Страница:
Ветер снаружи, казалось, завывал еще громче.
— Погоди! — выкрикнула Бхаджат.
Лео по-прежнему держал в одной руке автомат, обратил горящий взгляд на Бхаджат. Его покрасневшие глаза полузакрылись от боли и усталости. Хамуд стоял, застыв рядом с пюпитром, где сидел Кобб, положив руку на рукоять пистолета у него на боку.
— Посмотри на меня, — призвала Бхаджат. — С меня тоже катит пот, точно также, как с тебя. По телу у меня пробегает огонь боли. Я чувствую себя ослабевшей… точно так же, как и ты!
— Невозможно! — не поверил Лео. — Ты не…
— Он заразил нас! Дэвид нас чем-то заразил — болезнью, вирусом, чем-то — там, в лаборатории у реки.
— Невозможно, — отрезал Хамуд. — Он не мог сделать ничего подобного. У него не было такого случая.
— Когда он убежал от нас, — напомнила Бхаджат, — и мы думали, будто он пытается скрыться… где вы его нашли?
Лео на секунду задумался.
— В районе лаборатории.
— Где хранили запасы бактерий и вирусов. Где занимались болезнями и биологическими агентами.
— Но как он мог кого-то заразить? — потребовал объяснения Хамуд. — Он же тебе ничего не вкалывал. И не мог ничего подбросить в еду и питье.
— Он заразил самого себя, — сказал Бхаджат. — У него к болезням иммунитет, но он может разносить их и передавать нам — всем нам!
— Всем? — глаза Хамуда расширились. — Всем нам?
— Да. Для этого ему надо всего на всего быть рядом с нами, дышать нами одним воздухом. Он пробыл вместе с нами в челноке целых два дня — срок более, чем достаточный для заражения всех нас.
По лицу Лео градом катил пот. Автомат в его руке заколебался, а потом он уронил руку с ним.
— Этот маленький голожопый сукин сын…
— Не мог он этого сделать, — настаивал Хамуд. — Это невозможно.
Бхаджат повернулась к Коббу.
— Скажи ему.
Старик оперся локтями о кафедру.
— Это отнюдь не невозможно, — сказал он с кривой улыбкой удовлетворения. — Девушка права. Дэвид генетически запрограммирован на иммунитет почти по всем известным болезням. Он может нести в себе микробы и распространять их повсюду, где окажется. Он он вколол себе что-то действительно смертельное, то определенно может передать это всякому, к кому приблизится. Он ходячая биологическая бомба — Тифозная Мэри мегатонного калибра.
— Он заразил меня? — разъярился Хамуд.
— Полагаю, да, — любезно ответил Кобб. — Просто нужно время, чтобы эта штука, чем бы она ни была, начала влиять на вас.
— А какое лекарство? Я должен получить лекарство!
— Сначала нам надо выяснить, что это за болезнь, — пожал плечами Кобб. — Возможно, это одна из тех мутаций, с которыми забавлялись ребята из лаборатории — она может быть настолько новой, что от нее еще нет никакого лекарства.
— Найди его! Найди его и заставь сказать нам!
— Но он же может быть где угодно, — возразила Бхаджат.
Лео медленно опустился в сидячее положение на полу.
— Лучше найдите его побыстрее, — прогромыхал он.
— Если он передал всем вирусы, то у нас будет на руках пятьдесят два умирающих.
— Больше, чем пятьдесят два, — поправил его Кобб. — Он не в состоянии контролировать факторы передачи. Он заразил всех, с кем вступал в контакт — включая людей здесь, на «Острове номер 1». Возможно, мы все погибнем.
Бхаджат тоже захотелось сесть, но она знала, что должна сохранять хоть какой-то контроль над Хамудом, иначе тот понесется резать всех направо и налево.
— Вы можете заглянуть в любую часть колонии, — обратилась она к Коббу. — Найдите его нам. Куда он подевался?
Кобб махнул рукой в сторону видеоэкранов.
— Найдите его сами. У вас шансы ничуть хуже, чем у меня.
Зарычав, Хамуд вырвал из кобуры пистолет и врезал им старику по лицу. Кобб вылетел из кресла и с тяжелым стуком приземлился на покрытый ковром пол.
— Дурак! — закричала Бхаджат. — Когда же ты научишься…
— Молчи, женщина! — прорычал в ответ Хамуд, все еще сжимая пистолет. Дуло его запятнала кровь. — Я найду этого предателя. Доставьте сюда англичанку — быстро.
Очутившись в биохимической лаборатории, Дэвид не собирался прятаться там от террористов. Но сперва ему требовалось кое-что сделать.
Лаборатория занимала весь рабочий модуль, огромная сказочная страна бурлящих стеклянных реторт, пластиковых трубок, чанов из нержавейки, пробирок пропускников и странных кристаллических сооружений с петлявшими среди них узкими черными металлическими мостиками. Царство Оз, окрестил ее давным-давно Дэвид, но происходящее здесь волшебство было настоящим и оно могло означать разницу между жизнью и смертью.
А над хромово-кристаллическим лесом обширной аппаратуры лаборатории висел центр управления, гондола, набитая столами, компьютерными терминалами и видеоэкранами. Окна по всей окружности центра скашивались наружу, давая возможность смотреть на работающее внизу оборудование. Двери выходили на мостки, петлявшие по джунглям из стекла и металла. А над самой гондолой шли тяжелыми стальные каркасные балки, удерживавшие в целости весь модуль.
Похожие на письменные столы пульты управления всеми параметрами лабораторного модуля, от температуры воздуха до скорости вращения самого модуля — создававшей таким образом искусственную гравитацию. Дэвид потратил полчаса, тщательно разбирая программы управления внутреннего компьютера самого модуля и удостоверяясь, что может командовать им через свой имплантированный коммуникатор.
Наконец он сел к экрану видеофона, вытащил из-за пояса пистолет Бхаджат, положил его на стол и отстучал номер доктора Кобба.
На экране появилось напряженное, обезумевшее лицо Хамуда.
— Ты! — выпалил вожак ПРОН. По лицу его быстро промелькнули удивление, гнев, облегчение и страх.
— Где доктор Кобб? — спросил Дэвид.
— А где ты?
— Где доктор Кобб? — внезапно пугаясь, повторил он. — Что ты с ним сделал?
Обзор на экране видеофона расширился и Дэвид увидел Лео, держащего Кобба на ногах. По скальпу старика тянулась до самого лба рана; от запекшейся крови волосы у него слиплись, а по щеке прошли красные полосы. Губы его выглядели распухшими, посиневшими.
