Страница:
Джилл открыл глаза, и его ослепил яркий свет. Потом он прохрипел:
— Нет, я жив! — Ему показалось, что кто-то сдох у него во рту.
Ему помогли сесть. Варре, Андерсон, Клайборн... Интересно, кто его ощупывал? А где же Тарнболл? И Баннермен? Увидев немой вопрос в глазах Джилла, Андерсон пустился в объяснения:
— С Тарнболлом все в порядке, хотя он еще не очнулся. Мы нашли легкий спуск и принесли... притащили... его. Тяжелый он больно.
Внезапно Джилла охватил приступ тошноты. Кашлянув, он почувствовал во рту горечь желчи и пресек рвотный порыв. Кто-то протянул ему флягу, и он наполнил рот сладкой водой. Однако пить Джилл не стал, выплюнул воду. Оглядевшись, он увидел Тарнболла, облокотившегося о ствол приземистого дерева. Похоже, агент до сих пор находился без сознания, но кожа его приобрела нормальный цвет.
— А где Баннермен? — поинтересовался Джилл. Андерсон пожал плечами:
— Исчез. Мы не видели его с прошлой ночи, после того как бросились к краю обрыва я попытались что-то разглядеть в темноте. А как насчет Хагги и девушки... и этого чудовища?
Клайборн помог Джиллу подняться на ноги и рассказал все, что узнал за это время. Особенно об охотничьей машине.
— Так что на слова Хагги не стоит слишком уж полагаться, — закончил он. — Машина гоняется только за Хагги. И не спрашивайте меня, почему это происходит. Думаю, нам это будет не слишком-то интересно. Я пытался было разузнать об этом и едва не уснул.
— Да? Сон? — подал голос неожиданно очнувшийся Тарнболл. Приподнявшись, он удивленно огляделся. У него сильно запали глаза, и под ними набухли огромные синяки. — Я... ик... спал?
Джилл подошел к нему.
— Ты до сих пор до конца не проснулся, — усмехнулся экстрасенс, а потом печально прибавил: — Ты помнишь, как тебя укусила какая-то тварь?
Тарнболл перевел взгляд на свою руку, которая вновь приняла почти нормальную форму и размер.
— Да... Боже! — пробормотал он. — Что за чудовище!
— Я мог бы порассказать тебе о чудовищах, — предложил Джилл.
Тем временем Варре принялся изучать красно-зеленые фрукты, растущие на шипастом кусте. Они очень напоминали яблоки. Француз осторожно откусил от одного из них и какое-то время держал кусочек во рту, осторожно пробуя его. Он стал жевать, но не торопясь, а потом улыбнулся:
— Эй! — позвал он остальных. — Хорошая штучка!
Андерсон и Клайборн подошли к нему, оставив Джилла и Тарнболла обсуждать свои дела. Как только все отошли, Тарнболл качнул головой, подзывая Джилла. Экстрасенс опустился на колено.
— Что?
— Хочу поговорить о Баннермене. — Агент понизил голос до шепота. — С этим парнем не все в порядке. Я подозревал это с самого начала, а теперь готов поклясться жизнью: в нем есть что-то сверхъестественное.
Джилл внимательно посмотрел на агента.
— Он спас твою жизнь, — после недолгих раздумий ответил экстрасенс. — Помог тебе спуститься с утеса, после того как тебя укусила та тварь.
Тарнболл нахмурился.
— Тогда выходит, он дважды спас мне жизнь, — задумчиво пробормотал он. — Один Бог знает, почему! Мне кажется, он тот самый тип, который хотел тебя прикончить в ту ночь на твоей квартире.
Джилл онемел. Когда он последний раз видел Баннермена, ему на ум пришла совершенно другая мысль.
— Но ведь у него были все пальцы, — через мгновение, взяв себя в руки, ответил экстрасенс.
Агент кивнул, а потом пожал плечами.
— Это меня и беспокоит, — произнес он.
— Хотя, возможно, ты и прав. — Джилл попробовал помочь Тарнболлу. — От него еще постоянно пахнет чем-то таким... забавным... Это вовсе не смешно... Пусть то, что я сейчас скажу, останется между нами.
— Согласен.
— Я даже не возьмусь на все сто процентов утверждать, что Баннермен — человек.
— Что? — Тарнболл резко выпрямился, захрипел, и повалился бы набок, если бы Джилл не поддержал его. — Голова кружится, словно только слез с карусели! — сказал он, а потом заговорил еще тише: — Вы утверждаете, что Баннермен не человек? Вы уверены в том, что он инопланетянин?
— Да, — не раздумывая, согласился Джилл. — И еще... он лишь отчасти машина.
— Баннермен — машина? — Тарнболл не мог в это поверить. — Но это... безумие.
— Безумно звучит, так? — неожиданно Джилл почувствовал себя очень неуверенно. — В любом случае я прав. Хотя он не принадлежит к тем машинам, с которыми мы встречались раньше, но... — Тут экстрасенс пожал плечами. И раньше, чем агент успел что-то сказать, добавил: — В любом случае Баннермен исчез. Растворился в ночи.
— В ночи? Какой ночи?
Джилл увидел, что их спутники возвращаются, набрав каких-то фруктов. Он заговорил еще тише, почти шепотом:
— Да, он исчез прошлой ночью. Ты в это время находился без сознания.
Тарнболл несколько раз согнул руки и ноги, а потом попросил Джилла:
— Помоги мне подняться. Джилл помог ему встать.
— Было бы легче, если бы мы поменялись местами.
Агент огляделся, покосился на синее небо, по которому полз к зениту огненный шар.
— Не вижу Хагги и девушку, — заметил он. Подошли остальные, и Джилл рассказал агенту обо всем, что случилось. Когда он уже добрался до конца своего повествования, Варре неожиданно согнулся вдвое, и его вырвало. Все произошло совершенно неожиданно. Выплеснув содержимое желудка, француз упал на траву, и тело его затряслось в агонии. Андерсон и Клайборн с ужасом переглянулись, а через несколько секунд присоединились к Варре.
— Я... яд! — пробормотал француз между спазмами рвоты.
А Клайборн прибавил:
— Боги, что за адское место! Чтоб ты был проклят вместе со своими траханными фруктами! — Последнее замечание американца было явно адресовано Варре.
Джилл и Тарнболл ничего не могли сделать. Полчаса они сидели и просто наблюдали за своими товарищами...
