– Что с тобой такое?
– Я же сказала, Галли, я…
– Ты не просто устала. Я знаю, что такое усталый человек, так это не то. Ты должна сиять, как рождественская елка, а ты сама не своя. Где твоя хваленая суперактивность? Может, дело в Линде Харпер? Ты дуешься, потому что она украла у тебя часть твоей славы? Ну, тут ты сама виновата. Просто поверить не могу, что ты не признала в Доке доктора Брэдли Стэнвиса.
Тайл пожала плечами, методично разорвала очередной конверт и прочитала поздравительный текст: «Я люблю ваши передачи по телевизору… Вы мой эталон… Я хотела бы быть такой, как вы, когда вырасту…»
Галли продолжил, не обращая внимания на явное отсутствие интереса с ее стороны.
– Скажем иначе. Я не верю, что ты не узнала в нем доктора Брэдли Стэнвиса.
Тайл поняла, что отмолчаться не удастся. Она положила на стол письмо от девочки, ученицы пятого класса, которую звали Кимберли, и медленно повернулась вместе с креслом лицом к Галли. Глаза ее остались сухими, но, видимо, было в них нечто такое, что Галли долго молча смотрел на нее.
Наконец он провел ладонью по лицу.
– Очевидно, у тебя есть серьезные причины скрывать, кто он такой.
– Он меня попросил.
– Вот как? – Он шлепнул себя ладонью по лбу. – Ну конечно! Как же еще поступил бы настоящий репортер?! Герой истории говорит: «Я не хочу, чтобы меня показывали по телевизору», – и, естественно, ты опускаешь эту важнейшую деталь в своей передаче.
– Это ничуть не повредило нашему рейтингу, Галли, – огрызнулась Тайл. Разозлившись, она встала и принялась швырять в сумку свои вещи. – Ведь Линда все сделала за меня. Чего же ты жалуешься?
– Разве я жаловался?
– Мне так показалось.
– Мне было просто любопытно, почему мой лучший репортер разнюнился.
– Я не…
– Разнюнилась! Вдрызг! И я хочу знать, в чем дело.
Тайл резко повернулась к нему. Ей хотелось закричать, но она взяла себя в руки, глубоко вздохнула и спокойно сказала:
– Потому что все стало… слишком сложным.
– Ах, сложным! Ты что, издеваешься надо мной? Брэдли Стэнвис был активным участником этой истории. Важным. Настоящей дичью!
– Слушай, давай поговорим об этом в другой раз. Когда я не буду торопиться в отпуск.
Тайл вышла в коридор, но Галли не отставал.
– Так ты все еще собираешься? – спросил он, идя рядом с ней к выходу из здания.
– Мне сейчас нужно отдохнуть больше чем когда-либо. Ты же сам подписал мое заявление.
– Я знаю, – ворчливо признал Галли. – Но потом я передумал. Знаешь, что ты должна сейчас сделать? Подготовить пилотную передачу в прямом эфире! Этот раковый доктор, превратившийся в ковбоя, мог бы стать блестящим первым гостем передачи. Заставь Стэнвиса рассказать о расследовании смерти его жены. Кстати, что он думает об эвтаназии? Он действительно помог ей умереть?
– Ему бы хотелось, но он этого не сделал.
– Видишь? У нас уже есть очень интересный диалог. Ты можешь потом перейти к его участию в этой заварушке. Будет то, что надо! Мы покажем эту пилотную передачу начальству; может быть, пустим ее на экран после первых новостей. Это будет твой пропуск в ведущие программы!
– Успокойся, Галли. – Она толкнула тяжелую входную дверь, ведущую на парковочную стоянку для служащих. Асфальт казался раскаленным.
– Да почему? – Он вышел вслед за ней. – Ты же этого так хотела, Тайл! Так ради этого старалась! Тебе надо поскорее за этот шанс хвататься, иначе можешь опоздать. Они могут отдать шоу Линде, особенно если узнают, что ты с самого начала знала о докторе Стэнвисе. Отложи поездку, пока этот вопрос не решен!
– Ага, а потом я не смогу уехать, потому что начнутся все эти производственные совещания. – Она покачала головой. – Нет, Галли, я уезжаю.