Дэвида охватил вспыхнувший в нем жаркий гнев. Но к его удивлению, он быстро угас, сменившись холодной рассчитанной ненавистью, спокойной, не туманящей взор, неумолимой и такой же глубокой и леденящей, как межзвездное пространство.
— Мы убьем этого старика, — пригрозил Хамуд, — если ты не дашь нам лекарство от болезни, которой ты нас заразил.
— Так вы знаете, что я вас заразил?
— Да. И ты же нас и вылечишь. Или он умрет. Болезненно.
— Где Бхаджат? — спросил Дэвид.
— Без сознания. — Камера видеофона стояла под достаточно широким углом, чтобы Дэвид видел руки Хамуда. Они дрожали. Лео, тоже, похоже, трясло. Кобб был почти без сознания и висел, обмякнув в руках великана.
Затем еще двое партизан толкнули в поле зрения камеры Эвелин. Она тоже выглядела больной.
— Она тоже умрет, — пообещал Хамуд. — Болезненно. И все остальные в колонии… один за другим, если ты не дашь нам лекарства.
Дэвид покачал головой.
— У вас не будет на это времени. Вы все умрете через несколько часов, задолго до того, как успеете убить больше, чем нескольких жителей. Доктор Кобб — старик. Англичанка… — Он заставил себя пожать плечами. — Что с нее? Она ближе к тебе, чем ко мне.
Хамуд бухнул кулаками по клавиатуре.
— Где ты? В чем лекарство?
— Никакого лекарства нет, — ответил Дэвид, — во всяком случае для тебя. Тебе предстоит умереть. Возможно, я и сумею вылечить других… но не тебя, Тигр. Тебе предстоит умереть, болезненно.
Глаза Хамуда горели, словно адские уголья.
— Если я умру, умрет и она. Бхаджат — Шахерезада. Я сам перережу ей горло.
Дэвид сгорбился на пластиковом кресле, где он сидел.
— Ах, ты, ублюдок…
— Я убью ее, — ответил раскаленно жарким шепотом Хамуд. — Ты ее никогда не вылечишь. Тебе никогда больше не видеть ее живой. Я уничтожу ее.
Дэвид дал своим плечам безвольно обвиснуть.
— Я в биохимической лаборатории, — проговорил он тихим голосом. — Это рабочий модуль рядом с госпиталем. Прикажи техникам с поста управления космическими судами посадить вас в челночную сферу и отправить сюда. Нужная вам сыворотка здесь. Хамуд мигом прервал связь. Экран погас.
Бхаджат очнулась и обнаружила, что лежит на амортизованной кушетке. Она чувствовала слабость, голова раскалывалась, тупая дерущая боль пилила ей изнутри легкие.
Повернув голову вбок, она увидела, что англичанка лежит на соседней с ней кушетке и выглядит так же скверно, как чувствовала себя она.
— Что случилось?
Эвелин поглядела на Бхаджат затуманенным взором.
— Ты потеряла сознание. В смотровом зале доктора Кобба. Дэвид заразил нас какой-то ужасной болезнью.
— Я знаю. Где…
— Мы летим к нему. Он в биохимической лаборатории или в чем-то таком, в одном из модулей снаружи главного строения колонии. Мы сейчас в челночной сфере, направляемся к нему.
Бхаджат слабо улыбнулась.
— Дэвид… он уничтожил нас всех.
— Нет. Он сказал, что у него есть для нас лекарство.
— Ты ему веришь?
— О, да.
— Ты любишь его, — сказала Бхаджат.
Эвелин провела усталой рукой по глазам, а затем отозвалась:
— Но он любит тебя.
— Он говорил тебе это?
— Да.
Бхаджат попыталась чуть повернуться и лечь поудобнее. Но ремни безопасности помешали ей и грызущая боль в груди продолжала скрежетать.
— У нас с Дэвидом могло выйти что-то очень прекрасное, — сказала она, больше себе, чем Эвелин. — Но этому не суждено было случиться.
— Он любит тебя, — повторила Эвелин. — Меня он никогда не любил.
— Какая с того разница? Еще день, еще час и мы все умрем.
— Нет, это неверно. Дэвид…
— Моя жизнь закончилась тогда, несколько месяцев назад, — продолжала Бхаджат. — Я погибла при взрыве вертолета. Все происходящее со мной с тех пор было сном… не настоящим. Я несколько месяцев как умерла и видела сон.
— При взрыве вертолета? — переспросила Эвелин.
— Мой любимый погиб при взрыве вертолета. Я тоже тогда умерла.
— Хамуд что-то говорил о взрыве вертолета…
Боль несколько ослабла. Бхаджат гадала, не начинает ли она умирать.
— Мы все умрем, чтобы не произошло. То, что мы пытались совершить — ПРОН, все эти убийства — они вскоре настигнут нас. Мы все будем убиты.
— Он рассказывал мне о взрыве вертолета… кого-то там убили, то ли архитектора, то ли еще кого…
— Да. — Бхаджат услышала сонное бормотание собственного голоса. — Архитектора. Моего архитектора.
— Он погиб при взрыве, — сказала Эвелин.
Бхаджат почувствовала, как тело плывет, невесомо уплывает во тьму.
— Он умер из-за меня.
— Убийство совершил Хамуд. — Голос Эвелин казался слабым далеким эхом. Он убил его — из-за тебя.
Слабо пожав плечами, Бхаджат ответила:
— Мы все убили. Все мы убийцы.
— Но Хамуд совершил хладнокровное убийство. Казнь. Из-за тебя. Он сам мне об этом рассказывал.
— Нет… — сказала Бхаджат. — Не убийство. Мы ведем войну. На самом-то деле это не убийство. Не преступление. А теперь — спать. Я должна… спать. Я так устала.
Самое худшее в этом деле — ожидание.
Дэвид сидел перед видеоэкраном в наблюдательной гондоле биохимической лаборатории и следил, как челночная сфера медленно скользила через пустоту между главным цилиндром колонии и лабораторным модулем.
Он нервно повернулся вместе с креслом к видеофону и выбил номер центра управления спутниками. Небольшой экран видеофона показал ему карту обстановки: весь северный ярус американских штатов остался без энергии. Вся Канада пылала мрачным обесточенным красным. Большая часть Европы тоже отключена. И окрашенный красным район опасности разрастался, включив в себя немалую часть России от «Пролетарской Ривьеры» на Черном море до скованных льдами портов Мурманска и Архангельска.
