— Бежал, как же! — фыркнула она. — Должно быть, Миркъяртан выпустил его, чтобы проследить, вернется ли он к своему любопытному хозяину, и узнать, кто же шпионил за ним этой ночью.
   Бран побелел, но Пер отвесил ему сильный тычок.
   — Ну-ка, помоги мне; сам я не смогу сесть в седло. А теперь попрощайся с нашей доброй хозяйкой и поблагодари ее за любезное гостеприимство. И кстати, спроси у нее дорогу к Вигфусову подворью, не то как бы нам опять не забрести сюда, когда стемнеет.
   — Не нужна мне ваша дурацкая благодарность, — отрезала Катла, беспокойно шаря взглядом по сторонам. — Вигфусово подворье прямо на север. С холма вы увидите его огни… э, да что там говорить с болванами, которые пускаются в путь перед самой темнотой, когда так близко Призрачные Всадники.
   У Брана кровь застыла в жилах. Он поспешно подсадил Пера в седло, едва не перевалив его при этом через коня. Руки у него так дрожали, что он с трудом взобрался на спину Факси. Бабушка рассказывала ему о Призрачных Всадниках — болотных трупах, которые ночами скачут в небе на бестелесных конях, ловят несчастных путников и превращают их в себе подобных — мертвых, но обреченных на вечные скитания.
   — Призрачные Всадники! — высокомерно фыркнул Пер. — Это всего лишь старые суеверия. У нас, в Торстеновом подворье, в такие глупости не верят, да и тебе советую о них забыть. — Он развернул коня и поскакал вперед, не оглядываясь.
   Бран в последний раз поглядел на угрюмую Катлу, которая что-то тихо бормотала себе под нос. Она хитро ухмыльнулась, и Бран заерзал в седле от страха.
   — Он найдет тебя, — прошипела она, грозя ему пальцем, затем с недвусмысленным видом чиркнула им по горлу.
   Брана пробрал озноб ужаса, точно нечто неведомое и древнее на миг коснулось его. Он погнал Факси вперед со всей скоростью, на какую был способен старый конь — то есть, подвижным и недовольным галопом. Скоро он перешел на ровную рысь и нагнал Пера. На гребне холма они остановились, и Пер указал на Вигфусово подворье, все еще залитое живым уютным светом заходящего солнца.
   — Вот и оно, я же говорил, — объявил Пер. Я так и знал, что мы недалеко, хоть и сбились с дороги.
   — Непременно надо было здесь остановиться? — пробормотал Бран. — Может, поедем побыстрее, пока совсем не похолодало… и не стемнело?
   — Коням нужно передохнуть, — отвечал Пер. — И я совсем не боюсь темноты. А ты, что ли, боишься?
   — Еще как! — кивнул Бран. — После того, что я видел…
   — Он запнулся, не зная, осмелится ли рассказать Перу об Ингвольд.
   — И кроме того, — продолжал Пер, — я хотел бы узнать, почему так изранены мои ноги. Либо мы просидим здесь всю ночь, либо ты мне быстро все расскажешь, и мы доедем до Вигфусова подворья прежде, чем стемнеет.
   — Ну ладно, — со вздохом начал Бран, — ты помнишь девчонку-служанку, которая впустила нас в дом, а потом предупреждала, чтобы мы убирались подальше, пока не случилось беды? — Пер одарил его нетерпеливым взглядом, и он заторопился:
   — Конечно, ты ее помнишь, это ведь случилось всего лишь прошлой ночью. Так вот, я хотел сказать, что она… она страдает особой и довольно опасной болезнью, но тебе повезло, повезло куда больше, чем другим, потому что иной мир близко отсюда, и путь твой был от него недалек.
   — Ничего не понял, — сказал Пер, — а уже, между прочим, темнеет.
