Страница:
– Надо, – подтвердил Темняк. – Да только возможности нет. Все дело загубим.
Тем временем Башмак, не добившийся никакого успеха, начал отступать. Он даже сбросил шлем, из-под которого градом катился пот. И тогда оба его товарища, словно бы повинуясь какому-то заранее оговоренному сигналу, немедленно вступили в схватку.
– Ну все, – Бадюг отвернулся. – Помирать ему без гроба.
Свист, оказавшийся весьма не слабым боешником, продолжал храбро защищаться, но один из “желтых”, зайдя сбоку, рубанул его ниже щита, прямо по ногам. Свист сразу рухнул, успев напоследок обложить врагов парочкой нелицеприятных словечек.
– Прости, – тихо сказал Темняк. – Помочь тебе мы не можем, но отомстим обязательно.
Впрочем, добивать Свиста “желтые” не спешили.
– Отвечай, почему твои приятели держатся в сторонке? – допытывался Башмак. – Просто испугались? Или хитрят?
– Поспорили мы, – ворочаясь в окровавленном мусоре, ответил Свист. – Я пообещал, что в одиночку со всей вашей стаей справлюсь.
– А не врешь? – один из “желтых” послал в лежащего Свиста спираль, полоснувшую того по щеке. – Есть слушок, что на Бойле появились какие-то фокусники, разящие врага издали.
– Зачем бы я тогда стал с вами на спиралях рубиться? Перебил бы издали – и делу конец. – Свист попытался лягнуть ближайшего врага, но только взвыл от нестерпимой боли.
– И то верно. Куда вам против нас. – Башмак повнимательней присмотрелся к Свисту. – Вижу, на тебе моя обувка. А я, между прочим, своих клиентов уважаю. Даже бывших. Поэтому выбирай: сразу умрешь или ещё поживешь немного? До прихода Смотрителя.
– Лучше поживу. А обувка твоя дрянь дрянью. Пока разносил, все ноги стер.
– Надо было сразу мне пожаловаться. Растянул бы… Теперь уже поздно. Обувка тебе больше не пригодится.
Оставив беспомощного Свиста дожидаться смерти, в данном конкретном случае имевшей облик призрачного Смотрителя, “желтые” устремились на стаю Темняка. Впереди всех резво чесал Башмак, вновь напяливший медный шлем. Вот и верь после этого россказням про обитателей одноименой улицы, которым даже почесаться лишний раз – и то лень.
– Давай-ка вооружимся для вида. – Темняк сказал это так, чтобы его могли слышать только товарищи. – Не стоит давать повод для лишних подозрений.
Сам он подхватил какой-то прут, годный скорее для отпугивания уличных воришек, чем для серьезной схватки, а Тюха и Бадюг быстренько нацепили на пальцы спирали.
Когда расстояние, отделявшее обе стаи, сократилось до минимума, известному одному только Темняку, он подал сигнал к отступлению. Завидев это, “желтые” припустили изо всех сил. Кому охота оттягивать на потом неизбежную победу? Это уж как похоть – уж если обуяла, то удержу нет.
Но “желтые” спешили совершенно напрасно. В этой жизни им уже не суждено было испытать ни экстаза победы, ни восторга оргазма (хотя и говорят, что некоторые умирающие, висельники, например, в момент агонии кончают).
Бежавший первым Башмак вдруг пропал, оставив после себя лишь короткий вскрик, зияющую дыру в мусоре и облако пыли, взметнувшееся над ней.
Та же участь постигла и его товарищей. Никакая реакция не помогла бы им сдержать свой стремительный бег, тем более что они так ничего толком и не поняли.
Падая, “желтая” стая увлекла за собой и хрупкий настил, до поры до времени скрывавший глубокий ров, который перегораживал улицу от стены до стены (кое-кто этой ночью славно поработал). Некоторое время оттуда доносились сдавленные стоны, какая-то возня и шум оседающего мусора, но очень скоро все затихло.
– Сходи посмотри, что там, – Темняк легонько подтолкнул Тюху в спину.
Тот осторожно, словно бы ступая по острым осколкам, добрался до края рва и, лишь мельком заглянув туда, сразу же устремился обратно. Гнало его отнюдь не усердие, а банальный испуг – безвредные мертвецы иногда выглядят куда страшнее, чем живые злодеи.
– Там они, – Тюха говорил так, будто бы в этот момент кто-то крепко сжимал его горло. – Уже не шевелятся… Теперь понятно, почему ты велел вбить на дне колья.
– Ты не паникуй особо, а лучше бери в руки щит, – сказал Темняк. – Засыпайте яму так, чтобы и следа от неё не осталось… А я пойду взглянуть на Свиста.
Свист лежал на спине, раскинув руки и обратив к далекому небу совершенно спокойное, сильно побледневшее лицо.
