Страница:
Некоторое время постоял у окна, выглядывая наружу — там, откуда был виден кусочек забора. Втайне надеялся, что увижу тени, что приснились мне, но этого, не случилось.
Пора возвращаться. Ресурс кристалла был почти исчерпан, да и в комнате, как показал пристальный осмотр, ничего интересного не содержалось. Вряд ли здесь более одного тайника. И то странно — как его не обнаружили до меня? Эту щель заметил даже я, а ведь я не эксперт по тайникам. Д. вскользь обучал меня поиску тайников и всякому такому — не планировал поручать мне подобного.
Но я что-то нашёл.
Верёвка оказалась на месте.
Наружу я выбрался безо всяких приключений. Охранные устройства, установленные по периметру «дыры», были по-прежнему выключены. Я забрал верёвку, проверил — по привычке — что нигде не «наследил», направился к выходу из Дома.
Едва я отошёл на несколько шагов, как ощутил чей-то пристальный взгляд. Такой сильный, что оглянулся.
Все следящие устройства были включены, холодно светились в полумраке. Что самое интересное, самой «дыры» не было видно.
Я дошёл до выхода из Дома — и всё это время тяжёлый неприятный взгляд продолжал царапать затылок. Поддавшись невнятному порыву, я направился к сиарху , где ощущение слежки быстро рассеялось. Великолепное дерево, идеальное укрытие. Никакая магия не «возьмёт» вас, если рядом сиарх .
Спустя несколько минут я осторожно отошёл в сторону.
Никакого взгляда. Потеряли меня, что ли? Хотелось бы верить. И кому это потребовалось меня выслеживать?
До своего нового дома я добрался без хлопот.
И ничуть не удивился, встретив старую знакомую — белку — у самого порога.
Венллен, Лето 60, 435 Д., 17-й час
— Неужели запись такая длинная? — проворчал Д., с отвращением глядя на вазу с фруктами. Лет двадцать не хотелось курить так, как сегодня. А так давно уже не курил… в лучшем случае держал в зубах незажжённую трубку.
— Видимо, — отвечала Кинисс. Её трудно удивить чем бы то ни было. Оставив кристалл на попечение двух ассистентов — стажёров Академии — она преспокойно занималась текущими делами. Д. мрачно посматривал на неё, время от времени тихонько напевающую что-то. Звучало приятно. Всё время поражаюсь, подумал Д. в который раз. У Людей и Хансса так мало схожего — а музыкальные таланты одних производят порой отличное впечатление на других. Спрашивал её, что за песенки поёт — молчит.
Хотя, может быть, это и не песни вовсе? Скажем, гимны… или заклинания. На его памяти Кинисс открыто пользовалась формульной магией лишь раз — когда их двоих занесло в разлом Кенвигар, возле алмазных россыпей, близ столицы Шантира. В место, равно почитаемое охотниками за сокровищами, некромагами и приверженцами хаотических культов.
— Вспоминаешь Кенвигар? — спросила рептилия, не поднимая головы. Д. вздрогнул. И она утверждает, что не читает мысли?!
— Ну, знаешь!
— Ты всегда берёшься за левое запястье, — пояснила Кинисс, — когда вспоминаешь его.
Одна из магических стрел, которую выпустил в них обитавший в разломе асмар , маг-нежить, попала Д. в левую руку — и это едва не кончилось ампутацией. С тех пор поражённое место порой нестерпимо ныло — вопреки обещаниям целителей.
— Можно подумать, у тебя сотня глаз, — Д. потёр ничуть не беспокоящее запястье, и настроение у него отчего-то улучшилось. — Долго ещё ждать?
— Понятия не имею, — Кинисс чуть развела пальцы рук — жест, аналогичный пожиманию плечами. Человек, не знакомый с жестикуляцией Хансса, долго не сможет найти с ними общего языка.
— Всё проверил, — третий ассистент, один из Смотрителей Парка Времени, появился из-за двери. — Устойчивого эха нет. След похож на ольтийский, но очень слабый. Никогда такого не видел.
— Насколько слабый? — хансса подняла голову.
— Три сотых процента от нормы, — ответил Смотритель (по происхождению он был Карликом). — Слабый, но очень отчётливый. Носитель вошёл через окно… или сквозь стену — постоял у стола…
— … положил кристалл… — произнёс Д. сквозь зубы.
— Возможно. Постоял у двери и покинул комнату, через входную дверь.
Ассистент положил перед Кинисс несколько листков бумаги с записями.
— Благодарю, Пайренх, — произнесла Кинисс, поднимаясь.
— Не за что, — Смотритель пожал плечами. — Я считал, что подобное невозможно. Если узнаете, кто это был, расскажите — я просто сгораю от любопытства!
Не дожидаясь ответа, покинул комнату.
— Кто-то говорил, что наша контора совершенно непроницаема, — произнёс Д., глядя поверх ошарашенной Кинисс.
Та долго молчала.
— До настоящего момента я так и думала, — услышал Д. в конце концов. — Прочитай-ка, что он там написал.
Настала очередь Кинисс наслаждаться озадаченным видом собеседника.
— Ничего не понимаю, — признался тот честно. — Что это за гости, которые оставляют эха меньше, чем призраки?
— Это и надо выяснить, — рептилия наклонила голову. — Ага. С кристаллом всё в порядке — можно смотреть.
Д. послушно направился следом, а в голове его творилась сумятица. Кто мог проникнуть в контору и подбросить кристалл? Неужели кто-то из этой троицы, что так живо интересовалась обстоятельствами «смерти» Клеммена. Или их агенты?
Аннвеланд, Лето 60, 435 Д., 14-й час
Я проснулся от небывалого, трудно вообразимого страха.
Наверное, я кричал.
Выскочил из пропитанной потом постели, остановился у окна. В висках и затылке отдавались тяжёлые удары, перед глазами ещё висело видение кошмара.
Если вас во сне начнут есть заживо, как вы себя будете чувствовать, проснувшись?
Вот и я чувствовал себя так же. Сон не пошёл на пользу. Я не чувствовал себя отдохнувшим, я чувствовал себя загнанным. Спать не хотелось; да и не заснуть теперь — хохочущее трёхголовое чудище-людоед, настигшее меня в сложном лабиринте, немедленно выйдет из небытия, как только я сомкну веки.
Словно тяжело больной, страдающий от похмелья старик, я выбрался из дома и отворил ставни. Хорошо ещё, вокруг не было прохожих! Что бы обо мне подумали. Интересно, а ольт может напиться до похмелья? Эта мысль, нелепая и неожиданная, некоторое время не давала покоя. В конце концов, я прогнал её прочь и некоторое время наслаждался, опуская ладони в бочку с водой и выливая благословенную влагу на разгорячённое тело.
