Работая журналистом, Квиллер брал интервью у премьер-министров, посыльных, голливудских старлеток, бродяг, престарелых вдов, рок-звёзд, осуждённых насильников – всех и не упомнишь, – но ему ни разу не приходилось беседовать с будущей прислугой.
– Ты должен помочь мне, – обратился он к Коко. – Нам нужна женщина, которая любит котов, прекрасно готовит, знает, как обращаться с антикварными вещами, услужливая. Но не слишком…
Коко одобрительно зажмурил глаза.
Первой явилась седая особа с впечатляющим послужным списком и прекрасными рекомендациями, но она не могла носить тяжести, подниматься наверх и вообще передвигалась с трудом.
Вторая, едва взглянув на лестницу, взвизгнула:
– Это что, кот? Терпеть не могу котов!
– Пока нулевой результат, – обратился Квиллер к наблюдателю на лестнице, но тут явилась третья кандидатка.
Это была розовощекая, ясноглазая молодая женщина в джинсах и футболке, крепкая и здоровая во всех отношениях. Её тяжелая походка говорила о привычке ходить скорее по вспаханному полю, чем по восточным коврам. Квиллер легко представил, как она доит стадо коров, кормит армию работников в страдную пору, резвится на сеновале.
Беседа состоялась в приёмной части холла, где несколько французских стульев группировались возле резного золочёного столика-консоли под зеркалом в позолоченной раме.
Молодая женщина присела на край глубокого кресла в стиле рококо, или Людовика XV, беспрерывно переводя взгляд с предмета на предмет и всматриваясь в каждую деталь обстановки холла.
Звали её Тиффани. – Очень милый дом.
– А фамилия ваша как? – спросил Квиллер.
– Троттер.
– И какой у вас имеется опыт в ведении домашнего хозяйства?
– Я делала всё. – Её взгляд остановился на лестнице, обежал стены холла, обтянутые янтарного цвета тисненой кожей, смерил напольные часы высотой в шесть футов.
Квиллер заподозрил, что она подослана или налоговым департаментом, или шайкой воров из Центра под видом фермерской дочки. Если в ближайшее время что-нибудь стрясётся, первая, на кого падёт подозрение, будет Тиффани Троттер. Имя, конечно, вымышленное.
– Как долго вы занимались домоводством? – Он предположил, что ей не больше двадцати.
– Всю жизнь. Я одна вела дом, пока отец не женился вторично.
– А сейчас?
– Сейчас я ухаживаю за коровами, хозяева которых в отъезде, и во время сенокоса помогаю отцу.
– Ухаживаете за чужими коровами? – Квиллер притворился наивным. – И много у вас клиентов?
– Раз на раз не приходится. Некоторые держат корову для себя и, когда уезжают в отпуск, нанимают меня, чтобы я дважды в день доила её, задавала ей корм и чистила стойло. Сейчас я забочусь о джерсийке Ланспиков. Сами они уехали на Гавайи. – Впервые за время беседы Тиффани проявила энтузиазм. Взгляд её был устремлен прямо на Квиллера. В глазах появился блеск. – Я вообще люблю джерсийскую породу. А эта буренка просто необыкновенная. Её кличут Стефани.
Семья, которую она упомянула, владела местным универмагом.
– С чего это Ланспикам понадобилось держать корову?
– Свежее молоко вкуснее. – В голосе прозвучала некая обида. – И они любят домашнее масло и домашний сыр.
Тиффани оставила номер своего телефона и укатила в маленьком грузовичке.
Затем появилась некая миссис Фалгров, женщина костлявая, но прямо-таки вибрирующая от избытка энергии или нервозности. Не ожидая вопросов, она выпалила:
– Ежели вам нужно, чтобы экономка жила в доме, так я не согласная. Виданное ли это дело? Вы мужчина холостой, я вдова… Но коли правда, что вы человек непьющий, я готова приходить три дня в неделю, как при старой хозяйке. Чистоту наводить и гладить. Я ж ведь тогда работала за двоих. Здешняя-то служанка и пальцем не пошевелила бы, не нажалуйся я на неё старой хозяйке. Сегодня молодые горазды только пить, курить, танцевать и непотребства всякие отчебучивать. А я вот, слава богу, родилась в те времена, когда люди себя блюли. Потому и работаю все шесть дней в неделю, а по воскресеньям трижды бываю в церкви.
– Ну, это ваше дело, миссис Фалгров. Как, вы сказали, звали здешнюю прислугу-ленивицу?
– Она была из девиц Малл, тех девиц Малл, которые никогда не пользовались уважением. Не примите за сплетню – я женщина мягкосердечная, – но посудите сами: только старая хозяйка надумала её выгнать, как она возьми да уйди. А беспорядок какой страшенный в своих комнатах оставила! Дьявольские картинки на стенах и грязь везде. Старая хозяйка было взбеленилась, но тут же и успокоилась; избавились, и слава богу! Не скажу, чтобы эта девица была такая же шалая, как её сестры, но бездельница неисправимая: вставала поздно, и нет бы поработать – да какое там! Мне и пришлось убираться в её комнатах, как она исчезла…
Оставив телефон – не собственный, а соседский -и не глядя по сторонам, миссис Фалгров твердым шагом вышла из дома. А Квиллер немедленно почувствовал острое желание ещё раз осмотреть комнаты с дьявольскими рисунками. Он знал, что у берегов Шотландии есть такой остров – Малл. Если молодая женщина по крови шотландка, не может она быть уж совсем пропащей.
В комнатах над гаражом он приступил к изучению инициалов, разбросанных по стенам и потолку вперемешку с маргаритками и сердцами: Б. Д., М. Л., Д. M., Т. И., Р. Р., А. Л., У. П., Д. Т., С. Г., Дж. К., П. М. и так далее. Если то были мужские инициалы, девушка пользовалась большим спросом. Или всё это плод фантазии? Р. Р. – подходит и кинозвезде, и президенту.
Уже сидя за письменным столом в библиотеке, Квиллер поискал фамилию Малл в четырнадцатистраничном телефонном справочнике и не нашёл. Сорок два Гудвинтера – и ни одного Малла. Он позвонил Пенелопе:
– Мисс Гудвинтер, вы правы по поводу комнат над гаражом. Как я могу встретиться со специалистом по интерьерам?