   — Она ведьма, — слабым голосом произнес Бран, — из тех ведьм, которые превращают человека в коня и ездят на нем всю ночь, после чего тот обычно умирает. Она совсем не хочет… вернее, она вынуждена так поступать, потому что на нее наложила проклятье королева черных альвов, уродливая тварь по имени Хьердис. Эта Хьердис хочет кое-что получить от Ингвольд — медальон, который та носит на шее, но некто, зовущийся Рибху, хранит Ингвольд, и она скорее умрет, чем отдаст талисман Хьердис. В этом медальоне есть нечто, дающее большую власть, и поэтому королева мучит Ингвольд, чтобы та поддалась и присоединилась к ее делу — не знаю, какому. Все это как-то связано со старым альвом по имени Дирстигг, но я так перепугался, да и не ожидал ничего подобного, и почти ничего толком не уловил…
   — Зато непременно поймаешь кое-что другое, если только вздумаешь еще кому-нибудь рассказать эту байку, надеясь, что он тебе поверит, — перебил Пер. — Такой завиральной истории я от тебя еще не слыхал, Бран, а ты врешь и не краснеешь. Все эти годы я безуспешно пытался научить тебя врать, и вот, пожалуйста — ты плетешь несусветную чушь и даже не задумываешься.
   — Я не лгу, — негодующе ответил Бран, оглядываясь через плечо в том направлении, откуда они приехали. — Ингвольд превратила тебя в коня и поехала в могильники, а потом спустилась в длинный тоннель под землей. Я последовал за ней, поскольку решил, будто это ты и что ты бросил меня одного в том ужасном доме, чтобы потом надо мной посмеяться. Как же еще может человек так изранить свои ноги и не заметить этого, если только не из-за чар?
   Пер ничего не ответил. Он шевелил пальцами ног и морщился.
   — Надеюсь, конь вышел красивый, а не такая кляча, как Факси, — шутливо проговорил он.
   — О да, Пер, еще какой красивый! Не понимаю только, что это меняет — разве только тебя так уж заботит твоя внешность даже в конском облике… Наберись еще немного терпения, и я все объясню.
   Пер нетерпеливо фыркнул.
   — Тогда скажи мне, почему Факси бродил среди могильников.
   Полагаю, из этого выйдет еще одна небылица.
   — Так значит, ты не помнишь ничего… совсем ничего? — Бран встревоженно поглядел на Пера, и тот ответил сердитым взглядом. — Конечно, ничего, а чего же еще ты ожидал? — отрезал он. — Ну что, угостишь меня еще одной байкой об альвах и колдовстве?
   — Не совсем. Мне пришлось бросить Факси в тоннеле, потому что близилась заря, а теперь из-за этого Миркъяртан и Хьердис выследят нас и узнают, кто шпионил за ними прошлой ночью.
   Пер помотал головой и хмуро поглядел на свои ноги, обутые в валяные боты.
   — Ведьмы, чародеи, черные эльфы, — проворчал он. — Вот что я тебе скажу — помалкивай ты обо всем этом. Не хочу я, чтобы все на свете узнали, как меня превращали в коня. — Он подобрал поводья и сумасшедшим галопом погнал коня вниз по склону холма.
   Бран позволил Факси спуститься вниз на свой собственный лад, осторожной трусцой. Оглянувшись назад, он различил в надвигающихся сумерках приземистый дом Катлы. Против воли взгляд его скользнул по могильным курганам, чьи вершины все еще венчал солнечный свет, отчего глубже казались подступившие к ним тени. С такого расстояния эти тени казались почти осязаемы. В сущности, они походили на отряд всадников, который с гаснущим солнцем продвигался вперед, бесшумно спускаясь с могильников по направлению к холму, где на фоне пламенеющего неба все еще были видны силуэты Брана и Факси.


Глава 3


   В Вигфусовом подворье путников ожидали теплый прием и щедрое угощение. Пер пришел в ярость, обнаружив, что Торстен покинул Вигфусово подворье еще утром этого дня.