Вскоре способность соображать здраво восстановилась. Когда у меня следующий «пост»? Через шесть… нет, через семь дней. Или через шесть?
Я вновь испугался. Память подводила меня! Но заминка оказалась временной. Конечно же, через семь дней. Отлично! Целая неделя отдыха. Нет. Целых семь дней отдыха. После таких сновидений надо брать дополнительную неделю отпуска.
Позавтракав (без всякого удовольствия), я принялся за рутину. Опись найденного и проверка. Все три «главных» кристалла оказались полностью записанными; в том, что в перстне, ещё оставалось минут пять пустого пространства. Очень странно — он «выключился» сам — и я ещё подумал, что ресурс исчерпан. Как же так? Я решил не ломать голову напрасно. Скрытый Дом есть Скрытый Дом. Особое, странное место.
Восемнадцать предметов, не считая свёртка. Свёрток я решил осмотреть сам.
Грубейшее нарушение пункта тринадцать.
Но я ничего не мог с собой поделать!
Наверное, то же любопытство сгубило прародителей людей, открывших запретный ларец со священными книгами… Что, если и здесь, под складками толстой ткани, лежит нечто, обращающее в прах всякого, кто осмелится взглянуть?
Но руки уже сами собой разворачивали свёрток.
Мне показалось, что изнутри что-то вырвалось — большое, зубастое, бьющее крыльями по воздуху, метящее в глаза. Я присел, защищая лицо, и увидел, что толстая потрёпанная тетрадь — откуда только взялась? — лениво проплывает надо мной, шурша страницами.
Когда испуган — или ошеломлён — время порой замедляется.
Я успел подняться, в прыжке поймать тетрадь до того, как она опустилась на пол. Акробат из меня неважный: локтем я стукнулся о ножку стула и едва не выронил тетрадь.
Обёртки — плотной ткани, что надёжно защищала тетрадь долгие годы — не было и в помине.
Интересно, отчего тетради вздумалось выпорхнуть? Так и задумано?
Поди разберись теперь.
Положив тетрадь на стол, я провёл над ней всеми охранными «безделушками». Ничего. В смысле — ничего опасного. Бумага грубая, такой нынче не делают — но тетрадь не походила на предмет, которому много тысячелетий. Я даже ощутил разочарование. В душе, наверное, мне мечталось отыскать невероятную древность, прикоснуться рукой ко Времени… как же! Ладно. Покажу Д., будь что будет. Но открыть я её всё же открою.
Тетрадь пуста. Чернила не выдержали испытания временем. А может быть, подействовало охранное заклятие. Как бы то ни было, сделанного не воротишь. Кое-что удастся восстановить по следам от пера…
Снимет мне голову Д., и правильно сделает.
Тут я заметил, что на обрезе тетради виднеется свежее тёмно-красное пятно. Очень хорошо! Когда это я успел порезаться? И чем? Тонкий аккуратный надрез шёл через всю ладонь, от основания большого пальца к мизинцу. Хорошо ещё, рана неглубокая. Я вытер кровь и заметил на ладони такое, что тетрадь мигом вылетела у меня из головы.
Линия жизни.
Она состояла теперь из двух отдельных частей. Словно этот порез рассёк её надвое! Но такого не может быть!
Взглянул на вторую ладонь.
То же самое.
Я закрыл глаза, несколько раз вдохнул и выдохнул, досчитал до десяти.
Ничего не изменилось.
Но ведь этого не было! Когда я умывался, я видел свои ладони, уж наверняка обратил бы на это внимание!
Так, наверное ощущает себя смертельно больной, когда ему сообщают, что дни его сочтены. Д. всячески издевается над хиромантией, но…
Но всегда с опаской относится к гаданиям и предсказаниям, заразив этим и меня. Что может означать подобное?
Прерванная линия… знак повторного рождения!
Фарс с моей «смертью» перестал казаться безобидной шуткой.
Добрый десяток минут я сидел, глядя на ладони — на целую и на пострадавшую. Думал, послание ли это, и если да, то от кого?
Когда я поднял глаза на тетрадь, лежащую на столе, то увидел, что в том месте, где солнечные лучи коснулись бумаги, начали проступать буквы.
Слова. Фразы.
Впрочем, мысли мои были очень далеко от моей находки.
Венллен, Лето 60, 435 Д., 18-й час
Стажёры удалились — явно довольные тем, что первый в их жизни самостоятельный эксперимент по «прослушиванию» окончился удачно. Заказчики довольны, а это самое главное. Бюро оказывалось отличным полигоном, где будущие маги могли испытывать свои силы. Правда, стажёров Бюро отбирало само.
Почти никто не бывал отвергнут — кроме отъявленных лентяев.
Д. сидел и смотрел на рептилию. Взгляд его был внимательным и холодным. Обвиняющим. Кинисс молча выдерживала этот взгляд, хотя ситуация была очень непростой.
Отвратительной.
Если тот, кто подбросил кристалл, намеревался поссорить их с Д., то был на правильном пути. Бородач некоторое время сидел, поджав губы. Смотрел на стену, где уже не было изображения. Потом перевёл взгляд на Кинисс, с которой его связывали многие приключений и долгая совместная работа.
О которой прежде не мог подумать ничего плохого.
— Как это прикажете понимать? — тихо спросил он.
Кинисс молчала, понимая, что ответа не ожидалось.
— Это была запись мировых линий, — подвёл итог Д. — Я прав?
Кинисс кивнула. Действительно, на кристалле было запечатлено не обычное изображение — калька того, что видел неведомый оператор, а сразу три аспекта существования. Наложенные один на другой — то, что было принято называть мировыми линиями (объект записи оставлял множество постепенно гаснущих отпечатков — свидетельство путешествия в пространстве и времени).
— Год назад я спрашивал тебя, можно ли записывать мировые линии. Ты сказала, что нет.
Рептилия вновь кивнула.
— Ты сказала, что это невозможно. Я потерял много времени, потерял двух прекрасных агентов из-за того, что подобной записи «нельзя» было сделать! — Д. почти кричал. Таким взбешённым Кинисс его ещё не видела. — Сам едва не погиб. А сейчас ты просматриваешь запись спокойно и без эмоций. Так ты знала, что мировые линии можно записывать?!
Кинисс кивнула. Но во взгляде её не было виноватого выражения.
— Тогда объясни мне, хоть что-нибудь, — Д. поднялся из-за стола, принялся расхаживать по тесной комнатке. Два шага к стене, два шага обратно. — Кто мог сделать иакую запись?
— Многие, — голос Кинисс оставался ровным.
— Кто-нибудь из твоих сородичей?
— Это не они, — последовал немедленный ответ.
— Но они могли бы это сделать?
