается с довольной доверенностью. Между разговорами сделал я ему персонально от себя приветствие по поводу учиненного {90} от Адамса отзыва о намерении их пригласить нас и графа Мерсия к подписанию трактата с Англией... Франклин ко мне отозвался: мы, конечно, за особенную честь всегда поставлять бы себе стали, что начало нашей независимости утвердилось, и мы все силы к тому с нашей стороны и употребляем, но мы еще в том не уверены, можем ли иметь честь, ибо г-н Гартлей, комиссар аглинский, с которым мы теперь по сему делу трактуем, в том нам упорствует, отзываясь, что Англии нет нужды ни в какой медиации"32.
В переговорах, которые Франклин и Адамс вели с Хартли и Верженном, французский министр, хотя и делал вид "строго нейтральной стороны", на деле же был против принятия посредничества, и вопрос в конце концов был оставлен. Для американских представителей не составляло секрета, что эта оппозиция проистекала из стремления Англии и Франции предотвратить укрепление международных позиций США. "Подписание договора двумя императорскими дворами (речь идет о петербургском и венском дворах. - Н. Б.), - писал Дж. Адамс, произвело бы глубокое и важное впечатление в нашу пользу на добрую половину Европы, как друзей этих дворов, и на другую половину, как их врагов... Из всех бесед, которые имел с графом Мерси и г-ном Морковым, очевидно, что оба двора желали и их посланники были, конечно, честолюбивы подписать наш договор. Они и их государи хотели, чтобы их имена могли бы прочитать в Америке и чтобы их уважали там, как своих друзей"33.
В результате русские уполномоченные Барятинский и Морков подписали только мирные договоры с Англией, Францией и Испанией 34. На окончательном мирном договоре между Великобританией и США, заключенном в Париже 3 сентября 1783 г., их подписи отсутствовали. Уже после официального подписания договора Франклин "приватно" передал его текст русским уполномоченным, которые почли "за долг" представить этот документ Екатерине II 35. В связи с окончанием войны в Америке Франклин также переслал Барятинскому для передачи Екатерине II "книгу-конституцию * Соединенных Американских Про-{91}винций и медаль **, выбитую на их независимость"36.
В свое время Д. А. Голицын получил строгое предписание воздерживаться от официального признания Дж. Адамса как американского посланника в Голландии. Когда же в июне 1784 г. Адамс сделал русскому посланнику в Гааге С. А. Колычеву, как и друим иностранным дипломатам, сообщение о признании независимости США и подписании окончательного мирного договора, российский дипломат не уклонился от ответного визита 37. Наконец, само правительство Екатерины II дало официальное указание русским дипломатам руководствоваться в отношениях с представителями США общепринятыми нормами, которым следуют другие беспристрастные державы, "тем паче, что по признанию независимости областей Американских со стороны самой Англии ничто не препятствует уже поступать с ними как и с другими республиками"38. По сути дела, это означало фактическое признание Соединенных Штатов Америки. {92}
ГЛАВА VI
РУССКАЯ ОБЩЕСТВЕННОСТЬ
И АМЕРИКАНСКАЯ РЕВОЛЮЦИЯ
XVIII В.
Война США за независимость, по образному выражению К. Маркса, "прозвучала набатным колоколом для европейской буржуазии..." Именно в Америке, в ходе войны за независимость, возникла "идея единой великой демократической республики... и был дан первый толчок европейской революции XVIII века..."1. В свое время профессор Роберт Палмер, по существу, исключил Российскую империю из региона "западной цивилизации"2. Конечно, Россия второй половины XVIII в. - это не предреволюционная Франция, не развитая в промышленном отношении Англия и не буржуазная Голландия (Республика Соединенных Провинций). Капиталистический уклад в России только начал развиваться, и "третьего сословия", как такового, в стране еще не существовало. Поэтому говорить о прямом и непосредственном влиянии войны США за независимость на революционное движение в России было бы явным преувеличением. Вместе с тем было бы ошибочным полагать, что развитие России шло каким-то совершенно исключительным, особым путем, вне столбовой дороги мирового прогресса, что Россия вообще не входила в регион "западной цивилизации" и т. д. В силу ряда объективных причин и благоприятных обстоятельств ход американской войны за независимость 1775-1783 гг. мог получить в русской печати если не более полное, то во всяком случае гораздо более правдивое и беспристрастное отражение, чем впоследствии события Великой французской революции 1789-1799 гг. 3 Следует учитывать при этом и резкое отличие общей позиции царского правительства в отношении США {93} в 1775-1783 гг. и революционной Франции в 1789-1799 гг., и особенности внутреннего развития России в соответствующие годы, и, наконец, своеобразие методов управления, применявшихся самой императрицей Екатериной II в различные периоды ее царствования.
