Бова Бен. Колония

   — Они что-то скрывают от нас, — стояла на своем Эвелин. — Там что-то происходит и…
   Сент-Джордж издал негодующий смешок.
   — Слухи. Инсинуации. Параноидные бредни. Где факты, где твердые факты?
   — У меня есть фотографии того пустого цилиндра.
   — Я их видел. И что из этого?
   — Но…
   — Послушайте-ка меня, — скомандовал Сент-Джордж. — Это дело с пустым цилиндром. Я уверен, что если бы вы спросили о нем доктора Кобба, он отлично бы все объяснил.
   — Его объяснение, согласна, было бы гладким.
   — И? Что у вас тогда есть? Ничего — и уж конечно не материал для новостей.
   Эвелин была слишком ошеломлена, чтобы отвечать.
   — Вы даже не выяснили о том парне, которого сварганили в какой-то тамошней генетической лаборатории, — пробурчал Сент-Джордж.
   — Вы знаете об этом?
   Он скорчил кислую мину.
   — Дорогая м-с Холл, мне кажется, вы потратили изрядную долю времени и денег «Международных новостей» на немногим большее, чем экзотические каникулы. Надеюсь вы насладились ими.
   — Насладилась?
   — Совершенно верно. Потому что вы уволены. С этой минуты вы больше не работаете на «Международные Новости». Возвращайтесь в редакцию и заберите чек с выходным пособием. Он будет вас ждать.
   Такси подрулило к тротуару узкой улочки перед пивной под названием «Процветание Уитби». Эвелин с детства слышала о ней, одной из старейших Лондонских пивных, но никогда не могла себе позволить зайти туда.
   Сент-Джордж вынырнул из такси и тут же захлопнул дверцу, оставив Эвелин в машин. И приказал шоферу:
   — Отвезите ее обратно к зданию «Международных Новостей».
   И, повернувшись направился в пивную, не заплатив таксисту ни пенни.
   «Когда состояние беговой дорожки становится аховым, бегут только аховые».
   И, нажимая на педали электропеда на извилистой лесной тропе, намерено не включая мотор и вынуждая себя трудиться ради каждого метра пути, он постоянно повторял про себя эту фразу.
   Пораженная его внезапным появлением из-за поворота тропы, олениха на мгновение замерла, уставясь на него огромными, подвижными карими глазами, а затем ускакала, ломясь сквозь подлесок.
   Вот правильный путь, подумал Дэвид. Убраться, пока можешь.
   Ему не оставили никакого пути попасть на борт идущего на Землю челнока. Тут Кобб его перехитрил. Даже челноки с багажом и грузом тщательно проверялись, поскольку ракеты приземлялись в космопортах, принадлежавших Всемирному Правительству, а не корпорации.
   На лунный паром тоже не смог попасть. Этот ход Кобб тоже предвидел. Но, подумал Дэвид, нажимая на педали, грузы перевозимые на этих паромах, не проверяются. Оба конца лунной трассы принадлежат корпорации «Остров номер 1». Из колонии было нечего возить контрабандой в бесплодную заброшенность лунных рудников — по крайней мере, такого, что не устраивало бы Кобба.
   Он дожал на гребень гряды и катился теперь по грунтовой дороге, свободным колесом направляясь из леса к пастбищам, где травянистую равнину усеивали мелкие стада овец и коз.
   Дэвид щелкнул имплантированным коммуникатором и запросил у компьютерных файлов информацию о грузовых трюмах паромов. Катясь свободным колесом вниз по склону, он привычно расслабил напряженные мышцы ног.
   И разочарованно крякнул. Никаких грузовых трюмов у паромов не было. Отдельные стручки с грузом прикреплялись к внешнему корпусу парома и перевозились ракушкам на обшивке корабля. Грузовые стручки закрывались герметично, но зайцу пришлось бы два дня задерживать дыхание, пока паром одолевает четверть миллиона миль между «Островом номер 1» и Луной. И поездка эта будет к тому же холодной: пара сотен градусов ниже нуля, достаточно холодно, чтобы воздух затвердел… и человеческое тело тоже.
