XVII.
Газетное объявление.
Господина товарища прокурора очень озаботило указание некоторых свидетелей, что они ходили в "Киевскую Мысль" просить поместить объявление о пропавшем мальчике. Товарищ прокурора допытывается, почему именно в "Киевскую Мысль", а не в другую какую-либо газету и почему {48} "объявление" поместили даром? Здесь делается какой-то ход против газеты, давно стоящей на страже интересов населения без различия религии и национальности. Я счел необходимым подробно исследовать этот вопрос, столь заинтересовавший товарища прокурора, тем более, что в последний раз он свое любопытство так далеко простер, что даже спросил у отчима Андрюши: не удивился ли он, что "объявление" взяли у него бесплатно, и может ли он опознать того сотрудника "Киевской Мысли", который это "объявление" принял от Приходько?
Нас крайне удивляет неосведомленность г. товарища прокурора. Не говорю уже о том, что он, задавая вопрос, должен был бы знать смысл этого вопроса. А если бы он этот смысл знал, то ему ясно было бы, что "сотрудники" газеты объявлений не принимают, - для этого есть контора газеты, а в ней специальные агенты.
Кроме того ему необходимо было бы раньше ознакомиться с этим "объявлением" и отыскать его в газете. А если бы он потрудился это сделать, то вскоре убедился бы, что такого "объявления" в газете совершенно нет, а, стало быть, и вопросов ему бы задавать не пришлось. В № от 17 марта 1911 года (№ 76) есть заметка в "Хронике" следующего содержания:
"Исчезнувший ученик. Несколько дней тому назад из квартиры своих родных исчез бесследно ученик киево-софийского духовного училища, Андрей Ющинский. Мальчик последний раз был в училище 12 марта".
Вот и все.
Именно эта заметка была помещена хроникером "Киевской Мысли" со слов г. г. Приходько, приходивших в редакцию.
- Но почему же не взята плата? - интересуется г. товарищ прокурора.
Да потому, отвечу я, что все подобного рода заметки: о пожертвованиях, о заблудившихся и затерявшихся детях, о благотворительных спектаклях и пр. тому подобных явлениях местной жизни, всегда помещаются бесплатно в отделе хроники. Вообще же, нужно знать, что, согласно давно выработавшейся этике всей прогрессивной и демократической печати, все, что печатается в отделе хроники и в других {49} тому подобных отделах газеты, кроме отдела объявлений, печатается бесплатно.
Только шантажистские газеты да желтая бульварная пресса позволяют себе брать плату за разного рода статьи и заметки в тексте...
При чем же здесь прогрессивная, демократическая печать?
XVIII.
Кого судят?
На этот раз мы должны сообщить нашим читателям - писали мы 30 сентября 1913 года - исключительно важную, сенсационную новость: Бейлиса перестали судить! И не думайте, что я преувеличиваю, - отнюдь нет... Прочтите стенограмму и вы сами сейчас же в этом убедитесь. Товарищ прокурора и поверенный гражданской истицы Замысловский, прилагали все это время много усилий для разоблачения тайн сыскной полиции, но заседание четвертого дня процесса совершенно особенное. До первого перерыва, бывающего в конце первого часа, все вонзились в Киевскую сыскную и наружную полицию... Бедный городовой! Бедный околоточный надзиратель! Что делается в их переполненных страхом сердцах, когда они слышат грозные речи товарища прокурора, цепкие допросы Замысловского, сердитое ворчание Шмакова и даже попытки нападения юнейшего из ритуалистов - господина Дурасевича. Ведь до сего времени такое огорчение полиции наносила только демократическая пресса, те "революционные листки", которые столько испортили крови у всякого начальства. А теперь, теперь... увы, "свои" пошли войной: и товарищ прокурора, и сам Замысловский, и другие представители черносотенцев, присутствующие здесь на суде.
Но должен признаться, мы узнали здесь действительно пикантные вещи. Мальчики, играя, нашли труп, сейчас же заявили об этом.
Эка беда!.. Подождет труп. Послать туда городового... Городовой лазил в пещеру, - убедился, - труп в самом деле есть... Сейчас же к телефону, звонит в участок:
- Так што, ваше, бро-дие, упокойника нашли... {50} Послали записку околоточному на квартиру; ты что, мол сидишь дома, у тебя, мол, там упокойник в околотке, в пещере лежит. Нечего делать... Надо идти... Пришел... Подошли городовые... Народ валом валит... Должно вот-вот прийти начальство... Притащили лопату, давай снег расчищать, чтобы их благородиям ножки не запачкать.
- Кто велел расчищать? Откуда лопата? - добивается Замысловский.
Не тут-то было! Никто ничего не помнит: расчищать - расчищали, а по чьему приказу - неизвестно.
- Я не призывал! - заявил сердито околоточный.
- Снег сгребали, да и землицу из пещеры выкидывали...
- Как, и землю?..
- Точно так...
- Да разве вы не знаете, что полиция обязана сохранять все следы преступления, охранять местность, не нарушать картину, где совершено преступление?
- Как же-с, знаем, - отвечает бравый околоточный, увертливо поглядывая направо и налево.
- Так почему же вы это делали? - добивается положительно неугомонный враг полиции Замысловский.
- Так што, господин пристав наш, который должны были прибыть, тучный, - и околоточный осанисто обвел изрядное пространство вокруг себя, так што им не войти бы... в пещеру-то...
- Так вы и расширяли для вашего тучного пристава вход в пещеру? взволнованно гудит Шмаков.
- Точно так... - рапортует околоточный... - Пещерка-то маленькая... А их благородие как есть наше начальство...
В зале водворяется тишина. Все в раздумье. Из допроса городового выяснено, что когда он явился с околоточным, то зажегши свечу, полез осматривать труп убитого мальчика. Оказывается, это они закапали стеарином нижнее белье Андрюши.
- Что ж, вы трогали труп? - задал вопрос товарищ прокурора.
- Никак нет, не ворошили...
- Совсем не трогали?
- Так што околоточный надзиратель приказали посмотреть, связаны у него руки или нет: вот я маленечко {51} и отодвинул упокойника, а потом опять притулил его к стене.
Прокурор, суд, защита - все качают головами. И действительно, при современной технике розыска, всякая мелочь важна: отпечаток пальца на стене иногда раскрывает важнейшее преступление, а тут - что там след от пальца: лопатами землю выбрасывали, труп сдвигали, нижнее белье стеарином закапали и пр. и пр.
Долго тянется этот перекрестный допрос...
Околоточный не выдерживает и несколько негодующе заявляет:
- Я-то здесь при чем?!. Начальство вскоре прибыло на место... Я делал все по распоряжению начальства...
- И труп отодвигали по распоряжению начальства, и снег расчищали... и землю выбрасывали... и подштанники стеарином закапали? - набрасывается Замысловский.
Как видите и в этом крушении полиции, по-видимому, будет виноват стрелочник...
Во время этих юридических турниров, во время этого следствия над Киевской сыскной и наружной полицией казалось, что вот-вот скажут:
- Подсудимый Бейлис! можете отправляться домой, мы заняты более важными государственными делами, вы нам более не нужны... Можете не возвращаться в здание заседания суда...
Но этого сказано не было.
И Бейлис все так же продолжал сидеть на скамье подсудимых, недоуменными глазами посматривая то на председателя, то на присяжных заседателей, то на защитников, то на публику.
XIX.
Наволочка.
Городовой - вот тот первый свидетель, который нашел в куртке убитого Ющинского какой-то обрывок, скорее тряпку, оказавшуюся после куском наволочки....
Эту тряпку, на которой имеются какие-то пятна, предъявляют сторонам, присяжным... Все положительно впиваются в нее, - до такой степени все чувствуют, сколь важна она - {52} эта ничтожная тряпочка, в этом деле... За ней, как за тяжелым занавесом, скрыта истина, таится правда в деле убийства Андрея Ющинского...
Обвинители из всех сил стараются скомпрометировать это вещественное доказательство - и одно уже это чрезмерное старание раскрывает нам то значение, то исключительное место, которое она - эта наволочка - занимает в процессе...
Товарищ прокурора, вопреки желанию председателя, раскрывая документ дознания, который нельзя читать на суде, обнаруживает ошибку околоточного надзирателя, который при первом беглом осмотре и описи трупа эту тряпочку не упомянул в своем, даже не формально составленном протоколе...
Для всех совершенно ясно, что ведь это соломинка, за которую всегда не прочь схватиться утопающий, что есть свидетели, которые нашли эту наволочку, что здесь простой недосмотр со стороны спешившего околоточного надзирателя, о чем он так и заявил судебному следователю, который его спрашивал до этому поводу... И это желание во что бы то ни стало отвязаться от наволочки - ярко бросается в глаза.
Об этой наволочке мы уже знаем, что она не принадлежит семье убитого Андрюши Ющинского - это единогласно показали не только сами семейные Ющинского, но и их знакомые.
Кому же принадлежит эта наволочка?
Как, каким образом попала она в карман убитого?
Чья рука положила ее туда?
XX.
Наконец, заговорили о Бейлисе.
Вызывают свидетеля Наконечного... Он вызван по настоянию поверенных гражданской истицы...
Шмаков и Замысловский смотрят на него влюбленными глазами... Он христианин, местный окраинный житель, живет около Бейлиса, и главное - ему известно, что будто бы Бейлис просил арестанта Козаченко его, Наконечного, отравить. А Козаченко был нарочно посажен в одну камеру с Бейлисом. Наконечный имеет {53} прозвище Лягушка... Вот эта, отныне знаменитая "Лягушка" - и есть первый свидетель по делу Бейлиса.
- Расскажите, что вы знаете по делу?..
- Я живу поблизости Веры Чеберяк. Меня взволновало убийство Андрюши; я его знал - он жил здесь раньше и, бывало, часто играл с моими детьми и с детьми Чеберяковой... Я стал прислушиваться, что говорит наша улица...
И вот, я встретил как-то фонарщика Шаховского, который рассказал мне, что он, видел 12 марта - в день убийства - Андрюшу Ющинского вместе с Женей Чеберяковым и еще каким-то мальчиком у ворот дома, где жила Чеберячка...
Мне сразу показалось, что здесь что-то не ладно, что если это так, то именно здесь кроются нити преступления... В следующий разговор тот же Шаховской сказал мне, что к этому делу надо "пришить Менделя", т. е. Бейлиса, так как он жаловался на него, Шаховского, полиции, что он ворует дрова у Зайцева с кирпичного завода, где служил Бейлис...
Господа гражданские истцы начинают хмуриться...
Замысловский пробует перебить свидетеля, но тот, волнуясь, говорит:
- Позвольте мне все здесь высказать, сердце мое взволновано, и я не могу ничего утаить перед судом...
Замысловский краснеет и покорно усиленно кивает головой...
- Чеберякова - женщина хитрая, умная, она занимается приемом краденого и вообще женщина очень странная. Она от всех нас тщательно скрывала, что ее подозревают соучастницей в этом деле. Вдруг у ней сделали обыск и это еще больше смутило меня...
"Тут арестовали Бейлиса и стали говорить, что он схватил Андрюшу Ющинского и уволок его куда-то в печку, а другие дети разбежались...
"Это неправда, - почти кричит свидетель, - этого не может быть... Если бы это случилось, все дети подняли бы такой крик, что не прошло бы и часа, как все мы, вся улица наша, уже знали бы об этой пропаже мальчика...
Обвинители делают героические усилия, чтобы затушевать ошеломляющее впечатление, произведенное показанием этого крайне искреннего, умного, сердечно взволнованного простого человека... Прокурор долгое время не понимает, о чем, {54} собственно, говорит свидетель, и все хочет утвердить мысль, которую не высказывал свидетель, что, если бы дети катались на мяле особое приспособление при кирпичных заводах для разминания глины - и их оттуда прогнали бы, то тогда вся улица знала бы...
- Да нет, господин прокурор, я не то говорю!..-в отчаянии заявляет Наконечный.
- Что же вы утверждаете?
- Я утверждаю, что если бы Бейлис схватил среди белого дня на глазах детей Андрюшу Ющинского и потащил бы его в печь, - об этом бы мы все знали сейчас же... Да этого и не могло быть, господин прокурор, так как дети на мяле последний раз катались года три тому назад, т. е., по меньшей мере, месяцев за пять до убийства Андрюши...
- Как так?
- Очень просто!.. Я все время добивался, чтобы обратили внимание на то обстоятельство, что ранее в усадьбу Зайцева легко могли проникать дети в лазейки забора, забор был старый и во многих местах не хватало по три, по четыре доски, а потом сделали новый, высокий забор, лазеек нигде нет и через него, если перелезать, надо высоко карабкаться... Я много раз об этом говорил всем властям, но никто не хотел расследовать, когда именно, в какое время был поставлен забор, и я утверждаю, что ни Андрюша, ни кто другой даже не могли быть там в усадьбе Зайцева. Дети были на улице и играли возле дома Чеберяковой...
В зале создается крайне напряженное настроение...
- А ваша дочь показывает совсем другое...
- Знаю, знаю, господин прокурор, ее спутали... Ей было двенадцать лет, когда ее допрашивали Ее спрашивали - ты каталась с Андрюшей на мяле?
- Каталась!..
"И верно... Она много раз каталась, бывало в день по несколько раз каталась, и я сам их катал... Да когда, вот вопрос? Тогда, господин прокурор, когда Андрюша еще жил здесь - это во-первых, - а это было давно, а потом она могла с ним кататься только до того времени, когда поставили забор, а забор поставили еще в 1910 году. Я и плотника отыскал, который его делал, да спросите на всю улицу - все вам то же самое скажут... {55} Но, очевидно, здесь не очень-то расположены спрашивать "всю улицу", так как один этот местный старожил, проживший на этой окраине двадцать пять лет и, конечно, прекрасно знающий всю подноготную местных жителей, причинил столько ужасных хлопот... Гражданские истцы - эти высокомудрые люди, вызвавшие такого великолепного свидетеля для оправдания Бейлиса, - принимают всевозможные обходные движения, чтобы хоть как-нибудь умалить грандиозное впечатление от показаний этого свидетеля, но нет, ничто не помогает: силу совести, силу правды нельзя ничем умалить...
Даже юнейший из истцов, господин Дурасевич, и тот не мог облегчить тяжелое положение г.г. обвинителей.
Он гордо бросил один, - только один, - вопрос, который, очевидно, должен был разъяснить все, но не успел еще Наконечный промолвить слово, как председатель заявил:
- Да ведь свидетель уже несколько раз говорил, что он этого не знает..
Господин Дурасевич гордо поднялся, выпрямился, несколько склонил набок голову, окинул уничтожающим взглядом председателя и весь чиновный угол и медленно опустился на стул...
- Не понимают!.. Где им?..
И он снова погрузился в пределы полного и глубокого отдохновения от всякой мысли...
XXI.
Вера Чеберяк среди свидетелей.
Совершенно неожиданно предстал пред судом новый штрих из вырисовывающегося портрета героини этой трагедии, Веры Чеберяк, и опять этому помогли - да благословит их небо! - гражданские истцы. Это они вызвали свидетельницу Чеховскую... Простая женщина взволнованная входит в зал заседания суда, и не успел еще председатель задать ей вопрос, как она, точно боясь, что ей не дадут сказать, скороговоркой заявляет суду:
- Двадцать пятого числа сама слышала, как Чеберячка подучала мальчика Заруцкого говорить, что Бейлис утащил {56} Андрюшу, а они двое - он да Женя Чеберяк - еле вырвались из его рук и убежали...
- Постойте, постойте, когда, где это было?..
- Было, было, сама слышала, не буду таить, сама слышала, и мальчик ей сказал: - не буду этого говорить, а скажу правду суду: ходили воровать дрова, а нас рабочий прогнал, а Бейлис никуда нас не тащил...
- Да где это было?..
- Было, было, в свидетельской комнате было, сама слышала... Мальчик потом всем говорил, и свидетелям, и городовым, он вам сам расскажет, вот вы спросите его...
Гражданские истцы разводят руками, ничего не спрашивают вызванную имя свидетельницу... Ее оставляют в зале заседания суда.
Если этот факт действительно подтвердится (Впоследствии все это действительно подтвердилось.), то, несомненно, будет ясно, что Чеберячка не теряет времени, а работает крайне энергично, никому не давая ни отдыха, ни срока, не стесняясь ни местом, ни временем.
- Для чего же вы вызваны сюда? - наконец, спрашивает прокурор свидетельницу Чеховскую.
- О матери Андрюши рассказать!..
- А сами рассказываете о Вере Чеберяк!..
- Сама слышала, сама слышала, правды не утаю, все скажу... - и она опять готова была повторить, этот, так ошеломивший ее, разговор ребенка с Чеберяковой.
XXII.
Таинственный прохожий.
Свидетель Ященко рассказывает, что именно 12 марта он, идя на работу, остановился за своей надобностью в канаве, из которой видна дорога - это было утром, часов в семь, и видел, как прошел мимо него какой-то человек в черном пальто, кашнэ, бритый, в калошах, порядочно одетый..., Поднялся дальше... Смотрю, он тоже по-над горой идет и прямо ушел в лес... Я еще подумал: как странно, так рано и человек, хорошо одетый, ранней весной ушел прямо в {57} лес... А когда стал читать в газетах, что мальчик пропал я все это вспомнил, люди узнали, что я видел какого-то человека, проходившего близ места, где нашли труп, стали, расспрашивать... А потом ко мне стали сыщики приходить, допрос снимать, а потом позвали и говорят: мы тебе покажем одного человечка - не он ли это будет? На месте показывали - признать я не мог, лица не видел, а пальто подходящее...
- Кого же вам показывали?..
- Луку какого-то...
- Луку Приходько?.. Лука Приходько, расскажите нам, как вас показывали...
- Когда меня арестовали, меня обрили, усы нафабрили колечками и почернили... затылок взъерошили... волосы, подстригли и тоже покрасили... Я говорю: ваше благородие, что это вы делаете со мной? - Ничего, - говорит, нужно... - Я стал плакать. А мне и говорят: не смей плакать, слезы твои грим попортят, размочат...
Гражданские истцы невероятно обрушиваются на полицию, словно забывая, что решительно всегда, с незапамятных времен, так делала и делает полиция во время розысков...
- Чему собственно вы удивляетесь, г.г. Шмаков, Замысловский и иже с вами?-хотелось сказать мне. - Ведь это и есть тот истинный порядок, который вы так твердо защищаете.
XXIII.
Фонарщик.
Как-то боком, озираясь, входит, скорей низкого, чем среднего роста, всклокоченный человек, бедно одетый. Нерешительно озирается он и после некоторого раздумья начинает рассказывать то, что знает...
- Что знаю?.. Да вот видел я Андрюшу Ющинского с Женей Чеберяк утром 12-го марта, когда его убили...
- Свидетель, расскажите нам все подробно, как это было...
- Как это было... Очень даже просто... Шел я по улице, утром, птичек ловить шел... Щеглов мы ловим... Смотрю: стоят они, да еще какой-то мальчик... Андрюша меня по спине шутейно ударил и даже вспрыгнул на меня... А я его {58} обругал... "ах ты, говорю, байстрюк", право-слово, ваше бро-дие, так его обругал, покойника, истинно так обругал... И пошел дальше...
- А что в руках у него было?..
- Баночка с черным порохом... Они с Женей любители были взрывы делать... Вот я ушел... А потом слышу - нашли Андрюшу убитым. - Ну, думаем, знаем чьих рук это дело... Только молчать надыть... Не ввязываться... Убьют... Я и молчал... А потом вот как-то сказал, с тех пор мае и житья нет... Боюсь я говорить вам...
- Чего ж вы боитесь?
- Я фонарщик, приходится по улицам поздно ходить вечером и ночью, подколят меня, обязательно подколят... Меня уж и так били...
Шмаков настораживается, надевает очки и несколько приподнимается из своего укромного уголка...
- Кого ж вы боялись, кто вас бил?..
Упорное молчание. Фонарщик Шаховской понурил голову .и стоит, переминаясь с ноги на ногу...
- А кто детей прогнал из завода?..
- Какой-то человек...
- Кто же именно?.. Боитесь сказать?.. Скажите, кто научил вас бояться говорить правду, - гудит Шмаков, - кто научил вас не показывать против Бейлиса?.. Вы говорите, что против Бейлиса вас научили показывать сыщики, а за Бейлиса кто учил?..
Эти назойливые забегания вперед гражданского истца Шмакова начинают раздражать защиту...
- Скажите, свидетель, вас учили или вы сами по своей воле сказали, что Менделя надо пришить к делу?..
- Мне сыщики наговорили, более сыщик Полищук, что Мендель жаловался им, что я у него краду дрова. А я не крал... Вот они и говорят: пришей его к делу. .
- Вы и пришили?..
- Я и пришил..
- Но пришить, - выясняет Замысловский, -это не значит говорить неправду, а рассказать правду...
- Да, правду...
- В чем же правда?..
Перекрестным допросом и из чтения показаний {59} свидетеля, -который был допрошен шесть раз, - выясняется, что объем этой правды крайне маленький... Свидетель, в конце-концов, наотрез заявляет, что ему Женя Чеберяк рассказал, что их от печки завода прогнал какой-то рабочий с черной бородой, но что это был Бейлис, - он никогда никому не говорил.
А если бы даже говорил, - прибавим мы от себя, - то что из этого? Из этого ясно только одно: Бейлис продлил жизнь Ющинскому, прогнав их от печки, потому что Шаховской определенно показал следователю, что убить Андрюшу Ющинского решила компания Чеберяковой и убить в печке завода, куда Женя Чеберяк, сын Чеберячки, должен был под предлогом устроить взрыв, заманить Андрюшу, но их спугнул оттуда человек с черной бородой...
Эта "черная борода" занимает долгое время внимание суда, но ничего более о ней не удается никому выжать из свидетеля.
На вопрос же: не говорил ли ему Женя, что Бейлис утащил Андрюшу в печку, Шаховской наотрез заявляет, что никогда ему Женя этого не говорил и в показаниях предварительного следствия он много раз повторяет это.
- Скажите, вот вы говорите о компании Чеберяковой, что это за компания?..
- Такая компания, что не приведи бог...
- Что же, к ней много народа приходит?
- Много: придут чиновниками, а уйдут простыми...
- Так не этой ли компании вы и боитесь, когда не все говорите?..
- Этой...
- А кто вас бил: евреи или русские?..
- Русские...
Шмаков поднимает голову и недовольно шевелит усами.
- А не из этой ли компании Чеберяковой вас били?..
- Они и били...
- Они и били...- повторяет Карабчевский.
- За что же вас били?..
- Да, вот, за то, что следователю рассказал, что Андрюша здесь был, а во мне совесть заговорила, нельзя не сказать.
- А что вам Чеберячка говорила про Женю?.. Свидетель упорно молчит... Видно, он много бы рассказал, {60} если бы только его охранили от этой странной, столь могущественной компании госпожи Чеберяк.
При чтении многократных показаний Шаховского выяснилось, что несколько раз он подтвердил, что эта дама, встречаясь с ним, так изволила выразиться о своем собственном сыне:
- Из-за этого... - и тут эта дама изволила произнести про своего собственного сына некое слово, хотя дважды оглашенное в суде, но которое мы все-таки не решаемся воспроизвести. - Из-за этого... Женьки придется мне отвечать, говорила она Шаховскому.
Надо знать, что у этой чадолюбивой матушки ее сын неожиданно умирает...
А ведь Женя Чеберяк являлся одним из самых главных свидетелей по этому делу...
- Вы Женю получше расспросите, - твердил Шаховской следователю,-он вам не все показывает...
И здесь опять этот свидетель приглашает нас вновь и вновь устремить свой взор к квартире Чеберяковой.
Не забудьте, читатель: это все показал один из самых главнейших свидетелей обвинения...
А что же в это время, во время предварительного следствия, делают сыщики?
Они все время, особенно один из них - сыщик-ритуалист Полищук уговаривают фонарщика Шаховского показывать на Бейлиса...
XXIV.
Сказка о похищении Ющинского.
Приглашена жена Шаховского - простая, крайне ограниченная женщина, помогавшая ему зажигать фонари. Она молчит, как убитая, или совершенно невпопад говорит:
- Да-да! Нет-нет!..
И, наконец, после ряда попыток допроса председателем, прокурором, гражданскими истцами и защитой, удалось все-таки в отрывистых фразах, часто бессвязных, добиться от нее крайне загадочного рассказа:
- Оправляли это мы фонари, глянь - идет Волкивна, пьяна-распьяна, еле на ногах стоит... Подошла, это, она ко {61} мне, - она нищенка, бездомная, да и говорит: вот вы тут близко живете, да про Ющинского ничего не знаете, а я далеко - да все знаю... Шла это я снизу по Кирилловской, а смотрю, там, на горе, Ющинского тащат в печь... Сказала это она так да и умолкла... А потом говорит: прощай, будь здорова.... И пошла дальше...
Прокурор усиленно добивается от жены фонарщика: кто же это был? Не Мендель ли? Не Бейлис ли? Она категорически отвечает: нет! Когда ей напоминают, что она на Бейлиса показывала на предварительном следствии, изменив свое первое показание в худшую сторону - против Бейлиса, - Шаховская много раз подтверждает, что ее этому научили сыщики - Полищук и другой, которые приходили к ним, уводили их - ее и мужа - на поляну, поили водкой, кормили и получали, как показывать, и все время настаивали показывать против Бейлиса...
Газетное объявление.
Господина товарища прокурора очень озаботило указание некоторых свидетелей, что они ходили в "Киевскую Мысль" просить поместить объявление о пропавшем мальчике. Товарищ прокурора допытывается, почему именно в "Киевскую Мысль", а не в другую какую-либо газету и почему {48} "объявление" поместили даром? Здесь делается какой-то ход против газеты, давно стоящей на страже интересов населения без различия религии и национальности. Я счел необходимым подробно исследовать этот вопрос, столь заинтересовавший товарища прокурора, тем более, что в последний раз он свое любопытство так далеко простер, что даже спросил у отчима Андрюши: не удивился ли он, что "объявление" взяли у него бесплатно, и может ли он опознать того сотрудника "Киевской Мысли", который это "объявление" принял от Приходько?
Нас крайне удивляет неосведомленность г. товарища прокурора. Не говорю уже о том, что он, задавая вопрос, должен был бы знать смысл этого вопроса. А если бы он этот смысл знал, то ему ясно было бы, что "сотрудники" газеты объявлений не принимают, - для этого есть контора газеты, а в ней специальные агенты.
Кроме того ему необходимо было бы раньше ознакомиться с этим "объявлением" и отыскать его в газете. А если бы он потрудился это сделать, то вскоре убедился бы, что такого "объявления" в газете совершенно нет, а, стало быть, и вопросов ему бы задавать не пришлось. В № от 17 марта 1911 года (№ 76) есть заметка в "Хронике" следующего содержания:
"Исчезнувший ученик. Несколько дней тому назад из квартиры своих родных исчез бесследно ученик киево-софийского духовного училища, Андрей Ющинский. Мальчик последний раз был в училище 12 марта".
Вот и все.
Именно эта заметка была помещена хроникером "Киевской Мысли" со слов г. г. Приходько, приходивших в редакцию.
- Но почему же не взята плата? - интересуется г. товарищ прокурора.
Да потому, отвечу я, что все подобного рода заметки: о пожертвованиях, о заблудившихся и затерявшихся детях, о благотворительных спектаклях и пр. тому подобных явлениях местной жизни, всегда помещаются бесплатно в отделе хроники. Вообще же, нужно знать, что, согласно давно выработавшейся этике всей прогрессивной и демократической печати, все, что печатается в отделе хроники и в других {49} тому подобных отделах газеты, кроме отдела объявлений, печатается бесплатно.
Только шантажистские газеты да желтая бульварная пресса позволяют себе брать плату за разного рода статьи и заметки в тексте...
При чем же здесь прогрессивная, демократическая печать?
XVIII.
Кого судят?
На этот раз мы должны сообщить нашим читателям - писали мы 30 сентября 1913 года - исключительно важную, сенсационную новость: Бейлиса перестали судить! И не думайте, что я преувеличиваю, - отнюдь нет... Прочтите стенограмму и вы сами сейчас же в этом убедитесь. Товарищ прокурора и поверенный гражданской истицы Замысловский, прилагали все это время много усилий для разоблачения тайн сыскной полиции, но заседание четвертого дня процесса совершенно особенное. До первого перерыва, бывающего в конце первого часа, все вонзились в Киевскую сыскную и наружную полицию... Бедный городовой! Бедный околоточный надзиратель! Что делается в их переполненных страхом сердцах, когда они слышат грозные речи товарища прокурора, цепкие допросы Замысловского, сердитое ворчание Шмакова и даже попытки нападения юнейшего из ритуалистов - господина Дурасевича. Ведь до сего времени такое огорчение полиции наносила только демократическая пресса, те "революционные листки", которые столько испортили крови у всякого начальства. А теперь, теперь... увы, "свои" пошли войной: и товарищ прокурора, и сам Замысловский, и другие представители черносотенцев, присутствующие здесь на суде.
Но должен признаться, мы узнали здесь действительно пикантные вещи. Мальчики, играя, нашли труп, сейчас же заявили об этом.
Эка беда!.. Подождет труп. Послать туда городового... Городовой лазил в пещеру, - убедился, - труп в самом деле есть... Сейчас же к телефону, звонит в участок:
- Так што, ваше, бро-дие, упокойника нашли... {50} Послали записку околоточному на квартиру; ты что, мол сидишь дома, у тебя, мол, там упокойник в околотке, в пещере лежит. Нечего делать... Надо идти... Пришел... Подошли городовые... Народ валом валит... Должно вот-вот прийти начальство... Притащили лопату, давай снег расчищать, чтобы их благородиям ножки не запачкать.
- Кто велел расчищать? Откуда лопата? - добивается Замысловский.
Не тут-то было! Никто ничего не помнит: расчищать - расчищали, а по чьему приказу - неизвестно.
- Я не призывал! - заявил сердито околоточный.
- Снег сгребали, да и землицу из пещеры выкидывали...
- Как, и землю?..
- Точно так...
- Да разве вы не знаете, что полиция обязана сохранять все следы преступления, охранять местность, не нарушать картину, где совершено преступление?
- Как же-с, знаем, - отвечает бравый околоточный, увертливо поглядывая направо и налево.
- Так почему же вы это делали? - добивается положительно неугомонный враг полиции Замысловский.
- Так што, господин пристав наш, который должны были прибыть, тучный, - и околоточный осанисто обвел изрядное пространство вокруг себя, так што им не войти бы... в пещеру-то...
- Так вы и расширяли для вашего тучного пристава вход в пещеру? взволнованно гудит Шмаков.
- Точно так... - рапортует околоточный... - Пещерка-то маленькая... А их благородие как есть наше начальство...
В зале водворяется тишина. Все в раздумье. Из допроса городового выяснено, что когда он явился с околоточным, то зажегши свечу, полез осматривать труп убитого мальчика. Оказывается, это они закапали стеарином нижнее белье Андрюши.
- Что ж, вы трогали труп? - задал вопрос товарищ прокурора.
- Никак нет, не ворошили...
- Совсем не трогали?
- Так што околоточный надзиратель приказали посмотреть, связаны у него руки или нет: вот я маленечко {51} и отодвинул упокойника, а потом опять притулил его к стене.
Прокурор, суд, защита - все качают головами. И действительно, при современной технике розыска, всякая мелочь важна: отпечаток пальца на стене иногда раскрывает важнейшее преступление, а тут - что там след от пальца: лопатами землю выбрасывали, труп сдвигали, нижнее белье стеарином закапали и пр. и пр.
Долго тянется этот перекрестный допрос...
Околоточный не выдерживает и несколько негодующе заявляет:
- Я-то здесь при чем?!. Начальство вскоре прибыло на место... Я делал все по распоряжению начальства...
- И труп отодвигали по распоряжению начальства, и снег расчищали... и землю выбрасывали... и подштанники стеарином закапали? - набрасывается Замысловский.
Как видите и в этом крушении полиции, по-видимому, будет виноват стрелочник...
Во время этих юридических турниров, во время этого следствия над Киевской сыскной и наружной полицией казалось, что вот-вот скажут:
- Подсудимый Бейлис! можете отправляться домой, мы заняты более важными государственными делами, вы нам более не нужны... Можете не возвращаться в здание заседания суда...
Но этого сказано не было.
И Бейлис все так же продолжал сидеть на скамье подсудимых, недоуменными глазами посматривая то на председателя, то на присяжных заседателей, то на защитников, то на публику.
XIX.
Наволочка.
Городовой - вот тот первый свидетель, который нашел в куртке убитого Ющинского какой-то обрывок, скорее тряпку, оказавшуюся после куском наволочки....
Эту тряпку, на которой имеются какие-то пятна, предъявляют сторонам, присяжным... Все положительно впиваются в нее, - до такой степени все чувствуют, сколь важна она - {52} эта ничтожная тряпочка, в этом деле... За ней, как за тяжелым занавесом, скрыта истина, таится правда в деле убийства Андрея Ющинского...
Обвинители из всех сил стараются скомпрометировать это вещественное доказательство - и одно уже это чрезмерное старание раскрывает нам то значение, то исключительное место, которое она - эта наволочка - занимает в процессе...
Товарищ прокурора, вопреки желанию председателя, раскрывая документ дознания, который нельзя читать на суде, обнаруживает ошибку околоточного надзирателя, который при первом беглом осмотре и описи трупа эту тряпочку не упомянул в своем, даже не формально составленном протоколе...
Для всех совершенно ясно, что ведь это соломинка, за которую всегда не прочь схватиться утопающий, что есть свидетели, которые нашли эту наволочку, что здесь простой недосмотр со стороны спешившего околоточного надзирателя, о чем он так и заявил судебному следователю, который его спрашивал до этому поводу... И это желание во что бы то ни стало отвязаться от наволочки - ярко бросается в глаза.
Об этой наволочке мы уже знаем, что она не принадлежит семье убитого Андрюши Ющинского - это единогласно показали не только сами семейные Ющинского, но и их знакомые.
Кому же принадлежит эта наволочка?
Как, каким образом попала она в карман убитого?
Чья рука положила ее туда?
XX.
Наконец, заговорили о Бейлисе.
Вызывают свидетеля Наконечного... Он вызван по настоянию поверенных гражданской истицы...
Шмаков и Замысловский смотрят на него влюбленными глазами... Он христианин, местный окраинный житель, живет около Бейлиса, и главное - ему известно, что будто бы Бейлис просил арестанта Козаченко его, Наконечного, отравить. А Козаченко был нарочно посажен в одну камеру с Бейлисом. Наконечный имеет {53} прозвище Лягушка... Вот эта, отныне знаменитая "Лягушка" - и есть первый свидетель по делу Бейлиса.
- Расскажите, что вы знаете по делу?..
- Я живу поблизости Веры Чеберяк. Меня взволновало убийство Андрюши; я его знал - он жил здесь раньше и, бывало, часто играл с моими детьми и с детьми Чеберяковой... Я стал прислушиваться, что говорит наша улица...
И вот, я встретил как-то фонарщика Шаховского, который рассказал мне, что он, видел 12 марта - в день убийства - Андрюшу Ющинского вместе с Женей Чеберяковым и еще каким-то мальчиком у ворот дома, где жила Чеберячка...
Мне сразу показалось, что здесь что-то не ладно, что если это так, то именно здесь кроются нити преступления... В следующий разговор тот же Шаховской сказал мне, что к этому делу надо "пришить Менделя", т. е. Бейлиса, так как он жаловался на него, Шаховского, полиции, что он ворует дрова у Зайцева с кирпичного завода, где служил Бейлис...
Господа гражданские истцы начинают хмуриться...
Замысловский пробует перебить свидетеля, но тот, волнуясь, говорит:
- Позвольте мне все здесь высказать, сердце мое взволновано, и я не могу ничего утаить перед судом...
Замысловский краснеет и покорно усиленно кивает головой...
- Чеберякова - женщина хитрая, умная, она занимается приемом краденого и вообще женщина очень странная. Она от всех нас тщательно скрывала, что ее подозревают соучастницей в этом деле. Вдруг у ней сделали обыск и это еще больше смутило меня...
"Тут арестовали Бейлиса и стали говорить, что он схватил Андрюшу Ющинского и уволок его куда-то в печку, а другие дети разбежались...
"Это неправда, - почти кричит свидетель, - этого не может быть... Если бы это случилось, все дети подняли бы такой крик, что не прошло бы и часа, как все мы, вся улица наша, уже знали бы об этой пропаже мальчика...
Обвинители делают героические усилия, чтобы затушевать ошеломляющее впечатление, произведенное показанием этого крайне искреннего, умного, сердечно взволнованного простого человека... Прокурор долгое время не понимает, о чем, {54} собственно, говорит свидетель, и все хочет утвердить мысль, которую не высказывал свидетель, что, если бы дети катались на мяле особое приспособление при кирпичных заводах для разминания глины - и их оттуда прогнали бы, то тогда вся улица знала бы...
- Да нет, господин прокурор, я не то говорю!..-в отчаянии заявляет Наконечный.
- Что же вы утверждаете?
- Я утверждаю, что если бы Бейлис схватил среди белого дня на глазах детей Андрюшу Ющинского и потащил бы его в печь, - об этом бы мы все знали сейчас же... Да этого и не могло быть, господин прокурор, так как дети на мяле последний раз катались года три тому назад, т. е., по меньшей мере, месяцев за пять до убийства Андрюши...
- Как так?
- Очень просто!.. Я все время добивался, чтобы обратили внимание на то обстоятельство, что ранее в усадьбу Зайцева легко могли проникать дети в лазейки забора, забор был старый и во многих местах не хватало по три, по четыре доски, а потом сделали новый, высокий забор, лазеек нигде нет и через него, если перелезать, надо высоко карабкаться... Я много раз об этом говорил всем властям, но никто не хотел расследовать, когда именно, в какое время был поставлен забор, и я утверждаю, что ни Андрюша, ни кто другой даже не могли быть там в усадьбе Зайцева. Дети были на улице и играли возле дома Чеберяковой...
В зале создается крайне напряженное настроение...
- А ваша дочь показывает совсем другое...
- Знаю, знаю, господин прокурор, ее спутали... Ей было двенадцать лет, когда ее допрашивали Ее спрашивали - ты каталась с Андрюшей на мяле?
- Каталась!..
"И верно... Она много раз каталась, бывало в день по несколько раз каталась, и я сам их катал... Да когда, вот вопрос? Тогда, господин прокурор, когда Андрюша еще жил здесь - это во-первых, - а это было давно, а потом она могла с ним кататься только до того времени, когда поставили забор, а забор поставили еще в 1910 году. Я и плотника отыскал, который его делал, да спросите на всю улицу - все вам то же самое скажут... {55} Но, очевидно, здесь не очень-то расположены спрашивать "всю улицу", так как один этот местный старожил, проживший на этой окраине двадцать пять лет и, конечно, прекрасно знающий всю подноготную местных жителей, причинил столько ужасных хлопот... Гражданские истцы - эти высокомудрые люди, вызвавшие такого великолепного свидетеля для оправдания Бейлиса, - принимают всевозможные обходные движения, чтобы хоть как-нибудь умалить грандиозное впечатление от показаний этого свидетеля, но нет, ничто не помогает: силу совести, силу правды нельзя ничем умалить...
Даже юнейший из истцов, господин Дурасевич, и тот не мог облегчить тяжелое положение г.г. обвинителей.
Он гордо бросил один, - только один, - вопрос, который, очевидно, должен был разъяснить все, но не успел еще Наконечный промолвить слово, как председатель заявил:
- Да ведь свидетель уже несколько раз говорил, что он этого не знает..
Господин Дурасевич гордо поднялся, выпрямился, несколько склонил набок голову, окинул уничтожающим взглядом председателя и весь чиновный угол и медленно опустился на стул...
- Не понимают!.. Где им?..
И он снова погрузился в пределы полного и глубокого отдохновения от всякой мысли...
XXI.
Вера Чеберяк среди свидетелей.
Совершенно неожиданно предстал пред судом новый штрих из вырисовывающегося портрета героини этой трагедии, Веры Чеберяк, и опять этому помогли - да благословит их небо! - гражданские истцы. Это они вызвали свидетельницу Чеховскую... Простая женщина взволнованная входит в зал заседания суда, и не успел еще председатель задать ей вопрос, как она, точно боясь, что ей не дадут сказать, скороговоркой заявляет суду:
- Двадцать пятого числа сама слышала, как Чеберячка подучала мальчика Заруцкого говорить, что Бейлис утащил {56} Андрюшу, а они двое - он да Женя Чеберяк - еле вырвались из его рук и убежали...
- Постойте, постойте, когда, где это было?..
- Было, было, сама слышала, не буду таить, сама слышала, и мальчик ей сказал: - не буду этого говорить, а скажу правду суду: ходили воровать дрова, а нас рабочий прогнал, а Бейлис никуда нас не тащил...
- Да где это было?..
- Было, было, в свидетельской комнате было, сама слышала... Мальчик потом всем говорил, и свидетелям, и городовым, он вам сам расскажет, вот вы спросите его...
Гражданские истцы разводят руками, ничего не спрашивают вызванную имя свидетельницу... Ее оставляют в зале заседания суда.
Если этот факт действительно подтвердится (Впоследствии все это действительно подтвердилось.), то, несомненно, будет ясно, что Чеберячка не теряет времени, а работает крайне энергично, никому не давая ни отдыха, ни срока, не стесняясь ни местом, ни временем.
- Для чего же вы вызваны сюда? - наконец, спрашивает прокурор свидетельницу Чеховскую.
- О матери Андрюши рассказать!..
- А сами рассказываете о Вере Чеберяк!..
- Сама слышала, сама слышала, правды не утаю, все скажу... - и она опять готова была повторить, этот, так ошеломивший ее, разговор ребенка с Чеберяковой.
XXII.
Таинственный прохожий.
Свидетель Ященко рассказывает, что именно 12 марта он, идя на работу, остановился за своей надобностью в канаве, из которой видна дорога - это было утром, часов в семь, и видел, как прошел мимо него какой-то человек в черном пальто, кашнэ, бритый, в калошах, порядочно одетый..., Поднялся дальше... Смотрю, он тоже по-над горой идет и прямо ушел в лес... Я еще подумал: как странно, так рано и человек, хорошо одетый, ранней весной ушел прямо в {57} лес... А когда стал читать в газетах, что мальчик пропал я все это вспомнил, люди узнали, что я видел какого-то человека, проходившего близ места, где нашли труп, стали, расспрашивать... А потом ко мне стали сыщики приходить, допрос снимать, а потом позвали и говорят: мы тебе покажем одного человечка - не он ли это будет? На месте показывали - признать я не мог, лица не видел, а пальто подходящее...
- Кого же вам показывали?..
- Луку какого-то...
- Луку Приходько?.. Лука Приходько, расскажите нам, как вас показывали...
- Когда меня арестовали, меня обрили, усы нафабрили колечками и почернили... затылок взъерошили... волосы, подстригли и тоже покрасили... Я говорю: ваше благородие, что это вы делаете со мной? - Ничего, - говорит, нужно... - Я стал плакать. А мне и говорят: не смей плакать, слезы твои грим попортят, размочат...
Гражданские истцы невероятно обрушиваются на полицию, словно забывая, что решительно всегда, с незапамятных времен, так делала и делает полиция во время розысков...
- Чему собственно вы удивляетесь, г.г. Шмаков, Замысловский и иже с вами?-хотелось сказать мне. - Ведь это и есть тот истинный порядок, который вы так твердо защищаете.
XXIII.
Фонарщик.
Как-то боком, озираясь, входит, скорей низкого, чем среднего роста, всклокоченный человек, бедно одетый. Нерешительно озирается он и после некоторого раздумья начинает рассказывать то, что знает...
- Что знаю?.. Да вот видел я Андрюшу Ющинского с Женей Чеберяк утром 12-го марта, когда его убили...
- Свидетель, расскажите нам все подробно, как это было...
- Как это было... Очень даже просто... Шел я по улице, утром, птичек ловить шел... Щеглов мы ловим... Смотрю: стоят они, да еще какой-то мальчик... Андрюша меня по спине шутейно ударил и даже вспрыгнул на меня... А я его {58} обругал... "ах ты, говорю, байстрюк", право-слово, ваше бро-дие, так его обругал, покойника, истинно так обругал... И пошел дальше...
- А что в руках у него было?..
- Баночка с черным порохом... Они с Женей любители были взрывы делать... Вот я ушел... А потом слышу - нашли Андрюшу убитым. - Ну, думаем, знаем чьих рук это дело... Только молчать надыть... Не ввязываться... Убьют... Я и молчал... А потом вот как-то сказал, с тех пор мае и житья нет... Боюсь я говорить вам...
- Чего ж вы боитесь?
- Я фонарщик, приходится по улицам поздно ходить вечером и ночью, подколят меня, обязательно подколят... Меня уж и так били...
Шмаков настораживается, надевает очки и несколько приподнимается из своего укромного уголка...
- Кого ж вы боялись, кто вас бил?..
Упорное молчание. Фонарщик Шаховской понурил голову .и стоит, переминаясь с ноги на ногу...
- А кто детей прогнал из завода?..
- Какой-то человек...
- Кто же именно?.. Боитесь сказать?.. Скажите, кто научил вас бояться говорить правду, - гудит Шмаков, - кто научил вас не показывать против Бейлиса?.. Вы говорите, что против Бейлиса вас научили показывать сыщики, а за Бейлиса кто учил?..
Эти назойливые забегания вперед гражданского истца Шмакова начинают раздражать защиту...
- Скажите, свидетель, вас учили или вы сами по своей воле сказали, что Менделя надо пришить к делу?..
- Мне сыщики наговорили, более сыщик Полищук, что Мендель жаловался им, что я у него краду дрова. А я не крал... Вот они и говорят: пришей его к делу. .
- Вы и пришили?..
- Я и пришил..
- Но пришить, - выясняет Замысловский, -это не значит говорить неправду, а рассказать правду...
- Да, правду...
- В чем же правда?..
Перекрестным допросом и из чтения показаний {59} свидетеля, -который был допрошен шесть раз, - выясняется, что объем этой правды крайне маленький... Свидетель, в конце-концов, наотрез заявляет, что ему Женя Чеберяк рассказал, что их от печки завода прогнал какой-то рабочий с черной бородой, но что это был Бейлис, - он никогда никому не говорил.
А если бы даже говорил, - прибавим мы от себя, - то что из этого? Из этого ясно только одно: Бейлис продлил жизнь Ющинскому, прогнав их от печки, потому что Шаховской определенно показал следователю, что убить Андрюшу Ющинского решила компания Чеберяковой и убить в печке завода, куда Женя Чеберяк, сын Чеберячки, должен был под предлогом устроить взрыв, заманить Андрюшу, но их спугнул оттуда человек с черной бородой...
Эта "черная борода" занимает долгое время внимание суда, но ничего более о ней не удается никому выжать из свидетеля.
На вопрос же: не говорил ли ему Женя, что Бейлис утащил Андрюшу в печку, Шаховской наотрез заявляет, что никогда ему Женя этого не говорил и в показаниях предварительного следствия он много раз повторяет это.
- Скажите, вот вы говорите о компании Чеберяковой, что это за компания?..
- Такая компания, что не приведи бог...
- Что же, к ней много народа приходит?
- Много: придут чиновниками, а уйдут простыми...
- Так не этой ли компании вы и боитесь, когда не все говорите?..
- Этой...
- А кто вас бил: евреи или русские?..
- Русские...
Шмаков поднимает голову и недовольно шевелит усами.
- А не из этой ли компании Чеберяковой вас били?..
- Они и били...
- Они и били...- повторяет Карабчевский.
- За что же вас били?..
- Да, вот, за то, что следователю рассказал, что Андрюша здесь был, а во мне совесть заговорила, нельзя не сказать.
- А что вам Чеберячка говорила про Женю?.. Свидетель упорно молчит... Видно, он много бы рассказал, {60} если бы только его охранили от этой странной, столь могущественной компании госпожи Чеберяк.
При чтении многократных показаний Шаховского выяснилось, что несколько раз он подтвердил, что эта дама, встречаясь с ним, так изволила выразиться о своем собственном сыне:
- Из-за этого... - и тут эта дама изволила произнести про своего собственного сына некое слово, хотя дважды оглашенное в суде, но которое мы все-таки не решаемся воспроизвести. - Из-за этого... Женьки придется мне отвечать, говорила она Шаховскому.
Надо знать, что у этой чадолюбивой матушки ее сын неожиданно умирает...
А ведь Женя Чеберяк являлся одним из самых главных свидетелей по этому делу...
- Вы Женю получше расспросите, - твердил Шаховской следователю,-он вам не все показывает...
И здесь опять этот свидетель приглашает нас вновь и вновь устремить свой взор к квартире Чеберяковой.
Не забудьте, читатель: это все показал один из самых главнейших свидетелей обвинения...
А что же в это время, во время предварительного следствия, делают сыщики?
Они все время, особенно один из них - сыщик-ритуалист Полищук уговаривают фонарщика Шаховского показывать на Бейлиса...
XXIV.
Сказка о похищении Ющинского.
Приглашена жена Шаховского - простая, крайне ограниченная женщина, помогавшая ему зажигать фонари. Она молчит, как убитая, или совершенно невпопад говорит:
- Да-да! Нет-нет!..
И, наконец, после ряда попыток допроса председателем, прокурором, гражданскими истцами и защитой, удалось все-таки в отрывистых фразах, часто бессвязных, добиться от нее крайне загадочного рассказа:
- Оправляли это мы фонари, глянь - идет Волкивна, пьяна-распьяна, еле на ногах стоит... Подошла, это, она ко {61} мне, - она нищенка, бездомная, да и говорит: вот вы тут близко живете, да про Ющинского ничего не знаете, а я далеко - да все знаю... Шла это я снизу по Кирилловской, а смотрю, там, на горе, Ющинского тащат в печь... Сказала это она так да и умолкла... А потом говорит: прощай, будь здорова.... И пошла дальше...
Прокурор усиленно добивается от жены фонарщика: кто же это был? Не Мендель ли? Не Бейлис ли? Она категорически отвечает: нет! Когда ей напоминают, что она на Бейлиса показывала на предварительном следствии, изменив свое первое показание в худшую сторону - против Бейлиса, - Шаховская много раз подтверждает, что ее этому научили сыщики - Полищук и другой, которые приходили к ним, уводили их - ее и мужа - на поляну, поили водкой, кормили и получали, как показывать, и все время настаивали показывать против Бейлиса...