   — Придется нам завтра встать пораньше, — проворчал он, изо всех сил пытаясь топать ногами, дабы показать свой гнев, но поскольку ноги у него все еще болели, оставалось только, сидя в кресле, громко жаловаться на судьбу. — Думаю, к полудню мы сумеем перехватить отца на переправе через Храппову реку. Уж он-то не упустит случая устроить привал и отведать эля у Храппа. Хорошо бы, конечно, чтобы Брану одолжили мало-мальски пристойного коня. — За этим дело не станет, — вставил Вигфус, всегда готовый оказать услугу молодому наследнику богатого и могущественного вождя. — У меня есть лошадь, в самый раз для твоего слуги — крепкая и пригожая гнедая кобыла, я и сам на ней езжу. Она доставит вас к переправе в срок. Какая жалость, что вы не приехали вчера вечером или хотя бы нынче утром. Торстен дожидался вас почти до полудня. Видно, вас задержала вчерашняя пурга? — Он вопросительно глянул на перевязанные ноги Пера.
   — У нас стряслась мелкая неприятность, — отвечал Пер и тотчас же ловко перевел разговор на лучший эль в запасах Вигфуса.
   Бран предоставил Перу и другим гостям Вигфуса беседовать, а про себя решил, что ни за какие блага в мире не расстанется с Факси. Старый конь не слишком любил бежать галопом, зато мерной рысью мог скакать и тогда, когда самые быстрые кони уже закатывали глаза и падали на колени от усталости.
   Бран съел свой ужин без обычного наслаждения вкусной едой, хотя всегда был неравнодушен к похлебке из ревеня и маринованным бараньим ножкам. Закончив есть, он незаметно выскользнул наружу и сторожко вгляделся в еще светлое небо, высматривая, не летают ли над домом Призрачные Всадники. Так и не заметив ничего подозрительного, он проскользнул в конюшню, чтобы угостить Факси и почесать его за ушами — старый конь это очень любил, а Брана само нехитрое действие успокаивало. Почесывая коня за ушами, Бран беседовал с ним. Факси добродушно поматывал головой и шлепал губами, словно ночь, проведенная в тоннеле черных альвов, была для него веселой забавой.
   Выйдя из конюшни, Бран, все еще с нелегким сердцем, опять поискал в небе Призрачных всадников и бегом помчался к дому, нырнув в дверь кухонной пристройки, потому что она оказалась ближе всего. Гудрун, кухарка, была сестрой его матери, и обычно он с радостью навещал Вигфусово подворье, чтобы обменяться семейными новостями и слухами.
   — Войди и устраивайся поудобнее, Бран, — приветствовала его Гудрун. — Можешь сесть у огня и выгнать из костей ночной холод, если только пообещаешь прилично себя вести и не задирать моих девушек. Скажу тебе, не время сейчас для прогулок под луной. — Она энергично замешивала в квашне хлебное тесто, сопровождая каждое второе слово звучным шлепком.
   — Спасибо, тетушка, — Бран пододвинул табурет ближе к очагу и протянул к огню иззябшие руки. Ранняя весна точно потеряла память и решила перевоплотиться в зиму. — Снаружи вправду и сыро, и изморось. А ты почуяла, как пахнет? Точно открыли сотню затхлых погребов, или могильный курган… — Он тотчас смешался и замолк, чувствуя, как лицо и уши заливаются розовой краской, а служанки все, как одна, глазели на него и взволнованно хихикали.
   Тетушка кивнула, шлепнув тесто на стол.
   — Да, могильные курганы, битком набитые гниющими костями и лиходейскими чарами, — мрачно и значительно проговорила она, по локоть погружая руки в тесто. — У меня было предчувствие, что случится что-то ужасное, а ведь всем известно, что я владею даром провиденья. Едва только я глянула на маленькую бедную служанку, которая нынче утром постучалась в мою дверь…
   Бран широко раскрыл глаза:
   — Какую служанку?!
   — Ох, да обыкновенная девушка, худенькая такая. Она сбежала от Катлы, этой злющей колдуньи, и уж такая была испуганная, голодная… Я накормила ее до отвала, да еще и с собой дала полный мешок. Беглая, конечно, да разве кто ее осудит? Катла, она странная, пришла невесть откуда и поселилась в заброшенном доме, где вымерло все семейство; и откуда только она берет деньги на пропитание и корм для скота? Я надеюсь, ты помнишь о том, чему учила тебя старая бабушка — о магии, скрелингах и потаенном народе Скарпсея? От души надеюсь, что не забыл, я готова поклясться каждым камнем Скарпсея… — Она подняла измазанную в тесте руку.
