— Откуда вы знаете, что он с Гринери?
   — Я заподозрила это, когда убедилась в том, что он полностью закрыт псионически. Потом я обратилась к Державе. Выяснилось, что именно на Гринери носят такую одежду и так играют на барабане.
   — Понятно, ваше величество, зачем вы меня пригласили?
   — Чтобы взглянуть на вас. О, у меня остались смутные воспоминания о том, как вы ловко избегали прямых ответов во время расследования одного убийства. Но я хотела познакомиться поближе с человеком, который угрожал представителю своего Дома прямо во дворце и чья жена является лучшим другом наследницы трона.
   Я рассмеялся, вспомнив природу этой дружбы.
   — Да, — сказала она. — Мне все о них известно.
   — Откуда?
   Императрица покачала головой:
   — Норатар ничего мне не рассказывала. Но я все-таки Императрица. Подозреваю, что моя шпионская сеть лучше вашей, лорд Талтош.
   Ой!
   — Не сомневаюсь, ваше величество.
   Чего же она не знает? Известно ли ей, к примеру, что войну с Гринери развязал именно я? Наверное, нет, в противном случае я бы сидел в соседней с Коти камере.
   — Неужели вы всегда так проводите празднование Нового года, ваше величество?
   — Когда нам одновременно с войной угрожает еще и восстание, я не могу чувствовать себя спокойно, баронет. Я должна принять важные решения — например, следует ли мне отказаться от престола в пользу Дома Дракона. Я буду весь день встречаться с людьми, которые могут сыграть в происходящем существенную роль.
   — Но что заставляет вас полагать, будто я имею отношение к войне и восстанию, ваше величество?
   — Я могла дать несколько разных ответов на ваш вопрос, но самый короткий состоит в том, что, когда я попросила Державу назвать имена этих людей, ваше появилось одним из первых. Я не знаю почему. Вы можете мне объяснить?
   — Нет, — ответил я, стараясь контролировать выражение своего лица.
   — Не можете или не станете?
   — Не стану, ваше величество.
   — Очень хорошо, — сказала Императрица, и я наконец смог вздохнуть.
   — Нам грозит война, ваше величество?
   — Да.
   — Я сожалею.
   — И я тоже. Над союзом Гринери и Элде будет трудно одержать победу. Для нас практически невозможно осуществить высадку на островах, а сами мы имеем очень протяженную береговую линию, которую нужно защищать. В конечном счете мы раздавим их численностью, но придется заплатить очень высокую цену — мы потеряем много жизней и золота.
   — Чего они хотят, ваше величество?
   — Я не знаю. Создается впечатление, что им ничего не нужно. Возможно, за войной и союзом с Элде стоит безумец. Или бог.
   Мы еще раз свернули, снова налево, и я почувствовал, что пол начинает понемногу подниматься.
   — Где мы сейчас находимся, ваше величество?
   — Вы знаете, я не совсем уверена. Я часто здесь прогуливаюсь, но никогда не задавалась вопросом, где именно находится это место. Тут нет других дверей или проходов, о которых мне доводилось бы слышать. Иногда я спрашиваю себя: зачем вообще нужен такой длинный коридор? Может быть, именно для прогулок?
   — Но тогда он практически бесполезен во время правления драконов, лиорнов или тсеров.
   Зарика улыбнулась:
   — Наверное, вы правы.
   Теперь коридор шел по прямой.
   — Ваше величество, почему моя жена в темнице?
   Она вздохнула:
   — Давайте будем точными. Это не темница. Под темницами следует понимать сырые камеры, где герцог Не-Проклинай-Меня держал купцов, которых у него не было основания казнить, но чьих богов он любил гораздо больше, чем их цены. Леди Коти Талтош, графиня Лостгард Клефт и окрестностей, находится в Имперской тюрьме по подозрению в заговоре против Империи.
   Я прикусил язык.
   — Принято к сведению, ваше величество.
   — Хорошо. А теперь я скажу, почему леди Талтош здесь: причина одна — она так хочет. Я получила прошение о ее освобождении, которое подписала. Она отказалась.
   — Я знаю, ваше величество. Прошение подала леди Норатар. Что сказала Коти, когда отказалась покинуть тюрьму?
   — Она не говорила, что хочет остаться, но сказала, что не подпишет документ, предъявленный ей при освобождении.
   — Документ? Какого рода документ, ваше величество?
   — В котором говорится, что она обещает не предпринимать никаких действий, противоречащих интересам Империи.
