Бояджиева Мила. Круиз 'Розовая мечта'

   - А ты подумай... Подумай, - вам нужна реклама? Вам нужны деньги? Тебе, в конце концов, нужны подруги-завистницы? Да и мне скучновато без поклонников жены, которых я смогу находить в наших бесчисленных зеркальных шкафах.
   - Серж, это не зеркала - это покрытие окиси титана под старую бронзу. Ты же видишь - они туманные и совсем темные.
   - И весьма пригодны для сокрытия дюжины атлетов.
   - Из театра лилипутов. - Обиделась я за нападки в адрес дизайна и за свои мизерные 120 кв. метров. - Но ты, как всегда, прав. Я просто вынуждена блеснуть на телеэкране.
   Автора программы, в которой я должна была принимать участие, звали Никитой.
   - Я родился в шестьдесят первом - прямо в Карибский кризис. - Смущенно опустил он глаза. - Ребята зовут меня Хрущем. А для телезрителей я, как известно, Никита Сергеевич.
   - А меня можно просто звать Славой.
   - Очень удачно для эпохи застоя в том случае, если отца звали КПССом.
   - Отца звали Георгием. А вот пожилую даму по имени Даздраперма мне пришлось встретить - она лежала в нашей клинике.
   - Понятно - отягощенная наследственностью Если я правильно сориентировался - девочка родилась первого мая. И родители просто не удержались - "Да здравствует Первомай!" Похмельная эйфория - дешевая водка.
   - С вами легко договориться, Никита. И вы, конечно, понимаете, что мне от вас нужно.
   - Здесь без вариантов - всем нужна реклама и спонсоры. Только я хочу сразу оговориться. - Никита взял со стола изящную вещицу неизвестного предназначения и покрутил руке.
   Он обладал интеллигентной внешностью, приятным голосом и прекрасными спокойными руками. "Сильная воля, самоуверенность, - постановила я. Скорее всего, бешеный успех у одиноких интеллектуалок".
   - Это бомба. - Он передал мне рождественскую игрушку в виде прозрачного цилиндра со снежной метелью внутри. - Вы видели её в киносериале "Спрут-5". Мне подарил её сам режиссер в знак солидарности. Я иногда затрагиваю весьма острые криминальные темы.
   - Криминальные? - Удивилась я. - У нас скорее медицинская сфера. Или, вернее, - социальная психология.
   - Вот об этом, Славочка, как раз и расскажете нам. Собственно, вы представите только одно звено пестрого коллажа. Так сказать, зарисовка на тему "Так жить нельзя" и "Свет в конце тоннеля".
   Я вспомнила случай с самоубийцей, исполнявшим гимн и кое-какие примеры социальных "сдвигов".
   - Нет, Боже упаси, никакой политики. Меня интересует психология нашего раздавленного, расплющенного, но все-таки живого человека... Его связь с культурным наследием нации, проблески нравственной преемственности. Фантазировал Никита, вопросительно глядя на меня. - Хорошо бы нечто дамское, про любовь и страсть...
   - Про любовь? В смысле продажном или поэтическим? - Хорошо бы во взаимосвязи, в диалектическом единстве: высокое и низкое, вечное и преходящее...
   - У меня был один пациент... Самоубийца на почве неразделенной любви... Все классику цитировал.
   - Старик, урод, шизик, наркоман?
   - Нет. Вполне нормален, молод... Мы, правда, не встречались, но собеседник интересный. Учился на филфаке.
   Глаза Никиты заинтересованно блеснули.
   - А нельзя его поснимать? Ну, во время беседы с вами?
   - По телефону?
   - Нет, как бы здесь, в студии.
   Я быстро прокрутила в уме варианты и пришла к отрицательному ответу.
   - Думаю, он не согласится откровенничать на экране... Хотя, пристрастие к позерству у Юла есть.
   - Юл? Это - юный ленинец?
   - Это Юлий. Его родили в годы повального диссидентства и увлечения скрытыми аналогиями с римской историей.