– Как дела? – спросил Темняк. – Чем занимаешься?
– Вспоминаю, – ответил Свист слабым, но ясным голосом. – Память – это единственное прибежище, которое сулит отраду.
– Ты славно сражался, – Темняк стал стаскивать с него набрякшие кровью штаны. – Мы отомстили за тебя.
– Я вас об этом не просил.
– Есть вещи, которые можно делать и без спроса. Например, врачевать раненых и лишать девиц невинности. Потерпи чуток, сейчас будет немного больно…
Свист прикрыл глаза и не издал ни единого звука, даже когда Темняк накладывал на его правую ногу жгут (левая оказалась задетой только вскользь) и стягивал края зияющей раны скобами, наспех сделанными из обломков спирали.
Спустя какое-то время к ним подошли и Тюха с Бадюгом. После изматывающей ночной работы теперь их даже пот не прошиб.
– Помер? – спросил Бадюг.
– Нет, без сознания, – Темняк туго бинтовал ногу Свиста клочьями своей собственной рубашки, предварительно пропитанными мочой (другого антисептика, увы, не нашлось).
– Думаешь, он поправится?
– Думаю, что да. Крови, правда, вытекло изрядно, но кость цела… Лишь бы не началось воспаление. Послушай, – он обратился к Тюхе. – Какая судьба ожидает боешника, состоявшего в победившей стае, но получившего ранение?
– Смотря какое ранение. Если он способен самостоятельно передвигаться, то остаётся в стае, хотя чаще всего гибнет уже в следующей схватке. А тяжелоранеными занимается Смотритель… Ты смазал рану “хозяйской желчью”?
– Смазал, да что толку. Кровь всё смыла… А если спрятать Свиста в норе?
– Как же ты его спрячешь! Ни один человек на Бойле не может пропасть без вести. Смотритель за этим строго следит. Каждый из нас у него на счету.
– Вот даже как… – Темняк покосился на только что засыпанный ров. – Выходит, сегодня Смотрителя ожидает небольшой сюрприз. Во всяком случае, мы должны любой ценой поставить Свиста на ноги и таскать с собой, по крайней мере до темноты. При этом он должен выглядеть целым и невредимым.
Темняк хотел добавить ещё что-то, но так и застыл с раскрытым ртом. Сверху раздался шорох, стремительный, как падение. Ангел смерти не всегда приближается бесшумно. По крайней мере на Бойле он от своих клиентов не таился.
Смотритель не заслонял предметов, мимо которых проносился, а лишь на мгновение смазывал их очертания. И вот такое малоприятное для глаза мельтешение продолжалось уже битых четверть часа.
Призрачное создание в бешеном темпе металось по улице, но все его старания оставались тщетными – побеждённые словно под землю провалились (так оно, кстати сказать, и было на самом деле).
В конце концов Смотритель как бы в недоумении замер перед кучкой людей, двое из которых поддерживали третьего, висевшего у них на плечах, а ещё один только и делал, что отдавал команды:
– Переходим на соседний участок. Медленно! Спокойно! И попрошу без стонов… А ты чего вылупился? – Это уже относилось к Смотрителю. – Мы победили, понимаешь? Третий раз подряд! И сейчас идем отдыхать! Отстань от нас!
Смотритель кинулся назад и методично – одну за другой – стал обследовать норы.
– Сразу видно, что собственных мозгов нет, – сказал Темняк. – Носится как ошпаренный, а копнуть мусор не догадается.
– Надо было всю эту троицу из ямы вытащить и на виду бросить, – с досадой произнес Бадюг, постоянно оглядывавшийся на Смотрителя.
– И кто бы за такое дело взялся? Ты, что ли? – зло поинтересовался Темняк. – Лично я бы к этим несчастным и пальцем не притронулся.
– Заразиться боишься?
– Хуже. Надорвать душу. Если мертвецам вовремя не закрыть глаза, они будут смотреть на тебя с немым укором. Смотреть вечно. Во сне и наяву. Пока не сведут с ума.
– Очень уж ты нежный, – хмыкнул Бадюг. – Можно подумать, что тебе прежде и убивать не доводилось.
– Доводилось, лукавить не буду. Но только в исключительных случаях, когда кто-то зарился на мою жизнь, а сам я не мог ни убежать, ни спрятаться, ни договориться.
– Ничего, если всё пойдет так и дальше, убийства скоро войдут у тебя в привычку.
– Злой у тебя язык, Бадюг, – сказал Темняк.
– И глаз дурной, – добавил Тюха.
– Зато он лишнее на себя не берет, – через силу выдавил Свист. – Привычные законы не ломает и в душу без спроса не лезет.
