Бова Бен. Колония

   — Я вижу все! — крикнул Хамуд, вертясь и вертясь вокруг своей оси. — Это все равно, что быть БОГОМ!
   Все равно, что быть Богом, повторил про себя Дэвид. Вот зал выгрузки пассажиров, где они недавно вышли. А на экране рядом с ним и сами причалы для космических кораблей, проглатывающие теперь возвращенных из модулей рабочих. Деревни и леса, озера и поля, обрабатываемые желтыми машинами не больше тележки для гольфа.
   Хамуд повернулся и увидел экраны, показывавшие сложные механизмы. А другие давали огромные панорамы высоких зеленых деревьев, целый тропический мир без единого здания в поле зрения. И все же, рядом с этими экранами находились другие изображения приземистые пышные дворцы из чистейшего белого камня и хрусталя, расположенные в той же тропической зелени. Он узнал на одном из зданий цвета шейха аль-Хашими.
   — Где это? — спросил он, показав на экран.
   Старик Кобб выглядел больше рассерженным, чем испуганным.
   — В Цилиндре Б, где живут члены правления.
   — Шейх аль-Хашими?
   — Да. И другие — Гаррисон, Сент-Джордж, все пятеро.
   Хамуд по-волчьи осклабился.
   — Я нанесу визит им всем. Шейх одно время был моим работодателем.
   — Его нет дома, — сухо сказал Кобб. — Он на конференции с Бовето и Освободителем.
   Кобб ткнул клавишу у себя на пьедестале, и самый большой видеоэкран, в центре стены перед ними, показал людей, за столом совещаний, углубившихся в разговор.
   — Да, вот шейх, — увидел Хамуд, по телу его расползлось тепло удовлетворения. — Я нанесу ему визит на конференции… а потом пойду посмотрю, на что похожи эти дома миллиардеров.

38

   Люди мира! Ударные части Подпольной Революционной Организации Народа Захватили «Остров номер 1». Господству транснациональных корпораций над передачей энергии из космоса положен конец. Корпорации и их лакеи из Всемирного Правительства не будут больше поддерживать такие высокие цены на энергию, что нуждающиеся всего мира не могут позволить себе платить их. Начинается новый день!

   Мы, члены ПРОН, предъявляем следующие подлежащие обсуждению требования:

   1) все действия против ПРОН должны быть немедленно прекращены по всему миру;

   2) Всемирное Правительство должно быть распущено;

   3) национальные правительства должны открыть свои законодательные собрания для представителей ПРОН;

   4) все транснациональные корпорации должны быть расчленены на более мелкие, не монополистические объединения, под надзором контролеров ПРОН.

   До тех пор, пока эти требования не будут выполнены, со Спутников Солнечной Энергии не будет подаваться никакой энергии на любые приемные станции Земли.

   Среди пленников, удерживаемых нами заложников на «Острове номер 1», находятся: Кови Бовето, И.О. Директора Всемирного Правительства; Т. Хантер Гаррисон, президент «Гаррисон Энтерпрайзис»; шейх Джамиль аль-Хашими…

Передано на всех частотах с «Острова номер 1» 7 декабря 2008 г.

   Когда объявление ПРОН о захвате «Острова номер 1» передавалось на Землю по всем частотам и коммерческим теле, радио и голографическим каналам, Джамиль аль-Хашими сидел за столом переговоров.
   Совещавшиеся ничего не знали о происходящем вокруг них. Аль-Хашими откинулся на спинку облегающего кресла, слушая вежливо-ледяную дискуссию между дипломатами. Мысли его устремились к дочери.
   Кови Бовето, казалось скучал. Его помощники спорили о процедурных вопросах, протоколе, повестке дня. Судя по его виду, африканец хотел прорваться сквозь всю эту волокиту и поговорить прямо с Освободителем. Латиноамериканец тоже выглядел отнюдь не довольным, заметил аль-Хашими. Он явился сюда заключить соглашения, а не спорить о том, кому где сидеть.
