Бова Бен. Колония

   Равно как и лекарств.
   — Дорога, — проговорила Бхаджат. — Мы можем проехаться на попутной. Там должны ездить грузовики.
   — С рациями и полным нашим описанием, переданным полицией, армией или еще кем-нибудь, — возразил Дэвид. Он помог ей съесть часть тушенки, и она стала кашлять поменьше. И прикончил тушенку сам, несмотря на ее слабые предупреждения, что он может подхватить ее вирусы, питаясь из той же банки. Затем он выпил свой суп, наполнил две банки чистой холодной водой из насоса и оставил обе рядом с Бхаджат.
   — Сосни немного, — посоветовал он. — Я намерен сделать именно это.
   — Мне холодно.
   Дэвид внимательно изучил сарай. В нем не хранилось никаких одеял, не было даже простыней. Светившее сквозь окно солнце грело, но его лучи не доставали до встроенной в стену и недвижимой койки. Поэтому он раздел Бхаджат и положил ее все еще влажную одежду на квадрат солнечного света на досках пола. А затем разделся сам и вернулся к ней.
   Как воробушек, подумал он, глядя на ее обнаженное тело, хрупкая и прекрасная.
   Он вытянулся рядом с ней и обнял ее. Все еще слегка дрожа, она прильнула к его телу. Он крепко сжал ее, а потом принялся растирать ее голую спину и ягодицы. Она несколько раз кашлянула, а затем заснула. Он тоже заснул, и последней его сознательной мыслью было понимание, что усталость сильнее страсти.
   Разбудил Дэвида шум мотора. Глаза его мигом открылись, и он сразу же проснулся и напрягся. Деревянные планки потолка. Свернувшаяся в его объятиях Бхаджат. И гул приближающегося к их хижине двигателя внутреннего сгорания. Не электропед. И не вертолет. Возможно, грузовик.
   Он осторожно высвободил спящую девушку из своих объятий. Дышала она тяжело, с трудом, почти хрипло. Солнечный свет убрался с того участка пола, где он положил их одежду. Но она теперь высохла. Дэвид быстро накрыл обнаженное тело Бхаджат юбкой и блузкой, а затем сгреб с пола собственные штаны и рубашку и натянул их.
   Сквозь окно хижины он увидел устремившуюся прямо к горизонту дорогу. По шоссе пыхтел большой трактор с прицепом, начертанная на его белых боках надпись провозглашала, что он возит в своих рефрижераторных внутренностях ДОН КИХОТ СЕРВИЗА.
   Никак нельзя выйти на дорогу и проголосовать ему, сказал себе Дэвид. Вероятно, даже пробовать и то ошибка. Но ей нужен врач, или на худой конец аптекарь.
   Он оглянулся на койку. Бхаджат садилась на нее, прикрывая одной рукой груди, вцепившись в противоположное плечо, словно позируя на картине.
   Но Дэвид увидел у нее под глазами темные круги. Она закашлялась, и кашель, кажется, причинял ей боль.
   — Мы не должны здесь задерживаться, — сказала она.
   — Знаю.
   — Проедут и другие грузовики.
   — Но они не свяжутся с полицией, не так ли?
   Она попыталась улыбнуться.
   — Сейчас я тебе объясню, как хорошо обученный партизан голосует попутному грузовику.
   Дэвид напряженно ждал, пригнувшись у края шоссе. Ему с дюжину раз подумалось, будто он слышал мотор грузовика. И каждый раз этот звук оказывался лишь плодом его нетерпеливого воображения. Один раз над ними пролетел вертолет, и Дэвид спрятался вместе с электропедом по высокой желтоватой травой у обочины. Пилот явно ничего не заметил и улетел дальше, даже не сделав круг над районом.
   Наконец он действительно услышал приближающийся грузовик. Оглянувшись, он увидел на крыше сарая Бхаджат; она махнула ему разок, а затем исчезла. Дэвид выкатил электропед на шоссе и оставил его там, у обочины.
   — Надеюсь, это сработает, — пробормотал он, кладя ладонь на рукоять заткнутого за пояс пистолета. Тот был их единственной альтернативой, если грузовик не остановится.
   Он рванул обратно к хижине и увидел бегущую к нему Бхаджат. Подхватив ее на руки, он снова устремился к дороге. Она попыталась было возражать, но ее слова превратились в кашель.
   Они залегли у обочины в дюжине метров позади места, где лежал электропед.
   Грузовик фыркнул и остановился. Из кабины не торопясь вылезли двое шоферов и уставились на электропед. Затем они переглянулись и пожали плечами. И обшарили взглядом окружающий ландшафт. Дэвид и Бхаджат прижались к земле.
   Водитель повыше почесал в затылке и что-то сказал по-испански. Похоже, он задал вопрос, и в нем прозвучало слово «террористас».
   Водитель поменьше рассмеялся и показал на грузовик. Его напарник покачал головой и сказал что-то насчет «полиси». Меньший сплюнул на землю.
   — Полисия! Тьфу!
   Обменявшись еще несколькими фразами, они поставили электропед на колеса и подкатили его сзади к грузовику. Шофер повыше, казалось, действовал куда менее охотно, чем его напарник, радостно отбарабанивший кодовую комбинацию цифр на задней дверце трейлера. Дэвид внимательно следил за его пальцами.
   Они, крякнув, подняли электропед с асфальта и затолкали его в трейлер. А затем захлопнули двойные дверцы и отправились обратно в кабину. Дэвид рванул Бхаджат за руку, кинувшись к хвосту прицепа. Она зажала свободной рукой рот и согнулась пополам. Он выбил на кнопках замка ту же кодовую комбинацию цифр, и задняя дверца открылась с еле слышным щелчком.
   Грузовик уже начал двигаться, когда он закинул в него Бхаджат. Ему пришлось догонять бегом, схватиться за открытую дверцу и перемахнуть в темную внутренность прицепа. Он медленно, осторожно закрыл дверцу. Щелкнул замок, и они погрузились в темноту.
   Их глазам потребовалось несколько минут приспосабливаться к этому мраку. Прицеп был доверху забит прозрачными пластиковыми контейнерами с мебелью.
   — Жалко, что она вся в контейнерах, — подосадовал Дэвид под гул двигателям и шорох шин. — Нам здесь достался уютный дом, полный диванов и кресел.
   — Ничего, тут прекрасно, — прошептала крупозным голосом Бхаджат. — Мы в безопасности… пока…
   И рухнула без чувств в объятия Дэвида.