– Её зовут Аманда Гудвинтер. Наш секретарь попросит её позвонить вам, – сказала Пенелопа. – Вы видели объявление об организации фонда Клингеншоенов во вчерашнем «Пустячке»?
– Да, очень хорошо составлено. И какова реакция?
– Все довольны, мистер Квиллер! Называют это лучшей новостью с тысяча девятьсот двадцатого года, когда закрыли «К. салун». Как только брат возвратится, мы разработаем детали. Вы подыскали домоправительницу?
– Нет пока. Попросите вашего секретаря, чтобы больше не посылала ко мне восьмидесятилетних старух, ненавистников животных и доярок. Между прочим, вы знаете, кто разрисовал комнаты над гаражом?
– О, эта пакость! – воскликнула Пенелопа. – Одна девушка из Димсдейла. Некоторое время она работала в особняке прислугой,
– И что с ней случилось потом? Нанялась красить вагоны метро?
– Насколько я слышала, обезобразив своё жилище, она уехала из города, – хрипло проговорила Пенелопа. – Кстати о транспорте, мистер Квиллер, не хотели бы вы сменить ваш старенький автомобиль на нечто… посолиднее? Мистер Фитч оплатит расходы.
– Нет, мисс Гудвинтер, моя машина в полном порядке. Никакой ржавчины, и удобна в управлении.
Квиллер поспешно свернул разговор, поскольку услышал необычные звуки в другой части дома: шлепки, шелест, шорох, топот. Он выскочил из библиотеки.
За холлом с его шикарной лестницей находился огромный вестибюль с полом из кремово-белых мраморных плит. Там стояла палисандровая вешалка с крючками для шляп и котелков и стойкой для тростей. Рядом – столик с мраморной столешницей и серебряным подносом для визитных карточек на ней. В вестибюль выходила массивная парадная дверь: латунная ручка, орнаментальный герб, латунный звонок, который оживал, если повернуть ключ снаружи, и отделанная латунью щель для почты. Из этой мой щели на пол сыпались конверты разных размеров, они уже образовали на полу небольшую горку, Коко и Юм-Юм, сидя на холодных мраморных плитах, выжидающе наблюдали происходящее, время от времени Коко протягивал лапу и цеплял из кучи письмо, которое Юм-Юм затем гоняла по гладкому полу.
Наконец поток писем иссяк, и Квиллер увидел сквозь щель почтальоншу, которая отошла от двери, села в автомобиль и уехала.
Вначале он хотел было позвонить на почту, чтобы как-то по-другому организовать доставку корреспонденции, но, заметив, какое удовольствие получили кошки, передумал. Они бросались на кучу, как дети на сугроб, подкидывая, гоняя и разбрасывая конверты. Ничего более замечательного не случалось в их молодой жизни! Письма рассыпались по мраморным плитам вестибюля, по паркету в холле, где Юм-Юм пыталась затолкать их под восточный ковер. Она была мастерица припрятывать вещи. Одно письмо застряло в когтях у Коко, и он, преисполненный важности, совершил круг почёта. Письмо было в розовом конверте.
– Отдай-ка мне его! – приказал Квиллер.
Коко побежал в столовую, Квиллер – за ним. Там кот стал носиться, то объявляясь, то исчезая с глаз в лабиринте из шестидесяти четырех кресельных ножек. Громко бранясь, Квиллер гонялся за ним, пока вдруг Коко, утомясь или наскучив игрой, не оставил конверт у ног хозяина. Письмо оказалось от почтмейстерши, с которой Квиллер познакомился во время отпуска. Прекрасно отпечатанное, оно устыдило бывшего журналиста, ибо не шло ни в какое сравнение с тем, что он выстукивал двумя пальцами. Двадцать пять лет упражнений так и не помогли ему овладеть техникой машинописи. Письмо гласило:
По всей вероятности, Коко выбрал розовое письмо, потому что от него исходил знакомый запах. Лори завязала добрые отношения с кошками, когда они обретались в Мусвилле: их заворожили её длинные золотые косы, в которые Лори вплетала голубые ленты.
Через минуту или две Коко опять появился с конвертом и сразу же отбежал, как только Квиллер потянулся за письмом. И вновь началась охота.
– Ты думаешь, я играю, – кричал Квиллер, – но мне надоело, чёрт возьми! Я стану брать письма прямо на почте!
На этот раз послание исходило от женщины из Центра, у которой одним памятным зимним днем Квиллер снял квартиру над антикварной лавкой. Когда в старом здании топили плиту, там пахло печёным картофелем. Коко узнал запах бывшего жилища.
Письмо было написано от руки.
Рот Квиллера наполнился слюной, когда он вспомнил сочное тушеное мясо и макароны с сыром. Припомнилось и другое: доброжелательность, сдобна фигура, сказочный кокосовый торт.
Она верила в привидения, читала судьбу по ладоням, оставляла в картофельном пюре целые кусочки картофеля, чтобы по вкусу оно напоминало настоящий продукт.
Квиллер не откладывая набрал номер телефона в городских джунглях Центра:
– Миссис Кобб, ваша идея грандиозна! Но Пикакс – очень маленький городок. Вы найдёте его слишком спокойным после Цвингер-стрит.
Голос её звучал, как всегда, благожелательно:
– В моём возрасте немного покоя не повредит, мистер Квиллер.
– Всё равно вы должны побывать здесь, прежде чем решать. Я куплю вам билет и встречу в аэропорту. Какая там у вас погода?
– Духотища!
Коко, подняв торчком уши, что означало неодобрение, прислушивался к разговору. Неизменный защитник холостяцкого статуса Квиллера, он возмутился дружескими интонациями бывшей квартирной хозяйки.
– Не волнуйся, старик! – успокоил его Квиллер. – Это ради дела. Для разнообразия полакомишься настоящей домашней едой. А сейчас мы просмотрим остальную корреспонденцию.
Конверты, разбросанные на полу в вестибюле, содержали приветствия по случаю приезда от пяти церквей, трех профессиональных клубов и мэра Пикакса. Были тут и приглашения вступить в Кантри-клуб, в пикакское Историческое общество и в Лигу по игре в шары.
Главный администратор пикакской больницы просил потрудиться на ниве попечительства. Смотритель школ предлагал преподавать журналистику в классе для взрослых.
Ещё два письма отыскались под ковром в холле. Добровольная пожарная дружина пожелала сделать Квиллера почётным членом, а Пикакское хоровое общество нуждалось в мужских голосах.
