Страница:
Сухов насупился. Подождав, пока гридь пройдет мимо, он пристроился к толпе ополченцев, не имевших ни малейшего понятия о строе. Все перли, как им моглось и хотелось. Ополченцы переговаривались:
– Эх, врежем свеям!
– Видать, награбили добра…
– Ниче, не убегут! Лодьи дорогу-то перекроют!
– Во-во! Все нам достанется!
– Все, что останется! Или ты мыслишь, что гридь с тобой поделится? Ага, жди!
– Ниче! Всем хватит!
Полное радужных надежд, ополчение топало в бой. Обходя громадный валун, Олег двинул напрямки, через кусты, и споткнулся о свежий труп. И очень удивился. На траве лежал воин явно не северного обличья – волосы длинные, волнистые, цвета воронового крыла, а лицо смуглое, словно обожженное солнцем. Ромей? Да нет вроде… Не та амуниция. Какой у неизвестного шлем был, уже не узнать – некто, обладавший громадной физической силой, так треснул южанина по голове, что шлем на миску стал похож. А вот доспех знатный! Чешуйчатый! Одинаковые стальные пластины были сшиты вместе так, что и впрямь напоминали чешую. «Пригодится!» – решил Олег и снял доспех с южанина. Кольчуга – кольчугой, а и латы не помешают! С его-то умением…
Олег, кряхтя, напялил доспех поверх «бирни» и затянул кожаные завязки на боках. Новое железо ощутимо давило на плечи, но и защищало надежно.
– Олег! – крикнул Пончик. – Чего ты там копаешься?
– Бегу! – откликнулся Сухов, прилаживая ножны, и впрямь побежал – грузной трусцой.
А шум боя накатывал все ощутимей – воздух дрожал от лязга и грохота, густел от криков неистовства и злобы. Ополчение преодолело лесополосу, отделяющую курганы от северной окраины Альдейги, и сразу окунулось в битву.
– На врага! – послышался приказ Рюрика.
Вымотанное воинство Шаева криками радости встретило прибывших на подмогу и рассредоточилось, пропуская вперед свежие силы. Гридни Рюрика мигом построились клиньями и бросились на растерянных свеев. И пошла рубка! Редкими ручейками викинги и хускарлы все-таки просачивались между клиньев – и попадали под мечи ополчения. Хускарлы, те или сдавались, или гибли, а вот викинги ни плена не желали, ни смерти. Попробуй-ка, плени такого вояку или прибей, когда те с десяти лет к мечу приучены. Только победа в бою не силой обретается, а духом. С этим у викингов была проблема. Чужаки на чужой земле, они уже были готовы и от добычи отказаться, только бы вырваться из Гардов. Вернуться бы, отдышаться, забыться, зализать раны… Ан не выйдет!
Олег махнул катаной влево, подрезая зазевавшегося хускарла, махнул вправо, но не достал. Прянул от чьего-то меча, отбил и ударил снизу вверх, пропарывая низ живота. Свей рухнул на колени, воя и тараща глаза. Олег взбежал на взгорбок и увидел перед собой бывший Урманский конец города. Ныне улиц его будто и не было: повсюду метались сотни людей, истребляя себе подобных. Кровавая карусель…
Олега обогнали стрельцы. Защелкали луки.
Сухов отбивал «змей битвы» щитом или мечом, что не всегда удавалось: дважды стрелы тюкнули его в панцирь, а одна пробила «подол» кольчуги и царапнула по ноге.
Внезапно картина боя изменилась – «карусель» откатилась к берегу Олкоги, очищая пустырь, заваленный трупами, ранеными, утыканный стрелами, заляпанный кровью. Там, где ранее проходила Варяжская улица, торчали стены полусгоревшего дома, а на самой «улице» рубился Рюрик сын Регинхери. Олег удивился – а где ж верные бояре? Чего не защищают рейкса? Подзабыли в горячке боя? Да разве можно о таком забывать?! И тут из уцелевшего дома полезли викинги. Один, другой, третий… Шесть голов! И шесть мечей… На одного Рюрика!
Сухов, словно забыв о килограммах доспехов, помчался наперерез свеям, вопя: «Берегись! Берегись!» Но рейкс не слышал его, фехтуя сразу с двумя викингами, наседавшими на него. Олег подбежал и оглянулся – где та шестерка? Вовремя! Тяжелое копье неслось, выцеливая широкую спину Рюрика. Сухов изо всех сил долбанул щитом. Щит треснул, а копье прогудело над плечом Рюрика. Только тут рейк оглянулся, заметил Олега с выпученными глазами, набегавшую шестерку и крикнул:
– Со спины меня прикрой!
Рюрик и Олег стали спиной к спине, и пошло дело! На Сухова насели те двое, которых Рюрик не успел отослать к Одину в Вальхаллу. Рубаки они были знатные. Деморализованные, это верно, но жажда жизни и страх смерти добавляли викингам сил и упорства. Олег едва поспевал отбиваться, а уж о том, чтобы самому нанести удар, и речи не шло. Вот викинг справа, с перебитым носом и длинными усами, качнулся в сторону и ударил наотмашь, едва не опрокинув Олега. Сухова спас лишний доспех – панцирь принял на себя удар, одна из пластин лопнула, но кольчуга под ней выдержала. Уклонившись, он успел отбить удар того викинга, что бил слева, безусого, но с рыжей бородкой от уха до уха. Обратным ударом викинг вспорол панцирь у Олега на боку и сделал короткий замах, дабы покончить с вертким русом, заколов того, но не успел – напоролся на меч Хилвуда.
– Сюда! – проорал рядом знакомый голос. – Сюда!
Ладонь Рюрика хлопнула Олега по плечу, и лишь тогда он оглянулся. Кричал Хилвуд, подзывая гридней-телохранов. Из шестерки викингов уцелели трое, но ненадолго. Подскочившие гридни, красные от того, что подпустили врага к рейксу, мигом уделали выжившую троицу.
Олег медленно приходил в себя. А Рюрику хоть бы что! И ведь ни полслова не сказал. Олег ему жизнь спас, спину прикрывал, а вся награда – по плечу хлопок! С другой стороны, как еще-то? Театральные фразы типа: «Благодарю тебя, мой юный друг, ты спас меня от смерти!» у Сухова всегда вызывали острый приступ аллергии. Так что все путем…
– Бегут свеи! – крикнул Хилвуд. – Хо-хо-хо! Драпают!
– Не драпают они, – поправил боярина Рюрик, – а в крепости спешат укрыться. Теперь выковыривай их оттуда!
Пыль на поле брани оседала, шумы откатывались к крепости. Ополчение бежало вслед за отступавшими свеями, добивая отстающих и раненых, а на бывшей улице показалась делегация – впереди шел Улеб конунг, припадая на правую ногу, за ним шествовали бояре, все простоволосые, только один шапку боярскую не посеял – нес ее гордо, то и дело поправляя.
