– Потому что я считал, что к этому времени они уже давно будут в больнице! Кроме того, ей и так уже досталось.
   Они немного помолчали, глядя на Сабру. Им очень не нравилась ее бледность.
   – Еще я боюсь инфекции, – признался Док. – Черт побери, их обеих необходимо немедленно госпитализировать! Что вы можете сказать об этом Кэллоуэе? Типичный служака?
   – Похоже на то. Но, по-моему, способен мыслить разумно. С другой стороны, Денди – настоящий маньяк. Я хорошо слышала, как он где-то за спиной Кэллоуэя сыпал угрозами. – Она взглянула на Ронни, старавшегося одновременно не выпускать из поля зрения парковочную площадку и мексиканцев, которые определенно все больше нервничали. – Он нас не убьет, как вы думаете?
   Док явно не торопился ответить на ее вопрос. Он поменял подкладку под Саброй и устало провел ладонью по волосам. По городским меркам, ему не помешал бы визит к парикмахеру. Но почему-то ему, особенно в такой обстановке, шли отросшие волосы.
   – Я понятия не имею, как он поступит, мисс Маккой. Меня вообще не перестает удивлять, каким несчастьям одно человеческое существо может подвергнуть другое. Не думаю, что мальчишка способен выстроить нас всех и хладнокровно расстрелять, но никаких гарантий дать не могу. Тем более что разговоры на эту тему на исход никак не повлияют.
   – Довольно пессимистичная точка зрения.
   – Вы спросили, я ответил. – Он безразлично пожал плечами. – Хотя считаю, что нам ни к чему об этом разговаривать.
   – Тогда о чем вы хотите поговорить?
   – Ни о чем.
   – Неправда! – Тайл нахмурилась. – Вы хотели бы спросить, как вышло, что я вас узнала.
   Док взглянул на нее, но ничего не сказал. Он успел возвести вокруг себя заслон, но ее задачей как раз и было пробить эту невидимую броню.
   – Когда вы вошли в магазин, я сразу подумала, что в вас есть что-то знакомое, но не могла вспомнить, где я вас встречала. Потом, во время родов, как раз перед тем, как появился ребенок, я сообразила, кто вы такой. Мне кажется, вас выдало то, как вы обращались с Саброй.
   – У вас потрясающая память, мисс Маккой.
   – Тайл. На самом деле моя память могла бы быть и получше. Дело в том, что я о вас рассказывала в одном из репортажей.
   Он невнятно выругался.
   – Значит, вы были среди той шайки репортеров, которая превратила мою жизнь в ад?
   – Я – хороший репортер, доктор Стэнвис.
   Он презрительно рассмеялся.
   – Ну еще бы. И вам нравится то, чем вы занимаетесь?
   – Очень.
   – Вам нравится лезть в жизнь посторонних людей, которых и так постигла беда, выносить все их несчастья на суд общественности, лишать их возможности хотя бы собрать осколки своей разбитой жизни?
   – Вы вините в своих трудностях прессу?
   – По большей части, да. Вы прекрасно знаете, как негативная пресса может повлиять на положение дел – в больнице, например. А плохая пресса – ваша работа и вам подобных.
   – Вы сами создали себе негативную прессу, доктор Стэнвис.
   Он сердито отвернулся, и Тайл поняла, что она задела больную струну.
   Доктор Брэдли Стэнвис был известным онкологом, работавшим в одном из самых популярных и прогрессивных онкологических центров в мире. Туда съезжались пациенты со всех концов света. Как правило, это была их последняя попытка спастись от смерти. В больнице не могли спасти всех, но ее сотрудники демонстрировали поразительные успехи по продлению жизни безнадежно больных – и одновременно по обеспечиванию им жизни такого качества, которое делало это продление целесообразным.
   Именно поэтому такой несправедливой и жестокой показалась смерть молодой, красивой и энергичной жены доктора Стэнвиса от неоперабельного рака. Ни он, ни его гениальные коллеги даже не смогли замедлить его стремительное развитие. Уже через несколько недель после того, как ей поставили диагноз, она оказалась прикованной к постели.