Уже в двадцатый раз он выбил номер Кобба. Наконец разбитое лицо старика появилось на экране.
— Вы живы. — Напряжение в голосе Дэвида было чуть ли не видимым.
Кобб нахмурился, а потом поморщился.
— Не благодаря ПРОН. Как только Хамуд услышал, где ты, он вылетел отсюда, как из пушки.
— Вместе с Бхаджат и другими?
— Они все убрались отсюда. Полагаю, они направляются к тебе.
Дэвид изучил лицо старика.
— Вам следует обратиться к врачу. У вас, вероятно, сотрясение мозга.
Кобб отрицательно махнул костлявым пальцем.
— Я не могу уйти. Они расставили у дверей часовых. Никого не впускают и не выпускают, кроме психов из ПРОН.
— Но как вы себя чувствуете?
— А как я должен себя чувствовать? Голове больно. Зубам больно. Всю свою взрослую жизнь я тратил целое состояние на превентивное лечение, чтобы сохранить свои зубы, а теперь вот этот безмозглый араб вышиб мне парочку.
— Но с вами все в порядке. Вы живы.
— Если ты не заразил меня теми же микробами, какие передал им.
Дэвид кивнул.
— Это респираторная бактерия, на инкубацию ей требуется несколько дней. Ее бывало, называли по какой-то причине «болезнью легионеров». Компьютер не сказал, почему. Если ее не лечить специальными антигенами — летальный исход через сто часов.
Распухшие губы Кобба так и раскрылись.
— Ты ведь не шутишь, верно? Они будут мереть, как мухи.
— Совершенно верно.
— — Довольно хладнокровное истребление, не так ли?
— Это лучше, чем перестрелять всю колонию или позволить им сохранить власть над всей Землей.
Лицо Кобба выразило сомнение.
— А что будет, когда они явятся к тебе с пулеметами? Микроб не поразил по-настоящему этого типа, Хамуда, того, который называет себя Тигром. Ты не единственный в мире парень с иммунитетом; есть, знаешь ли, с иммунитетом от природы.
Дэвид почувствовал, как напряглись его челюсти.
— С Хамудом я разделаюсь, когда он будет здесь.
— Крутой парень, — фыркнул Кобб.
— Настолько крутой, насколько требуется, — отрезал Дэвид.
Рот старика расколола кривая усмешка.
— Черт возьми, думаю, ты, именно такой, может быть. Я отправил из этой консервной банки мальчика, а получил мужчину.
— Отправил, — огрызнулся Дэвид. — Мне пришлось вырываться отсюда, словно убегая из тюрьмы.
— Неужели ты действительно думаешь, что сумел бы скрыться, если бы я не хотел этого? Тебе пришло время вырваться на свободу, сынок, самому посмотреть мир.
Дэвид уставился на него, ища правду на морщинистом, покрытом синяками, остроглазом лице.
— Тогда почему же, — спросил он, — вы просто не велели мне пойти посмотреть мир?
— Потому что принять решение убраться отсюда, должен был ты, а не я. Если бы ты отправился по моему приказу, то ограничился бы быстрой экскурсией по нескольким крупным городам, посетил бы их научные центры и университеты и дунул бы обратно сюда через пару недель.
Дэвид начал было возражать, но Кобб продолжал:
— Когда оперившийся птенец решает покинуть гнездо, то решение принимает он сам, а не главная птица. Детям всегда требуется прийти в раздражение на своих опекунов, прежде чем они наберутся смелости лететь сами по себе. Тебе требовалось выскочить самому.
— Самому, да? — крикнул Дэвид. — А мне кажется вы предусмотрели все ходы, как обычно.
— Да вообще-то нет, — ответил Кобб. — Ты сделал это по-своему. Я лишь позаботился о том, чтобы тебе представилась такая возможность. А теперь ты вернулся — взрослым. Сильным, уверенным, крутым. Ты выжег свой детский жир, сынок. Теперь ты мужчина.
— У меня не было большого выбора в вопросе о взращении.
— Разумеется был. Но ты вернулся, так как понял, насколько важен именно «Остров номер 1» для будущего человечества.
— Вы хотите сказать для настоящего.
— — Для будущего, сынок. Будущего! Какая разница, если случилась вся эта ерунда? — Голос Кобба поднялся, лицо мрачно нахмурилось. — Ладно, отключили эти чертовы проновцы Спутники Солнечной Энергии на несколько дней… или даже на несколько недель. Какая разница?
— Миллионы жизней.
— Дерьмо собачье. Послушай меня. Ты гадал какого же элемента не хватает, помнишь? В твоем Прогнозе. Ты видел, что «Остров номер 1» важен сегодня для корпораций, но ты не улавливал его важности для будущего.
— Вы имеете в виду давать все больше и больше энергии всем людям Земли, а не только…
— Детские игры! — отрезал Кобб. — Дело совсем не в этом. Послушай меня. «Остров номер 1» это начало, отправной пункт. Мы — Индепенденс, штат Миссури, откуда американские пионеры пустились в своих крытых фургонах по Орегонской тропе. Мы — порт Палос, откуда Колумб отправился в Новый Свет. Мы — Мыс Канаверал, откуда первые космонавты полетели к Луне!
— Легче, — посоветовал Дэвид. — Успокойтесь.
— В задницу спокойствие! Неужели ты не понимаешь? «Остров номер 1» это первый настоящий шаг в открытый космос с планеты Земля. Мы можем позаботиться о том, чтобы человечество распространилось по всей Солнечной Системе. Вот тогда мы будем в безопасности! Что бы там ни случилось с Землей, какую бы глупость и близорукость не проявили бы там, на родной планете, мы все равно выживем. Люди будут жить здесь на L-4 и L-5, на Луне, в космических колониях за Марсом, среди астероидов — мы заселим всю Солнечную Систему! Вот ключ к человеческому выживанию — рассеяние. Мы рассеемся по всему космосу, по всей этой огромной вселенной. У нас есть целая солнечная система, полная только ждущих нас природных ресурсов и энергии. Кому нужна эта Земля?
Старик тяжело дышал, взволнованный собственным видением будущего.
— Выживание путем рассеяния, — произнес себе под нос Дэвид.