– Ну, здравствуй, зятек! – прищурился Улеб, подойдя ближе.
Рюрик поклонился ему:
– Здравствуй, конунг! Вот, поспел как будто… Хотя ты и без меня бы справился!
Улеб хмыкнул.
– А скольких бы я тогда потерял зазря? – ответил он.
– Вообще-то, да, – согласился Рюрик. – Ну что, осадим свеев?
– Ни к чему это, – усмехнулся Улеб. – Мои под шумок ход прокопали от реки, прямо в колодец крепостной. Так что, ежели кто не прочь освежиться, пущай готовится! На рассвете вылезем из колодца и ударим по свеям изнутри. Достанем гадов из-под земли!
Ближе к вечеру на опустевшем поле брани появились люди в белом, собирая человеческие тела. Павших относили в лес, раненых и умиравших доставляли к лекарям, не разбирая, свой или свей. Работы Чаре и Пончику привалило. Спасибо Дане. Ведуница взяла на себя самую тяжкую обязанность: она определяла, кого куда нести. Тех, кого еще можно было вылечить, относили к Чаре, а тех, кто не жилец, кому вышел срок, стаскивали на Велесову поляну. На поляне высилась большая деревянная статуя Велеса, но сюда сбрелись жрецы всех богов, даже те, кто возносил моления Тору и Одину. Жрецы утешали умирающих, рассказывали, как их встретят в чертогах Вальхаллы или на лугах Ирия, под сенью Мирового Древа… Каждому по вере его.
А на берегу, на фоне сверкавшей серебром Олкоги, чернела крепость. Свеев уцелело чуть более тысячи, но плена не хотел никто. Жить в цепях, прикованными к мельнице или к мехам на кузне?! Променять благородный удел воина на жалкую участь трэля?! Никогда! И свеи готовились к бою, ожидали утра, когда русы должны были идти на приступ. Вот только у русов были несколько иные планы…
Валит выбрался из сруба и потянулся. Хорошо! Тяжкая усталость покинула тело. Мышцы еще побаливали, но силы возвращались к ним, вливаясь по капле.
– Ишь, сколько их там… – проворчал Ошкуй. – Глянь, по всей стене выстроились!
Валит глянул. Над частоколом поблескивали шлемы свеев – те стояли чуть ли не впритык.
– А что ты хочешь, – хмыкнул Валит, – сколько их туда набилось! Как яблок моченых в кадушку.
– Ниче… – выговорил Ошкуй с угрозой. – Обкусаем мы те яблочки!
– Эй! – окликнул их Халид. – Готовьтесь – гостей будем принимать.
– Оттуда?! – спросил Ошкуй, кивая на крепость.
– Отсюда! – рассмеялся Халид и указал на реку. – Самых ловких пришлют конунг и рейкс. Выйдут из колодца, как из преисподней, будет свеям банька кровавая.
– А мы что же? – обиделся Валит. – Нас в сторонку, да? Копали, копали, и на тебе…
– Не волнуйся – всем работки хватит. У меня тоже свой счет к свеям имеется, и одною киркой мне расплаты не добиться…
С тихим плеском вынырнула из воды голова, могучие руки уцепились за плот.
– Руку подай! – раздался негромкий басок.
Валит поспешно ухватился за мокрую ладонь и потащил «гостя» на плот.
– Не шибко теплая водичка… – проворчал тот.
– Какая есть, – буркнул Валит.
«Гость» коротко хохотнул. Поплавками на воде закачались еще две головы, и еще, и еще…
– Долго плыли? – спросил Ошкуй.
– Да мы по течению, – добродушно ответил один из прибывших. – Тока взмок маленько!
«Маленько»… «Гости» и «хозяева» с трудом задавили смешки.
– Когда двигать? – серьезно спросил Халид.
– Конунг ваш сказал, как восход засереет, так и начнем! Вы с нами?
– Обязательно! – быстро ответил Халид.
– Мечей не брать! – строго предупредил старший у «гостей». – Ножи только! Вырежем, сколько успеем, вражья, дозорных снимем, а Якко с Карлом ворота откроют!
– Там брус тяжелый! – предупредил Валит. – Вдвоем несподручно!
– Да? – задумался старший и позвал тихонько: – Велим! Здесь ты?
– Угу… – пробасили из сруба.
– Пойдешь третьим, с Якко и Карлом. Лады?
– Угу…
Взошла луна. Смутно завиднелись очертания крепости, подсвеченные парой костров со двора. Из-за стен ни звука не доносилось. И в округе стояла тишина – гриди Рюрика и Улеба перемешались давно и спать завалились, пользуясь краткими минутами покоя. Иные, правда, повстречали старых друзей, с которыми ходили в походы и вели беседы у костров, но говор их гас в темноте, не доносясь до реки.
Короткая летняя ночь минула быстро. Небо за лесом, что на том берегу Олкоги, налилось серым, призрачным свечением, предваряя восход.
– Пора! – решил Халид и стащил с ног мягкие сапоги. Босые «гости» серьезно покивали головами.
– Валит! – сказал Халид. – Ты первый пойдешь, поведешь всех!
Сын Ниэры моментально надулся от гордости и кивнул.
– Штыри не забудь! Тебе втыкать!
– Взял я, взял!
Валит показал тяжелую связку бронзовых штырей.
– Ну, все тогда! Пошли!
Валит сел на край плота и соскользнул в воду. Сумка со штырями тянула вниз, но легкие, полные воздуха, удерживали плавучесть. Сын Ниэры проплыл к камышам на одном дыхании. Вынырнул, подышал, дождался, пока остальные подплывут, и ушел на глубину, рукою касаясь одного из «гостей» – тьма стояла полнейшая, не поманишь. Вот и вход…
Ощупав пальцами столбики, обрамившие «нору», Валит вплыл в зияние, отталкиваясь руками от пола, и вынырнул в душной темноте. Выбравшись из воды, он двинулся на карачках к бреши в стенке колодца и осторожно просунулся в нее. Квадрат ночного неба едва ощутимо мерцал в вышине.
Валит достал штырь, прогнулся и воткнул его между брусьев колодезного сруба. Щель была малой, но достаточной, чтобы пропустить бронзовое острие. Все, завяз. Держится? Он пошатал штырь. Вроде держится… Подтянувшись, Валит выбрался из бреши и стал ногами на ее край. Держаться можно было только за воткнутый штырь, до противоположной стенки не дотянешься. Карел примерился и воткнул второй. Прочно сидит.
Он поставил ногу на первый штырь, выпрямился и, держась за второй, вонзил третий… Из бреши уже дышали, слышен был шепот и даже хихиканье.