— Нет, я жив! — Ему показалось, что кто-то сдох у него во рту.
Ему помогли сесть. Варре, Андерсон, Клайборн... Интересно, кто его ощупывал? А где же Тарнболл? И Баннермен? Увидев немой вопрос в глазах Джилла, Андерсон пустился в объяснения:
— С Тарнболлом все в порядке, хотя он еще не очнулся. Мы нашли легкий спуск и принесли... притащили... его. Тяжелый он больно.
Внезапно Джилла охватил приступ тошноты. Кашлянув, он почувствовал во рту горечь желчи и пресек рвотный порыв. Кто-то протянул ему флягу, и он наполнил рот сладкой водой. Однако пить Джилл не стал, выплюнул воду. Оглядевшись, он увидел Тарнболла, облокотившегося о ствол приземистого дерева. Похоже, агент до сих пор находился без сознания, но кожа его приобрела нормальный цвет.
— А где Баннермен? — поинтересовался Джилл. Андерсон пожал плечами:
— Исчез. Мы не видели его с прошлой ночи, после того как бросились к краю обрыва я попытались что-то разглядеть в темноте. А как насчет Хагги и девушки... и этого чудовища?
Клайборн помог Джиллу подняться на ноги и рассказал все, что узнал за это время. Особенно об охотничьей машине.
— Так что на слова Хагги не стоит слишком уж полагаться, — закончил он. — Машина гоняется только за Хагги. И не спрашивайте меня, почему это происходит. Думаю, нам это будет не слишком-то интересно. Я пытался было разузнать об этом и едва не уснул.
— Да? Сон? — подал голос неожиданно очнувшийся Тарнболл. Приподнявшись, он удивленно огляделся. У него сильно запали глаза, и под ними набухли огромные синяки. — Я... ик... спал?
Джилл подошел к нему.
— Ты до сих пор до конца не проснулся, — усмехнулся экстрасенс, а потом печально прибавил: — Ты помнишь, как тебя укусила какая-то тварь?
Тарнболл перевел взгляд на свою руку, которая вновь приняла почти нормальную форму и размер.
— Да... Боже! — пробормотал он. — Что за чудовище!
— Я мог бы порассказать тебе о чудовищах, — предложил Джилл.
Тем временем Варре принялся изучать красно-зеленые фрукты, растущие на шипастом кусте. Они очень напоминали яблоки. Француз осторожно откусил от одного из них и какое-то время держал кусочек во рту, осторожно пробуя его. Он стал жевать, но не торопясь, а потом улыбнулся:
— Эй! — позвал он остальных. — Хорошая штучка!
Андерсон и Клайборн подошли к нему, оставив Джилла и Тарнболла обсуждать свои дела. Как только все отошли, Тарнболл качнул головой, подзывая Джилла. Экстрасенс опустился на колено.
— Что?
— Хочу поговорить о Баннермене. — Агент понизил голос до шепота. — С этим парнем не все в порядке. Я подозревал это с самого начала, а теперь готов поклясться жизнью: в нем есть что-то сверхъестественное.
Джилл внимательно посмотрел на агента.
— Он спас твою жизнь, — после недолгих раздумий ответил экстрасенс. — Помог тебе спуститься с утеса, после того как тебя укусила та тварь.
Тарнболл нахмурился.
— Тогда выходит, он дважды спас мне жизнь, — задумчиво пробормотал он. — Один Бог знает, почему! Мне кажется, он тот самый тип, который хотел тебя прикончить в ту ночь на твоей квартире.
Джилл онемел. Когда он последний раз видел Баннермена, ему на ум пришла совершенно другая мысль.
— Но ведь у него были все пальцы, — через мгновение, взяв себя в руки, ответил экстрасенс.
Агент кивнул, а потом пожал плечами.
— Это меня и беспокоит, — произнес он.
— Хотя, возможно, ты и прав. — Джилл попробовал помочь Тарнболлу. — От него еще постоянно пахнет чем-то таким... забавным... Это вовсе не смешно... Пусть то, что я сейчас скажу, останется между нами.
— Согласен.
— Я даже не возьмусь на все сто процентов утверждать, что Баннермен — человек.
— Что? — Тарнболл резко выпрямился, захрипел, и повалился бы набок, если бы Джилл не поддержал его. — Голова кружится, словно только слез с карусели! — сказал он, а потом заговорил еще тише: — Вы утверждаете, что Баннермен не человек? Вы уверены в том, что он инопланетянин?
— Да, — не раздумывая, согласился Джилл. — И еще... он лишь отчасти машина.
— Баннермен — машина? — Тарнболл не мог в это поверить. — Но это... безумие.
— Безумно звучит, так? — неожиданно Джилл почувствовал себя очень неуверенно. — В любом случае я прав. Хотя он не принадлежит к тем машинам, с которыми мы встречались раньше, но... — Тут экстрасенс пожал плечами. И раньше, чем агент успел что-то сказать, добавил: — В любом случае Баннермен исчез. Растворился в ночи.
— В ночи? Какой ночи?
Джилл увидел, что их спутники возвращаются, набрав каких-то фруктов. Он заговорил еще тише, почти шепотом:
— Да, он исчез прошлой ночью. Ты в это время находился без сознания.
Тарнболл несколько раз согнул руки и ноги, а потом попросил Джилла:
— Помоги мне подняться. Джилл помог ему встать.
— Было бы легче, если бы мы поменялись местами.
Агент огляделся, покосился на синее небо, по которому полз к зениту огненный шар.
— Не вижу Хагги и девушку, — заметил он. Подошли остальные, и Джилл рассказал агенту обо всем, что случилось. Когда он уже добрался до конца своего повествования, Варре неожиданно согнулся вдвое, и его вырвало. Все произошло совершенно неожиданно. Выплеснув содержимое желудка, француз упал на траву, и тело его затряслось в агонии. Андерсон и Клайборн с ужасом переглянулись, а через несколько секунд присоединились к Варре.
— Я... яд! — пробормотал француз между спазмами рвоты.
А Клайборн прибавил:
— Боги, что за адское место! Чтоб ты был проклят вместе со своими траханными фруктами! — Последнее замечание американца было явно адресовано Варре.
Джилл и Тарнболл ничего не могли сделать. Полчаса они сидели и просто наблюдали за своими товарищами...