   Я обещала Никите в ближайшие дни связаться с пациентом. И лишь дома поняла, что не знаю ни его адреса, ни телефона. Собственно, проблема пустяковая, тем более, с возможностями Сергея.
   Следующим вечером я в раздумье сидела у телефона с полными данными интересующего меня лица. Зачем мне это все? Почему я хочу вытащить в передачу незнакомого и даже не очень-то симпатичного мне парня - позера и слюнтяя? Возможно, протягиваю ему очередную "соломинку", чтобы отвлечь от навязчивой идеи, а может, сама цепляюсь за чужую беду, спасаясь от собственной? Ни то, ни другое. Я уже разделалась с навязчивыми воспоминаниями, а в серьезность трагедии Юлия не слишком верила. Хотя, как знать? Сейчас наберу его номер, и кто-нибудь скажет мне самое страшное...
   Я тщетно звонила Юлию Викторовичу до глубокой ночи. Утром, набирая его номер, я была уже почти уверена, что мой пациент либо в тюрьме, либо в больнице.
   - Алло? Не молчите, если уж разбудили... Алло?
   Да, это был его голос. Но более уверенный и менее деликатный, чем я привыкла слышать.
   - Простите, мне надо поговорить с Юлием Викторовичем.
   - С кем имею честь?
   - Владислава Георгиевна из "телефона доверия" - Бодро доложила я и замолкла, прислушиваясь к тишине.
   - Не понял. Это вы мне звоните?
   - Да, мне дали ваш телефон в справочной.
   - Ничего себе! Простите... Я так часто спросонья хватался за телефон и набирал ваш номер, а потом вешал трубку...
   - Как вы себя чувствуете?
   - Вашими молитвами. Продал квартиру, раздал долги. Взял кое-какую надомную работу. Сижу пишу. На хлеб хватает.
   - Где же вы сейчас? Не понимаю, чей это телефон?
   - Все вполне законно. Моя, то есть родительская трехкомнатная превратилась в однокомнатную. Приватизированную, с хорошей библиотекой, горячей водой и телефоном. Я - завидный жених.
   - Девушки преследуют?
   - Вы первая.
   Я рассказала об идее передачи. О том, что сама не знаю, во что выльется импровизированное интервью на записи. Юлий помолчал.
   - Значит, я вас заинтересовал как собеседник?
   - Вы имеете ввиду психотерапевта или человека? Как специалиста, если честно, не очень. То, что вы здоровы, я поняла сразу.
   - Выходит, моя история вызвала у вас чисто человеческое участие?
   - Скорее так. Я очень сердобольная старушка. И люблю слушать сказки.
   - В смысле? Вы не поверили "лавстори" с Лизой?
   - Отчасти. Но это не должно всплывать в нашей беседе. Автор программы хотел бы услышать что-нибудь трогательное о превратностях большой любви. Особенно, от человека молодого - представителя "потерянного поколения". Так что, живописуйте, не стесняйтесь. Я постараюсь подыграть.
   - Искушение блеснуть на экране очень велико. Даже в роли жалкого Пьеро-шизофреника с комплексом неполноценности.
   - Скорее, с манией величия. Ведь ущербность и самовлюбленность - две стороны медали... Зачастую человек старательно выращивает в себе мнимые комплексы, чтобы иметь возможность всплакнуть над своей судьбой. А в случае чего не церемониться в средствах: ну что возьмешь с убогого?!
   - Нелестная характеристика... Спасибо, что так долго возились со мной. Скучное дело - выслушивать откровения юродствующего болтуна.
   - Лучше не продолжайте в этом духе... Я, действительно, благодарна вам за доверие и ещё за то, что не отомстили мне за первые сеансы, когда я вешала трубку. Ведь вы согласны появиться в телепередаче?
   - Вам хорошо известно, что меня легко уговорить.
   Мы договорились встретиться у проходной Останкино в два часа дня.