24

   Многие люди прореагировали на спутники солнечной энергии так же, как реагировали поколением раньше на атомную энергию — железами вместо мозгов. Беспорядки в Дели после открытия первой притенной фермы около индийской столицы были типичными для той истерии, с какой встретили во многих местах Спутники Солнечной Энергии. Кто-то пустил слух, будто микроволновое излучение передается по ночам со спутника прямо на город, с целью стерилизации женщин!

   Можно было бы подумать, что эти идиоты могут быть благодарны за какой-то способ безболезненного контроля над рождаемостью, учитывая, что жертвы голода валялись по всей Индии кучами, словно осенние листья, да вдобавок по стране прокатывались эпидемии. Так нет же. Вместо этого они устроили беспорядки. Перебили сотни людей и так крепко разнесли притенную ферму, что местная энергетическая компания разорилась. Нам — то хоть бы хны; мы просто нацелили спутник на Северную Африку, где энергию принимали и продавали Европе. А Индия осталась бедной и нуждающейся.

   Индийское правительство и пальцем не шевельнуло; прийти на помощь энергетической компании было бы политическим самоубийством. Даже когда попыталось вмешаться Всемирное Правительство, его сотрудников избивали, осыпали угрозами, а одного-двух похитили и убили. Зверски.

   И все из-за глупого слуха…

Сайрес С. Кобб, кассеты для несанкционированной автобиографии.