— Да! — охнул Кобб. И с трудом продолжал. — Что я по-твоему здесь делал — с ранними фабричными модулями, со всем этим строительным оборудованием и первыми живыми казармами, устроенными нами для строительных бригад? Гаррисон этого не понимает, ни один из них даже не догадывается. Я воздействовал на них. Я свел их вместе… для первой экспедиции к поясу астероидов. Там золотая жила, парень. И не только золото, но и железо, никель, вода, уголь, азот — все, что нужно людям для жизни. Мы соберем мобильную колонию и отправим в плавание исследовать астероиды — как Марко Поло, как Генри Гудзон, Магеллан или Дрейк. Они отправлялись. Они отправлялись в путь на много лет, им требовалось быть самообеспеченными и достаточно крупными, чтобы быть общиной, рядом семей…
— Понимаю, — сказала Дэвид. И, действительно, понял наконец. Полностью. Понял весь замысел Кобба, как все в нем сцеплялось. Он распланировал следующую тысячу лет человечества! И Дэвид также увидел изъян в этом плане, пустую сердцевину, способную превратить всю постройку в кучу обломков… если он не сможет исправить этот изъян.
Тут он почувствовал сотрясающий звук причалившей к главному шлюзу модуля челночной сферы.
— Он здесь, — сообщил он изображению Кобба на экране видеофона. — Прежде, чем мы сможем построить для человечества вообще какое-то будущее, мне придется сперва управиться с ними.
Хантер Гаррисон проснулся, когда наружные зеркала автоматически развернулись, чтобы отбросить первые солнечные лучи нового дня в Цилиндре Б. Все мускулы, все суставы его старческого тела болели. Земля под ним казалась твердой, влажной, холодной.
Застонав, он медленно поднялся в сидячее положение.
Долгий миг он сидел там, щуря слезящиеся глаза на окружающую его со всех сторон густую темно-зеленую листву. Та, казалось, поглотила его в зловещей тени. Он видел не больше, чем на несколько футов в любом направлении; даже сверху обзор ему загораживали густые скопления листьев и побеги висевших лиан.
Постепенно он сообразил, что Арлен нигде не видно. У него задрожали руки.
— Арлен! — позвал он, но голос его оказался лишь резким, хриплым шепотом. — Арлен!
Он боялся. Он не мог признаться в этом никому, кроме себя, но он боялся вторгшихся в его дом убийц. Один, и боялся.
— Арлен! Ты где? Что они сделали с…
Шум в кустах заставил его вздрогнуть, но затем он увидел проталкивающуюся сквозь покрытые листвой ветки Арлен, сильную, высокую, здоровую. Она переоделась в коротенькие шорты и облегающую белую футболку. Волосы ее растрепались, но она улыбалась ему.
— Все в порядке, — доложила она. — Они убрались. Мы можем вернуться в дом. Она помогла ему подняться на ноги.
— Ты уверена, что они убрались? — спросил Гаррисон.
— Я сверилась у Моргенштерна и остальных, — кивнула она. — Все террористы перебрались в главный цилиндр. Здесь все тихо… пока. Сент-Джордж едет сюда с несколькими людьми помочь нам охранять дом.
Гаррисон споткнулся о вывернутый корень и Арлен схватила его за плечи, прежде чем он мог упасть.
— Полагаю, что ты думаешь, что я какой-то сучий сын? Ведь этих партизан помогал вооружать я. Они попали сюда благодаря моим деньгам.
— Не ты один всаживал деньги в ПРОН, — сказала Арлен.
— Я думал, здесь мы в безопасности, — пробормотал он, — вдали от них. Пусть себе рвут Всемирное Правительство… ведь все это происходило там. Нас не потревожат, только не здесь…
— Да все в порядке, — стала утешать его Арлен. — Они теперь убрались. Возможно они вернутся.
— Вернутся, — сказал Гаррисон. — Вернутся.
— Ты там проявил себя настоящим молодцом, — Арлен сжала его покрепче. — Ты готов был отдать им в обмен на меня свои художественные ценности.
— Я… — он остро взглянул на нее. Лицо ее светилось. Отведя взгляд, Гаррисон пробурчал: — На минуту потерял голову. Вот и все. Не сделал бы этого, если б…
— Ты это сделал, — возразила она. — Ты готов был позволить им завладеть самым дорогим своим имуществом, только бы спасти меня.
— Не впадай из-за этого в сентиментальность, — резко бросил он.
— Конечно. — Но она по-прежнему сияла.
— Перестань лыбиться!
Арлен рассмеялась.
— Ты ведь и наполовину не так плох, каким хотел бы считать себя, ты знаешь об этом?
— И наполовину не так умен к тому же, — проворчал Гаррисон. — Я был глупым дураком — хладнокровным, глупым, придурочным ослом. Одно дело смотреть сверху, как они убивают друг друга… но когда они прилетают сюда и врываются в твой же дом…
— Теперь мы будем готовы встретить их, — сказала Арлен. — Мы будем защищены.
Он устало покачал головой:
— Но ведь спрятаться то негде! Куда мы можем скрыться, где бы они не смогли нас найти? Спрятаться негде, совсем негде…
— Погоди! — выкрикнула Бхаджат.
Лео по-прежнему держал в одной руке автомат, обратил горящий взгляд на Бхаджат. Его покрасневшие глаза полузакрылись от боли и усталости. Хамуд стоял, застыв рядом с пюпитром, где сидел Кобб, положив руку на рукоять пистолета у него на боку.
— Посмотри на меня, — призвала Бхаджат. — С меня тоже катит пот, точно также, как с тебя. По телу у меня пробегает огонь боли. Я чувствую себя ослабевшей… точно так же, как и ты!
— Невозможно! — не поверил Лео. — Ты не…
— Он заразил нас! Дэвид нас чем-то заразил — болезнью, вирусом, чем-то — там, в лаборатории у реки.
— Невозможно, — отрезал Хамуд. — Он не мог сделать ничего подобного. У него не было такого случая.
— Когда он убежал от нас, — напомнила Бхаджат, — и мы думали, будто он пытается скрыться… где вы его нашли?
Лео на секунду задумался.
— В районе лаборатории.
— Где хранили запасы бактерий и вирусов. Где занимались болезнями и биологическими агентами.
— Но как он мог кого-то заразить? — потребовал объяснения Хамуд. — Он же тебе ничего не вкалывал. И не мог ничего подбросить в еду и питье.
— Он заразил самого себя, — сказал Бхаджат. — У него к болезням иммунитет, но он может разносить их и передавать нам — всем нам!
— Всем? — глаза Хамуда расширились. — Всем нам?