   Бхаджат должна уже прилететь, думал аль-Хашими. Не рассердится ли она, что я не встретил ее в причальном зале? Неважно. Я должен обращаться с ней потверже. Именно моя слабость и позволила ей постепенно оторваться.
   Налогообложение слишком сложный вопрос, чтобы вставлять его в предварительную повестку дня, — говорил один из функционеров Всемирного Правительства, тихим, отшлифованно-гладким монотонным голосом, тщательно рассчитанным, дабы никого не оскорбить ни малейшей интонацией или демонстрацией чувств. Он усыпит тебя прежде, чем заставит рассердиться, — пробормотал про себя аль-Хашими.
   Аргентинец, игравший роль рупора Освободителя, слегка пожал плечами.
   — Возможно. Но вопрос о местной автономии…
   Я мог бы извиниться и отправиться на причал, сказал себе аль-Хашими. Или еще лучше, пойти и встретиться с ней в ее квартире, как только она высадится. Так не покажется как будто я дожидался ее прибытия…
   — Нет!
   Слово это произнесли тихо, но все вокруг длинного сверкающего стола разом смолкли. Какой-то миг в помещении слышалось только гудение воздушных вентиляторов, спрятанных в воздухопроводах над потолком.
   Все глаза обратились к Освободителю.
   — Я говорю «нет», — его спокойные серые глаза обвели взглядом всех сидящих за столом и остановились на Бовето. — Мы явились сюда достичь взаимопонимания, а не спорить, сколько ангелов может плясать на острие иглы.
   — Согласен, — широко усмехнулся Бовето, показывая все свои зубы и слегка хлопая ладонями по столу.
   — Но, сэр, — вмешался сидящий рядом с ним помощник, — эти дела слишком важны, чтобы подходить к ним наудачу.
   — Тогда давайте утвердим повестку дня, — предложил с другой стороны Освободитель, — сейчас, быстро, без всяких этих экивоков и мелочного педантизма.
   — Что вы предлагаете? — спросил Бовето. Его помощники выглядели шокированными и пораженными ужасом из-за того, что их шеф заговорил напрямик с Другой Стороной.
   — Аппарат принятия решений Всемирного Правительства в Мессине слишком часто игнорирует потребности, чаяния… душу, за неимением лучшего слова, отдельных стран, затрагиваемых этим решениям, — сказал Освободитель. — Отдельные страны должны получить более сильный голос в процессе принятия решений.
   Бовето нагнулся вперед.
   — Перестройка Всемирного Законодательного собрания — занесите это в повестку дня.
   Сидевший за плечом Бовето секретарь застучал по лежавшей у него на колене клавиатуре компьютера. Помощники по бокам Бовето сидели в каменном молчании.
   — Налоги важны, — сказал Бовето. На лицо его вернулась усмешка. — Фактически, налоги — это главное занятие правительства.
   — Согласен, — кивнул Освободитель.
   — А как насчет ПРОН? — спросила одна женщина из окружения Освободителя, высокая, надменного вида аристократка с точеными лицами испанской знати. Ее царственная осанка выглядела дико неуместно при носимой ей мешковатой форме цвета хаки. — Да, — поддержал Освободитель. — Насилию надо положить конец. Больше не должно быть никаких убийств. Это следует сделать самым первым пунктом в нашей повестке дня.
   — Отлично, — согласился Бовето.
   — И торговые отношения, — робко предложил один помощник Бовето, — особенно между…
   — Не сейчас, — отрезал Бовето. — Но нам следует обсудить возвращение во Всемирное Правительство Аргентины, Чили и Южной Африки.
   Освободитель кивнул.
   — Я, конечно, не уполномочен говорить от имени правительств этих независимых стран, но мы можем выработать условия, на которых они обдумают воссоединение.
   Открылась главная дверь в конференц-зал. Сидящий ближе всех к двери аль-Хашими сердито повернулся в кресле.