   Самый быстрый, самый легкий и самый разумный путь из аргентинской глубинки лежал на восток, к длинному побережью этой страны, где находились города, порты и аэродромы, откуда можно было направиться на север в Бразилию и в конечном итоге в Соединенные Штаты, или через Атлантику в Африку или Европу.
   Поэтому Дэвид и Бхаджат направились на запад, еще глубже в захолустье, к массивным горам, отделявшим Аргентину от Чили.
   Сперва у них не было иного выбора. Забравшись тайком в конец прицепа, они сидели среди контейнеров с мебелью и ехали туда, куда их вез грузовик. Бхаджат очень ослабела и ее лихорадило; она по большей части спала.
   Наконец грузовик остановился в Санта-Росе. Дэвид закрыл ладонью рот спящей Бхаджат, чтобы заглушить любой кашель, когда двое водителей распахнули задние дверцы и вытащили электропед. Дэвид мельком увидел узкую улочку с потрескавшейся черной мостовой, где среди древних плит пробивались сорняки. Грязные ветхие двухэтажные здания из штукатурки и цемента. Мы не на конечном пункте маршрута, догадался Дэвид.
   Он приоткрыл дверь и увидел, как водители закатили электропед в кантину на уличном углу. Сквозь замаранное стекло кантины он увидел, как они поздоровались с невысоким темнокожим человеком, лицо которого походило на крысиную морду. Шофер повыше остался у стойки, прислонив электропед рядом к стене, в то время как другой шофер исчез вместе с хозяином в подсобке. Несколько минут спустя он вышел, сияя от радости, и заказал всем по стаканчику — в баре сидело шестеро усталых с виду мужчин и они с улыбкой приняли бесплатную выпивку.
   Дэвид вынес Бхаджат из грузовика и помог ей дойти до кантины. Она очень ослабла. Ему пришлось поддержать ее.
   — Где… что мы делаем?
   — У тебя хватит сил, чтобы позвонить своим друзьям по ПРОН? — спросил он. Несколько метров между грузовиком и кантиной показались целым километром. На улице никого не было; стоял ранний полдень. Где-то в переулке тявкнула собака, но в остальном все было тихо.
   — Да, — слабо ответила она. — Но как?
   — Ш-ш! Представь это мне.
   Когда они прошли древние вращающиеся двери кантины, внутри все застыло. Никто не двигался. Разговоры оборвались на середине слова. Все глаза сфокусировались на них.
   Дэвид помог Бхаджат дойти по голому дощатому полу прямо к хозяину, снова сидевшему за столом у задней стены.
   — Я хотел бы поговорить с вами о похищенном электропеде, — обратился он к нему.
   Хозяин, похоже, растерялся. Дэвид видел уголком глаза у стойки двух шоферов. Те, похоже, перепугались.
   — Там, — кивнул Дэвид на дверь, ведшую в заднюю комнату.
   Хозяин поднялся из-за стола и повел их в заднюю комнату. Она была крошечная. Ее голые оштукатуренные стены покрывали надписи и грубые рисунки. Но, как и надеялся Дэвид, на грубо обструганном скособоченном столе стоял сверкающий новенький видеофон.
   Опустив Бхаджат на один из стульев Дэвид повернулся к стоявшему около двери хозяину. Дэвид засунул большой палец за пояс, рядом с рукоятью пистолета, и улыбнулся низкорослому хозяину.
   — Электропед можете оставить себе. Нам нужно только воспользоваться на несколько минут вашим видеофоном, а потом, возможно, договориться о каком-то транспорте.
   Он видел, как усиленно работает мозг хозяина.
   — Конечно, сэр, — сказал тот на приличном английском. — Можете спокойно пользоваться видеофоном. Но вот транспорт — это может оказаться дорогим.
   — Я понимаю, — кивнул Дэвид.
   Бхаджат попробовала достать Хамуда на их конспиративной вилле выше Неаполя, но тот был слишком осторожен, чтобы отвечать на неожиданный звонок. Пришлось вместо этого соединиться кружным путем с телефоном ПРОН на Кубе, а потом со вторым телефоном в Мексике и, наконец, — через спутник — удалось связаться с Неаполем. Даже тогда Хамуд прямо не говорил, а на экране показывал молодую женщину.
