Страница:
Борис Руденко
Тайфун приходит с востока
* * *
Игнатьев проснулся от щемящего чувства тоски и несколько минут лежал с закрытыми глазами, снова и снова переживая увиденный сон. Этот сон повторялся все последние четыре года примерно раз в три-четыре месяца. Сюжет всегда оставался неизменным, сопровождаясь лишь небольшими вариациями. Ему снилось, что они встретились с Жанной. Случайно, на улице, словно едва знакомые, абсолютно далекие друг от друга люди. За ее вежливостью было лишь равнодушие, а он, напялив в ответ ту же равнодушную маску, скрывал за ней боль. Они говорили о чем-то незначащем, навсегда оставшемся в прошлом и уже полузабытом; ему хотелось спросить ее совсем о другом, но он не смел, оттого что предвидел, каким будет ответ. Потом она уходила, небрежно попрощавшись, а он смотрел ей вслед, точно зная, что это навсегда…
Сон закончился, но тоска теперь останется с ним до конца дня, постепенно затихая, вытесняясь реальностью в отдаленные уголки памяти, чтобы вновь вырваться оттуда в положенный час, когда уснувший мозг утратит контроль над подсознанием.
Игнатьев отбросил одеяло и одним движением поднялся, стряхивая остатки дремоты. Утро оказалось серым – совершенно под стать настроению. Порывистый ветер бросал в стекло дождевые капли, в комнате было сумрачно и неуютно. После секундного колебания Игнатьев поддался слабости отказаться сегодня от привычного комплекса утренних гимнастических процедур. Только вяло помахал руками, потом поставил на плиту чайник и забрался под душ. Плескался он довольно долго: вода в чайнике успела выкипеть наполовину, заполнив кухню влажным теплом. Впрочем, оставшейся вполне хватило на кружку кофе.
Он успел сделать всего пару глотков, когда в дверь позвонили. Потом, после совсем короткого перерыва, еще раз. Игнатьев поперхнулся, направился было к двери, но обнаружил, что до сих пор из одежды на нем всего лишь трусы. Пока он искал и натягивал спортивный костюм, звонок звенел почти не переставая, а Игнатьев ругался все громче. Сегодня он никого не ждал и скорее по привычке, чем из реального ощущения опасности, положил на столик рядом с входной дверью короткую тяжелую дубинку.
Тусклый свет на лестничной площадке не позволял разглядеть через глазок лица гостя, и Игнатьев грубовато спросил:
– Кто?
– Сергей! Открой, пожалуйста!
К сожалению, он узнал голос секундой позже, чем распахнул дверь, иначе бы этого, скорее всего, не сделал. Это был Малецкий.
– Ты?
– Я. Здравствуй. Можно мне войти?
– Что тебе нужно?
– Ты разрешишь мне войти?
Игнатьев медленно посторонился. Не отступил назад, а просто повернулся на пол-оборота, так, что гость вынужден был протискиваться боком, вплотную к нему, глаза в глаза. Вошел, и бросил мокрый зонт на столик, поверх дубинки, даже ее не заметив.
– Проходи на кухню, – сказал Игнатьев, захлопывая дверь.
Он понял, что должен побороть всплеск неприязни. Довольно глупо показывать ее сопернику, безоговорочно победившему четыре года назад. Помешал сон: кабы не этот сон, Игнатьев бы справился со своими чувствами быстрее. Но какого черта Малецкому здесь надо!
– Понимаю, ты удивлен, – торопливо начал Малецкий, даже не успев сесть на стул. – Я бы сам на твоем месте удивился.
Он нервно хохотнул и тут же смолк, словно испугавшись своего смешка.
– Боже мой, о чем я говорю! Извини. Сядь, ради бога. Ты можешь сесть?
– Зачем. Ты. Ко мне. Пришел? – отделяя слово от слова, произнес Игнатьев.
– Мне нужна твоя помощь, – ответил Малецкий, и теперь уже рассмеялся Игнатьев.
– Не смейся, – жалобно попросил Малецкий, и сам этот тон для него был настолько неожиданным, что Игнатьев умолк.
– Ты можешь говорить что хочешь, ты можешь поступить как угодно, но сначала выслушай.
Игнатьев взял стул, сел за стол напротив.
– Говори.
– Жанна в опасности. Мы все попали в большую беду, – Малецкий быстро взглянул на Игнатьева, но тот оставался совершенно спокойным. – Ты меня слышишь?
– Я тебя слушаю, – равнодушный тон Игнатьева, видимо, неприятно поразил Малецкого, что немедленно отразилось на его лице.
– Да, – печально сказал он. – Наверное, я пришел к тебе напрасно. Но все равно я расскажу. У меня случился очень неприятный конфликт на почве бизнеса. Это не банальный наезд, те времена давно минули, теперь все намного серьезнее. Ты знаешь, что у нас в Морском происходит?
– Нет.
– Как? – поразился Малецкий. – Ты что, газет не читаешь? Телевидение не смотришь?
– Я сказал: нет.
– Ну хорошо… Власть у нас в Морском теперь странная. То есть, не то что странная – бандитская. И в переносном смысле, и в прямом. Криминал, победивший в отдельно взятом городе. Полгода назад народ, полностью охренев, взял да избрал мэром Гену Бычка. Ты помнишь Бычка? Бочкарева?
– Это который авторынок держал? – тут Игнатьев по-настоящему удивился. – Но он ведь действительно бандит. Вы что, там все с ума посходили?
– А вы?! – выкрикнул Малецкий. – Это у вас, столичных жителей, нужно спросить в первую очередь, как такое стало возможным!
– Тихо, тихо, – поднял ладонь Игнатьев. – Я столичным стал всего четыре года назад, как тебе известно.
– Извини… – Малецкий тут же увял, сгорбился, опустил голову.
– У меня в городе был неплохой бизнес, я крепко стоял на ногах…
– Это я знаю, – в тоне Игнатьева нечаянно проскользнула горечь пополам со злостью, и Малецкий вновь вскинулся.
– Не нужно меня ни в чем обвинять! Я вел себя абсолютно честно по отношению к тебе. Я мог дать Жанне все… почти все. И я это сделал. Это был ее выбор!
– Ты не отвлекайся, – неожиданно для самого себя мирно предложил Игнатьев. – А то мы так никогда не закончим. Значит, ты крепко стоял на ногах. Что дальше?
