Книга Кагала

Яков Брафман
 
Книга Кагала

Предисловие

   В[1] 1858 году, во время пребывания Государя Императора в г. Минске, я подал на Высочайшее имя записку, касающуюся положения и жизни евреев. Для объяснения по этой записке я был вызван в Петербург Указом Святейшего Синода от 29 октября 1859 года, а Указом от 13 мая 1860 года был назначен преподавателем еврейского языка в Минскую духовную семинарию, причем мне было поручено заниматься изысканием средств для устранения затруднений, с которыми евреи, желающие перейти в Христианство, встречаются на пути к этой цели.
   При подробном моем знакомстве с бытом евреев, чем я обязан своему еврейскому происхождению и пребыванию в иудействе до 34-летнего возраста, источники, из которых я должен был черпать материал для своей цели, мне были известны, а путь к этим источникам открыли мне поддержка со стороны преосвященного Михаила, бывшего архиепископа Минского, и сочувствие к моему делу со стороны многих евреев[2]. Благодаря этим благоприятным обстоятельствам с течением времени в портфеле моем собрался довольно богатый материал, пригодный не только для упомянутой цели, но и для разъяснения положения евреев вообще.
   Материал этот состоит из значительного числа частных писем, записок, документов, актов и пр., которые по содержанию своему способны разоблачить внутренний замкнутый быт евреев лучше, чем все проведенные до настоящего времени научные исследования. Почетнейшее место в моем собрании занимает неизвестный еще до сих пор науке материал, состоящий из 1000 с лишним постановлений, решений и актов еврейских кагалов (общественных управлений) и бет-динов (талмудических судов), с которыми читателя познакомит эта книга.
   Важность и значение этих документов состоит в том, что они представляют практическую сторону жизни нынешних евреев, во многом уже не соответствующую талмудической теории, на основании которой она сложилась и которую трудно представить тем, кто не воспитывался в стенах синагоги.
   В Талмуде, например, нельзя найти ясных указаний на настоящие границы, до которых кагал и бет-дин простирают свою власть над частной жизнью еврея.
   В напечатанных же нами документах эти границы обозначены весьма ясно и определенно. Особенного внимания в этом отношении заслуживают документы № 16, 64, 131, 158. Из этих четырех актов мы видим, что деспотизм кагала простирается до того, что еврей не может пригласить на домашний пир по случаю семейного праздника того, кого он хочет, или приготовить угощение по своему вкусу и желанию без предварительного разрешения кагала.
   Например, мы ставим вопрос: что такое для еврея государственный закон?
   В ответ на этот весьма важный вопрос Талмуд нам говорит: «Дине демалхуте дине», т. е. закон царский, закон обязательный для евреев[3]; в другом месте говорится, «что это постановление относится исключительно к вопросам, касающимся личных выгод Государей, но решения судебных мест никоим образом не могут быть обязательными для еврея»[4]; а третье место совершенно сбивает и спутывает даже то неясное представление, которое мы могли составить из двух прежних мнений:
   «Рабонон микре малке», т. е. раввины – это государи[5]. Понятно, что после подобных ответов вопрос остается до конца неясным. Но, сверив эти положения Талмуда с кагальными постановлениями (под № 165 и 166), ответ будет и окончательный, и вполне ясный: евреи, служащие по выбору при нееврейском судебном месте[6], обязаны решать дела, разбираемые в их присутствии, не по внушениям совести или по государственным законам, а по указанию кагала и бет-дина.
   Еще пример: как относится еврей, со своей национально-религиозной точки зрения, к собственности нееврея, движимой или недвижимой? По этому вопросу Талмуд[7] до того перемешал черное с белым или, вернее сказать, чистое с грязным, что любой еврей, кажется, в состоянии сбить с пути самого проницательного ученого-исследователя нееврея.
   В 37 актах, приведенных нами в пятом примечании, читатель убедится, что кагал в своем районе продает частным евреям «хазака» и «меропие» право на владение недвижимым имуществом нееврейских жителей и на эксплуатацию любого нееврея[8].
   Одним словом, из документов, изложенных в этой книге, мы видим, что кагал и бет-дин, которые до сих пор независимо управляют еврейской частной и общественной жизнью (как читатель увидит из нашей книги), не всегда обязаны руководствоваться Талмудом и что личные распоряжения и постановления этих учреждений, подтвержденные херемом, для еврея гораздо важнее Талмуда. Вот обстоятельство, по которому документы, изложенные в этой книге, очень важны.