   Вылетев со склона на равнину, Дэвид гнал электропед все быстрее и быстрее, рассеивая блеющую кучу забредших на тропу коз. Позади него тявкнул пес, и ветер прижал ему к груди тонкую рубашку, развевая сзади волосы.
   Несколько сот градусов ниже нуля и никакого воздуха, повторил он про себя. По крайней мере, доктор Кобб не будет ждать, что я попробую этот маршрут!
   На подготовку своего саркофага Дэвиду потребовалась почти неделя.
   Работал он по ночам, в подвале электронной мастерской ближайшей к его дому деревни. Мастерская продавала жителям «Острова номер 1» полифонические звуковые системы и новые стереотелевизоры. Пройти мимо электронных замков и превратить подвальный склад в рабочее место было делом простым.
   Воспользовавшись своим знанием кредитных систем компьютера, Дэвид приобрел цилиндрический грузовой стручок, скафандр космонавта, несколько баллонов с кислородом и пару генерирующих электричество топливных элемента.
   Днем он старательно занимался своими обычными исследованиями и упражнениями. Он пунктуально являлся на регулярные медицинские тесты и обследования, полагая, что доктор Кобб наблюдает за ним, по крайней мере, время от времени.
   Спать ему вообще едва ли доводилось. По дороге к Луне у меня будет уйма времени на сон, думал он. Пара дней — или вечность.
   Ему не составило труда вторгнуться в компьютеризированные инвентарные системы, занимавшиеся всеми товарами колонии, и «позаимствовать» нужные предметы. Впервые Дэвид научился химичить с компьютерными системами, когда стал достаточно большим, чтобы посылать подарки на рождество. Все его юные друзья получали экстравагантные дары: целые библиотеки видеозаписей, планер с прозрачными крыльями, новые костюмы с Земли — и все от десятилетнего мальчика, без какого-либо кредитного счета.
   Единственной его ошибкой была посылка доктору Коббу астрономического телескопа рабочих размеров. Кобб накапал на юного Санта-Клауса, и обрадованным было друзьям Дэвида пришлось вернуть свои «подарки».
   — Где-то теперь эти друзья-приятели? — спросил себя Дэвид, изучая спецификации топливных элементов, только что принесенных им в подвальный склад. Друзья один за другим постепенно уплыли из его жизни. Он все еще виделся с ними, а с некоторыми даже часто. Но они теперь вели собственную жизнь, и старые дни детского и отроческого товарищества исчезли. Они бегали на свидания и женились, пока я проходил тесты у биомедиков. Дэвид покачал головой. Единственным его настоящим другом в теперешние времена был компьютер. Даже доктор Кобб повернул против него.
   Эвелин была права, думал он. Я здесь один-одинешенек.
   Он положил лист со спецификациями и оглядел разложенную им на полу склада добычу: открытый грузовой стручок, пластиковый цилиндр двухметровой длины, выстеленный изнутри тонким слоем из пеноматериала; скафандр с шаровидным прозрачным пластиковым шлемом; объемистые зеленые объемы с кислородом; приземистые, квадратные безликие белые топливные элементы.
   Десять кило барахла, и их надо втиснуть в ящик на пять кило. Это было чересчур много. Он не мог втиснуть все это в грузовой стручок — во всяком случае, если хотел засунуть в него и себя самого.
   Большую часть ночи он провел, проделывая расчеты; расход кислорода в час, утечки тепла сквозь изоляцию стручка, электрической энергии, потребной для обогрева скафандра и поддержания работы воздушных насосов.
   Цифры наплывали на него как туман усталости. Дэвид зевнул прищурившись, глядя на экран компьютера, пытаясь увидеть иные цифры, лучшие. Но маленькие светящиеся красным, однозначные цифры не менялись.
   Не втиснуть.
   Он устало развалился на пластиковом стуле, стоявшем у полок с товарами, и уставился на бескомпромисные цифры.