Глава двадцатая
Когда конструкция Баннермена была закреплена в гнездах, Сит смог наконец взглянуть на нее со стороны. Он наслаждался кратким периодом физической свободы в обширном центре управления синтезатором. Приятная свобода после тесной конструкции. Однако фактически даже эта рубка была частью искусственно созданного пространства, равно как и все миры, заключенные в Доме Дверей. Однако остальные миры были временными, гиперпространственными точно так же, как сверхсветовой континуум. Синтезатор хранил их в банке памяти и репродуцировал по желанию Сита.
Звездный бродяга за время своего путешествия открыл множество миров, и данные о них хранились в памяти синтезатора. Сит уже собрал и все данные о Земле... однако он отложил их, чтобы позже перекроить по своим планам. Он не хотел, чтобы в будущем ученые, изучая банк памяти его синтезатора, обнаружили, что люди, оказывается, были достойны большего.
Неужели они и в самом деле достойны? В самом деле? Сит задумался. Он пытался найти оправдание для уничтожения людей и тысяч менее значительных обитателей этой планеты.
Достойны? Что такого они совершили?
Они одержимы идеей небес — прекрасного мира. Для фонов эта идея — подходящий довод, особенно, если преподнести ее в соответствующей модификации. Кроме того, эти люди большую часть времени заняты тем, что пытаются уничтожить свой мир. Как поверхность планеты, так и ее недра! Они разрывают планету на части, потрошат ее недра. После они сжигают то, что откопали, отравляя атмосферу дымами и ядовитыми газами. Они загрязняют океаны отходами и ядовитой водой из своих городов, вырубают леса, дающие кислород.
Может, все это было бы и простительно, если бы люди, как и фоны, имели бы другие миры, куда могли переселиться, доведя Землю до полного истощения. Но у людей не было подобной возможности. На твердо— и жидкотопливных летательных аппаратах они, самое большее, могли бы добраться до спутника свой планеты. И это, насколько видел Сит, было бесполезно. Для чего им Луна? Чтобы устроить там временную ракетную базу? Для чего? Чтобы достигнуть остальных планет этой системы, которые не приспособлены для обитания человека? Чтобы добраться до звезд? Без вопросов! Даже несмотря на то что их технология сделала такой скачок за последние сто лет, по меньшей мере тысяча лет у них уйдет на создание самой примитивной модели синтезатора или какого-то другого модуля для межзвездных путешествий. Нет, им до этого еще очень далеко!
Но использование жидкости как топлива! Сжить и тем самым уничтожать жидкость! Это — кощунство! Дать им еще одно тысячелетие, и, быть может, они сумеют понять, что жидкость способна стать машиной.
Варварство? Без сомнения, люди — варвары. Они борются, но не с враждебными, инопланетными расами, с которыми они даже ни разу не столкнулись, а друг с другом! Люди убивали друг друга... Массовые убийства, попытки геноцида. Они воевали друг с другом! И занимаясь этим, они уничтожили большую часть своей планеты. Что это за существа, которые, возведя прекрасный дом, тут же бросались друг на друга с кулаками и разрушали дом изнутри?
Половина планеты имела разногласия с другой половиной. Все они обладали оружием, которое могло сжечь атмосферу планеты и изуродовать всю поверхность. Кроме того, они постоянно наращивали арсенал, совершенствуя то одно оружие, то другое. Точно так же вели себя и меньшие нации: не было уголка на планете, где царил бы мир и покой. Повсюду велись мелкие воины.
И в их руках было ядерное оружие, которым люди злоупотребляли... Здесь они обогнали сами себя! К тому же они не принимали никаких мер безопасности, понятия не имели, как можно использовать или уничтожить ядерные пустыни. В лучшем случае, атомы были могучими, но примитивными источниками энергии. Но, даже зная, насколько они ошибаются, люди продолжали эксперименты и усовершенствования, постепенно уничтожали самих себя и свой мир. Все это превращалось в медленный, болезненный процесс, который почему-то назывался прогрессом.
Люди и в самом деле уничтожали самих себя... Так почему бы Ситу не помочь им пройти по намеченному маршруту?
"Но, — об этом Ситу говорило его подсознание, внутреннее "я", — ты же изучал эту расу и решил, что она достойна. Согласно законам, законам фонов, люди достойны того... чтобы их оставили наедине с их собственными амбициями. Это было до того, как тебе пришлось сделать выбор. Так кто же оказался недостоин?.. Только не я, — уговаривал себя Сит. — Мои заслуги доказаны. Меня ведь признали претендентом на место на кристальном пьедестале?"
Против такого довода никакие аргументы не работали. А если даже они и существовали, Сит не произнес их даже про себя. Но чтобы дважды увериться в своей правоте, Сит решил собрать данные, говорившие против человеческой расы, внимательно исследуя нравы, верования и табу людей.
Взять хотя бы то, что они — бисексуалы, что само по себе отвратительно, и что большая часть их религий проповедует, что одна женщина должна принадлежать одному мужчине или наоборот. Тем не менее их аппетиты — их похоть, которая игнорировала законы, казалась неиссякаемой. Беспорядки в юности этой расы, даже по их собственным стандартам, были ужасны. Как единая раса, они имели множество сексуальных традиций и извращений, и это касалось не только их сексуальности, но и других аспектов жизни.
Сит записал несколько американских телепрограмм, по-видимому, нацеленных на предупреждение определенных болезней и склонностей: небезопасный секс убивает, допинг убивает, курение убивает, выпивка убивает! И, конечно, один из молодых телеведущих признался, что испытал все это на себе и до сих пор занимается сексом, употребляет тонизаторы, пьет и курит. Определенно, общая картина складывалась так: знания о том, что данная вещь смертоносна, как раз и являлись основным стимулом для ее потребления... В итоге две трети населения планеты убивали себя с помощью войн, избытка вредных пристрастий и болезней (очень часто имеющих сексуальное происхождение) — вот результат грубого нарушения правил личной гигиены и бессмысленного загрязнения окружающей среды.
Одна из их религий — христианство, превозносило соблюдение десяти законов, названных заповедями, которые можно было толковать, как самые скверные законы этого мира, поскольку большинство христиан нарушало все десять заповедей.