Израсходовав почти все штыри, кроме двух, Валит добрался до верха колодца и осторожно приподнял голову над краем его. Пара костров посреди крепостного двора почти догорела, а предрассветные сумерки только вносили путаницу, смешивая тень и свет. Валит осмотрелся. Свеи были повсюду. Усталые и надломленные, они спали черным сном, больше похожим на обморок, без сновидений и неги. Лица потные, стоны со всех сторон, руки подергиваются, будто продолжая наносить удары.
Сын Ниэры бесшумно перевалился через край, и тут нога его ощутила под собой мякоть человеческого тела. Чертов свей пристроился спать под стенкой колодца!
Валит отдернул ногу и напряг зрение. Вроде спит… Вот голова… Спящего резать?.. Так сам же вызвался!
Он осторожно переступил через свея, присел на корточки. Где нож? Вот нож… Нашарив пальцами затылок свея, Валит задержал дыхание и коротко, сильно нажал на рукоятку ножа. Лезвие вошло в шею спящего, так и не пробудив его, только дрожь прошла по телу и оборвалась. Готов.
Над срубом колодца показалась голова и шепнула голосом Карла:
– Чисто?
– Чисто! – ответил сын Ниэры. – Одного я уже… того.
– Туда его…
Один за другим «гости» и «хозяева» повылазили из колодца. Трое двинулись к воротам, еще три тройки пошли по двору, убивая направо и налево, а Валит, Халид и Ошкуй отправились на западную стену – снимать дозор.
Босые ступни касались земли без шума, особенно приятно было ступать по траве или теплой еще пыли. Потом Валит почувствовал доски. Тоже ничего… На стене Халид легонько пихнул его вправо, а Ошкуя – влево, показывая, куда тем идти. Валит заскользил, куда ему было сказано. Луна светила в глаза, и сын Ниэры приставил ладонь ко лбу, высматривая дозорного. Сбоку шевельнулась тень. Карел пригнулся, отводя нож. Спит страж? Во сне ворочается? Страж не спал. Хускарл крепкого сложения метнулся к сыну Ниэры, ухватил его и так шмякнул о частокол, что нож рыбкой улетел за стену.
– С-скотина! – вырвалось у Валита.
Хускарл опрокинул его на доски, навалился, стал душить. Карел напрягся, но тушу свея свалить не смог. Его рука зашарила по панцирю хускарла и ничего не нашла, ни перевязи, ни меча на ней. Пояса, и того не было. Чувствуя на горле крючковатые пальцы и зловонное дыхание, он сунул руку под себя и нащупал штырь. Сжав это подобие «заточки», он воткнул его свею в бок. Хускарл закричал, призывая на помощь. Валит рукой заткнул ему рот и ударил снова, протыкая вражине шею. Забрызгала горячая кровь, свей заелозил на досках, сразу ставших мокрыми и скользкими, а карел поднатужился и скинул свея с себя.
И в этот самый момент дремотную тишину прорезал дикий крик. Словно волны, разошлось смятение. Свеи туго выходили изо сна, ропот заходил по двору, то поднимаясь до зычного говора, то рассыпаясь на щепотки. Еще один вскрик, донесшийся от ворот, был как сигнал к побудке. Лагерь загомонил, резкие голоса командиров вносили порядок в хаотическое движение тел. Свеи обнаруживали многих своих товарищей мертвыми, и это усиливало страх и сумятицу.
В это время с пронзительным скрипом пошли отворяться ворота, молчаливые гридни хлынули на крепостной двор, и вопли стократно усилились, заметались между стен, сложились во множественный рев.
Валит мигом сел и принялся разувать убитого им стража. Тот еще подергивался, когда он сдернул с него сапоги. Великоваты малость… А, ерунда! Меча сын Ниэры так и не обнаружил, а вот копье имелось. И то хлеб…
Ссыпавшись по лестнице во двор, он с разбегу воткнул копье в замешкавшегося свея. Тот упал, чуть не сломав оскопище. Валит выдернул копье.
– Эгей! – окликнул его Халид. – Примыкай! Одному не выстоять!
Карел оглянулся – араб, вооружившись трофейным мечом, ловко им орудовал, отнимая жизнь у заспанного свея. Рядышком орудовал Ошкуй, помахивая излюбленной секирой.
– Глядите, чтоб своих не порубить! – проорал Халид, перебарывая обвальный шум боя.
– Мы глядим! – прокряхтел Ошкуй, смахивая рябому хускарлу голову в круглом шлеме.
– Мы сдавайся! – завыли хускарлы, бросая оружие и задирая руки. – Сдавайся, сдавайся!
– Туда! – рявкнул Халид, указывая мечом на навесы, под которыми все еще серебрились связки награбленных мехов. Пленные живо дунули к навесам.
К рассвету сраженье подошло к концу. Примерно сотни полторы викингов окружили Эйрика конунга и отступали к восточной стене. Свеи сдавались пачками, но эти держали оборону до последнего. А когда их приперли к стене, викинги полезли по лестницам на забороло и удивили всех. Поскидывав брони и шлемы, они стали сигать в Олкогу. Сам Эйрик, сын Энунда, потрясая мечом и неслышно бранясь, в одной рубахе и портах, вспрыгнул на парапет и кинулся вниз.
– Стрельцам на стены! – разнесся приказ.
Лучники кинулись на стены. Валит, оглядев двор и убедившись, что победа за ними, взбежал следом. Викинги саженками переплывали Олкогу. Самые быстрые уже выбирались на берег. Стрелы доставали многих – пловцы дергались, вытягивались, и течение подхватывало мертвые тела, унося в озеро Нево.
Викинги, однако, плавали хорошо, и сотня свеев, во главе с конунгом, ушла, растворилась в лесу.
– Да и тролль с ними! – заорал Ошкуй, оказавшийся рядом с Валитом. – Ребята! Победа!!! Победа, понимаете?! Мы побили свеев!
Радостный гвалт поднялся в крепости, покружил по двору и выплеснулся за стены. Гридь подхватила победные вопли и разнесла их далеко, но даже из леса, из чащоб и с полян его накатывал радостный крик, неистово стучали мечи о битые, изрубленные щиты. Победа!
Путь сквозь дебри русского леса был долог. Несокрушимые викинги, гроза морей, вязли в болотах, продирались сквозь плотные заросли колючей ежевики. Трое поломали ноги, перебираясь через скользкие стволы бурелома. Будущее этих неудачников решили голосованием. Человек сорок предложили обезноживших бросить или прирезать «из милосердия», но большинство все же постановило дотащить их на носилках. Вероятно, рассудив, что и их самих может постигнуть подобная участь. А оказаться брошенным на чужой земле не захотел никто. Вот только куда тащить эту троицу с ногами в лубках? Куда им всем направляться? Пешком в Свеарики? Судили-рядили недолго. Опасались, что по их следам пустят молчаливых финнов, а у тех рука тверда и глаз меток – перещелкают всех из луков, и вся недолга… «Двинули к Ильменю, – решил за всех Эйрик, – а там приищем какую-никакую лодейку!» На том и сошлись.