   Открывая, таким образом, внутренние пружины еврейского общественного строя, с которыми Талмуд не может нас познакомить, эти документы, как нельзя лучше показывают, каким путем и какими средствами евреи, при самых ограниченных правах вытесняли чужой элемент из городов и местечек своей оседлости, завладевали капиталами и недвижимым имуществом этих местностей и освобождались от конкурентов другой национальности в делах торговли и ремесленничества, как это случилось уже в западных губерниях России, Польше, Галичине и пр.
   Какими чудесами целые департаменты, как рассказывал Наполеон I в своем письме к Champagny 29 ноября 1806 года, очутились в залоге у евреев, в то время когда они составляли самое незначительное меньшинство всего населения Империи (до 60 000)[9].
   Почему, например, в протесте нееврейских жителей Румынии мы ныне слышим те же самые жалобы на евреев, что и в челобитной, поданной нееврейскими жителями г. Вильно царю Алексею Михайловичу в 1658 г.[10]
   Почему все государства то давали евреям, то опять отнимали у них гражданские права. И, наконец, что важнее всего, в этих документах лежит ясный ответ на вопрос, почему все попытки нашего правительства изменить жизнь евреев не увенчались успехом в продолжение текущего столетия.
   При такой несомненной важности представленных мной документов я счел своей священной обязанностью обратить на них внимание г. бывшего генерал-губернатора, и в 1866 году представил их вместе с прочими моими записками об улучшении быта русских евреев (из коих часть напечатана была в № 149, 151 и 173 «Виленского вестника» того года) бывшему главному начальнику края Константину Петровичу фон Кауфману, который для их рассмотрения 29 июля 1866 г. назначил под председательством г. В.А. Тарасова известную еврейскую комиссию, работающую и до сего времени над разъяснением вопросов, возникших в связи с представленным мною материалом, и которая побудила бывшего главного начальника Северо-Западного края графа Эдуарда Трофимовича Баранова к изданию известного циркуляра от 24 августа 1867 года об уничтожении еврейских кагалов.
   После личного разбора многих из этих документов в переводе на русский язык и на основании отзыва о них со стороны председателя комиссии бывший попечитель Виленского учебного округа тайный советник Иван Петрович Корнилов дал мне средства на издание части документов в переводе на русский язык в размере 20 печатных листов.
   Подлинность этих документов доказывают: а) сам ветхий вид их; б) однообразный почерк нотариуса, которым они написаны; в) подписи многих лиц, которые удается проверить по другим существующим источникам и, наконец, г) водяные знаки внутри бумаги «Б.О.Ф.Е.Б.», причем первый лист имеет дату 1790, а остальные – 1794 годом.
   Все собранные мною кагальные документы относятся к годам с 1794-го по 1833-й, а 290, помещенных в настоящей книге, – к годам с 1794-го по 1803-й. По желанию г. Корнилова документы изданы в хронологическом порядке, именно так, как они изложены в оригинале.
   Для изучения документов мы предпосылаем им 17 объяснительных примечаний. Каждое из этих примечаний обнимает известное число связанных между собой документов и, рассматривая подробно затронутые ими стороны или вопросы еврейской жизни, указывает те законы и обычаи, на основании которых они составлены, настоящую их цель, влияние на быт евреев и нееврев.
   Таким образом, все 17 примечаний рассматривают следующие вопросы из бытовой и духовной жизни евреев:
   Примечание 1. О кагальных агентах и факторах в полицейских, судебных и административных учреждениях и при служащих чиновниках; о влиянии факторов на жизнь еврейского и нееврейского населения вообще; о системе кагала при раздаче чиновникам подарков и подкупа; о еврейской комиссии при Императоре Александре I и об отчёте Державина.
   Примечание 2. О скотобойнях, о кошере и трефе вообще; о влиянии кошера на жизнь населения, о коробочном сборе с кошерного мяса; о настоящей цели оного и о поддержке кошера со стороны русских законов.
   Примечание 3. О еврейских братствах; об их отношениях к кагалу и о влиянии еврейских братств на быт евреев и неевреев.
   Примечание 4. Об обряде Алия (чтении Пятикнижия во время общественного моления), во время которого евреи разделяются на патрициев и плебеев.
   Примечание 5. О власти кагала в своем районе; о его правилах при разрешении иногородным евреям селиться в оном; о продаже частным евреям хазака и меропие, т. е. права на владение недвижимым имуществом, принадлежащим нееврейским жителям этого района, и на эксплуатацию этих имуществ и их владельцев; о хереме и о присяге у евреев.
   Примечание 6. О празднике Рош гашана (нового года) и об обряде трубления в рог.
   Примечание 7. О синагогальном, или школьном, дворе и об общественных зданиях и учреждениях, из которых он составляется.