– Вот это как раз для тебя, – сообщил он коту. С возрастом Коко научился переходить из одной тональности в другую: от громкого воя к гортанному урчанию, от урчания к фальцетному взвизгиванию.
В тот же день Квиллер познакомился с ещё одной представительницей клана Гудвинтер. Строча статейки о «красивой жизни» для «Дневного прибоя», он обзавёлся обширными знакомствами в среде дизайнеров по интерьеру. Были среди них таланты, просто очаровательные люди, космополиты, умные головы, модные оформители, но Аманда Гудвинтер оказалась чем-то особенным.
Когда после трёх нетерпеливых звонков Квиллер открыл парадную дверь, он увидел хмурую седую женщину в мешковатом летнем платье и туфлях на толстой подошве. Глядя поверх очков, она инспектировала окраску двери.
– Кто красил дверь? – спросила она. – Просто всё испортили! Надо соскребать вплоть до дерева. Я – Аманда Гудвинтер. – Не глядя на Квиллера, она вступила в вестибюль. – Так вот какова парадная витрина Пикакса! Никто ещё не приглашал меня сюда.
Он попытался представиться, но Аманда опередила его:
– Я знаю, кто вы! Мне говорить не нужно. Пенелопа сказала, что вы нуждаетесь в помощи. Холл не так уж плох, но требует работы. Какой дурак выбрал эту обивку для кресел? – Комментируя на ходу, Аманда крадучись просачивалась из комнаты в комнату. -Это та гостиная, о которой мне говорили? Драпировку надо сменить. Никуда не годится… В столовой слишком темно. Словно в гробнице.
Квиллер вежливо прервал её:
– Адвокат предложил мне обратиться к вам по поводу отделки комнат над гаражом.
– Что? – пронзительно взвизгнула она. – Вы хотите, чтобы я занялась помещениями для прислуги?
– Дело в том, – сказал Квиллер, – что я хочу сам использовать одно из помещений над гаражом… Сделать из него своего рода студию… И неплохо бы, чтобы её отделали в хорошем современном вкусе.
Дизайнер заметалась по холлу, словно львица по клетке.
– Нет никакого хорошего современного вкуса! Я ненавижу эту чертову современность!
Квиллер дипломатично прокашлялся:
– А в городе нет других дизайнеров, которые владеют современным стилем?
– Я вполне компетентна, чтобы работать в любом стиле, – отрезала она.
– Я не хотел задеть вас…
– Я не задета.
– Если вам претят современные течения, что ж… Я знаю дизайнеров в Центре, которые охотно возьмутся за отделку. Включая особняк – когда с комнатами над гаражом будет покончено.
– Покажите мне гараж, – хмуро произнесла Аманда. – Где он? Как нам пройти туда?
Квиллер проводил её к чёрному ходу. Когда они проходили через библиотеку, она выдавила несколько скупых похвал. Презрительно фыркнула в жёлто-зелёной комнате для завтраков и назвала её безвкусной. Сунув голову в кухню, воззрилась, но уже без комментариев, на холодильник, где на голубой подушке в эффектных, скульптурных позах восседали сиамцы.
В гараже, поднявшись наверх, Квиллер показал ей унылый коричневый покой, который хотел приспособить под мастерскую.
– Тут не делали ремонта лет двадцать, – опять заворчала она. – Штукатурка вся осыпалась. Придётся потрудиться.
– Если вы думаете, что здесь надо потрудиться, – усмехнулся Квиллер, – то что скажете о другом помещении?
Бросив взгляд на экстравагантные маргаритки, Аманда простонала:
– Не говорите! Дайте я угадаю! Это дело рук девицы по фамилии Малл. Что за пакость! Она пристроилась сюда после того, как я уволила её.
– Она работала у вас?
– Я платила ей, чёрт возьми, но она не хотела работать! Её учитель рисования уговорил меня. Большая ошибка. Миловидная девица, но без единой извилины в голове. Её усыпанные перхотью приятели всё время болтались возле студии. Затем она стала подворовывать, и я дала ей расчёт. Ох уж эти Маллы! Ни один из них не достиг ничего… Взгляните на эту мерзость! Потребуется положить не меньше трёх слоев краски!
В голове у Квиллера зазвучала мелодия, которую сыграл Коко.
– Забудьте на время об этом помещении. Сконцентрируйте всё внимание на моей мастерской.
– Вам нужно будет съездить в мою контору, чтобы выбрать цвет и посмотреть образцы.
– Давайте облегчим задачу. Просто выбросьте все эти тряпки и мебель на свалку. Пол должен быть тёмно-коричневым, как мои ботинки.
– Хм… вы ещё тот парень.
– А стены окрасьте в цвет моих брюк.
– Бежевый?
– Как бы вы ни называли его. И ещё нужны жалюзи с тонкими планками. А о мебели поговорим позже.
После того как она, что-то бормоча себе под нос, спустилась вниз, Квиллер ещё раз взглянул на сложный маргариточный дизайн и пожалел, что художница исчезла из города. Будучи журналистом криминального отдела, он завоевал доверие многих, кто переступил черту закона или был готов переступить её. Эта девушка с её талантом и довольно бурной биографией заинтересовала его.
«Дейзи, Дейзи». Поглаживая усы, он недоумевал, почему Коко тронул именно эти клавиши пианино. Правда, кошек всегда привлекали кнопки, выключатели и клавиатура пишущей машинки, но пианино Коко видел впервые, и всё же он сыграл на нём узнаваемую мелодию.
Вернувшись в дом, Квиллер получил новую пищу для размышлений: Коко, охранявший дом с большой лестницы, расположился на третьей ступеньке. Из двадцати одной ступени лестничного марша кот всегда выбирал третью.
ЧЕТЫРЕ
– Ты должен помочь мне, – обратился он к Коко. – Нам нужна женщина, которая любит котов, прекрасно готовит, знает, как обращаться с антикварными вещами, услужливая. Но не слишком…
Коко одобрительно зажмурил глаза.
Первой явилась седая особа с впечатляющим послужным списком и прекрасными рекомендациями, но она не могла носить тяжести, подниматься наверх и вообще передвигалась с трудом.
Вторая, едва взглянув на лестницу, взвизгнула:
– Это что, кот? Терпеть не могу котов!