Долгое блуждание по лесу доконало даже поддоспешники. Толстая ткань была изорвана так, что набивка торчала из дыр, как заячьи хвосты. Дрэллеборг и Гадар обошли по широкой дуге и выбрались к ильменским берегам.
Пробираясь мстинской поймой, пришлось понервничать – мало того, что заливные луга топкими были, так они еще и открыты для глаз. Пронесло.
Эйрик сын Энунда пробрался через заросли ольхи и выбрался на обрывчик, срывавшийся к шуршащим камышам. Ильмень-озеро раскатывалось до самого горизонта, блестело и переливалось, ветерок погонял мелкую волнишку. Все вокруг было пронизано, пропитано покоем, мирные пейзажи навевали дрему, а избитые ноги просто вопили, требуя упасть на землю и снять колодки сапог. Эйрик послушался своих нижних конечностей – сел, стянул раскисшую обувку, вытянул гудевшие ноги. Пущай подышут маленько…
Конунг до того устал, что даже грызшая его утрата мужской силы оставила ум. И разгром его войска, и потеря знатной добычи – все это отошло на второй и третий план. Что – поражение? На то и война, чтобы кто-то ее проигрывал! Разве он всегда одерживал победу? Нет, порой приходилось отступать, бежать даже. И что? Даже самые грозные звери, вроде льва, коего он видал в Сёркланде, или медведя, бегут, если не могут победить. Нету в том позора. Срам был бы, ежели, скажем, он сам утек, а дружину свою бросил. Так ведь с ним она, дружина его! А кто не с ним, тот сдался. Стало быть, самые сильные и умелые не в плену… И все равно, до чего же жалко все потерять! Людей не жаль, люди смертны. Одни умирают, другие приходят им на смену, подрастают и становятся в строй. Добытого жаль! Сколько мехов… А золотишка нагребли сколько – с баб срывали, по сундукам нарыли… И все, добытое воинским трудом, все пропало!
Затрещали кусты, и Эйрик вздрогнул. Нет, то не местные. Из зарослей выбирался Дюк Славянин.
– Конунг! – сказал он, растягивая губы в улыбке. – Тут к тебе!
– Кто там еще? – проворчал Эйрик, поднимаясь.
– Я это! – сказал знакомый голос, и на бережок выскользнул Вадим ярл, пообносившийся, в изгвазданном корзне, но все с той же ядовитой ухмылочкой на небритой роже.
– И ты здесь, конунг гардский? – усмехнулся Эйрик.
– Смейся, смейся, – протянул Вадим. – Сам небось в дураках остался, чего других подначивать?
– Ладно, – буркнул Эйрик, – ладно…
– Ладно, – согласился Вадим. – Давай договоримся, конунг… Сюда я еще вернусь и устрою всем этим рюрикам и улебам веселую жизнь, но пока… Короче, у меня лодья, у тебя гребцы. Соединимся! Дом в Бирке у меня стоит, перекантуюсь пока под твоею рукою, поднакоплю силенок и вернусь. И тебе кой-чего верну из потеряного…
– Соединимся… – процедил Эйрик. – Это ж с твоей подсказки я здесь оказался!
– У тебя было все, конунг! – жестко сказал Вадим. – Все, чтобы грабануть Гарды и смыться. А ты? С моей, что ли, подсказки лодьи твои пожгли? Это ты Альдейгу спалил! Вот тебе и ответили. А как ты хотел?!
– Цыц! – мрачно ответил Эйрик. – Хватит болтать… Веди к лодье!
Солнце уперлось в зенит, когда из прибрежных камышей выскользнула длинная синяя лодья. Сотня угрюмых викингов сидела на веслах и гребла к югу, направляясь к волокам. Эйрик конунг восседал на месте кормщика и правил. Он глядел поверх голов своих хирдманов, на мутный синий горизонт, и во взгляде его читалась тоска. Эйрик Энундсон ничего не ждал от будущего. Все, что он имел, осталось за кормой Вадимовой лодьи. Он всегда горел желаниями, пламенел энтузиазмом и азартом, зажигая дружинников своих, а теперь… А теперь ему осталось тихо тлеть. Дотлевать в сонном оцепенении пустопорожние годы убогой и нищей жизни. Он глянул вниз, сжал ноги, разжал. Ни искорки… Огарок плоти. Конец.
Глава
22
– Эх, врежем свеям!
– Видать, награбили добра…
– Ниче, не убегут! Лодьи дорогу-то перекроют!
– Во-во! Все нам достанется!
– Все, что останется! Или ты мыслишь, что гридь с тобой поделится? Ага, жди!
– Ниче! Всем хватит!
Полное радужных надежд, ополчение топало в бой. Обходя громадный валун, Олег двинул напрямки, через кусты, и споткнулся о свежий труп. И очень удивился. На траве лежал воин явно не северного обличья – волосы длинные, волнистые, цвета воронового крыла, а лицо смуглое, словно обожженное солнцем. Ромей? Да нет вроде… Не та амуниция. Какой у неизвестного шлем был, уже не узнать – некто, обладавший громадной физической силой, так треснул южанина по голове, что шлем на миску стал похож. А вот доспех знатный! Чешуйчатый! Одинаковые стальные пластины были сшиты вместе так, что и впрямь напоминали чешую. «Пригодится!» – решил Олег и снял доспех с южанина. Кольчуга – кольчугой, а и латы не помешают! С его-то умением…
Олег, кряхтя, напялил доспех поверх «бирни» и затянул кожаные завязки на боках. Новое железо ощутимо давило на плечи, но и защищало надежно.
– Олег! – крикнул Пончик. – Чего ты там копаешься?
– Бегу! – откликнулся Сухов, прилаживая ножны, и впрямь побежал – грузной трусцой.
А шум боя накатывал все ощутимей – воздух дрожал от лязга и грохота, густел от криков неистовства и злобы. Ополчение преодолело лесополосу, отделяющую курганы от северной окраины Альдейги, и сразу окунулось в битву.
– На врага! – послышался приказ Рюрика.
Вымотанное воинство Шаева криками радости встретило прибывших на подмогу и рассредоточилось, пропуская вперед свежие силы. Гридни Рюрика мигом построились клиньями и бросились на растерянных свеев. И пошла рубка! Редкими ручейками викинги и хускарлы все-таки просачивались между клиньев – и попадали под мечи ополчения. Хускарлы, те или сдавались, или гибли, а вот викинги ни плена не желали, ни смерти. Попробуй-ка, плени такого вояку или прибей, когда те с десяти лет к мечу приучены. Только победа в бою не силой обретается, а духом. С этим у викингов была проблема. Чужаки на чужой земле, они уже были готовы и от добычи отказаться, только бы вырваться из Гардов. Вернуться бы, отдышаться, забыться, зализать раны… Ан не выйдет!