   — Теперь я понимаю. — Императрица промолчала, и я спросил: — Но, ваше величество, почему ее вообще арестовали?
   — Я не знаю, что вам известно, — медленно проговорила Зарика, — и что вам следует знать?
   — Я знаю, что Дом Джарега обратился к Империи с такой просьбой. Но почему она удовлетворена? Иными словами, с каких пор Императрица Феникс обращает внимание на писк теклы относительно проблем Дома Джарега?
   — Похоже, вы полагаете, что в моей власти игнорировать просьбы, которые мне не по вкусу.
   — В некотором смысле, ваше величество, да. Вы Императрица.
   — Да, баронет Талтош, я Императрица. — Зарика нахмурилась и о чем-то задумалась.
   Пол продолжал подниматься вверх, и я почувствовал усталость.
   — Быть императрицей, — продолжала Зарика, — имело самый разный смысл за нашу долгую-долгую историю. Каждый Цикл приносит изменения, каждый Дом правит иначе, каждый Император или Императрица, над головами которых вращается Держава, ведет себя по-своему. Теперь, в начале второго Великого Цикла, всякий, кто интересуется историей, смотрит назад, пытаясь понять, как мы оказались здесь, — так у нас появляется шанс осмыслить роль Императора.
   Император, баронет Талтош, никогда, за всю нашу долгую историю, не управлял Империей, за исключением, быть может, нескольких коротких периодов, скажем, Коротта Шестой между уничтожением Северных Баронов и появлением посольства герцога Тинаана.
   — Я плохо знаю историю Империи, ваше величество.
   — Не имеет значения. Я скоро перейду к делу. Крестьяне выращивают пищу, дворянство ее распределяет, ремесленники производят товары, купцы их продают. Император сидит в сторонке и наблюдает за тем, чтобы процесс продолжался и ничто не мешало его благополучному развитию. Император должен защитить Империю от катастроф, которые время от времени выпадают на нашу долю, — вы и представить себе не можете, какие они ужасные. Уверяю вас, к примеру, что истории о трясущейся земле и огне, вырывающемся из ее недр, или о ветре, который уносил людей во время Междуцарствия, — вовсе не мифы, а вещи, которые вполне могли бы происходить даже сейчас, если бы не существовало Имперской Державы.
   Итак, Император сидит, ждет, изучает и наблюдает за Империей, чтобы не пропустить момента, когда нагрянет катастрофа. И когда это случается, в его распоряжении имеется три инструмента. Вы знаете, о чем я говорю?
   — Я могу назвать два из них, — ответил я. — Держава и Военачальник.
   — Вы правы, баронет. Третий инструмент более тонкий. Я говорю о механизме, осуществляющем жизнедеятельность Империи, начиная от Императорской Гвардии, судов, волшебников и кончая гонцами и шпионами.
   Все они есть оружие в моих руках, при помощи которого я могу доставить зерно с севера на юг, если в этом возникнет нужда, или железо с запада на восток, где оно превратится в мечи. Я не управляю, а лишь регулирую. Да, если я отдам приказ, он будет исполнен. Но ни один Император, с Державой или без нее, не сможет заставить людей на рудниках делать честные отчеты и присылать нам всю руду, которую им удается там добыть.
   — В таком случае кто управляет Империей, ваше величество?
   — Когда на севере голод — южные рыбаки. Когда рудники и кузницы запада производят много товаров, Империей правят транспортные бароны. Когда нашим границам угрожают люди с Востока — восточные армии. Вы имеете в виду политическую власть? Тут тоже все очень сложно, гораздо сложнее, чем вам кажется.
   В начале нашей истории жизнью Империи никто не руководил. Позднее правил каждый Дом, через своего наследника. Затем в управлении принимали участие аристократы всех Домов. На короткое время, в конце прошлого Цикла, Император действительно обладал неограниченной властью, но был убит в результате заговора и его собственной глупости. Сейчас, я полагаю, власть все больше сосредоточивается в руках купцов, в особенности тех, что водят караваны, осуществляя контроль над доставкой продуктов питания и товаров из одного конца Империи в другой. В будущем, я подозреваю, это будут волшебники, которым с каждым днем становятся доступны все новые чудеса.
   — А вы? Что делаете вы?
   — Я наблюдаю за рынками, рудниками, полями, слежу за герцогами и графами, стараюсь не допустить катастрофы, уговариваю Дома двигаться в нужном мне направлении. Я… почему вы так странно на меня посмотрели, баронет?