– А дальше то, что шестерки Бычка захотели отнять у меня мое дело. Знаешь, что такое «недружественное присоединение»? Это сейчас очень популярно. Приходят братки с липовым или купленным постановлением суда о фальшивом банкротстве. Вышвыривают тебя за ворота и садятся на твое место. Пока ты ахаешь и бегаешь в поисках правды, все стрелки переводят на себя или просто банкротят предприятие – но уже по-настоящему. Но со мной все получилось не так просто. Мой бизнес – не ларек на базаре, из которого можно выгнать или спалить. И даже не фабрика по производству чего бы то ни было. Из офиса, конечно, меня выгнать можно, но толку-то! Контракты, партнеры, связи – вот что главное. Нет меня – и ничего нет, ты понимаешь?
– Приблизительно, – сказал Игнатьев. – Но, думаю, это неважно.
– Да, – кивнул Малецкий. – Сейчас уже не важно! Пусть! Но все равно я доскажу. Они потребовали, чтобы я добровольно, своими руками, за жалкие копейки отдал им все, что создавал эти годы!
– Зачем?
Малецкий опустил голову.
– Я и сам не понимаю, – тихо сказал он. – Мой бизнес сугубо легальный. У меня не было собственных сейнеров и траулеров. Я – посредник в цепочке поставок экзотических морепродуктов. Но посредник ключевой. Без меня поставщик не доберется до места реализации. Я выстраивал эту цепочку не один год, потратил массу сил и бабок. Скромный бизнес, скромные объемы, но он кормил меня и всех, кто имел к нему отношение. Бычок решил у меня его забрать. Зачем? Не знаю! Но он меня недооценил. Я сразу просчитал ситуацию и принял меры, едва только раздался первый звоночек. Активы перевел за кордон, параллельную фирму открыл на Окинаве – партнеры помогли. Нашел покупателя на дом… ты помнишь, какой у меня дом? Ах да, ты же его не видел… Дом, признаться, было жалко больше всего. Знал бы ты, как я его строил… Сотрудников отправил с премией в оплачиваемый отпуск и предупредил, что возвращаться пока не стоит… Все было на мази, я смеялся про себя, представляя рожу Бычка, когда он узнает, что произошло. Мне оставались только какие-то последние мелочи. И тут все покатилось… Какая-то сука, какая-то подлая тварь меня продала. Я почти точно знаю, кто это был, да только теперь это неважно. На меня немедленно объявили охоту. Мне пришлось бежать.
– Не понимаю, – признался Игнатьев. – Ты убежал – фирма умерла. Чего им еще надо?
– Фирма существует! – воскликнул Малецкий. – Убить фирму намного сложнее, чем ее владельца. Но без меня ее как бы и нет. По правде говоря, фирма – слишком сильно сказано. У меня постоянный штат был всего шесть человек – просто технические работники. Я законсервировал все операции, предупредил партнеров о временном прекращении поставок. Новых людей я могу хоть сейчас с улицы набрать. Лишь бы читать-писать умели. Сейчас как бы каникулы. Конечно, такое не может продолжаться долго, но, короче, порушить фирму, когда рядом нет ее хозяина, нельзя. А хозяин-то убежал! Когда все уладится, я просто перееду в другой город и мгновенно восстановлю свой бизнес.
– А Жанна?
– Я успел их спрятать в одном месте. В самый последний момент.
– Кого их? – спросил Игнатьев.
– Ты что, не знаешь? – Малецкий изумленно взглянул на него и тут же отвел глаза. – Жанну и Дашку – нашу дочку. Ей скоро четыре года будет. Значит, за все это время ты ни разу… Никогда бы не подумал!
– Продолжай!
– В общем, мне удалось скрыться. Как – это другая история, не в ней дело. Жанна с Дашкой остались в Морском, мы регулярно перезванивались, я искал случая, чтобы их вывезти. Не думай, я спрятал их в надежном месте, в деревне недалеко от города. Нужно было переждать некоторое время, их искали ублюдки Бычка. Но два дня назад ее мобильник не ответил и молчит до сих пор. Я не знаю, что произошло. Я попытался выяснить через одного человека – единственного, кому я еще доверяю в Морском, но ему ничего не удалось узнать. Жанна и Дашка просто исчезли.
– Что Бычку нужно от Жанны? – спросил Игнатьев. – Она-то тут при чем?
– Как ты не понимаешь! – воскликнул Малецкий. – Моя семья – это идеальные заложники! Если они захватят их, я вынужден буду принять любые условия!
– Я не понимаю другого, – сказал Игнатьев. – Какие проблемы могут быть у тебя, крутого бизнесмена? Найми десяток частных детективов. Два, три десятка! Неужели они не смогут их найти и вывезти? Ментов найми, в конце концов, из того же Морского. Понимаю, они нынче ходят под Бычком, они продажные – так это и хорошо! Купи их, заплати больше – и все дела. Ко мне-то ты зачем пришел?
– Да, да, – затряс головой Малецкий. – «Найми», «купи» – думаешь, я и без тебя не догадался бы? Но все не так просто. Во-первых, против Бычка никто сейчас не пойдет. Ни бандиты, ни милиция. Он в городе хозяин. К тому же у меня просто нет денег.
Брови Игнатьева поползли вверх.
– Что?
– У меня нет денег! – с силой повторил Малецкий. – Я страховался, я допускал, что меня могут банально схватить на улице и попытаться выколотить деньги. Менты или бандиты – без разницы. И тогда я перевел счета на Жанну. Все бумаги остались у нее. Впрочем, она без меня тоже не сможет ничего сделать…
– Чего же ты хочешь?
– Я хочу, чтобы ты спас мою семью. Я знаю, что могу на тебя надеяться, я знаю, как ты относился к Жанне…
– Заткнись! – тихо и грозно сказал Игнатьев. – Ты ни черта не знаешь! И если ты произнесешь еще что-нибудь подобное, то вылетишь отсюда даже не через дверь!
– Хорошо. Прости. Я думал…
– Я прекрасно понимаю, о чем ты думал. Ты хочешь, чтобы я вернул твои деньги. Твои поганые бабки. Ну, если повезет, то заодно и супругу с дочкой.
– Ты не имеешь права так говорить!
– Разве? – удивился Игнатьев. – Так, значит, тебе не нужны деньги?
Малецкий с усилием сглотнул, отвернулся к окну и сказал после паузы:
– Я хочу, чтобы ты спас мою семью. Я заплачу тебе…
– За Жанну?
– Конечно, ты можешь меня сейчас унижать. Пожалуйста, сколько угодно. Я буду терпеть, я все вытерплю. Я готов на все. Мне нужно только, чтобы с моей семьей ничего не случилось. Ты сможешь это сделать. Пойми, им просто не на кого больше надеяться.
Игнатьев видел, каких усилий стоит Малецкому сдерживаться, и подумал, что тот, вероятно, никогда не простит Игнатьеву сегодняшнего унижения. Он встал, сделал два шага к мойке, без нужды громыхнул ложками в подставке и вернулся на место.