   Миссис Стэнвис согласилась на агрессивную химиотерапию и облучение, но побочные эффекты были почти так же смертельны, как и сама болезнь. Ее иммунная система была разрушена, один за другим начали отказывать органы. Она не хотела затуманивать себе мозг болеутоляющими средствами. Однако в последние дни ее жизни боль стала настолько невыносимой, что она согласилась на внутривенное введение болеутоляющего лекарства, дозу которого она сама могла регулировать.
   Все это Тайл выяснила уже после ее смерти. До того пресса не интересовалась мистером и миссис Стэнвис. Они были всего лишь лишней единичкой в печальной статистике. Но после ее смерти недовольные родственники подняли шум, предполагая, что их зять мог ускорить смерть своей жены. Конкретно они подозревали, что он намеренно установил слишком высокую дозу лекарства. Они утверждали, что он позарился на приличное наследство и ускорил ход событий.
   Тайл с самого начала считала, что все эти подозрения сплошная ерунда. Все знали, что жить миссис Стэнвис осталось всего несколько дней. Человек, которому должно было отойти наследство, вполне мог позволить себе подождать пару-тройку дней и позволить природе сделать свое черное дело. Кроме того, доктор Стэнвис сам был человеком состоятельным, хотя и вкладывал большую часть своих доходов в онкологическую клинику для расширения исследований и лучшего ухода за больными.
   Впрочем, если бы он и помог своей жене уйти из жизни, Тайл не торопилась бросить в него камень. Она сама для себя еще не решила, как следует относиться к автаназии, и обычно принимала сторону последнего страстного оратора. Но с чисто практической точки зрения она сильно сомневалась, что доктор Брэдли Стэнвис рискнул бы своей репутацией даже ради любимой жены.
   К сожалению, родственники настаивали, и областной прокурор был вынужден назначить расследование, которое оказалось пустой потерей времени и средств налогоплательщиков. Не нашлось никаких доказательств обвинений, ничто не говорило о том, что доктор Стэнвис ускорил смерть своей жены. Областной прокурор даже отказался представить дело на суд большого жюри, утверждая, что для обвинения нет никаких оснований.
   Но тем не менее история на этом не кончилась. В течение тех недель, когда допрашивали доктора Стэнвиса, его коллег, друзей, членов семьи и бывших пациентов, на всеобщее обозрение выносились малейшие детали его жизни. Он жил под тенью подозрения, что было особенно тяжело, поскольку большинство его пациентов были смертельно, неизлечимо больны.
   Вскоре клиника, в которой он работал, тоже попала по удар. Вместо того чтобы встать на его защиту, администрация единогласно решила освободить его от обязанностей на тот период, пока он находится под подозрением. Не будучи дураком, доктор Стэнвис понимал, что от всех подозрений ему никогда не избавиться. Стоит семени сомнения угнездиться в мозгах широкой публики, оно обязательно найдет плодородную почву и расцветет буйным цветом.
   Наверное, тяжелее всего ему было пережить предательство своих партнеров по клинике, которую он сам и создавал. Они многие годы работали вместе, вели исследования и делились опытом. Между ними существовало не только профессиональное партнерство, но и теплые человеческие отношения. И тем не менее они попросили его подать в отставку.
   Доктор Стэнвис продал свою часть акций бывшим партнерам, продал великолепный дом с парком за мизерную цену и исчез из Далласа в неизвестном направлении, послав всех куда подальше. На этом история заканчивалась. Не окажись Тайл в Роджо-Файр, она, возможно, никогда бы о нем не вспомнила.
   Теперь она спросила:
   – Сабра – ваша первая пациентка с тех пор, как вы уехали из Далласа?
   – Она не пациентка, я ее не лечил. Я был онкологом, а не акушером. Это несчастный случай, вот я и помог. Как и вы. Как все.
   – Излишняя скромность ни к чему, доктор. Никто из нас не смог бы сделать для Сабры то, что сделали вы.