   Примечание 8. О бет-дине (талмудическом судилище); о его составе и отношениях с кагалом; о власти и значении его решений для еврея; об обязанностях, возложенных кагалом и бет-дином на еврейских членов, служащих в судебных местах; о средствах для подчинения отступников от постановлений кагала и бет-дина; о тайных преследователях.
   Примечание 9. О каболат-кинионе, или судере, у евреев, т. е. об обряде при актах купли и продажи.
   Примечание 10. О свадьбе у евреев.
   Примечание 11. Об обряде обрезания, о пирах и об инструкциях, выдаваемых кагалом частным евреям для приготовления пира по случаю семейного праздника и приглашения гостей.
   Примечание 12. О морейне, т. е. о звании, с которым сопряжены служебные права; о степенях кагальной и бет-динской иерархии.
   Примечание 13. О меламедах, т. е. о еврейских учителях, и о деле воспитания у евреев вообще.
   Примечание 14. Об Иом-кипуре (Дне отпущения) и об обряде Гаторат недорим (разрешении обетов, присяг и пр.).
   Примечание 15. О капорете (обряде очищения посредством жертвоприношения).
   Примечание 16. О микве (обряде очищения для женщин после периодов менструации и родов).
   Примечание 17. О Кидеш и Габдала (молитве над чашей в синагоге и дома).
 
   Я. Брафман

Примечание 1

О кагальных агентах и факторах в полицейских, судебных и административных учреждениях и при служащих чиновниках; о влиянии факторов на жизнь еврейского и нееврейского населения вообще; о системе кагала при раздаче чиновникам подарков и подкупа; о еврейской комиссии при Императоре Александре I и об отчете Державина
   Агент кагала, которому поручено наблюдать за делами евреев в полиции и раздавать чиновникам подарки, – это еврейский фактор.
   Факторское искусство евреи употребляют не только в торговле, оно проникало во все сферы жизни. Поэтому в еврейских городах фактор на страже везде: не только у порога магазина, лавки, в заезжем доме и прочих заведениях торговли и мены, но и в административных, судебных и полицейских учреждениях, а нередко даже и в квартирах лиц, служащих в этих заведениях.
   Легион этих факторов, умеющих ловить, так сказать, каждое движение жизни и, извлекая из него для себя существенную пользу, направлять ее к общееврейской цели, разделен на разные классы; каждый класс имеет своих специалистов: есть факторы по торговле, факторы по подрядам, факторы, занимающиеся сводничеством, и есть факторы по делам судебным, административным и пр.
   Мы здесь не говорим о ходатаях, или так называемых еврейских вольных адвокатах. Это статья отдельная, и кажется, что с этой стороны евреи не отличаются от прочих народов.
   Фактор, о котором здесь идет речь, – это отличительная черта иудейства. Занятие этого фактора состоит вот в чем: фактор должен быть на страже рядом с лицом или заведением, при котором он находится, встречать просителей и входить с ними в сделку на счет суммы, которую каждый из них должен, по его мнению, жертвовать в пользу его пана,[11] если желает успеха делу, по которому он явился.
   Конечно, при каждой сделке фактор и себя не забывает. Окончив дело, фактор сам, как положено, рекомендует кого и кому следует, причем дело все-таки нередко направляется путем, каким не следует.
   Касательно последнего пункта фактор всегда должен сперва справиться и соотнестись с традиционными правилами, записанными в его памяти и на факторской совести, по которым определено, как направляются дела между евреем и гоем (неевреем), между двумя евреями, между кагалом и частным евреем, между кагалом и чиновником и пр., и пр.
   А главное дело – у фактора должны быть в запасе заметки по тем делам, по которым он наиболее сбил с пути своего порица (начальника). Этот запас передается кагалу как вернейшее орудие для укрощения нрава начальника или охлаждения его ревности к своим обязанностям, когда таковая пробуждается и проявляется не в пользу еврейских интересов.
   Наличием большего числа факторов, этого продукта еврейской почвы в российских губерниях в черте еврейской оседлости, Отечество обязано исполнителям русских законов из лиц польского происхождения. Надо заметить, что паны вообще как-то не могли в жизни обойтись без фактора, но более всего этому споспешествовала симпатия к ним со стороны польского чиновного мира.
   В этом мире присутствие фактора было так необходимо, что два пана, связанные между собою самыми неразрывными узами – родством, достоинством шляхетского происхождения, религиозными и политическим убеждениями и пр., – не могли, однако ж, без фактора сговориться, когда один из них восседал где-нибудь на чиновном месте, а другой являлся к нему просителем.