– Да, я это сделаю, – произнес Игнатьев. – Не из-за твоих денег. И даже не из-за Жанны, на что ты, как я понимаю, особенно надеялся. И даже не ради твоего ребенка, которого я ни разу в жизни не видел. Нет. Знаешь, из-за кого? Из-за Бычка. Не нравится мне, когда бычки жируют. Хотя с этим, наверное, уже ничего не поделаешь, проехали. Но хоть немного оттянусь.
– Мне все равно, – быстро сказал Малецкий. – Из-за Бычка, из-за черта, дьявола, кого угодно. Я отдам тебе все, что у меня сейчас есть. Вот… вот…
Он выхватил бумажник и принялся выбрасывать на стол купюры. Тысяч на шесть зеленых, прикинул Игнатьев. Не считая, он сгреб деньги. Ему показалось, что на лице Малецкого мелькнуло нечто вроде усмешки. Игнатьев застыл и мрачно уставился ему в глаза.
– Чему ты улыбаешься? – спросил он голосом, не обещающим ничего хорошего. – Может быть, ты решил, что сумел меня купить? Не заблуждайся.
– Я и не думал ничего подобного! – запротестовал Малецкий. – Просто тебе понадобятся там деньги.
– Вот именно, – сказал Игнатьев. – Потому что лишних у меня нет. Не беспокойся, остаток верну полностью. Теперь давай, рассказывай по делу, что и как там…
Перекошенная временем дверь в тамбур поддалась лишь со второго рывка, зато вторая, внутренняя, открылась совсем легко. Из окошка хорошо просматривалась дорога, на которой, как предполагал Кравченко, должен был появиться Соловьев. Придвинув к окну колченогий стул, Кравченко приготовился смотреть и ждать: до назначенной встречи оставалось еще полчаса.
Он увидел Соловьева, когда тот вышел из кустарника, языком подступавшего к океанскому берегу. Следуя инструкциям Кравченко, Соловьев добирался сюда на автобусе, а последние полтора километра топал пешком. Теперь ему оставалось совершить несколько виражей мимо траншей для отходов рыболовного производства. Эти траншеи откопали несколько лет назад ради защиты экологии, строго-настрого приказав капитанам сейнеров сваливать дерьмо и всякую гниль, накопившуюся в рейсе, именно сюда, а не в открытое море. Капитаны отдали под козырек, но выполнять приказ не собирались: ходить несколько месяцев подряд на судне, копящем зловонные отходы и все более пропитывающемся этим запахом, команды бы им не позволили. Взбунтовались бы и повесили на бушприте, за отсутствием нок-реи. А потом количество заходов сейнеров на этот причал сильно сократилось. Промысловики предпочитали сбывать добычу в японских или корейских портах, а то, что привозили для отвода глаз на родину, в помойных ямах не нуждалось, умещаясь в нескольких компактных и чистеньких контейнерах.
Но не в траншеях дело. Плохо то, что в течение нескольких минут Соловьев оставался открытым всем ветрам и возможным соглядатаям, особенно со стороны основной подъездной дороги. Кравченко с досадой на себя передернул плечами. Тут он явно недодумал.
Сообщая о появлении Соловьева, двери бытовки дважды скрипнули и хлопнули. Кравченко подумал, что в гражданском облачении Соловьев выглядит довольно непривычно. К тому же замечательный желтый галстук к общему помойному антуражу места встречи вовсе не шел. Оглядев бытовку, Соловьев это почувствовал и печально скривился. Интересно, на кой черт он надел этот галстук?
– Здорово, – сказал Кравченко. – Как доехал?
– Да нормально, как видишь, – недовольно ответил Соловьев. – Слушай, Кравченко, а к чему вообще такая конспирация? Маскарад этот… Что, кроме этой халупы, негде было встретиться?
– Есть на то причины. Одна из них та, что ты должен был посмотреть на этот причал. Но о деталях – чуть позже.
– Ладно, – пожал плечами Соловьев. – Так о чем разговор?
– Основной вопрос звучит так, – сказал Кравченко. – Если ты будешь точно знать о времени и месте появления судна-нарушителя, можно ли организовать его задержание без лишнего шума?
– Что значит без шума? – удивился Соловьев. – На веслах? Под парусом?
– Это значит, с момента получения информации о нарушителе до самого задержания никто ничего знать не должен. Кроме тех, естественно, кто будет находиться на борту, – терпеливо объяснил Кравченко. – Но самое главное, выходить нужно будет точно в момент ее получения.
Соловьев пошарил в карманах и достал пачку сигарет, хотел вытянуть одну, но остановился и задумался.
– Практически невозможно, – заявил он спустя минуту. – Кто же меня выпустит в море без приказа? Ты знаешь, кстати, сколько в отряде солярки осталось? На плановое патрулирование едва хватает. Пусть твое начальство договаривается со штабом, согласует… Только так, я полагаю.
– Так не получится, майор, – Кравченко печально подвигал нижней челюстью. – Согласовывали уже, и не раз. Результаты тебе известны. Где-то постоянно идет мощная утечка. У нас или в вашем штабе – я не знаю. Возможно, и там и там. Но речь сейчас не о том. Предателей сегодня везде хватает, искать их – времени нет, а вопрос, если придется, решать нужно будет очень быстро.
– Тут надо серьезно думать…
– Конечно надо, если есть чем, – проговорил Кравченко с очевидным нетерпением, но Соловьев не обиделся.
– А на чем же мы фуражки носим? – удивился он. – Этим самым и подумаем… Сложно это, честно говорю!
– А что не сложно? – откровенно разозлился Кравченко. – Сидеть и смотреть? В носу пальцем крутить, когда кругом отморозки командуют? Помнишь, когда два года назад дом в вашем городке взорвали? Неужели не догадываешься, кто и почему? И до сих пор ищут, кто это сделал. Ты хочешь их поймать или нет? Если нет, тогда сиди… в фуражке, товарищ офицер.
– В том-то и дело, что офицер, – грустно сказал Соловьев. – Флот, Кравченко, не твоя милиция, он на дисциплине держится. Хочу или не хочу – таких слов в уставе нет. Если бы ты объяснил понятнее…
– Не могу я сейчас объяснять, майор, ты уж извини. Все и так на волоске висит. Но очень надо, поверь, – сказал Кравченко. – Я же тебе в прошлые разы не тухлую информацию сливал. Брал ты тех, на кого я тебя ориентировал? Брал или нет?
– Ну, – интонационно подтвердил Соловьев. Немного подумал и решил, что нужно обидеться. – А ты знаешь, сколько я за ними гонялся? В твоей информации координат ведь не было!
– Извини, – развел руками Кравченко. – Координатам меня не учили. У нас, ментов, не та квалификация. Зато сейчас я тебя привел прямо на то самое место, где жду приключений. Запоминай на здоровье.
