Джун Боултон
Рискованное пари
1
— Я из Нью-Йорка, из Манхэттена, — сказала Лесли, окидывая веснушчатое лицо Мириам, соседки по комнате и, возможно, новой подруги, очередным любопытным взглядом.
Вдыхая упоительный аромат вермонтских сосен, они впервые в своей только-только начавшейся студенческой жизни шли в столовую — две новоиспеченные первокурсницы, смотрящие на мир вокруг широко открытыми восторженными глазами.
— Из Манхэттена? — Мириам покачала головой, изгибая бронзово-рыжую ниточку-бровь. — Ого! С удовольствием съездила бы в Нью-Йорк. Пока все никак не получалось.
— Еще съездишь, и не раз, — ответила Лесли. У нее был дар вселять в людей уверенность, даже в едва знакомых. Она с кем угодно держалась естественно и независимо и обладала редкой способностью спокойно и прямо смотреть собеседнику в глаза, как все, кому абсолютно нечего скрывать, у кого нет причин хитрить и лукавить. Потому-то, наверно, ей и верили! даже в мелочах.
Мириам задержала взгляд на темных глазах Лесли и с улыбкой, от которой все ее веснушки буквально засияли, кивнула:
— Наверняка так оно и будет. А я из Дирборна, штат Мичиган.
У Лесли перед глазами возник расплывчатый образ Эла. Несколько лет назад тоже из Мичигана он переехал с родителями в Манхэттен. Лесли училась с ним в «Мьюзик энд арт». Вечеринка для старшеклассников в Си-би-джи-би, пламенно-робкие взгляды, первый поцелуй… Пылкий юношеский роман, чересчур быстро и слишком неожиданно разбившийся о стену непонимания…
Воспоминания коснулись Лесли легким птичьим крылом и растворились в пропахшем соснами воздухе. Нью-Йорк, а с ним и школа и былые привязанности остались позади. Начиналась новая жизнь — в студенческом городке Кэмдена, одного из престижнейших колледжей Америки. От предвкушения новых приключений, знакомств и влюбленности слегка кружилась голова, грудь распирало от наплыва незнакомых чувств, а в носу приятно пощипывало.
Лесли Уилсон и Мириам Брюэр поселили в одной комнате в общежитии «Крамбли-хаус». Две кровати, два комода, полки на стенах, атласные шторы на окнах, на полу небольшой мягкий коврик — Лесли нашла новое гнездышко вполне подходящим для удаленной от родителей и Манхэттена жизни. Жизни, обещающей щедро одарить сюрпризами и радостями. Возможно, и разочарованиями, о которых в этот солнечный сентябрьский день никак не хотелось думать. Сегодня первокурсникам кэмденского колледжа мир представлялся раскрашенным исключительно в светлые тона и окутанным нескончаемой тайной.
Время полетело с ошеломляющей быстротой. Лесли казалось, она взяла в руки книгу Паттерсона и едва успевает перелистывать страницы. Только события, участницей которых она то и дело становилась, совсем не походили на описываемые в триллерах знаменитого писателя. В идиллическом мирке Кэмдена не грабили и не убивали. Обретшие свободу вчерашние школьники активно познавали тут жизнь: учились дружить, любить, работать, приобщались к искусству — словом, становились взрослыми людьми…
— Жду не дождусь завтрашней вечеринки, — сказала в четверг вечером Мириам, расчесывая перед сном густые золотисто-коричневые волосы. — Клэр со второго курса говорит, такого мы еще не видывали.
Лесли лежала на кровати поверх стеганого темно-синего одеяла, обхватив руками подушки в белоснежных наволочках. На верхней полке в ее половине комнаты уже пестрели корешки книг и коробки с СД-дисками с разноцветными вкладышами, под ними поблескивал музыкальный центр. На нижней полке расположились три медвежонка — бордовый с прозрачным бантом на груди, кофейный с заплаткой на щеке и толстопузый желтый. Кофейного Лесли подарил Эл. Она попросила отца привезти его вместе с остальными вещами отнюдь не потому, что все еще сходила по парню с ума, просто уж больно милой была у этого медведя мордочка и Лесли любила его, доброго молчаливого друга.
— Говорят, на вечеринках тут пьют слишком много пива, — сказала она, зевнув. — Оно здесь бесплатное, в бочонках.
— И очень вкусное, — сообщила Мириам, многозначительно поводя тонкими бровями.
— А ты откуда знаешь?
— Попробовала. — К изучению местных порядков, в том числе и не имеющих никакого отношения к учебе, Мириам приступила с поразительным рвением. Лесли, наблюдая за ней, забавлялась, сама же жила по собственным, ни от кого не зависящим правилам. — Вчера вечером мы с Клэр ходили в «Конец света», — сообщила подруга с нарочитой небрежностью, при этом пристально следя за выражением лица Лесли.
Та засмеялась.
— Если надеешься меня заинтриговать, то зря стараешься. Во-первых, я уже знаю, что такое «Конец света». Во-вторых, слышала, как девица с длинными белыми волосами расспрашивала у тебя в столовой о маме и сразу поняла, что вы давно знакомы. В-третьих, я абсолютно равнодушна к пиву, каким бы вкусным оно ни оказалось. — Она выключила торшер и забралась под одеяло.
— Ты что, вообще не пьешь? — спросила Мириам настолько удивленно, будто речь шла не об употреблении алкоголя, а о принятии пищи по утрам и вечерам.
— Не-а, — равнодушно ответила Лесли, закрывая глаза.
Мириам не вполне уверенно усмехнулась.
— Здесь научишься. Пивком-то тут балуются абсолютно все.
Во-первых, готова поспорить, не абсолютно все, во-вторых, какое это имеет значение? — ответила Лесли тоном человека, приготовившегося погрузиться в безмятежный сон.
— Может, ты и на вечеринки ходить не собираешься? — спросила Мириам, выдержав длинную паузу.
— Почему же, собираюсь. Во всяком случае, посмотрю, что в них такого особенного.
Лесли отвернулась к стене, подложила под голову руку, глубоко вздохнула и сладко причмокнула губами, давая подруге понять, что желает забыть о пиве и о вечеринках и уснуть. Она не была пай-девочкой. Если с кем-то в чем-нибудь не соглашалась — даже с родителями, учителями или общепризнанными авторитетами, — смело вступала в спор. Неукоснительно следовала лишь собственным убеждениям, не обращая внимания ни на кого вокруг.
Что касалось алкоголя, им в ее семье не увлекались ни родители, ни братья. Мать с отцом могли изредка выпить вина, а Эшли с Брайаном были профессиональными бейсболистами и не брали в рот в буквальном смысле ни капли. Сама Лесли попробовала пива и водки с грейпфрутовым соком, учась в «Мьюзик энд арт». Родители ее одноклассника Пола постоянно уезжали на выходные, и, оставаясь за хозяина в громадине доме, он частенько по субботам собирал у себя шумные компании.