— Да. Для этого ему надо всего на всего быть рядом с нами, дышать нами одним воздухом. Он пробыл вместе с нами в челноке целых два дня — срок более, чем достаточный для заражения всех нас.
По лицу Лео градом катил пот. Автомат в его руке заколебался, а потом он уронил руку с ним.
— Этот маленький голожопый сукин сын…
— Не мог он этого сделать, — настаивал Хамуд. — Это невозможно.
Бхаджат повернулась к Коббу.
— Скажи ему.
Старик оперся локтями о кафедру.
— Это отнюдь не невозможно, — сказал он с кривой улыбкой удовлетворения. — Девушка права. Дэвид генетически запрограммирован на иммунитет почти по всем известным болезням. Он может нести в себе микробы и распространять их повсюду, где окажется. Он он вколол себе что-то действительно смертельное, то определенно может передать это всякому, к кому приблизится. Он ходячая биологическая бомба — Тифозная Мэри мегатонного калибра.
— Он заразил меня? — разъярился Хамуд.
— Полагаю, да, — любезно ответил Кобб. — Просто нужно время, чтобы эта штука, чем бы она ни была, начала влиять на вас.
— А какое лекарство? Я должен получить лекарство!
— Сначала нам надо выяснить, что это за болезнь, — пожал плечами Кобб. — Возможно, это одна из тех мутаций, с которыми забавлялись ребята из лаборатории — она может быть настолько новой, что от нее еще нет никакого лекарства.
— Найди его! Найди его и заставь сказать нам!
— Но он же может быть где угодно, — возразила Бхаджат.
Лео медленно опустился в сидячее положение на полу.
— Лучше найдите его побыстрее, — прогромыхал он.
— Если он передал всем вирусы, то у нас будет на руках пятьдесят два умирающих.
— Больше, чем пятьдесят два, — поправил его Кобб. — Он не в состоянии контролировать факторы передачи. Он заразил всех, с кем вступал в контакт — включая людей здесь, на «Острове номер 1». Возможно, мы все погибнем.
Бхаджат тоже захотелось сесть, но она знала, что должна сохранять хоть какой-то контроль над Хамудом, иначе тот понесется резать всех направо и налево.
— Вы можете заглянуть в любую часть колонии, — обратилась она к Коббу. — Найдите его нам. Куда он подевался?
Кобб махнул рукой в сторону видеоэкранов.
— Найдите его сами. У вас шансы ничуть хуже, чем у меня.
Зарычав, Хамуд вырвал из кобуры пистолет и врезал им старику по лицу. Кобб вылетел из кресла и с тяжелым стуком приземлился на покрытый ковром пол.
— Дурак! — закричала Бхаджат. — Когда же ты научишься…
— Молчи, женщина! — прорычал в ответ Хамуд, все еще сжимая пистолет. Дуло его запятнала кровь. — Я найду этого предателя. Доставьте сюда англичанку — быстро.
Очутившись в биохимической лаборатории, Дэвид не собирался прятаться там от террористов. Но сперва ему требовалось кое-что сделать.
Лаборатория занимала весь рабочий модуль, огромная сказочная страна бурлящих стеклянных реторт, пластиковых трубок, чанов из нержавейки, пробирок пропускников и странных кристаллических сооружений с петлявшими среди них узкими черными металлическими мостиками. Царство Оз, окрестил ее давным-давно Дэвид, но происходящее здесь волшебство было настоящим и оно могло означать разницу между жизнью и смертью.
А над хромово-кристаллическим лесом обширной аппаратуры лаборатории висел центр управления, гондола, набитая столами, компьютерными терминалами и видеоэкранами. Окна по всей окружности центра скашивались наружу, давая возможность смотреть на работающее внизу оборудование. Двери выходили на мостки, петлявшие по джунглям из стекла и металла. А над самой гондолой шли тяжелыми стальные каркасные балки, удерживавшие в целости весь модуль.
Похожие на письменные столы пульты управления всеми параметрами лабораторного модуля, от температуры воздуха до скорости вращения самого модуля — создававшей таким образом искусственную гравитацию. Дэвид потратил полчаса, тщательно разбирая программы управления внутреннего компьютера самого модуля и удостоверяясь, что может командовать им через свой имплантированный коммуникатор.
Наконец он сел к экрану видеофона, вытащил из-за пояса пистолет Бхаджат, положил его на стол и отстучал номер доктора Кобба.
На экране появилось напряженное, обезумевшее лицо Хамуда.
— Ты! — выпалил вожак ПРОН. По лицу его быстро промелькнули удивление, гнев, облегчение и страх.
— Где доктор Кобб? — спросил Дэвид.
— А где ты?
— Где доктор Кобб? — внезапно пугаясь, повторил он. — Что ты с ним сделал?
Обзор на экране видеофона расширился и Дэвид увидел Лео, держащего Кобба на ногах. По скальпу старика тянулась до самого лба рана; от запекшейся крови волосы у него слиплись, а по щеке прошли красные полосы. Губы его выглядели распухшими, посиневшими.
Дэвида охватил вспыхнувший в нем жаркий гнев. Но к его удивлению, он быстро угас, сменившись холодной рассчитанной ненавистью, спокойной, не туманящей взор, неумолимой и такой же глубокой и леденящей, как межзвездное пространство.
— Мы убьем этого старика, — пригрозил Хамуд, — если ты не дашь нам лекарство от болезни, которой ты нас заразил.
— Так вы знаете, что я вас заразил?
— Да. И ты же нас и вылечишь. Или он умрет. Болезненно.
— Где Бхаджат? — спросил Дэвид.
— Без сознания. — Камера видеофона стояла под достаточно широким углом, чтобы Дэвид видел руки Хамуда. Они дрожали. Лео, тоже, похоже, трясло. Кобб был почти без сознания и висел, обмякнув в руках великана.
Затем еще двое партизан толкнули в поле зрения камеры Эвелин. Она тоже выглядела больной.
— Она тоже умрет, — пообещал Хамуд. — Болезненно. И все остальные в колонии… один за другим, если ты не дашь нам лекарства.
Дэвид покачал головой.
— У вас не будет на это времени. Вы все умрете через несколько часов, задолго до того, как успеете убить больше, чем нескольких жителей. Доктор Кобб — старик. Англичанка… — Он заставил себя пожать плечами. — Что с нее? Она ближе к тебе, чем ко мне.
Хамуд бухнул кулаками по клавиатуре.
— Где ты? В чем лекарство?