Неохотный кивок. Да, могли.
— И ты могла бы?
Ещё один кивок. Да.
Д. уселся напротив.
— Мне пора уходить в отставку, — произнёс он с горечью. — Как после этого работать вместе? Если неохота делиться подобными… достижениями, то научись притворяться получше.
— Я никогда не притворяюсь, — ответила хансса с достоинством. — Ты прекрасно знаешь: если я что-то скрываю, то… — она замолчала.
Д. поднял глаза и вновь встретился с ней взглядом.
— … то на это всегда есть веские причины, — завершила Кинисс.
«О которых ты никогда не узнаешь», её взгляд завершил фразу.
В такие минуты хочется биться головой об стену. Или рвать на себе волосы. И то, и другое одинаково бесполезно, но как избавиться ещё от чувства бессилия!..
Д. потемнел лицом, сгрёб подставку со злополучным кристаллом и стремительно вышел вон.
Он просматривал запись в третий раз, когда в комнату вошла рептилия, и остановилась за его спиной, положив руки на спинку кресла. Д. молча остановил изображение, «отмотал» запись назад.
Качество было превосходным. Что удивило — и даже ужаснуло — видавшего виды Д., так это то, что можно было перемещать точку зрения. Это казалось невероятным; считалось, что подобного не изобретено. Усилием воли можно было заставить неведомого оператора обходить объект съёмки — оставаясь на прежнем от него расстоянии.
Объектом съёмки был Клеммен.
Вот он входит в круг валунов, окружающий Камень Меорна… Подходит к Камню, обходит его. Всё нормально… но кто, будь оно всё проклято, мог сделать запись?! Ведь все записывающие кристаллы Клеммена не обнаружили слежки! Д. почувствовал, что вовсе не контролирует ситуацию, как прежде казалось.
Что он — не один из кукловодов, умело управляющих марионетками, а одна из марионеток. Кто дёргает за незримые нити, ведущие к его рукам, ногам и рассудку?
Запись не была непрерывной. Общая её длина не превышала получаса. Ассистенты попались дисциплинированные, сделали восемь полагающихся «прокруток» с анализом. Хорошо ещё, не просматривали запись сами — иначе скандал получится невероятный.
Было отчётливо видно, что время от времени — в особенности, когда Клеммен о чём-то задумывался — он «выпадал» из мировых линий. Этого не могло быть: от сидящего на валуне человека оставалось только «низшее», физическое изображение. Остальные два аспекта растворялись и тени окружающего мира, спроецированные на средний и высший аспект, некоторое время шли рябью. Словно Клеммен «тонул» в высших аспектах, пропадал бесследно… чтобы вновь проявиться.
— Этого не может быть, — произнёс Д. вслух. — Ты видела что-либо подобное?
— Никогда, — Кинисс отвечала совершенно искренне.
— Вот что, — Д. резко повернулся. Гнев его успел пройти, хотя холодные искорки всё ещё поблескивали в глубине глаз. — Если я попрошу тебя провести наблюдение за мировыми линиями трёх наших…
Он поднял руку, пресекая возражение, готовое сорваться с уст Кинисс.
— … и сообщить, было ли там что-нибудь подобное… ты смогла бы это сделать? Для меня?
— Да, — ответила хансса после долгого раздумья. Да, могла бы. В нарушение одного из запретов. Но как объяснить Д., что ей не удастся даже примерно разъяснить ему, во что он впутывает их всех… не нарушая очередного запрета? Не сносить ей головы, это точно. И очень скоро. А Д. обижается… знал бы он…
— Я не собираюсь следить за процессом записи. Сама запись мне не нужна, — насмешка послышалась Кинисс в его голосе. Д. в глубине души действительно оставался ребёнком, некоторые вещи прощал с большим трудом. — Мне нужно только знать, происходит ли подобное с ними.
— Хорошо, — Кинисс чуть наклонила голову. — Я постараюсь. Но знай: меня за это ждут неприятности.
Д. поднялся, некоторое время смотрел на носки своих ботинок.
— Я погорячился, — произнёс он сухо. — Мне не следовало повышать на тебя голос. Но… — не окончив, он сердито помотал головой и протянул Кинисс руку ладонью вверх.
Сухая прохладная ладонь хансса прикоснулась к его ладони.
Если это был и не мир, то, по крайней мере, перемирие.
— А за мальчишкой я прослежу сам, — произнёс Д., когда Кинисс вышла из комнаты. Он посмотрел на часы. Через полчаса Клеммен должен появиться с отчётом. Вот и отлично.
Венллен, Лето 60, 435 Д., 20-й час
— Это всё, на что ты там наткнулся? — спросил Д. и Клеммен солгал, не моргнув глазом.
— Да.
Впрочем, солгал ли? Ведь на тетрадь он не «наткнулся»… он вскрывал тайник целенаправленно.
Д. либо не заметил фальши, либо не подал вида.
— Хорошо. Следовало бы объявить тебе взыскание за самодеятельность… — он поднялся, скрывая в бороде улыбку. Прекрасно зная, какое выражение появилось сейчас на лице у Клеммена.
— Кстати, что ты носишь на шее? — спросил Д. неожиданно, поворачиваясь к ученику. На записи мировых линий казалось, что на шее Клеммен что-то висит. Что-то неучтённое. Ох уж эта молодость…
Юноша не успел ни испугаться, ни изменить выражение лица. Руки его действовали быстрее, чем голова. Он пожал плечами, расстегнул несколько верхних пуговиц. Ох, что сейчас будет…
Д. некоторое время смотрел на шею, на которой ничего не было. Ни предметов, ни следов от цепочки или верёвки, пожал плечами.
— Извини, — бросил он, усаживаясь за стол. — Показалось. — Ему стало неловко. Словно его только что застали за подглядыванием в замочную скважину.
Клеммену с трудом удалось скрыть выражение изумления. Д. не видел амулета! Вот он, треугольник — золотой стороной вниз, как обычно. Что, не все его видят?!
— Продолжим, — Д. поднял взгляд; Клеммен успел вернуть самообладание. — Итак, ты нашёл этот обрывок…
Он положил перед собой «реликвию» номер одиннадцать — обрывок ткани, возможно, от верхней одежды, накидки или плаща — и продолжил усердно скрипеть пером.
Записи следовало вести чернилами. Притом не всякими. Это было утомительно, смешно, но инструкция есть инструкция!
8. Тень орла
Пора возвращаться. Ресурс кристалла был почти исчерпан, да и в комнате, как показал пристальный осмотр, ничего интересного не содержалось. Вряд ли здесь более одного тайника. И то странно — как его не обнаружили до меня? Эту щель заметил даже я, а ведь я не эксперт по тайникам. Д. вскользь обучал меня поиску тайников и всякому такому — не планировал поручать мне подобного.