   — Мы же приказали не беспокоить…
   Пепельнолицый охранник из службы безопасности «Острова номер 1» просто стоял там, в дверях, разинув рот, с открытой и пустой кобурой на боку.
   Из-за его спины вышел Хамуд с тяжелым автоматическим пистолетом охранника в руке. А за Хамудом шло еще двое неважно одетых партизан, почти беззаботно держащих у бедра сверкающие новые автоматы.
   — Хамуд! — ахнул аль-Хашими. — Как ты…
   — Господа! И дамы! — объявил с улыбкой — надменным знаком наглости — Хамуд. — Вы пленники Подпольной Революционной Организации Народа. Нет… не двигайтесь! Оставайтесь на местах. Не заставляйте моих людей стрелять. Мы захватили всю космическую колонию. Вы будете оставаться в этом помещении, пока вам не прикажут перейти в другое. Выполняйте все приказы сразу же. Если вы откажитесь выполнить любой, пусть даже самый незначительный приказ, вас расстреляют.
   Лео тяжело сел на маленький вращающийся пластиковый стул инженера. Спинка его выгнулась, а широко расставленные ножки затрещали под его весом.
   Захват электростанции прошел легко. Там не стояло никакой охраны; никто даже не держал оружия. Его дюжина бойцов ПРОН просто вошла, и все инженеры и техники застыли на местах.
   — Просто расслабьтесь и продолжайте работать, — велел им Лео. — Мы не собираемся никого трогать, пока вы делаете, что вам говорят.
   Он ожидал увидеть в здании электростанции массивные грохающие механизмы и мигающие повсюду огоньки компьютеров. Компьютерные пульты там были, спору нет: ряды за рядами их тихо перемигивались между собой. Но в данном, ярко освещенном помещении с высоким потолком царила тишина и прохлада. Никаких сотрясающих воздух огромных турбин, никакого шипящего пара или путаницы труб, пропускающих странные охладители и жидкости. Просто рациональное, чистое помещение с незатененными световыми панелями по потолку. И никакого шума, кроме тихого гудения компьютера и шлепанья шагов мужчин и женщин в удобных тапочках и безупречно белых халатах.
   «Тогда почему же я в поту?» — спросил себя Лео.
   Ноги его болели, а желудок сплетался в тугие узлы. «Нервы, — сказал он себе. — Всего лишь нервы».
   Во время акции он держался отлично. Ни единого приступа малодушия, хотя он думал, что ему, возможно, придется нажать на курок выданного ему автомата. Он держал оружие легко, в одной массивной ручище, обращаясь с ним, словно с удлиненным пистолетом.
   «Ладно, тебе не пришлось ни в кого стрелять. Все прошло гладко, как титька девственницы. Тогда почему же эта дрожь?»
   Он знал. Ему не хотелось в это верить, но он знал. Это было начало. Сердце дико стучало у него в груди. «Если я не получу вскорости мое снадобье, все мое тело развалится».
   Уильям Пальмквист бросился к видеофону и бухнул по кнопке «ВКЛ», прежде чем закончился первый гудок. Обычно веселое круглое лицо Рут выглядело обеспокоенным.
   — С тобой все в порядке? — спросили они одновременно.
   Обыкновенно, они бы рассмеялись, но теперь он лишь кивнул, когда она сказала:
   — Нас отозвали из лабораторного модуля. Мы думали, что произошла солнечная вспышка или что-то в этом роде.
   — Хуже, — сказал он. — Колонию захватили террористы.
   — Знаю. — Рут оглянулась через плечо. — Здесь на причалах вооруженные охранники ПРОН.
   — Ты в норме? Они тебя не беспокоили?
   — Нет. Они сказали, что отпустят нас всех по домам, и нам надо будет остаться в своих квартирах до дальнейших приказов.
   Он быстро закивал.
   — Именно так они нам и сказали, когда заставили нас отключить все оборудование и вернуться с фермы.