— Никакого лекарства нет, — ответил Дэвид, — во всяком случае для тебя. Тебе предстоит умереть. Возможно, я и сумею вылечить других… но не тебя, Тигр. Тебе предстоит умереть, болезненно.
Глаза Хамуда горели, словно адские уголья.
— Если я умру, умрет и она. Бхаджат — Шахерезада. Я сам перережу ей горло.
Дэвид сгорбился на пластиковом кресле, где он сидел.
— Ах, ты, ублюдок…
— Я убью ее, — ответил раскаленно жарким шепотом Хамуд. — Ты ее никогда не вылечишь. Тебе никогда больше не видеть ее живой. Я уничтожу ее.
Дэвид дал своим плечам безвольно обвиснуть.
— Я в биохимической лаборатории, — проговорил он тихим голосом. — Это рабочий модуль рядом с госпиталем. Прикажи техникам с поста управления космическими судами посадить вас в челночную сферу и отправить сюда. Нужная вам сыворотка здесь. Хамуд мигом прервал связь. Экран погас.
41
ЦЕНТРАЛЬНЫЙ РАСПРЕДЕЛИТЕЛЬНЫЙ ЩИТ НОВОЙ АНГЛИИ: Главная притененная ферма полностью обесточена. Мы не получаем ни ватта.
НАЦИОНАЛЬНОЕ УПРАВЛЕНИЕ РАЗМЕЩЕНИЯ ЭНЕРГИИ: Не вы одни. Вся северная зона без тока. И Канада тоже.
ЦРЩНА: Вы должны что-то сделать и по-быстрому. Здесь ниже точки замерзания.
НУРЭ: Мы работаем над этим.
ЦРЩНА: Над чем, черт возьми, вы работаете? Они же отключили спутники.
НУРЭ: Не все. Аризона по-прежнему получает на все свои притенны полную мощность.
ЦРЩНА: Вот как? Ну, так перекачайте ее сюда в темпе. Здесь люди замерзают. У нас идет снег и…
НУРЭ: Мы должны пройти через каналы Всемирного Правительства, прежде, чем сможем…
ЦРЩНА: Что?
НУРЭ: Нам нужно получить добро от филиала Всемирного Правительства, прежде чем мы сможем перебросить вам энергию. Нам придется отвести то, что обычно перекачиваем в Мексику…
ЦРЩНА: На хуй Мексику и на хуй Всемирное Правительство! Эта чертова энергия нам нужна сейчас!
Прочитано в «Конгрешнл рекорд» членом палаты представителей Элвином Р. Уоттсом (Д. Н. Мекс) 15 декабря 2008 г.
Бхаджат очнулась и обнаружила, что лежит на амортизованной кушетке. Она чувствовала слабость, голова раскалывалась, тупая дерущая боль пилила ей изнутри легкие.
Повернув голову вбок, она увидела, что англичанка лежит на соседней с ней кушетке и выглядит так же скверно, как чувствовала себя она.
— Что случилось?
Эвелин поглядела на Бхаджат затуманенным взором.
— Ты потеряла сознание. В смотровом зале доктора Кобба. Дэвид заразил нас какой-то ужасной болезнью.
— Я знаю. Где…
— Мы летим к нему. Он в биохимической лаборатории или в чем-то таком, в одном из модулей снаружи главного строения колонии. Мы сейчас в челночной сфере, направляемся к нему.
Бхаджат слабо улыбнулась.
— Дэвид… он уничтожил нас всех.
— Нет. Он сказал, что у него есть для нас лекарство.
— Ты ему веришь?
— О, да.
— Ты любишь его, — сказала Бхаджат.
Эвелин провела усталой рукой по глазам, а затем отозвалась:
— Но он любит тебя.
— Он говорил тебе это?
— Да.
Бхаджат попыталась чуть повернуться и лечь поудобнее. Но ремни безопасности помешали ей и грызущая боль в груди продолжала скрежетать.
— У нас с Дэвидом могло выйти что-то очень прекрасное, — сказала она, больше себе, чем Эвелин. — Но этому не суждено было случиться.
— Он любит тебя, — повторила Эвелин. — Меня он никогда не любил.
— Какая с того разница? Еще день, еще час и мы все умрем.
— Нет, это неверно. Дэвид…
— Моя жизнь закончилась тогда, несколько месяцев назад, — продолжала Бхаджат. — Я погибла при взрыве вертолета. Все происходящее со мной с тех пор было сном… не настоящим. Я несколько месяцев как умерла и видела сон.
— При взрыве вертолета? — переспросила Эвелин.
— Мой любимый погиб при взрыве вертолета. Я тоже тогда умерла.
— Хамуд что-то говорил о взрыве вертолета…
Боль несколько ослабла. Бхаджат гадала, не начинает ли она умирать.
— Мы все умрем, чтобы не произошло. То, что мы пытались совершить — ПРОН, все эти убийства — они вскоре настигнут нас. Мы все будем убиты.
— Он рассказывал мне о взрыве вертолета… кого-то там убили, то ли архитектора, то ли еще кого…
— Да. — Бхаджат услышала сонное бормотание собственного голоса. — Архитектора. Моего архитектора.
— Он погиб при взрыве, — сказала Эвелин.
Бхаджат почувствовала, как тело плывет, невесомо уплывает во тьму.
— Он умер из-за меня.
— Убийство совершил Хамуд. — Голос Эвелин казался слабым далеким эхом. Он убил его — из-за тебя.
Слабо пожав плечами, Бхаджат ответила:
— Мы все убили. Все мы убийцы.
— Но Хамуд совершил хладнокровное убийство. Казнь. Из-за тебя. Он сам мне об этом рассказывал.
— Нет… — сказала Бхаджат. — Не убийство. Мы ведем войну. На самом-то деле это не убийство. Не преступление. А теперь — спать. Я должна… спать. Я так устала.
Самое худшее в этом деле — ожидание.
Дэвид сидел перед видеоэкраном в наблюдательной гондоле биохимической лаборатории и следил, как челночная сфера медленно скользила через пустоту между главным цилиндром колонии и лабораторным модулем.
Он нервно повернулся вместе с креслом к видеофону и выбил номер центра управления спутниками. Небольшой экран видеофона показал ему карту обстановки: весь северный ярус американских штатов остался без энергии. Вся Канада пылала мрачным обесточенным красным. Большая часть Европы тоже отключена. И окрашенный красным район опасности разрастался, включив в себя немалую часть России от «Пролетарской Ривьеры» на Черном море до скованных льдами портов Мурманска и Архангельска.