Но я что-то нашёл.
Верёвка оказалась на месте.
Наружу я выбрался безо всяких приключений. Охранные устройства, установленные по периметру «дыры», были по-прежнему выключены. Я забрал верёвку, проверил — по привычке — что нигде не «наследил», направился к выходу из Дома.
Едва я отошёл на несколько шагов, как ощутил чей-то пристальный взгляд. Такой сильный, что оглянулся.
Все следящие устройства были включены, холодно светились в полумраке. Что самое интересное, самой «дыры» не было видно.
Я дошёл до выхода из Дома — и всё это время тяжёлый неприятный взгляд продолжал царапать затылок. Поддавшись невнятному порыву, я направился к сиарху , где ощущение слежки быстро рассеялось. Великолепное дерево, идеальное укрытие. Никакая магия не «возьмёт» вас, если рядом сиарх .
Спустя несколько минут я осторожно отошёл в сторону.
Никакого взгляда. Потеряли меня, что ли? Хотелось бы верить. И кому это потребовалось меня выслеживать?
До своего нового дома я добрался без хлопот.
И ничуть не удивился, встретив старую знакомую — белку — у самого порога.
Венллен, Лето 60, 435 Д., 17-й час
— Неужели запись такая длинная? — проворчал Д., с отвращением глядя на вазу с фруктами. Лет двадцать не хотелось курить так, как сегодня. А так давно уже не курил… в лучшем случае держал в зубах незажжённую трубку.
— Видимо, — отвечала Кинисс. Её трудно удивить чем бы то ни было. Оставив кристалл на попечение двух ассистентов — стажёров Академии — она преспокойно занималась текущими делами. Д. мрачно посматривал на неё, время от времени тихонько напевающую что-то. Звучало приятно. Всё время поражаюсь, подумал Д. в который раз. У Людей и Хансса так мало схожего — а музыкальные таланты одних производят порой отличное впечатление на других. Спрашивал её, что за песенки поёт — молчит.
Хотя, может быть, это и не песни вовсе? Скажем, гимны… или заклинания. На его памяти Кинисс открыто пользовалась формульной магией лишь раз — когда их двоих занесло в разлом Кенвигар, возле алмазных россыпей, близ столицы Шантира. В место, равно почитаемое охотниками за сокровищами, некромагами и приверженцами хаотических культов.
— Вспоминаешь Кенвигар? — спросила рептилия, не поднимая головы. Д. вздрогнул. И она утверждает, что не читает мысли?!
— Ну, знаешь!
— Ты всегда берёшься за левое запястье, — пояснила Кинисс, — когда вспоминаешь его.
Одна из магических стрел, которую выпустил в них обитавший в разломе асмар , маг-нежить, попала Д. в левую руку — и это едва не кончилось ампутацией. С тех пор поражённое место порой нестерпимо ныло — вопреки обещаниям целителей.
— Можно подумать, у тебя сотня глаз, — Д. потёр ничуть не беспокоящее запястье, и настроение у него отчего-то улучшилось. — Долго ещё ждать?
— Понятия не имею, — Кинисс чуть развела пальцы рук — жест, аналогичный пожиманию плечами. Человек, не знакомый с жестикуляцией Хансса, долго не сможет найти с ними общего языка.
— Всё проверил, — третий ассистент, один из Смотрителей Парка Времени, появился из-за двери. — Устойчивого эха нет. След похож на ольтийский, но очень слабый. Никогда такого не видел.
— Насколько слабый? — хансса подняла голову.
— Три сотых процента от нормы, — ответил Смотритель (по происхождению он был Карликом). — Слабый, но очень отчётливый. Носитель вошёл через окно… или сквозь стену — постоял у стола…
— … положил кристалл… — произнёс Д. сквозь зубы.
— Возможно. Постоял у двери и покинул комнату, через входную дверь.
Ассистент положил перед Кинисс несколько листков бумаги с записями.
— Благодарю, Пайренх, — произнесла Кинисс, поднимаясь.
— Не за что, — Смотритель пожал плечами. — Я считал, что подобное невозможно. Если узнаете, кто это был, расскажите — я просто сгораю от любопытства!
Не дожидаясь ответа, покинул комнату.
— Кто-то говорил, что наша контора совершенно непроницаема, — произнёс Д., глядя поверх ошарашенной Кинисс.
Та долго молчала.
— До настоящего момента я так и думала, — услышал Д. в конце концов. — Прочитай-ка, что он там написал.
Настала очередь Кинисс наслаждаться озадаченным видом собеседника.
— Ничего не понимаю, — признался тот честно. — Что это за гости, которые оставляют эха меньше, чем призраки?
— Это и надо выяснить, — рептилия наклонила голову. — Ага. С кристаллом всё в порядке — можно смотреть.
Д. послушно направился следом, а в голове его творилась сумятица. Кто мог проникнуть в контору и подбросить кристалл? Неужели кто-то из этой троицы, что так живо интересовалась обстоятельствами «смерти» Клеммена. Или их агенты?
Аннвеланд, Лето 60, 435 Д., 14-й час
Я проснулся от небывалого, трудно вообразимого страха.
Наверное, я кричал.
Выскочил из пропитанной потом постели, остановился у окна. В висках и затылке отдавались тяжёлые удары, перед глазами ещё висело видение кошмара.
Если вас во сне начнут есть заживо, как вы себя будете чувствовать, проснувшись?
Вот и я чувствовал себя так же. Сон не пошёл на пользу. Я не чувствовал себя отдохнувшим, я чувствовал себя загнанным. Спать не хотелось; да и не заснуть теперь — хохочущее трёхголовое чудище-людоед, настигшее меня в сложном лабиринте, немедленно выйдет из небытия, как только я сомкну веки.
Словно тяжело больной, страдающий от похмелья старик, я выбрался из дома и отворил ставни. Хорошо ещё, вокруг не было прохожих! Что бы обо мне подумали. Интересно, а ольт может напиться до похмелья? Эта мысль, нелепая и неожиданная, некоторое время не давала покоя. В конце концов, я прогнал её прочь и некоторое время наслаждался, опуская ладони в бочку с водой и выливая благословенную влагу на разгорячённое тело.
Вскоре способность соображать здраво восстановилась. Когда у меня следующий «пост»? Через шесть… нет, через семь дней. Или через шесть?
Я вновь испугался. Память подводила меня! Но заминка оказалась временной. Конечно же, через семь дней. Отлично! Целая неделя отдыха. Нет. Целых семь дней отдыха. После таких сновидений надо брать дополнительную неделю отпуска.