– Не понимаю я тебя. У тебя что, месячные приближаются?
Тайл не купилась на подначку и улыбнулась.
– Я устала от всех этих танцев, Галли. Надоело постоянно нервничать, бороться за место под солнцем. Начальство знает, чего я стою. Они знают, что я пользуюсь популярностью у зрителей, а теперь эта популярность еще выросла. Перед ними годы моей работы, рейтинги и премии. Им известно, что никто лучше меня не справится с этой программой.
Она открыла дверцу машины и швырнула туда сумку.
– Я пришлю к ним своего агента. Я соглашусь продлить контракт, если они отдадут мне этот прямой эфир. А если я его не получу, то контракт не подписываю. Между прочим, я уже получила за эту неделю по меньшей мере сотню предложений с других каналов.
Она наклонилась и поцеловала его в щеку. У Галли даже рот приоткрылся от удивления.
– Я люблю тебя, Галли. Я люблю свою работу. Но это, в конце концов, только работа. Она уже не вся моя жизнь.
По дороге в город Тайл остановилась только один раз, у помойки за супермаркетом. Она выбросила туда две вещи: свой магнитофон и двухчасовую кассету из камеры Глэдис и Верна.
Тайл чертыхнулась, пытаясь распутать безнадежно запутавшуюся леску.
– Не клюет? – раздался вдруг за ее спиной знакомый голос.
Она вздрогнула от неожиданности и быстро обернулась. При виде его у нее подкосились ноги. Он небрежно прислонился к стволу дерева, его высокая, стройная фигура и ковбойская одежка прекрасно гармонировали с суровым пейзажем.
– Не знал, что ты умеешь ловить рыбу, – заметил он.
Господи, он приехал в такую даль, чтобы поболтать о рыбной ловле? Ладно.
– Как видишь, не умею. – Она показала ему загубленную удочку и нахмурилась. – Но поскольку именно этим принято заниматься у прозрачного горного ручья, протекающего прямо под окнами домика… Док, что ты здесь делаешь?
– Ты уже слышала о Ронни?
Тайл кивнула. Она знала, что Ронни Дэвидсон быстро поправляется. Если так пойдет дальше, его через несколько дней выпишут из больницы.
– У Сабры тоже все замечательно. Она уже вернулась в Форт-Уэрт. Я вчера разговаривала с ней по телефону. Они с матерью собираются вместе вырастить Кэтрин. Ронни сможет приходить, когда захочет, но они решили пару лет подождать со свадьбой. Вне зависимости от того, как решатся его проблемы с законом, они договорились подождать и посмотреть, выдержат ли их отношения испытания временем.
– Молодцы. Все правильно. Мне кажется, они все-таки будут вместе.
– И они так думают.
– А что Денди? Наверное, радуется, что ему не придется отвечать за убийство?
– Но попытка-то была? И дюжина свидетелей это подтвердят. Надеюсь, ему вкатят на полную катушку.
– Я за. Он едва не погубил несколько человек.
Они помолчали. Тишину нарушало только пение птиц и непрерывный гулкий шум ручья. Когда напряжение стало невыносимым, Тайл снова спросила:
– Что ты здесь делаешь?
– Я получил сырный пирог от Глэдис и Верна.
– Я тоже.
– Огромный.
– Просто колоссальный.
Тайл почувствовала, что глупо продолжать держать в руках удочку, и положила ее на землю, но тут же об этом пожалела. Теперь некуда было девать руки, которые вдруг стали казаться огромными и нелепыми. В конце концов она сунула их в карманы джинсов.
– Дивное место, верно?
– Согласен.
– Когда ты приехал?
– Примерно час назад.
– Вот как… – Она подняла на него глаза и снова жалобно повторила: – Док, что ты здесь делаешь?
– Я приехал поблагодарить тебя.
Тайл опустила голову и уставилась на ноги. Кроссовки глубоко увязли в песке на берегу ручья.
– Не надо. Меня благодарить, я хочу сказать. Я не могла использовать эту запись. У меня ведь и видео было, снятое с помощью камеры Глэдис. Качество оставляло желать лучшего, но таких кадров не имел больше ни один репортер в мире.
