– Да, очень! Я могу говорить?
– Ну, говори. – Хромой непроизвольно скривился и сделал жест рукой.
– Кто-то сжег Выселки.
– И все? И из-за этого тролль гнал тебя Фенрир знает… Стой-ка, Грызло! Как это «кто-то сжег»?!
– Можете не верить, мастер Хромой, но это правда. Вашей родной деревни больше нет. О ее тогдашней жизни напоминают лишь горы пепла и пара сбежавших из конюшен кляч.
– Кто?! – Хромой вскочил и, схватив гремлина за плечи, яростно затряс. – Кто сжег?!
– Я-я-я н-н-не зна-а-аю, ма-а-асте-е-ер! – голова гремлина качалась из стороны в сторону, словно тряпичная. – Ма-а-асте-е-ер ска-а-азал, что ска-а-ажет вам са-а-ам!
– Но когда это случилось?
– Утро-о-ом…
– Как ж ты добрался так быстро?
– Ма-а-агия, будь она не-еладна-а-а. Трясет, прям ка-ак вы сеича-а-а…
Хромой опомнился и отпустил гремлина. Гонец Гронкяйра тут же рухнул на землю.
– Как же мне увидеть Ламера? – спросил наемник, дождавшись, когда гремлин как следует отдышится.
– Не знаю, – прохрипела жертва магии. Мастер Гронкяйр ничего на этот счет не говорил.
– Значит, придется ехать… – задумчиво сказал наемник, глядя сквозь Грызло. – Хоть кто-нибудь выжил?
– Нет. Мы с Гримкеем обыскали все, но так никого и не нашли. Рыцари исправно вырезали всех, а маги…
– Что ты несешь? – перебил его Хромой. – Какие рыцари? Какие маги? Что они делали там, в Выселках?
– Мне сказал мастер Гронкяйр, сам я их не видел, – пожал плечами гремлин и продолжил рассказ:
– Так вот… А маги заживо сжигали тех, кто пытался бежать. Не жалели ни стариков, ни женщин, ни детей.
Хромой почувствовал, как по щеке и подбородку медленно катится слеза. «Предательница», – мысленно упрекнул ее Хромой. Слеза не ответила ему – лишь на секунду замерла на подбородке, а потом резко сорвалась вниз. А за ней уже бежала вторая, третья…
Гремлин в ужасе вытаращился на наемника.
– Мастер, что с вами? – пролепетал он.
– Возраст, Грызло, возраст. – Воин ужаснулся собственному голосу, который совсем не походил на обычный. – Возраст, когда привязываешься к дому, когда не хочется никуда бежать, никого убивать, никого спасать. Когда скучаешь по жене, детям. Когда не можешь долго находиться вдали от них… Конечно, когда скачешь по ратному полю во главе огромного войска, верхом на белом коне, с отличным мечом в руке, твой возраст вроде бы незаметен. Но когда узнаешь о гибели близких тебе людей, возраст берет сполна.
– Мне очень жаль, мастер, но мы не смогли ничем помочь… Их было пятнадцать, а у нас на весь замок и десяток солдат не наберешь! – пискнул, словно оправдываясь, гремлин.
– Что ты, Грызло? – Хромой нашел в себе силы остановить поток слез и даже чуть улыбнуться. – Вы не виноваты в случившемся. Я благодарю Одина за то, что он смог вытащить из этой передряги хотя бы вас с Ламером! И пусть Выселок больше нет, но Гильдия Воинов будет жить. Я буду жить. – Последние слова дались старику с невероятным трудом, но он все же сказал их, хотя и сам еще толком не представлял, как будет жить дальше без красавицы Айрэн, озорного Трила и хитрого Варби.
Но пока есть у него цель – отомстить убийцам семьи – он не сложит оружия. Рано еще его отпевать!
– Я могу идти, мастер? – Грызло бросил это как бы невзначай, но видно было, что гремлину не терпится убраться домой.