   — Я буду дома, как только смогу сесть в поезд. Здесь большая толпа народу. Всех работающих в модулях отозвали одновременно.
   — Меня одно радует — что вас не заставили остаться там. Я с ума сходил от беспокойства.
   — У меня все прекрасно, Билл, — улыбнулась она ему. — Ничего с нами не стрясется, вот увидишь.
   — Разумеется, — солгал он, зная, что она тоже скрывает свои страхи.
   — Вы должны попробовать договориться с ними!
   Сезар Вилланова мрачно улыбнулся.
   — Сомневаюсь, что они будут общаться со мной иначе, чем с остальными. В конце концов, я ведь никогда не принадлежал к их числу.
   Бовето поднялся с кресла и принялся расхаживать вдоль длинного стола. Другие, сидевшие за столом, перешептывались, собравшись в маленькие испуганные кучки, или тупо глядели в ничто, как аль-Хашими.
   Достигнув конца стола, Бовето повернулся и сказал:
   — Вам следует по крайней мере попробовать поговорить с ними. Они смотрят на вас с почтением. Освободитель был героем для них — по всему свету.
   — Пока не согласился на переговоры с вами, — уточнил Вилланова.
   — Вы думаете, они повернули против вас? — нахмурился Бовето.
   — Конечно.
   — Чепуха! Они никогда не…
   Дверь распахнулась, и все разговоры смолкли. Один из вооруженных партизан, долговязый, бледнокожий подросток, державший автомат так, словно родился с ним в руках, вызвал:
   — Шейх Джамиль аль-Хашими!
   Паренек грубо сделал шейху знак автоматом, веля следовать за собой.
   Бросив на остальных взгляд, выражавший «Кто знает?», аль-Хашими вышел следом за парнем. Сразу за дверью конференц-зала стояло двое охранников ПРОН, один из них — девушка. Оба с автоматическими винтовками. Они закрыли дверь, когда парнишка, не оглядываясь, зашагал по коридору. Аль-Хашими последовал за ним.
   Они вышли из здания, прошли через старательно ухоженную лужайку, направляясь к другому маленькому, невысокому зданию из выбеленного цемента. Деревянные проулки и улицы пустовали; обычное предвечернее движение пешеходов исчезло.
   Зайдя в здание поменьше, парень пошел прямиком к двери без надписи и постучал. Изнутри отозвался приглушенный голос, и парень открыл дверь, а затем грубо сделал аль-Хашими знак проходить.
   Он оказался стоящим у задника странного театра. Оттуда, где он стоял, спускалось десять рядов кресел и перед каждым креслом стоял похожий на письменный стол пульт. Большинство кресел пустовало, но в двух первых рядах сидели, склонившись над пультами, техники, пробегая пальцами по цветным кнопкам настольной клавиатуры, словно музыканты, играющие сложную симфонию.
   Занимавший переднюю стену театра огромный экран показывал электрическую карту мира. Аль-Хашими сразу догадался о цели карты; в багдадской конторе у него имелись схожие карты. Светящиеся вдоль экватора зеленые огоньки показывали где зависли на орбите Спутники Солнечной Энергии. На огромных районах карты — все они находились в Северном Полушарии — цветовой код показывал, сколько энергии получал от спутников каждый район.
   Один лоскут территории на Балканах уже светился красным. И на глазах аль-Хашими еще один отрезок, охватывающий большую часть Италии, перешел от веселого желтого цвета к болезненно-розовому.
   Они отключают Спутники Солнечной Энергии, понял аль-Хашими. И увидел стоящих позади техников партизан ПРОН, сжимающих оружие, пока техники послушно отключали энергию, текущую из космоса жителям Европы и Северной Америки.
   Все это аль-Хашими уловил одним взглядом, когда за ним со щелчком закрылась дверь. И он увидел стоящую поблизости от него на этом последнем, самом высоком ряду театра свою дочь, Бхаджат — предводительницу партизан, Шахерезаду, одетую в мужской комбинезон с пистолетом на боку.
   — Итак, отец, — сказала Бхаджат в сумрачном освещении от прочей части театра. — Вот я и прилетела на «Остров номер 1», как ты желал!
   В смутном свете было трудно прочесть выражение ее лица.
   — Не совсем так, как желал, — поправил аль-Хашими. — Но впрочем, ты редко делала то, чего хотел от тебя я.
   — Шахерезада еще не закончила свою работу.
   — Оно и видно, — показал на электронную карту он.
   — Ты действительно верил, что я присоединюсь здесь к тебе, как верная дочурка?
   — Я надеялся, что теперь уж ты придешь в чувство.
   — Как пришла в чувство моя мать.
   Он почувствовал вспыхнувший в нем укол удивления. Но их больше никто не слышал. Все находились в многих рядах от них, занятые исключительно своей разрушительной работой.
   — Твоя мать была алкоголичкой и дурой. Ты сама это знаешь.
   — Я знаю, что она умерла от алкоголизма. Она пила от одиночества. Она тосковала по тебе.
   — Возможно, она и думала так, — сказал аль-Хашими, в груди у него сжимались стальные пружины. — Но она лгала даже себе.
   — И ты убил ее.
   — Она сама убила себя — алкоголем, как ты сказала.
   — Ты позволил ей это сделать.
   — Она опозорила себя. Я не позволил бы ей и меня опозорить.
   — Ты убиваешь все, что стоит на твоем пути, не так ли?
   Он безрадостно улыбнулся.
   — А разве на руках Шахерезады нет крови?
   Глаза Бхаджат на мгновение вспыхнули. А затем она ответила:
   — Я — дочь своего отца.
   Аль-Хашими кивнул.
   — И что же у тебя намечено дальше? Отцеубийство?
   — Если будешь послушным — нет. Хватит и уничтожения всего, построенного тобой. Но если ты причинишь нам какие-то затруднения, то поверь мне, они убьют тебя, не задумываясь.
   — Здесь присутствует Хамуд, — сказал аль-Хашими. — Я знаю, что ему очень нравится убивать.
   Она подняла брови.
   — Ты настолько хорошо знаешь Хамуда?
   — Да.
   — Я смогу справиться с ним, если вы все будете вести себя благоразумно.
   — И я некогда думал, что смогу справиться с ним.
   — Ты во многом ошибся, не так ли? — зло улыбнулась Бхаджат.
   Игнорируя ее выпад, он спросил:
   — А как насчет Освободителя? Он тоже пленник?
   — Да. Одно время он мог бы стать нашим вождем. Но он такой же старый и коррумпированный, как и остальные из вас.
   — Он — человек высоких принципов, — заметил аль-Хашими. — И из-за этого с ним очень трудно договориться.
   — Я с ним договорюсь, — пообещала Бхаджат.
   Аль-Хашими поколебался.
   — Значит, это правда. Ты действительно предводительница шайки.
   — Это кажется столь уж странным?
   — Я думал, Хамуд…
   — Хамуд мнит себя вождем. Он выкрикивает приказы, но приказывает он то, что говорю ему я.
   — Понятно.
   — Возвращайся и скажи остальным, что мы нашли для них квартиры в одном из жилых комплексов.
   Но если они причинят нам хоть малейшее затруднение, бойцы перебьют их всех до одного.
   — Пути Аллаха трудно постичь.
   — Да вообще-то не очень, — ответила Бхаджат, жар гнева растопил ее ледяное безразличие к отцу. — Когда убиваешь человека, виноватого только в том, что он полюбил твою дочь, то следует ожидать, что Аллах покарает тебя за это преступление.
   Шейх уставился на дочь.
   — А… так вот почему…
   — Да. — Глаза ее загорелись. — Именно потому. Кровь за кровь. Ты убил мою любовь; ты уничтожил мою жизнь. И теперь я уничтожу все, что ты строил целую жизнь. Все!