– Пока нулевой результат, – обратился Квиллер к наблюдателю на лестнице, но тут явилась третья кандидатка.
Это была розовощекая, ясноглазая молодая женщина в джинсах и футболке, крепкая и здоровая во всех отношениях. Её тяжелая походка говорила о привычке ходить скорее по вспаханному полю, чем по восточным коврам. Квиллер легко представил, как она доит стадо коров, кормит армию работников в страдную пору, резвится на сеновале.
Беседа состоялась в приёмной части холла, где несколько французских стульев группировались возле резного золочёного столика-консоли под зеркалом в позолоченной раме.
Молодая женщина присела на край глубокого кресла в стиле рококо, или Людовика XV, беспрерывно переводя взгляд с предмета на предмет и всматриваясь в каждую деталь обстановки холла.
Звали её Тиффани. – Очень милый дом.
– А фамилия ваша как? – спросил Квиллер.
– Троттер.
– И какой у вас имеется опыт в ведении домашнего хозяйства?
– Я делала всё. – Её взгляд остановился на лестнице, обежал стены холла, обтянутые янтарного цвета тисненой кожей, смерил напольные часы высотой в шесть футов.
Квиллер заподозрил, что она подослана или налоговым департаментом, или шайкой воров из Центра под видом фермерской дочки. Если в ближайшее время что-нибудь стрясётся, первая, на кого падёт подозрение, будет Тиффани Троттер. Имя, конечно, вымышленное.
– Как долго вы занимались домоводством? – Он предположил, что ей не больше двадцати.
– Всю жизнь. Я одна вела дом, пока отец не женился вторично.
– А сейчас?
– Сейчас я ухаживаю за коровами, хозяева которых в отъезде, и во время сенокоса помогаю отцу.
– Ухаживаете за чужими коровами? – Квиллер притворился наивным. – И много у вас клиентов?
– Раз на раз не приходится. Некоторые держат корову для себя и, когда уезжают в отпуск, нанимают меня, чтобы я дважды в день доила её, задавала ей корм и чистила стойло. Сейчас я забочусь о джерсийке Ланспиков. Сами они уехали на Гавайи. – Впервые за время беседы Тиффани проявила энтузиазм. Взгляд её был устремлен прямо на Квиллера. В глазах появился блеск. – Я вообще люблю джерсийскую породу. А эта буренка просто необыкновенная. Её кличут Стефани.
Семья, которую она упомянула, владела местным универмагом.
– С чего это Ланспикам понадобилось держать корову?
– Свежее молоко вкуснее. – В голосе прозвучала некая обида. – И они любят домашнее масло и домашний сыр.
Тиффани оставила номер своего телефона и укатила в маленьком грузовичке.
Затем появилась некая миссис Фалгров, женщина костлявая, но прямо-таки вибрирующая от избытка энергии или нервозности. Не ожидая вопросов, она выпалила:
– Ежели вам нужно, чтобы экономка жила в доме, так я не согласная. Виданное ли это дело? Вы мужчина холостой, я вдова… Но коли правда, что вы человек непьющий, я готова приходить три дня в неделю, как при старой хозяйке. Чистоту наводить и гладить. Я ж ведь тогда работала за двоих. Здешняя-то служанка и пальцем не пошевелила бы, не нажалуйся я на неё старой хозяйке. Сегодня молодые горазды только пить, курить, танцевать и непотребства всякие отчебучивать. А я вот, слава богу, родилась в те времена, когда люди себя блюли. Потому и работаю все шесть дней в неделю, а по воскресеньям трижды бываю в церкви.
– Ну, это ваше дело, миссис Фалгров. Как, вы сказали, звали здешнюю прислугу-ленивицу?
– Она была из девиц Малл, тех девиц Малл, которые никогда не пользовались уважением. Не примите за сплетню – я женщина мягкосердечная, – но посудите сами: только старая хозяйка надумала её выгнать, как она возьми да уйди. А беспорядок какой страшенный в своих комнатах оставила! Дьявольские картинки на стенах и грязь везде. Старая хозяйка было взбеленилась, но тут же и успокоилась; избавились, и слава богу! Не скажу, чтобы эта девица была такая же шалая, как её сестры, но бездельница неисправимая: вставала поздно, и нет бы поработать – да какое там! Мне и пришлось убираться в её комнатах, как она исчезла…
Оставив телефон – не собственный, а соседский -и не глядя по сторонам, миссис Фалгров твердым шагом вышла из дома. А Квиллер немедленно почувствовал острое желание ещё раз осмотреть комнаты с дьявольскими рисунками. Он знал, что у берегов Шотландии есть такой остров – Малл. Если молодая женщина по крови шотландка, не может она быть уж совсем пропащей.
В комнатах над гаражом он приступил к изучению инициалов, разбросанных по стенам и потолку вперемешку с маргаритками и сердцами: Б. Д., М. Л., Д. M., Т. И., Р. Р., А. Л., У. П., Д. Т., С. Г., Дж. К., П. М. и так далее. Если то были мужские инициалы, девушка пользовалась большим спросом. Или всё это плод фантазии? Р. Р. – подходит и кинозвезде, и президенту.
Уже сидя за письменным столом в библиотеке, Квиллер поискал фамилию Малл в четырнадцатистраничном телефонном справочнике и не нашёл. Сорок два Гудвинтера – и ни одного Малла. Он позвонил Пенелопе:
– Мисс Гудвинтер, вы правы по поводу комнат над гаражом. Как я могу встретиться со специалистом по интерьерам?
– Её зовут Аманда Гудвинтер. Наш секретарь попросит её позвонить вам, – сказала Пенелопа. – Вы видели объявление об организации фонда Клингеншоенов во вчерашнем «Пустячке»?
– Да, очень хорошо составлено. И какова реакция?
– Все довольны, мистер Квиллер! Называют это лучшей новостью с тысяча девятьсот двадцатого года, когда закрыли «К. салун». Как только брат возвратится, мы разработаем детали. Вы подыскали домоправительницу?
– Нет пока. Попросите вашего секретаря, чтобы больше не посылала ко мне восьмидесятилетних старух, ненавистников животных и доярок. Между прочим, вы знаете, кто разрисовал комнаты над гаражом?
– О, эта пакость! – воскликнула Пенелопа. – Одна девушка из Димсдейла. Некоторое время она работала в особняке прислугой,
– И что с ней случилось потом? Нанялась красить вагоны метро?