– Да-да, – рассеяно кивнул ему наемник. Передай Ламеру мою благодарность. Я у него в долгу!
– Хорошо, мастер Хромой! – пообещал гремлин и, накинув на голову капюшон, скрылся в чаще.
Хромой выждал для чего-то пару минут, потом вновь улегся на траву и прикрыл глаза.
Быть может, все это – приход Грызло, страшная новость – лишь страшный сон? Может, все в порядке?
Хромой ущипнул себя. Раз, другой, третий безрезультатно: это был не сон.
Похоже, кто-то решил навязать ему свои правила игры. Умно-умно! Знали, наверняка же знали, что он привык устанавливать правила сам, поэтому и заставили играть по чужим.
Ну, что ж… Все когда-то случается впервые!..
Хромой резко встал и двинулся к лагерю. Облако-дракон вновь приняла форму кроткой овечки. Только вот теперь в глазах пушистого существа то и дело вспыхивали молнии.
– Ну, что, поехал я, Гриф. – 3емлерой, чуть помявшись, все-таки обнял меня. Борода гнома щекотала живот даже через плащ, и я неволь но улыбнулся:
– Почему ты не хочешь с нами, гноме?
– Нечего мне в Степи делать! – фыркнул коротышка. – Его брат, – он кивнул в сторону кобольда, – с удовольствием сделает из меня фаршированного яблоками гнома!
Я заливисто рассмеялся и, хлопнув гнома по плечу, спросил:
– Куда ты теперь?
– Как – куда? – удивился 3емлерой. – Обратно в Тчар, конечно! Старина Стопол без меня разорится! – он хохотнул, довольный собственной шуткой.
– Твоя правда, – хмыкнул я. – Он уже, наверное, локти кусает – не знает, куда ты делся!
– Конечно. Ладно, Гриф, время – деньги. 3емлерой, кряхтя, забрался на спину подаренной Гронкяйром лошади и, одарив нас взглядом сверху вниз, словно нехотя бросил:
– Ну, и тебе до встречи, порося!
Степняк покраснел от злости и угрожающе зарычал.
– Не попадайся мне на охоте. – 3лость, собранная в этот момент на морде Свэна, похоже, нисколько не испугала гнома. – А то тебя от дикого кабанчика не сразу и отличишь! Лады… – Он по-простецки дал кляче шенкеля. – Пошла, родная!– Лошадь послушно рванула с места, и гном, смешно подпрыгивая в седле, начал стремительно удаляться, оставляя нас с кобольдом в гордом одиночестве.
– Что, уже уехал? – Из зарослей вышел, покачиваясь, Ламер. – Вот же поспешный гном! Я так с ним и не попрощался!
– Ничего, – ободрил его я. – Пошли лучше с нами прощаться. Где там наши мерины?
– Идите за мной, – сказал Гронкяйр и, развернувшись на каблуках, пошел к конюшням. Льют! – Грязный и зачуханный пацаненок лет тринадцати от громогласного голоса хозяина втянул голову в плечи. – Где те два великолепных мерина, которых старый Матт привез из города?
– Сейчас, сейчас, мастер Гронкяйр, – бросил малыш на ходу. – Сейчас все будет!
Я даже не успел мысленно сосчитать до десяти, а Льют уже выводил под уздцы серого в яблоках мерина и… Кержа?!
Мой старый знакомец тоже заметил меня. В глазах его мигнул было огонек радости, но льды холодного презрения тут же растворили его в себе. Керж злился на меня. И я даже знал, за что. Ну-ка, где моя морковка…
К сожалению, оранжевого овоща в кармане не оказалось. Пришлось надеяться только на свою неотразимость…
– Керж! Как я рад тебя видеть!– Тролль ошарашено вылупился на меня, но объяснять ему что-то я не мог, потому что был полностью занят окучиванием мерина.
Конь смотрел на меня все так же презрительно.
– Ну, хочешь, как приедем домой, я тебе куплю морковку?
Он молчал.