Едва только они пересекли чисто условную границу смежных участков, как раздался хлопок, возвещающий о том, что разделительная стена вернулась на свое положенное место. Все вздохнули с облегчением, даже Свист, у которого это обернулось стоном.
Прямо посреди улицы здесь торчало дерево – гость в Остроге чрезвычайно редкий. Одинокий луч света, падавший вертикально вниз, ярко освещал и корявый ствол, и прихотливо изогнутые толстые ветви, и жёсткие буро-зеленые листья, и даже что-то похожее на неказистые блеклые цветы.
– Вот те на! – удивился Тюха. – На других улицах такого чуда никогда не встретишь. Там его ещё в зародыше затопчут. А здесь нате вам – любуйтесь.
– В Остроге деревья живут там, где гибнут люди, – задумчиво молвил Темняк. – А для того чтобы выжили люди, придётся погубить дерево. Парадоксы, одни парадоксы.
– Как следует понимать твои слова?
– А так, что вы можете преспокойно отдыхать до самого утра. Сегодня искать оружие не придётся. Я сам позабочусь о нём. Только не забывайте следить за Свистом. Давайте ему вволю воды и постарайтесь накормить. Если появится жар, немедленно предупредите меня.
– А ты где будешь?
– Здесь… Ещё вот что! Как понимать заявление одного из наших недавних врагов о том, что по Бойлу распространяются какие-то слухи? Меня интересует отнюдь не их содержание, а именно сама возможность этого. Неужели разные стаи могут общаться между собой и помимо схваток?
– Представь себе, могут, – ответил Тюха. – Некоторые боешники, закончившие поединок, частенько наблюдают со стороны за своими соседями. Изучают, так сказать, возможных соперников. Хотя наша стая так никогда не делала. Зачем зря нервы трепать… А после схватки можно переговариваться через стену. Звуки она пропускает свободно. Многие этим и развлекаются. Впечатлениями делятся, новости узнают. Жизнь – она свое берёт. Даже на Бойле.
– Тогда к тебе будет одна просьба. Или приказ, понимай как хочешь. Подойди к одной из стен и постарайся привлечь внимание соседей. Если среди них вдруг окажется лекарь, попробуй узнать, как здесь лечат глубокие раны и как можно предупредить заражение.
– Заодно отыщи мне щит и несколько спиралей подлиннее, – пробормотал Свист. – Завтра я вновь постою за честь нашей стаи…
– Тебе сейчас не о щитах и спиралях надо беспокоиться, а о собственном здоровье, – сказал Темняк. – За честь стаи пусть пока постоят другие.
Когда он спустился в нору, облюбованную Тюхой для ночлега, все уже спали, несмотря на ранний час. Один только Свист мыкался, стараясь поудобнее устроить свои израненные ноги. Как выяснилось, сильнее всего давала о себе знать левая, лишь слегка задетая.
Темняк попытался было потрогать лоб Свиста, но тот резко оттолкнул его руку. Впрочем, и так было видно, что раненый весь горит, еле успевая отирать с лица испарину. Гнилые миазмы мусорной свалки всё же сделали свое черное дело.
– Тюха ничего полезного не разузнал? – как ни в чем не бывало поинтересовался Темняк.
– Нет, – обронил Свист.
– Почему?
– Никто на его призывы не отозвался.
– Жалко… У меня есть кое-какой опыт врачевания, но сейчас я в полной растерянности. В других краях недуги лечат листьями трав, соками деревьев, вытяжками из желез животных, целебными солями, ароматическими смолами, даже змеиным ядом. Но в Остроге ничего этого не найдешь. Скудное место. Остаётся только прикладывать к больному месту клопов.
– Зачем ты тогда приперся в Острог? Держался бы этих самых… других краев. Здесь тебе всё не так! А, между прочим, в мусоре, покрывающем наши улицы, есть множество веществ, употребляемых для врачевания. Но точное их предназначение известно только обитателям улицы Бальзамов. А они ревностно хранят свои тайны. Даже если кто-то из них берет в жены девицу с другой улицы, та уже не имеет права общаться с родней.
– Да ведь и вы сами не посвящаете посторонних в секрет изготовления свечей, – желая разговорить недружелюбно настроенного человека, Темняк всегда пользовался одним золотым правилом: веди речь только о том, что этому человеку действительно интересно, а лучше всего – о нем самом.
– В этом нет ничего плохого. Ты только не подумай, что я упрекаю Бальзамов в излишней скрытности. Совсем наоборот. Каждый должен совершенствоваться только в каком-то одном ремесле. Это залог нашего единства. Башмакам не обойтись без Веревок, а тем – без Иголок. Без Гробов и Киселей тоже не проживешь. Ну и так далее.
– Когда минувшей ночью мы рыли ров, темнота очень мешала нам. Ты не мог бы на всякий случай изготовить десяток свечей? Не сейчас, конечно, а попозже, когда встанешь на ноги.