– Я с тобой займусь координатами, если желаешь, – предложил Соловьев. – Ладно, рассказывай дальше.
– Короче говоря, сигнал получишь непосредственно от меня. Или через человека, которого я пришлю. Это на случай, если меня грохнут без предупреждения.
– Хороши у тебя шутки, – покрутил головой Соловьев.
– Шутки, – признал Кравченко. – Но все же не совсем. В наше время всякое может случиться. Но учти: если придет сигнал, времени на раскачку уже не останется…
– Тогда я должен знать, в чем дело, – твердо сказал Соловьев. – Хотя бы в общих чертах.
Кравченко встал, сделал два шага к окну, снова вернулся и сел на место.
– Я тебе доверяю, поверь. Иначе бы не обратился. Ты ведь едва ли не последний остался, кто мзды не берет.
– Не заблуждайся, – грустновато усмехнулся Соловьев. – Мне тоже семью кормить чем-то надо. И офицеров своих…
– Но душу ты ведь продавать не станешь?
– Не стану, – согласился Соловьев. – А что ты имеешь в виду?
– Например, предложат тебе наркоту за большое лавэ мимо пропустить. Пропустишь?
– Нет, – сказал Соловьев. – Этого не дождутся.
– Это я и хотел от тебя услышать, майор.
– Ладно, ладно, – отмахнулся Соловьев. – Только пора бы уже тебе запомнить, Кравченко: не майор я, а капитан третьего ранга, моряк. Все-таки ты всю жизнь рядом с океаном живешь.
– Тогда еще раз извини! Привычка. Я не морской орел, а обычная сухопутная крыса.
Кравченко подошел к окну, оглядел окрестности. Смутное беспокойство шевелилось в душе последние десять минут, и он пытался понять, в чем его причина.
– Все, товарищ капитан третьего ранга, будем расходиться, – решил Кравченко. – Ты идешь первым, я контролирую. Не нужно, чтобы нас вместе видели.
– Просто кино какое-то, – пробурчал Соловьев. – Ну, давай, Кравченко, поиграем в твои милицейские игры.
Кравченко еще раз посмотрел в мутное, засиженное мухами оконное стекло и увидел, что кино кончилось, играть не придется. В смысле – уже не до игр. Вымахнув из-за пригорка, к старому колхозному причалу на большой скорости мчались две машины. Кравченко не сомневался в том, кто и зачем сюда катит. Все-таки за Соловьевым следили. Теперь же, доложившись хозяину и получив приказ, начали действовать. Каковы были их намерения, Кравченко гадать не собирался. Может, они решили выяснить, с кем встречается командир сторожевика «Зоркий» – самого удачливого судна в погранотряде, а может, просто завалить его вместе с визави и решить проблему полностью и окончательно. Дверь бытовки пока находилась вне поля зрения вновь прибывающих. Ненадолго.
– Выследили они тебя все-таки, – сказал Кравченко. – Иван! Быстро за мной!
Они выскочили из домика и перебежали за кучу мусора.
– Давай дуй к тому сараю, там стоит моя машина, – Кравченко достал из кармана и сунул Соловьеву ключи. – Заводи и подгоняй вплотную к забору. Вперед! Чего ты тянешь?!
Машины остановились у траншей. Выскочившие из них люди (Кравченко насчитал шестерых) бросились вперед, не особо разбирая дороги. Они понимали, что их уже заметили, и очень торопились. Кравченко выхватил «макаров» и три раза подряд бабахнул, целясь в кучу железного лома на краю пустыря. Грохот выстрелов и возмущенный звон раненого железа прервал атаку. Нападавшие затормозили и резво попрыгали в траншеи, на что Кравченко и рассчитывал. Не теряя времени, он помчался к забору, за которым уже урчала мотором подогнанная машина.
За спиной он услышал хлопки выстрелов, но не озаботился: нападавшие стреляли в белый свет, как в копеечку. Еще через несколько секунд он захлопнул дверцу, и машина тут же прыгнула вперед, унося их от неприятностей.
– Ну, теперь взлетим, – насмешливо произнес сосед Игнатьева. – Большие люди наконец загрузились.
– А кто это?
– Большие люди, я же говорю, – повторил попутчик. – Московская комиссия. Летят к нам порядок наводить.
Игнатьев заинтересованно поднял брови. Информированность попутчика была достойна удивления.
– Вы-то откуда знаете? – спросил он.
Попутчик довольно засмеялся.
– В бизнесе главное – информация. Я еще неделю назад знал, что готовятся какие-то разборки.
– И по какому поводу?
– Что?
– По какому поводу разборки?
– Боже мой, да повод всегда найдется. Нужно же показать, что работа кипит, все при деле. Что пятнадцать лет назад, что сейчас, – все одно и то же. Ничего не изменилось.
– Ну и как? Наведут порядок?
Попутчик развеселился еще больше.
– Да ты что! Знаешь, как наша территория называется? Край. Потому что с самого краю. Дальше – ничего нет, один океан. И до Москвы очень далеко. Приедут, руками поводят, водки с местным начальством попьют, закусят крабами – и назад. Раньше хоть снять могли, шею намылить. А сейчас – нельзя. У нас Конституция, демократия. Не то что губернатора или мэра – сельского главу тронуть нельзя. Сиди себе, спокойно делай свои дела и не дергайся.
– Ты, однако, оптимист, – сделал вывод Игнатьев.
– Я – реалист. И вообще, мне плевать на эти игры. Главное, чтобы меня не трогали… А ты к нам тоже в командировку? По коммерческой части?
– Именно так, – подтвердил Игнатьев. – Есть кое-какие деловые вопросы.
Сосед что-то хотел сказать еще, но заревели двигатели и самолет начал самостоятельное движение на взлетную полосу. Сосед туго затянул ремень безопасности и отвернулся к иллюминатору. Игнатьев понял, что он волнуется. Самому Игнатьеву тоже никогда не нравились ни взлет, ни посадка. Но в его жизни их состоялось так много, что он научился оставаться равнодушным. Разговор с попутчиком возобновился лишь после того, как лайнер благополучно набрал полетную высоту и пассажирам было разрешено расслабиться в рамках установленных правил.
– Кстати, насчет промтоваров могу посодействовать, – сказал сосед, к которому полностью вернулось хорошее настроение. – Отличный китайский трикотаж – чистый хлопок, ширпотреб разный. У меня солидная фирма, связи налажены, – попутчик протянул ему визитную карточку. – Мой офис в центре города, отыскать легко. Соберетесь – звоните, заходите. Как говорится, милости просим.