Уже в двадцатый раз он выбил номер Кобба. Наконец разбитое лицо старика появилось на экране.
— Вы живы. — Напряжение в голосе Дэвида было чуть ли не видимым.
Кобб нахмурился, а потом поморщился.
— Не благодаря ПРОН. Как только Хамуд услышал, где ты, он вылетел отсюда, как из пушки.
— Вместе с Бхаджат и другими?
— Они все убрались отсюда. Полагаю, они направляются к тебе.
Дэвид изучил лицо старика.
— Вам следует обратиться к врачу. У вас, вероятно, сотрясение мозга.
Кобб отрицательно махнул костлявым пальцем.
— Я не могу уйти. Они расставили у дверей часовых. Никого не впускают и не выпускают, кроме психов из ПРОН.
— Но как вы себя чувствуете?
— А как я должен себя чувствовать? Голове больно. Зубам больно. Всю свою взрослую жизнь я тратил целое состояние на превентивное лечение, чтобы сохранить свои зубы, а теперь вот этот безмозглый араб вышиб мне парочку.
— Но с вами все в порядке. Вы живы.
— Если ты не заразил меня теми же микробами, какие передал им.
Дэвид кивнул.
— Это респираторная бактерия, на инкубацию ей требуется несколько дней. Ее бывало, называли по какой-то причине «болезнью легионеров». Компьютер не сказал, почему. Если ее не лечить специальными антигенами — летальный исход через сто часов.
Распухшие губы Кобба так и раскрылись.
— Ты ведь не шутишь, верно? Они будут мереть, как мухи.
— Совершенно верно.
— — Довольно хладнокровное истребление, не так ли?
— Это лучше, чем перестрелять всю колонию или позволить им сохранить власть над всей Землей.
Лицо Кобба выразило сомнение.
— А что будет, когда они явятся к тебе с пулеметами? Микроб не поразил по-настоящему этого типа, Хамуда, того, который называет себя Тигром. Ты не единственный в мире парень с иммунитетом; есть, знаешь ли, с иммунитетом от природы.
Дэвид почувствовал, как напряглись его челюсти.
— С Хамудом я разделаюсь, когда он будет здесь.
— Крутой парень, — фыркнул Кобб.
— Настолько крутой, насколько требуется, — отрезал Дэвид.
Рот старика расколола кривая усмешка.
— Черт возьми, думаю, ты, именно такой, может быть. Я отправил из этой консервной банки мальчика, а получил мужчину.
— Отправил, — огрызнулся Дэвид. — Мне пришлось вырываться отсюда, словно убегая из тюрьмы.
— Неужели ты действительно думаешь, что сумел бы скрыться, если бы я не хотел этого? Тебе пришло время вырваться на свободу, сынок, самому посмотреть мир.
Дэвид уставился на него, ища правду на морщинистом, покрытом синяками, остроглазом лице.
— Тогда почему же, — спросил он, — вы просто не велели мне пойти посмотреть мир?
— Потому что принять решение убраться отсюда, должен был ты, а не я. Если бы ты отправился по моему приказу, то ограничился бы быстрой экскурсией по нескольким крупным городам, посетил бы их научные центры и университеты и дунул бы обратно сюда через пару недель.
Дэвид начал было возражать, но Кобб продолжал:
— Когда оперившийся птенец решает покинуть гнездо, то решение принимает он сам, а не главная птица. Детям всегда требуется прийти в раздражение на своих опекунов, прежде чем они наберутся смелости лететь сами по себе. Тебе требовалось выскочить самому.
— Самому, да? — крикнул Дэвид. — А мне кажется вы предусмотрели все ходы, как обычно.
— Да вообще-то нет, — ответил Кобб. — Ты сделал это по-своему. Я лишь позаботился о том, чтобы тебе представилась такая возможность. А теперь ты вернулся — взрослым. Сильным, уверенным, крутым. Ты выжег свой детский жир, сынок. Теперь ты мужчина.
— У меня не было большого выбора в вопросе о взращении.
— Разумеется был. Но ты вернулся, так как понял, насколько важен именно «Остров номер 1» для будущего человечества.
— Вы хотите сказать для настоящего.
— — Для будущего, сынок. Будущего! Какая разница, если случилась вся эта ерунда? — Голос Кобба поднялся, лицо мрачно нахмурилось. — Ладно, отключили эти чертовы проновцы Спутники Солнечной Энергии на несколько дней… или даже на несколько недель. Какая разница?
— Миллионы жизней.
— Дерьмо собачье. Послушай меня. Ты гадал какого же элемента не хватает, помнишь? В твоем Прогнозе. Ты видел, что «Остров номер 1» важен сегодня для корпораций, но ты не улавливал его важности для будущего.
— Вы имеете в виду давать все больше и больше энергии всем людям Земли, а не только…
— Детские игры! — отрезал Кобб. — Дело совсем не в этом. Послушай меня. «Остров номер 1» это начало, отправной пункт. Мы — Индепенденс, штат Миссури, откуда американские пионеры пустились в своих крытых фургонах по Орегонской тропе. Мы — порт Палос, откуда Колумб отправился в Новый Свет. Мы — Мыс Канаверал, откуда первые космонавты полетели к Луне!
— Легче, — посоветовал Дэвид. — Успокойтесь.
— В задницу спокойствие! Неужели ты не понимаешь? «Остров номер 1» это первый настоящий шаг в открытый космос с планеты Земля. Мы можем позаботиться о том, чтобы человечество распространилось по всей Солнечной Системе. Вот тогда мы будем в безопасности! Что бы там ни случилось с Землей, какую бы глупость и близорукость не проявили бы там, на родной планете, мы все равно выживем. Люди будут жить здесь на L-4 и L-5, на Луне, в космических колониях за Марсом, среди астероидов — мы заселим всю Солнечную Систему! Вот ключ к человеческому выживанию — рассеяние. Мы рассеемся по всему космосу, по всей этой огромной вселенной. У нас есть целая солнечная система, полная только ждущих нас природных ресурсов и энергии. Кому нужна эта Земля?
Старик тяжело дышал, взволнованный собственным видением будущего.
— Выживание путем рассеяния, — произнес себе под нос Дэвид.