   — Каждый Дом? — повторил я. — Каждый?
   — Да, баронет. Каждый Дом. Разве вам не известно, что Дом Джарега является составной частью Империи? Иначе и быть не может; в противном случае зачем их терпеть? Джареги зарабатывают на теклах. Они делают текл счастливыми, поставляя им то, что скрашивает их существование. Я не говорю о крестьянах. Речь идет о теклах, которые живут в городах и выполняют лакейскую работу, на которую больше никто не соглашается. Они — законная добыча вашего Дома, баронет. Ведь если их охватит недовольство, город не сможет эффективно функционировать, аристократия начнет жаловаться и хрупкое равновесие в обществе будет нарушено.
   Подъем сменился спуском, я решил, что теперь мои ноги выживут.
   — Мятежники угрожают джарегам, — сказал я. — Значит, их следует изъять. Я правильно понял?
   — Ваш Дом думает именно так, лорд Талтош.
   — Значит, вы сами не считаете, что они угрожают Империи?
   Зарика улыбнулась:
   — Напрямую нет. Но если среди текл начнет расти недовольство, остальные тоже пострадают. Если бы не угроза войны, на все это можно было бы посмотреть сквозь пальцы. Но сейчас Империя должна действовать максимально эффективно, а если беспорядки начнутся в столице, последствия могут иметь для всех нас катастрофический характер.
   Я вспомнил историю, которую мне поведал когда-то один текла, и чуть не сказал, что если теклы так ужасно счастливы, почему она сама не стала теклой, но я опасался, что Зарика может счесть мои слова за оскорбление.
   — Неужели один джарег, выходец с Востока к тому же, может играть такую существенную роль? — поинтересовался я.
   — Это важно для вашего Дома, баронет?
   — Я не знаю, ваше величество, как насчет моего Дома, но для меня это жизненно необходимо.
   Мы прошли сквозь занавес и снова оказались в тронном зале. Я узнал струны инструмента Тодди, завывания Дав-Хоэля и ритм барабана Айбина. Придворные поклонились, получалось, что они кланяются мне, — очень забавно. Императрица жестом подозвала женщину в цветах Дома Иорича. Женщина подошла к Зарике, которая уселась на трон. Я отступил назад.
   — Сим я отдаю приказ о немедленном освобождении графини Лостгард Клефт и окрестностей. Ей даруется полная свобода, — сказала она, и я чуть не заплакал.

УРОК ДВЕНАДЦАТЫЙ. БАЗОВОЕ УМЕНИЕ ВЫЖИВАТЬ

   Два дракона с каменными лицами в золотых плащах Гвардии Феникса и с повязками на головах со знаком иорича доставили Коти на ступени Крыла Иорича Императорского дворца через полчаса после того, как я расстался с Императрицей. Когда они появились, держа Коти с двух сторон за руки, я чуть не положил обоих на месте, но Лойош успел меня остановить. Они отпустили Коти на последней ступеньке, поклонились ей, одновременно повернулись, и ушли, больше не посмотрев в нашу сторону.
   Я стоял в трех футах от Коти, тщетно пытаясь заметить следы того, что она перенесла. Ее глаза были внимательными и ясными, выражение лица мрачным, но в целом она выглядела как обычно. Коти немного постояла, потом ее взгляд остановился на мне.
   — Влад, — сказала она, — это твоя работа? — Коти подняла правую руку, в которой был зажат свернутый в трубочку пергамент.
   — Думаю, да, — ответил я. — А о чем речь? О помиловании?
   — Освобождение. Там сказано, что они допускают мою невиновность. Но просят не совершать в дальнейшем противоправных действий.
   — Во всяком случае, ты на свободе.
   — Если бы я хотела, то могла бы выйти из тюрьмы и раньше.
   — Я мог бы сказать, что сожалею, но зачем врать?
   Коти улыбнулась и кивнула, проявив больше понимания, чем я рассчитывал.
   — Возможно, все к лучшему.
   Я пожал плечами:
   — Я тоже так подумал, когда вы меня вытащили с Гринери.
   — Ну, это совсем другое, — возразила Коти.
   — Может быть, и нет. Как там было?
   — Скучно.
   — Рад, что с тобой не произошло ничего похуже скуки. Хочешь вернуться домой?
   — Да, очень. Я хочу принять ванну, поесть чего-нибудь горячего, а потом…
   Я подождал.
   — И что потом? — спросил я после короткой паузы.
   — А потом снова за работу.
   — Да, конечно. Пойдем пешком или согласна, чтобы нас стошнило?
   Коти задумалась:
   — Знаешь, до Междуцарствия, когда телепортация была практически недоступна, некоторые теклы зарабатывали себе на жизнь тем, что возили по городу людей в повозках, запряженных лошадьми или ослами. А иногда они сами тащили небольшие тележки. Тогда они надевали на себя сбрую.
   — Я не люблю лошадей. А что такое ослы?
   — Я точно не знаю. Кажется, такая разновидность лошадей.
   — Тогда мне они тоже не нравятся. Я вижу, ты читала исторические книги.
   — Да. Волшебство изменило наш мир и продолжает его менять.
   — Точно.
   — Давай пройдемся.
   — Ладно.
   И мы пошли домой пешком.
   Я нашел немного сушеных черных грибов, залил их кипящей водой и дал немного постоять. Через двадцать минут нарезал грибы с зеленым луком, луком-пореем, добавил укропа, несколько сортов перца и тонкие полоски кетны.
   Я жарил получившуюся смесь с чесноком и имбирем, а Коти сидела на кухонном стуле и смотрела, как я готовлю. Мы молчали до тех пор, пока обед не был готов. Потом съели все с макаронами, которые приготовил мой дед. У меня оставалось немного земляники, и я украсил ею палачинту с макаронами, сделанными из земляных орехов, корицы, сахара и лимонного сока. Мы ели десерт вместе с замечательным земляничным ликером, который подарила мне Кайра, отыскавшая его в одном винном магазине. Она посетила его после закрытия.
   — Как ты могла долго оставаться вдалеке от мужчины, который так замечательно готовит? — осведомился я.
   — Высокий уровень самоконтроля, — ответила Коти.
   Я налил нам еще ликера, а тарелки поставил на пол для джарегов. Откинувшись на спинку стула, я пил ликер и любовался Коти. Несмотря на шутливый тон нашей беседы, ее глаза оставались серьезными. Впрочем, я уже довольно давно не находил в ее глазах веселья.
   — Что я должен сделать, чтобы удержать тебя?
   Коти опустила глаза:
   — Я не знаю, Владимир. Мне кажется, это невозможно. Я изменилась.
   — Я вижу. А ты нравишься себе новая?
   — Не знаю. Но в чем бы ни состояли эти изменения, они еще не завершились. И я не уверена, что мы сможем меняться вместе.
   — Ты знаешь, что я готов почти на все.
   — Почти?
   — Почти.
   — И чего же ты не станешь делать?
   — Спроси меня, и мы узнаем.
   Коти покачала головой:
   — Не знаю. Я просто не знаю.
   Мы уже далеко не в первый раз вели подобные разговоры с теми или иными вариациями. Я вышел в соседнюю комнату, откуда через окно доносилась игра уличных музыкантов. Периодически я бросал им кошелек с деньгами, поэтому они часто играли под моими окнами — одно из достоинств моей квартиры. Я швырнул им очередной кошелек и немного послушал музыку. Вспомнил, как мы с Коти, прижимаясь друг к другу, бродили по улицам. Тогда мне казалось, что рядом с ней я становлюсь выше. Я вспомнил наши трапезы у Валабара и как мы пили кляву в маленькой таверне, где построили башню из маленьких чашечек и сахарницы. Потом я заставил себя прекратить вспоминать и только слушал музыку.
   Вскоре вернулся Айбин с барабаном, бережно обернутым в толстую ткань. Он поставил барабан у стены и сел.
   — Как прошло выступление? — спросил я.
   — Прекрасно, — ответил он. — Императрица хочет, чтобы мы сыграли для нее еще.
   — Поздравляю.
   — Чем занимаешься?
   — Возвращаю жену.
   — О! — Он посмотрел на Коти, которая углубилась в свои бумаги. — Хорошо, что она снова дома.
   Коти улыбнулась ему, встала и сказала:
   — Я приму ванну.
   — Не возражаешь, если я с тобой посижу? — спросил я.
   Теперь она улыбнулась мне.
   — Возражаю, — ответила она и скрылась в ванной.
   Коти положила дрова в печь и поставила кипятиться воду. Айбин начал играть на барабане, поэтому я не слышал шуршания одежды и плеска воды — наверное, к лучшему. Пальцы Айбина двигались с поразительной быстротой, барабан гудел, стонал и пел, звуки возникали так, словно были неотъемлемой частью комнаты. Я погрузился в волшебные ритмы, и некоторые время мне удавалось ни о чем не думать. Может быть, следует научиться играть на барабане?
   Через час Коти вышла из ванной в своем красном халате с фенарианской вышивкой вдоль подола. Волосы она замотала белым полотенцем. Сочетание цветов подчеркивало черноту ее глаз. Я заговорил под тихий стон барабана Айбина:
   — Завтра ты вернешься в Южную Адриланку?
   — Да. До тех пор, пока я остаюсь на свободе, буду стараться освободить Келли и остальных наших товарищей.
   — Полагаешь, у тебя что-нибудь получится?
   — Я не вижу других вариантов.
   Я подумал об Императрице, не имеющей возможности выбора, и сказал:
   — Ты знаешь, что говорят о загнанном в угол тсере?
   — Да, знаю. А что говорят о гибели на войне тысяч людей — на войне, которая их не касается? А о том, что нас бросают в тюрьмы? Что говорят о попытках заставить нас голодать и покориться? Что говорят о Гвардии Феникса, которая избивает и лишает нас жизни?
   — Я понял, — сказал я.
   — Завтра меня не будет весь день.
   — Не сомневаюсь.
   — Спокойно ночи, Влад.
   — Спокойной ночи, Коти.
   Она ушла в спальню. Я пересел в кресло, сделанное из мягкой кожи дарра, натянутой на деревянный каркас. Оно еще хранило тепло тела Коти. Айбин перестал играть, посмотрел на меня, пожелал сна без сновидений, положил барабан и удалился в синюю комнату. Я смотрел в ночь через открытое окно и чувствовал легкий запах моря. Лойош и Ротса подлетели и опустились ко мне на колени. Я почесал им подбородки и вскоре уснул.
   Мне снился сон, который я не смог потом вспомнить — почти то же самое, что не видеть снов. Меня разбудили свет наступающего дня и голос, зазвучавший у меня в голове. Я проснулся и ощутил отвратительный вкус во рту. Я ненавижу разговаривать с людьми, даже псионически, до того, как прополощу рот.
   — Кто это?
   — Твой верный и надежный ассистент.
   — Какая радость. Что случилось, Крейгар?
   — Веселому Клопу только что предложили шесть тысяч за то, чтобы он отвернулся, когда один симпатичный малый попытается отослать тебя в следующую жизнь.
   — Шесть тысяч? Только за то, чтобы он отвернулся? Вирра! Моя цена в этом мире выросла.
   — У меня сложилось впечатление, что он едва не поддался на искушение.
   — Было бы глупо с его стороны отвергнуть такое предложение. Так почему он отказался?
   — Считает тебя счастливчиком. С другой стороны, он встревожен.
   — Разумный парень. Дай мне проснуться, я свяжусь с тобой чуть позже.
   Я прополоскал рот и быстро умылся.
   — Похоже, что на сей раз у нас серьезные неприятности, Лойош.
   — Это большая сумма денег, босс. Кто-нибудь на нее соблазнится.
   — Точно.
   Я поставил воду для утренней клявы и проверил остальных обитателей дома. Коти ушла, Айбин еще спал. Я положил полено в печь, использовал волшебство, чтобы его зажечь, подогрел пару булочек и достал масло и имбирь. Налил воды для клявы, добавил в нее сливки и мед, сел, съел булочки и выпил пару чашек горячего напитка. И еще я думал.
   Человек с возможностями Боралиноя меня обязательно достанет. Рано или поздно кто-нибудь из моих людей не выдержит соблазна. Проклятие, он готов выложить такую сумму денег, за которую в свое время я с радостью продал бы одного из своих боссов. Личная преданность не позволяет продвинуться в нашем бизнесе: наличные гораздо полезнее. Я сумел придумать три способа помешать Боралиною подкупить одного из моих людей.
   Во-первых, убить Боралиноя прежде, чем он доберется до меня — отличная идея, но почти невыполнимая. Мне понадобится по меньшей мере два или три дня только для того, чтобы собрать необходимую информацию. Или я мог заплатить еще больше, но для этого у меня нет необходимых ресурсов. Оставался третий вариант, суливший несколько серьезных последствий, которые следовало тщательно обдумать. Я съел еще одну булочку.
   Торопиться нельзя. Закончив завтракать, я налил воды в ведро и тщательно вымыл лицо и руки.
   — Крейгар, Крейгар, Крейгар.
   — Кто это?
   — Хозяин Усы собственной персоной. Когда ты сможешь собрать всех в офисе?
   — В каком смысле «всех», Влад?
   — Мои телохранители, Мелестав и ты.
   — Неужели случилось что-то настолько срочное? Ведь им придется оторваться от своих дел.
   — Почему бы и нет? Они всегда заняты важными делами.
   — Пожалуй. Тебя устроит через час?
   — Вполне. Тогда до встречи.
   — Тебе нужно сопровождение?
   — Нет. Позаботься только, чтобы возле офиса не оказалось тех, кто хочет меня прикончить.
   — Хорошо, босс. Мы все будем на месте через час.
   Я оделся, проверил, на месте ли оружие, и взял Лойоша с Ротсой. Айбин уже успел встать, но я настолько погрузился в свои мысли, что мы почти не разговаривали. Я послал Лойоша вперед, чтобы он проверил, все ли в порядке снаружи, после чего аккуратно телепортировался в место рядом с офисом, откуда, в случае необходимости, можно быстро отступить. Однако эта предосторожность оказалась излишней; если не считать привычной тошноты, телепортация прошла успешно. Я нырнул в магазин, служивший прикрытием для игорного зала, который, в свою очередь, являлся прикрытием моего офиса, где и дождался, пока мой желудок немного успокоится. После чего отправился на свое рабочее место.
   Все уже пришли — двенадцать телохранителей, Крейгар и Мелестав. Мы собрались перед моим кабинетом возле столика Мелестава. Я сидел на краешке его стола и смотрел на четырнадцать собравшихся убийц. Веселый Клоп присел на корточки возле стены, вся его поза выдавала напряжение. Мелестав, чей стол я узурпировал, стоял рядом со мной и поглядывал на своих коллег, словно сомневался в том, что им следует доверять, — возможно, он не ошибался. Среди остальных терпеливо стоял и ждал Чимов. Как и все прочие.
   Будь с нами Палка, он уже схватил бы один из стульев и уселся, вытянув свои длинные ноги и сложив руки на груди. А на лице его появилось бы любопытное и ироничное выражение. Во мне закипел гнев, но сейчас я не имел на него права; требовалось сосредоточиться на тех, кто стоял передо мной. Без этих людей мой бизнес давно умер бы — само их существование не давало джарегам с голодными глазами занять мое место. Они по очереди охраняли меня, когда я обходил нашу территорию, и следили за тем, чтобы все было в порядке. Если я не смогу на них рассчитывать — что же, тогда нужно покончить жизнь самоубийством.
   Впервые, изучая их лица, в то время как они поглядывали на меня, я вдруг понял, что здесь нет ни одной женщины. С тех самых пор, как возникла Организация, женщины джареги были волшебницами и работали на Левую Руку Джарегов, иногда их называли Сучьим Патрулем. Когда они не именовали нас Правой Рукой Джарегов, в ход шли самые разные прозвища, которые мне бы не хотелось здесь приводить. Конечно, обе группы взаимодействовали между собой, но особой любви между ними не замечалось. Однажды, много лет назад, оракул сказал, что моя левая рука приведет меня на грань катастрофы, и я часто размышлял о том, не имел ли он в виду Левую Руку Джарегов.
   Но я отвлекаюсь.
   — Прежде всего, — начал я, — разрешите рассказать вам о том, что происходит. Джентльмен, который на сей раз охотится за моей головой, гораздо серьезнее тех, с кем мы имели дело раньше. Он имеет возможность предложить шесть тысяч тому, кто поможет меня подставить. Не говоря уже о том, сколько он готов заплатить тому, кто согласится взять в руки кинжал. С другой стороны, он не хочет войны, поэтому я не думаю, что кому-нибудь из вас грозит опасность.
   — Таким образом, — продолжал я, — каждый из вас оказывается перед выбором. Конечно, вы можете меня предать. Очень соблазнительно. Надеюсь, что через пару минут такая возможность не покажется вам столь уж привлекательной. Есть другой вариант: заниматься, как обычно, своими делами и надеяться, что я снова выйду победителем, каким бы маловероятным это сейчас ни казалось. Наконец, вы можете попытаться унести ноги, пока живы. Но я не советую вам выбирать этот путь.
   Я замолчал и оглядел собравшихся. Спокойные, невозмутимые лица. Кстати, а где Крейгар? Ах да, вот он. Хорошо.
   — Полагаю, в течение ближайших двух-трех дней проблема разрешится. Если я одержу победу, вы все будете зарабатывать не меньше, чем сейчас, а весьма возможно, и больше. Если я проиграю, что ж, тогда ваши дела сложатся не слишком удачно.