   – Ронни, ничего, если я возьму себе воды? – неожиданно окликнул он парня.
   – Разумеется. Конечно. Может, кто еще хочет попить?
   Док снял с полки упаковку с шестью бутылками воды. Взяв две для себя и Тайл, он передал остальные Ронни.
   Только отвинтив крышку, Тайл поняла, как ее мучила жажда. Напившись, она вздохнула с облегчением и благодарно улыбнулась Доку.
   – Это была хорошая мысль. Меняете тему?
   – Правильно догадались.
   – Здесь, в Роджо-Файр, вы медицину не практикуете?
   – Я же сказал. У меня ранчо.
   – Но здесь вас все зовут Доком.
   – В маленьком городке все знают друг про друга все.
   – Но кому-то вы должны были сказать. Иначе каким бы образом…
   – Послушайте, мисс Маккой…
   – Тайл.
   – Я не знаю, откуда здесь стало известно, что я когда-то занимался медициной. Но даже если бы и знал, вам-то какое дело?
   – Просто любопытно.
   – Ну конечно! – Он смотрел прямо перед собой, даже головы к ней не повернул. – Это не интервью. Интервью вы у меня не получите. Зачем тогда стараться? Вам еще могут понадобиться ваши силы.
   – До этого… эпизода вы вели очень активный образ жизни. Вы жалеете, что теперь не в центре внимания?
   – Нет.
   – Вам здесь не скучно?
   – Нет.
   – Не одиноко?
   – В смысле?
   – Дружеского участия.
   Он наконец повернул к ней голову, придвинулся ближе и, прищурившись, усмехнулся:
   – Иногда. – Его взгляд скользнул по ее груди. – Желаете помочь мне развеять тоску?
   – Ой, пожалуйста, не надо!
   Стоило ей произнести эти слова, Док рассмеялся, давая понять, что пошутил. Как же она ненавидела себя за то, что попалась на эту удочку!
   – Я надеялась, что вы выше подобной пошлости.
   Он снова стал серьезным.
   – Мне тоже казалось, что вы не станете пользоваться случаем и задавать мне подобные вопросы – особенно в такой ситуации. Жаль, что я ошибся. Вы только-только начали мне нравиться…
   Странно, но то, как он сейчас смотрел на нее, эта напряженность во взгляде, подействовало на нее сильнее, чем его двусмысленное предложение. Там он играл. Здесь он был настоящим. Она вдруг почувствовала удивительную легкость.
   Но внезапный шум и грохот в дальнем конце магазина заставил ее и Дока вскочить на ноги.

8

   Тайл для себя назвала более низенького и толстого мексиканца Хуаном. Именно он устроил весь этот шум. Он стоял, наклонившись над агентом Кайном, и матерился – во всяком случае, то, что он орал по-испански, звучало как грязные ругательства.
   Кайн непрерывно вскрикивал:
   – Какого черта?! – И тщетно пытался освободиться.
   К всеобщему ужасу, Хуан быстро залепил рот агента клейкой лентой, чтобы заставить его заткнуться. В то же самое время приятель Хуана разразился длинной тирадой по-испански. Судя по интонации, он укорял Хуана и удивлялся его неожиданному нападению на агента.
   – Что там происходит, черт возьми? – закричал Ронни, потрясая пистолетом. – Берн, что случилось?
   – Будь я проклят, если понимаю. Я, кажется, вздремнул. Проснулся от того, что они начали кричать друг на друга.
   – Он неожиданно напал на него, – внесла свою лепту Глэдис в обычной лаконичной манере. – Без всякой видимой причины. Я ему не доверяю. И его приятелю тоже, по правде сказать.
   – Que pasa? – неожиданно спросил Док.
   Все замолчали, удивленные его знанием испанского языка. Очевидно, больше всех удивился Хуан. Он резко повернул голову, взглянул на Дока и пробормотал себе под нос:
   – Nada.
   Док гневно смотрел на него и молчал.