Позавтракав (без всякого удовольствия), я принялся за рутину. Опись найденного и проверка. Все три «главных» кристалла оказались полностью записанными; в том, что в перстне, ещё оставалось минут пять пустого пространства. Очень странно — он «выключился» сам — и я ещё подумал, что ресурс исчерпан. Как же так? Я решил не ломать голову напрасно. Скрытый Дом есть Скрытый Дом. Особое, странное место.
Восемнадцать предметов, не считая свёртка. Свёрток я решил осмотреть сам.
Грубейшее нарушение пункта тринадцать.
Но я ничего не мог с собой поделать!
Наверное, то же любопытство сгубило прародителей людей, открывших запретный ларец со священными книгами… Что, если и здесь, под складками толстой ткани, лежит нечто, обращающее в прах всякого, кто осмелится взглянуть?
Но руки уже сами собой разворачивали свёрток.
Мне показалось, что изнутри что-то вырвалось — большое, зубастое, бьющее крыльями по воздуху, метящее в глаза. Я присел, защищая лицо, и увидел, что толстая потрёпанная тетрадь — откуда только взялась? — лениво проплывает надо мной, шурша страницами.
Когда испуган — или ошеломлён — время порой замедляется.
Я успел подняться, в прыжке поймать тетрадь до того, как она опустилась на пол. Акробат из меня неважный: локтем я стукнулся о ножку стула и едва не выронил тетрадь.
Обёртки — плотной ткани, что надёжно защищала тетрадь долгие годы — не было и в помине.
Интересно, отчего тетради вздумалось выпорхнуть? Так и задумано?
Поди разберись теперь.
Положив тетрадь на стол, я провёл над ней всеми охранными «безделушками». Ничего. В смысле — ничего опасного. Бумага грубая, такой нынче не делают — но тетрадь не походила на предмет, которому много тысячелетий. Я даже ощутил разочарование. В душе, наверное, мне мечталось отыскать невероятную древность, прикоснуться рукой ко Времени… как же! Ладно. Покажу Д., будь что будет. Но открыть я её всё же открою.
Тетрадь пуста. Чернила не выдержали испытания временем. А может быть, подействовало охранное заклятие. Как бы то ни было, сделанного не воротишь. Кое-что удастся восстановить по следам от пера…
Снимет мне голову Д., и правильно сделает.
Тут я заметил, что на обрезе тетради виднеется свежее тёмно-красное пятно. Очень хорошо! Когда это я успел порезаться? И чем? Тонкий аккуратный надрез шёл через всю ладонь, от основания большого пальца к мизинцу. Хорошо ещё, рана неглубокая. Я вытер кровь и заметил на ладони такое, что тетрадь мигом вылетела у меня из головы.
Линия жизни.
Она состояла теперь из двух отдельных частей. Словно этот порез рассёк её надвое! Но такого не может быть!
Взглянул на вторую ладонь.
То же самое.
Я закрыл глаза, несколько раз вдохнул и выдохнул, досчитал до десяти.
Ничего не изменилось.
Но ведь этого не было! Когда я умывался, я видел свои ладони, уж наверняка обратил бы на это внимание!
Так, наверное ощущает себя смертельно больной, когда ему сообщают, что дни его сочтены. Д. всячески издевается над хиромантией, но…
Но всегда с опаской относится к гаданиям и предсказаниям, заразив этим и меня. Что может означать подобное?
Прерванная линия… знак повторного рождения!
Фарс с моей «смертью» перестал казаться безобидной шуткой.
Добрый десяток минут я сидел, глядя на ладони — на целую и на пострадавшую. Думал, послание ли это, и если да, то от кого?
Когда я поднял глаза на тетрадь, лежащую на столе, то увидел, что в том месте, где солнечные лучи коснулись бумаги, начали проступать буквы.
Слова. Фразы.
Впрочем, мысли мои были очень далеко от моей находки.
Венллен, Лето 60, 435 Д., 18-й час
Стажёры удалились — явно довольные тем, что первый в их жизни самостоятельный эксперимент по «прослушиванию» окончился удачно. Заказчики довольны, а это самое главное. Бюро оказывалось отличным полигоном, где будущие маги могли испытывать свои силы. Правда, стажёров Бюро отбирало само.
Почти никто не бывал отвергнут — кроме отъявленных лентяев.
Д. сидел и смотрел на рептилию. Взгляд его был внимательным и холодным. Обвиняющим. Кинисс молча выдерживала этот взгляд, хотя ситуация была очень непростой.
Отвратительной.
Если тот, кто подбросил кристалл, намеревался поссорить их с Д., то был на правильном пути. Бородач некоторое время сидел, поджав губы. Смотрел на стену, где уже не было изображения. Потом перевёл взгляд на Кинисс, с которой его связывали многие приключений и долгая совместная работа.
О которой прежде не мог подумать ничего плохого.
— Как это прикажете понимать? — тихо спросил он.
Кинисс молчала, понимая, что ответа не ожидалось.
— Это была запись мировых линий, — подвёл итог Д. — Я прав?
Кинисс кивнула. Действительно, на кристалле было запечатлено не обычное изображение — калька того, что видел неведомый оператор, а сразу три аспекта существования. Наложенные один на другой — то, что было принято называть мировыми линиями (объект записи оставлял множество постепенно гаснущих отпечатков — свидетельство путешествия в пространстве и времени).
— Год назад я спрашивал тебя, можно ли записывать мировые линии. Ты сказала, что нет.
Рептилия вновь кивнула.
— Ты сказала, что это невозможно. Я потерял много времени, потерял двух прекрасных агентов из-за того, что подобной записи «нельзя» было сделать! — Д. почти кричал. Таким взбешённым Кинисс его ещё не видела. — Сам едва не погиб. А сейчас ты просматриваешь запись спокойно и без эмоций. Так ты знала, что мировые линии можно записывать?!
Кинисс кивнула. Но во взгляде её не было виноватого выражения.
— Тогда объясни мне, хоть что-нибудь, — Д. поднялся из-за стола, принялся расхаживать по тесной комнатке. Два шага к стене, два шага обратно. — Кто мог сделать иакую запись?
— Многие, — голос Кинисс оставался ровным.
— Кто-нибудь из твоих сородичей?
— Это не они, — последовал немедленный ответ.
— Но они могли бы это сделать?
Неохотный кивок. Да, могли.
— И ты могла бы?
Ещё один кивок. Да.
Д. уселся напротив.
— Мне пора уходить в отставку, — произнёс он с горечью. — Как после этого работать вместе? Если неохота делиться подобными… достижениями, то научись притворяться получше.
— Я никогда не притворяюсь, — ответила хансса с достоинством. — Ты прекрасно знаешь: если я что-то скрываю, то… — она замолчала.
Д. поднял глаза и вновь встретился с ней взглядом.