Олег махнул катаной влево, подрезая зазевавшегося хускарла, махнул вправо, но не достал. Прянул от чьего-то меча, отбил и ударил снизу вверх, пропарывая низ живота. Свей рухнул на колени, воя и тараща глаза. Олег взбежал на взгорбок и увидел перед собой бывший Урманский конец города. Ныне улиц его будто и не было: повсюду метались сотни людей, истребляя себе подобных. Кровавая карусель…
Олега обогнали стрельцы. Защелкали луки.
Сухов отбивал «змей битвы» щитом или мечом, что не всегда удавалось: дважды стрелы тюкнули его в панцирь, а одна пробила «подол» кольчуги и царапнула по ноге.
Внезапно картина боя изменилась – «карусель» откатилась к берегу Олкоги, очищая пустырь, заваленный трупами, ранеными, утыканный стрелами, заляпанный кровью. Там, где ранее проходила Варяжская улица, торчали стены полусгоревшего дома, а на самой «улице» рубился Рюрик сын Регинхери. Олег удивился – а где ж верные бояре? Чего не защищают рейкса? Подзабыли в горячке боя? Да разве можно о таком забывать?! И тут из уцелевшего дома полезли викинги. Один, другой, третий… Шесть голов! И шесть мечей… На одного Рюрика!
Сухов, словно забыв о килограммах доспехов, помчался наперерез свеям, вопя: «Берегись! Берегись!» Но рейкс не слышал его, фехтуя сразу с двумя викингами, наседавшими на него. Олег подбежал и оглянулся – где та шестерка? Вовремя! Тяжелое копье неслось, выцеливая широкую спину Рюрика. Сухов изо всех сил долбанул щитом. Щит треснул, а копье прогудело над плечом Рюрика. Только тут рейк оглянулся, заметил Олега с выпученными глазами, набегавшую шестерку и крикнул:
– Со спины меня прикрой!
Рюрик и Олег стали спиной к спине, и пошло дело! На Сухова насели те двое, которых Рюрик не успел отослать к Одину в Вальхаллу. Рубаки они были знатные. Деморализованные, это верно, но жажда жизни и страх смерти добавляли викингам сил и упорства. Олег едва поспевал отбиваться, а уж о том, чтобы самому нанести удар, и речи не шло. Вот викинг справа, с перебитым носом и длинными усами, качнулся в сторону и ударил наотмашь, едва не опрокинув Олега. Сухова спас лишний доспех – панцирь принял на себя удар, одна из пластин лопнула, но кольчуга под ней выдержала. Уклонившись, он успел отбить удар того викинга, что бил слева, безусого, но с рыжей бородкой от уха до уха. Обратным ударом викинг вспорол панцирь у Олега на боку и сделал короткий замах, дабы покончить с вертким русом, заколов того, но не успел – напоролся на меч Хилвуда.
– Сюда! – проорал рядом знакомый голос. – Сюда!
Ладонь Рюрика хлопнула Олега по плечу, и лишь тогда он оглянулся. Кричал Хилвуд, подзывая гридней-телохранов. Из шестерки викингов уцелели трое, но ненадолго. Подскочившие гридни, красные от того, что подпустили врага к рейксу, мигом уделали выжившую троицу.
Олег медленно приходил в себя. А Рюрику хоть бы что! И ведь ни полслова не сказал. Олег ему жизнь спас, спину прикрывал, а вся награда – по плечу хлопок! С другой стороны, как еще-то? Театральные фразы типа: «Благодарю тебя, мой юный друг, ты спас меня от смерти!» у Сухова всегда вызывали острый приступ аллергии. Так что все путем…
– Бегут свеи! – крикнул Хилвуд. – Хо-хо-хо! Драпают!
– Не драпают они, – поправил боярина Рюрик, – а в крепости спешат укрыться. Теперь выковыривай их оттуда!
Пыль на поле брани оседала, шумы откатывались к крепости. Ополчение бежало вслед за отступавшими свеями, добивая отстающих и раненых, а на бывшей улице показалась делегация – впереди шел Улеб конунг, припадая на правую ногу, за ним шествовали бояре, все простоволосые, только один шапку боярскую не посеял – нес ее гордо, то и дело поправляя.
– Ну, здравствуй, зятек! – прищурился Улеб, подойдя ближе.
Рюрик поклонился ему:
– Здравствуй, конунг! Вот, поспел как будто… Хотя ты и без меня бы справился!
Улеб хмыкнул.
– А скольких бы я тогда потерял зазря? – ответил он.
– Вообще-то, да, – согласился Рюрик. – Ну что, осадим свеев?
– Ни к чему это, – усмехнулся Улеб. – Мои под шумок ход прокопали от реки, прямо в колодец крепостной. Так что, ежели кто не прочь освежиться, пущай готовится! На рассвете вылезем из колодца и ударим по свеям изнутри. Достанем гадов из-под земли!
5
Ближе к вечеру на опустевшем поле брани появились люди в белом, собирая человеческие тела. Павших относили в лес, раненых и умиравших доставляли к лекарям, не разбирая, свой или свей. Работы Чаре и Пончику привалило. Спасибо Дане. Ведуница взяла на себя самую тяжкую обязанность: она определяла, кого куда нести. Тех, кого еще можно было вылечить, относили к Чаре, а тех, кто не жилец, кому вышел срок, стаскивали на Велесову поляну. На поляне высилась большая деревянная статуя Велеса, но сюда сбрелись жрецы всех богов, даже те, кто возносил моления Тору и Одину. Жрецы утешали умирающих, рассказывали, как их встретят в чертогах Вальхаллы или на лугах Ирия, под сенью Мирового Древа… Каждому по вере его.
А на берегу, на фоне сверкавшей серебром Олкоги, чернела крепость. Свеев уцелело чуть более тысячи, но плена не хотел никто. Жить в цепях, прикованными к мельнице или к мехам на кузне?! Променять благородный удел воина на жалкую участь трэля?! Никогда! И свеи готовились к бою, ожидали утра, когда русы должны были идти на приступ. Вот только у русов были несколько иные планы…
Валит выбрался из сруба и потянулся. Хорошо! Тяжкая усталость покинула тело. Мышцы еще побаливали, но силы возвращались к ним, вливаясь по капле.
– Ишь, сколько их там… – проворчал Ошкуй. – Глянь, по всей стене выстроились!
Валит глянул. Над частоколом поблескивали шлемы свеев – те стояли чуть ли не впритык.
– А что ты хочешь, – хмыкнул Валит, – сколько их туда набилось! Как яблок моченых в кадушку.
– Ниче… – выговорил Ошкуй с угрозой. – Обкусаем мы те яблочки!
– Эй! – окликнул их Халид. – Готовьтесь – гостей будем принимать.
– Оттуда?! – спросил Ошкуй, кивая на крепость.
– Отсюда! – рассмеялся Халид и указал на реку. – Самых ловких пришлют конунг и рейкс. Выйдут из колодца, как из преисподней, будет свеям банька кровавая.