Наблюдения Сита были не слишком уж беглыми, потому что в своих наблюдениях он шел от макро к микро, от общей массы к отдельным индивидуумам человеческого общества. К тому же он был уверен, что, ищи даже целую вечность, он не найдет ни одного высокоморального мужчину или женщину. Каждый из людей в первую очередь думал о себе, а потом о других. Каждый хотел «жить хорошо, как...» и при этом заглядывал на следующую ступень социальной лестницы, ожидая, когда упадет тот, кто там находится. Это означало, что любой успех расы, как единого целого, должен быть или случайным, или... совершенно фантастическим событием. Человек не пытался добиться чего-то для своей расы — только для себя самого.
Так все и было. Длинный список прегрешений. Сомнения Сита постепенно разъедались и рассеивались. Чтобы поставить финальную точку на плане уничтожения человеческой расы, Сит решил еще раз исследовать наиболее загадочную черту человека — его самонадеянность. Чем можно объяснить ее, кроме как несговорчивостью? Насколько люди самонадеянны? Физически гротескный и больной (у многих от рождения) разум человека склонен к саморазрушению под воздействием хаотической сущности людей. В лучшем случае их восприятие реальности было искажено и переполнено всевозможными страхами. И как результат — многочисленные психические заболевания.
Возьмем, для примера, группу образчиков, которых Сит поймал в ловушку, чтобы провести тестирование.
Андерсон большую часть своей жизни был победителем, лидером, авторитетной фигурой. В этом он преуспел. И здесь, в полностью чуждой людям обстановке, куда Сит поместил группу, министр, без сомнения, стремился занять место лидера. Но это лишь подтачивало его авторитет, показывая, что вне кресла в современном офисе или кожаного сиденья дорогого автомобиля, где в подлокотнике спрятан радиотелефон, Андерсон не способен лидировать... Интересно, как долго он сможет держать хорошую мину при плохой игре и сколько времени ему удастся сохранять внешний лоск человека, искушенного в житейских делах? Сит решил, что все это продлится не так долго. А все потому, что человек с авторитетом хочет быть безжалостным — обладать тем, что люди называют «инстинктом убийцы». Интересно, сколько этот инстинкт выстоит против базового инстинкта выживания? На своей ступени общества, в том окружении, где вращался Андерсон, нужно было только щелкнуть пальцами, и тут же его предложение оказывалось принятым. Но здесь-то он должен проявить себя сам! А куда поведет его «инстинкт убийцы», когда щелчок пальцами перестанет давать желаемый результат?
В группе был еще и Варре, который верил, что если какую-то вещь нельзя купить, выпросить или украсть, то она ничего не стоит, поскольку недостойна внимания; или может принести большие неприятности, и именно поэтому никому не нужна; или находиться вне его понимания, и стоит держаться от нее подальше. В нынешнем состоянии он не мог ничего ни купить, ни выпросить, ни украсть. Прежние ценности исчезли, окружающий мир постоянно изменялся. Неведомое сжало кольцо... словно надвинулись стены. «Сможет ли француз понять, что его клаустрофобия не столько страх замкнутого пространства, сколько страх перед замкнутостью, отторжением окружающих?» — размышлял Сит. Отбросим в сторону его способности делового человека, и что тогда? Сколько времени он продержится, прежде чем невидимые стены фобии сомкнутся и превратят его в бессвязно лопочущего сумасшедшего? Он уже показал, насколько презирает своих товарищей, посчитав, что жизнь их совершенно никчемная, поскольку они беспомощны точно так же, как и он сам. Ведь он очутился в мире, где банковские сделки не имели значения.
Что до женщины, ей угрожала ее собственная сексуальность. Одна женщина оказалась в иной вселенной с шестью мужчинами... семью, если Сит станет считать и Баннермена. Хотя больше всего ей угрожал Хагги, который, если у него будет шанс, не колеблясь использует свое физическое превосходство и духовную низость. С другой стороны, девушка, боится она или нет, должна сознавать, что физически она слабее остальных и что любой из мужчин или все они могут, когда пожелают, оскорбить ее в самом широком смысле этого слова. Когда же это случится?.. Исключение, пожалуй, составлял Джилл, и здесь Сит вынужден был задуматься.
Джилл обладал даром — он мог общаться с машинами. И это выделяло его из общей массы, быть может, даже делало отчасти опасным. С другой стороны, в каком-нибудь другом случае талант Джилла мог бы спасти его расу при иных обстоятельствах. Исследователь-фон обладал полномочиями спасти от вымирания расу, которая могла производить созданий, подобных Джиллу. Однако раньше ни один фон не стоял перед таким выбором, в котором нынче оказался Сит.
Джилл...
У него было что-то не так с головой. Единственный в своем роде, он был лишен присущего людям безумия. В отличие от тела, его разум был образцом здравомыслия. Джилл обладал кротким нравом, и хотя имел слабости, ни одна из них не могла трактоваться как фобия. Кроме того, он, как и любое живое существо, боялся смерти. Однако он подавлял этот страх и выбросил из головы мысли о смерти. Возможно, он просто привык к мысли о смерти и относился к ней без презрения; привычка к ее постоянной тени воспитала в Джилле своего рода флегматизм.
Сам-то он смерти не боится... а вот смерти женщины? Но здесь, в синтезаторе, с ней могли произойти и другие неприятности. Многое зависело от женщины, однако Хагги со своими преступными наклонностями — недостатком принципиальности и избытком необузданной похоти — мог и не стать тем самым спусковым крючком, который запустит цепную реакцию самоуничтожения Джилла.
Хагги появился здесь из-за механической неполадки в синтезаторе. Когда машина произвела корректировку, Хагги очутился в ловушке. За короткое время он исчерпал свои силы, потому что обладал преступными инстинктами еще до того, как попал сюда, и потребовалось совсем мало усилий, чтобы превратить его в настоящего хищника. Хагги верил, и не беспричинно, что за ним охотятся. Однако столь быстрая деградация не сделала его глупее. А может, вместо деградации нужно было применить слово «адаптация»? Хагги стал хитрее. Более того, сейчас, лишенный оков человеческой морали, Хагги стал действовать осторожнее, обдумывая каждый поступок. Он больше не боялся наказания. Здесь не существовало других законов, кроме законов выживания. Здесь не существовало правосудия. Все условия были созданы, чтобы выжил достойнейший... Словно пауки в банке.