Она глубоко вздохнула, не решаясь взглянуть на него.
– Но на той пленке был ты. Вполне узнаваемый. И я не хотела пользоваться тобой, после того… что произошло в мотеле. Слишком все стало личным. Я поняла, что на свете есть кое-что поважнее репортерских сенсаций. Вот я и выбросила пленки. Никто их никогда не видел и не слышал.
– Гмм… Ну, я не за это тебя благодарил.
Она резко подняла голову.
– Что?
– Я видел твою передачу. Она была замечательной. Я действительно так думаю. Классный профессионализм! Ты заслужила все похвалы, которые получила. И я признателен тебе за то, что ты не обнародовала наши личные разговоры. Но ты была права: мне не удалось спрятаться. Меня бы все равно разоблачили – с твоей помощью или без нее. Я теперь это понимаю.
Впервые в жизни Тайл не нашлась что сказать.
– Я приехал сказать тебе спасибо за то, что ты заставила меня критичнее взглянуть на самого себя. На мою жизнь. Понять, что я трачу ее впустую. После смерти Шари и всего остального мне требовалось время, чтобы побыть одному, все обдумать, все переоценить. Это заняло у меня… скажем, полгода. А все остальное время я делал именно то, что ты сказала: я прятался. Наказывал себя. Выбрал для решения своих проблем самый трусливый путь.
Теперь Тайл ощущала не просто напряжение. Ее душили чувства. Она пока не могла разобраться в их природе, но ей хотелось кинуться к нему, обнять, утешить. Однако сначала она должна была услышать, что скажет он. Док обязательно должен был это сказать! И Док словно бы прочитал ее мысли.
– Я возвращаюсь, – сказал он. – Последнюю неделю я провел в Далласе, говорил кое с кем из врачей и исследователей. С новичками, которые придерживаются моего агрессивного метода лечения этого заболевания, с докторами, которым обрыдло таскаться по бесчисленным комитетам и комиссиям, чтобы получить одобрение новых методов, пока пациенты страдают, а все другие меры не дают результата. Нам хотелось бы вырвать медицину из рук юристов и бюрократов и вернуть ее врачам. Вот мы и решили создать группу, объединить наши ресурсы и знания… – Он взглянул на нее. – Ты что, плачешь?
– Солнце бьет в глаза.
– А, понятно… Вот это я и хотел тебе сказать.
Тайл аккуратно и по-деловому вытерла с глаз слезы.
– Тебе не следовало ехать так далеко. Мог бы прислать сообщение по электронной почте или позвонить.
– Это тоже было бы трусостью. Я должен был сказать это тебе лично.
– Как ты меня нашел?
– Поехал в вашу студию. Поговорил с Галли, который, кстати, попросил меня передать тебе кое-что. – Она кивнула головой, показывая, что слушает. – Он сказал: «Передай ей, что я не полный кретин. Я понял, что значит «слишком сложна». Ты что-нибудь понимаешь?
Она засмеялась.
– Да.
– Объяснить не желаешь?
– Может быть, потом. Если ты останешься.
– Если ты не возражаешь против моего общества.
– Думаю, перетерплю.
Док улыбнулся в ответ на ее широкую улыбку, но тут же снова стал серьезным.
– Мы с тобой оба трудоголики, Тайл.
– И это, полагаю, нас и притягивает друг к другу.
– Может быть. Но нам будет нелегко.
– Ничто стоящее не бывает легким.
– Мы не знаем, куда это приведет…
– Но мы знаем, на что надеемся. А еще мы знаем, что это не приведет никуда, если мы не попытаемся.
– Я любил свою жену, Тайл. Я слишком хорошо понимаю, как любовь может ранить.
– Еще больнее не быть любимым. Кто знает, может, нам удастся найти способ любить, не причиняя друг другу боли?
– Господи, до чего же мне хочется прикоснуться к тебе!
– Док… – пробормотала она и снова рассмеялась. – Брэдли? Брэд? Как мне тебя звать?
– Пока достаточно просто сказать: «Иди сюда».
И он сделал шаг к ней.