Сон закончился, но тоска теперь останется с ним до конца дня, постепенно затихая, вытесняясь реальностью в отдаленные уголки памяти, чтобы вновь вырваться оттуда в положенный час, когда уснувший мозг утратит контроль над подсознанием.
Игнатьев отбросил одеяло и одним движением поднялся, стряхивая остатки дремоты. Утро оказалось серым – совершенно под стать настроению. Порывистый ветер бросал в стекло дождевые капли, в комнате было сумрачно и неуютно. После секундного колебания Игнатьев поддался слабости отказаться сегодня от привычного комплекса утренних гимнастических процедур. Только вяло помахал руками, потом поставил на плиту чайник и забрался под душ. Плескался он довольно долго: вода в чайнике успела выкипеть наполовину, заполнив кухню влажным теплом. Впрочем, оставшейся вполне хватило на кружку кофе.
Он успел сделать всего пару глотков, когда в дверь позвонили. Потом, после совсем короткого перерыва, еще раз. Игнатьев поперхнулся, направился было к двери, но обнаружил, что до сих пор из одежды на нем всего лишь трусы. Пока он искал и натягивал спортивный костюм, звонок звенел почти не переставая, а Игнатьев ругался все громче. Сегодня он никого не ждал и скорее по привычке, чем из реального ощущения опасности, положил на столик рядом с входной дверью короткую тяжелую дубинку.
Тусклый свет на лестничной площадке не позволял разглядеть через глазок лица гостя, и Игнатьев грубовато спросил:
– Кто?
– Сергей! Открой, пожалуйста!
К сожалению, он узнал голос секундой позже, чем распахнул дверь, иначе бы этого, скорее всего, не сделал. Это был Малецкий.
– Ты?
– Я. Здравствуй. Можно мне войти?
– Что тебе нужно?
– Ты разрешишь мне войти?
Игнатьев медленно посторонился. Не отступил назад, а просто повернулся на пол-оборота, так, что гость вынужден был протискиваться боком, вплотную к нему, глаза в глаза. Вошел, и бросил мокрый зонт на столик, поверх дубинки, даже ее не заметив.
– Проходи на кухню, – сказал Игнатьев, захлопывая дверь.
Он понял, что должен побороть всплеск неприязни. Довольно глупо показывать ее сопернику, безоговорочно победившему четыре года назад. Помешал сон: кабы не этот сон, Игнатьев бы справился со своими чувствами быстрее. Но какого черта Малецкому здесь надо!
– Понимаю, ты удивлен, – торопливо начал Малецкий, даже не успев сесть на стул. – Я бы сам на твоем месте удивился.
Он нервно хохотнул и тут же смолк, словно испугавшись своего смешка.
– Боже мой, о чем я говорю! Извини. Сядь, ради бога. Ты можешь сесть?
– Зачем. Ты. Ко мне. Пришел? – отделяя слово от слова, произнес Игнатьев.
– Мне нужна твоя помощь, – ответил Малецкий, и теперь уже рассмеялся Игнатьев.
– Не смейся, – жалобно попросил Малецкий, и сам этот тон для него был настолько неожиданным, что Игнатьев умолк.
– Ты можешь говорить что хочешь, ты можешь поступить как угодно, но сначала выслушай.
Игнатьев взял стул, сел за стол напротив.
– Говори.
– Жанна в опасности. Мы все попали в большую беду, – Малецкий быстро взглянул на Игнатьева, но тот оставался совершенно спокойным. – Ты меня слышишь?
– Я тебя слушаю, – равнодушный тон Игнатьева, видимо, неприятно поразил Малецкого, что немедленно отразилось на его лице.
– Да, – печально сказал он. – Наверное, я пришел к тебе напрасно. Но все равно я расскажу. У меня случился очень неприятный конфликт на почве бизнеса. Это не банальный наезд, те времена давно минули, теперь все намного серьезнее. Ты знаешь, что у нас в Морском происходит?
– Нет.
– Как? – поразился Малецкий. – Ты что, газет не читаешь? Телевидение не смотришь?
– Я сказал: нет.
– Ну хорошо… Власть у нас в Морском теперь странная. То есть, не то что странная – бандитская. И в переносном смысле, и в прямом. Криминал, победивший в отдельно взятом городе. Полгода назад народ, полностью охренев, взял да избрал мэром Гену Бычка. Ты помнишь Бычка? Бочкарева?
– Это который авторынок держал? – тут Игнатьев по-настоящему удивился. – Но он ведь действительно бандит. Вы что, там все с ума посходили?
– А вы?! – выкрикнул Малецкий. – Это у вас, столичных жителей, нужно спросить в первую очередь, как такое стало возможным!
– Тихо, тихо, – поднял ладонь Игнатьев. – Я столичным стал всего четыре года назад, как тебе известно.
– Извини… – Малецкий тут же увял, сгорбился, опустил голову.
– У меня в городе был неплохой бизнес, я крепко стоял на ногах…
– Это я знаю, – в тоне Игнатьева нечаянно проскользнула горечь пополам со злостью, и Малецкий вновь вскинулся.
– Не нужно меня ни в чем обвинять! Я вел себя абсолютно честно по отношению к тебе. Я мог дать Жанне все… почти все. И я это сделал. Это был ее выбор!
– Ты не отвлекайся, – неожиданно для самого себя мирно предложил Игнатьев. – А то мы так никогда не закончим. Значит, ты крепко стоял на ногах. Что дальше?
– А дальше то, что шестерки Бычка захотели отнять у меня мое дело. Знаешь, что такое «недружественное присоединение»? Это сейчас очень популярно. Приходят братки с липовым или купленным постановлением суда о фальшивом банкротстве. Вышвыривают тебя за ворота и садятся на твое место. Пока ты ахаешь и бегаешь в поисках правды, все стрелки переводят на себя или просто банкротят предприятие – но уже по-настоящему. Но со мной все получилось не так просто. Мой бизнес – не ларек на базаре, из которого можно выгнать или спалить. И даже не фабрика по производству чего бы то ни было. Из офиса, конечно, меня выгнать можно, но толку-то! Контракты, партнеры, связи – вот что главное. Нет меня – и ничего нет, ты понимаешь?
– Приблизительно, – сказал Игнатьев. – Но, думаю, это неважно.
– Да, – кивнул Малецкий. – Сейчас уже не важно! Пусть! Но все равно я доскажу. Они потребовали, чтобы я добровольно, своими руками, за жалкие копейки отдал им все, что создавал эти годы!
– Зачем?
Малецкий опустил голову.