   Никиту я узнала уже у подъезда. В куртке нараспашку и в вязаной шапке с огромным помпоном он махал руками, как зазывала на ярмарочном аттракционе. Густые хлопья мокрого снега напоминали рождественскую игрушку-бомбу из итальянского сериала.
   - Славочка! Я вышел заранее, чтобы не пропустить. У нас небольшая накладка - оператора вызвали к главному. Я решил, что мы успеем сбегать в какашку и там за кофе все обговорить.
   Я задумалась, расшифровывая услышанное название.
   - Вы сомневаетесь, что ваш собеседник придет? - Понял по-своему мою задумчивость Никита.
   - Не совсем уверена. Он будет искать у проходной вас, поскольку хорошо знает по телеэкрану. А в этой шапке не каждый сумеет распознать...
   - Да ну её к черту! - Никита сунул колпак с помпоном в карман. - Это подарок - от шотландских пастухов. А вас, как я понимаю, одевает лично Карден?
   - Не следите за передачами своих коллег о моде. Это не в стиле Кардена. - Я повернулась, демонстрируя классическую простоту тончайшей дубленки серебристого цвета, спускающейся почти до пят - то есть до толстых каблучков серых лаковых сапожек.
   Длинные вещи ужасно неудобны в машине, но я постеснялась одевать один из моих шикарных меховых жакетов. Да и слишком уж прибедняться - до кожаной куртки или пальто - не хотелось. К тому же, дубленка с капюшоном, что в такую погоду как раз кстати.
   - Выглядите классно. Больше подходите, правда, для передачи Шолохова или Троицкого, но будем считать, что и мне повезло - доктор-психолог с внешностью кинозвезды... Пойду, гляну у проходной. как его? Юлий Викторович? - Никита скрылся за стеклянной дверью, а я задрала голову возвышающаяся надо мной громада башни словно неслась куда-то навстречу снежному бурану.
   - Знакомьтесь, Слава, это Юлий Вартанов. Его уже на проходной хотели арестовать. Он рвался ко мне в студию.
   Мы застыли, с недоумением приглядываясь друг к другу.
   - Я предлагаю, друзья, перекусить в Какашке. Хлебнем кофейку с пирожным. Собачья погода... - Почувствовав замешательство, Олег тараторил без умолку. - Видите ли, на той стороны проспекта жила-была во времена застоя общественная уборная. Ну, такая, типа сортир для М и Ж... Частная инициатива превратила это санитарно-гигиеническое учреждение в пункт общественного питания. И очень удачно. Пока у нас в Останкино с буфетами дело не наладилось, все сотрудники ТВ паслись в Какашке. Теперь уже ходим по привычке. Привязанность, ностальгические воспоминания и название, родившееся в народной фантазии, по душе пришлось.
   Юлий оказался высоким блондином утонченно-скандинавского типа. Не викинг, а мечтательный северный принц. Он застенчиво сутулился, так, что длинные, влажные от снега пряди падали вдоль бледных худых щек. Без шапки и курточка кое-какая - джинса на "рыбьем меху". Но когда он вскидывал голову, поднимая глубокие, пристально глядящие синие глаза, первое, что приходило в голову, была мысль о неуместной в этом пространстве и времени утонченности. Такие лица теперь "не носят". Их можно увидеть на фотографиях прошлого века, запечатлевших представителей "вырождающейся аристократии". Я вообще не могла отделаться от впечатления, что говорила по телефону совсем с другим человеком. В этом молчаливом парне не было и тени развязности и гаерства, которыми он "блистал" в своих телефонных признаниях.
   Никита тщетно пытался "раскрутить" нас на интересный диалог в кафе, затем в студии. Беседа не складывалась, особенно, под оком телекамеры. Видеть себя на экране монитора Юлию, со всей очевидностью, было неприятно. Он инстинктивно отворачивался в сторону, прятал лицо в ладонях, то есть вел себя как нежелающий попадать в объектив преступник.
   Кроме нескольких официальных фраз, произнесенных мной по поводу психологического здоровья жителей Москвы и деятельности нашей службы, Никите удалось вытащить у пострадавшего короткую благодарность в адрес психологов, помогших ему преодолеть душевный кризис.