– Я же сказала, Галли, я…
– Ты не просто устала. Я знаю, что такое усталый человек, так это не то. Ты должна сиять, как рождественская елка, а ты сама не своя. Где твоя хваленая суперактивность? Может, дело в Линде Харпер? Ты дуешься, потому что она украла у тебя часть твоей славы? Ну, тут ты сама виновата. Просто поверить не могу, что ты не признала в Доке доктора Брэдли Стэнвиса.
Тайл пожала плечами, методично разорвала очередной конверт и прочитала поздравительный текст: «Я люблю ваши передачи по телевизору… Вы мой эталон… Я хотела бы быть такой, как вы, когда вырасту…»
Галли продолжил, не обращая внимания на явное отсутствие интереса с ее стороны.
– Скажем иначе. Я не верю, что ты не узнала в нем доктора Брэдли Стэнвиса.
Тайл поняла, что отмолчаться не удастся. Она положила на стол письмо от девочки, ученицы пятого класса, которую звали Кимберли, и медленно повернулась вместе с креслом лицом к Галли. Глаза ее остались сухими, но, видимо, было в них нечто такое, что Галли долго молча смотрел на нее.
Наконец он провел ладонью по лицу.
– Очевидно, у тебя есть серьезные причины скрывать, кто он такой.
– Он меня попросил.
– Вот как? – Он шлепнул себя ладонью по лбу. – Ну конечно! Как же еще поступил бы настоящий репортер?! Герой истории говорит: «Я не хочу, чтобы меня показывали по телевизору», – и, естественно, ты опускаешь эту важнейшую деталь в своей передаче.
– Это ничуть не повредило нашему рейтингу, Галли, – огрызнулась Тайл. Разозлившись, она встала и принялась швырять в сумку свои вещи. – Ведь Линда все сделала за меня. Чего же ты жалуешься?
– Разве я жаловался?
– Мне так показалось.
– Мне было просто любопытно, почему мой лучший репортер разнюнился.
– Я не…
– Разнюнилась! Вдрызг! И я хочу знать, в чем дело.
Тайл резко повернулась к нему. Ей хотелось закричать, но она взяла себя в руки, глубоко вздохнула и спокойно сказала:
– Потому что все стало… слишком сложным.
– Ах, сложным! Ты что, издеваешься надо мной? Брэдли Стэнвис был активным участником этой истории. Важным. Настоящей дичью!
– Слушай, давай поговорим об этом в другой раз. Когда я не буду торопиться в отпуск.
Тайл вышла в коридор, но Галли не отставал.
– Так ты все еще собираешься? – спросил он, идя рядом с ней к выходу из здания.
– Мне сейчас нужно отдохнуть больше чем когда-либо. Ты же сам подписал мое заявление.
– Я знаю, – ворчливо признал Галли. – Но потом я передумал. Знаешь, что ты должна сейчас сделать? Подготовить пилотную передачу в прямом эфире! Этот раковый доктор, превратившийся в ковбоя, мог бы стать блестящим первым гостем передачи. Заставь Стэнвиса рассказать о расследовании смерти его жены. Кстати, что он думает об эвтаназии? Он действительно помог ей умереть?
– Ему бы хотелось, но он этого не сделал.
– Видишь? У нас уже есть очень интересный диалог. Ты можешь потом перейти к его участию в этой заварушке. Будет то, что надо! Мы покажем эту пилотную передачу начальству; может быть, пустим ее на экран после первых новостей. Это будет твой пропуск в ведущие программы!
– Успокойся, Галли. – Она толкнула тяжелую входную дверь, ведущую на парковочную стоянку для служащих. Асфальт казался раскаленным.
– Да почему? – Он вышел вслед за ней. – Ты же этого так хотела, Тайл! Так ради этого старалась! Тебе надо поскорее за этот шанс хвататься, иначе можешь опоздать. Они могут отдать шоу Линде, особенно если узнают, что ты с самого начала знала о докторе Стэнвисе. Отложи поездку, пока этот вопрос не решен!
– Ага, а потом я не смогу уехать, потому что начнутся все эти производственные совещания. – Она покачала головой. – Нет, Галли, я уезжаю.