   А в основании театра, на огромной электронной карте еще один веселый зеленый огонек замигал красным, показывая, что Спутник Солнечной Энергии отключили. Весь регион побережья Мексиканского залива в США, от Нового Орлеана до Тьямпа-Бей, переключился с желтого цвета на темный, мрачный красный.
   Хамуд сел на край заставленного фруктами стола и шумно откусил часть груши. Сок побежал ему по бороде.
   — Так вот, значит, где живут миллиардеры, — проговорил он. Еще трое партизан стояли в нескольких футах позади своего главаря и ухмылялись Гаррисону и Арлен.
   Гаррисон прожигал Хамуда взглядом с кресла-каталки.
   — Что вы имеете в виду, черт возьми, под "захватили «Остров номер 1»? Это невозможно!
   Хамуд рассмеялся, чуть нагнулся вперед и с размаху нанес старику оплеуху тыльной стороной руки.
   Стоявшая рядом с креслом Арлен шагнула в мертвую зону широко размахнувшейся руки Хамуда и ударила его негнущимися пальцами по горлу. Хамуд полетел назад, опрокинув стол, фрукты разбивались и катились во всех направлениях. Арлен перепрыгнула за ним через упавший стол, но двое партизан схватили ее за руки и болезненно выкрутили их за спину. Она врезала одному из них каблуком по ноге. Тот взвыл и выпустил ее руку.
   Когда она ударила другого локтем, из-за упавшего стола поднялся, разинув рот и держась одной рукой за горло, Хамуд. Пока трое партизан боролись с одной рыжей женщиной, Гаррисон уносился на кресле к спальне. Хамуд, шатаясь встал на ноги и вытянул руку. Схватив Арлен за волосы, он рванул ее назад с достаточной силой, чтобы заставить ее закричать. Один из партизан врезал ей в живот прикладом автомата, и она согнулась пополам. Хамуд отпустил ее волосы. Она рухнула на пол.
   — Возвращайся сюда, а то мы убьем ее! — крикнул он Гаррисону.
   Старик остановил каталку в дверях соседней комнаты. Он медленно повернулся и возвратился к ним, его морщинистое лицо побелело от ярости.
   Хамуд ткнул Арлен в спину носком сапога. Та не потеряла сознания. Ее полные ненависти глаза прожигали его взглядом.
   — Ты будешь оставаться тут без движения, — тихо велел ей Хамуд, — иначе мы застрелим этого глупого старика.
   Ее пальцы сжимались, словно когти, но в остальном она не шевельнулась.
   Хамуд повернулся к Гаррисону.
   — Смелая сотрудница, — заметил он, — показав на распростертую Арлен. — Она боится только одного, — как бы не пострадал ты.
   — Оставьте нас в покое, — произнес слабым старческим голосом Гаррисон. — Убирайтесь вон и оставьте нас в покое.
   — Сперва мы должны обыскать этот дом и убедиться, что у вас нет никакого оружия для применения против нас. — Он кивнул, и трое партизан направились к другим комнатам. — Если вы будете здесь вести себя тихо, будете жить.
   Гаррисон беспомощно сидел в кресле, уставясь на высовывающийся из кобуры Хамуда пистолет. Он слышал из спальни грохот, потом треск рвущейся материи, звуки взламывания и резкий смех.
   — Мои люди обыскивают очень тщательно, — насмешливо заметил Хамуд.
   Слава богу, они не смогут добраться до произведений искусства, говорил себе Гаррисон. Им никогда не найти подземного хранилища, а даже если и найдут, то не откроют его, не зная компьютерных кодов. Все будет в сохранности.
   Казалось, они разносили дом много часов. Из всех комнат Гаррисон слышал, как там что-то бьется, рвется, ломается. Арлен лежала без движения, не шевелясь. Но он видел у нее в глазах слезы бессильной ярости.