   - Не слишком интересный вышел сюжет. - Виновато признался Юлий, спускаясь вместе со мной к выходу. - А нам ничего не заплатят за съемки?
   - Похоже, ваше красноречие вдохновляет бритва или взведенный курок. Допинг опасности... Я на машине, вас подвезти? Платить за оказанную нам телевизионную любезность должны были бы мы.
   Он проводил меня на стоянку и слегка ухмыльнулся, когда я открыла дверцу "Вольво".
   - А вы неплохо зарабатываете на милосердии. Понятно, что гонорары от телекомпании вас явно не волнуют.
   - Муж купил подержанную машину. Это далеко не последняя модель Почему-то оправдывалась я, стоя у автомобиля.
   Снег стал мелким и сухим, словно кто-то усердно сыпал с башни бертолетову соль. В фиолетовой мгле, пронизанной светом стерегущих стоянку фонарей, мой собеседник выглядел пришельцем из какого-то другого измерения. Я вспомнила его слова о голубых жилках на запястьях и только теперь поверила в то, что он не врал. Просто старался выглядеть циничней и сильнее, чем был на самом деле. И держался за свою наигранную браваду, как за спасательный круг.
   - Я сказал там, в студии, чистую правду - вы помешали мне уйти из жизни... Думаю, это значительная победа профессионализма и милосердия.
   - Хм! Это ведь, собственно, произошло по ошибке. Я помогла вам тем, что не восприняла всерьез вашу угрозу - все эти ванны, бритвы, пистолеты. Это не было умышленным ходом. Мне казалось, что вы недостаточно искренни... Мне к "Соколу". Может, все же куда-нибудь подвезти?
   - Спасибо. Здесь рядом метро. У меня "единый".... А я принял ваше сочувствие за чистую монету. Почему-то решил, что вам и вправду не все равно, как я распоряжусь своей жизнью.
   - Вы правильно решили. Я всегда принимаю близко к сердцу проблемы своих пациентов. - Я села и завела мотор. - И мне далеко не безразлична ваша судьба, Юлий... Рада, что все кончилось благополучно.
   Он поднял воротник и втянул голову в плечи. Вздрогнув от озноба, я на всю мощь включила печку и, кивнув на прощанье длинной фигуре, захлопнула дверцу.
   ..."Снежной россыпью жемчужной..." - всплыла в памяти блоковская строчка, сопровождая удаляющуюся в студеное, хмурое, какое-то ненастоящее прошлое Юлия.
   Глава 18
   Маленькие личные неудачи чаще всего преследуют тех, кто недоволен собой. Люди самоуверенные склонны объяснять свое невезение глобальным несовершенством мироздания. У этих людей даже молоко сбегает от того, что весь мир - бардак. Им легче.
   После не очень успешного выступления на телевидении я ухитрилась помять бампер, застрять в лифте один на один с соседкой, возненавидевшей меня на шумном этапе ремонта, а затем - нагрубить Сергею. Даже на следующий день, хорошенько выспавшись и спокойно позавтракав (мне надо было появиться на работе ко второй смене), я изнемогала от отвращения к себе, к вещам, которые меня окружают, к мрачному грязно-серому городу за окнами и предписанной мне кем-то судьбе. Все казалось мизерным, неудачным, гадким.
   - Устала? - Сочувственно встретила мою кислую физиономию Алла. - С телевидением ничего не вышло?
   - Кажется. - Я механически переодевалась в свою рабочую одежду. - То есть, все как-то не клеится. Блеснуть перед камерами не удалось, загубила хороший шанс помочь нашему делу... Да и вообще - все из рук валится... Чуть с соседкой в лифте не подралась. Она нас с Сергеем иначе, как барыгами, не величает.
   - Ну, а твой недоубиенный младенец хоть появился?
   - Пришел вовремя. Ни рыба, ни мясо. Неудачная была затея вытащить его в студию.