   Иди домой и ложись спать, сказал он себе. Ты ничего не изменишь оставаясь всю ночь на ногах и…
   Спать.
   Он вспомнил один из тестов, которому его подвергли в отроческие годы биомедики — что-то связанное с управлением его автономной нервной системы и снижением скорости его основного обмена веществ. О чем там шутили эти врачи? Индус… йог, вспомнил Дэвид. Трансцендентальная медитация, запрограммированная в компьютер!
   Теперь он ясно вспомнил все это, внезапно потеряв всякий сон. Они подключили его к какому-то энцефалографу, но вместо записи электрических сигналов деятельности его мозга, эта машина накладывала волновое состояние его мозга в глубоком, глубоком сне. Трансе. Дэвид вспомнил, что выключился почти сразу же, как только к его голове приставили электроды. Позже ему рассказали, что он проспал шесть часов, едва дыша, и сердцебиение у него замедлилось до менее чем тридцати ударов в минуту.
   Упаковав в надлежащий ящик все свое разбросанное снаряжение, Дэвид поставил его на задние полки склада. Грузовой стручок он приволок к задним полкам и оставил его лежать там на полу. За несколько дней его добро никто не потревожил, никто не задавался вопросом, почему оно там. На складах всегда скоплялось барахло, на которое никто не обращал внимание.
   Дэвид поехал на электропеде обратно домой, и мотор мурлыкал, включенный на полную мощь, всю дорогу по темным извилистым тропам.
   Очутившись дома, он не один час ковырялся в файлах компьютера, пока не отыскал примененную на нем много лет назад биомедиками программу теста ТМ. Там было все: техника, программа компьютера, результаты теста. Если бы я смог прокатиться до Луны в таком вот ТМ-трансе, то мне не потребовалось бы столько кислорода и тепла. Я смог бы втиснуть в грузовой стручок все, что мне надо.
   Оторвав на миг взгляд от стола, Дэвид увидел, что уже занялся рассвет. Он подошел к постели, щелкнул имплантированный коммуникатором и подключился к программе, вызывающей транс. Она все еще была установлена на продолжительность в шесть часов.
   С миг он гадал, так ли хорошо сработает его имплант, как всаженные ему в скальп электроды.
   Но миг спустя он крепко спал, едва дыша, такой же неподвижный, как смерть.

14

   Мама с папой отвезли меня в Брауэрвиль, и мы там попрощались перед магазином скобяных изделий Сэндерсона, пока водитель автобуса ждал, когда я займу свое место. Мама действительно держалась молодцом, никаких слез или чего-нибудь такого. От этого я почувствовал себя еще хуже, чем если бы она рыдала по мне.

   Я диктую это здесь, в аэропорту Городов-Близнецов (Миннеаполис и Сент-Пол). Аэропорт этот старый, здесь не разрешают летать ничему крупному из-за всех толпящихся вокруг домов и фабрик. Мой самолет будет через час или позднее из-за этого проклятого дождя.

   Но следующая моя остановка — солнечный Техас!

Дневник Уильяма Пальмквиста.

   Джамиль аль-Хашими от души ненавидел сцены, с которыми ему придется столкнуться. Но, расхаживая по кабинету на первом этаже своего багдадского дома, он знал, что никак не может избежать этих столкновений.
   Сперва ему придется выставить из своего дома архитектора. Это будет легко. Но потом ему придется иметь дело с Бхаджат, а это будет, как минимум, очень болезненно.
   Он решительно затянулся сигаретой, вставленной в длинный тонкий мундштук из слоновой кости. Пороку курения он предавался только наедине с собой, и только когда бывал очень взвинчен.
   Я делаю это все чаще и чаще, понял он. По мере того, как игра становится все опасней и достигает критической стадии, я опять впадаю в детские слабости.
   Он сердито вытащил из мундштука недокуренную сигарету и раздавил ее в серебряной пепельнице на столе. В ней уже лежало четыре других окурка.