   – Ну же! – поторопила его Тайл.
   – Что – ну? Это предел моих знаний испанского, если не считать «привет», «пока», «пожалуйста», «спасибо» и «дерьмо». Ни одно к данной ситуации не подходит.
   – Зачем вы на него напали? – спросил Ронни мексиканца, словно забыв, что тот не знает английского. – Что с вами такое?
   – Да он придурок, вот что с ним такое! – встряла Донна. – Я это сразу поняла, как только его увидела.
   Хуан ответил по-испански, но Ронни нетерпеливо помотал головой:
   – Я вас не понимаю. Снимите немедленно ленту с его рта. Шевелитесь! – прикрикнул он, пояснив свое требование жестами.
   Кайн следил за происходящим круглыми, широко раскрытыми, испуганными глазами. Мексиканец наклонился, схватил ленту за угол и дернул. Агент взвыл от боли, а потом закричал:
   – Сукин сын!
   Казалось, Хуан был доволен собой. Он взглянул на приятеля, и они дружно расхохотались, как будто их страшно забавляла вся эта ситуация.
   – Вы все сядете в тюрьму! Каждый из вас, черт побери! – Кайн злобно взглянул на Тайл. – А вы – в первую очередь!
   – Я?
   – Вы задержали федерального агента и помешали ему выполнить свой долг.
   – Я помешала вам убить человека только ради получения следующего звания, или ради удовольствия, или еще ради чего-то. Не знаю, что руководило вами, когда вы ворвались сюда и осложнили и без того сложную ситуацию. Если бы все повторилось, я бы обязательно дала вам по башке еще раз!
   Кайн переводил враждебный взгляд с одного заложника на другого.
   – Ничего не понимаю. Что с вами со всеми? – Он кивнул в сторону Ронни. – Ваш враг – этот парень, а не я.
   – Мы только хотим, чтобы все разрешилось без кровопролития, – сказал Док.
   – Единственный возможный выход – полная капитуляция и выдача всех заложников. ФБР не ведет переговоров с захватчиками заложников.
   – Мы уже это слышали от Кэллоуэя, – раздраженно сказала Тайл.
   – Если Кэллоуэй решит, что я мертв…
   – Мы его уверили, что вы живы, – сказал Ронни.
   Агент презрительно фыркнул:
   – С чего это ты решил, что он тебе поверит?
   – Потому что я подтвердила его слова, – вмешалась Тайл.
   К Ронни подошел Док:
   – Мне нужна еще одна упаковка подгузников.
   «Наверняка, они требуются не для ребенка, – подумала Тайл. – Кэтрин не может еще промочить столько подгузников». Ей хватило одного взгляда, чтобы понять, что они потребовались для Сабры. Кровотечение не прекращалось. Пожалуй, оно даже усилилось.
   – Так, я могу взять еще одну упаковку подгузников?
   – Что случилось? Что-то с ребенком?
   – Девочка в порядке, но Сабра истекает кровью.
   – О господи.
   – Я могу взять подгузники? – повторил Док.
   – Конечно, конечно… – рассеянно сказал Ронни.
   – Ну и герой же ты, Дэвидсон! – презрительно заметил Кайн. – Пытаешься спасти собственную шкуру, рискуя жизнью своей девушки и ребенка. Разумеется, требуется большое мужество, чтобы позволить женщине истечь кровью и умереть.
   – Жаль, что тот мекс не заклеил тебе пасть такой лентой, которую нельзя оторвать, – проворчала Донна. – Чего это ты язык распустил?
   – Вот тут ты абсолютно права, Донна, – заметила Глэдис и, обращаясь к Кайну, добавила: – Как же вы могли сказать такое?
   – Ладно, все замолчали, тихо! – приказал Ронни. Все сразу замолкли, кроме двух мексиканцев, которые продолжали шептаться.
   Тайл принесла очередную упаковку подгузников, разорвала ее и подала один Доку, который сразу подложил его под Сабру.
   – Почему вам эта мысль пришла в голову?