— … то на это всегда есть веские причины, — завершила Кинисс.
«О которых ты никогда не узнаешь», её взгляд завершил фразу.
В такие минуты хочется биться головой об стену. Или рвать на себе волосы. И то, и другое одинаково бесполезно, но как избавиться ещё от чувства бессилия!..
Д. потемнел лицом, сгрёб подставку со злополучным кристаллом и стремительно вышел вон.
Он просматривал запись в третий раз, когда в комнату вошла рептилия, и остановилась за его спиной, положив руки на спинку кресла. Д. молча остановил изображение, «отмотал» запись назад.
Качество было превосходным. Что удивило — и даже ужаснуло — видавшего виды Д., так это то, что можно было перемещать точку зрения. Это казалось невероятным; считалось, что подобного не изобретено. Усилием воли можно было заставить неведомого оператора обходить объект съёмки — оставаясь на прежнем от него расстоянии.
Объектом съёмки был Клеммен.
Вот он входит в круг валунов, окружающий Камень Меорна… Подходит к Камню, обходит его. Всё нормально… но кто, будь оно всё проклято, мог сделать запись?! Ведь все записывающие кристаллы Клеммена не обнаружили слежки! Д. почувствовал, что вовсе не контролирует ситуацию, как прежде казалось.
Что он — не один из кукловодов, умело управляющих марионетками, а одна из марионеток. Кто дёргает за незримые нити, ведущие к его рукам, ногам и рассудку?
Запись не была непрерывной. Общая её длина не превышала получаса. Ассистенты попались дисциплинированные, сделали восемь полагающихся «прокруток» с анализом. Хорошо ещё, не просматривали запись сами — иначе скандал получится невероятный.
Было отчётливо видно, что время от времени — в особенности, когда Клеммен о чём-то задумывался — он «выпадал» из мировых линий. Этого не могло быть: от сидящего на валуне человека оставалось только «низшее», физическое изображение. Остальные два аспекта растворялись и тени окружающего мира, спроецированные на средний и высший аспект, некоторое время шли рябью. Словно Клеммен «тонул» в высших аспектах, пропадал бесследно… чтобы вновь проявиться.
— Этого не может быть, — произнёс Д. вслух. — Ты видела что-либо подобное?
— Никогда, — Кинисс отвечала совершенно искренне.
— Вот что, — Д. резко повернулся. Гнев его успел пройти, хотя холодные искорки всё ещё поблескивали в глубине глаз. — Если я попрошу тебя провести наблюдение за мировыми линиями трёх наших…
Он поднял руку, пресекая возражение, готовое сорваться с уст Кинисс.
— … и сообщить, было ли там что-нибудь подобное… ты смогла бы это сделать? Для меня?
— Да, — ответила хансса после долгого раздумья. Да, могла бы. В нарушение одного из запретов. Но как объяснить Д., что ей не удастся даже примерно разъяснить ему, во что он впутывает их всех… не нарушая очередного запрета? Не сносить ей головы, это точно. И очень скоро. А Д. обижается… знал бы он…
— Я не собираюсь следить за процессом записи. Сама запись мне не нужна, — насмешка послышалась Кинисс в его голосе. Д. в глубине души действительно оставался ребёнком, некоторые вещи прощал с большим трудом. — Мне нужно только знать, происходит ли подобное с ними.
— Хорошо, — Кинисс чуть наклонила голову. — Я постараюсь. Но знай: меня за это ждут неприятности.
Д. поднялся, некоторое время смотрел на носки своих ботинок.
— Я погорячился, — произнёс он сухо. — Мне не следовало повышать на тебя голос. Но… — не окончив, он сердито помотал головой и протянул Кинисс руку ладонью вверх.
Сухая прохладная ладонь хансса прикоснулась к его ладони.
Если это был и не мир, то, по крайней мере, перемирие.
— А за мальчишкой я прослежу сам, — произнёс Д., когда Кинисс вышла из комнаты. Он посмотрел на часы. Через полчаса Клеммен должен появиться с отчётом. Вот и отлично.
Венллен, Лето 60, 435 Д., 20-й час
— Это всё, на что ты там наткнулся? — спросил Д. и Клеммен солгал, не моргнув глазом.
— Да.
Впрочем, солгал ли? Ведь на тетрадь он не «наткнулся»… он вскрывал тайник целенаправленно.
Д. либо не заметил фальши, либо не подал вида.
— Хорошо. Следовало бы объявить тебе взыскание за самодеятельность… — он поднялся, скрывая в бороде улыбку. Прекрасно зная, какое выражение появилось сейчас на лице у Клеммена.
— Кстати, что ты носишь на шее? — спросил Д. неожиданно, поворачиваясь к ученику. На записи мировых линий казалось, что на шее Клеммен что-то висит. Что-то неучтённое. Ох уж эта молодость…
Юноша не успел ни испугаться, ни изменить выражение лица. Руки его действовали быстрее, чем голова. Он пожал плечами, расстегнул несколько верхних пуговиц. Ох, что сейчас будет…
Д. некоторое время смотрел на шею, на которой ничего не было. Ни предметов, ни следов от цепочки или верёвки, пожал плечами.
— Извини, — бросил он, усаживаясь за стол. — Показалось. — Ему стало неловко. Словно его только что застали за подглядыванием в замочную скважину.
Клеммену с трудом удалось скрыть выражение изумления. Д. не видел амулета! Вот он, треугольник — золотой стороной вниз, как обычно. Что, не все его видят?!
— Продолжим, — Д. поднял взгляд; Клеммен успел вернуть самообладание. — Итак, ты нашёл этот обрывок…
Он положил перед собой «реликвию» номер одиннадцать — обрывок ткани, возможно, от верхней одежды, накидки или плаща — и продолжил усердно скрипеть пером.
Записи следовало вести чернилами. Притом не всякими. Это было утомительно, смешно, но инструкция есть инструкция!
8. Тень орла
Академия, остров Тишартц, Лето 62, 435 Д., утро
— Древние языки, значит, — Киент, пожилой языковед (на вид ему лет пятьдесят), в очередной раз пролистал тетрадь. — Увы, я не могу разобрать этого. Одно скажу — этому «памятнику старины» от силы три столетия.
— Как это? — опешил Клеммен.
— Очень просто, — языковед снисходительно улыбнулся. — Вот, смотрите… Знаете, каким алфавитом это написано? Южным Морским… не важно, что именно им написано; важно, что этому алфавиту не более трёхсот лет.
— Точно? — в голосе юноши звучало плохо скрытое разочарование.
— Точно, — языковед откинулся на спинку кресла. — Я сталкивался с подобными письменами, правда, редко.
— Но тетрадь?
— Да, с тетрадью странно, — согласился Киент, приложив пальцы левой ладони к губам. — Тетрадь гораздо древнее. По всему видно. Бумага, нить, которой сшита. Не исключаю, что этот текст — вероятно, шифр, поскольку ни одно слово не кажется осмысленным — нанесён поверх гораздо более древнего, оригинального. Если хотите, можете оставить тетрадь для анализа. Это займёт несколько часов.
— В другой раз, — Клеммен поднялся. — А… эти слова точно не имеют смысла?
— Точно, — Киент кивнул. — Можете подойти к нашему декану — там, дальше по коридору — и показать тетрадь ему. Он у нас специалист по тайнописи и подобным вещам.
— Это идея, — юноша заметно оживился. — Ещё раз спасибо.
— Не за что, — благосклонно улыбнулся языковед. Как предупредили Клеммена, старик вспыльчив, но становится самой вежливостью, если его почаще благодарить. — Кстати, откуда у вас этот… м-м-м… предмет?
— Осматривали старый дом, — пояснил Клеммен. — Нашлось в тайнике.
— Поразительно, — старик покачал головой. — Если удастся что-нибудь узнать…
— Разумеется, я сообщу вам, — кивнул Клеммен, который уже полминуты разговаривал, стоя в дверном проёме. В конце концов, они распрощались.
Едва он прикрыл дверь за своей спиной (время занятий, в коридоре никого нет), как на него вновь накатило.
Всё стало угловатым, корявым, царапающим взгляд. Уши резала какофония, из мерзких скрежещущих звуков. Шаги отдавались оглушительным ударом тяжёлого колокола, окружающий мир начал кружиться перед глазами…
Тяжело дыша, Клеммен прислонился к стене. Тут же отпустило. Да что же это такое? Надо обратиться к целителю. В этих потайных местах схватить проклятие-другое — дело несложное. Дождавшись, когда в ушах перестанет звенеть, юноша направился в указанном направлении.
Дверь декана — звали его Тенгавер Каитайн (обозначает какую-то птицу, припомнил Клеммен, наподобие орла) оказалась последней — далее был тупик. Возле самой двери стояла высокая женщина (судя по одежде — только что вернулась из путешествия). Рядом с ней две девушки, поразительно похожие на свою собеседницу. Судя по разнице в возрасте, бабка с внучками. Все три бросили короткий взгляд на Клеммена и продолжили обсуждать что-то — не повышая голоса, но увлечённо. Обе девушки носили значки студентов.
Один я тут неуч, подумал Клеммен мрачно и направился к двери.
Шагов за десять до двери его вновь пробрало.
Пол рванулся из-под ног, словно кошка, которой наступили на хвост. Клеммен попытался поймать удаляющуюся стену ладонями, неожиданно стукнулся о неё лбом — искры посыпались из глаз. Он взглянул в сторону свидетельниц происходящего… и тут же отвёл глаза. Вместо людей он увидел невиданных чудовищ — перекошенные, хищно оскалившиеся рыла, рдеющие угольки глаз, свалявшийся мех.
Прошла бесконечно долгая секунда, мир вернулся в нормальное состояние.
— Вам плохо? — одна из девушек (Клеммен отметил, что лицо её смутно знакомо… или нет?) подошла к нему, помогла подняться с пола.
— Перегрелся, — пояснил он. — Благодарю, ничего страшного.
Медленно подошёл к двери и постучал.
Его проводили внимательными взглядами. Девушки попрощались с бабкой (или кем она им приходится), направились прочь из тупика, взявшись за руки.
Женщина продолжала смотреть на Клеммена (он ощущал взгляд каждой клеточкой затылка). Внимательный взгляд, сочувствующий. Странно как-то. Тут из-за двери ответили «войдите!» и Клеммен несказанно этому обрадовался.
Сквозь дверь взгляд её не проникал.
— Слушаю вас, — Тенгавер Каитайн оказался худощавым светловолосым человеком неопределённого возраста. Он снял очки, жестом предложил сесть напротив.
Клеммен уселся и, стараясь не замечать взгляда, которым декан наградил выросшую на лбу посетителя шишку, принялся рассказывать, в чём дело.
Венллен, Лето 62, 435 Д., полдень
— Вот, — с удовлетворением произнесла Кинисс, откидываясь в кресле. Кресло её делалось на заказ. Не у всех же есть хвосты. Сидеть человеку за её столом чудовищно неудобно. Д. знал это по собственному опыту.
— Вот сведения обо всех троих, — рептилия показала стопку листов, исписанных стремительным почерком. — Никто из них не в состоянии маскировать свои мировые линии. Правда, мы не смогли «взять» девушку и правителя, когда они заходили в определённые помещения в своих домах, но это нормально. Подобные «заслоны» не так уж трудно возвести.
— Вот оно что, — Д. подмывало спросить, кто такие «мы», но делать этого явно не стоило. — Ну что же… спасибо.
— А Клеммен время от времени «выпадает», — сообщила Кинисс будничным тоном. Д. едва не проглотил карандаш, который держал в зубах. — Минут десять назад — в последний раз. На несколько секунд, не более.
Постойте-ка, подумал Д. неожиданно. Мысли понеслись с безумной скоростью. Марранх , существо-бомба, с которым Клеммен столкнулся в лавке у «Грениша» в Оннде. Что-то говорили ему про этот случай. Что-то странное! А… вот оно: марранх может терпеливо преследовать жертву десятки лет, оставаясь незримым для известных видов магического сканирования. Но в тот раз он потерял след жертвы — там, в лавке. Словно Клеммен… перестал существовать. Выпал из бытия. Если марранх заметил цель, скрыться от него практически невозможно: на вид медлительное, чудовище способно развивать невероятную скорость и даже телепортироваться к объекту преследования.
«Время от времени выпадает»! Ничего себе!
— Где он сейчас? — спросил Д., откладывая бумаги в сторону.
— В Академии… — Кинисс прикрыла глаза. — Кто-то заслоняет его… только что был в северо-восточном корпусе.
— Так-так… — Д. возбуждённо прошёлся туда-сюда. — Пойду-ка, навещу его. Мне это не нравится. Кинисс, подобные вещи являются обычными? В смысле — могут объясняться естественными причинами?
— Если бы он был магом, да, — «пожала плечами» рептилия. — Надо выяснять на месте. Одно могу сказать: Людям подобные таланты не свойственны.
— Древние языки, значит, — Киент, пожилой языковед (на вид ему лет пятьдесят), в очередной раз пролистал тетрадь. — Увы, я не могу разобрать этого. Одно скажу — этому «памятнику старины» от силы три столетия.
— Как это? — опешил Клеммен.