   Кашляя, раскрасневшись, Бхаджат слабым голосом договорилась о переводе кредита из используемого ими итальянского банка в местный филиал в Санта-Росе. Хозяин назвал сумму, Бхаджат предложила половину и, наконец, они сошлись на трех четвертях. Итальянка на несколько секунд исчезла с экрана, а затем вернулась и дала добро на перевод денег. И резко прервала связь.
   Хозяин налил им обоим по стаканчику и послал рассыльного в местный автоматизированный филиал. Перевод произойдет за несколько минут: сделки по системе компьютер — компьютер производились с электронной скоростью, пока их не тормозили никакие люди.
   — Этой леди нужен врач, — сказал хозяин, пока они ожидали возвращения посланного.
   — Да, — согласился Дэвид. — Мы сможем найти его здесь?
   Крысомордый пожал плечами.
   — Когда-то в Санта-Росе врачи занимали целую улицу. Но наш городок умирает. Пропали все рабочие места, а вместе с ними и врачи. Один-то у нас есть, но он на станции скорой помощи в горах; там у них эпидемия. Туда вам ехать не стоит. Слишком опасно! Эпидемия.
   — Где же мы тогда сможем найти ей какую-то медицинскую помощь?
   — Я это устрою, — пообещал хозяин. — Без всякой дополнительной платы, — гордо добавил он.
   Бхаджат улыбнулась ему.
   — Мы согласились на большее, чем вы ожидали? — едва слышно спросила она.
   Тот улыбнулся в ответ.
   — Когда дело доходит до благополучия такой прекрасной юной леди, деньги в расчет не принимаются.
   Тут в крошечную комнатушку ворвался, улыбаясь во весь рот, рассыльный. Он вытащил из одного кармана облегающих джинсов пачку международных долларов, а затем рванул такую же толстую пригоршню банкнот из другого.
   — Ах, — вздохнул хозяин. — И вдобавок международные доллары. Они стоят намного больше аргентинских песо.
   Это гарантировало его дружбу, и хозяин сделал несколько звонков, а потом лично отвез Бхаджат и Дэвида на старом, покрытом пылью автофургоне, гудевшим хорошо смазанным двигателем, к неудобной маленькой взлетной полосе Санта-Росы. Их ждал небольшой двухмоторный реактивный самолет, где уже сидел за штурвалом, разогревая двигатели, седовласый пилот.
   Дэвид и хозяин помогли Бхаджат забраться в самолет. Затем темнолицый коротышка отвесил Дэвиду последний поклон.
   — Вайя кон диос, — пожелал он, перекрывая рыкание двигателей. — Когда вы приземлитесь, вас будет ждать врач. И не волнуйтесь, мой телефон полиция не подслушивает.
   Дэвид пожал протянутую руку, думая про себя: я благодарю преступника за противозаконные действия.
   А затем забрался в самолет и помог Бхаджат пристегнуть ремни.
   Взлетели они с ревом, самолет так сильно трясся и дрожал, что Дэвид наполовину ожидал увидеть, как с грохотом отрываются и падают куски. Но все удержалось на месте.
   Они сидели бок о бок позади пилота, разговорчивого, круглолицего улыбчивого человека с сильными твердыми руками и заметным брюшком. Место второго пилота оставалось незанятым.
   — Я летаю с тех пор, как достаточно вырос, чтобы видеть выше приборного щитка за лобовое стекло, — довольно говорил он, перекрывая приглушенный рев двигателей. — Летаю везде. Вы платите, я летаю. Иногда летаю и без всякой оплаты, например, когда происходит землетрясение и людям нужна помощь — продукты, медикаменты, ну, сами знаете.
   Дэвид посмотрел на сидевшую рядом с ним Бхаджат. Она, казалось, заснула. На ее лице все еще горел румянец, тело ее жарила лихорадка.
   — Куда мы направляемся? — спросил Дэвид пилота.
   — В Перу. Там вас никто не ищет.
   — В Перу, — повторил Дэвид. Он мысленно увидел инков и конкистадоров, золотые храмы высоко в неприступных горах.