   — Дурак! — обругал себя аль-Хашими. Слабак.
   Зазвонил телефон. Он протянул руку через стол и нажал кнопку ТОЛЬКО ГОЛОС.
   — Сэр, — мистер Маккормик прибыл.
   — Минутку, — отозвался аль-Хашими.
   Он подошел к стене и перевел вентилятор на максимум. Когда тот с гудением всосал висевший в воздухе дым, он вынул из находившегося в шкафчике банку с дезодорантом и разбрызгал по помещению сладкий запах роз. Затем он опять перевел вентилятор в нормальный режим и вернулся к столу.
   — Впустите его, — разрешил аль-Хашими.
   Когда шах уселся за массивным письменным столом, в высокое, отделанное ворсом кресло, Дэннис Маккормик вошел в кабинет и закрыл за собой тяжелую деревянную дверь. На его рыжебородом лице появилось странное выражение. Он принюхался и нахмурился от насыщенного запаха роз.
   В верхнем ящике стола аль-Хашими лежал пистолет. Еще один покоился в скрытом отделении, встроенном в правый подлокотник кресла. Шейх удержался от порыва схватить один из них и застрелить осквернителя на месте.
   — Вы хотели меня видеть? — спросил Маккормик, небрежно подходя к поставленному перед столом креслу. Нос его снова сморщился.
   Я приказал тебе явиться сюда, — подумал аль-Хашими. Но сохранил бесстрастное выражение лица и показал на кресло, прежде чем неверный смог бы сесть без приглашения.
   Похоже Маккормик полностью оправился от раны. Лицо его было здоровым, румяным. Рыжие волосы по мальчишески кудрявились у него на лбу и покрывали подбородок ухоженной бородой. Он, казалось, чувствовал себя непринужденно и удобно.
   — Вам приятно жилось в моем доме? — спросил ровным голосом аль-Хашими.
   — Ваше гостеприимство было более чем щедрым.
   — Ваша рана зажила.
   — Не совсем, — ответил он, — но почти.
   — А ваша работа над дворцом? Хорошо ли идет?
   Дэннис помахал рукой, почти как араб.
   — Руководить строителями по видеофону немного сложновато. Но они закончили обе башни, и теперь мы закладываем фундамент центрального здания.
   — Отлично, — проговорил шейх. — Я доволен.
   Маккормик улыбнулся ему.
   — Вы встречались с моей дочерью, не так ли?
   Улыбка растаяла.
   — Да, — признался он. — Встречался.
   Аль-Хашими, очень тщательно положил руки ладонями на стол.
   — Мистер Маккормик, гостеприимство налагает на хозяина определенные обязательства. Но гость тоже должен соблюдать определенные обязательства и требования.
   Архитектор выглядел обеспокоенным.
   — Я оказался не таким хорошим гостем как вы — хозяином.
   — Я приказал дочери держаться подальше от вас. Она мне не подчинилась. Но вы то мужчина, и знали, чего я желаю. Ответственность лежит на вас.
   — Я люблю вашу дочь, сэр.
   Аль-Хашими ничего не сказал.
   — А она любит меня.
   — Она ребенок, и ребенок женского пола. И не имеет права игнорировать мои приказания.
   — Я хочу жениться на ней, — продолжал Маккормик. — Я хотел поговорить с вами об этом, но Бхаджат велела подождать.
   Этот пес действительно улыбается из-за этого!
   — Потому я рад, что вы вытащили это на свет. Поверьте мне, я не хочу шмыгать у вас за спиной.
   — Хватит! — хлопнул руками по столу аль-Хашими.
   Маккормик подскочил так, словно ударили по нему.
   — Ни под Солнцем, ни под Луной, ни под звездами нет никакой возможности оправдать этот разврат браком. Никакой! Моя дочь происходит от шейхов, воинов и калифов, возводящих свой род к сыну Пророка и даже дальше! Она не разделит свою кровь с каким-то неизвестным неверующим иностранцем, неспособным сдерживать свои страсти даже для соблюдения обязательств гостя.