   Алла с сомнением стояла в дверях, преграждая мне вход в операторскую.
   - Может, тебе сегодня отпроситься? Гера отпустит, он в женские проблемы очень вникает... Пойди-ка ты, мать, лучше по магазинам пройдись, купи себе что-нибудь вкусненькое или красивенькое.
   Я скорбно взглянула на Аллу и тяжело вздохнула. Если уж она не поняла, насколько воротит меня от вкусненького и сладенького, да и от себя самой, не стоит объяснять. Уж лучше с алкоголичкой какой-нибудь пообщаться. Объяснить ей, что похороны неверного супруга, которого она намерена "подвесить за яйца", обойдутся дороже, чем сотня поллитров.
   Когда я вошла в свою кабинку, телефон уже звонил.
   - Вы на месте, Владислава Георгиевна? - Хихикнул в наушниках голос Зои. - А то к вам с утра благодарные пациенты пробиваются. Соединяю.
   - Я просто не знаю, какой повод придумать, чтобы вновь записаться к вам на прием. __ в голосе Юлия слышалась обреченность. - Занимать рабочий телефон придуманными историями неэтично, а встретиться со мной вы отказываетесь.
   - Что-то не так, Юлий?
   - Да все, все не так! У меня все из рук валится, я противен себе... Ай, да кому это интересно!
   - Вы правы, никому, кроме очень близкого человека. - Я усмехнулась про себя совпадению настроений доктора и пациента и приняла свой совет к сведению: сегодня же поплачусь в жилетку Сергею.
   - Нет у меня близкого человека. Каким-то образом в последнее время им стали вы... Только не такая, как были вчера... Если бы я знал, что вы такая, то не посмел бы откровенничать. Вы ввели меня в заблуждение, доктор, своими сединами и старческой дальнозоркостью.
   - Простите, Юлий, этот телефон не для подобных бесед. Очень сочувствую вашей депрессии и одиночеству. Но взрослому мальчику придется научиться выбираться из хандры самостоятельно.
   - Умоляю, не вешайте трубку. Мы должны встретиться. Не знаю - зачем. Убежден, что иначе невозможно.
   - А вы, к тому же, - капризный и очень настойчивый. Но мы не станем встречаться. Поверьте, Юлий, я - не лучший вариант "дружка" для задушевных бесед. Вне службы - у меня свои проблемы и общение со мной далеко не всегда доставляет удовольствие. Поищите и вам обязательно встретится человек, который станет близким. Только не стоит искать среди "дорогих девочек". Прощайте и желаю удачи.
   Я повесила трубку и уставилась перед собой - в мутный квадрат большого окна, сплошь забеленный метелью. Мне не стало легче, напротив. Разговор с Юлием добавил горечи, словно вместо желанного успокоительного разжевала таблетку хинина.
   Вечерняя смена, как обычно, принесла серию бесед с людьми только что выпившими или неудачно "добавившими". Ночью и рано утром больше звонит интеллигенция, отчаявшаяся уснуть после большой дозы снотворного или попытки заглушить печальные размышления реланиумом.
   Отработав смену на "автопилоте", я, как всегда, позвонила Сергею. Обычно он встречал меня у гаража, не позволяя ночью одной проходить двор и, особенно, заходить в подъезд.
   Дома ответил автоответчик. Сергей коротко извинился за отсутствие и просил меня позвонить по незнакомому телефону. Бодрый мужской голос тут же охотно отозвался:
   - Добрый вечер, я жду вашего звонка, Владислава Георгиевна. Обещал Сергею поработать вашим кавалером. Через пятнадцать минут буду у вашего дома. Может быть, лучше заехать за вами?
   - Нет, нет, спасибо...
   - Геннадий. Меня зовут Геннадий Николаевич. Тогда - до встречи.
