Страница:
[20]вместе с варягами, а Агапит сам напросился в Херсоне – надо было ему сменить прежнего священника в Альдейгьюборге,
[21]в тамошней церквушке. Зачем, Асмуд не понимал. Все равно ведь в ту церковь никто не ходит! Но просьбу смелого попа уважил.
– Как спалось? – усмехнулся Асмуд.
– Скверно, архонт, – признался Агапит. – А мы что, так и будем плыть? Без остановок?
– В Мелинеске [22]постоим чуток, – прищурился Асмуд. – На торгу побываем, друзей проведаем… Там Непр кончается, и начинается Верхний волок.
Асмуд подошел ближе к борту и оперся о распаренное плечо гребца.
– Рогволт, – спросил он, – а это что там такое белеет?
Рогволт приподнялся со скамьи, выглядывая за щиты, навешанные на борт.
– Это колбяги! – уверенно сказал он. – С год как поселились! Мне в Витахольме сказывали…
– Колбяги? – нахмурил брови хевдинг, не отрывая острых глаз от приземистых срубов, белевших свежим деревом. – Не слыхал! Какого они хоть роду-племени?
– Да тоже славины!
– Славины-склавины [23]… – усмехнулся Асмуд и гаркнул: – Братие! А не разжиться ли нам трэлями? А?!
– Любо! – заорала, загоготала, засвистела братия.
– Вольгаст! Правь к берегу! – скомандовал хевдинг.
Старый Вольгаст-кормщик осклабился, тряхнул седой гривой и шевельнул рулевым веслом, направляя лодью к селению колбягов. Протрубил рог, разнося приказ хевдинга, и еще четыре лодьи покинули стрежень, сворачивая к берегу. Рабов словить? Любо!
Селение было невелико – десяток землянок, пара шалашей и три больших, длинных дома, сложенных из саманного кирпича, крытых поверху камышом. Хозяйство у переселенцев только-только налаживалось, но жили они без опасу – ни ров не копан вокруг, ни вал не сыпан.
Асмуд пренебрежительно скривился – его гридни, даже если на одну-единственную ночь разбивали лагерь, обязательно обносили шатры крепким частоколом. И выставляли дозор. В степи, конечно, труднее деревом разжиться, но здесь-то что мешает? Вона, лес какой!
За хатами колбягов вставали высоченные дубы, клены и грабы. Вывод? Или жители здешние ленивы, или глупы. И то и другое наказуемо…
– Эгей, гридь! – кликнул Асмуд. – Берем только девок и мужиков помоложе! Крут! Заходишь слева! Лидул! Твои справа! Гляди, чтобы в лес не смылись!
Лодьи, разогнанные веслами, врезались в глинистый берег.
– Вперед!
С ревом и дикими криками варяги повалили в атаку, сигая через борт в мелкую воду. Броней почти ни на ком не было – как гребли, так и в бой кинулись. Да и с кем тут биться?! Со славинами?!
Асмуд громадными прыжками поскакал вверх по склону, забирая ближе к небеленой мазанке. Из-за угла выскочила девушка зим пятнадцати, испуганно вытаращила карие глазенки и завизжала, порываясь бежать.
– Ку-уда?!
Хевдинг сгреб визгунью за тоненькую талию и передал добычу Люту, поспешавшему следом.
– Вяжи и складывай!
Лют понятливо кивнул, перекинул девчонку через могутное плечо и понесся к лодье. Еще трое гридней бежали в ту же сторону, волоча за волосы вопящих девок. Кряжистый Свенельд, весело бранясь, тащил за шиворот молодого колбяга. Парубок был без сознания, его голова болталась, перекатываясь по впалой груди, а на лице расплывался здоровенный синяк.
– К реке, к реке отжимай! – неслись азартные возгласы.
– Эй, Руалд! Глянь! Никак девка?!
– Вер-рна! Тащим до кучи!
Асмуд быстренько развязал завязки на ножнах и вынул меч. Очень вовремя – из низких дверей хаты на него вылетел бледный мужик, борода лопатой, глаза бешеные, в руке топор. Яростно вереща, колбяг кинулся на Асмуда. Хевдинг небрежно отбил удар, соображая: подходящ ли славин? С сожалением признав – староват, Асмуд сделал выпад, легко уходя от удара, и снес колбягу голову. Тулово рухнуло, дергая топор, а синие губы еще пару мгновений шевелились на отрубленной башке, словно силясь вымолвить последнее слово.
Переступив через труп, Асмуд шагнул в хату. В потемках он разглядел старика, вжимавшего голову в плечи, и двух детишек, таращивших на него испуганные глазенки. То старье, то малье… Хевдинг досадливо махнул мечом, подрубая деда, и развернулся к малышне. Откуда-то из-за печи выпрыгнула молодая женщина и бросилась к детям, заслоняя их своим телом.
– Нет! – вопила она. – Не надо!
В последнюю секунду Асмуд задержал меч, левой рукой хватая женщину за толстую черную косу. Зим двадцать будет славинке, самое то! И лицом смазлива… За такую арабы, не торгуясь, выложат двести дирхемов!
– Не надо! – молила женщина.
– Топай, давай! – велел Асмуд, но детей кончать не стал. Да и зачем? Если не от голода сгинут, так в зубах волчьих завязнут…
Вытащив молодицу за порог, хевдинг толкнул ее подлетевшему Люту.
– Всех взяли? – спросил он, оглядывая селение.
– Кого успели! – ухмыльнулся Лют. – Чует моя душа, кто-то там, в лесу укрылся!
– Не гоняться ж за ними… – пробурчал Асмуд.
Варяги бегали по деревне, высматривая потаенные места, шаря по землянкам. Заполошно кудахтали куры, кто-то выл в голос, громко ревело брошенное чадо. Шалаши валялись, разворошенные, камышовая крыша на крайней хате пылала, с треском и гудом пожирая кривые стропила. В огне сгорали чьи-то мечтанья, надежды, тихие уютные вечера…
Злая стрела просвистела, чиркнув Асмуда по волосам. Вторая «змея битвы», [24]прилетевшая из леса, была метче, но хевдинг отбил ее мечом.
– Взять стрелка! – рявкнул он.
Трое или четверо варягов бросились к лесу, припадая к земле за пнями-выворотнями, хоронясь за деревьями, зигзагом одолевая пустое место. Один варяг упал, хватаясь за древко стрелы, пробившей горло, его товарищи канули в лес. Охота на человека была неслышной, все заглушал рев разошедшегося пламени. Затрещав, крыша рухнула, проваливаясь внутрь хаты, и в небо восклубилось облако искр и пепла.
– Словили! – торжествующе воскликнул Лют. – Ведут!
Двое, Фрелав и Акун, тащили избитого стрелка.
– Охотничек ихний! – крикнул Фрелав возбужденно. – Молодой совсем, а туда же!
– Вяжите, и в трюм! – распорядился хевдинг. – Пора нам…
Дошагав до лодьи, он встретился взглядом с Агапитом.