– Две?
Молчание.
– Пять?
В глазах появился интерес.
– Десять?
Керж довольно заржал и прижался ко мне мордой. У-у-у, продажная скотина!..
– Почему ты назвал его Кержем? – наконец, спросил тролль.
– Потому что это мой конь, – ответил я. Мне нужно было срочно его пристроить в хорошие руки на пару месяцев, вот я и продал его старику. А тут он так вовремя нашелся!
– Ух-ты! – удивился Ламер. – Какое удачное совпадение, что именно Матт купил твоего… Кержа!
– Пожалуй. – Ужасно захотелось броситься Гронкяйру на шею, расцеловать в обе щеки, не забывая благодарить за находку верного скакуна, но я твердо держался.
– Ладно, Ламер, поехали мы! – Я пожал огромную лапищу тролля. Она оказалось мозолистой и грязной, словно Гронкяйр всю ночь что-то копал. Было немного противно, но стоило мне вспомнить, что он приютил нас под крышей своего замка, как ладонь моя еще сильнее сжала ладонь тролля. Ламер, если я не ошибаюсь, что-то тихо пробормотал, наверняка в мой адрес, но я сделал вид, что ничего не услышал!
Надеюсь, еще увидимся!
– Я тоже надеюсь, – ухмыльнулся Гронкяйр. – Береги себя!
– Обязательно!
Я кое-как забрался в седло и, по гладив любимца – Кержа по загривку, взялся за узду.
– Свэн, ну где ты?
– Да здесь я, мастер Гриф!– кобольд подошел к своему мерину. Со вчерашнего разговора выражение его рыла не менялось: такое же удивленное, жалобное – этакий деревенский мальчик-простак, обманутый городским «дядькой». Ну, да лучше уж коротать дорогу с ним, чем в одиночку.
Степняк тем временем уже залез на коня. Тут же выяснилось, что ездить верхом он не умеет: обхватив мерина за шею, свин болтался в седле, словно груша на тоненькой ветке. Конь под ним презрительно фыркал и постоянно косился на Кержа, завидуя: твой хоть умеет, да и легкий к тому же! Мой скакун гордо вскинул голову.
Почему-то на ум пришла фраза Стопола «Каждому свой контингент!»…
Замок Ламера еще виднелся вдали, когда перед нами предстали горы пепла, обожженные трупы, стаи воронья – Выселки во всей своей нынешней красе.
Мы невольно остановили коней. В сердце неприятно клюнуло, будто это по моей вине случилась резня. Я заставил сентиментальность убраться, однако та не ушла совсем, то и дело напоминая о себе короткими уколами.
Отвратительно, когда солдаты убивают женщин и детей. Ладно хотя бы стариков – им все равно умирать скоро. И все равно – не понял бы…
Воронье кружилось над огромным пепелищем, разрывая окрестности громкими «Кар-р-р!).
Неужели это все сделали люди? Те, кто якобы одарен чудесным даром человечности и любви, тем не менее могут убивать женщин! Детей!
Не хочу быть человеком. Лучше уж гадюкой, кусающей из-за угла, но более честной, потому что от змей никто и не ждет добра!
Я покосился на Свэна: он стоял, пустыми глазами глядя на два лежащих рядом тела. Одно было чуть больше, другое – поменьше. Будто бы мать прижимала к себе дочь или сына.
И тут я заметил на земле камень. Вроде бы обычный булыжник – гладкий, плоский – но он горел!
Я с трепетом и благоговением вперился взглядом в чудесный камень, неотрывно следя за движениями иссиня-красного огня.
Магического.
– У меня на родине, – неожиданно заговорил Свэн глухим, низким голосом, – тела умерших сжигают. Мы верим, что душа может обрести покои, только развеявшись вместе с пеплом.
– А у нас людей обычно не жгут, – как-то просто, даже обыденно сказал я. – Особенно короли… Не жгут, сволочи…
Не говоря больше ни слова, я при шпорил Кержа. Конь обиженно заржал, но противиться не решился – послушно затрусил прочь от гигантского погребального костра.