– Не понимаю я тебя. У тебя что, месячные приближаются?
Тайл не купилась на подначку и улыбнулась.
– Я устала от всех этих танцев, Галли. Надоело постоянно нервничать, бороться за место под солнцем. Начальство знает, чего я стою. Они знают, что я пользуюсь популярностью у зрителей, а теперь эта популярность еще выросла. Перед ними годы моей работы, рейтинги и премии. Им известно, что никто лучше меня не справится с этой программой.
Она открыла дверцу машины и швырнула туда сумку.
– Я пришлю к ним своего агента. Я соглашусь продлить контракт, если они отдадут мне этот прямой эфир. А если я его не получу, то контракт не подписываю. Между прочим, я уже получила за эту неделю по меньшей мере сотню предложений с других каналов.
Она наклонилась и поцеловала его в щеку. У Галли даже рот приоткрылся от удивления.
– Я люблю тебя, Галли. Я люблю свою работу. Но это, в конце концов, только работа. Она уже не вся моя жизнь.
По дороге в город Тайл остановилась только один раз, у помойки за супермаркетом. Она выбросила туда две вещи: свой магнитофон и двухчасовую кассету из камеры Глэдис и Верна.
Тайл чертыхнулась, пытаясь распутать безнадежно запутавшуюся леску.
– Не клюет? – раздался вдруг за ее спиной знакомый голос.
Она вздрогнула от неожиданности и быстро обернулась. При виде его у нее подкосились ноги. Он небрежно прислонился к стволу дерева, его высокая, стройная фигура и ковбойская одежка прекрасно гармонировали с суровым пейзажем.
– Не знал, что ты умеешь ловить рыбу, – заметил он.
Господи, он приехал в такую даль, чтобы поболтать о рыбной ловле? Ладно.
– Как видишь, не умею. – Она показала ему загубленную удочку и нахмурилась. – Но поскольку именно этим принято заниматься у прозрачного горного ручья, протекающего прямо под окнами домика… Док, что ты здесь делаешь?
– Ты уже слышала о Ронни?
Тайл кивнула. Она знала, что Ронни Дэвидсон быстро поправляется. Если так пойдет дальше, его через несколько дней выпишут из больницы.
– У Сабры тоже все замечательно. Она уже вернулась в Форт-Уэрт. Я вчера разговаривала с ней по телефону. Они с матерью собираются вместе вырастить Кэтрин. Ронни сможет приходить, когда захочет, но они решили пару лет подождать со свадьбой. Вне зависимости от того, как решатся его проблемы с законом, они договорились подождать и посмотреть, выдержат ли их отношения испытания временем.
– Молодцы. Все правильно. Мне кажется, они все-таки будут вместе.
– И они так думают.
– А что Денди? Наверное, радуется, что ему не придется отвечать за убийство?
– Но попытка-то была? И дюжина свидетелей это подтвердят. Надеюсь, ему вкатят на полную катушку.
– Я за. Он едва не погубил несколько человек.
Они помолчали. Тишину нарушало только пение птиц и непрерывный гулкий шум ручья. Когда напряжение стало невыносимым, Тайл снова спросила:
– Что ты здесь делаешь?
– Я получил сырный пирог от Глэдис и Верна.
– Я тоже.
– Огромный.
– Просто колоссальный.
Тайл почувствовала, что глупо продолжать держать в руках удочку, и положила ее на землю, но тут же об этом пожалела. Теперь некуда было девать руки, которые вдруг стали казаться огромными и нелепыми. В конце концов она сунула их в карманы джинсов.
– Дивное место, верно?
– Согласен.
– Когда ты приехал?
– Примерно час назад.
– Вот как… – Она подняла на него глаза и снова жалобно повторила: – Док, что ты здесь делаешь?
– Я приехал поблагодарить тебя.
Тайл опустила голову и уставилась на ноги. Кроссовки глубоко увязли в песке на берегу ручья.
– Не надо. Меня благодарить, я хочу сказать. Я не могла использовать эту запись. У меня ведь и видео было, снятое с помощью камеры Глэдис. Качество оставляло желать лучшего, но таких кадров не имел больше ни один репортер в мире.