– Я и сам не понимаю, – тихо сказал он. – Мой бизнес сугубо легальный. У меня не было собственных сейнеров и траулеров. Я – посредник в цепочке поставок экзотических морепродуктов. Но посредник ключевой. Без меня поставщик не доберется до места реализации. Я выстраивал эту цепочку не один год, потратил массу сил и бабок. Скромный бизнес, скромные объемы, но он кормил меня и всех, кто имел к нему отношение. Бычок решил у меня его забрать. Зачем? Не знаю! Но он меня недооценил. Я сразу просчитал ситуацию и принял меры, едва только раздался первый звоночек. Активы перевел за кордон, параллельную фирму открыл на Окинаве – партнеры помогли. Нашел покупателя на дом… ты помнишь, какой у меня дом? Ах да, ты же его не видел… Дом, признаться, было жалко больше всего. Знал бы ты, как я его строил… Сотрудников отправил с премией в оплачиваемый отпуск и предупредил, что возвращаться пока не стоит… Все было на мази, я смеялся про себя, представляя рожу Бычка, когда он узнает, что произошло. Мне оставались только какие-то последние мелочи. И тут все покатилось… Какая-то сука, какая-то подлая тварь меня продала. Я почти точно знаю, кто это был, да только теперь это неважно. На меня немедленно объявили охоту. Мне пришлось бежать.
– Не понимаю, – признался Игнатьев. – Ты убежал – фирма умерла. Чего им еще надо?
– Фирма существует! – воскликнул Малецкий. – Убить фирму намного сложнее, чем ее владельца. Но без меня ее как бы и нет. По правде говоря, фирма – слишком сильно сказано. У меня постоянный штат был всего шесть человек – просто технические работники. Я законсервировал все операции, предупредил партнеров о временном прекращении поставок. Новых людей я могу хоть сейчас с улицы набрать. Лишь бы читать-писать умели. Сейчас как бы каникулы. Конечно, такое не может продолжаться долго, но, короче, порушить фирму, когда рядом нет ее хозяина, нельзя. А хозяин-то убежал! Когда все уладится, я просто перееду в другой город и мгновенно восстановлю свой бизнес.
– А Жанна?
– Я успел их спрятать в одном месте. В самый последний момент.
– Кого их? – спросил Игнатьев.
– Ты что, не знаешь? – Малецкий изумленно взглянул на него и тут же отвел глаза. – Жанну и Дашку – нашу дочку. Ей скоро четыре года будет. Значит, за все это время ты ни разу… Никогда бы не подумал!
– Продолжай!
– В общем, мне удалось скрыться. Как – это другая история, не в ней дело. Жанна с Дашкой остались в Морском, мы регулярно перезванивались, я искал случая, чтобы их вывезти. Не думай, я спрятал их в надежном месте, в деревне недалеко от города. Нужно было переждать некоторое время, их искали ублюдки Бычка. Но два дня назад ее мобильник не ответил и молчит до сих пор. Я не знаю, что произошло. Я попытался выяснить через одного человека – единственного, кому я еще доверяю в Морском, но ему ничего не удалось узнать. Жанна и Дашка просто исчезли.
– Что Бычку нужно от Жанны? – спросил Игнатьев. – Она-то тут при чем?
– Как ты не понимаешь! – воскликнул Малецкий. – Моя семья – это идеальные заложники! Если они захватят их, я вынужден буду принять любые условия!
– Я не понимаю другого, – сказал Игнатьев. – Какие проблемы могут быть у тебя, крутого бизнесмена? Найми десяток частных детективов. Два, три десятка! Неужели они не смогут их найти и вывезти? Ментов найми, в конце концов, из того же Морского. Понимаю, они нынче ходят под Бычком, они продажные – так это и хорошо! Купи их, заплати больше – и все дела. Ко мне-то ты зачем пришел?
– Да, да, – затряс головой Малецкий. – «Найми», «купи» – думаешь, я и без тебя не догадался бы? Но все не так просто. Во-первых, против Бычка никто сейчас не пойдет. Ни бандиты, ни милиция. Он в городе хозяин. К тому же у меня просто нет денег.
Брови Игнатьева поползли вверх.
– Что?
– У меня нет денег! – с силой повторил Малецкий. – Я страховался, я допускал, что меня могут банально схватить на улице и попытаться выколотить деньги. Менты или бандиты – без разницы. И тогда я перевел счета на Жанну. Все бумаги остались у нее. Впрочем, она без меня тоже не сможет ничего сделать…
– Чего же ты хочешь?
– Я хочу, чтобы ты спас мою семью. Я знаю, что могу на тебя надеяться, я знаю, как ты относился к Жанне…
– Заткнись! – тихо и грозно сказал Игнатьев. – Ты ни черта не знаешь! И если ты произнесешь еще что-нибудь подобное, то вылетишь отсюда даже не через дверь!
– Хорошо. Прости. Я думал…
– Я прекрасно понимаю, о чем ты думал. Ты хочешь, чтобы я вернул твои деньги. Твои поганые бабки. Ну, если повезет, то заодно и супругу с дочкой.
– Ты не имеешь права так говорить!
– Разве? – удивился Игнатьев. – Так, значит, тебе не нужны деньги?
Малецкий с усилием сглотнул, отвернулся к окну и сказал после паузы:
– Я хочу, чтобы ты спас мою семью. Я заплачу тебе…
– За Жанну?
– Конечно, ты можешь меня сейчас унижать. Пожалуйста, сколько угодно. Я буду терпеть, я все вытерплю. Я готов на все. Мне нужно только, чтобы с моей семьей ничего не случилось. Ты сможешь это сделать. Пойми, им просто не на кого больше надеяться.
Игнатьев видел, каких усилий стоит Малецкому сдерживаться, и подумал, что тот, вероятно, никогда не простит Игнатьеву сегодняшнего унижения. Он встал, сделал два шага к мойке, без нужды громыхнул ложками в подставке и вернулся на место.
– Да, я это сделаю, – произнес Игнатьев. – Не из-за твоих денег. И даже не из-за Жанны, на что ты, как я понимаю, особенно надеялся. И даже не ради твоего ребенка, которого я ни разу в жизни не видел. Нет. Знаешь, из-за кого? Из-за Бычка. Не нравится мне, когда бычки жируют. Хотя с этим, наверное, уже ничего не поделаешь, проехали. Но хоть немного оттянусь.
– Мне все равно, – быстро сказал Малецкий. – Из-за Бычка, из-за черта, дьявола, кого угодно. Я отдам тебе все, что у меня сейчас есть. Вот… вот…
Он выхватил бумажник и принялся выбрасывать на стол купюры. Тысяч на шесть зеленых, прикинул Игнатьев. Не считая, он сгреб деньги. Ему показалось, что на лице Малецкого мелькнуло нечто вроде усмешки. Игнатьев застыл и мрачно уставился ему в глаза.
– Чему ты улыбаешься? – спросил он голосом, не обещающим ничего хорошего. – Может быть, ты решил, что сумел меня купить? Не заблуждайся.