   Все это меня насторожило. Я привыкла, что у Сергея бывали неожиданные "командировки", но он обычно находил возможность предупредить об этом. Страх за его жизнь давно стал привычным, как у жены летчика или милиционера. Но иногда что-то темное, похожее на дурное предчувствие, поднималось из глубины души. К счастью, опасения меня почти всегда обманывали - их было гораздо больше, чем плохих происшествий в реальности. Да и Сергей умело наигрывал спокойствие и беспечность, не давая почувствовать, как тревожится за меня. Вначале он категорически восстал против моей работы в ночную смену, но я настояла, объясняя, как боюсь всяких преувеличений. Ведь отправляются же домой в двенадцать ночи другие женщины та же хрупкая Алла и даже эффектная, яркая Зойка.
   Сегодня они разбежались чуть раньше, не дождавшись результатов моих переговоров с "охранником" Геннадием. Я вышла к пустынной стоянке и сразу же увидела свой припорошенный снегом автомобиль. "Придется отогреваться и подождать, пока стает снег. Зачем только этого мужика Сергей ко мне привязал - будет ждать теперь битых полчаса на морозе", - подумала я, отпирая дверцу, и тут же увидела темную фигуру, двинувшуюся ко мне из подворотни. Не успев перепугаться, я узнала в мужчине Юла.
   - Фу! Кто же приходит к доктору в полночь? Вы испугали меня. Садитесь. - Я распахнула дверцу рядом. - Слишком холодно стоять на ветру.
   - А кто, интересно, позволяет такой женщине бродить в темных переулках в полночь и в норковом жакете? - Он сел рядом и я включила печку.
   - Это обычная синтетика. - Соврала я. - А здесь, за углом милицейский пост, а вон там - круглосуточное кафе. Место далеко не пустынное... Зачем вы пришли? Может, вас-то мне и надо бояться больше всего?
   - Не знаю. Просто было ясно - если не увижу вас - не усну, а тихо сойду с ума. - Он сказал это так тихо, что я не была уверена в правильности услышанного. Возможно, мне это только показалось.
   Юл сжался на сидении, опустив голову и спрятав руки в карманы куртки. Под воротником не было шарфа и я физически ощутила, как он продрог. Второй раз я увидела этого парня и снова меня поразило чувство его неуместности в зимней, разбойно-деловитой Москве. От него исходило ощущение холода и одиночества. Как от потерявшей хозяина собачонки. Заблудился во времени. Он был "человек не отсюда".
   - Куда тебя подвезти? Ведь ты сменил адрес?
   Неожиданно для себя я перешла на "ты". Это был дружеский тон опекуна, старшего товарища. Юл враждебно глянул на меня и поморщился:
   - Не надо меня жалеть. Сейчас все очень хорошо. Я живу на беговой, зарабатываю деньги. Только подвозить меня не стоит, лучше постоим ещё так минут пять, ладно?
   - Да это же по пути! Сделаю совсем небольшой крюк - мне надо к "Соколу". - Обрадовалась я и включила подогрев стекла - оно тут же стало сухим и прозрачным. Из снежного домика мы словно выбрались в темный зимний город. - К сожалению, я не могу задерживаться - меня ждут.
   Мы ехали молча. Я хоть и делала вид, что внимательно следила за почти пустой дорогой, но точно знала, когда мой спутник смотрел на меня. Вначале он делал это мимолетно, исподтишка. Но, убедившись, что я занята дорогой, подолгу останавливал на моем задумчивом профиле серьезный, печальный взгляд.
   - Что, все сожалеешь об исчезнувшей седовласой докторице? - Не без кокетства поинтересовалась я.
   - Вас не затруднит опять перейти на вы? Нет, нет - это не от высокомерия... От желания сохранить дистанцию.
   - Согласны с вами, Юлий. Дистанция - вещь совершенно бесплотная, но очень существенная.
   - И возбуждает. Больше всего на свете я хочу поцеловать вас.
   Я чуть не выехала в заледеневшую колдобину. И не потому, что была шокирована неожиданностью. Уже минуту назад, услышав просьбу перейти на "вы", я знала, что за ней последует именно эта фраза.
   - Фантастика! То ли я становлюсь экстрасенсом, то ли и в самом деле успела хорошо изучить вас.