Хагги очень быстро пришел к пониманию реального положения дел. Во многом они соответствовали его характеру. Особенно сейчас, когда другие существа его же рода могли стать его жертвами. Но... Сколько времени пройдет, прежде чем остальные его отыщут? Какое участие в событиях примет женщина? Сколько времени пройдет до того, как налет цивилизованности окончательно покинет испытуемых и они станут смотреть на женщину не как на человеческое существо, которое необходимо защищать, но как на законную добычу? Да, скоро начнутся интересные события, Сит был уверен.
Тарнболл до сих пор оставался для Сита темной лошадкой. Он казался бесстрашным, но Сит подозревал, что это всего лишь маска. Если она прикрывала метущуюся душу, то Тарнболл мог оказать пренеприятным созданием. Но это ничуть не исключало того, что агент обладает достаточной силой, быстротой реакции и сообразительностью. И это доказывала живая реакция в ту ночь, когда Сит попытался уничтожить Джилла. Если бы не Тарнболл, та ночь была бы для экстрасенса последней. Но промах не слишком обеспокоил Сита, хотя Джилл был для него более чем угрозой. Расставляя свои ловушки, Сит опасался, что землянин вмешается в его дела, боялся, что тот разгадает подготовку синтезатора и сумеет отстоять род людской, защитить Землю, так что фонам придется оставить ее за пределами периметра экспансии. Тот факт, что Джилл обладает неким даром, делал его главным противником планов Сита.
Он был соринкой в его глазу. Убрать Джилла... и перед Ситом не осталось бы никаких препятствий. И не осталось бы никаких препятствий перед восхождением на кристаллический пьедестал.
Не вмешайся Тарнболл, Джилл был бы устранен, и Сит победил бы, и фоны открыли новую грань в своем обществе. Сит испытывал почти человеческую реакцию. Что из того, что он сильно желал... случится? Возможно, Тарнболл и Джилл свели на нет его четко продуманную операцию. Даже не зная, против кого выступают, они способны помешать ему, и это будет не слишком трудно. Существу, столкнувшемуся лицом к лицу с неандертальцами, можно и так сказать. Но, естественно, Ситу не могло прийти в голову такое сравнение. Вместо этого... он всего лишь хотел выиграть.
Люди противостояли ему. Сейчас же Сит хотел провести традиционное тестирование. Но использовать не совсем ту процедуру, которая предписывалась! Эти люди должны были испытать все ужасы, таящиеся в синтезаторе, но Сит собирался записать только их страхи и ничего из побед, чтобы приплюсовать их к тем данным, которые он собрал раньше. И после небольшого редактирования станет видно, что данная раса должна быть полностью уничтожена, открыв путь фонам, и решение это — совершенно верное.
Наконец Сит задумался о Клайборне. Американца можно было расценивать, как козырную карту. Все, что способен вообразить разум человека, синтезатор мог воплотить в реальность. Синтезатор мог материализовать элементы нереального и оживить их. А разум Клайборна был настоящим хранилищем всевозможных ужасов и кошмаров.
Клайборн верил в существование потустороннего мира или множество подобных миров, носящих общее название — ад. Там обитали сверхъестественные существа и царил хаос. Он видел синтезатор — Дом Дверей, и тот представился ему дверями в темные измерения. Очень хорошо. Пусть так и будет.
Люди считали себя повелителями всей вселенной. И, выполняя предначертанное, они могли лишь пытаться выжить, сражаясь с собственными страхами. Пусть так и будет: шесть мужчин должны выдержать тест — самих себя.
Мужчины и женщина против своих худших ночных кошмаров. Особенно Клайборн!
Звездный бродяга за время своего путешествия открыл множество миров, и данные о них хранились в памяти синтезатора. Сит уже собрал и все данные о Земле... однако он отложил их, чтобы позже перекроить по своим планам. Он не хотел, чтобы в будущем ученые, изучая банк памяти его синтезатора, обнаружили, что люди, оказывается, были достойны большего.
Неужели они и в самом деле достойны? В самом деле? Сит задумался. Он пытался найти оправдание для уничтожения людей и тысяч менее значительных обитателей этой планеты.
Достойны? Что такого они совершили?
Они одержимы идеей небес — прекрасного мира. Для фонов эта идея — подходящий довод, особенно, если преподнести ее в соответствующей модификации. Кроме того, эти люди большую часть времени заняты тем, что пытаются уничтожить свой мир. Как поверхность планеты, так и ее недра! Они разрывают планету на части, потрошат ее недра. После они сжигают то, что откопали, отравляя атмосферу дымами и ядовитыми газами. Они загрязняют океаны отходами и ядовитой водой из своих городов, вырубают леса, дающие кислород.
Может, все это было бы и простительно, если бы люди, как и фоны, имели бы другие миры, куда могли переселиться, доведя Землю до полного истощения. Но у людей не было подобной возможности. На твердо— и жидкотопливных летательных аппаратах они, самое большее, могли бы добраться до спутника свой планеты. И это, насколько видел Сит, было бесполезно. Для чего им Луна? Чтобы устроить там временную ракетную базу? Для чего? Чтобы достигнуть остальных планет этой системы, которые не приспособлены для обитания человека? Чтобы добраться до звезд? Без вопросов! Даже несмотря на то что их технология сделала такой скачок за последние сто лет, по меньшей мере тысяча лет у них уйдет на создание самой примитивной модели синтезатора или какого-то другого модуля для межзвездных путешествий. Нет, им до этого еще очень далеко!
Но использование жидкости как топлива! Сжить и тем самым уничтожать жидкость! Это — кощунство! Дать им еще одно тысячелетие, и, быть может, они сумеют понять, что жидкость способна стать машиной.
Варварство? Без сомнения, люди — варвары. Они борются, но не с враждебными, инопланетными расами, с которыми они даже ни разу не столкнулись, а друг с другом! Люди убивали друг друга... Массовые убийства, попытки геноцида. Они воевали друг с другом! И занимаясь этим, они уничтожили большую часть своей планеты. Что это за существа, которые, возведя прекрасный дом, тут же бросались друг на друга с кулаками и разрушали дом изнутри?
Половина планеты имела разногласия с другой половиной. Все они обладали оружием, которое могло сжечь атмосферу планеты и изуродовать всю поверхность. Кроме того, они постоянно наращивали арсенал, совершенствуя то одно оружие, то другое. Точно так же вели себя и меньшие нации: не было уголка на планете, где царил бы мир и покой. Повсюду велись мелкие воины.