   Факторы последней категории, которые большею частью употребляют свое искусство в пользу частных интересов евреев, нередко исполняют поручения кагала и действуют по его указанию.
   Даже в вопросах, касающихся всего еврейского населения страны, возникающих в высшей правительственной сфере, как увидим ниже, тоже являются факторы, уполномоченные, разумеется, всем народом или страной.
   Таким образом, в краях еврейской оседлости общественные и частные дела евреев с неевреями, важные или не важные, подлежащие решениям законов и властей государственных и сам еврейский вопрос, который никогда и нигде не перестал и не перестанет быть вопросом, всегда и везде имели и теперь еще имеют вернейшую стражу и вернейших поборников в кагале и в массе еврейских факторов.
   Орудие, которым вооружена эта верная стража при всех случаях, везде одинаково и всем почти знакомо – это подарки и подкуп.
   Раздача подарков и подкуп блюстителей порядка и законов в странах, где евреи находили для себя приют, давно сделалась у них общенародным обычаем и получила место если не в строках талмудической догматики[12], то на первом плане той практической жизни, над которой развевается знамя Талмуда. Великие чудеса творила и творит сила упомянутого талисмана в руках искусных факторов.
   Этой силой евреи всегда устраняли все преграды, которыми местные законы и власти старались оградить население от общееврейского гнета, осаждающего его со всех сторон, и, вопреки всем стеснениям, с которыми евреи везде встречались, им в короткое время удавалось завоевывать себе самое счастливейшее экономическое положение, завладеть живым капиталом, плодами производительного труда коренного населения и производства страны.
   Этой силе и бдительному надзору факторской стражи в административных, полицейских и пр. учреждениях евреи обязаны своими победами в борьбе с нееврейскими противниками почти при каждом общественном и частном деле.
   Наконец, силою факторского искусства и талисмана, которым они владеют, евреи при теперешней своей организации, с которой знакомит нас настоящая книга, освобождали города и местечки своей оседлости от всякой нееврейской конкуренции при ремесленной и торговой промышленности.
   Одним словом, этот талисман заменил евреям древний чудотворный народный жезл, под ударами которого море обратилось в сушу, а скала – в источник. Вся разница в том, что жезлом владел во время оно один только народный вождь, нынешним же чудным талисманом (внедрением и подкупом) владеют в каждом городе и местечке еврейской оседлости еврейский кагал и целый легион еврейских факторов.
   Вот краткое обозрение той стороны еврейского факторства, которая, впрочем, в общих чертах давно известна публике, ибо о факторах и о подкупе весьма часто говаривали в журнальных и газетных статьях. Даже на сцене представляют способы, которыми евреи стараются покупать или полезное для них (в интересах кагала) слово, или благотворное молчание людей влиятельных.
   Теперь обратимся к другой, новой и только евреям известной стороне этого явления.
   Сколько ни говорили в печати о еврейских факторах и о подкупе, однако ж, до сих пор никто не заявил, что этот порок проявляется на еврейской почве не как психическое уродство частных лиц, от которых в большей или меньшей мере не свободны даже самые просвещенные народы, а как достояние общественное; никто не указал, что это зло производится между евреями везде и по известной системе, и, наконец, до сих пор не было еще указано, в каких отношениях находятся факторы к кагалу, при каких случаях раздаются подарки и в каких размерах, из каких источников черпается расход на подарки и подкуп по делам кагала, кем определяется размер и принимается решение на производство расхода в подобных случаях и, наконец, самое главное, каким образом составляется капитал для подкупа при вопросах, касающихся евреев целого края, и кто является при подобных случаях поборником талмудического знамени – его раввины или кагал?
   Эта любопытная сторона изложена в этой книге самым точнейшим образом и со всеми подробностями в 28 кагальных постановлениях под № 2, 4, 5, 17, 21, 33, 37, 48, 73, 84, 114, 117, 119, 156, 159, 228, 244, 260, 261, 280—286.
   Особенного внимания заслуживают № 280—286. Это документы, в которых еврейское общее собрание рассуждает о комиссии по еврейскому вопросу в Петербурге при Александре I и об изыскании средств для противодействия этой комиссии. Они, совпадая временем и содержанием с отчетом Державина об исходе дел по еврейской комиссии, при которой он состоял членом, взаимно подтверждаются, дополняются и объясняются.
   Вот что говорит Державин:
   «Выше видно, что мнение о евреях Державина[13], сочиненное им во время посылки в Польшу, отданное при Императоре Павле на рассмотрение Правительствующего Сената, приказано было рассмотреть почти с самого начала министерства Державина учрежденному особому комитету, составленному из графа Черторижского, графа Потоцкого, графа Валериана Зубова и Державина, которое и рассматривалось через продолжение всего его, Державина, министерства, но по разным интригам при нем окончания не получило. Оно заслуживает, чтобы о нем сказать подробнее.
   Первоначально положено было, чтобы призвать из некоторых губерний несколько старшин из кагалов и раввинов знаменитейших для объяснения с ними всех обстоятельств, в том Державина мнении изображенных. Оно достойно, чтобы его с прилежанием прочесть и войти во все его подробности, дабы узнать прямое мнение сочинителя, к благоустройству Государства и самих евреев служащее.
   Продолжались их съезд, явки и их представления во всю почти зиму; тут пошли с их стороны, чтобы оставить их по-прежнему, разные происки.
   Между прочим, г. Гурко, белорусский помещик, доставил Державину перехваченное им от кого-то в Белоруссии письмо, писанное от одного еврея к поверенному их в Петербурге, в котором сказано, что они на Державина яко на гонителя по всем кагалам в свете наложили херем, или проклятие, что они собрали на подарки по сему делу 1 000 000 руб., и послали в Петербург, и просят приложить всевозможное старание о смене генерал-прокурора Державина, а ежели того не можно, то хотят посягнуть на его жизнь, на что и полагают сроку до трёх лет, а между тем, убеждают его, чтобы сколько можно продолжить дело, ибо при Державине не чает, чтобы в пользу их решено было.
   Польза же их состояла в том, чтобы не было им воспрещено по корчмам в деревнях продавать вино, отчего всё зло происходило, что они спаивают и приводят в совершенное разорение крестьян, а чтобы удобнее было продолжать дело, то он будет доставлять ему из чужих краев от разных мест и людей мнения, каким образом лучше учредить евреев, которые вскоре после того самым делом начинали вступать то на французском, то на немецком языке и доставлялись в комитет при повелении Государя Императора рассмотреть оне то чрез графа Черторижского, то Кочубея, то Новосильцева.
   Между тем, еврей Нотко, бывший у Державина в доверенности, якобы по ревности его к благоустроению евреев, соглашаясь с его, Державина, мнением, подававший разные проекты об учреждении фабрик и пр., пришел в один день к нему и под видом доброжелательства, что ему одному, Державину, не перемочь всех его товарищей, которые все на стороне еврейской, принял бы сто и ежели мало, то и двести тысяч рублей, чтобы только был с прочими его сочленами согласен.
   Державин, сочтя сие важным и рассуждая, что на его убеждение согласиться и принять деньги – значит изменить присяге и действовать вопреки воле Государя; что, оставя в прежнем неустройстве евреев, оставить им прежние способы через винную по корчмам продажу – значит грабить поселян и лишать их насущного хлеба; ежели же не согласиться на подкуп и остаться одному в противоборстве всех, без подкрепления Государя, то успеху во всех его трудах и стараниях ожидать не можно – и так он решился о сем подкупе сказать Государю и подкрепить сию истину Гуркиным письмом, в котором видно, что на подкуп собрана знатная сумма, что на него есть умысел и пр., как выше видно; а при том, что через князя Черторижского и Новосильцева вступили уже в комитет по воле Государя два проекта об устройстве евреев, один на французском, а другой на немецком языке, – то все сие, сообразя и представя Императору, надеялся он, что Государь удостоверится в его верной службе и примет его сторону.
   Правда, сначала он поколебался жестоко, и когда Державин его спросил, принять ли деньги, предлагаемые Ноткою 200 тыс. руб., то он в замешательстве отвечал: «Погоди, я тебе скажу, когда что надобно будет делать», а между тем, взял к себе Гуркино письмо, чтобы удостовериться обо всем, в нем написанном, через другие каналы.
   Державин думал, что возымеет действие такое сильное доказательство и Государь остережется от людей, его окружающих и покровительствующих жидам. Между тем по связи и дружбе с графом Валерианом Александровичем Зубовым пересказал всё чистосердечно ему случившееся, не зная, что он в крайней связи с господином Сперанским, бывшим тогда директором канцелярии Внутреннего министерства г. Кочубея, которого он водил за нос и делал из него что хотел.
   Сперанский совсем был предан жидам через известного откупщика Переца, которого он открытым образом считал приятелем и жил в его доме.
   Итак, вместо того чтобы выйти от Государя какому строгому против проныр евреев приказанию, при первом собрании еврейского комитета открывалось мнение всех членов, чтобы оставить винную продажу в уездах по местечкам по-прежнему у евреев; но как Державин на сие не согласился, а граф Зубов в присутствии не был, то сие дело осталось в нерешении.