   – Салфетки слишком быстро намокают. Эти подгузники лучше впитывают.
   Они переговаривались вполголоса. Не хотели тревожить девушку или еще больше расстраивать Ронни, который не сводил глаз с настенных часов. Их длинная секундная стрелка, казалось, двигалась мучительно медленно.
   Док присел около Сабры и взял ее за руку.
   – Мне не нравится, что кровотечение никак не проходит, – пожаловалась девушка, взглянув на Тайл.
   Тайл положила ей руку на плечо, чтобы успокоить.
   – Впадать в панику еще рано. Док просто старается все предусмотреть. Он не хочет допустить, чтобы ситуация вышла из-под контроля.
   – Совершенно верно. – Док наклонился поближе к Сабре и тихо сказал: – Пожалуйста, передумай насчет больницы.
   – Нет.
   – Прежде чем говорить «нет», пожалуйста, выслушай меня! – взмолился Док. – Я думаю не только о тебе и девочке, но и о Ронни. Чем скорее все это закончится, тем лучше для него.
   Девушка подняла на него усталый взгляд.
   – Мой отец его убьет.
   – Да нет же! Если ты и Кэтрин будете в безопасности.
   Ее глаза наполнились слезами.
   – Вы не понимаете. Он только делает вид, что заботится о нашей безопасности. Вчера, когда мы сказали ему о ребенке, он пригрозил, что убьет его. Он сказал, что если бы мог, то вырезал бы из меня этого ребенка и придушил голыми руками. Теперь вы понимаете, как он ненавидит Ронни?
   Тайл потеряла дар речи. Она ни разу не слышала хорошего слова о Расселле Денди, но то, что рассказала его дочь, потрясало. Как можно быть таким жестоким?
   Губы Дока сжались в тонкую линию. Он помотал головой, как будто не мог поверить своим ушам.
   – Вот такой человек мой папочка, – продолжила Сабра. – Он не выносит, когда ему возражают. Он никогда не простит нас, ведь мы выступили против него. Он запрячет Ронни в тюрьму на всю жизнь и сделает так, что я никогда снова не увижу свою дочку. Мне безразлично, как он поступит со мной. Если я не смогу быть с ними, мне все равно, что со мной случится.
   Она склонила голову и прижалась щекой к новорожденной девочке. Персиковый пушок на ее головке осушил слезы матери.
   – Вы оба сделали для меня так много… Я вам очень благодарна. Правда. Но вы не сумеете заставить меня передумать. Если они не позволят нам всем уйти отсюда, а отец не пообещает оставить нас в покое, я останусь здесь. Кроме того, Док, я доверяю вам куда больше, чем любому врачу, к которому отправит меня отец.
   Док вытер потный лоб тыльной стороной ладони и вздохнул. Потом взглянул на сидящую напротив Тайл и беспомощно пожал плечами.
   – Ладно, – неохотно сказал он. – Я сделаю все, что смогу.
   – Я в этом не сомневаюсь, – сказала Сабра и поморщилась. – А что, дела и в самом деле так плохи?
   – Кровотечение из разрыва я ничем остановить не могу. Но что касается маточного кровотечения… Помнишь, некоторое время назад я просил тебя отдохнуть, потому что собирался кое о чем тебя попросить?
   – Да.
   – Так вот, я хочу, чтобы ты покормила Кэтрин.
   Девушка удивленно взглянула на Тайл.
   – Кормление может заставить твою матку сократиться и уменьшить кровотечение, – пояснила она.
   Док улыбнулся.
   – Согласна попробовать?
   – Думаю, да… – Сабра была явно не уверена и смущена.
   – Я тебе помогу. – Тайл взяла ножницы, которые предварительно тщательно протерла. – Давай я распорю швы на плечах твоего платья. Мы потом сможем их сколоть, но в этом случае тебе не придется раздеваться.
   – Это хорошо. – Казалось, предоставив Тайл что-то решать за нее, Сабра почувствовала себя увереннее.