И в их руках было ядерное оружие, которым люди злоупотребляли... Здесь они обогнали сами себя! К тому же они не принимали никаких мер безопасности, понятия не имели, как можно использовать или уничтожить ядерные пустыни. В лучшем случае, атомы были могучими, но примитивными источниками энергии. Но, даже зная, насколько они ошибаются, люди продолжали эксперименты и усовершенствования, постепенно уничтожали самих себя и свой мир. Все это превращалось в медленный, болезненный процесс, который почему-то назывался прогрессом.
Люди и в самом деле уничтожали самих себя... Так почему бы Ситу не помочь им пройти по намеченному маршруту?
"Но, — об этом Ситу говорило его подсознание, внутреннее "я", — ты же изучал эту расу и решил, что она достойна. Согласно законам, законам фонов, люди достойны того... чтобы их оставили наедине с их собственными амбициями. Это было до того, как тебе пришлось сделать выбор. Так кто же оказался недостоин?.. Только не я, — уговаривал себя Сит. — Мои заслуги доказаны. Меня ведь признали претендентом на место на кристальном пьедестале?"
Против такого довода никакие аргументы не работали. А если даже они и существовали, Сит не произнес их даже про себя. Но чтобы дважды увериться в своей правоте, Сит решил собрать данные, говорившие против человеческой расы, внимательно исследуя нравы, верования и табу людей.
Взять хотя бы то, что они — бисексуалы, что само по себе отвратительно, и что большая часть их религий проповедует, что одна женщина должна принадлежать одному мужчине или наоборот. Тем не менее их аппетиты — их похоть, которая игнорировала законы, казалась неиссякаемой. Беспорядки в юности этой расы, даже по их собственным стандартам, были ужасны. Как единая раса, они имели множество сексуальных традиций и извращений, и это касалось не только их сексуальности, но и других аспектов жизни.
Сит записал несколько американских телепрограмм, по-видимому, нацеленных на предупреждение определенных болезней и склонностей: небезопасный секс убивает, допинг убивает, курение убивает, выпивка убивает! И, конечно, один из молодых телеведущих признался, что испытал все это на себе и до сих пор занимается сексом, употребляет тонизаторы, пьет и курит. Определенно, общая картина складывалась так: знания о том, что данная вещь смертоносна, как раз и являлись основным стимулом для ее потребления... В итоге две трети населения планеты убивали себя с помощью войн, избытка вредных пристрастий и болезней (очень часто имеющих сексуальное происхождение) — вот результат грубого нарушения правил личной гигиены и бессмысленного загрязнения окружающей среды.
Одна из их религий — христианство, превозносило соблюдение десяти законов, названных заповедями, которые можно было толковать, как самые скверные законы этого мира, поскольку большинство христиан нарушало все десять заповедей.
Наблюдения Сита были не слишком уж беглыми, потому что в своих наблюдениях он шел от макро к микро, от общей массы к отдельным индивидуумам человеческого общества. К тому же он был уверен, что, ищи даже целую вечность, он не найдет ни одного высокоморального мужчину или женщину. Каждый из людей в первую очередь думал о себе, а потом о других. Каждый хотел «жить хорошо, как...» и при этом заглядывал на следующую ступень социальной лестницы, ожидая, когда упадет тот, кто там находится. Это означало, что любой успех расы, как единого целого, должен быть или случайным, или... совершенно фантастическим событием. Человек не пытался добиться чего-то для своей расы — только для себя самого.
Так все и было. Длинный список прегрешений. Сомнения Сита постепенно разъедались и рассеивались. Чтобы поставить финальную точку на плане уничтожения человеческой расы, Сит решил еще раз исследовать наиболее загадочную черту человека — его самонадеянность. Чем можно объяснить ее, кроме как несговорчивостью? Насколько люди самонадеянны? Физически гротескный и больной (у многих от рождения) разум человека склонен к саморазрушению под воздействием хаотической сущности людей. В лучшем случае их восприятие реальности было искажено и переполнено всевозможными страхами. И как результат — многочисленные психические заболевания.
Возьмем, для примера, группу образчиков, которых Сит поймал в ловушку, чтобы провести тестирование.
Андерсон большую часть своей жизни был победителем, лидером, авторитетной фигурой. В этом он преуспел. И здесь, в полностью чуждой людям обстановке, куда Сит поместил группу, министр, без сомнения, стремился занять место лидера. Но это лишь подтачивало его авторитет, показывая, что вне кресла в современном офисе или кожаного сиденья дорогого автомобиля, где в подлокотнике спрятан радиотелефон, Андерсон не способен лидировать... Интересно, как долго он сможет держать хорошую мину при плохой игре и сколько времени ему удастся сохранять внешний лоск человека, искушенного в житейских делах? Сит решил, что все это продлится не так долго. А все потому, что человек с авторитетом хочет быть безжалостным — обладать тем, что люди называют «инстинктом убийцы». Интересно, сколько этот инстинкт выстоит против базового инстинкта выживания? На своей ступени общества, в том окружении, где вращался Андерсон, нужно было только щелкнуть пальцами, и тут же его предложение оказывалось принятым. Но здесь-то он должен проявить себя сам! А куда поведет его «инстинкт убийцы», когда щелчок пальцами перестанет давать желаемый результат?
В группе был еще и Варре, который верил, что если какую-то вещь нельзя купить, выпросить или украсть, то она ничего не стоит, поскольку недостойна внимания; или может принести большие неприятности, и именно поэтому никому не нужна; или находиться вне его понимания, и стоит держаться от нее подальше. В нынешнем состоянии он не мог ничего ни купить, ни выпросить, ни украсть. Прежние ценности исчезли, окружающий мир постоянно изменялся. Неведомое сжало кольцо... словно надвинулись стены. «Сможет ли француз понять, что его клаустрофобия не столько страх замкнутого пространства, сколько страх перед замкнутостью, отторжением окружающих?» — размышлял Сит. Отбросим в сторону его способности делового человека, и что тогда? Сколько времени он продержится, прежде чем невидимые стены фобии сомкнутся и превратят его в бессвязно лопочущего сумасшедшего? Он уже показал, насколько презирает своих товарищей, посчитав, что жизнь их совершенно никчемная, поскольку они беспомощны точно так же, как и он сам. Ведь он очутился в мире, где банковские сделки не имели значения.