– Насколько я слышала, обезобразив своё жилище, она уехала из города, – хрипло проговорила Пенелопа. – Кстати о транспорте, мистер Квиллер, не хотели бы вы сменить ваш старенький автомобиль на нечто… посолиднее? Мистер Фитч оплатит расходы.
– Нет, мисс Гудвинтер, моя машина в полном порядке. Никакой ржавчины, и удобна в управлении.
Квиллер поспешно свернул разговор, поскольку услышал необычные звуки в другой части дома: шлепки, шелест, шорох, топот. Он выскочил из библиотеки.
За холлом с его шикарной лестницей находился огромный вестибюль с полом из кремово-белых мраморных плит. Там стояла палисандровая вешалка с крючками для шляп и котелков и стойкой для тростей. Рядом – столик с мраморной столешницей и серебряным подносом для визитных карточек на ней. В вестибюль выходила массивная парадная дверь: латунная ручка, орнаментальный герб, латунный звонок, который оживал, если повернуть ключ снаружи, и отделанная латунью щель для почты. Из этой мой щели на пол сыпались конверты разных размеров, они уже образовали на полу небольшую горку, Коко и Юм-Юм, сидя на холодных мраморных плитах, выжидающе наблюдали происходящее, время от времени Коко протягивал лапу и цеплял из кучи письмо, которое Юм-Юм затем гоняла по гладкому полу.
Наконец поток писем иссяк, и Квиллер увидел сквозь щель почтальоншу, которая отошла от двери, села в автомобиль и уехала.
Вначале он хотел было позвонить на почту, чтобы как-то по-другому организовать доставку корреспонденции, но, заметив, какое удовольствие получили кошки, передумал. Они бросались на кучу, как дети на сугроб, подкидывая, гоняя и разбрасывая конверты. Ничего более замечательного не случалось в их молодой жизни! Письма рассыпались по мраморным плитам вестибюля, по паркету в холле, где Юм-Юм пыталась затолкать их под восточный ковер. Она была мастерица припрятывать вещи. Одно письмо застряло в когтях у Коко, и он, преисполненный важности, совершил круг почёта. Письмо было в розовом конверте.
– Отдай-ка мне его! – приказал Квиллер.
Коко побежал в столовую, Квиллер – за ним. Там кот стал носиться, то объявляясь, то исчезая с глаз в лабиринте из шестидесяти четырех кресельных ножек. Громко бранясь, Квиллер гонялся за ним, пока вдруг Коко, утомясь или наскучив игрой, не оставил конверт у ног хозяина. Письмо оказалось от почтмейстерши, с которой Квиллер познакомился во время отпуска. Прекрасно отпечатанное, оно устыдило бывшего журналиста, ибо не шло ни в какое сравнение с тем, что он выстукивал двумя пальцами. Двадцать пять лет упражнений так и не помогли ему овладеть техникой машинописи. Письмо гласило:
Дорогой Квилл!
Наши поздравления по поводу перемены в судьбе! Вы и Ваши сиамцы прекрасно впишетесь в Мускаунти. Мы надеемся, что Вам здесь понравится.
У нас с Ником есть интересные новости. Наконец-то я забеременела! Ник хочет, чтобы я оставила работу: весь день на ногах (доктор советует мне беречь себя). По-моему, это хорошая идея. Вам не нужен секретарь для работы по сокращенному графику? Было бы замечательно стать секретарем настоящего писателя.
Привет от меня Коко и Юм-Юм
Всегда ваша
Лори Бомба
По всей вероятности, Коко выбрал розовое письмо, потому что от него исходил знакомый запах. Лори завязала добрые отношения с кошками, когда они обретались в Мусвилле: их заворожили её длинные золотые косы, в которые Лори вплетала голубые ленты.
Через минуту или две Коко опять появился с конвертом и сразу же отбежал, как только Квиллер потянулся за письмом. И вновь началась охота.
– Ты думаешь, я играю, – кричал Квиллер, – но мне надоело, чёрт возьми! Я стану брать письма прямо на почте!
На этот раз послание исходило от женщины из Центра, у которой одним памятным зимним днем Квиллер снял квартиру над антикварной лавкой. Когда в старом здании топили плиту, там пахло печёным картофелем. Коко узнал запах бывшего жилища.
Письмо было написано от руки.
Дорогой мистер Квиллер!
Роли Райкер сообщила мне о Вашем наследстве, и я счастлива за вас, хотя нам и не хватает Вашей колонки в «Дневном прибое».
А теперь держитесь – я продала антикварную лавку! После смерти мужа моя душа не лежала к бизнесу. Так что теперь я с легким сердцем уступила лавку миссис Райкер. Она замечательная собирательница старины и всегда мечтала иметь свой магазин.
Сынxoчeт, чтобы я перебралась к нему в Сент-Луис, но он женился. Как бы то ни было, вчера мне в голову пришла сумасшедшая мысль, из-за которой я не спала всю ночь. Дело вот в чём.
Миссис Райкер говорит, что Вы унаследовали большой дом, где пропасть антикварных вещей, и что Вам нужна домоправительница. Я умею вкусно готовить и знаю, как обращаться с антиквариатом. Кроме того, у меня есть лицензия на оценку, и я могла бы оценить Ваше имущество… для страховой компании. Пишу вполне серьезно! Мне безумно нравится заниматься оценкой. Дайте мне знать, что Вы думаете по этому поводу.
Искренне ваша Айрис Кобб
P.S. Как коты?
Рот Квиллера наполнился слюной, когда он вспомнил сочное тушеное мясо и макароны с сыром. Припомнилось и другое: доброжелательность, сдобна фигура, сказочный кокосовый торт.
Она верила в привидения, читала судьбу по ладоням, оставляла в картофельном пюре целые кусочки картофеля, чтобы по вкусу оно напоминало настоящий продукт.
Квиллер не откладывая набрал номер телефона в городских джунглях Центра:
– Миссис Кобб, ваша идея грандиозна! Но Пикакс – очень маленький городок. Вы найдёте его слишком спокойным после Цвингер-стрит.
Голос её звучал, как всегда, благожелательно:
– В моём возрасте немного покоя не повредит, мистер Квиллер.
– Всё равно вы должны побывать здесь, прежде чем решать. Я куплю вам билет и встречу в аэропорту. Какая там у вас погода?