   — Нет-нет, я помню каждое слово, — поспешно заверил ее Бран, справившись наконец с изумлением. — Ты сказала, что здесь была беглая служанка Катлы. А она сказала, куда направляется? Заметила ли ты, куда она повернула?
   Гудрун героически сражалась с тестом. Битва была равной, но Гудрун одолела все же своего противника и не позволила ему сползти со стола. Тяжело дыша, она отбросила волосы со лба и наконец ответила:
   — Малышка ничего мне не сказала, но я видела, как она шла на восток, к Храпповой переправе. Только бы ей повезло, бедняжке, да боюсь, она там и сгинет. Когда одинокие путники отправляются во внутренние земли, мало кто из них возвращается назад. Там все еще водятся скрелинги или тролли, или как их еще там, но все они голодны, злы и сильны. — Гудрун вдруг прекратила месить тесто и огляделась вокруг, прислушиваясь к чему-то с таким выражением на лице, что все три служанки застыли с широко открытыми глазами, превратившись в статуи.
   — Вот, вот они опять! — сипло и зловеще прошептала она.
   — Послушайте это, а потом можете твердить мне, что в Скарпсее не осталось сил зла!
   Ветер выл и грохотал, точно стук копыт перемежался с нечеловеческими кликами. Девушки испуганно делали пальцами охранительные знаки, отгоняющие зло.
   — Нечего было кормить эту Катлину бродяжку! — прошептала одна из них. — Верно, она наслала на нас чары!
   — Больше эта девушка ничего не сказала? — гнул свое Бран. Тревожащий шум ветра заставил его вскочить и заходить вперед-назад по кухне.
   — Нет, бедное дитя ничего не сказала, и я никогда не пожалею о том, что помогла ей! Уж я знаю, у меня нюх на такие вещи. — Гудрун кивнула с умным видом, загадочно ухмыляясь, поглядев на Брана и девушек. Потом лицо ее изменилось, и она, нахмурясь, суженными глазами глянула на Брана.
   — Кто меня больше всего тревожит, так это ты, Бран.
   Похоже, что-то преследует тебя. Нет, ничего не говори — я увижу сама. — Гудрун подняла глаза к потолку, ища ответа среди связок копченых бараньих четвертушек, слепо глядящих на нее овечьих голов и колбас.
   — Пожалуй, мне пора. — Бран едва держался на трясущихся ногах, потому что вспомнил вдруг полубезумный бред Катлы о том, что Миркъяртан выследит крапчатого коня, чтобы по нему узнать, кто шпионил за ним.
   — Слушайте! — выйдя из оцепенения, вскрикнула Гудрун, когда ветер ударил по дому с особенной силой. — Чтоб мне оглохнуть и отупеть, если это не Призрачные Всадники! Они поднялись из могил…
   Она еще много прибавила бы, но тут одна из ее околдованных слушательниц вдруг впала в истерику и, пронзительно вопя, заметалась по кухне. Гудрун и прочие служанки усмирили ее, усевшись сверху, и заткнули ей рот тряпкой.
   — Ты бы, Бера, следила за собой, — выговаривала ей Гудрун. — Жене Вигфуса не по нраву крикливые и пугливые девчонки. Перестань реветь, не то потеряешь место.
   Решив, что тетушкино представление окончено, Бран попрощался и вернулся в большой дом, чтобы отыскать Пера.Прочие гости, все известные вожди и их слуги, так шумели, что вряд ли расслышали странный шум, доносившийся снаружи. Лишь один раз кто-то заметил, что скот нынче беспокоен, и тогда все прислушались к отдаленному ржанию коней в конюшне и к испуганному мычанию и блеянию коров и овец.
   — Должно быть, там творится какое-нибудь колдовство, — шутливо заметил Вигфус, но за спиной сделал охранительный знак.