Что до женщины, ей угрожала ее собственная сексуальность. Одна женщина оказалась в иной вселенной с шестью мужчинами... семью, если Сит станет считать и Баннермена. Хотя больше всего ей угрожал Хагги, который, если у него будет шанс, не колеблясь использует свое физическое превосходство и духовную низость. С другой стороны, девушка, боится она или нет, должна сознавать, что физически она слабее остальных и что любой из мужчин или все они могут, когда пожелают, оскорбить ее в самом широком смысле этого слова. Когда же это случится?.. Исключение, пожалуй, составлял Джилл, и здесь Сит вынужден был задуматься.
Джилл обладал даром — он мог общаться с машинами. И это выделяло его из общей массы, быть может, даже делало отчасти опасным. С другой стороны, в каком-нибудь другом случае талант Джилла мог бы спасти его расу при иных обстоятельствах. Исследователь-фон обладал полномочиями спасти от вымирания расу, которая могла производить созданий, подобных Джиллу. Однако раньше ни один фон не стоял перед таким выбором, в котором нынче оказался Сит.
Джилл...
У него было что-то не так с головой. Единственный в своем роде, он был лишен присущего людям безумия. В отличие от тела, его разум был образцом здравомыслия. Джилл обладал кротким нравом, и хотя имел слабости, ни одна из них не могла трактоваться как фобия. Кроме того, он, как и любое живое существо, боялся смерти. Однако он подавлял этот страх и выбросил из головы мысли о смерти. Возможно, он просто привык к мысли о смерти и относился к ней без презрения; привычка к ее постоянной тени воспитала в Джилле своего рода флегматизм.
Сам-то он смерти не боится... а вот смерти женщины? Но здесь, в синтезаторе, с ней могли произойти и другие неприятности. Многое зависело от женщины, однако Хагги со своими преступными наклонностями — недостатком принципиальности и избытком необузданной похоти — мог и не стать тем самым спусковым крючком, который запустит цепную реакцию самоуничтожения Джилла.
Хагги появился здесь из-за механической неполадки в синтезаторе. Когда машина произвела корректировку, Хагги очутился в ловушке. За короткое время он исчерпал свои силы, потому что обладал преступными инстинктами еще до того, как попал сюда, и потребовалось совсем мало усилий, чтобы превратить его в настоящего хищника. Хагги верил, и не беспричинно, что за ним охотятся. Однако столь быстрая деградация не сделала его глупее. А может, вместо деградации нужно было применить слово «адаптация»? Хагги стал хитрее. Более того, сейчас, лишенный оков человеческой морали, Хагги стал действовать осторожнее, обдумывая каждый поступок. Он больше не боялся наказания. Здесь не существовало других законов, кроме законов выживания. Здесь не существовало правосудия. Все условия были созданы, чтобы выжил достойнейший... Словно пауки в банке.
Хагги очень быстро пришел к пониманию реального положения дел. Во многом они соответствовали его характеру. Особенно сейчас, когда другие существа его же рода могли стать его жертвами. Но... Сколько времени пройдет, прежде чем остальные его отыщут? Какое участие в событиях примет женщина? Сколько времени пройдет до того, как налет цивилизованности окончательно покинет испытуемых и они станут смотреть на женщину не как на человеческое существо, которое необходимо защищать, но как на законную добычу? Да, скоро начнутся интересные события, Сит был уверен.
Тарнболл до сих пор оставался для Сита темной лошадкой. Он казался бесстрашным, но Сит подозревал, что это всего лишь маска. Если она прикрывала метущуюся душу, то Тарнболл мог оказать пренеприятным созданием. Но это ничуть не исключало того, что агент обладает достаточной силой, быстротой реакции и сообразительностью. И это доказывала живая реакция в ту ночь, когда Сит попытался уничтожить Джилла. Если бы не Тарнболл, та ночь была бы для экстрасенса последней. Но промах не слишком обеспокоил Сита, хотя Джилл был для него более чем угрозой. Расставляя свои ловушки, Сит опасался, что землянин вмешается в его дела, боялся, что тот разгадает подготовку синтезатора и сумеет отстоять род людской, защитить Землю, так что фонам придется оставить ее за пределами периметра экспансии. Тот факт, что Джилл обладает неким даром, делал его главным противником планов Сита.
Он был соринкой в его глазу. Убрать Джилла... и перед Ситом не осталось бы никаких препятствий. И не осталось бы никаких препятствий перед восхождением на кристаллический пьедестал.
Не вмешайся Тарнболл, Джилл был бы устранен, и Сит победил бы, и фоны открыли новую грань в своем обществе. Сит испытывал почти человеческую реакцию. Что из того, что он сильно желал... случится? Возможно, Тарнболл и Джилл свели на нет его четко продуманную операцию. Даже не зная, против кого выступают, они способны помешать ему, и это будет не слишком трудно. Существу, столкнувшемуся лицом к лицу с неандертальцами, можно и так сказать. Но, естественно, Ситу не могло прийти в голову такое сравнение. Вместо этого... он всего лишь хотел выиграть.
Люди противостояли ему. Сейчас же Сит хотел провести традиционное тестирование. Но использовать не совсем ту процедуру, которая предписывалась! Эти люди должны были испытать все ужасы, таящиеся в синтезаторе, но Сит собирался записать только их страхи и ничего из побед, чтобы приплюсовать их к тем данным, которые он собрал раньше. И после небольшого редактирования станет видно, что данная раса должна быть полностью уничтожена, открыв путь фонам, и решение это — совершенно верное.
Наконец Сит задумался о Клайборне. Американца можно было расценивать, как козырную карту. Все, что способен вообразить разум человека, синтезатор мог воплотить в реальность. Синтезатор мог материализовать элементы нереального и оживить их. А разум Клайборна был настоящим хранилищем всевозможных ужасов и кошмаров.
Клайборн верил в существование потустороннего мира или множество подобных миров, носящих общее название — ад. Там обитали сверхъестественные существа и царил хаос. Он видел синтезатор — Дом Дверей, и тот представился ему дверями в темные измерения. Очень хорошо. Пусть так и будет.
Люди считали себя повелителями всей вселенной. И, выполняя предначертанное, они могли лишь пытаться выжить, сражаясь с собственными страхами. Пусть так и будет: шесть мужчин должны выдержать тест — самих себя.
Мужчины и женщина против своих худших ночных кошмаров. Особенно Клайборн!