   — Но мы любим друг друга, настаивал Маккормик.
   — Чепуха.
   — Вы никак не можете нас остановить.
   — Вы покинете этот дом. А она будет отправлена на «Остров номер 1», куда ей полагалось уехать много недель назад.
   — Мы все равно сможем встретиться — куда бы вы ее не отправили, хоть на Земле, хоть за ее пределами. Если она туда уедет, я тоже уеду.
   Аль-Хашими сдержал ответ, готовый сорваться с языка.
   На лице рыжебородого появилось понимание.
   — А, ясно. Как только я выйду из вашего дома, я проживу не столь долго, чтобы поехать к ней.
   — Я вам не угрожаю, — ответил шейх.
   — Но вы держали меня здесь ради моей же безопасности. Вы говорили мне, что убийцы пытались прикончить меня, и попытаются вновь, если я покину вашу защиту.
   — Я нашел ответственных за это покушение. И разделался с ними. Вам больше не нужно опасаться за свою жизнь.
   — Ой ли?
   — Я не убийца, — отрезал аль-Хашими, — если бы я хотел вас убить, то сделал бы это здесь, сейчас, сам. — Солгать неверному, осквернившему твою дочь — не грех.
   Маккормик медленно поднялся в кресле.
   — Тогда я положусь на ваше слово. Но вы должны положиться на мое. Я вашу дочь и хочу жениться на ней. Куда бы вы не услали ее, я отправлюсь за ней.
   — Я бы вам не советовал делать подобную глупость, — сказал аль-Хашими, тихо, словно шуршащая в камышовой корзине кобра.
   — Вы никак не можете удержать меня не прибегая к убийству.
   Аль-Хашими заставил себя улыбнуться.
   — Вы романтичный дурак, архитектор. Одним телефонным звонком я могу сделать вас нищим. Я могу добиться чтобы вас арестовали и на много месяцев запрятали в тюрьму. Вы удивитесь тому какое количество улик может найти наша полиция, когда она того хочет: наркотики, фальшивые деньги, антиправительственную пропаганду, незаконное оружие… Вы можете застрять в тюрьме не на один год.
   — Не получится, — тряхнул головой Маккормик и, повернувшись, направился к двери.
   Шейх смотрел ему вслед и заметил, что тот закрыл дверь очень тщательно, не хлопая ей.
   Может он и романтик, но знает, как держать себя в руках.
   Бхаджат ворвалась к нему в кабинет после вечерней трапезы.
   Аль-Хашими оторвал взгляд от видеоэкрана компьютерного терминала. И одним прикосновением пальца погасил экран: сравнение стоимости вызывания в Северной Америке разрушительных дождей с прибылями, какие поступят с притонной фермы Миннесоты, мигнуло и пропало.
   В первый раз за многие годы он посмотрел на дочь свежим взглядом. Да, она теперь женщина, очень красивая женщина. И очень сердитая!
   — Ты его выставил!
   — Конечно.
   — Погибать от ножа!
   — Он в полнейшей безопасности. Я разобрался с несостоявшимися убийцами.
   — Ты?
   — Да.
   С миг она казалась сбитой с толку, стоя перед его столом. Сколько раз она прерывала его работу и забиралась к нему на колени! Но теперь уже много лет, как этого не случалось. Аль-Хашими понял, что за последние несколько лет их встречи становились все реже, и когда они разговаривали друг с другом, то обычно спорили о самых последних ее эскападах.
   Посылать ее учиться на запад было ошибкой. Мне следовало бы послушать ее мать и послать ее в здешний университет, где женщин учат так как подобает.
   — Отец, не выгоняй его. Я…
   — Ты его любишь. Знаю. А он любит тебя и желает на тебе жениться.
   — Он так тебе сказал? — лицо ее озарилось.
   — Да. А я ему сказал, что он дурак. Ты отправляешься на «Остров номер 1» и я уже позаботился о том, чтобы ему не разрешили последовать за тобой.