Лесли по сей день помнила те ощущения: мир вокруг в какой-то момент зашатался, и стало совсем не важно, как выглядит твоя с таким усердием сделанная прическа и неумело нанесенный макияж. Потом захотелось без причины смеяться, потянуло на подвиги, желание выкинуть какой-нибудь номер достигло предела. Она уже повернулась к стоявшему рядом Дэнни с намерением попросить у него сигаретку и впервые в жизни покурить, когда ее лучшая подруга Кейси прыгнула с балкона на втором этаже в бассейн перед домом, едва не задев бортик и не свернув себе шею. Лесли вмиг протрезвела.
Напрочь отказаться от алкоголя ее заставил другой случай. На очередной вечеринке той же Кейси — пила она немного, но почему-то чересчур быстро хмелела — сделалось дурно. Ее вырвало прямо в гостиной, на подушку роскошного светлого дивана, за что Полу потом хорошенько влетело от родителей.
На вечеринки Лесли продолжила ходить, но к коварным «услугам» алкоголя больше не прибегала — не видела в этом смысла. Веселиться просто потому, что весело, отдавая себе отчет в том, что говоришь и делаешь, — такой расклад устраивал ее гораздо больше.
Она ничуть не сомневалась, что не изменит своим принципам и в Кэмдене. В конце концов развлечений тут хватало и без бесплатного пива.
По стенам блуждали овальные белые круги, гремела музыка. Народу было столько, что разбегались глаза, но рассмотреть хотелось каждого, запомнить все — экстравагантные наряды, прически, выражение лиц, жесты, улыбки. Столько потрясающих ребят и девчонок, собравшихся в одном месте, Лесли не видела никогда в жизни. Соблазн витал здесь повсюду, слегка пьяня без пива и водки.
Для Лесли это была первая студенческая вечеринка. Знаменитая пятничная. Поначалу она просто разглядывала все вокруг, сидя на сером диванчике у стены и воображая себя сторонним наблюдателем. Потом из толпы танцующих вынырнула Мириам, а вслед за ней двое незнакомых ребят, и Лесли закружило в водовороте всеобщего веселья.
— Это Боб, а это Стэнли! — воскликнула разгоряченная Мириам, схватив Лесли за руку и рывком подняв с дивана. — Отличные ребята, тоже первокурсники. — Она многозначительно подмигнула.
У Стэнли были светлые волосы до плеч и большие смеющиеся глаза. Смуглый Боб держался несколько скованно, но настолько приветливо улыбался, что производил самое благоприятное впечатление.
— Я Лесли, — как всегда непринужденно сказала Лесли, протягивая руку.
Они танцевали немыслимо долго — до звона в ушах, до ряби перед глазами. Первой выдохлась и остановилась Мириам.
— Ребята, я без сил. Может, выйдем прогуляемся?
Лесли не возражала. Лоб Боба давно поблескивал от испарины, а длинная челка Стэнли повисла мокрыми сосульками.
Все четверо направились к выходу. Мириам принялась о чем-то эмоционально рассказывать, Боб и Стэнли смеяться, а Лесли подумала о том, что частить с увеселениями тут не стоит и что, если то и дело поглядывающий на нее Стэнли попробует сегодня к ней пристать, следует, не раздумывая, его отшить. Оба приятеля были неплохими ребятами, но по большому счету не представляли собой ничего особенного. Случайные связи, секс только ради развлечения были не для Лесли, даже здесь, в студенческом городке.
— Может, пивка? — спросил Боб, приостанавливаясь у бочонка с пивом и уже протягивая руку за пластиковым стаканом.
Лесли повернула голову, и ее взгляд случайно упал на парня у лестницы. Чуть впалые щеки, квадратный подбородок, в прозрачно-серых глазах усмешка… Он стоял, прислонившись спиной к перилам, и смотрел в пространство перед собой, о чем-то размышляя. На мгновение Лесли выпала из реальности — забыла, где находится и с кем. Очнулась только в тот момент, когда незнакомец, сделав глоток из бутылки, которую держал в руке, взглянул прямо на нее. Она торопливо отвела взгляд в сторону.
— Лесли, — позвала Мириам, — так ты будешь пиво?
— Пиво? — Лесли покачала головой, окончательно отделываясь от странного полусна. — Конечно нет!
— А я подумал, будешь, — пробормотал Боб растерянно. В руках он уже держал по два полных стакана. — Ты так решительно остановилась у бочонка…
Потому что увидела этого сероглазого, мелькнуло в мыслях у Лесли.
— Я вообще не пью, — сказала она, ни капли не боясь, что ее примут за паиньку. — А остановилась просто так, вас подождать.
Боб недоуменно повел бровью и посмотрел на Стэнли. Тот ответил ему пожатием довольно узких плеч, взял из его рук стакан и кивком указал в сторону выхода. Они продолжили путь.
На улице совсем стемнело. Горели фонари, землю устилала туманная сизая пелена. Увлеченная раздумьями о том, с какого курса тот парень у лестницы и как его зовут, Лесли не заметила, как рука Мириам очутилась в руке Боба, а стаканы, включая и тот, что предназначался для нее, почти опустели. Мириам говорила теперь громче и с большим подъемом, ребята то и дело заходились от хохота. Они медленно продвигались по выложенной бетонными плитами дорожке к «Концу света» — полоске поросшей травой земли позади общежитий.
О чем она им рассказывает? — подумала Лесли, которой было скорее грустно, чем смешно. Такое ощущение, что я вообще не с ними. Пора бы домой, я устала, хочу спать.
Как раз в этот момент рука Стэнли осторожно легла ей на талию.
— Почему ты грустишь? — спросил он шепотом, немного наклонившись.
Лесли в нос ударил запах пива, и она едва удержалась, чтобы не поморщиться. Лицо Стэнли, все еще поблескивающее от пота, с прилипшими ко лбу прядями волос вдруг показалось ей омерзительным.
— Я не грущу, — ответила она, глядя ему в глаза и спокойно убирая с талии его руку. — Просто повеселилась сегодня вполне достаточно и не прочь отдохнуть.
— Отдохнуть?.. — протянул Стэнли, прищуриваясь, чтобы выглядеть пособлазнительнее. — А как ты предпочитаешь отдыхать?.. И с кем?
Лесли стало смешно. На того, в чьей компании она согласилась бы провести ночь после этой шумной вечеринки, узкоплечий Стэнли никак не тянул. А кто тянул? Наверное, Эл… Или нет… Теперь точно нет. На фоне взрослых раскованных парней, которых в Кэмдене оказалось так много, Эл, со своей нежной, как у девушки, мордашкой, поблек, стал вдруг ей неинтересен. Вспомнив сейчас про него, Лесли даже удивилась, что так долго мечтала и тосковала о нем одном. Перед ее глазами промелькнула вереница людей, появившихся в ее жизни здесь, в Кэмдене.