   – Я сейчас на время оставлю вас одних, дамы, но сначала хочу немного посовещаться с Тайл. – Док отвел ее в сторону. – Вы что-нибудь в этом деле понимаете?
   – Ничего. Моя мать перестала кормить меня грудью, когда мне было три месяца. Я ничего не запомнила.
   Док слабо улыбнулся.
   – Я не имел в виду с точки зрения ребенка.
   – Я знаю, что вы имели в виду. Просто пошутила. Но ответ все равно отрицательный.
   – Ну что же, тогда из нас троих самой знающей должна оказаться Кэтрин. Положите ее правильно – и ждите, когда сработает инстинкт. Во всяком случае, я надеюсь, что сработает. По нескольку минут у каждой груди.
   – Поняла, – кивнула Тайл.
   Она опустилась на колени около Сабры и принялась ножницами распарывать шов на ее летнем платье.
   – Теперь я тебе советую начать носить блузки спереди на пуговицах. Или что-нибудь свободное, что можно приподнять и спрятать Кэтрин. Как-то раз во время длинного перелета в Лос-Анджелес я сидела рядом с молодой мамой и младенцем. Она всю дорогу кормила ребенка грудью, и никто, кроме меня, об этом и не подозревал. Я бы тоже ни за что не догадалась, если бы не сидела непосредственно рядом с ней.
   Она болтала не переставая, надеясь отвлечь Сабру и помочь ей перебороть застенчивость. Закончив распарывать швы, Тайл откинула вниз одну сторону ее лифа.
   – Теперь сдвинь лямку бюстгальтера, а чашечку опусти вниз. Давай, я подержу Кэтрин.
   Сабра испуганно оглянулась.
   – Да никто не видит, – успокоила ее Тайл.
   – Я знаю. Все равно как-то неприятно…
   – Да уж, конечно.
   Когда Сабра приготовилась, Тайл протянула ей Кэтрин. Как только малышка почувствовала щечкой тепло груди Сабры, ее ротик приоткрылся; она нашла сосок и попыталась его захватить, но ничего не вышло. После нескольких неудачных попыток девочка принялась скулить. Она размахивала крошечными кулачками, личико покраснело.
   – Как у вас дела? – окликнул их Док.
   – Нормально, – солгала Тайл. Сабра расплакалась от огорчения.
   – Я все не так делаю! Где я ошибаюсь?..
   – Ничего, ласточка, наберись терпения, – заворковала Тайл. – Ведь Кэтрин знает, как нужно быть ребенком, не больше, чем ты знаешь, как быть матерью. А я тем более ничего этого не знаю. Но я слышала, что дети чувствуют материнское огорчение. Чем быстрее ты расслабишься, тем скорее все получится. Вздохни поглубже несколько раз и начни все сначала.
   Вторая попытка оказалась не успешнее первой.
   – Знаешь что? – сказала Тайл. – Я думаю, ты неправильно лежишь. И тебе, и ей неловко. Попробуй-ка сесть.
   – Не могу. Ужасно все болит.
   – Давай попросим Дока придержать твою спину, чтобы снизить давление на низ. Может, тогда получится.
   – Он меня увидит… – прошептала Сабра со слезами.
   – Я все сделаю так, что он не увидит. Подожди. Я сейчас вернусь.
   Тайл еще раньше заметила вешалку, на которой в ряд висели футболки. Ронни даже не успел спросить, что она делает, как Тайл бросилась туда и схватила самую большую. Футболка оказалась пыльной, но тут уж ничего нельзя было поделать.
   Когда Тайл вернулась с футболками, Кэтрин уже голосила вовсю. Все остальные люди в магазине хранили уважительное молчание. Тайл накинула футболку на Сабру.
   – Ну вот, теперь он ничего не увидит. Так?
   – Так.
   – Док!
   Он сразу же подошел.
   – В чем дело?
   – Пожалуйста, встаньте за спину Сабры, как делала я, когда она рожала. Пусть она на вас обопрется.
   – Разумеется.