   — Бывали когда-нибудь там?
   — Нет, — ответил Дэвид.
   — Высокие горы. Некоторым людям там трудно дышать из-за разряженного воздуха. В девяностые годы я возил туда опиум.
   — Контрабанда?
   — Полиция называла это именно так, — чуть пожал плечами летчик. — Кто-то перевозил товары то ли из Китая, то ли еще откуда, а в горах его перерабатывали. В те годы там имелись крупные фабрики. А потом кто-то перевозил его на север, к гринго. Я тем маршрутом никогда не летал. Слишком опасно. Эти сумасшедшие гринго, когда пытаешься пересечь их границу, лупят по тебе самонаводящимися ракетами ЗВ.
   — Ракетами земля-воздух?
   — Си. Наркотики тогда были большим бизнесом. Уйма денег для всех. Это было до того, как явилось Всемирное Правительство и все прикрыло.
   Дэвид кивнул.
   — А у них в горах имелись крупные фабрики. Много работы для всех — даже для летчиков, вроде меня. Проклятое Всемирное Правительство все это разрушило. Всех лишило работы.
   Он болтал часами, пока они летели на север. Местность под ними сменилась с пампы на лес, с леса на непроходимые джунгли, и, наконец, на высокие, скалистые горы. На многих пиках Дэвид видел снег. Но никаких признаков дорог, городков, человеческого обитания.
   — Это тяжелый участок, — сказал таким же веселым тоном, как и раньше, пилот. — Там где мы начали, мы летели достаточно низко, чтобы пройти под радарами. Но здесь в горах, в это время года приходится лететь повыше — а то повстречаешься с ангелами. Она хорошо пристегнута?
   Дэвид проверил ремни Бхаджат, а потом свои. Самолет начало болтать в сильных воздушных потоках гор. Голые, неровные каменные стены казались страшно близкими к ним.
   — Не бойтесь, — крикнул пилот, когда самолет накренился. — Я летал в этих краях больше, чем вы прожили. Они — мои друзья.
   Внезапная воздушная яма заставила Дэвида порадоваться, что в желудке у него пусто. Бхаджат заворочалась и застонала во сне.
   Он сказал, что нас будет ждать врач, в сотый раз повторил про себя Дэвид. Он обещал.
   — Ой-е-ей!
   Дэвид посмотрел на полуобернувшегося на своем сиденье пилота.
   — Что случилось?
   Пилот показал на правую сторону самолета. Дэвид увидел три летящих с крейсерской скоростью косокрылых истребителя. Непонятно, как у них крылья не отлетали при такой скорости. И уставился на эмблемы на истребителях: голубой шар Всемирного Правительства. А на хвостовом оперении стилизованное золотое солнце с лучами. Древний символ инков. Это перуанцы.
   Пилот надел наушники и бормотал что-то в нашейный микрофон на рубленом жаргоне профессиональных летчиков.
   Снова повернувшись к Дэвиду, он сообщил:
   — Они хотят чтобы мы приземлились на аэродроме ихнего Всемирного Правительства. Им известно, что вы двое у меня на борту.
   — Тот человек в Санта-Росе, — догадался Дэвид.
   — Должно быть, за вас предлагают большую награду. Пока не светят крупные деньги, ему вполне можно доверять.
   — Что они сделают, если мы не выполним указаний?
   Пилот больше не улыбался.
   — Собьют нас. Их командир говорил, что у них есть и ракеты и лазерные пушки, так что если мы не летаем быстрее света, у нас нет шансов оторваться от них.
   — Выбор невелик.
   Улыбка малость вернулась на место.
   — Не боись, амиго. Я знаю эти горы, а они — нет. Я высажу вас в безопасном месте. Оно будет не там, где вас ждут, но и не на их проклятом аэродроме. Они скорей поцелуют меня в задницу, чем я дам захапать мой самолет!
   — Но у них же ракеты и…
   Пилот беззаботно отмахнулся.
   — А у меня вот это. — Он постучал себя указательным пальцем по виску. — И вот эти, — он указал вниз. — Кохонес, — объяснил он.