– Осуждаешь? – поинтересовался Асмуд.
– Отчего же? – пожал плечами ромей. – Одни язычники ловят других язычников, обращая тех в рабство… Моя христианская душа спокойна, ибо крещеных среди них нет. – Агапит усмехнулся. – А у росов в обычае, следуя путем из варяг в греки, разживаться рабами на берегах Борисфена и продавать их на рынках Константинополя. Это окупает дорожные расходы…
– Что правда, то правда, – расхохотался Асмуд. – Полезай на борт, святой отец, – отплываем!
Дружными усилиями гридни столкнули лодьи в воду. Оживленно переговариваясь и гогоча, они перелезали через борта и рассаживались по местам. Дар богов – ветер – задул с юга, и воды Днепра огласились радостными криками.
– Поднять паруса! – скомандовал Асмуд.
Широкие полосатые полотнища, то красные, то синие с белым, развернулись, отражаясь в воде, надулись, принимая ветер и толкая лодьи. Домой!
Глава 3
Олег приближался к полигону. Вокруг, зажимая дорогу, зеленел лес, изредка уступая место болотцам, поросшим осокой-резуном и пушистым вейником. Облупленная «Тойота» катилась по узкой колее, затравевшей от безлюдья и безмашинья. Желтые метелки с шелестом ложились под бампер, сеясь колючими семенами.
Забытое шоссе возникло неожиданно – строй одинаковых, высаженных лесхозом сосенок раздвинулся, и влево ушла просека, мощенная растрескавшимся асфальтом. Дорогу перекрывал шлагбаум – ржавая красно-белая труба с «кирпичом» и табличкой для особо непонятливых, грозно извещавшей: «Запретная зона! Въезд строго воспрещен, кроме спецтранспорта!»
– Будем считать, – пробормотал Олег, – что мы как раз спец…
Шлагбаум был прикручен к столбику тонкой арматуриной – ни поднять его, ни опустить, но набитый объезд наглядно демонстрировал уважение к законности и порядку. Олег аккуратно проехал по следам чужих колес и покатил по твердому покрытию, местами разбитому до хрустящего гравия. Годков полста минет, подумал он, и лес окончательно перемелет асфальт – взойдет подорожником, прорастет кустиками, взломает корнями деревьев…
«Тойота» вильнула влево, обогнула пригорок и проехала краем обширной лужайки, заставленной шатрами. Кое-где горели костры, у огня сидели на чурбаках странные личности в сверкавших кольчугах и вороненых доспехах. Поодаль чопорно прогуливались три девицы в длинных одеяниях, изображая прекрасных дам. Конный рыцарь, свешиваясь с седла, заигрывал со всеми тремя. Под мышкой он держал шлем, а правой рукой сжимал копье. Копье здорово мешало рыцарю, и он не знал, куда его деть, пока не приспособился таскать оружие на манер коромысла.
Отогнав «тойоту» в рощицу, где хоронилось прочее автомотостадо, Олег упаковался по моде девятого века. Раздевшись до трусов, он натянул на себя домотканые порты, крепко сшитые и прочные на разрыв. На ноги – мягкие полусапожки с длинными ремешками. Накинул льняную рубаху, вышитую у ворота Викой. Достал из багажника дешевую катану, купленную по случаю, повесил перевязь через плечо, затянул пряжку, поправил ножны за спиной (вообще-то катану носили за поясом, но Сухову так было удобней). Вроде все… Шлем и щит он брать не стал – зачем? На турнир он не записывался, а бугурт начнется завтра, не раньше. Пока все соберутся, пока то, пока се…
– Гой еси, добер молодец! – послышался бодрый тенорок.
Олег оглянулся. Позади стоял сам Михаил Михайлович Мальцев, доктор исторических наук, он же главный консультант военно-исторического клуба «Варанг», он же Михал Михалыч, он же «МММ», свирепый препод, валивший неуспевающих с особой жестокостью и цинизмом. А на вид не скажешь… Профессор Мальцев был плотненький, какой-то весь домашний дедок с лысиной, похожей на тонзуру, и скобкой седых волос. Полотняная рубаха длиною до колен, с вышивкой по вороту, подвязанная шнурком-гашником, портки да лапти с онучами не опрощали историка и смотрелись потешно – ученая степень «просвечивала» сквозь наряд. И босиком Лев Толстой все равно оставался графом…
– И вы здравы будьте! – солидно ответствовал Олег. – А этот где… мастер наш?
– Оне за водой пошли, – важно сказал Михал Михалыч, – к дальним ключам. Уж больно сладка там водица!
– Ясно…
Сощурившись, Сухов осмотрелся. Шумная компания «толков» ставила шатер, постоянно валя шаткую конструкцию. Точильщик, качая ногой привод, зазывал желающих. Целый выводок стрелков из лука соревновался в меткости, пуляя стрелы в карту полушарий. Игроки переговаривались:
– Просто в Средние века турнирные копья вытачивались на особых таких токарных станках. Совали в них заготовки длиной в одиннадцать футов – это где-то метра четыре. Прикинь? Стандарт такой был! А ты попробуй сейчас такие станки отыщи!
– Так я что и говорю!
– Держи вот здесь! Да не, столб, столб держи! Во! Ванька… тьфу! Дон Сатарина! Натягивай, что стоишь?
– Вот зараза!
– Да вы не там ставите!
– Смойся с глаз!
– Блинский на фиг!
– Точим ножики-мечики! Сабельки правим! Топорики острим!
– Массаракш-и-массаракш!
– Благородные доны, жрать подано!
– Попал!
– Ты куда целился?! В Индию? А попал в Австралию!
– Все равно ж попал…
– Тридцать три раза массаракш!
Из белого шатра с криво нашитым красным крестом выбрался парень лет двадцати пяти, полный и румяный, обряженный то ли волхвом, то ли друидом, – белая рубаха спускалась ниже колен, на поясе болталась целая связка оберегов. Это был Шурик Пончев, недавний выпускник мединститута, исполнявший роль знахаря и лекаря.
– Наш привет коновалам и шарлатанам! – заорал Олег.
Шурик обрадованно вскинул руку.
– Здорово! – крикнул он. – Михалыч! Тут Киврин звонил, говорит, запуск у них!
– Да?! – оживился Мальцев. – На это стоит посмотреть!
– На что? – не понял Олег.
– А вон, видите? – Профессор протянул руку, указывая на восток, в сторону запретной зоны. Там, за пильчатой стеной ельника, вздымалось массивное, коробчатое сооружение. – Это тау-электродинамическая система! Читали Стругацких?
– А-а! – дошло до Олега. – «Двигатель времени»?!
– Да-да-да! Асимметричная механика, ее еще причинной называют… Вы представляете, какова идея?! Вырабатывать электричество из хода времени!
– Офигеть! – оценил идею Олег.
– О, началось! – воскликнул Мальцев.