Интересно, а с кем сейчас тот парень? — подумала она о незнакомце с бутылкой. С одной из разодетых девиц, знакомых тут, кажется, абсолютно со всеми? А может, даже не с одной…
— Лесли, — уже не шепотом и, не стараясь казаться обольстительным, произнес Стэнли, — ты в порядке?
Лесли очнулась. Они стояли посреди дорожки лицом друг к другу. Мириам и Боба поблизости не было.
— Прости, я задумалась, — пробормотала Лесли, сознавая, что выглядит весьма странно. — Говорю ведь, мне пора отдыхать. — До нее дошло, что, погрузившись в размышления, она так и не ответила на его вопрос с подтекстом. — Отдыхаю я обычно весьма заурядно: возвращаюсь домой и ложусь спать… Одна.
Стэнли мог подумать, что она тепличное растение, что таким в Кэмдене не место или что-нибудь в этом роде. По крайней мере, решить, что зря теряет с ней время, оставить прямо здесь и отправиться на поиски более сговорчивой подружки. Лесли было все равно. Дорогу к своему общежитию она уже прекрасно знала, да и в любом случае не растерялась бы.
— Я провожу тебя, — сказал Стэнли, и Лесли отчетливо уловила в его голосе нотки уважения, даже восхищения. — Вас ведь в «Крамбли» поселили?
Откуда он знает? — удивилась Лесли, но тут же вспомнила болтушку Мириам, которая, по всей вероятности, и сообщила ребятам, где они живут.
— Да, в «Крамбли», — ответила она, заставляя себя улыбнуться. Хотя бы улыбку Стэнли заслужил — одним только джентльменским желанием проводить ее. — А вы где расположились?
— В «Освальде». — Они зашагали в сторону «Крамбли». — Говорят, это общежитие самое неспокойное.
— Вам там не страшно? — спросила Лесли больше из желания поддержать разговор.
— Страшно? — Стэнли усмехнулся, напуская на себя молодецкую удаль. — А чего нам бояться? Мы с Бобом разберемся с кем угодно, разве по нам не видно?
Он согнул в локте руку, как культурист перед камерой. Лесли поняла, что это чистой воды игра, что он всего лишь пытается поднять ей настроение, и рассмеялась. Они действительно были неплохими ребятами. Но не более того.
Несколько минут спустя она уже шла по коридору к своей комнате. Со Стэнли она простилась еще на улице. Он определенно хотел поцеловать ее в губы, но Лесли подставила ему щеку и незамедлительно ретировалась. Целоваться со всеми более или менее симпатичными парнями не входило в ее планы.
На двух ребят, попавшихся ей навстречу, она обратила внимание, лишь когда они уже прошли мимо. У нее возникло странное ощущение, что по крайней мере один из них, тот, который едва не задел ее рукавом, совсем недавно где-то ей встречался. Повернув голову и взглянув парням вслед, Лесли мгновенно узнала его — по цвету волос и темно-зеленой рубашке — и замерла. Это был он, тот сероглазый, что стоял у лестницы и поразил ее с первого же взгляда.
— Ну, как они вам? — воскликнул Руди, ставя на стол рядом с неизвестно для кого работающим ноутбуком шесть купленных в баре банок пива. — По-моему, все как на подбор красавицы! Мм?..
— Ты это о ком? — лениво поинтересовался Питер, вернувшийся со вчерашнего веселья только сегодня в полдень и до сих пор валяющийся на кровати. — О Карен, Эмили и Глэдис? Считаешь, за лето они сильно изменились?
С Карен, Эмили и Глэдис Руди по очереди то сходился, то расходился с самого первого курса. Впрочем, перед прошлым Рождеством он окончательно разругался со всеми тремя, но друзья до сих пор изводили его шуточками.
— При чем здесь Глэдис? — огрызнулся Руди. — До этой троицы мне давным-давно нет дела.
Питер рассмеялся своим знаменитым саркастическим смехом. И Руди, метнув на него испепеляющий взгляд, демонстративно уселся к Питеру спиной.
— Я о первокурсницах, — сказал он, обращаясь к Оливеру и Куртису. Те сидели на кровати Оливера и без особого интереса смотрели телевизор. — Правда, классные?
Уэнди, примостившаяся на подоконнике с гитарой, рассеянно на него взглянула и, опустив голову, принялась перебирать струны. Коротко стриженная, с резковатыми манерами и крутым нравом, она общалась в основном с ребятами — в мужской компании ее давно принимали за «своего парня». Болтали, будто с ней тайно крутит роман Куртис, но тот всегда это отрицал, а явных доказательств их связи ни у кого не было.
— Лично я никого не успел рассмотреть. — Куртис первым отреагировал на слова восторженного Руди. — На вечеринку пришел поздно, да и побыл на ней совсем недолго.
Он взял со стола две банки пива, одну молча протянул Оливеру, вторую открыл и сделал глоток.
— Зря, очень зря, старик! — Руди оживленно потер руки. — Обожаю рассматривать первокурсниц, особенно на пятничной вечеринке. Поначалу стесняются, жмутся к стенкам, потом становятся все смелее и смелее. А какие все свеженькие, хорошенькие — глаз не оторвать!
— А я ничего сногсшибательного в них не увидел, — подключился к разговору насмеявшийся от души Питер. — Девчонки как девчонки. Ничем не хуже, конечно, но и не лучше, к примеру, третьекурсниц.
— Ну уж не скажи! — горячо возразил Руди, поворачиваясь вместе со стулом к Питеру и уже не помня об обиде. — С третьекурсницами все давно понятно, в них для нас практически не осталось загадок.
Питер усмехнулся.
— Вы только посмотрите на этого донжуана! В третьекурсницах для него, видите ли, не осталось загадок! Хочешь сказать, изучил их всех? Да фифочки вроде Энн Верлен знать тебя не знают, никогда даже не смотрят в твою сторону. Так ведь, Оливер?
Взгляд Оливера был по-прежнему устремлен на экран. Все его мысли занимали отнюдь не первокурсницы, не вчерашняя вечеринка и не дочь мультимиллионера Энн Верлен, до сих пор присылающая ему любовные записки, хоть с» момента их расставания прошло уже полтора года. Он думал об отце, которого несколько дней назад все же положили в больницу, и о расплакавшейся во время вчерашнего телефонного разговора матери.
— Эй, Оливер! — позвал Питер, повышая голос. — Да что с тобой сегодня?
Оливер открыл банку, глотнул пива и повернул голову.
— Ты не в духе? — спросил Питер. — Или выпил вчера лишнего?
— И то и другое, — ответил Оливер, решив наконец, что мрачными размышлениями он все равно отцу не поможет.