   Пятнадцать минут они летели вместе с истребителями, настолько прямо и ровно, насколько вообще позволяли хитрые горные ветры. Чтобы оставаться поблизости от маленького турбореактивного самолета, сверхзвуковым реактивным самолетам, приходилось постоянно сбрасывать скорость. Пилот снова включил рацию и болтал по-испански с пилотами истребителей, объясняя, что он летит с максимальной скоростью.
   — Я вам, знаете ли, не ракета! — рявкнул он ради Дэвида по-английски, а сам мало-помалу сбавлял скорость.
   Затем вышел спор по поводу высоты. Горы все еще поднимались, становясь перед ними все выше и выше. Пилоты истребителей хотели подняться над пиками как можно выше. Пилот Дэвида покачал головой и объяснил, что его бедный уставший самолет уже и так с трудом достиг своего потолка и не может подняться выше, не потеряв скорость и не разбившись.
   Вскоре они заманеврировали, огибая заснеженные пики, пролетая там и сям среди гор. Под ними расстилалось непроницаемое море облаков и тумана, но на этой высоте разряженный воздух оставался ясен.
   А затем совершенно неожиданно пилот толкнул штурвал вперед, совершил тяжелый поворот налево и заложил такой крутой вираж, что Дэвид перестал что-либо видеть кроме несущихся мимо его окон скал. Ревя двигателями, самолет нырнул в облака, и мгновение спустя их окутал серый туман, вынуждая лететь только вслепую.
   Дэвиду хотелось закричать, но у него перехватило дыхание.
   Пилот сорвал с головы наушники и улыбнулся Дэвиду.
   — Не боись. У меня есть радар. — Он постучал по крошечному оранжевому экранчику в центре приборной доски. На нем вспыхивали импульсы, отраженные от окружающих их со всех сторон гор.
   Но ты же не смотришь на него! — молча завопил Дэвид.
   — У них тоже есть радары, — сказал все так же через плечо пилот, — но они чересчур боятся бросать свои новенькие сверкающие самолетики сюда, вниз, заниматься любовью со скалами. Я знаю эти горы. Я могу пролететь через них с завязанными глазами и поцеловать по дороге все до одной.
   Дэвид кивнул и попытался улыбнуться.
   После скачков, содроганий и закладывания ушей, длившегося, казалось, часы, они опустились ниже слоя облаков, и Дэвид увидел скользящие под ними широкие альпийские луга. Косые солнечные лучи просачивались сквозь густые серые облака над ними. Луга выглядели голыми и коричневыми, безлесными и усеянными валунами. Теперь у пилота не осталось времени на разговоры. Он провел самолет низко над ровной кляксой пожухшей травы, сделал один круг над ней, а затем выбросил шасси с тормозными парашютами и устремился совершить посадку, подскакивая по земле и поднимая пыль.
   Даже не выключая двигателей, он протянул руку назад и открыл люк рядом с Дэвидом.
   — Порядок, теперь вы в безопасности.
   — В безопасности? Где мы?
   — Примерно, в пятидесяти километрах от Сьюдад-Нуэво — именно там вас ждут друзья.
   — Но как мы туда попадем?
   — Не знаю! А может, ваших друзей уже замела полиция. Здесь вы несколько дней будете в большей безопасности.
   — Что вы имеете в виду? Здесь же ничего нет!
   — Вон за той горой индейская деревня. Вы сможете какое-то время побыть там.
   — Но…
   — Нет времени! Я должен вернуться к аэродрому, где смогу достать какое-нибудь горючее, прежде чем меня догонит эта сраная полиция. Вылезай! Быстро!
   Не имея почти никакой возможности подумать, Дэвид расстегнул ремни у Бхаджат и вынул ее из самолета. Пилот форсировал двигатели, устроив ими миниатюрный ураган из пыли и мелких камешков пока Дэвид стоял там с Бхаджат на руках.
   Самолет с ревом понесся, подпрыгивая по пологому лугу, и поднялся в затянутое облаками небо. Через несколько минут он исчез в серых облаках, и даже звук его двигателей и тот пропал.
   Дэвид остался один в пустынном диком краю с больной, потерявшей сознание девушкой.