– Я и не думал ничего подобного! – запротестовал Малецкий. – Просто тебе понадобятся там деньги.
– Вот именно, – сказал Игнатьев. – Потому что лишних у меня нет. Не беспокойся, остаток верну полностью. Теперь давай, рассказывай по делу, что и как там…
* * *
Слежки за собой Кравченко пока не опасался, поэтому на встречу отправился в своей машине. Проверился, конечно, на всякий случай несколько раз, но слежки не было точно. Машину загнал задком в ветхий сарайчик без ворот недалеко от дебаркадера – со стороны не видно, пока не подойдешь вплотную, машину не обнаружишь. Последние три сотни метров Кравченко шел по открытому всем ветрам пустырю, одинокий, словно айсберг в океане. А ветер сегодня дул со стороны причалов, принося с собой густой запах рыбной гнили. По-хорошему, надо было бы осмотреть огромную кучу разбитой тары неподалеку от бытовки, где его должен был ждать Соловьев, чтобы полностью убедиться в отсутствии случайных свидетелей в виде бичей, которых нынче все чаще именовали по-столичному бомжами. Но там воняло намного сильнее, и Кравченко решил не усердствовать с бдительностью.Перекошенная временем дверь в тамбур поддалась лишь со второго рывка, зато вторая, внутренняя, открылась совсем легко. Из окошка хорошо просматривалась дорога, на которой, как предполагал Кравченко, должен был появиться Соловьев. Придвинув к окну колченогий стул, Кравченко приготовился смотреть и ждать: до назначенной встречи оставалось еще полчаса.
Он увидел Соловьева, когда тот вышел из кустарника, языком подступавшего к океанскому берегу. Следуя инструкциям Кравченко, Соловьев добирался сюда на автобусе, а последние полтора километра топал пешком. Теперь ему оставалось совершить несколько виражей мимо траншей для отходов рыболовного производства. Эти траншеи откопали несколько лет назад ради защиты экологии, строго-настрого приказав капитанам сейнеров сваливать дерьмо и всякую гниль, накопившуюся в рейсе, именно сюда, а не в открытое море. Капитаны отдали под козырек, но выполнять приказ не собирались: ходить несколько месяцев подряд на судне, копящем зловонные отходы и все более пропитывающемся этим запахом, команды бы им не позволили. Взбунтовались бы и повесили на бушприте, за отсутствием нок-реи. А потом количество заходов сейнеров на этот причал сильно сократилось. Промысловики предпочитали сбывать добычу в японских или корейских портах, а то, что привозили для отвода глаз на родину, в помойных ямах не нуждалось, умещаясь в нескольких компактных и чистеньких контейнерах.
Но не в траншеях дело. Плохо то, что в течение нескольких минут Соловьев оставался открытым всем ветрам и возможным соглядатаям, особенно со стороны основной подъездной дороги. Кравченко с досадой на себя передернул плечами. Тут он явно недодумал.
Сообщая о появлении Соловьева, двери бытовки дважды скрипнули и хлопнули. Кравченко подумал, что в гражданском облачении Соловьев выглядит довольно непривычно. К тому же замечательный желтый галстук к общему помойному антуражу места встречи вовсе не шел. Оглядев бытовку, Соловьев это почувствовал и печально скривился. Интересно, на кой черт он надел этот галстук?
– Здорово, – сказал Кравченко. – Как доехал?
– Да нормально, как видишь, – недовольно ответил Соловьев. – Слушай, Кравченко, а к чему вообще такая конспирация? Маскарад этот… Что, кроме этой халупы, негде было встретиться?
– Есть на то причины. Одна из них та, что ты должен был посмотреть на этот причал. Но о деталях – чуть позже.
– Ладно, – пожал плечами Соловьев. – Так о чем разговор?
– Основной вопрос звучит так, – сказал Кравченко. – Если ты будешь точно знать о времени и месте появления судна-нарушителя, можно ли организовать его задержание без лишнего шума?
– Что значит без шума? – удивился Соловьев. – На веслах? Под парусом?
– Это значит, с момента получения информации о нарушителе до самого задержания никто ничего знать не должен. Кроме тех, естественно, кто будет находиться на борту, – терпеливо объяснил Кравченко. – Но самое главное, выходить нужно будет точно в момент ее получения.
Соловьев пошарил в карманах и достал пачку сигарет, хотел вытянуть одну, но остановился и задумался.
– Практически невозможно, – заявил он спустя минуту. – Кто же меня выпустит в море без приказа? Ты знаешь, кстати, сколько в отряде солярки осталось? На плановое патрулирование едва хватает. Пусть твое начальство договаривается со штабом, согласует… Только так, я полагаю.
– Так не получится, майор, – Кравченко печально подвигал нижней челюстью. – Согласовывали уже, и не раз. Результаты тебе известны. Где-то постоянно идет мощная утечка. У нас или в вашем штабе – я не знаю. Возможно, и там и там. Но речь сейчас не о том. Предателей сегодня везде хватает, искать их – времени нет, а вопрос, если придется, решать нужно будет очень быстро.
– Тут надо серьезно думать…
– Конечно надо, если есть чем, – проговорил Кравченко с очевидным нетерпением, но Соловьев не обиделся.
– А на чем же мы фуражки носим? – удивился он. – Этим самым и подумаем… Сложно это, честно говорю!
– А что не сложно? – откровенно разозлился Кравченко. – Сидеть и смотреть? В носу пальцем крутить, когда кругом отморозки командуют? Помнишь, когда два года назад дом в вашем городке взорвали? Неужели не догадываешься, кто и почему? И до сих пор ищут, кто это сделал. Ты хочешь их поймать или нет? Если нет, тогда сиди… в фуражке, товарищ офицер.
– В том-то и дело, что офицер, – грустно сказал Соловьев. – Флот, Кравченко, не твоя милиция, он на дисциплине держится. Хочу или не хочу – таких слов в уставе нет. Если бы ты объяснил понятнее…
– Не могу я сейчас объяснять, майор, ты уж извини. Все и так на волоске висит. Но очень надо, поверь, – сказал Кравченко. – Я же тебе в прошлые разы не тухлую информацию сливал. Брал ты тех, на кого я тебя ориентировал? Брал или нет?
– Ну, – интонационно подтвердил Соловьев. Немного подумал и решил, что нужно обидеться. – А ты знаешь, сколько я за ними гонялся? В твоей информации координат ведь не было!
– Извини, – развел руками Кравченко. – Координатам меня не учили. У нас, ментов, не та квалификация. Зато сейчас я тебя привел прямо на то самое место, где жду приключений. Запоминай на здоровье.