– А мы что же? – обиделся Валит. – Нас в сторонку, да? Копали, копали, и на тебе…
– Не волнуйся – всем работки хватит. У меня тоже свой счет к свеям имеется, и одною киркой мне расплаты не добиться…
С тихим плеском вынырнула из воды голова, могучие руки уцепились за плот.
– Руку подай! – раздался негромкий басок.
Валит поспешно ухватился за мокрую ладонь и потащил «гостя» на плот.
– Не шибко теплая водичка… – проворчал тот.
– Какая есть, – буркнул Валит.
«Гость» коротко хохотнул. Поплавками на воде закачались еще две головы, и еще, и еще…
– Долго плыли? – спросил Ошкуй.
– Да мы по течению, – добродушно ответил один из прибывших. – Тока взмок маленько!
«Маленько»… «Гости» и «хозяева» с трудом задавили смешки.
– Когда двигать? – серьезно спросил Халид.
– Конунг ваш сказал, как восход засереет, так и начнем! Вы с нами?
– Обязательно! – быстро ответил Халид.
– Мечей не брать! – строго предупредил старший у «гостей». – Ножи только! Вырежем, сколько успеем, вражья, дозорных снимем, а Якко с Карлом ворота откроют!
– Там брус тяжелый! – предупредил Валит. – Вдвоем несподручно!
– Да? – задумался старший и позвал тихонько: – Велим! Здесь ты?
– Угу… – пробасили из сруба.
– Пойдешь третьим, с Якко и Карлом. Лады?
– Угу…
Взошла луна. Смутно завиднелись очертания крепости, подсвеченные парой костров со двора. Из-за стен ни звука не доносилось. И в округе стояла тишина – гриди Рюрика и Улеба перемешались давно и спать завалились, пользуясь краткими минутами покоя. Иные, правда, повстречали старых друзей, с которыми ходили в походы и вели беседы у костров, но говор их гас в темноте, не доносясь до реки.
Короткая летняя ночь минула быстро. Небо за лесом, что на том берегу Олкоги, налилось серым, призрачным свечением, предваряя восход.
– Пора! – решил Халид и стащил с ног мягкие сапоги. Босые «гости» серьезно покивали головами.
– Валит! – сказал Халид. – Ты первый пойдешь, поведешь всех!
Сын Ниэры моментально надулся от гордости и кивнул.
– Штыри не забудь! Тебе втыкать!
– Взял я, взял!
Валит показал тяжелую связку бронзовых штырей.
– Ну, все тогда! Пошли!
Валит сел на край плота и соскользнул в воду. Сумка со штырями тянула вниз, но легкие, полные воздуха, удерживали плавучесть. Сын Ниэры проплыл к камышам на одном дыхании. Вынырнул, подышал, дождался, пока остальные подплывут, и ушел на глубину, рукою касаясь одного из «гостей» – тьма стояла полнейшая, не поманишь. Вот и вход…
Ощупав пальцами столбики, обрамившие «нору», Валит вплыл в зияние, отталкиваясь руками от пола, и вынырнул в душной темноте. Выбравшись из воды, он двинулся на карачках к бреши в стенке колодца и осторожно просунулся в нее. Квадрат ночного неба едва ощутимо мерцал в вышине.
Валит достал штырь, прогнулся и воткнул его между брусьев колодезного сруба. Щель была малой, но достаточной, чтобы пропустить бронзовое острие. Все, завяз. Держится? Он пошатал штырь. Вроде держится… Подтянувшись, Валит выбрался из бреши и стал ногами на ее край. Держаться можно было только за воткнутый штырь, до противоположной стенки не дотянешься. Карел примерился и воткнул второй. Прочно сидит.
Он поставил ногу на первый штырь, выпрямился и, держась за второй, вонзил третий… Из бреши уже дышали, слышен был шепот и даже хихиканье.
Израсходовав почти все штыри, кроме двух, Валит добрался до верха колодца и осторожно приподнял голову над краем его. Пара костров посреди крепостного двора почти догорела, а предрассветные сумерки только вносили путаницу, смешивая тень и свет. Валит осмотрелся. Свеи были повсюду. Усталые и надломленные, они спали черным сном, больше похожим на обморок, без сновидений и неги. Лица потные, стоны со всех сторон, руки подергиваются, будто продолжая наносить удары.
Сын Ниэры бесшумно перевалился через край, и тут нога его ощутила под собой мякоть человеческого тела. Чертов свей пристроился спать под стенкой колодца!
Валит отдернул ногу и напряг зрение. Вроде спит… Вот голова… Спящего резать?.. Так сам же вызвался!
Он осторожно переступил через свея, присел на корточки. Где нож? Вот нож… Нашарив пальцами затылок свея, Валит задержал дыхание и коротко, сильно нажал на рукоятку ножа. Лезвие вошло в шею спящего, так и не пробудив его, только дрожь прошла по телу и оборвалась. Готов.
Над срубом колодца показалась голова и шепнула голосом Карла:
– Чисто?
– Чисто! – ответил сын Ниэры. – Одного я уже… того.
– Туда его…
Один за другим «гости» и «хозяева» повылазили из колодца. Трое двинулись к воротам, еще три тройки пошли по двору, убивая направо и налево, а Валит, Халид и Ошкуй отправились на западную стену – снимать дозор.
Босые ступни касались земли без шума, особенно приятно было ступать по траве или теплой еще пыли. Потом Валит почувствовал доски. Тоже ничего… На стене Халид легонько пихнул его вправо, а Ошкуя – влево, показывая, куда тем идти. Валит заскользил, куда ему было сказано. Луна светила в глаза, и сын Ниэры приставил ладонь ко лбу, высматривая дозорного. Сбоку шевельнулась тень. Карел пригнулся, отводя нож. Спит страж? Во сне ворочается? Страж не спал. Хускарл крепкого сложения метнулся к сыну Ниэры, ухватил его и так шмякнул о частокол, что нож рыбкой улетел за стену.
– С-скотина! – вырвалось у Валита.
Хускарл опрокинул его на доски, навалился, стал душить. Карел напрягся, но тушу свея свалить не смог. Его рука зашарила по панцирю хускарла и ничего не нашла, ни перевязи, ни меча на ней. Пояса, и того не было. Чувствуя на горле крючковатые пальцы и зловонное дыхание, он сунул руку под себя и нащупал штырь. Сжав это подобие «заточки», он воткнул его свею в бок. Хускарл закричал, призывая на помощь. Валит рукой заткнул ему рот и ударил снова, протыкая вражине шею. Забрызгала горячая кровь, свей заелозил на досках, сразу ставших мокрыми и скользкими, а карел поднатужился и скинул свея с себя.
И в этот самый момент дремотную тишину прорезал дикий крик. Словно волны, разошлось смятение. Свеи туго выходили изо сна, ропот заходил по двору, то поднимаясь до зычного говора, то рассыпаясь на щепотки. Еще один вскрик, донесшийся от ворот, был как сигнал к побудке. Лагерь загомонил, резкие голоса командиров вносили порядок в хаотическое движение тел. Свеи обнаруживали многих своих товарищей мертвыми, и это усиливало страх и сумятицу.
В это время с пронзительным скрипом пошли отворяться ворота, молчаливые гридни хлынули на крепостной двор, и вопли стократно усилились, заметались между стен, сложились во множественный рев.
Валит мигом сел и принялся разувать убитого им стража. Тот еще подергивался, когда он сдернул с него сапоги. Великоваты малость… А, ерунда! Меча сын Ниэры так и не обнаружил, а вот копье имелось. И то хлеб…
Ссыпавшись по лестнице во двор, он с разбегу воткнул копье в замешкавшегося свея. Тот упал, чуть не сломав оскопище. Валит выдернул копье.
– Эгей! – окликнул его Халид. – Примыкай! Одному не выстоять!
Карел оглянулся – араб, вооружившись трофейным мечом, ловко им орудовал, отнимая жизнь у заспанного свея. Рядышком орудовал Ошкуй, помахивая излюбленной секирой.
– Глядите, чтоб своих не порубить! – проорал Халид, перебарывая обвальный шум боя.
– Мы глядим! – прокряхтел Ошкуй, смахивая рябому хускарлу голову в круглом шлеме.
– Мы сдавайся! – завыли хускарлы, бросая оружие и задирая руки. – Сдавайся, сдавайся!
– Туда! – рявкнул Халид, указывая мечом на навесы, под которыми все еще серебрились связки награбленных мехов. Пленные живо дунули к навесам.
К рассвету сраженье подошло к концу. Примерно сотни полторы викингов окружили Эйрика конунга и отступали к восточной стене. Свеи сдавались пачками, но эти держали оборону до последнего. А когда их приперли к стене, викинги полезли по лестницам на забороло и удивили всех. Поскидывав брони и шлемы, они стали сигать в Олкогу. Сам Эйрик, сын Энунда, потрясая мечом и неслышно бранясь, в одной рубахе и портах, вспрыгнул на парапет и кинулся вниз.
– Стрельцам на стены! – разнесся приказ.
Лучники кинулись на стены. Валит, оглядев двор и убедившись, что победа за ними, взбежал следом. Викинги саженками переплывали Олкогу. Самые быстрые уже выбирались на берег. Стрелы доставали многих – пловцы дергались, вытягивались, и течение подхватывало мертвые тела, унося в озеро Нево.
Викинги, однако, плавали хорошо, и сотня свеев, во главе с конунгом, ушла, растворилась в лесу.
– Да и тролль с ними! – заорал Ошкуй, оказавшийся рядом с Валитом. – Ребята! Победа!!! Победа, понимаете?! Мы побили свеев!
Радостный гвалт поднялся в крепости, покружил по двору и выплеснулся за стены. Гридь подхватила победные вопли и разнесла их далеко, но даже из леса, из чащоб и с полян его накатывал радостный крик, неистово стучали мечи о битые, изрубленные щиты. Победа!
6
Путь сквозь дебри русского леса был долог. Несокрушимые викинги, гроза морей, вязли в болотах, продирались сквозь плотные заросли колючей ежевики. Трое поломали ноги, перебираясь через скользкие стволы бурелома. Будущее этих неудачников решили голосованием. Человек сорок предложили обезноживших бросить или прирезать «из милосердия», но большинство все же постановило дотащить их на носилках. Вероятно, рассудив, что и их самих может постигнуть подобная участь. А оказаться брошенным на чужой земле не захотел никто. Вот только куда тащить эту троицу с ногами в лубках? Куда им всем направляться? Пешком в Свеарики? Судили-рядили недолго. Опасались, что по их следам пустят молчаливых финнов, а у тех рука тверда и глаз меток – перещелкают всех из луков, и вся недолга… «Двинули к Ильменю, – решил за всех Эйрик, – а там приищем какую-никакую лодейку!» На том и сошлись.
Долгое блуждание по лесу доконало даже поддоспешники. Толстая ткань была изорвана так, что набивка торчала из дыр, как заячьи хвосты. Дрэллеборг и Гадар обошли по широкой дуге и выбрались к ильменским берегам.
Пробираясь мстинской поймой, пришлось понервничать – мало того, что заливные луга топкими были, так они еще и открыты для глаз. Пронесло.
Эйрик сын Энунда пробрался через заросли ольхи и выбрался на обрывчик, срывавшийся к шуршащим камышам. Ильмень-озеро раскатывалось до самого горизонта, блестело и переливалось, ветерок погонял мелкую волнишку. Все вокруг было пронизано, пропитано покоем, мирные пейзажи навевали дрему, а избитые ноги просто вопили, требуя упасть на землю и снять колодки сапог. Эйрик послушался своих нижних конечностей – сел, стянул раскисшую обувку, вытянул гудевшие ноги. Пущай подышут маленько…
Конунг до того устал, что даже грызшая его утрата мужской силы оставила ум. И разгром его войска, и потеря знатной добычи – все это отошло на второй и третий план. Что – поражение? На то и война, чтобы кто-то ее проигрывал! Разве он всегда одерживал победу? Нет, порой приходилось отступать, бежать даже. И что? Даже самые грозные звери, вроде льва, коего он видал в Сёркланде, или медведя, бегут, если не могут победить. Нету в том позора. Срам был бы, ежели, скажем, он сам утек, а дружину свою бросил. Так ведь с ним она, дружина его! А кто не с ним, тот сдался. Стало быть, самые сильные и умелые не в плену… И все равно, до чего же жалко все потерять! Людей не жаль, люди смертны. Одни умирают, другие приходят им на смену, подрастают и становятся в строй. Добытого жаль! Сколько мехов… А золотишка нагребли сколько – с баб срывали, по сундукам нарыли… И все, добытое воинским трудом, все пропало!
Затрещали кусты, и Эйрик вздрогнул. Нет, то не местные. Из зарослей выбирался Дюк Славянин.
– Конунг! – сказал он, растягивая губы в улыбке. – Тут к тебе!
– Кто там еще? – проворчал Эйрик, поднимаясь.
– Я это! – сказал знакомый голос, и на бережок выскользнул Вадим ярл, пообносившийся, в изгвазданном корзне, но все с той же ядовитой ухмылочкой на небритой роже.
– И ты здесь, конунг гардский? – усмехнулся Эйрик.
– Смейся, смейся, – протянул Вадим. – Сам небось в дураках остался, чего других подначивать?
– Ладно, – буркнул Эйрик, – ладно…
– Ладно, – согласился Вадим. – Давай договоримся, конунг… Сюда я еще вернусь и устрою всем этим рюрикам и улебам веселую жизнь, но пока… Короче, у меня лодья, у тебя гребцы. Соединимся! Дом в Бирке у меня стоит, перекантуюсь пока под твоею рукою, поднакоплю силенок и вернусь. И тебе кой-чего верну из потеряного…
– Соединимся… – процедил Эйрик. – Это ж с твоей подсказки я здесь оказался!