   Он встал на колени за девушкой и помог ей принять полусидячее положение.
   – Ты просто прислонись к моей груди, Сабра. Давай, расслабься. Ну вот. Удобно?
   – Да, спасибо.
   Тайл приподняла край футболки и заглянула под нее. Кэтрин перестала вопить и снова принялась искать сосок инстинктивно.
   – Помоги ей, Сабра, – тихо попросила Тайл.
   Сабра тоже действовала инстинктивно. Она слегка подвинулась, малышка вцепилась в сосок и принялась яростно сосать.
   Сабра рассмеялась от радости. И Тайл тоже. Она опустила угол футболки и взглянула на Дока.
   – Полагаю, все наладилось. Они – настоящие профессионалы!
   Док улыбнулся.
   – Ты заранее решила, что будешь кормить ребенка грудью? – спросил он Сабру.
   – Если честно, то я об этом вообще не думала. Я так беспокоилась, что кто-нибудь узнает о беременности, что у меня не было времени думать о чем-нибудь еще.
   – Ты можешь попробовать, а если не получится, всегда можно перейти на бутылочки. Нет ничего стыдного в искусственном кормлении.
   – Но я слышала, для ребенка лучше, если его кормит мать.
   – Я слышала то же самое, – сказала Тайл.
   – А у вас нет детей?
   – Нет.
   – И вы не замужем?
   Казалось, Сабра забыла, что Док тоже здесь. Он находился за ее спиной и поэтому, наверное, казался ей мебелью. Тайл же сидела к нему лицом и прекрасно видела, что он прислушивается к каждому слову.
   – Нет. Я живу одна.
   – А были когда-нибудь замужем?
   Немного поколебавшись, она ответила:
   – Давным-давно. И недолго.
   – Что же случилось?
   Серо-зеленые глаза смотрели на нее в упор.
   – Мы… пошли разными путями.
   – Вот как? Плохо…
   – Наверное.
   – Сколько вам тогда было?
   – Я была совсем молодой.
   – А сколько вам сейчас?
   Тайл нервно рассмеялась.
   – Сейчас я старше. В прошлом месяце исполнилось тридцать три.
   – Вам надо поспешить и найти себе кого-нибудь. Если, конечно, вы хотите иметь семью.
   – Ты говоришь точно, как моя мама.
   – Так вы хотите?
   – Что хочу?
   – Другого мужа и детей?
   – Не знаю, может быть. В последнее время я была ужасно занята своей карьерой. И потом, я еще не встретила человека, с которым хотела бы разделить свою жизнь.
   – Но вы могли бы просто родить ребенка и воспитывать его одна.
   – Я об этом думала, но не уверена, что хочу такой судьбы для своего ребенка. Так что я еще не решила.
   – Представить себе не могу, как можно не хотеть иметь семью, – задумчиво сказала девушка, ласково глядя на Кэтрин. – Мы с Ронни только об этом и говорили. Мы хотим, чтобы у нас был большой дом за городом и много ребятишек. Я в семье единственный ребенок, а у Ронни только сводный брат, совсем малыш, у них двенадцать лет разницы. Мы оба хотели бы иметь большую семью.
   – Весьма похвально, – неожиданно вмешался Док и незаметно показал Тайл, что пришла пора приложить Кэтрин к другой груди. Тайл помогла Сабре, и немного погодя Кэтрин уже с энтузиазмом сосала вторую грудь.
   Затем девушка удивила их – она вдруг повернула голову и спросила:
   – А как насчет вас, Док?
   – Что насчет меня?
   – Вы женаты?
   – Моя жена умерла три года назад.
   Лицо Сабры вытянулось.
   – Ох, мне так жаль…
   – Спасибо.
   – От чего же она умерла?
   Док рассказал ей о болезни своей жены, но не упомянул о последующем скандале.
   – А дети?
   – К сожалению, детей нет. Мы только начали говорить о том, чтобы завести ребенка, как она заболела. Она, как и мисс Маккой, занималась карьерой. Она была микробиологом.