   Наконец они закончили. Трое юнцов вразвалочку вошли в гостиную, повесив автоматы на плечи, к их собственным мешковатым комбинезонам пристали обрывки белья и яркие цветные лоскутья с каких-то платьев Арлен. Один из них намотал на шею лифчик. Другой грыз ножку варенного цыпленка.
   — Никакого оружия, — доложил лифчиконосец. — Мы обыскали очень хорошо.
   — Хорошо, — кивнул Хамуд и повернулся к Арлен. — Можете теперь встать, прекрасная дама.
   Медленно, едва сдерживая гнев, она поднялась на ноги. Хамуд снова кивнул, и двое парней крепко схватили ее за руки.
   — Мы заберем ее с собой, — сказал Хамуд Гаррисону, — преподать ей несколько уроков уважения.
   — Нет! — Гаррисон с трудом поднялся на ноги. — Нет! Оставьте ее в покое!
   — Ты способен остановить нас, старик?
   — Я… я дам вам нечто… нечто нужное вам…
   Хамуд положил ладонь на грудь Арлен. Под тонкой шелковой тканью блузки он почувствовал ее сосок. И сжал его. Сильно. Она не дрогнула, но глядела прямо вперед, избегая встречаться взглядом с Гаррисоном.
   — У меня есть то, что мне нужно, — сказал Хамуд. — Это будет невысокой ценой за вашу жизнь, мистер Миллиардер. Мы даже отправим вам ее обратно, когда закончим с ней.
   Гаррисон остался стоять на дрожащих ногах. Понизив голос, вынуждая себя быть спокойным, он сказал:
   — Но то, что есть у меня, стоит миллионы… Только за одну из тех вещиц, какие я могу отдать вам, вы сможете купить целый город, полный женщин.
   Хамуд посмотрел на него.
   — О чем вы говорите?
   — О сокровищах, парень, — голос Гаррисона сделался хрипловатым мурлыканием. — Золоте и серебре. Вам не придется беспокоиться о банках и кредитных чеках. Это такая добыча, которой позавидовал бы сам Сулейман Великолепный.
   — Где?
   — Под землей. Неподалеку отсюда. В хранилище… вроде пещеры Али-Бабы, где сорок разбойников держали свои сокровища.
   Глаза Хамуда сузились.
   — Если ты шутишь надо мной…
   — Никаких шуток! Там больше золота и серебра, чем видело в жизни большинство людей. И алмазы, рубины… жемчужины величиной с твой кулак.
   — Неподалеку отсюда, говоришь?
   — Отпустите девушку, — предложил сделку Гаррисон. — Скажите мне, что оставите ее в покое, а я скажу вам где спрятаны мои сокровища.
   Они отпустили Арлен, не дожидаясь приказа Хамуда. Гаррисон внутренне улыбнулся, а затем описал, где скрыто подземное хранилище со всеми его художественными ценностями. Он объяснил им как открыть запираемые компьютером замки на двери хранилища.
   Хамуд заставил Арлен записать комбинации, а затем усмехнулся, когда она отдала ему бумагу.
   — Мы вернемся за тобой, милашка… после того как посмотрим сокровища! — Он повернулся к Гаррисону. — И им лучше быть такими, как ты их описал, старик.
   Они ринулись вон из дома и направились по тропе к скрытому хранилищу.
   — Зачем ты это сделал? — выпалила наконец Арлен. — Они же раздерут все на куски, когда увидят, что это произведения искусства, а не самоцветы или монеты.
   — Чтобы спасти твою хорошенькую головку, — огрызнулся Гаррисон. — Никогда не думал дожить до дня, когда буду таким чертовски благородным. А теперь звони центральному компьютеру и смени эту комбинацию замков, сейчас же! У нас есть пятнадцать, а может, только десять минут, прежде чем они прискачут обратно сюда, злее, чем росомахи. К тому времени нам надо быть в дремучем лесу!
   Арлен обвила руками его шею.
   — Старый негодяй!
   Он оторвал ее от себя.
   — Свяжись с компьютером, черт побери. Живо!