Сухов ощутил странное покалывание по всему телу, словно он организм «отсидел». И вдруг ослепительное сиреневое зарево охватило половину небосвода, словно восходила колоссальная чужеземная звезда. Весь мир обездвижел – не трепетали листья в дуновениях ветерка, в нелепых позах застыли люди, будто играя в «Фигура, замри!». В абсолютной тишине накатил синий туман, и пала тьма.
У Олега зверски засвербило в носу. Он от души чихнул, встал на карачки и лишь потом осмотрелся. И тут же крепко зажмурился. Вокруг стелилась круглая поляна, в центре которой сидел Пончик и лупал глазами, а дальше вставал сказочно-дремучий лес. Ели и сосны в три обхвата вздымались на огромную высоту, с могучих лап свисали сивые бороды мха. И тишина…
– А где все? – растерянно спросил Пончик. – Где наш полигон? Куда делись люди?!
Олег оглядел себя. Все порты в соку травяном, вот же ж…
– Не понимаю… – проскулил Шурик.
Он ударил по земле кулаками. Зеленые кузнечики брызнули в стороны.
– Спокойно, – процедил Олег. – Без паники!
– Но их не стало! – надрывно сказал Пончик.
– Кого не стало?! – гаркнул Сухов.
– Людей!
– Где ты видишь трупы?! Что вот зря болтать?! Ты бы лучше объяснил, откуда здесь такие деревья взялись!
– Давай пройдемся, – предложил Пончев вздрагивающим голосом, – посмотрим…
И он нерешительно двинулся в лес. Олег зашагал следом. Сосны стояли ровной колоннадой, как при входе в Большой театр, только прогалы меж стволами были наглухо забаррикадированы колючим кустарником, вповалку лежали гниющие, мшистые коряги.
– Фиг пройдешь… Угу… – пыхтел Пончик, тискаясь между сучьев.
Олег полез через скользкий ствол, тот затрещал и изломился, просыпав из сердцевины кучу трухи.
– Ч-черт…
– Олег! – донесся голос Пончика. – Я, кажется, тропинку нашел! Угу…
– Щас…
Продравшись сквозь кусты, Сухов выбрался на звериную тропу и наткнулся на Пончика, озиравшегося с видом триумфатора.
– Веди тогда, – хмыкнул Олег. – Полупроводник…
– Почему – полу?
– А потому что я полпути не шел, а вколачивался, как гвоздь, в эту древесину!
Пончик фыркнул, шагнул и застыл. Секунду спустя Олег понял, почему его «полупроводник» стал вдруг изолятором – в трех метрах от них стоял на задних лапах огромный медведь и с любопытством разглядывал незваных гостей.
– Ва-ва-ва-ва… – слетело с уст потрясенного Пончика.
Медведь глухо зарычал, опустился на все четыре и растворился в кустах. Ни одна веточка не хрустнула, словно не матерый хищник просунулся, а бесплотный лесной дух.
– Пошли обратно… – слабым голосом выговорил Шурик. – Дальше все равно болото… Угу…
Под ногами чавкало и хлюпало, обещая близкую хлябь.
– Пошли, – вздохнул Олег.
Вывалившись из дебрей, они проанализировали результаты наблюдений.
– Это не наш лес! – решительно заявил Сухов.
– А чей?! – взвился Пончев.
– Да откуда ж я знаю?! Только сосняк вокруг полигона насаженный был, ему лет двадцать от силы, а этим деревьям, – Сухов обвел рукой дебри, – далеко за двести! Глянь, стволы какие!
– Господи! – выкрикнул вдруг Пончик. – Какие ж мы идиоты …
Вынув из-за пазухи мобильник на ленточке, он быстро набрал номер и приложил аппарат к уху. Олег с интересом следил за сменой выражений на лице Шурика. Нетерпеливое ожидание перешло в озабоченность, потом в недоумение. Нахмурив лоб, Пончев оглядел сотик.
– Батарейка села, что ли? – пробормотал он.
Шурик потряс «мобилу» и снова прижался ухом.
– «Вне зоны доступа»… – сказал он упавшим голосом. – Угу…
Минут пять они были заняты тем, что бестолково топтались по молодой травке.
– Надо на дерево залезть, – робко предложил Пончев, – и посмотреть… Ага…
– Кстати, да! – сказал Олег и решительно направился к гигантской ели. Меч он не снимал, так и полез.
Первые метры дались ему легко, выше стало туго.
– Чертова смола! – шипел Сухов, отдирая локоть от ствола, залитого живицей. – Клеится, зараза!
Чудом не сорвавшись, он поднялся выше пятиэтажного дома, оглядел из-под руки горизонты и спустился вниз.
– Лес кругом, – сообщил он, с отвращением разлепляя склеенные пальцы. – А к западу водоем какой-то…
– Я даже могу сказать, какой именно, – съехидничал Пончик. – Там Волхов течет!
– Ты уверен? – спокойно спросил Олег. – По нему, между прочим, лодья плывет!
– С чего ты взял, что лодья? – насторожился Шурик.
– Ну как с чего? Парус… По борту щиты вывешены, и весла гребут! Может, мы того… – Олег сделал неопределенный жест. – В прошлое попали?
– Фигня полная! – яростно воспротивился Пончик. – Сгущенный, концентрированный бред с элементами шизы! Путешествия во времени невозможны в принципе!
– А откуда тогда ладья?!
– Кино снимают!
– А лес?! Что, тоже для кино высадили?!
Пончик засопел, исчерпав аргументы.
– Давай глянем в той стороне, – Олег показал рукой на юг. – Там вроде просвет и речка…
– А зачем тебе речка? – удивился Шурик.
– Не знаю, как ты, – заявил Олег, – а лично я есть хочу – умираю! Может, хоть рыбы наловим…
– Точно! – с жаром поддержал идею Пончик. – У меня у самого какое-то щемящее чувство… С утра ж не ел! Думал, в столовке перекушу, а тут… Угу…
И они двинулись на поиски речки. Жутко мешали кусты, но потом стало полегче. Речку они не нашли. Олег поднырнул под лохматую ветку ели и оказался с краю большой круглой лужайки. Посреди лужайки возвышался заросший травой курган, а на его верхушке торчал идол, довольно искусно вырубленный из карельского мрамора. Пухлые каменные губы кумира были щедро извазюканы чем-то липким и черным. Надо полагать, кровью…
– Я ничего уже не понимаю!.. – простонал Пончик и без сил опустился на землю.
– Как ни крути, как ни верти, – поморщился Олег, – а мы таки в прошлом!
– Быть того не может! – затряс головой Пончик с упорством и ожесточением верующего. – Может, это Стемид все… того… организовал?
Олег ничего не ответил, только посмотрел на Пончика с сожалением.
– Пошли лучше шалаш организуем, – вздохнул он. – Стемнеет скоро…
На рассвете, не выспавшийся и голодный, Олег умылся холодной водой и сжевал половинку «Сникерса», поделившись с Пончиком.
– Ну, что? – спросил он помятого «знахаря». – Сникерснул?
Пончик кивнул уныло.
– Пошли тогда!
– Куда? – вяло поинтересовался Шурик.
– К реке! К Волхову, или что там такое течет…
– Пошли…
Было еще совсем рано – робкая заря едва прокралась в лес, не трогая густые тени, и деревья словно отражали ночь – темные стояли, неперебродные. Олег с Пончиком пересекли гарь и потопали – по заросшей папоротником прогалине, меж бурых сосновых стволов, рассеянно проводя руками по зеленым лохматостям можжевельника. Хмельной воздух, настоянный на смоле и хвое, будоражил Олегову душу, наполнял ее каким-то детским ликованием. Он все мог, все умел – здоровый, сильный, сытый! И Пончик рядом! И меч за спиной! А гуляют они где?! У начала времен!
Ему было простительно не знать, что там напряли для него норны, распорядительницы судеб, какую нить накрутили на веретено. Норны – бабки скрытные…
Глава 4
Олег шел вольно, не скрадом, переступая из матерых сосняков в сквозной березняк, поднявшийся на брошенном огнище; из затравевшего ольшанника шагал в мглистый ельник. Рассветное небо было расчерчено розовым и белесым. Природа просыпалась.
Захоркал вальдшнеп, оповещая лес о явлении красна солнышка. Проиграли зарю журавли. Запели дрозды, подражая соловьям. Зачуфыкал тетерев. С комля-выворотня сорвался глухарь, громко захлопал крыльями, озвучивая посадку. Олег на слух определил кремлевую сосну, на суку коей устроилась птица. Во-он там, на песчаной гряде. Под грядою болото, падь, заросшая черемушником, заваленная подмытыми стволами. Глушь. Глухарю – самое место. На суку защелкали клювом, зашипели, зафыркали – короче, «запели». Олег медленно-медленно выпрямился и задрал голову, высматривая «певца». Глухарь – птица видная, с длинноперым черным хвостом-веером, с горбатым костяным клювом, с ярко-красной кровяной бровью… Холодное лезвие меча уткнулось Олегу в горло.
– Камо грядеши? [25]– Голос был не теплей отточенной стали. Властные обороты звучали в нем – голос не спрашивал, он требовал ответа. Незамедлительно.
Олег отпрянул, суетливо доставая меч. Сердце, как бешеное, моталось в груди, а мышцы, наоборот, зажало страхом. Вот позорище! Засмотрелся, дурака кусок! Птичек не видал!
Человек, стоявший перед Олегом, невысок был, но ладен и крепок. Холщовые порты заправлены в яловые сапожки, поперек стеганой куртки перевязь с ножнами на спине. Если на Олеге, длинном, узковатом в плечах, нарос жирок, то его визави был, похоже, скроен из железа и сыромятной кожи – жесткие скулы, рысьи медовые глаза, суровые морщины у рта. Волосы цвета соломы возле ушей заплетены в косицы и покрыты круглой шапкой-нурманкой. Воин. Неужто правда?! Или это съемки идут? Господи, лишь бы это были съемки…
– Олег! – крикнул Пончев и слабо замахнулся подобранной палкой.
Воин мягко отскочил, слегка согнул разведенные колени, его меч блеснул в первых лучах и вдруг ударил наискосок, со свистом и зудом рассекая воздух. Палку обрезало, а Пончев оступился и сел с размаху на зад. Олег взялся за рукоятку меча, «как учили», – правой ладонью обхватив ее возле цубы, [26]а концом уперев в середину ладони левой. Облизал пересохшие губы. Замахнулся, пугая противника, но воин не моргнул даже. Зато ударил так, что у Олега руки заныли. Прямой меч блеснул и перебил ширпотребовскую катану – обломыш усверкал в траву. Олег поймал взгляд хищных медовых глаз и вдруг все понял и пришел в отчаяние. Ему никогда не победить! Он и с питерской шпаной-то никогда не связывался, а уж в этом времени он – полнейшее чмо!
Из-за густого ракитника выглянул бледный парниша в толстой кожаной куртке, обшитой металлическими бляхами, и сказал что-то ломким баском, кивая на сломанный меч.
Рукою в перчатке парниша сжимал лук – огромную, убийственной силы дугу. Загудела натягиваемая тетива. Олег швырнул катану под ноги парнише.
Тот презрительно скривил рот, мотнул головою, и кто-то проворно связал Олегу руки за спиной. Старый воин спеленал Пончева. Мир перевернулся. В какие-то пять минут жизнь поменяла знак. Олег чуть не плакал от стыда, оглушенный и безвольный, самому себе напоминая что-то желеобразное и колышущееся. Протоплазму. Амебу-переростка…
– Кто это, Олег?! – спросил Пончев дрожащим голосом.
Олег не сумел ответить – его чувствительно пихнули в спину, приказывая идти, и он пошел, куда велено. Сказали бы – на колени, ща голову рубить будем! – и он бы повиновался, наверное, и послушно согнул бы выю…
– …Крут! – донесся звонкий голос с вершины гряды, и по песчаному откосу запрыгал белоголовый мальчишка лет десяти, в рубашонке с вышивкой у ворота, по рукавам и подолу. У пояса, болтаясь на шнурках, позванивали бубенчики, отпугивая нечистую силу.
Пацаненок прозвенел что-то непонятное, махая руками для выразительности. Олег понимал с пятого на десятое. Вроде как воина, перебившего катану, звать Крутом…
Крут покивал согласно, дослушав мальчишку, проворчал ответ в усы, а потом подобрал с земли Олегов меч и протянул малолетке. Тот залучился от радости. Взяв меч в одну руку, а обломок в другую, пацаненок полез до верха невысокой кручи. Воин проводил его взглядом и буркнул, указывая путь своим и пленным.
Крут пошел первым, за ним двинулся лучник. Третьим поплелся Олег, рядом шмыгал носом Пончев, а замыкающими шли два молодца в кожаных доспехах и буравили спины пленников в четыре зорких сверлышка. Крутята…
Не оглядываясь, старый воин перешел по камням мелкую речушку и поднялся на обрывчик, где нашлась стертая тропа. Все взошли за ним следом.
Олег споткнулся, больно ударился ногой об корень, но лишь переморщился – не до того. У него болела душа. Корчилась, уязвленная беспощадной правдой. Олег узнал о себе такое, что было больней синяков и ран. Он – трус. И слабак.
Справа брел Пончев. Спотыкался, сопел, мотал светлым чубом и решал непосильную задачу: на каком они свете?! В какое время и пространство их занесло?..
Крут вывел отряд на берег большой реки, быстро несущей мутные воды цвета навозной жижи, и сердце Олегово засбоило. В небольшой заводи, уткнув носы в песок, стояли настоящие лодьи, хищные и длиннотелые. Раз, два, три… Пять боевых единиц. На лодьях торчало по мачте, паруса были свернуты на реях. Штевни поднимались высоко, и Олег заподозрил, что обычно их украшают головами тутошних драконов. Просто в виду родных берегов драконов поснимали, дабы не вспугнуть местный «тонкий план».