– Я с тобой займусь координатами, если желаешь, – предложил Соловьев. – Ладно, рассказывай дальше.
– Короче говоря, сигнал получишь непосредственно от меня. Или через человека, которого я пришлю. Это на случай, если меня грохнут без предупреждения.
– Хороши у тебя шутки, – покрутил головой Соловьев.
– Шутки, – признал Кравченко. – Но все же не совсем. В наше время всякое может случиться. Но учти: если придет сигнал, времени на раскачку уже не останется…
– Тогда я должен знать, в чем дело, – твердо сказал Соловьев. – Хотя бы в общих чертах.
Кравченко встал, сделал два шага к окну, снова вернулся и сел на место.
– Я тебе доверяю, поверь. Иначе бы не обратился. Ты ведь едва ли не последний остался, кто мзды не берет.
– Не заблуждайся, – грустновато усмехнулся Соловьев. – Мне тоже семью кормить чем-то надо. И офицеров своих…
– Но душу ты ведь продавать не станешь?
– Не стану, – согласился Соловьев. – А что ты имеешь в виду?
– Например, предложат тебе наркоту за большое лавэ мимо пропустить. Пропустишь?
– Нет, – сказал Соловьев. – Этого не дождутся.
– Это я и хотел от тебя услышать, майор.
– Ладно, ладно, – отмахнулся Соловьев. – Только пора бы уже тебе запомнить, Кравченко: не майор я, а капитан третьего ранга, моряк. Все-таки ты всю жизнь рядом с океаном живешь.
– Тогда еще раз извини! Привычка. Я не морской орел, а обычная сухопутная крыса.
Кравченко подошел к окну, оглядел окрестности. Смутное беспокойство шевелилось в душе последние десять минут, и он пытался понять, в чем его причина.
– Все, товарищ капитан третьего ранга, будем расходиться, – решил Кравченко. – Ты идешь первым, я контролирую. Не нужно, чтобы нас вместе видели.
– Просто кино какое-то, – пробурчал Соловьев. – Ну, давай, Кравченко, поиграем в твои милицейские игры.
Кравченко еще раз посмотрел в мутное, засиженное мухами оконное стекло и увидел, что кино кончилось, играть не придется. В смысле – уже не до игр. Вымахнув из-за пригорка, к старому колхозному причалу на большой скорости мчались две машины. Кравченко не сомневался в том, кто и зачем сюда катит. Все-таки за Соловьевым следили. Теперь же, доложившись хозяину и получив приказ, начали действовать. Каковы были их намерения, Кравченко гадать не собирался. Может, они решили выяснить, с кем встречается командир сторожевика «Зоркий» – самого удачливого судна в погранотряде, а может, просто завалить его вместе с визави и решить проблему полностью и окончательно. Дверь бытовки пока находилась вне поля зрения вновь прибывающих. Ненадолго.
– Выследили они тебя все-таки, – сказал Кравченко. – Иван! Быстро за мной!
Они выскочили из домика и перебежали за кучу мусора.
– Давай дуй к тому сараю, там стоит моя машина, – Кравченко достал из кармана и сунул Соловьеву ключи. – Заводи и подгоняй вплотную к забору. Вперед! Чего ты тянешь?!
Машины остановились у траншей. Выскочившие из них люди (Кравченко насчитал шестерых) бросились вперед, не особо разбирая дороги. Они понимали, что их уже заметили, и очень торопились. Кравченко выхватил «макаров» и три раза подряд бабахнул, целясь в кучу железного лома на краю пустыря. Грохот выстрелов и возмущенный звон раненого железа прервал атаку. Нападавшие затормозили и резво попрыгали в траншеи, на что Кравченко и рассчитывал. Не теряя времени, он помчался к забору, за которым уже урчала мотором подогнанная машина.
За спиной он услышал хлопки выстрелов, но не озаботился: нападавшие стреляли в белый свет, как в копеечку. Еще через несколько секунд он захлопнул дверцу, и машина тут же прыгнула вперед, унося их от неприятностей.
* * *
Последними на борт самолета в сопровождении сразу двух бортпроводниц поднялась довольно большая группа людей в добротно сшитых костюмах, которая прошла в первый салон, укрытый от глаз прочих пассажиров занавесками.– Ну, теперь взлетим, – насмешливо произнес сосед Игнатьева. – Большие люди наконец загрузились.
– А кто это?
– Большие люди, я же говорю, – повторил попутчик. – Московская комиссия. Летят к нам порядок наводить.
Игнатьев заинтересованно поднял брови. Информированность попутчика была достойна удивления.
– Вы-то откуда знаете? – спросил он.
Попутчик довольно засмеялся.
– В бизнесе главное – информация. Я еще неделю назад знал, что готовятся какие-то разборки.
– И по какому поводу?
– Что?
– По какому поводу разборки?
– Боже мой, да повод всегда найдется. Нужно же показать, что работа кипит, все при деле. Что пятнадцать лет назад, что сейчас, – все одно и то же. Ничего не изменилось.
– Ну и как? Наведут порядок?
Попутчик развеселился еще больше.
– Да ты что! Знаешь, как наша территория называется? Край. Потому что с самого краю. Дальше – ничего нет, один океан. И до Москвы очень далеко. Приедут, руками поводят, водки с местным начальством попьют, закусят крабами – и назад. Раньше хоть снять могли, шею намылить. А сейчас – нельзя. У нас Конституция, демократия. Не то что губернатора или мэра – сельского главу тронуть нельзя. Сиди себе, спокойно делай свои дела и не дергайся.
– Ты, однако, оптимист, – сделал вывод Игнатьев.
– Я – реалист. И вообще, мне плевать на эти игры. Главное, чтобы меня не трогали… А ты к нам тоже в командировку? По коммерческой части?
– Именно так, – подтвердил Игнатьев. – Есть кое-какие деловые вопросы.
Сосед что-то хотел сказать еще, но заревели двигатели и самолет начал самостоятельное движение на взлетную полосу. Сосед туго затянул ремень безопасности и отвернулся к иллюминатору. Игнатьев понял, что он волнуется. Самому Игнатьеву тоже никогда не нравились ни взлет, ни посадка. Но в его жизни их состоялось так много, что он научился оставаться равнодушным. Разговор с попутчиком возобновился лишь после того, как лайнер благополучно набрал полетную высоту и пассажирам было разрешено расслабиться в рамках установленных правил.
– Кстати, насчет промтоваров могу посодействовать, – сказал сосед, к которому полностью вернулось хорошее настроение. – Отличный китайский трикотаж – чистый хлопок, ширпотреб разный. У меня солидная фирма, связи налажены, – попутчик протянул ему визитную карточку. – Мой офис в центре города, отыскать легко. Соберетесь – звоните, заходите. Как говорится, милости просим.