   — Ты не можешь это сделать!
   — Я уже сделал.
   — Я не уеду, отец. Я хочу быть с ним.
   Аль-Хашими покачал головой.
   — Это невозможно. Он неблагодарный козел. Я знаю, что ты занималась с ним любовью.
   Она встретила обвинение, не моргнув глазом.
   — Ты шпионил за мной.
   — Я пытался защитить тебя.
   — От любви?
   — От похотливых обезьян, стремящихся испортить тебя.
   — С этим ты чересчур опоздал.
   — Знаю.
   — Ты опоздал с этим год назад, — уточнила Бхаджат, с лицом, сделавшимся медной маской холодной ярости.
   — Год назад? — тупо повторил, уставившись на нее аль-Хашими.
   — В Париже, — еще уточнила Бхаджат, поворачивая нож в ране. — В городе Романов.
   — Невозможно! С тобой все время была Ирина.
   — Не все время.
   Нехорошая улыбка на лице дочери убедила аль-Хашими, что она говорит правду. Такую же улыбку носил он сам, когда бил врага по особенно больному месту.
   — И с тех пор?
   Значит, архитектор бел у нее не первый, по всей вероятности и не второй. Аль-Хашими погрузился в кресло и дал упасть рукам на колени. Ирина, вероятно, сама крутила с кем-то роман, когда ей полагалось охранять мою дочь. Посмотрим как ей понравиться находиться под охраной нескольких голодных дикарей в горах. Это должно бы заставить ее как следует раскаяться. Если она выживет.
   Бхаджат прервала его безмолвные замыслы.
   — Пожалуйста, отец, не сердись на него. Это не его вина. Я подкупила слуг, чтобы побыть с ним.
   — Неужели в моем доме нет никого кому я могу доверять? Даже собственной дочери?
   — Я всегда была послушной дочерью, кроме…
   — Ты была сучкой! — взорвался аль-Хашими. Весь накопившийся гнев прорвался наружу. — Шлюхой, гулящей из постели в постель, от мужчины к мужчине, за моей спиной! Ты не заслуживаешь носимого тобой имени! Ты предала меня и вываляла наше имя в грязи канав.
   — Наше гордое имя! — сплюнула она в ответ, не отступив не на шаг. — Мы живем в роскоши в то время, как люди ходят голодными. Ты служишь Всемирному Правительству, мешающему нашему же народу быть свободным. Ты руководишь могущественной корпорацией, продающей энергию богатым и предоставляющей бедным умирать на улицах. Деньги для тебя важнее чести, а власть — важнее денег!
   — Мы — семья шейхов! — разъярился аль-Хашими. — Править другими — наш долг!
   — Шейхов? — рассмеялась Бхаджат. — Городских шейхов. Денежных шейхов. Ты путешествуешь тропой бедуинов, только удобно укрывшись в своем разъездном фургоне. Шейх? Корпорационный шейх, вот кто ты такой.
   — Я шейх, имеющий долю в управлении космической колонией «Остров номер 1», и именно туда ты и отправишься. Завтра. Без всяких дальнейших задержек. Твой последний по счету любовник, рыжебородый, не сможет последовать туда за тобой, обещаю.
   Бхаджат посмотрела на него прямым взглядом, проникшим к нему в сердце.
   Если я отправлюсь на «Остров номер 1», — спросила она, — ты пообещаешь, что он останется невредимым?
   — И мужчина должен торговаться с собственной дочерью?
   — Я сделаю, как ты пожелаешь, если ты пообещаешь не трогать его.
   Аль-Хашими колебался. Нагнувшись в кресле вперед, он протянул руку за мундштуком из слоновой кости, а затем снова положил его.
   — Его пыталась убить Подпольная Революционная Организация Народа. Я не отвечаю за их действия.
   — С ПРОН я договорюсь, сказала ровным тоном Бхаджат.
   Он поднял на нее взгляд.
   — Ты?
   — Конечно.
   — Что ты имеешь в виду?