Она глубоко вздохнула, не решаясь взглянуть на него.
– Но на той пленке был ты. Вполне узнаваемый. И я не хотела пользоваться тобой, после того… что произошло в мотеле. Слишком все стало личным. Я поняла, что на свете есть кое-что поважнее репортерских сенсаций. Вот я и выбросила пленки. Никто их никогда не видел и не слышал.
– Гмм… Ну, я не за это тебя благодарил.
Она резко подняла голову.
– Что?
– Я видел твою передачу. Она была замечательной. Я действительно так думаю. Классный профессионализм! Ты заслужила все похвалы, которые получила. И я признателен тебе за то, что ты не обнародовала наши личные разговоры. Но ты была права: мне не удалось спрятаться. Меня бы все равно разоблачили – с твоей помощью или без нее. Я теперь это понимаю.
Впервые в жизни Тайл не нашлась что сказать.
– Я приехал сказать тебе спасибо за то, что ты заставила меня критичнее взглянуть на самого себя. На мою жизнь. Понять, что я трачу ее впустую. После смерти Шари и всего остального мне требовалось время, чтобы побыть одному, все обдумать, все переоценить. Это заняло у меня… скажем, полгода. А все остальное время я делал именно то, что ты сказала: я прятался. Наказывал себя. Выбрал для решения своих проблем самый трусливый путь.
Теперь Тайл ощущала не просто напряжение. Ее душили чувства. Она пока не могла разобраться в их природе, но ей хотелось кинуться к нему, обнять, утешить. Однако сначала она должна была услышать, что скажет он. Док обязательно должен был это сказать! И Док словно бы прочитал ее мысли.
– Я возвращаюсь, – сказал он. – Последнюю неделю я провел в Далласе, говорил кое с кем из врачей и исследователей. С новичками, которые придерживаются моего агрессивного метода лечения этого заболевания, с докторами, которым обрыдло таскаться по бесчисленным комитетам и комиссиям, чтобы получить одобрение новых методов, пока пациенты страдают, а все другие меры не дают результата. Нам хотелось бы вырвать медицину из рук юристов и бюрократов и вернуть ее врачам. Вот мы и решили создать группу, объединить наши ресурсы и знания… – Он взглянул на нее. – Ты что, плачешь?
– Солнце бьет в глаза.
– А, понятно… Вот это я и хотел тебе сказать.
Тайл аккуратно и по-деловому вытерла с глаз слезы.
– Тебе не следовало ехать так далеко. Мог бы прислать сообщение по электронной почте или позвонить.
– Это тоже было бы трусостью. Я должен был сказать это тебе лично.
– Как ты меня нашел?
– Поехал в вашу студию. Поговорил с Галли, который, кстати, попросил меня передать тебе кое-что. – Она кивнула головой, показывая, что слушает. – Он сказал: «Передай ей, что я не полный кретин. Я понял, что значит «слишком сложна». Ты что-нибудь понимаешь?
Она засмеялась.
– Да.
– Объяснить не желаешь?
– Может быть, потом. Если ты останешься.
– Если ты не возражаешь против моего общества.
– Думаю, перетерплю.
Док улыбнулся в ответ на ее широкую улыбку, но тут же снова стал серьезным.
– Мы с тобой оба трудоголики, Тайл.
– И это, полагаю, нас и притягивает друг к другу.
– Может быть. Но нам будет нелегко.
– Ничто стоящее не бывает легким.
– Мы не знаем, куда это приведет…
– Но мы знаем, на что надеемся. А еще мы знаем, что это не приведет никуда, если мы не попытаемся.
– Я любил свою жену, Тайл. Я слишком хорошо понимаю, как любовь может ранить.
– Еще больнее не быть любимым. Кто знает, может, нам удастся найти способ любить, не причиняя друг другу боли?
– Господи, до чего же мне хочется прикоснуться к тебе!
– Док… – пробормотала она и снова рассмеялась. – Брэдли? Брэд? Как мне тебя звать?
– Пока достаточно просто сказать: «Иди сюда».
И он сделал шаг к ней.