– Духотища!
Коко, подняв торчком уши, что означало неодобрение, прислушивался к разговору. Неизменный защитник холостяцкого статуса Квиллера, он возмутился дружескими интонациями бывшей квартирной хозяйки.
– Не волнуйся, старик! – успокоил его Квиллер. – Это ради дела. Для разнообразия полакомишься настоящей домашней едой. А сейчас мы просмотрим остальную корреспонденцию.
Конверты, разбросанные на полу в вестибюле, содержали приветствия по случаю приезда от пяти церквей, трех профессиональных клубов и мэра Пикакса. Были тут и приглашения вступить в Кантри-клуб, в пикакское Историческое общество и в Лигу по игре в шары.
Главный администратор пикакской больницы просил потрудиться на ниве попечительства. Смотритель школ предлагал преподавать журналистику в классе для взрослых.
Ещё два письма отыскались под ковром в холле. Добровольная пожарная дружина пожелала сделать Квиллера почётным членом, а Пикакское хоровое общество нуждалось в мужских голосах.
– Вот это как раз для тебя, – сообщил он коту. С возрастом Коко научился переходить из одной тональности в другую: от громкого воя к гортанному урчанию, от урчания к фальцетному взвизгиванию.
В тот же день Квиллер познакомился с ещё одной представительницей клана Гудвинтер. Строча статейки о «красивой жизни» для «Дневного прибоя», он обзавёлся обширными знакомствами в среде дизайнеров по интерьеру. Были среди них таланты, просто очаровательные люди, космополиты, умные головы, модные оформители, но Аманда Гудвинтер оказалась чем-то особенным.
Когда после трёх нетерпеливых звонков Квиллер открыл парадную дверь, он увидел хмурую седую женщину в мешковатом летнем платье и туфлях на толстой подошве. Глядя поверх очков, она инспектировала окраску двери.
– Кто красил дверь? – спросила она. – Просто всё испортили! Надо соскребать вплоть до дерева. Я – Аманда Гудвинтер. – Не глядя на Квиллера, она вступила в вестибюль. – Так вот какова парадная витрина Пикакса! Никто ещё не приглашал меня сюда.
Он попытался представиться, но Аманда опередила его:
– Я знаю, кто вы! Мне говорить не нужно. Пенелопа сказала, что вы нуждаетесь в помощи. Холл не так уж плох, но требует работы. Какой дурак выбрал эту обивку для кресел? – Комментируя на ходу, Аманда крадучись просачивалась из комнаты в комнату. -Это та гостиная, о которой мне говорили? Драпировку надо сменить. Никуда не годится… В столовой слишком темно. Словно в гробнице.
Квиллер вежливо прервал её:
– Адвокат предложил мне обратиться к вам по поводу отделки комнат над гаражом.
– Что? – пронзительно взвизгнула она. – Вы хотите, чтобы я занялась помещениями для прислуги?
– Дело в том, – сказал Квиллер, – что я хочу сам использовать одно из помещений над гаражом… Сделать из него своего рода студию… И неплохо бы, чтобы её отделали в хорошем современном вкусе.
Дизайнер заметалась по холлу, словно львица по клетке.
– Нет никакого хорошего современного вкуса! Я ненавижу эту чертову современность!
Квиллер дипломатично прокашлялся:
– А в городе нет других дизайнеров, которые владеют современным стилем?
– Я вполне компетентна, чтобы работать в любом стиле, – отрезала она.
– Я не хотел задеть вас…
– Я не задета.
– Если вам претят современные течения, что ж… Я знаю дизайнеров в Центре, которые охотно возьмутся за отделку. Включая особняк – когда с комнатами над гаражом будет покончено.
– Покажите мне гараж, – хмуро произнесла Аманда. – Где он? Как нам пройти туда?
Квиллер проводил её к чёрному ходу. Когда они проходили через библиотеку, она выдавила несколько скупых похвал. Презрительно фыркнула в жёлто-зелёной комнате для завтраков и назвала её безвкусной. Сунув голову в кухню, воззрилась, но уже без комментариев, на холодильник, где на голубой подушке в эффектных, скульптурных позах восседали сиамцы.
В гараже, поднявшись наверх, Квиллер показал ей унылый коричневый покой, который хотел приспособить под мастерскую.
– Тут не делали ремонта лет двадцать, – опять заворчала она. – Штукатурка вся осыпалась. Придётся потрудиться.
– Если вы думаете, что здесь надо потрудиться, – усмехнулся Квиллер, – то что скажете о другом помещении?
Бросив взгляд на экстравагантные маргаритки, Аманда простонала:
– Не говорите! Дайте я угадаю! Это дело рук девицы по фамилии Малл. Что за пакость! Она пристроилась сюда после того, как я уволила её.
– Она работала у вас?
– Я платила ей, чёрт возьми, но она не хотела работать! Её учитель рисования уговорил меня. Большая ошибка. Миловидная девица, но без единой извилины в голове. Её усыпанные перхотью приятели всё время болтались возле студии. Затем она стала подворовывать, и я дала ей расчёт. Ох уж эти Маллы! Ни один из них не достиг ничего… Взгляните на эту мерзость! Потребуется положить не меньше трёх слоев краски!
В голове у Квиллера зазвучала мелодия, которую сыграл Коко.
– Забудьте на время об этом помещении. Сконцентрируйте всё внимание на моей мастерской.
– Вам нужно будет съездить в мою контору, чтобы выбрать цвет и посмотреть образцы.
– Давайте облегчим задачу. Просто выбросьте все эти тряпки и мебель на свалку. Пол должен быть тёмно-коричневым, как мои ботинки.
– Хм… вы ещё тот парень.
– А стены окрасьте в цвет моих брюк.
– Бежевый?
– Как бы вы ни называли его. И ещё нужны жалюзи с тонкими планками. А о мебели поговорим позже.
После того как она, что-то бормоча себе под нос, спустилась вниз, Квиллер ещё раз взглянул на сложный маргариточный дизайн и пожалел, что художница исчезла из города. Будучи журналистом криминального отдела, он завоевал доверие многих, кто переступил черту закона или был готов переступить её. Эта девушка с её талантом и довольно бурной биографией заинтересовала его.