   Она, казалось, стала выше и прямее.
   — Ты слышал о Шахерезаде? Я и есть она.
   — Ты… Шахерезада! — Аль-Хашими поднял глаза к небесам. — Нет… нет, этого не может быть! Только не моя родная дочь!
   Она обошла стол и опустилась на колени у его ног.
   — Это правда отец. Но… если ты пощадишь архитектора, Шахерезада исчезнет. Я опять стану твоей послушной дочерью.
   Глядя на нее, объятый внутри огнем, аль-Хашими охнул.
   — Но ты… с этими ПРОНскими террористами… и не просто одна из них, а предводительница! Как ты могла? Почему?
   Бхаджат печально улыбнулась.
   — Наверное, я сердилась на тебя за то, что ты не обращал на меня внимания и отослал учиться.
   — О, нет… нет. — Он осторожно взял в руки ее ангельское личико. — Но ведь тебя же могли убить. Половина полиции Европы и Ближнего Востока пытается тебя найти. Всемирная Армия…
   — Теперь я в безопасности. — Она положила голову к нему на колени. — Шахерезада больше не существует. Она отдала свою жизнь за жизнь архитектора.
   Он погладил ее по блестящим черным волосам.
   — Вот увидишь, это для твоего же блага. Я не жесток с тобой.
   — Я понимаю, отец.
   Он увидел, что глаза у нее сухие.
   — Я скоро сам отправлюсь на «Остров номер 1», — сказал он. — Тебе понравится там жить. Через несколько недель, самое большее через месяц, ты забудешь об архитекторе.
   — Наверно, — тихо ответила она.
   Он поднял ее за подбородок и нагнувшись, поцеловал в лоб. Бхаджат на мгновение взяла его руки в свои крошечные, затем встала и, не говоря ни слова, вышла из кабинета.
   Долгий миг аль-Хашими сидел за столом и глядел на закрывшуюся между ними дверь. А затем протянул руку и видеотелефону.
   Он сделал три звонка.
   Первый — своему мажордому, приготовить все к отправке Бхаджат на следующее утро.
   — И я хочу, чтобы ее спальня сегодня охранялась. Ей грозит страшная опасность, и если она выйдет куда-нибудь этой ночью, головой ответите вы. Поставьте надежных людей, вы меня понимаете? Не взяточников, стерегущих иностранца.
   Второй звонок предназначался Хамуду, в его комнате над гаражом. На видеоэкране появилось его сумрачное, темное лицо, и аль-Хашими кратко отчеканил:
   — Инструкции. Рыжебородого не трогать, пока он в городе. Но завтра он попытается попасть в аэропорт. Пусть это случиться с ним после того, как улетит самолет с моей дочерью.
   Хамуд поднял тяжелые брови.
   — Ваша дочь покидает Багдад?
   — Да. И как только она его покинет, архитектор тоже покинет его. Через другие ворота.
   — Понимаю, — кивнул Хамуд.
   Аль-Хашими отключил видеофон и откинулся в мягком кресле.
   А теперь — последний звонок, подумал он. Касательно моей неверной служанки, этой Ирины, и наказания, соответствующего ее преступлению.
   Бхаджат не могла уснуть. Она лежала на гидропостели, прикрывшись лишь самой тонкой шелковой простыней, и глядела во тьму. Она все видела лицо Дэнни, все слышала его голос.
   — Прощай, мой А-риш, — думала она. Я тебя никогда не забуду. Никогда.
   Внезапный стук в окно заставил ее сесть. Он раздался вновь, единственный, резкий стук по стеклу.
   Завернувшись в простыню, словно в саронг, Бхаджат подошла к окну широко распахнула его. На балконе пригнулась крепкая, темная фигура.
   — Хамуд! — прошептала она. — Что ты делаешь?
   Он быстро двинулся к ней и нырнул в темноту комнаты.
   — Твой отец сошел с ума. Час назад его телохранители выволокли из дома Ирину. Он отдал приказ отвести тебя завтра в аэропорт…