25

   Свершилось!

   Я зашел в общежитие к Руфи поработать над заданием по электронике, которым мы занимались на пару, а обе ее подруги по комнате вышли в полдень погулять, и, ну, вместо занятия проектом мы очутились в постели. Она — чудо. У нее это тоже в первый раз.

   Я сказал что хочу жениться на ней и люблю ее, а она только хихикнула и сказала, что нам еще долгое время не следует даже думать о браке. Семья у нее еврейская, но ее родные не строгих правил и все такое, так что они не станут возражать против ее брака со мной. Но если у нас будут когда-нибудь дети, сказала она, то они будут евреями. Я этого в общем-то не понимаю; кажется, это никак не связано с тем, в духе какой церкви их воспитают. Они будут иудеями, даже если мы вырастим их лютеранами. Именно так объяснила Руфь.

   Так или иначе, я намерен теперь упорнее чем когда-либо работать над этими проклятыми классными заданиями. Руфь такая способная, что, наверняка, пройдет тесты и отправится на «Остров номер 1», и я не собираюсь дать ей улететь туда без меня.

Дневник Уильяма Пальмквиста.

   Давай смотреть фактам в лицо, старушка, ты, должно быть, мазохистка.
   Эвелин сидела в баре «Везувио», где декорации состояли из голографической панорамы прошлых извержений вулкана Везувий. Повернись в одну строну — увидишь, как докрасна раскаленная лава крушит под своим неудержимым потоком деревню повернись в другую — и тебе откроется зрелище швыряемых из огненного конуса камней величиной со школу.
   Эвелин игнорировала все эти виды, потягивая свой бокал в затемненном, шумном баре. Большинство посетителей были итальянцами, неаполитанцами, предпочитавшими разговорам — пение, а пению — споры. Бармены спорили с клиентами, а клиенты спорили друг с другом — и все в полную силу легких, сопровождая слова более красноречивыми жестами, чем мог когда-либо проделывать дирижер симфонического оркестра. Тут можно потерять глаз, просто обсуждая погоду; подумала Эвелин.
   Но она снова сидела у стойки в конусе молчания. Всякий шум и деятельность вокруг нее свелись на нет. Она затерялась в собственных мыслях.
   Они приземлились в Аргентине. Если я вылечу туда, то будут ли они еще там, когда я прибуду? Позволят ли мне аргентинцы увидеться с Дэвидом? Или взять интервью у угонщиков из ПРОН? И как я туда попаду? Одолжив денег у Чарльза? Он будет ждать оплаты.
   Он ничего не имела против бисексуальности сэра Чарльза. Что он проделывает с другими, ее не касалось. Но этот человек был мазохистом и отключал Эвелин своими горячими требованиями наказать его. Двое мазохистов не могут развлекаться друг с другом, думала она. Даже хотя ее мазохизм строго ограничивался избранной профессией. Ты, должно быть, мазохистка, раз держишься за журналистку. Другого объяснения нет.
   — Можно мне предложить вам бокал?
   Пораженная Эвелин подняла взгляд и увидела стоявшего рядом с ее табуретом молодого смуглого человека с толстой шеей. С вида он не совсем походил на итальянца, хотя и носил такие же широкие брюки и безрукавную рубашку, как и все остальные в баре.