В принципе, конечно, война США за независимость и революция во Франции XVIII в., как однотипные явления, должны были вызвать резко отрицательную реакцию правящих классов как России, так и других феодально-абсолютистских госудрств Европы. На практике же события в Америке затрагивали интересы прежде всего Англии, происходили где-то далеко, за океаном, и, казалось, не представляли сколько-нибудь реальной угрозы существующему строю. Напротив, грозные события 1789-1799 гг. во Франции (не говоря о том, что по своему характеру они были гораздо радикальнее американских) происходили не где-то на краю света, а в центре Европы и создавали в глазах европейских монархов непосредственную угрозу существующему порядку.
Для понимания причин более или менее объективной оценки событий Американской революции в русской печати следует учитывать и сохранение в 70-80-е годы XVIII в. некоторых остатков "либерализма" Екатерины II, "маскировавших" уродливые формы крепостного строя в России. Оказывая покровительство европейским просветителям, Екатерина II, надеялась укрепить свое положение внутри страны и повысить свой международный престиж. Переписка с крупнейшими философами использовалась русской императрицей для распространения выгодных для нее сведений и укрепления своего авторитета в европейском общественном мнении. И хотя с "законодательными проказами", как их называла сама Екатерина, после восстания Пугачева было покончено, связи с европейскими просветителями продолжались и далее. "Умов и моды властелин" Вольтер регулярно переписывался с императрицей вплоть до своей смерти в 1778 г. Еще более оживленной и длительной (до 1796 г.) была переписка Екатерины II с французским критиком бароном Мельхиором Гриммом, принадлежавшим к кругу энциклопедистов. Гримм был не только постоянным корреспондентом, но по существу доверенным лицом и агентом Екатерины II за границей, с которым императрица советовалась {94} по самым различным вопросам и которому, кроме того, оказывала материальную поддержку 4.
От "просвещенной" императрицы не отставали и представители высшей аристократии. Екатерина II звала в С.-Петербург Дидро и Д'Аламбера; Г. Орлов и К. Разумовский приглашали к себе философа-изгнанника Руссо. Царица зачитывалась "Духом законов" Монтескье, граф И. С. Потемкин переводил Руссо, княгиня Е. Р. Дашкова печатала в журнале "Невинные упражнения" отрывки из книги Гельвеция "Об уме". Находясь в Париже, княгиня не прочь была познакомиться с Б. Франклином, позавтракать у аббата Рейналя, вечером принять у себя "целое общество", включая Дидро 5. Наконец, критически настроенный в отношении двора Екатерины II князь М. М. Щербатов 6 (и это особенно важно) прямо заявил французскому поверенному в делах России, что он является республиканцем и решительным сторонником независимости Америки 7. Просветительные "проказы" Екатерины II не следует, разумеется, слишком преувеличивать. Увлечение западным просвещением оказалось в конечном итоге показным и поверхностным: когда дело касалось России, позиция императрицы круто менялась. С горькой иронией Александр Сергеевич Пушкин позднее заметил по этому поводу: "Екатерина любила просвещение, а Новиков, распространявший первые лучи его, перешел из рук Шешковского в темницу, где и находился до самой ее смерти. Радищев был сослан в Сибирь; Княжнин умер под розгами, и Фонвизин, которого она боялась, не избегнул бы той же участи, если бы не чрезвычайная его известность"8.
Тем не менее в какой-то степени либеральные "проказы" императрицы создавали некоторую возможность легального распространения в России передовой литературы и революционных идей, которую с большим успехом использовали русские просветители. О степени знакомства русского читателя с идеями и литературой западного просвещения XVIII в. можно судить уже по тому, что в годы царствования Екатерины было переведено около 60 отдельных, преимущественно крупных произведений Вольтера, а некоторые из них выдержали несколько изданий 9.
Конечно, популярность Вольтера в России нельзя сравнивать с популярностью Франклина, и степень американского влияния по сравнению с французским {95} была в то время невелика. Тем не менее я полагаю, что имеются достаточные основания считать, что русское общество (во всяком случае его образованная часть) было вполне удовлетворительно осведомлено о положении в Северной Америке и характере происходивших там в 70-80-х годах событий. В распоряжении читателя находились ряд книг на русском языке (не говоря уже о разнообразных иностранных изданиях), множество журнальных статей и, наконец, обширный и разнообразный материал о событиях в Америке, систематически печатавшийся на страницах "Московских ведомостей" и "С.-Петербургских ведомостей".
К тому же американская тема не была совершенно новой для русского читателя последней четверти XVIII в. Как уже отмечалось, тема Америки, история ее открытия и колонизации привлекали внимание различных слоев русского общества и ранее. Достаточно вспомнить, что этой темы в разной связи касался М. В. Ломоносов. Широко известно также стихотворение А. П. Сумарокова "О Америке" (1759), проникнутое взволнованным сочувствием к индейцам:
"Коснулись европейцы суши,
Куда их наглость привела,
Хотят очистить смертных души
И поражают их тела"10.
Вопросом о появлении в Северной Америке первых жителей интересовался Артемий Воронцов 11. Наконец, в 1765 г. была опубликована одна из первых обстоятельных книг о Северной Америке 12.
Этот перечень можно было бы, разумеется, продолжить: к середине 70-х годов XVIII в. в России уже накопились первоначальные сведения и существовала некоторая (хотя и весьма ограниченная) литература о Новом Свете. Однако только после начала войны США за независимость и в результате этой войны в русском обществе впервые обнаруживается серьезный и всевозрастающий интерес к Америке и появляется возможность говорить о действительной осведомленности русского читателя о событиях за океаном. При этом возросло не только количество материалов об Америке, но и сами американские сюжеты, затрагивавшиеся ранее более или менее случайно, получают теперь совсем иное звучание, наполняются (косвенно, {96} а иногда и прямо) новым, революционным содержанием. Волнующие вести из-за океана заставляют русского читателя с интересом относиться к самым различным сочинениям об Америке, даже не имевшим на первый взгляд прямого отношения к текущим событиям.
Значительную известность с конца 70-х годов XVIII в. получает "История Америки" видного английского историка В. Робертсона, изданная в Англии в 1777 г. "Перечень истории Америки, сочиненный г. Робертсоном, историографом е. в. короля Великобританского" печатают в 1779-1780 гг. "Академические известия"13. Следует заметить, что Ив. Богаевский скорее излагал, чем переводил основное содержание книги Робертсона, представлявшей для русского читателя особый интерес "посреди внимания Европы, обращенного на дела, происходящие ныне в отложившихся от Англии Американских селениях, столь упорно противящихся великобританской силе..."14. Несколько позже, в 1784 г., сочинение В. Робертсона выходит отдельным изданием в переводе А. И. Лужкова 15.
Знаменательно, что в год окончания войны США за независимость, то есть в 1783 г., в С.-Петербурге вышла в свет первая книга русского автора, специально посвященная новому государству - Соединенным Штатам. Это была небольшая работа справочного характера Д. М. Ладыгина, дававшая читателю общее представление об истории колонизации и о современном положении в бывших английских поселениях в Северной Америке, провозгласивших свою независимость 16.
В том же году американская тематика была особенно богато представлена в изданиях Н. И. Новикова, который опубликовал, в частности, в русском переводе книги Ж. Б. Боссю 17 и Ф. В. Таубе 18. Следует обратить внимание, что уже в самом названии книги Таубе был выделен 1776 год - год провозглашения независимости США и было указано на справедливые причины, вызвавшие войну в Северной Америке. К сожалению, автор книги не был последовательным и называл в предисловии "распри между Англией и Американскими ее селениями" "противоестественными". Однако в самом тексте читатель находил следующие волнующие строки: "Вольность, благороднейшее сие естественное право разумной твари! Населила великие сие земли (речь шла об английских селениях в Америке. - Н. Б.) {97} и учинила их могущими, богатыми и храбрыми..."19.