— Очень просто, — языковед снисходительно улыбнулся. — Вот, смотрите… Знаете, каким алфавитом это написано? Южным Морским… не важно, что именно им написано; важно, что этому алфавиту не более трёхсот лет.
— Точно? — в голосе юноши звучало плохо скрытое разочарование.
— Точно, — языковед откинулся на спинку кресла. — Я сталкивался с подобными письменами, правда, редко.
— Но тетрадь?
— Да, с тетрадью странно, — согласился Киент, приложив пальцы левой ладони к губам. — Тетрадь гораздо древнее. По всему видно. Бумага, нить, которой сшита. Не исключаю, что этот текст — вероятно, шифр, поскольку ни одно слово не кажется осмысленным — нанесён поверх гораздо более древнего, оригинального. Если хотите, можете оставить тетрадь для анализа. Это займёт несколько часов.
— В другой раз, — Клеммен поднялся. — А… эти слова точно не имеют смысла?
— Точно, — Киент кивнул. — Можете подойти к нашему декану — там, дальше по коридору — и показать тетрадь ему. Он у нас специалист по тайнописи и подобным вещам.
— Это идея, — юноша заметно оживился. — Ещё раз спасибо.
— Не за что, — благосклонно улыбнулся языковед. Как предупредили Клеммена, старик вспыльчив, но становится самой вежливостью, если его почаще благодарить. — Кстати, откуда у вас этот… м-м-м… предмет?
— Осматривали старый дом, — пояснил Клеммен. — Нашлось в тайнике.
— Поразительно, — старик покачал головой. — Если удастся что-нибудь узнать…
— Разумеется, я сообщу вам, — кивнул Клеммен, который уже полминуты разговаривал, стоя в дверном проёме. В конце концов, они распрощались.
Едва он прикрыл дверь за своей спиной (время занятий, в коридоре никого нет), как на него вновь накатило.
Всё стало угловатым, корявым, царапающим взгляд. Уши резала какофония, из мерзких скрежещущих звуков. Шаги отдавались оглушительным ударом тяжёлого колокола, окружающий мир начал кружиться перед глазами…
Тяжело дыша, Клеммен прислонился к стене. Тут же отпустило. Да что же это такое? Надо обратиться к целителю. В этих потайных местах схватить проклятие-другое — дело несложное. Дождавшись, когда в ушах перестанет звенеть, юноша направился в указанном направлении.
Дверь декана — звали его Тенгавер Каитайн (обозначает какую-то птицу, припомнил Клеммен, наподобие орла) оказалась последней — далее был тупик. Возле самой двери стояла высокая женщина (судя по одежде — только что вернулась из путешествия). Рядом с ней две девушки, поразительно похожие на свою собеседницу. Судя по разнице в возрасте, бабка с внучками. Все три бросили короткий взгляд на Клеммена и продолжили обсуждать что-то — не повышая голоса, но увлечённо. Обе девушки носили значки студентов.
Один я тут неуч, подумал Клеммен мрачно и направился к двери.
Шагов за десять до двери его вновь пробрало.
Пол рванулся из-под ног, словно кошка, которой наступили на хвост. Клеммен попытался поймать удаляющуюся стену ладонями, неожиданно стукнулся о неё лбом — искры посыпались из глаз. Он взглянул в сторону свидетельниц происходящего… и тут же отвёл глаза. Вместо людей он увидел невиданных чудовищ — перекошенные, хищно оскалившиеся рыла, рдеющие угольки глаз, свалявшийся мех.
Прошла бесконечно долгая секунда, мир вернулся в нормальное состояние.
— Вам плохо? — одна из девушек (Клеммен отметил, что лицо её смутно знакомо… или нет?) подошла к нему, помогла подняться с пола.
— Перегрелся, — пояснил он. — Благодарю, ничего страшного.
Медленно подошёл к двери и постучал.
Его проводили внимательными взглядами. Девушки попрощались с бабкой (или кем она им приходится), направились прочь из тупика, взявшись за руки.
Женщина продолжала смотреть на Клеммена (он ощущал взгляд каждой клеточкой затылка). Внимательный взгляд, сочувствующий. Странно как-то. Тут из-за двери ответили «войдите!» и Клеммен несказанно этому обрадовался.
Сквозь дверь взгляд её не проникал.
— Слушаю вас, — Тенгавер Каитайн оказался худощавым светловолосым человеком неопределённого возраста. Он снял очки, жестом предложил сесть напротив.
Клеммен уселся и, стараясь не замечать взгляда, которым декан наградил выросшую на лбу посетителя шишку, принялся рассказывать, в чём дело.
Венллен, Лето 62, 435 Д., полдень
— Вот, — с удовлетворением произнесла Кинисс, откидываясь в кресле. Кресло её делалось на заказ. Не у всех же есть хвосты. Сидеть человеку за её столом чудовищно неудобно. Д. знал это по собственному опыту.
— Вот сведения обо всех троих, — рептилия показала стопку листов, исписанных стремительным почерком. — Никто из них не в состоянии маскировать свои мировые линии. Правда, мы не смогли «взять» девушку и правителя, когда они заходили в определённые помещения в своих домах, но это нормально. Подобные «заслоны» не так уж трудно возвести.
— Вот оно что, — Д. подмывало спросить, кто такие «мы», но делать этого явно не стоило. — Ну что же… спасибо.
— А Клеммен время от времени «выпадает», — сообщила Кинисс будничным тоном. Д. едва не проглотил карандаш, который держал в зубах. — Минут десять назад — в последний раз. На несколько секунд, не более.
Постойте-ка, подумал Д. неожиданно. Мысли понеслись с безумной скоростью. Марранх , существо-бомба, с которым Клеммен столкнулся в лавке у «Грениша» в Оннде. Что-то говорили ему про этот случай. Что-то странное! А… вот оно: марранх может терпеливо преследовать жертву десятки лет, оставаясь незримым для известных видов магического сканирования. Но в тот раз он потерял след жертвы — там, в лавке. Словно Клеммен… перестал существовать. Выпал из бытия. Если марранх заметил цель, скрыться от него практически невозможно: на вид медлительное, чудовище способно развивать невероятную скорость и даже телепортироваться к объекту преследования.
«Время от времени выпадает»! Ничего себе!
— Где он сейчас? — спросил Д., откладывая бумаги в сторону.
— В Академии… — Кинисс прикрыла глаза. — Кто-то заслоняет его… только что был в северо-восточном корпусе.
— Так-так… — Д. возбуждённо прошёлся туда-сюда. — Пойду-ка, навещу его. Мне это не нравится. Кинисс, подобные вещи являются обычными? В смысле — могут объясняться естественными причинами?
— Если бы он был магом, да, — «пожала плечами» рептилия. — Надо выяснять на месте. Одно могу сказать: Людям подобные таланты не свойственны.