Глава двадцать первая
— Я хочу отправиться за Хагги и Анжелой. — Джилл больше не мог сдержаться. Теперь, убедившись, что Андерсон, Варре и Клайборн живы, экстрасенс задумался о более важных делах. До наступления ночи нужно пересечь несколько широких лесных полос и полян. Неделю назад, даже несколько дней назад, Джилл даже представить себе не смог бы подобного места. Однако сейчас, пока Джилл полностью не истощил свои силы и не свалился с ног, он собирался идти вперед один, и даже все инопланетные ужасы, порожденные этой гигантской машиной, не смогли бы удержать его. Более того, он чувствовал в себе силы совершить большее...
— Я пойду с тобой, — тут же сказал Тарнболл.
— Что? — Андерсон сел и, поглаживая желудок, оглядел их обоих. На его пепельном лице было написано удивление, а быть может, даже страх. — Никто никуда не пойдет, — равнодушно произнес он. — Вы видели, насколько опасно это место. Тут кругом ядовитые растения и животные. Мы знаем, что все здесь ядовито! Даже воздух этого места может убивать нас! А ты, Джек, ты удивляешь меня! Всего час назад ты же лежал пластом, без сознания. Последний участок пути мы несли тебя на руках. Что же ты собираешься делать теперь? Тарнболл пожал плечами.
— У меня крепкое здоровье. — Потом он нахмурился. — Так это, значит, вы несли меня? Не удивляюсь тому, что я весь покрыт синяками! В любом случае вы не один удивлены. Я тоже поражен происходящим. Но теперь моя рука почти в норме, и я чувствую себя достаточно хорошо для того, чтобы прошагать еще тысячу миль. Так что не говорите мне, что воздух убивает меня. Он бодрит!
«Может статься, он прав, — подумал Джилл, потирая пальцем подбородок. — Быть может, что-то в самом деле... улучшило наше состояние? Но... воздух?» Джилл думал, что не в воздухе тут дело.
Андерсон попытался встать, застонал и снова сел на пол.
— В любом случае вы никуда не пойдете. — Он нахмурился, словно избалованный ребенок. — Вы все согласились, что я стану старшим, я и есть — старший. Так вот, я скажу так: мы все останемся вместе. Наша сила в нашем числе.
— Вы говорили то же самое и Хагги, — напомнил министру Джилл. — Чем нас больше, тем безопаснее. И где сейчас Хагги?
— Но ведь я прав, — льстиво заговорил Андерсон. — Если мы разделимся, то каждый окажется предоставлен сам себе. Будет лучше, если мы станем держаться вместе.
Тогда заговорил Варре:
Да ради Бога, пусть они идут! От вашей перебранки меня сейчас снова стошнит. — Его лицо до сих пор отливало зеленью.
Клайборн согласился с ним.
— Пусть идут, — сказал он. — Черт с ними. Вы отправитесь прямо с ад. А потом мы переступим через ваши тела. По крайней мере, ваши трупы предупредят нас об опасности.
— Дерьмо! — пробормотал Тарнболл, мрачно поджав губы.
Джилл вопросительно посмотрел на него.
— Мой пистолет, — словно оправдываясь, произнес Тарнболл. — Черт! Ничего не понимаю. Кобура на месте, а пистолета нет. Там был специальный предохранительный ремешок. Его нельзя было потерять, даже если очень постараться... Однако его нет. — Тут агент с подозрением посмотрел на Андерсона и его компанию. — Вы несли меня вниз. Вы видели пистолет? Может быть, один из вас решил, что мне он больше не нужен?
— Я пойду с тобой, — тут же сказал Тарнболл.
— Что? — Андерсон сел и, поглаживая желудок, оглядел их обоих. На его пепельном лице было написано удивление, а быть может, даже страх. — Никто никуда не пойдет, — равнодушно произнес он. — Вы видели, насколько опасно это место. Тут кругом ядовитые растения и животные. Мы знаем, что все здесь ядовито! Даже воздух этого места может убивать нас! А ты, Джек, ты удивляешь меня! Всего час назад ты же лежал пластом, без сознания. Последний участок пути мы несли тебя на руках. Что же ты собираешься делать теперь? Тарнболл пожал плечами.
— У меня крепкое здоровье. — Потом он нахмурился. — Так это, значит, вы несли меня? Не удивляюсь тому, что я весь покрыт синяками! В любом случае вы не один удивлены. Я тоже поражен происходящим. Но теперь моя рука почти в норме, и я чувствую себя достаточно хорошо для того, чтобы прошагать еще тысячу миль. Так что не говорите мне, что воздух убивает меня. Он бодрит!
«Может статься, он прав, — подумал Джилл, потирая пальцем подбородок. — Быть может, что-то в самом деле... улучшило наше состояние? Но... воздух?» Джилл думал, что не в воздухе тут дело.
Андерсон попытался встать, застонал и снова сел на пол.
— В любом случае вы никуда не пойдете. — Он нахмурился, словно избалованный ребенок. — Вы все согласились, что я стану старшим, я и есть — старший. Так вот, я скажу так: мы все останемся вместе. Наша сила в нашем числе.
— Вы говорили то же самое и Хагги, — напомнил министру Джилл. — Чем нас больше, тем безопаснее. И где сейчас Хагги?
— Но ведь я прав, — льстиво заговорил Андерсон. — Если мы разделимся, то каждый окажется предоставлен сам себе. Будет лучше, если мы станем держаться вместе.
Тогда заговорил Варре:
Да ради Бога, пусть они идут! От вашей перебранки меня сейчас снова стошнит. — Его лицо до сих пор отливало зеленью.
Клайборн согласился с ним.
— Пусть идут, — сказал он. — Черт с ними. Вы отправитесь прямо с ад. А потом мы переступим через ваши тела. По крайней мере, ваши трупы предупредят нас об опасности.
— Дерьмо! — пробормотал Тарнболл, мрачно поджав губы.
Джилл вопросительно посмотрел на него.
— Мой пистолет, — словно оправдываясь, произнес Тарнболл. — Черт! Ничего не понимаю. Кобура на месте, а пистолета нет. Там был специальный предохранительный ремешок. Его нельзя было потерять, даже если очень постараться... Однако его нет. — Тут агент с подозрением посмотрел на Андерсона и его компанию. — Вы несли меня вниз. Вы видели пистолет? Может быть, один из вас решил, что мне он больше не нужен?