— Я спросил про Энн Верлен, — сказал Питер. — Вот этот чудак утверждает, что, мол, про третьекурсниц ему известно все. Я же утверждаю, что некоторые из них даже не догадываются о его существовании. К примеру, Энн — для нее мир явно сошелся клином на одном-единственном красавце…
— Хватит трепать языком. — Оливер сурово сдвинул брови. Любое упоминание об Энн вызывало у него раздражение. Он встречался с ней два месяца — по меркам Кэмдена, целую вечность, — безумно устал от ее капризов и избалованности и был только рад подвести под этой историей черту. Обладай он хоть каплей лицемерия, вцепился бы в Энн мертвой хваткой, женился бы на ней и жил бы до скончания века на деньги ее папочки не ведая забот. Однако умением играть на чужих чувствах и притворством природа его, увы, обделила, и, думая о том, что роман с Энн в прошлом, он, несмотря на свое нынешнее стесненное положение, лишь вздыхал с облегчением. Но ее докучливое внимание, тоскливые взгляды и нескончаемые записки сильно его угнетали, потому-то так действовали ему на нервы намеки и насмешки приятелей.
— Да я всего лишь… — начал Питер.
— Закрой рот, — с убийственным спокойствием велел Оливер.
Его в Кэмдене уважали, даже побаивались. О его бесстрашии, силе и способности отважиться на самые отчаянные поступки среди студентов, да и преподавателей, ходили легенды. В отличие от однокашников — избалованных чад привилегированных родителей — Оливер Мелвин не признавал классовых различий и не понимал глупых причуд богатеев.
Он воспитывался в семье фермеров, обосновавшихся около тридцати лет назад близ Омахи, — пары бывших «людей-цветов». В конце шестидесятых юные Артур Мелвин и Сара Бриггз, дети вполне обеспеченных родителей, примкнули к молодежной группе, отвергающей моральные устои потребительского общества, выступающей против войны во Вьетнаме и пропагандирующей отказ от цивилизации. В начале семидесятых Артур и Сара поженились, навсегда уехали из города и зажили спокойной фермерской жизнью вне классовой иерархии.
Оливер вырос свободолюбивым парнем с сильно развитым чувством собственного достоинства. Учился он в пригороде Омахи, но, перейдя в старшие классы, поступил в одну из частных городских школ. Роскошествами родители его не баловали — в семье Мелвин в них никто и не нуждался.
За первые два семестра в колледже заплатил отец. Перед вторым же курсом, когда у старика зашалило сердце и он впервые попал в больницу, а семейные дела резко пошли на спад, Оливеру, чтобы собрать нужную сумму, пришлось целое лето проработать в «Макдоналдсе», а по вечерам выполнять отцовские обязанности.
К деньгам он был почти равнодушен, но прекрасно знал им цену и умел найти выход из любой ситуации. В Кэмдене у него сложилась репутация человека, который не боится потерять все и в любой момент начать жизнь заново, практически с нуля, — угрозы папочки-миллионера, способного в наказание в любой момент лишить тебя деньжат, над ним не нависали. Вот Оливер и позволял себе жить как хотел: мог устроить в своей комнате шумную вечеринку на целый уик-энд, учинить драку или поругаться с профессором.
Преподаватели быстро его прощали: у него был редкий дар скульптура, и в том, чтобы колледж он благополучно окончил, был заинтересован сам ректор. Студенты относились к Оливеру с уважением, даже те, кто когда-то получил от него по шее, твердо знали, что без веской на то причины Оливер Мелвин рук не распустит. А еще он пользовался огромным успехом у девчонок. Его мужественность, самостоятельность и, наверное, бесшабашность сводила их с ума.
— Да ладно, не кипятись, — примирительно произнес Питер. — Про Энн Верлен я вспомнил просто так, шутки ради.
— Энн красивая, спору нет, — с прежним пылом продолжил Руди. — Тем не менее все мы давно знаем, как она выглядит и на что способна. Первокурсницы же тайна за семью печатями. Пока никто из нас понятия не имеет, чего от них ждать, на что надеяться.
— Надеяться? Тебе-то? — Питер театрально схватился за живот и опять разразился язвительным хохотом. — Не смеши, Человек-факел!
Кличка Человек-факел закрепилась за Руди с начала первого курса. Как-то раз его сосед по комнате, Харальд Уэлч, обнаружил на комоде Руди стопку комиксов. На следующий день все отделение обращалось к бедняге не иначе как Человек-факел.
— Да пошел ты! — Руди махнул на Питера рукой и вновь отвернулся. Его узкое лицо просияло. — В этом году первокурсницы вообще необыкновенные. Особенно одна, черненькая такая, с чудной стрижкой…
— А, да, насчет этой я с тобой согласен, — сказал, успокоившись, Питер.
— По-моему, я тоже ее видел, — произнес Куртис, сделав очередной глоток пива. — Не то чтобы писаная красавица, но в глаза бросается, черт его знает почему. Может, потому что так независимо и гордо держится?
Уэнди подняла голову, взглянула на него не то рассеянно, не то задумчиво и тихо заиграла что-то медленно и печальное. Все опять подумали, что у них с Куртисом любовь, но не заострили на этой мысли внимания.
— Такое впечатление, будто, глядя на всех вокруг, эта девочка никого не видит, — проговорил Питер, наконец оставляя язвительный тон. — По-моему, к такой не то что прикоснуться, но и подойти далеко не всякий осмелится.
— Точно, — согласился Руди, вновь отбрасывая обиду и поворачивая голову. — Волосатик, что вчера танцевал с ней рядом, буквально поедал ее глазищами, а она его словно не замечала. Интересно, куда они направились, когда исчезли с вечеринки?
Только не к черненькой в комнату и не к волосатику. Во всяком случае, не в постель, — сказал Питер, садясь на кровати. — Готов поспорить, она его отшила.
Оливер, которому сегодня было не девчонок, неожиданно стал прислушиваться к обсуждению «черненькой». Главным образом потому, что из массы первокурсниц все его приятели выделили именно эту, причем, когда Руди только упомянул о ней, и Куртис, не особенный охотник до женщин, и Питер без лишних объяснений поняли, о ком идет речь.
— Мне тоже кажется, что волосатику ничего вчера не перепало, — произнес Руди так сочувственно, будто переживал за длинноволосого большеглазого парня, как за себя. — Кстати, кто он такой?
— Тоже первокурсник, — ответил Куртис. — С какого отделения — бог его знает!
— Интересно, как эту крошку зовут… — мечтательно протянул Питер. — А, впрочем, какая разница? — Он засмеялся. — Нам все равно не видать ее как собственных ушей. Она — птица редкая. Явно недотрога и наверняка не пьет. Может, где-нибудь в Филадельфии у нее есть жених — разумеется, правильный и состоятельный, — и, отучившись в Кэмдене, она вернется к нему никем не тронутая.