— Да! — охнул Кобб. И с трудом продолжал. — Что я по-твоему здесь делал — с ранними фабричными модулями, со всем этим строительным оборудованием и первыми живыми казармами, устроенными нами для строительных бригад? Гаррисон этого не понимает, ни один из них даже не догадывается. Я воздействовал на них. Я свел их вместе… для первой экспедиции к поясу астероидов. Там золотая жила, парень. И не только золото, но и железо, никель, вода, уголь, азот — все, что нужно людям для жизни. Мы соберем мобильную колонию и отправим в плавание исследовать астероиды — как Марко Поло, как Генри Гудзон, Магеллан или Дрейк. Они отправлялись. Они отправлялись в путь на много лет, им требовалось быть самообеспеченными и достаточно крупными, чтобы быть общиной, рядом семей…
— Понимаю, — сказала Дэвид. И, действительно, понял наконец. Полностью. Понял весь замысел Кобба, как все в нем сцеплялось. Он распланировал следующую тысячу лет человечества! И Дэвид также увидел изъян в этом плане, пустую сердцевину, способную превратить всю постройку в кучу обломков… если он не сможет исправить этот изъян.
Тут он почувствовал сотрясающий звук причалившей к главному шлюзу модуля челночной сферы.
— Он здесь, — сообщил он изображению Кобба на экране видеофона. — Прежде, чем мы сможем построить для человечества вообще какое-то будущее, мне придется сперва управиться с ними.
Хантер Гаррисон проснулся, когда наружные зеркала автоматически развернулись, чтобы отбросить первые солнечные лучи нового дня в Цилиндре Б. Все мускулы, все суставы его старческого тела болели. Земля под ним казалась твердой, влажной, холодной.
Застонав, он медленно поднялся в сидячее положение.
Долгий миг он сидел там, щуря слезящиеся глаза на окружающую его со всех сторон густую темно-зеленую листву. Та, казалось, поглотила его в зловещей тени. Он видел не больше, чем на несколько футов в любом направлении; даже сверху обзор ему загораживали густые скопления листьев и побеги висевших лиан.
Постепенно он сообразил, что Арлен нигде не видно. У него задрожали руки.
— Арлен! — позвал он, но голос его оказался лишь резким, хриплым шепотом. — Арлен!
Он боялся. Он не мог признаться в этом никому, кроме себя, но он боялся вторгшихся в его дом убийц. Один, и боялся.
— Арлен! Ты где? Что они сделали с…
Шум в кустах заставил его вздрогнуть, но затем он увидел проталкивающуюся сквозь покрытые листвой ветки Арлен, сильную, высокую, здоровую. Она переоделась в коротенькие шорты и облегающую белую футболку. Волосы ее растрепались, но она улыбалась ему.
— Все в порядке, — доложила она. — Они убрались. Мы можем вернуться в дом. Она помогла ему подняться на ноги.
— Ты уверена, что они убрались? — спросил Гаррисон.
— Я сверилась у Моргенштерна и остальных, — кивнула она. — Все террористы перебрались в главный цилиндр. Здесь все тихо… пока. Сент-Джордж едет сюда с несколькими людьми помочь нам охранять дом.
Гаррисон споткнулся о вывернутый корень и Арлен схватила его за плечи, прежде чем он мог упасть.
— Полагаю, что ты думаешь, что я какой-то сучий сын? Ведь этих партизан помогал вооружать я. Они попали сюда благодаря моим деньгам.
— Не ты один всаживал деньги в ПРОН, — сказала Арлен.
— Я думал, здесь мы в безопасности, — пробормотал он, — вдали от них. Пусть себе рвут Всемирное Правительство… ведь все это происходило там. Нас не потревожат, только не здесь…
— Да все в порядке, — стала утешать его Арлен. — Они теперь убрались. Возможно они вернутся.
— Вернутся, — сказал Гаррисон. — Вернутся.
— Ты там проявил себя настоящим молодцом, — Арлен сжала его покрепче. — Ты готов был отдать им в обмен на меня свои художественные ценности.
— Я… — он остро взглянул на нее. Лицо ее светилось. Отведя взгляд, Гаррисон пробурчал: — На минуту потерял голову. Вот и все. Не сделал бы этого, если б…
— Ты это сделал, — возразила она. — Ты готов был позволить им завладеть самым дорогим своим имуществом, только бы спасти меня.
— Не впадай из-за этого в сентиментальность, — резко бросил он.
— Конечно. — Но она по-прежнему сияла.
— Перестань лыбиться!
Арлен рассмеялась.
— Ты ведь и наполовину не так плох, каким хотел бы считать себя, ты знаешь об этом?
— И наполовину не так умен к тому же, — проворчал Гаррисон. — Я был глупым дураком — хладнокровным, глупым, придурочным ослом. Одно дело смотреть сверху, как они убивают друг друга… но когда они прилетают сюда и врываются в твой же дом…
— Теперь мы будем готовы встретить их, — сказала Арлен. — Мы будем защищены.
Он устало покачал головой:
— Но ведь спрятаться то негде! Куда мы можем скрыться, где бы они не смогли нас найти? Спрятаться негде, совсем негде…
42
Полумиллионнолетний опыт в умении перехитрить зверей в горах и долах в жару и в холод, при свете и во тьме, дали нашим предкам такие свойства, какие по-прежнему нужны нам, если мы хотим убить бродящего сегодня по земле дракона, жениться на принцессе из наружного пространства, а потом жить долго и счастливо на заполненных оленями полянах мира, где все вечно молоды и прекрасны.
Это видение рая омрачает одно последнее сомнение. Охотники, убивавшие мамонтов и умевшие перехитрить зверей, были людьми молодыми, в расцвете лет. Немногие доживали до пятидесяти. Достигавшие этого древнего возраста проводили дни у стойбищного костра, в то время, как их сыновья и внуки приносили мясо. Их дело было учить юношей мудрости древних обычаев… Гибкости ума им не требовалось.
А их потомкам требовалось. Седобородым, сидящим ныне вокруг костров совета своих стран требуется нечто большее, чем древняя мудрость. Они должны отбрасывать образ мыслей своей молодости с такой же быстротой, с какой индеец-она скидывает накидку, падая на колени для стрельбы.
Неужели эти старики не могут заставить себя понять, что пропуск в новую жизнь ц них в руках, стоит только попросить, но лишь в том случае, если они отбросят традиционную осторожность государственных деятелей… и разовьют у себя столь же смелый и гибкий ум, как у охотника, выслеживающего медведя?
Неужели они не могут сообразить, что альтернатива культурной перемены не увековечивание статус кво, а провал космического по масштабам эксперимента, конец великих предприятий человека?