– У тебя было все, конунг! – жестко сказал Вадим. – Все, чтобы грабануть Гарды и смыться. А ты? С моей, что ли, подсказки лодьи твои пожгли? Это ты Альдейгу спалил! Вот тебе и ответили. А как ты хотел?!
– Цыц! – мрачно ответил Эйрик. – Хватит болтать… Веди к лодье!
Солнце уперлось в зенит, когда из прибрежных камышей выскользнула длинная синяя лодья. Сотня угрюмых викингов сидела на веслах и гребла к югу, направляясь к волокам. Эйрик конунг восседал на месте кормщика и правил. Он глядел поверх голов своих хирдманов, на мутный синий горизонт, и во взгляде его читалась тоска. Эйрик Энундсон ничего не ждал от будущего. Все, что он имел, осталось за кормой Вадимовой лодьи. Он всегда горел желаниями, пламенел энтузиазмом и азартом, зажигая дружинников своих, а теперь… А теперь ему осталось тихо тлеть. Дотлевать в сонном оцепенении пустопорожние годы убогой и нищей жизни. Он глянул вниз, сжал ноги, разжал. Ни искорки… Огарок плоти. Конец.
Глава
22
Долгожданная тишина опустилась на Альдейгу. Убитых убрали с поля брани, снесли под деревья, сложили в рядки – уважительно ко всем, и к захватчикам, и к защитникам отечества. Пленных взяли под стражу и развели по загонам. Раненых уложили в терему – Пончик и Чара верховодили в этом импровизированном госпитале, а дворовые девки обратились в сестричек милосердия. Кровавые лужи засыпали песком. Трофейное оружие охапками сносили в крепость. Мир.
Олег сидел под стеной Воротной башни, держа катану на коленях. Сидел, тупо уставясь перед собой, и ни о чем не думал. Все мышцы ныли – особенно на правой руке. И ноги болели – побегай-ка в полупудовой кольчуге! Да еще панцирь сверху…
Раньше Олег читал, что после баталии воины чувствуют опустошенность. Лично он ощущал покой. Полный покой. Полный и бесконечный – Будда бы позавидовал.
– Олег! – позвал чей-то голос.
«Меня, что ли?..» – проползла ленивая мысль. Из-за угла вышел Хилвуд.
– Вот ты где, – сказал боярин. – Пошли в баню!
– Да я… как-то… – растерянно промямлил Олег.
– Пошли, пошли… Попаримся! И кровушку смоем, и смертушку…
Олег с трудом поднялся – точно, умаялся! – и поплелся вслед за Хилвудом. Боярин провел его в самый дальний угол крепости, туда, где в низинке стоял большой потемневший сруб. Это была банища.
В предбаннике крутился конопатый отрок зим пятнадцати от роду. Хилвуд передал ему оба меча, свой и Олегов, и конопатый с почтением принял оружие. Из мовни меж тем доносился хор голосов, обходившихся, в основном, междометиями, а также кряканьем, стонами, фырканьем и воздыханиями.
– Пошли, – молвил Хилвуд.
И Олег нырнул в маленькую дверцу, из которой дохнуло паром. Пахло квасом, дубовыми листьями, мятой, хвоей, травами, пучки которых висели под потолком, и еще чем-то, неопределенным, но знакомым с самого детства. Вдоль стен стояли лавки, а пол покрывали толстые желтые циновки. Десяток распаренных голых тел потели в мовнице, плескались из деревянных ушатов, терли друг другу спины лыковыми мочалками, чуть не сдирая кожу, зверски охаживали вениками на полках в парильне.
Там гудела открытая топка массивной каменки, бросая в полутьму багровые блики. Бурлил кипяток во вмурованном котле, у дальней стены стояли приземистые бочки со студеной ключевой водой. Пар был добрым, и Олега быстро проняло до костей. Поначалу он вознамерился обмыться и по-тихому уйти, но Хилвуд, отчего-то взявший над Суховым шефство, не отпустил. Дозволив наскоро сполоснуться, Хилвуд снова поволок Олега в парильню, в самое пекло, где впору супы варить, а не живых людей запаривать, – и давай вениками стегать, то хвоей охаживая, то листом.
Олег сидел под стеной Воротной башни, держа катану на коленях. Сидел, тупо уставясь перед собой, и ни о чем не думал. Все мышцы ныли – особенно на правой руке. И ноги болели – побегай-ка в полупудовой кольчуге! Да еще панцирь сверху…
Раньше Олег читал, что после баталии воины чувствуют опустошенность. Лично он ощущал покой. Полный покой. Полный и бесконечный – Будда бы позавидовал.
– Олег! – позвал чей-то голос.
«Меня, что ли?..» – проползла ленивая мысль. Из-за угла вышел Хилвуд.
– Вот ты где, – сказал боярин. – Пошли в баню!
– Да я… как-то… – растерянно промямлил Олег.
– Пошли, пошли… Попаримся! И кровушку смоем, и смертушку…
Олег с трудом поднялся – точно, умаялся! – и поплелся вслед за Хилвудом. Боярин провел его в самый дальний угол крепости, туда, где в низинке стоял большой потемневший сруб. Это была банища.
В предбаннике крутился конопатый отрок зим пятнадцати от роду. Хилвуд передал ему оба меча, свой и Олегов, и конопатый с почтением принял оружие. Из мовни меж тем доносился хор голосов, обходившихся, в основном, междометиями, а также кряканьем, стонами, фырканьем и воздыханиями.
– Пошли, – молвил Хилвуд.
И Олег нырнул в маленькую дверцу, из которой дохнуло паром. Пахло квасом, дубовыми листьями, мятой, хвоей, травами, пучки которых висели под потолком, и еще чем-то, неопределенным, но знакомым с самого детства. Вдоль стен стояли лавки, а пол покрывали толстые желтые циновки. Десяток распаренных голых тел потели в мовнице, плескались из деревянных ушатов, терли друг другу спины лыковыми мочалками, чуть не сдирая кожу, зверски охаживали вениками на полках в парильне.
Там гудела открытая топка массивной каменки, бросая в полутьму багровые блики. Бурлил кипяток во вмурованном котле, у дальней стены стояли приземистые бочки со студеной ключевой водой. Пар был добрым, и Олега быстро проняло до костей. Поначалу он вознамерился обмыться и по-тихому уйти, но Хилвуд, отчего-то взявший над Суховым шефство, не отпустил. Дозволив наскоро сполоснуться, Хилвуд снова поволок Олега в парильню, в самое пекло, где впору супы варить, а не живых людей запаривать, – и давай вениками стегать, то хвоей охаживая, то листом.