Знакомство русского читателя с иностранной литературой об Америке не ограничивалось, разумеется, только переводами. Следует учитывать, что многие лучшие зарубежные книги на эту тему по цензурным соображениям так и не появились в то время на русском языке. Однако образованные круги русского общества были хорошо осведомлены об их содержании, выписывали их из-за границы и читали в оригинале. Характерным примером в этом отношении может служить знаменитое сочинение аббата Г. Рейналя "Философская и политическая история поселений и торговли европейцев в обеих Индиях"20, многократно издававшаяся в 70-х годах XVIII в. и дополненная в 1780 г. главами об Американской революции. Необычайное разнообразие затрагиваемых сюжетов, политическая актуальность, критика феодально-абсолютистского строя и разоблачение колониальной политики европейских монархий в сочетании с блестящим литературным мастерством автора поставили "Историю обеих Индий" Рейналя в ряд наиболее популярных произведений европейского Просвещения. В многотомном труде аббата Рейналя читатель наряду с пропагандой Американской революции находил беспощадное разоблачение крепостнического строя в России. И хотя в деталях Рейналь мог, конечно, ошибаться, его страстная критика системы политического и гражданского рабства звучала смелым призывом к свержению старого порядка 21.
Неудивительно поэтому, что передовые общественные круги России и царское правительство отнеслись к книге Рейналя совершенно по-разному. Екатерина II получила главы об Американской революции еще в рукописи летом 1780 г. и заметила в письме к своему постоянному корреспонденту барону М. Гримму, что "американская грамота исполнена декларациями, в которых слишком мало разумного и слишком много неуемной дерзости" и что у нее "менее, чем когда-либо, времени на почти бесполезное чтение"22. Время для чтения, очевидно, все же нашлось, поскольку в письме от 1 (12) апреля 1782 г. Екатерина II вновь упоминает о "пустых разглагольствованиях против нас аббата Рейналя", а спустя несколько дней уже с явным раздражением на своем родном языке добавляет, что аббат Рейналь "квакает и лжет" ("quackt und lugt")23. {98}
Совсем по-иному оценила сочинение Рейналя русская общественность. Сошлемся, в частности, на мнение видного литератора, редактора "Академических известий" П. И. Богдановича, упоминавшего о переводе книги Рейналя, сделанном И. П. Хмельницким. Богданович отмечал, что "нигде нельзя почерпнуть столь беспристрастных и столь основательных известий о таковых предметах, как в прекрасной "Философической и политической истории о селениях и торговле европейцев в обеих Индиях", переведенной на российский язык Ив. Парф. Хмельницким", и выражал уверенность, что книга, без сомнения, будет в непродолжительном времени издана в свет"24. "В непродолжительном времени" издать перевод книги Рейналя по вполне понятным причинам не удалось. Потерпели неудачу и ряд других попыток, предпринятых позднее. Отметим, в частности, что летом 1787 г. неизвестный переводчик сообщал через "Московские ведомости", что ""Философическая и политическая история о заведениях и торговле в обеих Индиях" переводится и оной уже переведено довольно", однако о дальнейшей судьбе этого перевода также ничего не известно 25.
Но если можно было запретить опубликование перевода книги Рейналя и даже конфисковать и сжечь уже вышедшие экземпляры, как это сделало во Франции правительство Людовика XVI в 1781 г., то остановить распространение революционных идей было гораздо труднее.
В какой-то степени эти запрещающие меры привлекли к книге Рейналя дополнительное внимание читателей и способствовали ее популярности, а санкции французских властей оказались малоэффективными. "Никто почти не принес на истребление запрещенную сию книгу, и сочинителю даны способы уехать в Англию",26 - сообщали "С.-Петербургские ведомости" летом 1781 г. Французский оригинал сочинения Рейналя (иногда в нескольких изданиях) был представлен во всех крупных книжных собраниях Москвы и С.-Петербурга, и его можно было приобрести в свободной продаже. Так, например, 13 (24) ноября 1781 г. в "Московских ведомостях" было помещено объявление, что в С.-Петербурге "у купцов Куртенера и Реинбера и компании" "на сочинения славного аббата Рейналя" открыта подписка 27.