Вдыхая упоительный аромат вермонтских сосен, они впервые в своей только-только начавшейся студенческой жизни шли в столовую — две новоиспеченные первокурсницы, смотрящие на мир вокруг широко открытыми восторженными глазами.
— Из Манхэттена? — Мириам покачала головой, изгибая бронзово-рыжую ниточку-бровь. — Ого! С удовольствием съездила бы в Нью-Йорк. Пока все никак не получалось.
— Еще съездишь, и не раз, — ответила Лесли. У нее был дар вселять в людей уверенность, даже в едва знакомых. Она с кем угодно держалась естественно и независимо и обладала редкой способностью спокойно и прямо смотреть собеседнику в глаза, как все, кому абсолютно нечего скрывать, у кого нет причин хитрить и лукавить. Потому-то, наверно, ей и верили! даже в мелочах.
Мириам задержала взгляд на темных глазах Лесли и с улыбкой, от которой все ее веснушки буквально засияли, кивнула:
— Наверняка так оно и будет. А я из Дирборна, штат Мичиган.
У Лесли перед глазами возник расплывчатый образ Эла. Несколько лет назад тоже из Мичигана он переехал с родителями в Манхэттен. Лесли училась с ним в «Мьюзик энд арт». Вечеринка для старшеклассников в Си-би-джи-би, пламенно-робкие взгляды, первый поцелуй… Пылкий юношеский роман, чересчур быстро и слишком неожиданно разбившийся о стену непонимания…
Воспоминания коснулись Лесли легким птичьим крылом и растворились в пропахшем соснами воздухе. Нью-Йорк, а с ним и школа и былые привязанности остались позади. Начиналась новая жизнь — в студенческом городке Кэмдена, одного из престижнейших колледжей Америки. От предвкушения новых приключений, знакомств и влюбленности слегка кружилась голова, грудь распирало от наплыва незнакомых чувств, а в носу приятно пощипывало.
Лесли Уилсон и Мириам Брюэр поселили в одной комнате в общежитии «Крамбли-хаус». Две кровати, два комода, полки на стенах, атласные шторы на окнах, на полу небольшой мягкий коврик — Лесли нашла новое гнездышко вполне подходящим для удаленной от родителей и Манхэттена жизни. Жизни, обещающей щедро одарить сюрпризами и радостями. Возможно, и разочарованиями, о которых в этот солнечный сентябрьский день никак не хотелось думать. Сегодня первокурсникам кэмденского колледжа мир представлялся раскрашенным исключительно в светлые тона и окутанным нескончаемой тайной.
Время полетело с ошеломляющей быстротой. Лесли казалось, она взяла в руки книгу Паттерсона и едва успевает перелистывать страницы. Только события, участницей которых она то и дело становилась, совсем не походили на описываемые в триллерах знаменитого писателя. В идиллическом мирке Кэмдена не грабили и не убивали. Обретшие свободу вчерашние школьники активно познавали тут жизнь: учились дружить, любить, работать, приобщались к искусству — словом, становились взрослыми людьми…
— Жду не дождусь завтрашней вечеринки, — сказала в четверг вечером Мириам, расчесывая перед сном густые золотисто-коричневые волосы. — Клэр со второго курса говорит, такого мы еще не видывали.
Лесли лежала на кровати поверх стеганого темно-синего одеяла, обхватив руками подушки в белоснежных наволочках. На верхней полке в ее половине комнаты уже пестрели корешки книг и коробки с СД-дисками с разноцветными вкладышами, под ними поблескивал музыкальный центр. На нижней полке расположились три медвежонка — бордовый с прозрачным бантом на груди, кофейный с заплаткой на щеке и толстопузый желтый. Кофейного Лесли подарил Эл. Она попросила отца привезти его вместе с остальными вещами отнюдь не потому, что все еще сходила по парню с ума, просто уж больно милой была у этого медведя мордочка и Лесли любила его, доброго молчаливого друга.
— Говорят, на вечеринках тут пьют слишком много пива, — сказала она, зевнув. — Оно здесь бесплатное, в бочонках.
— И очень вкусное, — сообщила Мириам, многозначительно поводя тонкими бровями.
— А ты откуда знаешь?
— Попробовала. — К изучению местных порядков, в том числе и не имеющих никакого отношения к учебе, Мириам приступила с поразительным рвением. Лесли, наблюдая за ней, забавлялась, сама же жила по собственным, ни от кого не зависящим правилам. — Вчера вечером мы с Клэр ходили в «Конец света», — сообщила подруга с нарочитой небрежностью, при этом пристально следя за выражением лица Лесли.
Та засмеялась.
— Если надеешься меня заинтриговать, то зря стараешься. Во-первых, я уже знаю, что такое «Конец света». Во-вторых, слышала, как девица с длинными белыми волосами расспрашивала у тебя в столовой о маме и сразу поняла, что вы давно знакомы. В-третьих, я абсолютно равнодушна к пиву, каким бы вкусным оно ни оказалось. — Она выключила торшер и забралась под одеяло.
— Ты что, вообще не пьешь? — спросила Мириам настолько удивленно, будто речь шла не об употреблении алкоголя, а о принятии пищи по утрам и вечерам.
— Не-а, — равнодушно ответила Лесли, закрывая глаза.
Мириам не вполне уверенно усмехнулась.
— Здесь научишься. Пивком-то тут балуются абсолютно все.
Во-первых, готова поспорить, не абсолютно все, во-вторых, какое это имеет значение? — ответила Лесли тоном человека, приготовившегося погрузиться в безмятежный сон.
— Может, ты и на вечеринки ходить не собираешься? — спросила Мириам, выдержав длинную паузу.
— Почему же, собираюсь. Во всяком случае, посмотрю, что в них такого особенного.
Лесли отвернулась к стене, подложила под голову руку, глубоко вздохнула и сладко причмокнула губами, давая подруге понять, что желает забыть о пиве и о вечеринках и уснуть. Она не была пай-девочкой. Если с кем-то в чем-нибудь не соглашалась — даже с родителями, учителями или общепризнанными авторитетами, — смело вступала в спор. Неукоснительно следовала лишь собственным убеждениям, не обращая внимания ни на кого вокруг.
Что касалось алкоголя, им в ее семье не увлекались ни родители, ни братья. Мать с отцом могли изредка выпить вина, а Эшли с Брайаном были профессиональными бейсболистами и не брали в рот в буквальном смысле ни капли. Сама Лесли попробовала пива и водки с грейпфрутовым соком, учась в «Мьюзик энд арт». Родители ее одноклассника Пола постоянно уезжали на выходные, и, оставаясь за хозяина в громадине доме, он частенько по субботам собирал у себя шумные компании.
Лесли по сей день помнила те ощущения: мир вокруг в какой-то момент зашатался, и стало совсем не важно, как выглядит твоя с таким усердием сделанная прическа и неумело нанесенный макияж. Потом захотелось без причины смеяться, потянуло на подвиги, желание выкинуть какой-нибудь номер достигло предела. Она уже повернулась к стоявшему рядом Дэнни с намерением попросить у него сигаретку и впервые в жизни покурить, когда ее лучшая подруга Кейси прыгнула с балкона на втором этаже в бассейн перед домом, едва не задев бортик и не свернув себе шею. Лесли вмиг протрезвела.
Напрочь отказаться от алкоголя ее заставил другой случай. На очередной вечеринке той же Кейси — пила она немного, но почему-то чересчур быстро хмелела — сделалось дурно. Ее вырвало прямо в гостиной, на подушку роскошного светлого дивана, за что Полу потом хорошенько влетело от родителей.
На вечеринки Лесли продолжила ходить, но к коварным «услугам» алкоголя больше не прибегала — не видела в этом смысла. Веселиться просто потому, что весело, отдавая себе отчет в том, что говоришь и делаешь, — такой расклад устраивал ее гораздо больше.
Она ничуть не сомневалась, что не изменит своим принципам и в Кэмдене. В конце концов развлечений тут хватало и без бесплатного пива.
По стенам блуждали овальные белые круги, гремела музыка. Народу было столько, что разбегались глаза, но рассмотреть хотелось каждого, запомнить все — экстравагантные наряды, прически, выражение лиц, жесты, улыбки. Столько потрясающих ребят и девчонок, собравшихся в одном месте, Лесли не видела никогда в жизни. Соблазн витал здесь повсюду, слегка пьяня без пива и водки.
Для Лесли это была первая студенческая вечеринка. Знаменитая пятничная. Поначалу она просто разглядывала все вокруг, сидя на сером диванчике у стены и воображая себя сторонним наблюдателем. Потом из толпы танцующих вынырнула Мириам, а вслед за ней двое незнакомых ребят, и Лесли закружило в водовороте всеобщего веселья.
— Это Боб, а это Стэнли! — воскликнула разгоряченная Мириам, схватив Лесли за руку и рывком подняв с дивана. — Отличные ребята, тоже первокурсники. — Она многозначительно подмигнула.
У Стэнли были светлые волосы до плеч и большие смеющиеся глаза. Смуглый Боб держался несколько скованно, но настолько приветливо улыбался, что производил самое благоприятное впечатление.
— Я Лесли, — как всегда непринужденно сказала Лесли, протягивая руку.
Они танцевали немыслимо долго — до звона в ушах, до ряби перед глазами. Первой выдохлась и остановилась Мириам.
— Ребята, я без сил. Может, выйдем прогуляемся?
Лесли не возражала. Лоб Боба давно поблескивал от испарины, а длинная челка Стэнли повисла мокрыми сосульками.
Все четверо направились к выходу. Мириам принялась о чем-то эмоционально рассказывать, Боб и Стэнли смеяться, а Лесли подумала о том, что частить с увеселениями тут не стоит и что, если то и дело поглядывающий на нее Стэнли попробует сегодня к ней пристать, следует, не раздумывая, его отшить. Оба приятеля были неплохими ребятами, но по большому счету не представляли собой ничего особенного. Случайные связи, секс только ради развлечения были не для Лесли, даже здесь, в студенческом городке.
— Может, пивка? — спросил Боб, приостанавливаясь у бочонка с пивом и уже протягивая руку за пластиковым стаканом.
Лесли повернула голову, и ее взгляд случайно упал на парня у лестницы. Чуть впалые щеки, квадратный подбородок, в прозрачно-серых глазах усмешка… Он стоял, прислонившись спиной к перилам, и смотрел в пространство перед собой, о чем-то размышляя. На мгновение Лесли выпала из реальности — забыла, где находится и с кем. Очнулась только в тот момент, когда незнакомец, сделав глоток из бутылки, которую держал в руке, взглянул прямо на нее. Она торопливо отвела взгляд в сторону.
— Лесли, — позвала Мириам, — так ты будешь пиво?
— Пиво? — Лесли покачала головой, окончательно отделываясь от странного полусна. — Конечно нет!
— А я подумал, будешь, — пробормотал Боб растерянно. В руках он уже держал по два полных стакана. — Ты так решительно остановилась у бочонка…
Потому что увидела этого сероглазого, мелькнуло в мыслях у Лесли.
— Я вообще не пью, — сказала она, ни капли не боясь, что ее примут за паиньку. — А остановилась просто так, вас подождать.
Боб недоуменно повел бровью и посмотрел на Стэнли. Тот ответил ему пожатием довольно узких плеч, взял из его рук стакан и кивком указал в сторону выхода. Они продолжили путь.
На улице совсем стемнело. Горели фонари, землю устилала туманная сизая пелена. Увлеченная раздумьями о том, с какого курса тот парень у лестницы и как его зовут, Лесли не заметила, как рука Мириам очутилась в руке Боба, а стаканы, включая и тот, что предназначался для нее, почти опустели. Мириам говорила теперь громче и с большим подъемом, ребята то и дело заходились от хохота. Они медленно продвигались по выложенной бетонными плитами дорожке к «Концу света» — полоске поросшей травой земли позади общежитий.
О чем она им рассказывает? — подумала Лесли, которой было скорее грустно, чем смешно. Такое ощущение, что я вообще не с ними. Пора бы домой, я устала, хочу спать.
Как раз в этот момент рука Стэнли осторожно легла ей на талию.
— Почему ты грустишь? — спросил он шепотом, немного наклонившись.
Лесли в нос ударил запах пива, и она едва удержалась, чтобы не поморщиться. Лицо Стэнли, все еще поблескивающее от пота, с прилипшими ко лбу прядями волос вдруг показалось ей омерзительным.
— Я не грущу, — ответила она, глядя ему в глаза и спокойно убирая с талии его руку. — Просто повеселилась сегодня вполне достаточно и не прочь отдохнуть.
— Отдохнуть?.. — протянул Стэнли, прищуриваясь, чтобы выглядеть пособлазнительнее. — А как ты предпочитаешь отдыхать?.. И с кем?
Лесли стало смешно. На того, в чьей компании она согласилась бы провести ночь после этой шумной вечеринки, узкоплечий Стэнли никак не тянул. А кто тянул? Наверное, Эл… Или нет… Теперь точно нет. На фоне взрослых раскованных парней, которых в Кэмдене оказалось так много, Эл, со своей нежной, как у девушки, мордашкой, поблек, стал вдруг ей неинтересен. Вспомнив сейчас про него, Лесли даже удивилась, что так долго мечтала и тосковала о нем одном. Перед ее глазами промелькнула вереница людей, появившихся в ее жизни здесь, в Кэмдене.
Интересно, а с кем сейчас тот парень? — подумала она о незнакомце с бутылкой. С одной из разодетых девиц, знакомых тут, кажется, абсолютно со всеми? А может, даже не с одной…
— Лесли, — уже не шепотом и, не стараясь казаться обольстительным, произнес Стэнли, — ты в порядке?
Лесли очнулась. Они стояли посреди дорожки лицом друг к другу. Мириам и Боба поблизости не было.
— Прости, я задумалась, — пробормотала Лесли, сознавая, что выглядит весьма странно. — Говорю ведь, мне пора отдыхать. — До нее дошло, что, погрузившись в размышления, она так и не ответила на его вопрос с подтекстом. — Отдыхаю я обычно весьма заурядно: возвращаюсь домой и ложусь спать… Одна.
Стэнли мог подумать, что она тепличное растение, что таким в Кэмдене не место или что-нибудь в этом роде. По крайней мере, решить, что зря теряет с ней время, оставить прямо здесь и отправиться на поиски более сговорчивой подружки. Лесли было все равно. Дорогу к своему общежитию она уже прекрасно знала, да и в любом случае не растерялась бы.
— Я провожу тебя, — сказал Стэнли, и Лесли отчетливо уловила в его голосе нотки уважения, даже восхищения. — Вас ведь в «Крамбли» поселили?
Откуда он знает? — удивилась Лесли, но тут же вспомнила болтушку Мириам, которая, по всей вероятности, и сообщила ребятам, где они живут.
— Да, в «Крамбли», — ответила она, заставляя себя улыбнуться. Хотя бы улыбку Стэнли заслужил — одним только джентльменским желанием проводить ее. — А вы где расположились?
— В «Освальде». — Они зашагали в сторону «Крамбли». — Говорят, это общежитие самое неспокойное.
— Вам там не страшно? — спросила Лесли больше из желания поддержать разговор.
— Страшно? — Стэнли усмехнулся, напуская на себя молодецкую удаль. — А чего нам бояться? Мы с Бобом разберемся с кем угодно, разве по нам не видно?
Он согнул в локте руку, как культурист перед камерой. Лесли поняла, что это чистой воды игра, что он всего лишь пытается поднять ей настроение, и рассмеялась. Они действительно были неплохими ребятами. Но не более того.
Несколько минут спустя она уже шла по коридору к своей комнате. Со Стэнли она простилась еще на улице. Он определенно хотел поцеловать ее в губы, но Лесли подставила ему щеку и незамедлительно ретировалась. Целоваться со всеми более или менее симпатичными парнями не входило в ее планы.
На двух ребят, попавшихся ей навстречу, она обратила внимание, лишь когда они уже прошли мимо. У нее возникло странное ощущение, что по крайней мере один из них, тот, который едва не задел ее рукавом, совсем недавно где-то ей встречался. Повернув голову и взглянув парням вслед, Лесли мгновенно узнала его — по цвету волос и темно-зеленой рубашке — и замерла. Это был он, тот сероглазый, что стоял у лестницы и поразил ее с первого же взгляда.
— Ну, как они вам? — воскликнул Руди, ставя на стол рядом с неизвестно для кого работающим ноутбуком шесть купленных в баре банок пива. — По-моему, все как на подбор красавицы! Мм?..
— Ты это о ком? — лениво поинтересовался Питер, вернувшийся со вчерашнего веселья только сегодня в полдень и до сих пор валяющийся на кровати. — О Карен, Эмили и Глэдис? Считаешь, за лето они сильно изменились?
С Карен, Эмили и Глэдис Руди по очереди то сходился, то расходился с самого первого курса. Впрочем, перед прошлым Рождеством он окончательно разругался со всеми тремя, но друзья до сих пор изводили его шуточками.
— При чем здесь Глэдис? — огрызнулся Руди. — До этой троицы мне давным-давно нет дела.
Питер рассмеялся своим знаменитым саркастическим смехом. И Руди, метнув на него испепеляющий взгляд, демонстративно уселся к Питеру спиной.
— Я о первокурсницах, — сказал он, обращаясь к Оливеру и Куртису. Те сидели на кровати Оливера и без особого интереса смотрели телевизор. — Правда, классные?
Уэнди, примостившаяся на подоконнике с гитарой, рассеянно на него взглянула и, опустив голову, принялась перебирать струны. Коротко стриженная, с резковатыми манерами и крутым нравом, она общалась в основном с ребятами — в мужской компании ее давно принимали за «своего парня». Болтали, будто с ней тайно крутит роман Куртис, но тот всегда это отрицал, а явных доказательств их связи ни у кого не было.
— Лично я никого не успел рассмотреть. — Куртис первым отреагировал на слова восторженного Руди. — На вечеринку пришел поздно, да и побыл на ней совсем недолго.
Он взял со стола две банки пива, одну молча протянул Оливеру, вторую открыл и сделал глоток.
— Зря, очень зря, старик! — Руди оживленно потер руки. — Обожаю рассматривать первокурсниц, особенно на пятничной вечеринке. Поначалу стесняются, жмутся к стенкам, потом становятся все смелее и смелее. А какие все свеженькие, хорошенькие — глаз не оторвать!
— А я ничего сногсшибательного в них не увидел, — подключился к разговору насмеявшийся от души Питер. — Девчонки как девчонки. Ничем не хуже, конечно, но и не лучше, к примеру, третьекурсниц.
— Ну уж не скажи! — горячо возразил Руди, поворачиваясь вместе со стулом к Питеру и уже не помня об обиде. — С третьекурсницами все давно понятно, в них для нас практически не осталось загадок.
Питер усмехнулся.
— Вы только посмотрите на этого донжуана! В третьекурсницах для него, видите ли, не осталось загадок! Хочешь сказать, изучил их всех? Да фифочки вроде Энн Верлен знать тебя не знают, никогда даже не смотрят в твою сторону. Так ведь, Оливер?
Взгляд Оливера был по-прежнему устремлен на экран. Все его мысли занимали отнюдь не первокурсницы, не вчерашняя вечеринка и не дочь мультимиллионера Энн Верлен, до сих пор присылающая ему любовные записки, хоть с» момента их расставания прошло уже полтора года. Он думал об отце, которого несколько дней назад все же положили в больницу, и о расплакавшейся во время вчерашнего телефонного разговора матери.
— Эй, Оливер! — позвал Питер, повышая голос. — Да что с тобой сегодня?
Оливер открыл банку, глотнул пива и повернул голову.
— Ты не в духе? — спросил Питер. — Или выпил вчера лишнего?
— И то и другое, — ответил Оливер, решив наконец, что мрачными размышлениями он все равно отцу не поможет.