Вот и первая половина пути за статуэткой осталась позади, как и 3емлерой, добродушный тролль рыцарь Ламер, сгоревшие Выселки. С неба ярко светило полуденное солнце, а впереди нас ждали Хейстримовы горы, огры, великаны, святилища и… драконы.
Несколько дней были потеряны зря, а потому я решил не пренебрегать даже самыми дерзкими и невозможными путями.
[6]
– Все! – гном сбросил с плеча ненавистную сумку и улегся прямо посреди дороги. – Либо ты тащишь сумки, либо мы отсюда никуда не уйдем!
Кляча оторопело вылупилась на коротышку, ожидая, что сказанное окажется всего лишь очередной едкой шуткой, но подгорный житель и бровью не повел.
Впору было начинать беспокоиться: умирать лошадь не хотела, а тащить на себе дорожные талмуды смерти подобно. Вот уже и не из чего выбирать!
– Все! с этой минуты! ни капли! ни кусочка! снова закудахтал гном. – Лучше умереть! чем позор!
Больше ничего интересного в бородатую голову 3емлероя не пришло, и на долгие два часа, за которые нескупое до жары солнце поднялось в самый зенит, ни гном, ни уж тем более кляча не сказали ни слова.
Пот лил с обоих градом, задница гнома на прогретой земле медленно поджаривалась, но подгорный житель терпел, сжимая зубы и от нечего делать раздирая мозоли в кровь.
Наконец он не выдержал.
– У, скотина! – 3емлерой, не отрывая полного ненависти взгляда от осоловевшей на жаре лошади, запустил руку в мешок. – Только из-за тебя! – ладонь гнома, сжимая в себе кусок утреннего недоеденного мяса, вылезла наружу. Правда, долго оно там не задержалось: миг – и деликатес исчез в зеве раскрытого землеройского рта.
Умей кляча говорить, ее крик услышал бы даже оглохший суфский часовщик, сидящий в Часовне и следящий за тем, чтобы часовая стрелка не обгоняла минутную.
– Иго-го! – заржала кляча, укоризненно гляди на гнома, отчаянно жующего мясцо.
– Чего – «ого»? – воскликнул он зло. – Я из-за тебя и так похудел на сколько! – в качестве примера 3емлерой оттянул поясной ремень. По крайне мере, попытался это сделать: тот сидел слишком плотно, чуть ли не впиваясь в толстое гномье брюхо.
– Хотя зачем тебе мои беды? – гном поспешно сменил тему. – Еды уже почти не осталось, до 3рега мы без нее вряд ли дотянем. Тебе хорошо: щипай вон травку у дороги, дура, да ногу свою залечивай! Набирайся сил – сейчас мешки потащишь!
Кляча протестующе мотнула головой, но за траву взялась с большим удовольствием: неожиданно простая идея гнома оказалась для нее новой и очень важной. А нога… потащит, бородатый, ничего с ним не станется!
Мысленно все расписав, лошадь принялась за траву, представляя попутно, какого цвета будет лицо у гнома, какими словами он будет ее крыть и сколько времени ей понадобится трепать травку, прежде чем толстяк не завалится на землю под тяжестью скарба да не испустит дух.
Эх, мечты-мечты…
Еще раз представив падение гнома, кобыла проглотила вкусный стебелек и подошла к жадно давящемуся последним куском мяса 3емлерою.
– Что, поела? – бросил он с набитым ртом. Я тут голодаю, а у нее, видите ли, праздник!
Кляча ткнулась мордой в плечо, едва не повалив гнома на землю.
– Аккуратней, тупица! – прикрикнул на нее коротышка. – Ты что, меня сожрать вздумала?
Лошадь словно не слышала его. Уцепившись зубами за плечо гномьей куртки, она пялилась полубезумными глазами в пыль дороги, клубящуюся в полумиле к востоку.