   Гости засмеялись, и тут одна за другой посыпались истории, от которых у Брана волосы стали дыбом. Он заметил страх в округлившихся глазах некоторых слуг, таких же простолюдинов, как и он сам. К тому времени, когда ужас и напряжение достигли предела и начались рассказы о могильных курганах, драугах и Призрачных Всадниках, нервы у Брана натянулись, точно струны на арфе.
   Ветер за стеной стонал и рычал, являясь как бы зловещим сопровождением голосов рассказчиков.
   Беспокойный взгляд Брана метался по зале и вдруг остановился у окна возле самого входа. Снаружи к окну прилипло худое костистое, похожее на голый череп лицо, затененное нависшим капюшоном, и Бран мог бы поклясться — глаза в глубоких глазницах горели, точно угли в очаге. Он ахнул, поперхнулся и так закашлялся, что не мог произнести ни слова, а только в ужасе тыкал пальцем в окно, другой рукой схватившись за горло, и лицо его побагровело, как от удушья.
   Прочие гости повскакали, широко раскрыв глаза, и не один втихомолку сделал охранительный знак.
   — Что это? — кричали они вразнобой. — Кто это там? Это Призрачные Всадники! Живые мертвецы!
   — Тихо! — гаркнул Вигфус и, развернувшись к Брану, отвесил ему в спину солидный тычок, чтобы тот мог прокашляться.
   — Что с тобой стряслось, приятель? Припадок, что ли?
   Бран простонал, указывая на дверь:
   — Кто-то сейчас заглядывал в окно, и вид у него был… неживой!
   — Что это значит, болван? — фыркнул Вигфус и, тяжело дыша, уставился на дверь. — Почему это — неживой?.. —
   Громкий стук прервал его слова. — А, ну ясно. Всего лишь запоздавший путник заблудился в метель. Должно быть, спешит на тинг, как и вы, друзья. — Вигфус с отвращением поглядел на Брана, и тот, униженный, скрылся в уголке потемнее.
   Вигфус поспешил открыть дверь, дружески приветствовав путника и предложив ему воспользоваться всеми щедротами пропитания и ночлега, какие только могло предложить Вигфусово подворье. Путник вошел и остановился, опираясь на посох и одним быстрым взглядом молча окинул всю компанию. Бран подумал о том, как старомодно выглядит этот человек с длинной седой бородой, доходившей ему до пояса, с этим самым поясом, который стягивал свободное одеяние, ниспадавшее до самых носков сапог; огромный плащ укутывал незнакомца с головы до пят. Мужчины обычно заправляли штаны в сапоги, плащи носили покороче и предпочитали шляпы капюшонам. В этом старомодном одеянии Брану почудилось что-то явно зловещее, а еще хуже — Бран заметил, что вся эта одежда новая, а не потрепанная и запыленная, как у некоторых стариков в окрестностях Торстенова подворья.
   Когда странник вошел в залу, порыв ветра влетел вслед за ним, плеснув плащом и обнажив густо красную изнанку. У Брана перехватило дух — он вспомнил, как сквозь завесу пламени тогда, в тоннеле разглядел красно-черный плащ Миркъяртана.
   — Ну что ж, приятель, располагайся и чувствуй себя, как дома, — добродушно говорил Вигфус, не замечая того, что заметил Бран — чужак смотрел на собравшихся в зале купцов, землевладельцев и слуг так, точно они ему были в диковинку, как и он им.
   — О да, благодарю тебя, — пробурчал он, твердым шагом подошел к столу и уселся, прислонив рядом посох. В зале воцарилось слегка растерянное молчание — в кои-то веки болтливые скиплинги не знали, что сказать.
   — Есть у тебя конь, который нуждается в стойле? — спросил Вигфус, для удобства подкладывая гостю подушку, веля принести из кухни еды и питья и предложив даже пару войлочных туфель, от которых гость жестом отказался.
   — Конюх показал мне, куда поставить коня. Его стойло рядом с толстой крапчатой лошадью. Весьма примечательное животное.
   От этих слов сердце Брана застыло. Цепенея от ужаса, глядел он на пришельца и сознавал, что все чувства легко читаются по его лицу, а чужак в это время пристально глядел на него бесцветными, холодными, как у змеи, глазами. Бран окончательно понял, что это и есть чародей Миркъяртан.
   Когда принесли еду, чародей перестал изучающе разглядывать Брана и принялся подкрепляться. Бран подобрался поближе к Перу и толкал его ногой, кривляясь и гримасничая, пока Пер не начал бросать на него испепеляющие взгляды. Обычный веселый гул мужских голосов скоро достиг прежнего уровня, гости смеялись и разом рассказывали несколько историй, стараясь перекричать друг друга, а это служило прикрытием любой беседе вполголоса.
   — Пер, — прошептал Бран, — это Миркъяртан. Заметил ты, как он упомянул Факси? Он хотел дать нам понять, кто он такой.
   — Это и есть тот человек, которого ты видел под землей… или он тебе только приснился? — Пер искоса оглядел Миркъяртана и неловко пошевелил больными ступнями, под которые жена Вигфуса заботливо подсунула подушку. — Ну, и что же нам с ним делать? Он похож на древнюю высохшую хворостину, и если гость из преисподней хоть как-то связан со всей этой историей с Ингвольд, я бы охотно переломил его пополам. — Он грозно поглядел на Миркъяртана, пряча растущую неуверенность. Уж если признать, что существуют ведьмы, как же тут не поверить в чародеев, троллей, магов и еще невесть кого? Ученость и самоуверенность Пера все больше уступала позиции тем самым «суевериям», которые прежде он так высмеивал.
   — Что он собирается делать? — прошептал Пер.
   Бран пожал плечами и покачал головой.
   — Понятия не имею. Но мне кажется, он ищет Ингвольд, чтобы она ничего никому не рассказала о своем медальоне.
   — Ингвольд или тебя? — осведомился Пер, но Бран пропустил его слова мимо ушей.
   — Ингвольд была здесь сегодня утром, и моя тетушка сказала, что она отправилась на восток, к Храпповой переправе. Там мы сможем расспросить о ней, а потом нагоним ее, предупредим о погоне и предложим ей нашу помощь.
   — Ни в коем случае. Мы едем на тинг.
   — Ты — может быть, а я — нет. Ингвольд куда важнее, чем кучка древних судебных тяжб, распрей и вир. Ты же связан с этим делом еще больше, чем я; удивляюсь, что ты не хочешь помочь Ингвольд.
   — Помочь! Еще чего! Я и видеть-то ее больше не желаю — особенно в полнолуние. Бран, а ты уверен, что тебе это все не приснилось? — Если б здесь был Торстен, отец Пера, то Пер не нуждался бы ни в каких заверениях. Торстен отрицал всякое волшебство, а этого чародея просто сдунул бы, как пылинку. —
   Хорошо бы нам поскорее отыскать моего отца, уж я бы его кое о чем порасспросил. В наши дни такие истории просто не могут случаться.
   — Но ведь с твоими ногами все же кое-что приключилось, — заметил Бран. пер только проворчал что-то и, хмурясь, отвернулся. —
   Есть только один способ все разузнать, — задумчиво проговорил он, — нынче ночью, пока этот чужак будет спать, нужно пошарить как следует в его вещах. Дом сегодня переполнен гостями, так что придется ему спать внизу, у очага. А когда мы убедимся, что он захрапел, ты спустишь лестницу с чердака и пороешься в его сумках.
   — Я? — ужаснулся Бран. — В жизни ничем подобным не занимался! Мне не надо соваться к нему близко, чтобы понять, кто это такой. Он чародей и чернокнижник!
   К несчастью, его последние слова прозвучали в наступившей на миг тишине. Развеселые гуляки услыхали пронзительный шепот и с подозрением глянули на пришельца, который, несомненно, тоже все отлично расслышал. Впрочем, он не подал вида, и остался сидеть, прямо и безмолвно, в своем мрачном и холодном углу. Бран не смел и глянуть на пришельца, чувствуя, как сверлят его эти ледяные жесткие глаза. Он вытер о колени вспотевшие ладони и постарался отогнать мысли о лихом Перовом замысле.
   В довершение всего, когда гости начали разбредаться к тюфякам и спальням, чародей предпочел спать в конюшне, а не в многолюдной и нагретой зале. Вигфус огорчился, но старик заверил его, что холод и неудобства конюшни — ничто для того, кто привык ночевать и в худших условиях.
   — Придется тебе пробираться в конюшню, прошептал Пер Брану. — Я бы сам пошел, но не могу. — Он укоризненно оглядел свои больные ноги. — Я буду следить за тобой из чердачного окошка и, помогу тебе забраться потом наверх. Не тревожься, такие старые дурни всегда глухи, как пень, и так храпят, что не услышат и налета берсерков. Даже ты, Бран, запросто с этим справишься.
   Бран и Пер спали на чердаке бок о бок с дюжиной других молодых парней, которые ехали на тинг. Вдоволь поколотив друг друга охапками соломы и нахохотавшись, они наконец унялись и легли спать. Тогда Пер подтолкнул Брака и прошептал:
   — Да проснись ты! Все заснули, пора идти.
   Бран и не думал засыпать. С несчастным видом он протиснулся через чердачное окошко — чересчур тесное для человека его упитанности — и бесшумно пополз по плоской торфяной крыше. Было так безветренно, что Брана не оставляло чувство, будто за ним следят. Предав себя в руки недоброй судьбы, он спрыгнул с крыши и прокрался к конюшне. Кони все еще тревожились — должно быть, непрошеный гость был им совсем не по нраву. Бран пролез в низкое окно и в отчаянии огляделся, пытаясь хоть что-нибудь разобрать в непроглядной тьме конюшни. Вдруг что-то ткнулось в него, и Бран едва не завопил от страха, но тут же узнал Факси. Это означало, что конь Миркъяртана здесь — рядом с его верным скакуном.
   Бран двинулся к нему, различая лишь массивный темный силуэт, глядящий на него из тьмы. Это был рослый конь, то ли белый, то ли серый. Клочок лунного света пробился сквозь тучи, и Бран увидел то, чего больше всего страшился — седло и сумки Миркъяртана, лежащие рядом с охапкой свежей соломы, и на этом импровизированном ложе — неподвижную темную фигуру.
   Бран затаил дыхание и снова начал дышать только когда у него закружилась голова. Казалось, полночи минуло, а он все стоял, вперив в спящего неподвижный взгляд… но вот Бран шагнул к седлу. Ничто не случилось, и целую вечность спустя он наконец осмелился сделать другой шаг. Наконец юноша подобрался к сумкам настолько близко, что мог дотронуться до них. Сердце колотилось так громко, что Брану оставалось только дивиться, как этот грохот до сих пор не разбудил чародея. Негнущимися пальцами он долго возился с петлями и крючками и затем попытался заглянуть в сумку. Сунув туда руку, Бран нащупал что-то вроде старых костей и клочков расползшейся ткани. Он поспешно закрыл сумку и взялся за следующую, дрожа от нетерпения скорее покончить с этим гнусным и совершенно ненужным делом. В другой сумке обнаружилась смесь камней, цепочек и монет — вероятно, золотых. Наткнулась его рука и на какой-то гладкий, холодный на ощупь шар, и мгновенный роковой ужас пронизал Брана.
   С него было довольно. Он повернулся, готовясь уйти, и тут небольшой кошель сорвался с крючка и шлепнулся к самым его ногам, в пятно лунного света. Из кошеля выкатилось содержимое — как почудилось Брану, нечто округлое и волосатое. Бран схватил его — и тут же выронил с придушенным «ох!». Это была человеческая голова, высушенная так искусно, что казалась живой. У Брана едва слезы не брызнули из глаз, пока он принуждал себя до нее дотронуться. Наконец, весь трясясь, он перевернул голову, чтобы поглядеть на черты лица. К его ужасу, на него негодующе уставились широко раскрытые глаза. Одна мысль о том, чтобы прикоснуться к этой мерзости, была для него невыносима.