«Дейзи, Дейзи». Поглаживая усы, он недоумевал, почему Коко тронул именно эти клавиши пианино. Правда, кошек всегда привлекали кнопки, выключатели и клавиатура пишущей машинки, но пианино Коко видел впервые, и всё же он сыграл на нём узнаваемую мелодию.
Вернувшись в дом, Квиллер получил новую пищу для размышлений: Коко, охранявший дом с большой лестницы, расположился на третьей ступеньке. Из двадцати одной ступени лестничного марша кот всегда выбирал третью.
ЧЕТЫРЕ
В аэропорту Пикакса не садились реактивные самолеты. Не было здесь специального зала для ВИП-персон. Даже сигаретного автомата для нервных пассажиров. Путешественники в Мускаунти были довольны и тем, что есть крыша над головой и несколько кресел.
Ожидая миссис Кобб, Квиллер вспомнил о том как много узнал о древностях в антикварной лавке Коббов, когда сочинял для «Дневного прибоя» сенсационные статьи о так называемом Хламтауне. Образ миссис Кобб связывался в его памяти с некоторой суматошностью, округлыми коленками и парой очков, которые свисали на ленточках с её шеи.
Когда она, в помятом розовом брючном костюме, вышла из самолета, Квиллер нашел её несколько похудевшей и какой-то потерянной, у очков же была новая оправа, украшенная фальшивыми бриллиантами.
– О, мистер Квиллер, как приятно видеть вас! – воскликнула она. – И какая здесь милая погода! В Центре запросто можно задохнуться. Не правда ли, весьма необычный аэропорт?
– В Пикаксе всё необычно, миссис Кобб. У вас есть багаж?
– Только этот баул. Там всё необходимое, чтобы переночевать.
– Вы же знаете: я хочу, чтобы вы остались подольше.
– Благодарю, мистер Квиллер, но я должна завтра заняться делами с миссис Райкер. Она будет жить в вашей бывшей квартире над магазином.
– Она будет жить там? А как же её муж? Как их дом в пригороде?
– А вы не знали? Они разводятся.
– Несколько дней тому назад мы обедали с Арчи, и он ни словом не обмолвился об этом… Но я припоминаю, что он выглядел озабоченным. Интересно, что же произошло?
– Пусть уж он сам всё расскажет, – ответила дама и замолчала, поджав губы, казалось навсегда.
По неуклонно прямому шоссе они на полной скорости неслись через малолюдные земли Мускаунти – хвойные леса, окружённые скалами пустоши, заброшенные шахты, забытые терриконы.
– Слишком много камней и скал, – вглядываясь в мелькающий за окном пейзаж, заявила миссис Кобб.
– Пикакс почти полностью построен из камня, – ответил Квиллер.
– Неужели? Расскажите мне о своём доме. Великолепный, наверное?
– Каменная громадина в три этажа высотой, Я называю его провинциальным Алькатрасом. Все комнаты очень большие. Холл, если снять восточные ковры, можно спокойно превратить в площадку для катания на роликах… Во всех спальных комнатах – кровати с балдахинами, при каждой спальне – будуар и ванная комната. В подвале устроена пивная на английский лад, а верхний этаж предназначался для бального зала, отделку которого так и не закончили… Кухня настолько велика, что приходится вышагивать мили, чтобы приготовить пищу. При ней буфетная, кладовая, прачечная и чулан для мётел. Все служебные помещения, так же как и солярий, облицованы квадратными плитами из красного камня.
– А как насчёт привидений? – В глазах миссис Кобб зажегся знакомый огонек. – В каждом старом доме должно водиться привидение. Помните то, что обитало на Цвингер-стрит? Правда, его нельзя было увидеть, но по ночам оно двигало вещи и вообще озорничало.
– Помню, как же, – откликнулся Квиллер. – Оно подкладывало солонки в домашние тапки.
Помнил Квиллер и то, что все разговоры о привидениях были результатом бесконечных шуток мистера С. С. Кобба, который разыгрывал жену.
– Как Коко?
– Прекрасно. Учится играть на пианино.
– О, мистер Квиллер, – засмеялась она, – никогда не могла понять, шутите вы или говорите серьезно.
Они въехали в Пикакс по Гудвинтер-бульвару, между рядами каменных строений, возведённых местными угольными воротилами в дни расцвета городка. Прокатили по Мэйн-стрит, мимо круглого сквера и наконец достигли особняка К.
Миссис Кобб даже взвизгнула:
– Вот этот самый? О! Как бы я хотела здесь работать!
– Вы даже не знаете, какой будет оплата. Я сам не знаю.
– Мне безразлично. Я хочу здесь работать!
Когда они вошли в холл, янтарные стены ярко светились, сверкала хрусталём и жёлтой медью люстра. Казалось, обстановка дома стеснялась своего происхождения и великолепия.
– Похоже на музей!
– Слишком богато, на мой вкус, – заявил Квиллер, – но ни одной фальшивки, что вызывает невольное уважение.
– Я могла бы составить настоящий музейный каталог. Эта палисандровая золоченая консоль наверняка эпохи Людовика Пятнадцатого, и могу поспорить, что вещь известная. Часы работы Бюрна латунь, фазы луны, явно конец восемнадцатого века.
– Готовы посмотреть столовую?
Квиллер включил двадцать четыре электрические свечи, установленные на двух канделябрах из оленьих рогов. Темноватая комната была богато отделана панелями и обставлена тяжёлой старинной мебелью.
– А эти деревянные панели! Видите: резьба имитирует уложенное складками полотно! – выдохнула миссис Кобб. – Австрийские канделябры! Мебель, конечно, немецкая.
– Эта мебель тех времен, когда Клингеншоены ещё не заразились страстью к коллекционированию и не обратились к английской и французской старине.
Когда же они пересекли холл и вошли в гостиную, она просто замерла. Хрустальные люстры сверкали в полуденном солнце. Поблекшие от времени красные стены служили великолепным фоном для картин маслом в оригинальных багетах, запечатлевших французские пейзажи, итальянских святых, английскую знать. Среди них выделялся портрет в полный рост красавицы в турнюре и с зонтиком. Датировался он 1880 годом. У одной из стен, в двух нишах, высились горки, заполненные китайским фарфором.
– У меня голова идёт кругом, – произнесла миссис Кобб.
– Вам надо немного передохнуть, – предложил Квиллер! – Наверху имеются четыре помещения в разных стилях. Я принесу ваш багаж в то, которое отделано во французской манере.