– Как спалось? – усмехнулся Асмуд.
– Скверно, архонт, – признался Агапит. – А мы что, так и будем плыть? Без остановок?
– В Мелинеске [22]постоим чуток, – прищурился Асмуд. – На торгу побываем, друзей проведаем… Там Непр кончается, и начинается Верхний волок.
Асмуд подошел ближе к борту и оперся о распаренное плечо гребца.
– Рогволт, – спросил он, – а это что там такое белеет?
Рогволт приподнялся со скамьи, выглядывая за щиты, навешанные на борт.
– Это колбяги! – уверенно сказал он. – С год как поселились! Мне в Витахольме сказывали…
– Колбяги? – нахмурил брови хевдинг, не отрывая острых глаз от приземистых срубов, белевших свежим деревом. – Не слыхал! Какого они хоть роду-племени?
– Да тоже славины!
– Славины-склавины [23]… – усмехнулся Асмуд и гаркнул: – Братие! А не разжиться ли нам трэлями? А?!
– Любо! – заорала, загоготала, засвистела братия.
– Вольгаст! Правь к берегу! – скомандовал хевдинг.
Старый Вольгаст-кормщик осклабился, тряхнул седой гривой и шевельнул рулевым веслом, направляя лодью к селению колбягов. Протрубил рог, разнося приказ хевдинга, и еще четыре лодьи покинули стрежень, сворачивая к берегу. Рабов словить? Любо!
Селение было невелико – десяток землянок, пара шалашей и три больших, длинных дома, сложенных из саманного кирпича, крытых поверху камышом. Хозяйство у переселенцев только-только налаживалось, но жили они без опасу – ни ров не копан вокруг, ни вал не сыпан.
Асмуд пренебрежительно скривился – его гридни, даже если на одну-единственную ночь разбивали лагерь, обязательно обносили шатры крепким частоколом. И выставляли дозор. В степи, конечно, труднее деревом разжиться, но здесь-то что мешает? Вона, лес какой!
За хатами колбягов вставали высоченные дубы, клены и грабы. Вывод? Или жители здешние ленивы, или глупы. И то и другое наказуемо…
– Эгей, гридь! – кликнул Асмуд. – Берем только девок и мужиков помоложе! Крут! Заходишь слева! Лидул! Твои справа! Гляди, чтобы в лес не смылись!
Лодьи, разогнанные веслами, врезались в глинистый берег.
– Вперед!
С ревом и дикими криками варяги повалили в атаку, сигая через борт в мелкую воду. Броней почти ни на ком не было – как гребли, так и в бой кинулись. Да и с кем тут биться?! Со славинами?!
Асмуд громадными прыжками поскакал вверх по склону, забирая ближе к небеленой мазанке. Из-за угла выскочила девушка зим пятнадцати, испуганно вытаращила карие глазенки и завизжала, порываясь бежать.
– Ку-уда?!
Хевдинг сгреб визгунью за тоненькую талию и передал добычу Люту, поспешавшему следом.
– Вяжи и складывай!
Лют понятливо кивнул, перекинул девчонку через могутное плечо и понесся к лодье. Еще трое гридней бежали в ту же сторону, волоча за волосы вопящих девок. Кряжистый Свенельд, весело бранясь, тащил за шиворот молодого колбяга. Парубок был без сознания, его голова болталась, перекатываясь по впалой груди, а на лице расплывался здоровенный синяк.
– К реке, к реке отжимай! – неслись азартные возгласы.
– Эй, Руалд! Глянь! Никак девка?!
– Вер-рна! Тащим до кучи!
Асмуд быстренько развязал завязки на ножнах и вынул меч. Очень вовремя – из низких дверей хаты на него вылетел бледный мужик, борода лопатой, глаза бешеные, в руке топор. Яростно вереща, колбяг кинулся на Асмуда. Хевдинг небрежно отбил удар, соображая: подходящ ли славин? С сожалением признав – староват, Асмуд сделал выпад, легко уходя от удара, и снес колбягу голову. Тулово рухнуло, дергая топор, а синие губы еще пару мгновений шевелились на отрубленной башке, словно силясь вымолвить последнее слово.
Переступив через труп, Асмуд шагнул в хату. В потемках он разглядел старика, вжимавшего голову в плечи, и двух детишек, таращивших на него испуганные глазенки. То старье, то малье… Хевдинг досадливо махнул мечом, подрубая деда, и развернулся к малышне. Откуда-то из-за печи выпрыгнула молодая женщина и бросилась к детям, заслоняя их своим телом.
– Нет! – вопила она. – Не надо!
В последнюю секунду Асмуд задержал меч, левой рукой хватая женщину за толстую черную косу. Зим двадцать будет славинке, самое то! И лицом смазлива… За такую арабы, не торгуясь, выложат двести дирхемов!
– Не надо! – молила женщина.
– Топай, давай! – велел Асмуд, но детей кончать не стал. Да и зачем? Если не от голода сгинут, так в зубах волчьих завязнут…
Вытащив молодицу за порог, хевдинг толкнул ее подлетевшему Люту.
– Всех взяли? – спросил он, оглядывая селение.
– Кого успели! – ухмыльнулся Лют. – Чует моя душа, кто-то там, в лесу укрылся!
– Не гоняться ж за ними… – пробурчал Асмуд.
Варяги бегали по деревне, высматривая потаенные места, шаря по землянкам. Заполошно кудахтали куры, кто-то выл в голос, громко ревело брошенное чадо. Шалаши валялись, разворошенные, камышовая крыша на крайней хате пылала, с треском и гудом пожирая кривые стропила. В огне сгорали чьи-то мечтанья, надежды, тихие уютные вечера…
Злая стрела просвистела, чиркнув Асмуда по волосам. Вторая «змея битвы», [24]прилетевшая из леса, была метче, но хевдинг отбил ее мечом.
– Взять стрелка! – рявкнул он.
Трое или четверо варягов бросились к лесу, припадая к земле за пнями-выворотнями, хоронясь за деревьями, зигзагом одолевая пустое место. Один варяг упал, хватаясь за древко стрелы, пробившей горло, его товарищи канули в лес. Охота на человека была неслышной, все заглушал рев разошедшегося пламени. Затрещав, крыша рухнула, проваливаясь внутрь хаты, и в небо восклубилось облако искр и пепла.
– Словили! – торжествующе воскликнул Лют. – Ведут!
Двое, Фрелав и Акун, тащили избитого стрелка.
– Охотничек ихний! – крикнул Фрелав возбужденно. – Молодой совсем, а туда же!
– Вяжите, и в трюм! – распорядился хевдинг. – Пора нам…
Дошагав до лодьи, он встретился взглядом с Агапитом.
– Осуждаешь? – поинтересовался Асмуд.
– Отчего же? – пожал плечами ромей. – Одни язычники ловят других язычников, обращая тех в рабство… Моя христианская душа спокойна, ибо крещеных среди них нет. – Агапит усмехнулся. – А у росов в обычае, следуя путем из варяг в греки, разживаться рабами на берегах Борисфена и продавать их на рынках Константинополя. Это окупает дорожные расходы…
– Что правда, то правда, – расхохотался Асмуд. – Полезай на борт, святой отец, – отплываем!
Дружными усилиями гридни столкнули лодьи в воду. Оживленно переговариваясь и гогоча, они перелезали через борта и рассаживались по местам. Дар богов – ветер – задул с юга, и воды Днепра огласились радостными криками.
– Поднять паруса! – скомандовал Асмуд.
Широкие полосатые полотнища, то красные, то синие с белым, развернулись, отражаясь в воде, надулись, принимая ветер и толкая лодьи. Домой!
Глава 3
1
Ленинградская область, где-то между Волховом и Сясью. 2007 год
Олег приближался к полигону. Вокруг, зажимая дорогу, зеленел лес, изредка уступая место болотцам, поросшим осокой-резуном и пушистым вейником. Облупленная «Тойота» катилась по узкой колее, затравевшей от безлюдья и безмашинья. Желтые метелки с шелестом ложились под бампер, сеясь колючими семенами.
Забытое шоссе возникло неожиданно – строй одинаковых, высаженных лесхозом сосенок раздвинулся, и влево ушла просека, мощенная растрескавшимся асфальтом. Дорогу перекрывал шлагбаум – ржавая красно-белая труба с «кирпичом» и табличкой для особо непонятливых, грозно извещавшей: «Запретная зона! Въезд строго воспрещен, кроме спецтранспорта!»
– Будем считать, – пробормотал Олег, – что мы как раз спец…
Шлагбаум был прикручен к столбику тонкой арматуриной – ни поднять его, ни опустить, но набитый объезд наглядно демонстрировал уважение к законности и порядку. Олег аккуратно проехал по следам чужих колес и покатил по твердому покрытию, местами разбитому до хрустящего гравия. Годков полста минет, подумал он, и лес окончательно перемелет асфальт – взойдет подорожником, прорастет кустиками, взломает корнями деревьев…
«Тойота» вильнула влево, обогнула пригорок и проехала краем обширной лужайки, заставленной шатрами. Кое-где горели костры, у огня сидели на чурбаках странные личности в сверкавших кольчугах и вороненых доспехах. Поодаль чопорно прогуливались три девицы в длинных одеяниях, изображая прекрасных дам. Конный рыцарь, свешиваясь с седла, заигрывал со всеми тремя. Под мышкой он держал шлем, а правой рукой сжимал копье. Копье здорово мешало рыцарю, и он не знал, куда его деть, пока не приспособился таскать оружие на манер коромысла.
Отогнав «тойоту» в рощицу, где хоронилось прочее автомотостадо, Олег упаковался по моде девятого века. Раздевшись до трусов, он натянул на себя домотканые порты, крепко сшитые и прочные на разрыв. На ноги – мягкие полусапожки с длинными ремешками. Накинул льняную рубаху, вышитую у ворота Викой. Достал из багажника дешевую катану, купленную по случаю, повесил перевязь через плечо, затянул пряжку, поправил ножны за спиной (вообще-то катану носили за поясом, но Сухову так было удобней). Вроде все… Шлем и щит он брать не стал – зачем? На турнир он не записывался, а бугурт начнется завтра, не раньше. Пока все соберутся, пока то, пока се…
– Гой еси, добер молодец! – послышался бодрый тенорок.
Олег оглянулся. Позади стоял сам Михаил Михайлович Мальцев, доктор исторических наук, он же главный консультант военно-исторического клуба «Варанг», он же Михал Михалыч, он же «МММ», свирепый препод, валивший неуспевающих с особой жестокостью и цинизмом. А на вид не скажешь… Профессор Мальцев был плотненький, какой-то весь домашний дедок с лысиной, похожей на тонзуру, и скобкой седых волос. Полотняная рубаха длиною до колен, с вышивкой по вороту, подвязанная шнурком-гашником, портки да лапти с онучами не опрощали историка и смотрелись потешно – ученая степень «просвечивала» сквозь наряд. И босиком Лев Толстой все равно оставался графом…
– И вы здравы будьте! – солидно ответствовал Олег. – А этот где… мастер наш?
– Оне за водой пошли, – важно сказал Михал Михалыч, – к дальним ключам. Уж больно сладка там водица!
– Ясно…
Сощурившись, Сухов осмотрелся. Шумная компания «толков» ставила шатер, постоянно валя шаткую конструкцию. Точильщик, качая ногой привод, зазывал желающих. Целый выводок стрелков из лука соревновался в меткости, пуляя стрелы в карту полушарий. Игроки переговаривались:
– Просто в Средние века турнирные копья вытачивались на особых таких токарных станках. Совали в них заготовки длиной в одиннадцать футов – это где-то метра четыре. Прикинь? Стандарт такой был! А ты попробуй сейчас такие станки отыщи!
– Так я что и говорю!
– Держи вот здесь! Да не, столб, столб держи! Во! Ванька… тьфу! Дон Сатарина! Натягивай, что стоишь?
– Вот зараза!
– Да вы не там ставите!
– Смойся с глаз!
– Блинский на фиг!
– Точим ножики-мечики! Сабельки правим! Топорики острим!
– Массаракш-и-массаракш!
– Благородные доны, жрать подано!
– Попал!
– Ты куда целился?! В Индию? А попал в Австралию!
– Все равно ж попал…
– Тридцать три раза массаракш!
Из белого шатра с криво нашитым красным крестом выбрался парень лет двадцати пяти, полный и румяный, обряженный то ли волхвом, то ли друидом, – белая рубаха спускалась ниже колен, на поясе болталась целая связка оберегов. Это был Шурик Пончев, недавний выпускник мединститута, исполнявший роль знахаря и лекаря.
– Наш привет коновалам и шарлатанам! – заорал Олег.
Шурик обрадованно вскинул руку.
– Здорово! – крикнул он. – Михалыч! Тут Киврин звонил, говорит, запуск у них!
– Да?! – оживился Мальцев. – На это стоит посмотреть!
– На что? – не понял Олег.
– А вон, видите? – Профессор протянул руку, указывая на восток, в сторону запретной зоны. Там, за пильчатой стеной ельника, вздымалось массивное, коробчатое сооружение. – Это тау-электродинамическая система! Читали Стругацких?
– А-а! – дошло до Олега. – «Двигатель времени»?!
– Да-да-да! Асимметричная механика, ее еще причинной называют… Вы представляете, какова идея?! Вырабатывать электричество из хода времени!
– Офигеть! – оценил идею Олег.
– О, началось! – воскликнул Мальцев.
Сухов ощутил странное покалывание по всему телу, словно он организм «отсидел». И вдруг ослепительное сиреневое зарево охватило половину небосвода, словно восходила колоссальная чужеземная звезда. Весь мир обездвижел – не трепетали листья в дуновениях ветерка, в нелепых позах застыли люди, будто играя в «Фигура, замри!». В абсолютной тишине накатил синий туман, и пала тьма.
2
У Олега зверски засвербило в носу. Он от души чихнул, встал на карачки и лишь потом осмотрелся. И тут же крепко зажмурился. Вокруг стелилась круглая поляна, в центре которой сидел Пончик и лупал глазами, а дальше вставал сказочно-дремучий лес. Ели и сосны в три обхвата вздымались на огромную высоту, с могучих лап свисали сивые бороды мха. И тишина…
– А где все? – растерянно спросил Пончик. – Где наш полигон? Куда делись люди?!
Олег оглядел себя. Все порты в соку травяном, вот же ж…
– Не понимаю… – проскулил Шурик.
Он ударил по земле кулаками. Зеленые кузнечики брызнули в стороны.
– Спокойно, – процедил Олег. – Без паники!
– Но их не стало! – надрывно сказал Пончик.
– Кого не стало?! – гаркнул Сухов.
– Людей!
– Где ты видишь трупы?! Что вот зря болтать?! Ты бы лучше объяснил, откуда здесь такие деревья взялись!
– Давай пройдемся, – предложил Пончев вздрагивающим голосом, – посмотрим…
И он нерешительно двинулся в лес. Олег зашагал следом. Сосны стояли ровной колоннадой, как при входе в Большой театр, только прогалы меж стволами были наглухо забаррикадированы колючим кустарником, вповалку лежали гниющие, мшистые коряги.
– Фиг пройдешь… Угу… – пыхтел Пончик, тискаясь между сучьев.
Олег полез через скользкий ствол, тот затрещал и изломился, просыпав из сердцевины кучу трухи.
– Ч-черт…
– Олег! – донесся голос Пончика. – Я, кажется, тропинку нашел! Угу…
– Щас…
Продравшись сквозь кусты, Сухов выбрался на звериную тропу и наткнулся на Пончика, озиравшегося с видом триумфатора.
– Веди тогда, – хмыкнул Олег. – Полупроводник…
– Почему – полу?
– А потому что я полпути не шел, а вколачивался, как гвоздь, в эту древесину!
Пончик фыркнул, шагнул и застыл. Секунду спустя Олег понял, почему его «полупроводник» стал вдруг изолятором – в трех метрах от них стоял на задних лапах огромный медведь и с любопытством разглядывал незваных гостей.
– Ва-ва-ва-ва… – слетело с уст потрясенного Пончика.
Медведь глухо зарычал, опустился на все четыре и растворился в кустах. Ни одна веточка не хрустнула, словно не матерый хищник просунулся, а бесплотный лесной дух.
– Пошли обратно… – слабым голосом выговорил Шурик. – Дальше все равно болото… Угу…
Под ногами чавкало и хлюпало, обещая близкую хлябь.
– Пошли, – вздохнул Олег.
Вывалившись из дебрей, они проанализировали результаты наблюдений.
– Это не наш лес! – решительно заявил Сухов.
– А чей?! – взвился Пончев.
– Да откуда ж я знаю?! Только сосняк вокруг полигона насаженный был, ему лет двадцать от силы, а этим деревьям, – Сухов обвел рукой дебри, – далеко за двести! Глянь, стволы какие!
– Господи! – выкрикнул вдруг Пончик. – Какие ж мы идиоты …
Вынув из-за пазухи мобильник на ленточке, он быстро набрал номер и приложил аппарат к уху. Олег с интересом следил за сменой выражений на лице Шурика. Нетерпеливое ожидание перешло в озабоченность, потом в недоумение. Нахмурив лоб, Пончев оглядел сотик.
– Батарейка села, что ли? – пробормотал он.
Шурик потряс «мобилу» и снова прижался ухом.
– «Вне зоны доступа»… – сказал он упавшим голосом. – Угу…
Минут пять они были заняты тем, что бестолково топтались по молодой травке.
– Надо на дерево залезть, – робко предложил Пончев, – и посмотреть… Ага…
– Кстати, да! – сказал Олег и решительно направился к гигантской ели. Меч он не снимал, так и полез.
Первые метры дались ему легко, выше стало туго.
– Чертова смола! – шипел Сухов, отдирая локоть от ствола, залитого живицей. – Клеится, зараза!
Чудом не сорвавшись, он поднялся выше пятиэтажного дома, оглядел из-под руки горизонты и спустился вниз.
– Лес кругом, – сообщил он, с отвращением разлепляя склеенные пальцы. – А к западу водоем какой-то…
– Я даже могу сказать, какой именно, – съехидничал Пончик. – Там Волхов течет!
– Ты уверен? – спокойно спросил Олег. – По нему, между прочим, лодья плывет!
– С чего ты взял, что лодья? – насторожился Шурик.
– Ну как с чего? Парус… По борту щиты вывешены, и весла гребут! Может, мы того… – Олег сделал неопределенный жест. – В прошлое попали?
– Фигня полная! – яростно воспротивился Пончик. – Сгущенный, концентрированный бред с элементами шизы! Путешествия во времени невозможны в принципе!
– А откуда тогда ладья?!
– Кино снимают!
– А лес?! Что, тоже для кино высадили?!
Пончик засопел, исчерпав аргументы.
– Давай глянем в той стороне, – Олег показал рукой на юг. – Там вроде просвет и речка…
– А зачем тебе речка? – удивился Шурик.
– Не знаю, как ты, – заявил Олег, – а лично я есть хочу – умираю! Может, хоть рыбы наловим…
– Точно! – с жаром поддержал идею Пончик. – У меня у самого какое-то щемящее чувство… С утра ж не ел! Думал, в столовке перекушу, а тут… Угу…
И они двинулись на поиски речки. Жутко мешали кусты, но потом стало полегче. Речку они не нашли. Олег поднырнул под лохматую ветку ели и оказался с краю большой круглой лужайки. Посреди лужайки возвышался заросший травой курган, а на его верхушке торчал идол, довольно искусно вырубленный из карельского мрамора. Пухлые каменные губы кумира были щедро извазюканы чем-то липким и черным. Надо полагать, кровью…
– Я ничего уже не понимаю!.. – простонал Пончик и без сил опустился на землю.
– Как ни крути, как ни верти, – поморщился Олег, – а мы таки в прошлом!
– Быть того не может! – затряс головой Пончик с упорством и ожесточением верующего. – Может, это Стемид все… того… организовал?
Олег ничего не ответил, только посмотрел на Пончика с сожалением.
– Пошли лучше шалаш организуем, – вздохнул он. – Стемнеет скоро…
На рассвете, не выспавшийся и голодный, Олег умылся холодной водой и сжевал половинку «Сникерса», поделившись с Пончиком.
– Ну, что? – спросил он помятого «знахаря». – Сникерснул?
Пончик кивнул уныло.
– Пошли тогда!
– Куда? – вяло поинтересовался Шурик.