— Я спросил про Энн Верлен, — сказал Питер. — Вот этот чудак утверждает, что, мол, про третьекурсниц ему известно все. Я же утверждаю, что некоторые из них даже не догадываются о его существовании. К примеру, Энн — для нее мир явно сошелся клином на одном-единственном красавце…
— Хватит трепать языком. — Оливер сурово сдвинул брови. Любое упоминание об Энн вызывало у него раздражение. Он встречался с ней два месяца — по меркам Кэмдена, целую вечность, — безумно устал от ее капризов и избалованности и был только рад подвести под этой историей черту. Обладай он хоть каплей лицемерия, вцепился бы в Энн мертвой хваткой, женился бы на ней и жил бы до скончания века на деньги ее папочки не ведая забот. Однако умением играть на чужих чувствах и притворством природа его, увы, обделила, и, думая о том, что роман с Энн в прошлом, он, несмотря на свое нынешнее стесненное положение, лишь вздыхал с облегчением. Но ее докучливое внимание, тоскливые взгляды и нескончаемые записки сильно его угнетали, потому-то так действовали ему на нервы намеки и насмешки приятелей.
— Да я всего лишь… — начал Питер.
— Закрой рот, — с убийственным спокойствием велел Оливер.
Его в Кэмдене уважали, даже побаивались. О его бесстрашии, силе и способности отважиться на самые отчаянные поступки среди студентов, да и преподавателей, ходили легенды. В отличие от однокашников — избалованных чад привилегированных родителей — Оливер Мелвин не признавал классовых различий и не понимал глупых причуд богатеев.
Он воспитывался в семье фермеров, обосновавшихся около тридцати лет назад близ Омахи, — пары бывших «людей-цветов». В конце шестидесятых юные Артур Мелвин и Сара Бриггз, дети вполне обеспеченных родителей, примкнули к молодежной группе, отвергающей моральные устои потребительского общества, выступающей против войны во Вьетнаме и пропагандирующей отказ от цивилизации. В начале семидесятых Артур и Сара поженились, навсегда уехали из города и зажили спокойной фермерской жизнью вне классовой иерархии.
Оливер вырос свободолюбивым парнем с сильно развитым чувством собственного достоинства. Учился он в пригороде Омахи, но, перейдя в старшие классы, поступил в одну из частных городских школ. Роскошествами родители его не баловали — в семье Мелвин в них никто и не нуждался.
За первые два семестра в колледже заплатил отец. Перед вторым же курсом, когда у старика зашалило сердце и он впервые попал в больницу, а семейные дела резко пошли на спад, Оливеру, чтобы собрать нужную сумму, пришлось целое лето проработать в «Макдоналдсе», а по вечерам выполнять отцовские обязанности.
К деньгам он был почти равнодушен, но прекрасно знал им цену и умел найти выход из любой ситуации. В Кэмдене у него сложилась репутация человека, который не боится потерять все и в любой момент начать жизнь заново, практически с нуля, — угрозы папочки-миллионера, способного в наказание в любой момент лишить тебя деньжат, над ним не нависали. Вот Оливер и позволял себе жить как хотел: мог устроить в своей комнате шумную вечеринку на целый уик-энд, учинить драку или поругаться с профессором.
Преподаватели быстро его прощали: у него был редкий дар скульптура, и в том, чтобы колледж он благополучно окончил, был заинтересован сам ректор. Студенты относились к Оливеру с уважением, даже те, кто когда-то получил от него по шее, твердо знали, что без веской на то причины Оливер Мелвин рук не распустит. А еще он пользовался огромным успехом у девчонок. Его мужественность, самостоятельность и, наверное, бесшабашность сводила их с ума.
— Да ладно, не кипятись, — примирительно произнес Питер. — Про Энн Верлен я вспомнил просто так, шутки ради.
— Энн красивая, спору нет, — с прежним пылом продолжил Руди. — Тем не менее все мы давно знаем, как она выглядит и на что способна. Первокурсницы же тайна за семью печатями. Пока никто из нас понятия не имеет, чего от них ждать, на что надеяться.
— Надеяться? Тебе-то? — Питер театрально схватился за живот и опять разразился язвительным хохотом. — Не смеши, Человек-факел!
Кличка Человек-факел закрепилась за Руди с начала первого курса. Как-то раз его сосед по комнате, Харальд Уэлч, обнаружил на комоде Руди стопку комиксов. На следующий день все отделение обращалось к бедняге не иначе как Человек-факел.
— Да пошел ты! — Руди махнул на Питера рукой и вновь отвернулся. Его узкое лицо просияло. — В этом году первокурсницы вообще необыкновенные. Особенно одна, черненькая такая, с чудной стрижкой…
— А, да, насчет этой я с тобой согласен, — сказал, успокоившись, Питер.
— По-моему, я тоже ее видел, — произнес Куртис, сделав очередной глоток пива. — Не то чтобы писаная красавица, но в глаза бросается, черт его знает почему. Может, потому что так независимо и гордо держится?
Уэнди подняла голову, взглянула на него не то рассеянно, не то задумчиво и тихо заиграла что-то медленно и печальное. Все опять подумали, что у них с Куртисом любовь, но не заострили на этой мысли внимания.
— Такое впечатление, будто, глядя на всех вокруг, эта девочка никого не видит, — проговорил Питер, наконец оставляя язвительный тон. — По-моему, к такой не то что прикоснуться, но и подойти далеко не всякий осмелится.
— Точно, — согласился Руди, вновь отбрасывая обиду и поворачивая голову. — Волосатик, что вчера танцевал с ней рядом, буквально поедал ее глазищами, а она его словно не замечала. Интересно, куда они направились, когда исчезли с вечеринки?
Только не к черненькой в комнату и не к волосатику. Во всяком случае, не в постель, — сказал Питер, садясь на кровати. — Готов поспорить, она его отшила.
Оливер, которому сегодня было не девчонок, неожиданно стал прислушиваться к обсуждению «черненькой». Главным образом потому, что из массы первокурсниц все его приятели выделили именно эту, причем, когда Руди только упомянул о ней, и Куртис, не особенный охотник до женщин, и Питер без лишних объяснений поняли, о ком идет речь.
— Мне тоже кажется, что волосатику ничего вчера не перепало, — произнес Руди так сочувственно, будто переживал за длинноволосого большеглазого парня, как за себя. — Кстати, кто он такой?
— Тоже первокурсник, — ответил Куртис. — С какого отделения — бог его знает!
— Интересно, как эту крошку зовут… — мечтательно протянул Питер. — А, впрочем, какая разница? — Он засмеялся. — Нам все равно не видать ее как собственных ушей. Она — птица редкая. Явно недотрога и наверняка не пьет. Может, где-нибудь в Филадельфии у нее есть жених — разумеется, правильный и состоятельный, — и, отучившись в Кэмдене, она вернется к нему никем не тронутая.