Пока она медленно, постоянно оглядываясь по сторонам, поднималась по лестнице, Квиллер написал несколько слов своему другу в Центр:
Надписывая конверт, он услышал наверху тревожные крики:
Ожидая миссис Кобб, Квиллер вспомнил о том как много узнал о древностях в антикварной лавке Коббов, когда сочинял для «Дневного прибоя» сенсационные статьи о так называемом Хламтауне. Образ миссис Кобб связывался в его памяти с некоторой суматошностью, округлыми коленками и парой очков, которые свисали на ленточках с её шеи.
Когда она, в помятом розовом брючном костюме, вышла из самолета, Квиллер нашел её несколько похудевшей и какой-то потерянной, у очков же была новая оправа, украшенная фальшивыми бриллиантами.
– О, мистер Квиллер, как приятно видеть вас! – воскликнула она. – И какая здесь милая погода! В Центре запросто можно задохнуться. Не правда ли, весьма необычный аэропорт?
– В Пикаксе всё необычно, миссис Кобб. У вас есть багаж?
– Только этот баул. Там всё необходимое, чтобы переночевать.
– Вы же знаете: я хочу, чтобы вы остались подольше.
– Благодарю, мистер Квиллер, но я должна завтра заняться делами с миссис Райкер. Она будет жить в вашей бывшей квартире над магазином.
– Она будет жить там? А как же её муж? Как их дом в пригороде?
– А вы не знали? Они разводятся.
– Несколько дней тому назад мы обедали с Арчи, и он ни словом не обмолвился об этом… Но я припоминаю, что он выглядел озабоченным. Интересно, что же произошло?
– Пусть уж он сам всё расскажет, – ответила дама и замолчала, поджав губы, казалось навсегда.
По неуклонно прямому шоссе они на полной скорости неслись через малолюдные земли Мускаунти – хвойные леса, окружённые скалами пустоши, заброшенные шахты, забытые терриконы.
– Слишком много камней и скал, – вглядываясь в мелькающий за окном пейзаж, заявила миссис Кобб.
– Пикакс почти полностью построен из камня, – ответил Квиллер.
– Неужели? Расскажите мне о своём доме. Великолепный, наверное?
– Каменная громадина в три этажа высотой, Я называю его провинциальным Алькатрасом. Все комнаты очень большие. Холл, если снять восточные ковры, можно спокойно превратить в площадку для катания на роликах… Во всех спальных комнатах – кровати с балдахинами, при каждой спальне – будуар и ванная комната. В подвале устроена пивная на английский лад, а верхний этаж предназначался для бального зала, отделку которого так и не закончили… Кухня настолько велика, что приходится вышагивать мили, чтобы приготовить пищу. При ней буфетная, кладовая, прачечная и чулан для мётел. Все служебные помещения, так же как и солярий, облицованы квадратными плитами из красного камня.
– А как насчёт привидений? – В глазах миссис Кобб зажегся знакомый огонек. – В каждом старом доме должно водиться привидение. Помните то, что обитало на Цвингер-стрит? Правда, его нельзя было увидеть, но по ночам оно двигало вещи и вообще озорничало.
– Помню, как же, – откликнулся Квиллер. – Оно подкладывало солонки в домашние тапки.
Помнил Квиллер и то, что все разговоры о привидениях были результатом бесконечных шуток мистера С. С. Кобба, который разыгрывал жену.
– Как Коко?
– Прекрасно. Учится играть на пианино.
– О, мистер Квиллер, – засмеялась она, – никогда не могла понять, шутите вы или говорите серьезно.
Они въехали в Пикакс по Гудвинтер-бульвару, между рядами каменных строений, возведённых местными угольными воротилами в дни расцвета городка. Прокатили по Мэйн-стрит, мимо круглого сквера и наконец достигли особняка К.
Миссис Кобб даже взвизгнула:
– Вот этот самый? О! Как бы я хотела здесь работать!
– Вы даже не знаете, какой будет оплата. Я сам не знаю.
– Мне безразлично. Я хочу здесь работать!
Когда они вошли в холл, янтарные стены ярко светились, сверкала хрусталём и жёлтой медью люстра. Казалось, обстановка дома стеснялась своего происхождения и великолепия.
– Похоже на музей!
– Слишком богато, на мой вкус, – заявил Квиллер, – но ни одной фальшивки, что вызывает невольное уважение.
– Я могла бы составить настоящий музейный каталог. Эта палисандровая золоченая консоль наверняка эпохи Людовика Пятнадцатого, и могу поспорить, что вещь известная. Часы работы Бюрна латунь, фазы луны, явно конец восемнадцатого века.
– Готовы посмотреть столовую?
Квиллер включил двадцать четыре электрические свечи, установленные на двух канделябрах из оленьих рогов. Темноватая комната была богато отделана панелями и обставлена тяжёлой старинной мебелью.
– А эти деревянные панели! Видите: резьба имитирует уложенное складками полотно! – выдохнула миссис Кобб. – Австрийские канделябры! Мебель, конечно, немецкая.
– Эта мебель тех времен, когда Клингеншоены ещё не заразились страстью к коллекционированию и не обратились к английской и французской старине.
Когда же они пересекли холл и вошли в гостиную, она просто замерла. Хрустальные люстры сверкали в полуденном солнце. Поблекшие от времени красные стены служили великолепным фоном для картин маслом в оригинальных багетах, запечатлевших французские пейзажи, итальянских святых, английскую знать. Среди них выделялся портрет в полный рост красавицы в турнюре и с зонтиком. Датировался он 1880 годом. У одной из стен, в двух нишах, высились горки, заполненные китайским фарфором.
– У меня голова идёт кругом, – произнесла миссис Кобб.
– Вам надо немного передохнуть, – предложил Квиллер! – Наверху имеются четыре помещения в разных стилях. Я принесу ваш багаж в то, которое отделано во французской манере.
Пока она медленно, постоянно оглядываясь по сторонам, поднималась по лестнице, Квиллер написал несколько слов своему другу в Центр:
Дорогой Арчи!
Миссис Кобб привезла плохие новости. Не нужно говорить, что они повергли меня в ужас. Почему бы тебе не взять неделю отпуска и не прилететь сюда? Ты сменишь обстановку, и мы сможем поговорить.
Квилл
Надписывая конверт, он услышал наверху тревожные крики: