– Как вас зовут?
   – Бут. Эдди Бут.
   – Что вас заставило забыть этого парня, когда я первый раз спрашивал о нем? Бут нервно сглотнул.
   – Вы жестоко поступаете со мной, лейтенант.
   – Да я даже и не пытался. Вам бы посмотреть на меня, когда я в гневе.
   – Полуночной не нужны лишние беспокойства. А от этого парня так и веяло неприятностями с самого первого раза, когда я его увидел.
   – Косяки?
   – Точно ! Всегда под балдой.
   – Как его звали?
   – Я не знаю, лейтенант.
   – Уверены в этом?
   – Абсолютно.
   – Продолжайте.
   – Он о чем-то говорил с Полуночной, – прошептал официант. – И я видел, что ей это совсем не нравится, но, похоже, она вынуждена была почему-то его терпеть.
   – У него что-то на нее было?
   – Я ничего не знаю, меня это совершенно не касается, лейтенант. Я здесь только работаю. Может, и было у него на нее что-то, а может, и нет.
   – Он разговаривал с ней здесь или в зале, за одним из столиков?
   – Парень обычно приходил раз в неделю. Впервые он пришел недель пять назад. Посидел немного за столиком, потом спросил Полуночную. Последние пару раз проходил прямо к ней в офис и был там минут двадцать, так мне кажется, а потом уходил.
   – Сама она когда-нибудь уходила вместе с ним? Эдди Бут решительно покачал головой.
   – Полуночная никогда не уходит до закрытия заведения, а это бывает не раньше трех утра. Он же уходил самое позднее в час ночи.
   – Вам известно, где он живет?
   – Я же уже говорил, лейтенант, что даже не знаю его имени!
   – О'кей, Эдди. Что-нибудь еще знаете?
   – Да нет, вроде бы все.
   – Тогда можете идти. Бут заколебался.
   – Вы собираетесь разговаривать с Полуночной?
   – А вы как думаете?
   – Просто, понимаете, ей вряд ли понравится, если она узнает, что я вам рассказал о ее встречах с этим любителем травки. Ей совсем это не понравится, и мне не поздоровится.
   – Я сделаю все наилучшим образом, Эдди. Вы же мне оказали услугу.
   Бут подумал несколько секунд над моей последней фразой и, похоже, не пришел к оптимистичному выводу для себя.
   – Ну что ж, хорошо, лейтенант, – наконец сказал он и направился к выходу.
   Я вызвал Джо, и тот полностью подтвердил рассказ Бута.
   Я проводил Джо из офиса. Троица джазменов была опять на сцене. Кларенс извлекал неслышные звуки из своего инструмента, Куба тихонько отстукивал одному ему слышные ритмы на своей ударной установке, а Уэсли просто сидел неподвижно с закрытыми глазами.
   Полуночная следила, как два парня тщательно отмывают пол от следов крови. Посетители, не успевшие покинуть зал до появления Полника, выглядели несчастными и трезвыми.
   – У меня есть все их имена и адреса, лейтенант. Хотите допросить их, или отпустить их по домам?
   – Пусть расходятся.
   Я прошел на сцену, встал там, оглядываясь по сторонам. Через несколько секунд ко мне подошел Полник.
   – Могу я еще что-нибудь сделать, лейтенант?
   – Можешь присоединиться ко мне и заняться размышлениями. Здесь у нас сцена, верно?
   – Верно! – с энтузиазмом ответил сержант.
   – За ней чистое пространство в шесть футов до стены, верно?
   – Верно!
   – Слева две двери. Одна ведет в офис мисс O'Xapa, a другая – прямо в кухню. Других дверей нет, верно?
   – Верно!
   – Покойник, перед тем как он стал покойником, должен был стоять позади сцены, когда кто-то выпустил в него пулю. Потом он выходит на сцену, шатается перед тремя музыкантами и умирает. Верно?
   – Верно!
   – Джазмены его не видели. Они сидели к нему спиной, да и в любом случае они играли все время. Мисс O'Xapa была в своем офисе. Бут в кухне. Никто не мог выстрелить поверх голов музыкантов и заставить пулю лететь по кривой линии, а потом опуститься на пять или шесть футов прямо в грудь этого парня. Верно?
   – – Верно!
   – Итак, кто его убил?
   – Вер… – Полник моргнул пару раз.
   – Раз ты в затруднении, то я могу быть счастлив.
   – Пистолета нигде не нашли, – добавил мудрый сержант. – Значит, он не мог сам себя убить, ведь так?
   – На этот счет у меня есть своя версия: парень застрелился, а потом проглотил свою пушку. Вскрытие покажет, верна ли моя теория. Сейчас же я собираюсь вернуться в офис и еще раз переговорить с мисс O'Xapa. Не думаю, что она была слишком откровенна со мной в первый раз.
   Сержант Полник продолжал взвешивать все плюсы и минусы моей теории самоубийства этого парня. Нахмурившись, он взглянул на меня.
   – Вы шутите, лейтенант?
   Позади нас раздался какой-то скрипучий звук, будто кто-то прочищал глотку.
   – Лейтенант постоянно шутит, – сказал Хэммонд Полнику. – Он только притворяется полицейским. Самая великая шутка всех времен и народов!
   – Ты уже давно здесь, волшебник сыска?
   – Достаточно давно. Не беспокойся о разговоре с этой леди. Я сам этим займусь.
   – Отлично. Пошли в офис, там я тебе расскажу все остальное.
   Я провел его в контору Полуночной. Хэммонд прошел к столу и сел на стул с начальственным выражением на лице.
   – Хорошо, Уиллер. Давай выкладывай.
   – Тебе нужна подсказка? – поинтересовался я.
   – Остроумный парень! Ты уже достаточно долго занимаешься этим делом, так что говори все, что знаешь, а потом можешь уматывать. Минуты тебе вполне должно хватить, правильно?
   – Или даже еще меньше, – согласился я. Я кратко пересказал ему свои действия после убийства. Мне было ясно, что Хэммонд не хочет мне верить, но обижаться на него я не стал.
   – Вот, все это вам. Желаю удачи, она вам точно нужна. Даже примерному полицейскому она иногда необходима.
   Я повернулся к выходу.
   – Мне все это не представляется таким уж запутанным, Уиллер, – буркнул Хэммонд из-за стола. – На сколько я понимаю, эта певичка все и провернула.
   – Полуночная? Это мысль. Может, она засунула пистолет за пазуху своего почти абсолютно прозрачного платья после того, как пристрелила этого типа. Если тебе нужна помощь, то я готов остаться и вместе с тобой посмотреть, что там у нее под платьем.
   – Убирайся вон! – рявкнул Хэммонд.
   – Уже иду, – я укоризненно покачал головой. – У тебя тонкая натура, Хэммонд. Я просто сразу не вру бился в твою фразу “Давай выкладывай!”.
   Я покинул офис и пошел к Аннабел Джексон, занимающейся подбором актеров на постановку пьесы о временах Гражданской войны, в которой я выкупал в роли Линкольна, только без бороды, конечно.
   – Со мной все кончено.
   – Истинная правда.
   – Только по долгу службы. Почему бы нам…
   – Ой, ой, сейчас разрыдаюсь!
   – Короче, давайте сматываться отсюда, пока Хэммонд не совершил еще одно убийство, пытаясь расследовать первое.
   Мы поймали такси, и Аннабел не умолкала ни на секунду всю дорогу до ее дома.
   – ..оставил меня сидеть здесь одну, когда сам торчал в офисе вместе с этой.., этой женщиной! – выкрикнула Аннабел, с треском захлопывая дверцу такси.
   – Конечно, она женщина, – произнес я с любовью. – Полуночная в полночь – такое свидание я бы никогда не пропустил, а ее пение не имеет ровным счетом никакого значения.
   – Да вы! – она поперхнулась. – Да вы волк в собачьей шкуре!
   – Не понимаю, что вас так сводит с ума. Полуночная заводит меня, вас заводит джаз, так что разница совсем небольшая.
   Тут я сообразил, что разговариваю сам с собой. Я возвратился к себе домой, воображая, как бы могли события развиваться по-другому. Потом позвонил в гараж, где мне сообщили, что к утру “хейли” будет на ходу. Я уютненько устроился в мягком кресле со стаканом виски в одной руке и сигаретой в другой, наслаждаясь звуками голоса Пегти Ли, исполняющей “Черный кофе”.
   Музыка нежно лилась из динамиков, стратегически выверенно расположенных на стене, когда зазвонил телефон.
   Я снял трубку.
   – Все нормально, дорогая. Я вовсе на тебя не обижаюсь.
   – Уиллер! – прорычал мужской голос. Этот голос я сразу узнал. Такой рык я выделю на любой собачьей выставке.
   – Он вышел, – теряя всякую надежду, брякнул я в трубку.
   – Говорит шериф Лаверс! – взревел голос.
   – Приветик, – быстро среагировал я.
   На другом конце провода послышалось нечленораздельное мычание.
   – Прекрати свои глупые шуточки! – В голосе шерифа появились угрожающие нотки. – Немедленно приезжай в отдел прямо ко мне.
   – Это будет первым, что я сделаю утром, – честно пообещал я.
   – Я сказал – немедленно, а это означает – сейчас! И для информации, Уиллер: уже утро!
   Мои барабанные перепонки чуть не лопнули, когда шериф с грохотом бросил трубку.

Глава 4

   Когда я прибыл, в конторе шерифа полыхала парочка вещей. Во-первых, ярко горел свет, во-вторых, все внутри меня горело ясным пламенем. Я чувствовал себя маньяком, страдающим от бессонницы, который не может уснуть, так как его одолевают мысли о прекрасных блондинках.
   Я зашел в приемную и уже собрался было открыть дверь, когда услышал голос. Плюхнувшись в ближайшее кресло, я закурил сигарету и погрузился в непечатные мысли об окружном шерифе.
   Через пять минут дверь открылась, и появился высокий стройный тип. У него были аккуратно подстриженные седые волосы, крючковатый шнобель и очень тонкие губы.
   На лице застыло выражение презрительного высокомерия преуспевающего бизнесмена. Франт шел легко – в безукоризненно сшитом костюме, рубашке, изготовленной на заказ, и шелковом итальянском галстуке. Прошел мимо, не взглянув на меня.
   Лаверс подождал, пока тот выйдет из конторы, и только потом кивнул мне.
   – Похоже, ты не слишком торопился, Уиллер! – проворчал шериф.
   Я опустился в кресло для посетителей, но не то, в котором была незакрепленная пружина. В прошлый раз она чуть было не нанесла непоправимый урон моему мужскому достоинству.
   – Ах, этот труп, что ты нашел вчера вечером, – пробурчал Ливере. – Лучше б его совсем не было.
   – Согласен. Если именно из-за этого я сейчас здесь.
   – Имя Ландис тебе что-нибудь говорит?
   – Конечно. Этот тип – хозяин “Трибуны”.
   – И это как раз он только что вышел из моего кабинета. А твой труп – это Джонни Ландис, его сын!
   – Этот курильщик травки…
   – Бродяга, хотел ты сказать, и ты прав. Но тем не менее он сын Ландиса, и старикан мечет громы и молнии, жаждет отмщения, желает, чтобы убийца понес заслуженное наказание. Остальные заголовки сегодняшних газет можешь придумать сам.
   – Мистер Ландис – большая шишка, – согласился я.
   – Мистер Ландис – один из отцов города, крупная величина в политической жизни всего штата. Мистер Ландис управляет крупнейшей городской газетой. Мистер Ландис способен создать вакантные места и в нашем отделе! – Шериф яростно ткнул большим пальцем в свое кресле. – Надеюсь, я ясно излагаю, Уиллер?
   – Абсолютно, шериф. У меня даже есть нехорошее предчувствие, почему именно я нахожусь сейчас здесь.
   – Лейтенант Хэммонд официально занимается расследованием этого дела. Но у меня в этом деле есть и личный интерес – моя шея. Кто бы ни убил Джонни Ландиса, но если он не окажется за решеткой в течение недели, я стану безработным, понятно?
   – Ну а что я могу сделать? – невинно спросил я, будто сам не знал.
   – Ты будешь защищать мои интересы, Уиллер. И свои собственные. Если Ландис в силах сместить окружного шерифа, мне и говорить тебе не надо, что он может сделать с лейтенантом из отдела по расследованию убийств.
   – Я вас полностью и до конца понимаю, шериф. Буду работать вместе с Хэммондом или?..
   – Официально расследованием занимается Хэммонд, и также официально ты выполняешь кое-какие мои задания, и это все. Неофициально: если Хэммонду не удастся найти убийцу, то лучше бы тебе сделать это – и побыстрее!
   – Хэммонд будет просто счастлив!
   – С каких это пор тебя заботит, как чувствует себя Хэммонд?
   – Для начала мне хотелось бы знать кое-какие детали. Каким образом Хэммонду стало известно, что труп является Джонни Ландисом?
   – Певичка сказала ему, – буркнул Лаверс. – Ну эта, со странным именем… Лунная?
   – Полуночная.
   – Точно.
   – Что она рассказала Хэммонду?
   – Этот Ландис надоедал ей, я имею в виду сына. Он хвастался перед ней, что его папаша – сам Даниель Ландис, и она боялась резко отшить его из-за отца. Она говорит, что Джонни был сущим наказанием для ее заведения, обыкновенным занудой.
   – Она не сказала, почему кто-то хотел его смерти? Лаверс пожал плечами.
   – У любого, по ее словам, с кем встречался Джонни, были причины прикончить его.
   – И это все, что Хэммонд сумел выудить из нее?!
   – Да, почти все. Хэммонд уверен, что это именно она прикончила Джонни Ландиса. С помощью полицейской матроны он обыскал ее, но ничего не обнаружил.
   – У девушки с такой фигурой? Я крайне удивлен, шериф.
   – Я имею в виду, он, тьфу, она не нашла пистолет! – прорычал Лаверс. – И прекрати свои шуточки хотя бы сегодня, Уиллер!
   – Я только начинал свои шуточки с прелестной блондинкой, когда вы позвонили, – нагло соврал я. – А теперь вы считаете, что я трачу их на вас?
   Лаверс закурил сигару и стал листать какие-то бумаги на столе.
   – Вот результаты вскрытия, – проворчал он. – Руля 22-го калибра. Следов сильных наркотиков не обнаружено, по-видимому, к этой стадии он еще не подошел – только баловался травкой.
   – Это будет утешением его дорогому папаше. Но травкой-то теперь балуются почти все ребята. Шериф пыхтел сигарой.
   – К этому делу надо подойти серьезно, Уиллер. Нас живьем изжарят – всех нас! Тебя, меня, весь отдел, вообще всех, кто имеет хоть какое-то касательство к этому делу.
   – Ландис так глубоко переживает смерть своего сына?
   – Да ему наплевать на смерть собственного сына, – кисло ответил шериф. – Его беспокоит только собственный престиж. Семейство Ландиса требует отмщения, ты следишь за моей мыслью? В жилах Ландиса вместо крови – ледяная вода. Он произвел идентификацию тела с меньшими эмоциями, чем если бы он одобрил передовицу своей газеты. Он дал нам понять, что практически не сомневался в подобной смерти своего сына. Похоже, он даже доволен, что его предположения подтвердились. Единственное, что нам удалось у него узнать, так это то, что он выгнал сына всего месяца три назад, когда обнаружил пристрастие Джонни к марихуане.
   – В этом он похож на большинство отцов нашего времени.
   – Ему неизвестно, чем занимался Джонни последние три месяца, не знает даже, где тот жил. Ландис перечислял восемь сотен долларов на счет сына каждый месяц, и все. Он уверен, что Джонни полностью деградировал за это время, и даже высказал предположение, что его убийство связано с неуплатой денег за эту проклятую траву.
   – А что по этому поводу думает миссис Ландис?
   – Она умерла.
   – Это меняет дело.
   – Но есть еще дочь. Лет на пять младше своего непутевого братца. Живет с отцом. Отсюда Ландис направился домой, чтобы сообщить ей об этом.
   Позже ты сможешь поговорить с его дочерью. Может, ей что-нибудь известно о том, чем занимался ее братец в эти последние три месяца.
   – Хорошо. А разве Хэммонд не может это сделать?
   – Меня совершенно не интересует, чем будет заниматься Хэммонд! – прогремел шериф. – Ты работаешь сейчас на меня, Уиллер, и делай то, что тебе говорят!
   – Есть, сэр, – послушно рявкнул я. – А вдруг я встречусь с Хэммондом? Я буду довольно глупо выглядеть.
   – Не волнуйся, этого не произойдет!
   – У меня такое паскудное ощущение, что так и будет. Хэммонд не будет ее допрашивать, потому что ему прикажут не соваться туда, верно?
   – Мы тут, ну, наш отдел, обязаны сообщать Ландису о каждом предпринятом нами шаге в расследовании убийства его сына, – с неохотой объяснил Лаверс. – Ландису вряд ли понравится, если мы будем официально допрашивать его дочь.
   – Но совершенно другое дело, если мы поговорим с ней неофициально, правильно? – поинтересовался я. – Если он об этом узнает, то вы принесете все необходимые извинения ему, объяснив, что этот кретин Уиллер всегда лезет не в свое дело, и понизите меня в звании до сержанта?
   – Ну, до этого вряд ли дойдет, – шериф совершенно неубедительно улыбнулся. – Официально ты получишь выговор, и на этом все кончится.
   – Теперь я понимаю, что ощущает барашек, когда его приносят в жертву, – с горечью пробормотал я. – Надеюсь, у вас уже готов сосуд для моей крови, после того как вы перережете мне горло.
   – Пойми меня правильно, – шериф метнул яростный взгляд в мою сторону. – Это дело нам надо расследовать, и расследовать быстро. И не имеет ровным счетом никакого значения количество лейтенантов, сломавших на нем шею.
   – Что мне нравится больше всего в работе на вас, шериф, так это уверенность в завтрашнем дне. Лаверс добродушно ухмыльнулся.
   – Тебя называют самым оригинальным полицейским в нашем отделе. А это как раз то дело, в котором у тебя есть отличный шанс подтвердить свою репутацию.

Глава 5

   В четверть одиннадцатого я припарковал свой “хейли” у дома Ландиса.
   Особняк был построен в староанглийском стиле. Он располагался посередине пятиакрового участка, был окружен аккуратно подстриженной изгородью, по поверхности искусственного озера плавали прекрасно сделанные чучела семи лебедей.
   Я не мог скрыть разочарования, когда нажал на кнопку звонка, вмонтированную в тяжелую дубовую дверь, ожидая услышать по крайней мере “Джона Пила” в исполнении духового оркестра, а вместо этого услышал обычное треньканье.
   Дверь открыл дворецкий со скрипучим голосом.
   – Доброе утро, сэр, – холодно сказал он. – Если вы что-то продаете, то я боюсь, что…
   – Я хотел бы поговорить с мисс Ландис.
   – Боюсь, это невозможно. В семье произошла крупная неприятность и поэтому…
   – Я лично присутствовал при этой неприятности. Лейтенант Уиллер из отдела по расследованию убийств. – Я продемонстрировал ему свой верный жетон, что доказывало мою причастность к фараонову клану или к убийству полицейского. – Я хочу поговорить с мисс Ландис. Настаиваю на этом.
   – Хорошо, сэр. Следуйте за мной.
   Я прошел за ним по вестибюлю, отделанному мореным дубом, мимо железных рыцарей, стоящих у подножия широкой лестницы, пока мы не очутились в приемной, также отделанной дубом.
   – Подождите здесь, сэр. Я доложу о вашем приходе.
   – Первая в моей жизни реклама.
   Дворецкий вышел, с особой тщательностью закрыв за собой дверь. Я закурил сигарету и стал ждать. У меня появилось серьезное подозрение, что эта приемная обычно служит только в качестве раздевалки.
   Минут через пять дворецкий вернулся.
   – Мисс Ландис примет вас в гостиной. Следуйте за мной. Я так и сделал.
   Гостиная была отделана кедром – явное нарушение традиции. Огромный камин сверкал полированным металлом. На стене висел мушкет семнадцатого века и портрет какого-то хмурого кавалера той же эпохи. Я его отлично понимал. Смеяться в таком доме было бы верхом неприличия.
   На полу лежал роскошный толстый ковер с пестрым рисунком. Кушетка и четыре кресла были обиты старинным тисненым ситцем, что ясно говорило об их почтенном возрасте.
   Я попробовал представить себе дочь хозяина такого дома: прямые волосы, собранные в пучок на затылке, строгое, монашеского вида платье, закрывающее тело с головы до пят. Вот она смахивает слезы белоснежным платочком, выжимая его в фарфоровый молочничек восемнадцатого века, украшенный розочками.
   – Мисс Ландис сейчас будет, сэр, – объявил дворецкий и удалился, как и должен был поступить настоящий дворецкий.
   Я подошел к кушетке и плюхнулся на нее. Пружины прогнулись не более чем на одну восьмую дюйма. Внимание мое привлекла прекрасно расписанная ваза, стоящая на столике рядом с кушеткой: то ли пепельница, то ли фамильная реликвия. В фамильных реликвиях есть одно несомненное достоинство – их легко использовать по другому назначению. Я затушил в вазе сигарету и закурил другую.
   Я успел стряхнуть еще пару раз пепел в вазу, когда дверь отворилась и вошла дочка-монашка. При виде ее сигарета вывалилась у меня изо рта прямо на ковер.
   Она была среднего роста, и это было единственным “средним” во всем ее, облике. Брюнетка с блестящими волосами, обрамляющими лицо, что делало ее похожей на эльфа, прелестного эльфа. Полные губы слегка надуты. Глаза огромные, почти фиолетовые, глядели из за стекол очков без оправы.
   На ней была белая мужская сорочка с засученными рукавами, буквально прилипшие к стройным, абсолютно женственным бедрам сильно вылинявшие джинсы, через которые просматривались очертания небольшого аккуратненького холмика Венеры. Верхние три пуговки рубашки были не застегнуты, и я уловил движение ее вздымающейся очаровательной груди. Даже успел рассмотреть небольшие розовые соски, хотя и не так четко, как хотелось бы. Кожа ее была медового оттенка, и я не сомневался, что она и по вкусовым качествам соответствует этому продукту. Выглядела девушка просто прелестно. Я готов был проглотить ее прямо сейчас и прямо здесь.
   – Я Рина Ландис, – произнесла она высоким, задыхающимся голосом.
   Я поднял сигарету с драгоценного ковра и вскочил на ноги.
   – А я лейтенант Уиллер.
   – Я знаю, Тэлбот мне сказал.
   – Дворецкий?
   – Ну да. Он великолепный экземпляр доминантного типа личности. Если б был женат, я уверена, он бы избивал свою супругу!
   – А я думаю, что все было бы как раз наоборот. У любой женщины есть предел терпения.
   – Как ваше имя?
   Я непроизвольно моргнул.
   – Эл, – слегка хрипло получилось у меня.
   – Называйте меня просто Рина. Думаю, невозможно хорошо узнать друг друга, обращаясь формально. Вы со мной согласны, Эл?
   Девушка села рядом со мной на кушетку. Близость проглядывавших розовых сосков совершенно путала мои мысли.
   – Вы хотели поговорить о Джоне. Отец мне все рассказал сегодня утром. Вы знаете, что он курил марихуану?
   – Сигареты с травкой были обнаружены в его кармане, – признался я.
   – Я пробовала ее курить, – заявила на полном серьезе Рина. – Но бросила.
   – Рад это слышать.
   – Слишком по-детски. Но тогда и Джон поступал по-детски. Кроме того, травка это только начало. Через какое-то время вы начинаете употреблять героин и незаметно превращаетесь в раба привычки. Я не верю в привычки, а вы, Эл? Мне нравится ощущать себя свободной от всех условностей и поступать так, как я хочу. Разве вам не нравится поступать так, как вам хочется, Эл? Вы выглядите очень молодо для лейтенанта полиции. Я думала, все они – выжатые лимоны и совсем не способны на эмоциональное восприятие. Но вы, я вижу, можете быть высоко восприимчивым, Эл. А как по-вашему, я могу эмоционально стимулировать?
   – Я.., я…
   – Вам и не надо ничего говорить мне, – девушка восхитительно улыбнулась. – Я и так это вижу по тому, как вы неловко себя чувствуете. Вам не хочется поцеловать меня, Эл?
   Я поперхнулся табачным дымом и затушил сигарету в вазе.
   – Отец, наверное, сразу бы кончился, увидев, как вы пользуетесь этой вазой. Ведь эта антикварная вещь восемнадцатого века – настоящий Веджвуд. Вы первый человек, нашедший практическое применение для нее.
   – Ваш брат… Не скажете, почему…
   – Не беспокойтесь по поводу Тэлбота. Он слишком дорожит своей работой, чтобы помешать нам. Другие слуги сейчас на кухне, а это в самом дальнем конце здания. Вы можете заняться со мной любовью, Эл, если, конечно, хотите. Я еще никогда не была с офицером полиции. Мне это кажется восхитительной мыслью. Естественно, вы должны вести себя в рамках приличия. Можете поцеловать меня, слегка пообнимать, но не больше. Мне понадобится совсем немного времени, чтобы понять, нравятся мне ваши действия или нет.
   Рина достала меня. Я уже завелся. Поэтому быстро вскочил на ноги и зашел за кресло. Там я был в некоторой безопасности, но далеко не в полной.
   – Прошу вас, – умолял я. – Я всего-то и хочу задать вам несколько вопросов.
   – Разве вы не хотите заняться со мной любовью? – Ее громадные фиолетовые глаза стали еще больше. – Разве вы не считаете меня привлекательной? Или вы предпочитаете, чтобы я первая обняла и поцеловала вас?
   – Я предпочитаю, чтобы вы сидели там, где сидите, и немного помолчали, – прорычал я. Рина надула очаровательные губки.
   – Ну, сейчас вы так грубы, да еще и кричите на меня, Эл. Вам что, брюнетки не нравятся?
   – Я думаю, вы прекрасны. Мне нравятся такие прелестные брюнетки, как вы. Мне страшно хочется обнять вас и поцеловать, но я здесь на работе, и мне ее надо выполнять. Я полицейский, и мне платят именно за это. Еще вопросы?
   – Да, я вижу, у вас высоко развито чувство долга, Эл. Мне не хочется менять систему ваших жизненных ценностей, все Э10 может привести ко всяким психологическим комплексам и неврозам. Поэтому задавайте свои вопросы, а когда вы с ними покончите, мы сможем спокойно заняться любовью.
   Рина удобно расположилась на кушетке.
   – Ну, вперед! – почти приказала девушка.
   – У вас есть какие-либо предположения, почему был убит ваш брат? – тщательно выговаривая слова, произнес у, восстанавливая дыхание. – Я понимаю, что некоторые вопросы могут затрагивать болезненные для вас темы, но надеюсь, вы осознаете, что…
   – Болезненные? – Рина вежливо посмеялась. – Думаю, вы меня совсем не поняли, Эл. Я ненавидела своего братца с того момента, когда впервые пошла самостоятельно, и задолго до того, как произнесла первое слово. Он был жестоким и гадким. Вам, наверное, известно, что некоторые мальчишки любят обрывать мухам крылья?