– К реке! К Волхову, или что там такое течет…
– Пошли…
Было еще совсем рано – робкая заря едва прокралась в лес, не трогая густые тени, и деревья словно отражали ночь – темные стояли, неперебродные. Олег с Пончиком пересекли гарь и потопали – по заросшей папоротником прогалине, меж бурых сосновых стволов, рассеянно проводя руками по зеленым лохматостям можжевельника. Хмельной воздух, настоянный на смоле и хвое, будоражил Олегову душу, наполнял ее каким-то детским ликованием. Он все мог, все умел – здоровый, сильный, сытый! И Пончик рядом! И меч за спиной! А гуляют они где?! У начала времен!
Ему было простительно не знать, что там напряли для него норны, распорядительницы судеб, какую нить накрутили на веретено. Норны – бабки скрытные…
Глава 4
1
Олег шел вольно, не скрадом, переступая из матерых сосняков в сквозной березняк, поднявшийся на брошенном огнище; из затравевшего ольшанника шагал в мглистый ельник. Рассветное небо было расчерчено розовым и белесым. Природа просыпалась.
Захоркал вальдшнеп, оповещая лес о явлении красна солнышка. Проиграли зарю журавли. Запели дрозды, подражая соловьям. Зачуфыкал тетерев. С комля-выворотня сорвался глухарь, громко захлопал крыльями, озвучивая посадку. Олег на слух определил кремлевую сосну, на суку коей устроилась птица. Во-он там, на песчаной гряде. Под грядою болото, падь, заросшая черемушником, заваленная подмытыми стволами. Глушь. Глухарю – самое место. На суку защелкали клювом, зашипели, зафыркали – короче, «запели». Олег медленно-медленно выпрямился и задрал голову, высматривая «певца». Глухарь – птица видная, с длинноперым черным хвостом-веером, с горбатым костяным клювом, с ярко-красной кровяной бровью… Холодное лезвие меча уткнулось Олегу в горло.
– Камо грядеши? [25]– Голос был не теплей отточенной стали. Властные обороты звучали в нем – голос не спрашивал, он требовал ответа. Незамедлительно.
Олег отпрянул, суетливо доставая меч. Сердце, как бешеное, моталось в груди, а мышцы, наоборот, зажало страхом. Вот позорище! Засмотрелся, дурака кусок! Птичек не видал!
Человек, стоявший перед Олегом, невысок был, но ладен и крепок. Холщовые порты заправлены в яловые сапожки, поперек стеганой куртки перевязь с ножнами на спине. Если на Олеге, длинном, узковатом в плечах, нарос жирок, то его визави был, похоже, скроен из железа и сыромятной кожи – жесткие скулы, рысьи медовые глаза, суровые морщины у рта. Волосы цвета соломы возле ушей заплетены в косицы и покрыты круглой шапкой-нурманкой. Воин. Неужто правда?! Или это съемки идут? Господи, лишь бы это были съемки…
– Олег! – крикнул Пончев и слабо замахнулся подобранной палкой.
Воин мягко отскочил, слегка согнул разведенные колени, его меч блеснул в первых лучах и вдруг ударил наискосок, со свистом и зудом рассекая воздух. Палку обрезало, а Пончев оступился и сел с размаху на зад. Олег взялся за рукоятку меча, «как учили», – правой ладонью обхватив ее возле цубы, [26]а концом уперев в середину ладони левой. Облизал пересохшие губы. Замахнулся, пугая противника, но воин не моргнул даже. Зато ударил так, что у Олега руки заныли. Прямой меч блеснул и перебил ширпотребовскую катану – обломыш усверкал в траву. Олег поймал взгляд хищных медовых глаз и вдруг все понял и пришел в отчаяние. Ему никогда не победить! Он и с питерской шпаной-то никогда не связывался, а уж в этом времени он – полнейшее чмо!
Из-за густого ракитника выглянул бледный парниша в толстой кожаной куртке, обшитой металлическими бляхами, и сказал что-то ломким баском, кивая на сломанный меч.
Рукою в перчатке парниша сжимал лук – огромную, убийственной силы дугу. Загудела натягиваемая тетива. Олег швырнул катану под ноги парнише.
Тот презрительно скривил рот, мотнул головою, и кто-то проворно связал Олегу руки за спиной. Старый воин спеленал Пончева. Мир перевернулся. В какие-то пять минут жизнь поменяла знак. Олег чуть не плакал от стыда, оглушенный и безвольный, самому себе напоминая что-то желеобразное и колышущееся. Протоплазму. Амебу-переростка…
– Кто это, Олег?! – спросил Пончев дрожащим голосом.
Олег не сумел ответить – его чувствительно пихнули в спину, приказывая идти, и он пошел, куда велено. Сказали бы – на колени, ща голову рубить будем! – и он бы повиновался, наверное, и послушно согнул бы выю…
– …Крут! – донесся звонкий голос с вершины гряды, и по песчаному откосу запрыгал белоголовый мальчишка лет десяти, в рубашонке с вышивкой у ворота, по рукавам и подолу. У пояса, болтаясь на шнурках, позванивали бубенчики, отпугивая нечистую силу.
Пацаненок прозвенел что-то непонятное, махая руками для выразительности. Олег понимал с пятого на десятое. Вроде как воина, перебившего катану, звать Крутом…
Крут покивал согласно, дослушав мальчишку, проворчал ответ в усы, а потом подобрал с земли Олегов меч и протянул малолетке. Тот залучился от радости. Взяв меч в одну руку, а обломок в другую, пацаненок полез до верха невысокой кручи. Воин проводил его взглядом и буркнул, указывая путь своим и пленным.
Крут пошел первым, за ним двинулся лучник. Третьим поплелся Олег, рядом шмыгал носом Пончев, а замыкающими шли два молодца в кожаных доспехах и буравили спины пленников в четыре зорких сверлышка. Крутята…
Не оглядываясь, старый воин перешел по камням мелкую речушку и поднялся на обрывчик, где нашлась стертая тропа. Все взошли за ним следом.
Олег споткнулся, больно ударился ногой об корень, но лишь переморщился – не до того. У него болела душа. Корчилась, уязвленная беспощадной правдой. Олег узнал о себе такое, что было больней синяков и ран. Он – трус. И слабак.
Справа брел Пончев. Спотыкался, сопел, мотал светлым чубом и решал непосильную задачу: на каком они свете?! В какое время и пространство их занесло?..
Крут вывел отряд на берег большой реки, быстро несущей мутные воды цвета навозной жижи, и сердце Олегово засбоило. В небольшой заводи, уткнув носы в песок, стояли настоящие лодьи, хищные и длиннотелые. Раз, два, три… Пять боевых единиц. На лодьях торчало по мачте, паруса были свернуты на реях. Штевни поднимались высоко, и Олег заподозрил, что обычно их украшают головами тутошних драконов. Просто в виду родных берегов драконов поснимали, дабы не вспугнуть местный «тонкий план».