   Притормозив у обочины, машина остановилась с работающим мотором. Я повернулась к своему спутнику, заново изучая его. И могу похвастаться, что не было на свете лица, которое мне сейчас могло бы понравиться больше. В желтом свете фонаря, вздымающегося над голыми липами, в снежном вихре, закружившем сразу же вокруг притихшей машины, все казалось нереальным. И необычайно торжественным. Его лицо медленно приближалось - я видела только глаза, неотрывно вглядывающееся в мои, чувствовала едва ощутимый запах снега от влажных волос. Руки Юла скользнули по моим плечам вверх, к затылку, пробрались в теплые недра за меховым воротником... Я откинула голову на спинку кресла и опустила веки. И ещё успела удивиться редкому сознанию безошибочности происходящего. Сейчас, этой ночью, в беспросветном скоплении случайностей, я делала именно то, что было мне предначертано на роду Забытое чувство ранней юности, когда все, происходящее с тобой, становится чудом, а каждый целующийся мальчик - единственным.
   Готова присягнуть, что ни одни губы, прикасавшиеся ко мне, не завладевали всем моим существом с такой победной полнотой. Подобно электрическому разряду, поцелуй пронзил меня от макушки до кончиков пальцев, затуманив сознание. Я боялась пошелохнуться, потерять этот неведомый мне вкус блаженства.
   Оторвавшись от меня, Юлий откинулся на спинку кресла.
   - Поехали. - Он закрыл глаза, вздернув вверх подбородок. По синему бархату подголовника разметались длинные светлые пряди. - Хочу мчаться быстро-быстро... И далеко-далеко. За пределы всего этого, в никуда... Потому что ничего лучшего в моей жизни уже не будет...
   - Мне следует врезаться в столб или вылететь с моста? Я должна остановить мгновение, превратив его в вечность... Увы, Юл, это не так просто, как вам казалось... Но поторопиться придется - я сильно опаздываю.
   При воспоминании о ждущем меня у дома "стража" наваждение рассеялось. Все встало на свои места, но в душе торжествовала бесшабашная легкость.
   - Прошу, позвольте мне проводить вас. Как это ни смешно заявлять человеку, которого везут, но я должен увидеть ваш дом, окна, двор... Мне надо знать все это.
   - Но меня встречают у дома. И проводят до самой двери.
   - Муж?
   Я промолчала, неопределенно пожав плечами. Не стану же сейчас объяснять, почему меня ночью во дворе ждет совершенно незнакомый мне человек.
   - Тогда я выйду за углом. У вас ведь есть угол?
   - Очень даже романтический, с зеленой вывеской "Гастроном".
   - То, что надо. Немного зелени в этом царстве вечной мерзлоты и девственной белизны не помешает.
   Я действительно притормозила возле мигающей зеленой вывеской спящего магазина. Метель прекратилась и пустые улицы покрыла пелена сверкающего в неоновом свете снега. Юлий приоткрыл дверцу и мы оба посмотрели на совершенно девственный алмазный покров.
   - Сейчас его осквернят мои косолапящие следы. "Надвьюжной поступью" я пока ходить не умею.
   Странно, ему пришли в голову те же строки из "12" Блока, что крутились в моей голове у Останкино.
   - Спокойной ночи, Юл.
   Я чуть задержалась, держа ноги на педалях и смотря на уходящего парня. Под его ботинками не оставалось следов! Заметив то же самое, он обернулся, в один прыжок оказался у машины и прижал к ветровому стеклу распластанную пятерню. "Моментальное фото", но я запомнила рисунок линий на его ладони. Сложная топографическая карта с очень короткой бороздкой жизненного пути.
   У въезда во двор дежурил мужчина, издали салютуя мне руками.
   - Извините, я задержалась, Геннадий. - Протянула я руку новому знакомому. Проследив, как я ставлю "Вольво" в гараж, он подставил мне локоть, чтобы проводить оставшиеся до подъезда сто метров.