– Изготовить-то можно. Но это будут самые плохонькие свечи. Здесь нет ни специальной печи, ни нужных приспособлений, ни добавок, замедляющих плавление. Да и времени маловато. Для того, чтобы фитиль горел ровно, его следует высушивать больше ста дней.
– Ничего. Для нас сойдут и самые завалящие свечи. Лишь бы только горели.
Темняк вновь попытался тронуть лоб Свиста, но тот, уклонившись, задал вопрос, который в мужской компании принято называть прямым:
– Для чего ты пытаешься вылечить меня? Чтобы я потом делал свечи?
– При чем здесь свечи! Лишняя пара рук на Бойле никогда не помешает. Тем более таких рук. Даже сидя ты, наверное, будешь сражаться лучше Бадюга.
– Может быть. А ты, похоже, собираешься одержать ещё много побед?
– Конечно!
– Ради того, чтобы завоевать благорасположение Хозяев?
– Плевать мне на Хозяев и на их благорасположение. Я хочу вырваться отсюда. Лучше быть подмастерьем на улице Гробов, чем командиром стаи на Бойле.
– Вырваться отсюда невозможно, – в словах Свиста сквозила непоколебимая уверенность, свойственная только дуракам и фанатикам.
– Откуда это известно? Из реальных фактов или с чужих слов? Ты берешь на веру предания. А я человек непредубежденный. Живу своим умом. Все подвергаю сомнению. Поэтому у нас разные взгляды на одни и те же вещи. Разве не так? Для тебя Бойло – это смертный приговор, пусть и с отложенным сроком исполнения. Для меня – очередная ловушка, из которой нужно поскорее выбраться.
– Всё, созданное Хозяевами, в том числе и ловушки, непостижимо для нашего понимания. По крайней мере сейчас.
– Кто тебе такое сказал? Дедушка? А вот я придерживаюсь другого мнения. Тем более что постигать ничего и не надо. Надо искать чужие ошибки, промахи, слабые места. Ведь Хозяева отнюдь не боги. Я уже приметил несколько изъянов, которые можно обратить в свою пользу. Сегодня утром, когда ты истекал кровью, Смотритель не смог отыскать мертвых боешников, погребенных под слоем мусора. Значит, он не отыщет там и живых.
– Какую выгоду ты получишь, зарывшись в мусор? И сколько времени сможешь там выдержать? Я уже испытал это удовольствие на собственной шкуре и повторять его не собираюсь. Мало того, что я едва не задохнулся, так все мое тело до сих пор свербит. А хуже всего то, что мусор как бы затягивает человека в свои глубины. Вспоминать жутко.
– Про случай со Смотрителем я упомянул только для примера. Сейчас я не знаю, как можно использовать это открытие. Но оно запечатлелось в моей памяти и когда-нибудь пригодится. Надо подмечать всё, что творится вокруг. Подмечать и разбирать по косточкам. Почему, например, камушки, осыпающиеся при движении Смотрителя, не достигают улицы?
– Разве? Я как-то не обращал на это внимания. – Свист задумался. – Вполне возможно, что Бойло прикрыто и сверху. В противном случае из него можно было бы выбраться, карабкаясь по стенам. Воры в этом умении не уступают клопам. Они даже устраивают между собой состязания.
– Но ведь сам Смотритель спускается на улицу безо всяких помех. Получается, что невидимые стены не страшны ему.
– Так он, значит, устроен. На Бойле для Смотрителя не должно быть никаких преград. А разве это важно?
– Очень важно. До Хозяев далеко, а Смотритель близко. В конце концов, от него на Бойле зависит очень многое. Мы должны как-то приручить его или, в крайнем случае, обмануть. Это ведь безмозглое создание, способное действовать только в привычных для себя обстоятельствах. Оказавшись, образно говоря, в тупике, он сразу растеряется.
– Как-то не верится, что человек способен бросить вызов Смотрителю.
– Почему бы и нет! На то мы и люди, чтобы постоянно бросать кому-нибудь вызов. Природе, богам, судьбе, здравому смыслу, самим себе. В тех далеких краях, откуда я пришел, люди заставили служить себе даже самых свирепых хищников. Правда, на это понадобилось очень и очень много времени.
– Только прошу тебя, не пытайся нанести Смотрителю какой-нибудь ущерб. Если это не понравится Хозяевам, то их гнев обрушится на все население Острога. Мы стараемся избегать всего, что может быть воспринято как сознательное сопротивление. Время для решительных действий ещё не наступило. Силы людей и Хозяев слишком неравны.
– Не придавай Смотрителю слишком большого значения. Вряд ли эта безмозглая игрушка так уж дорога Хозяевам. Да я, честно говоря, ещё и не придумал, как использовать его в собственных целях.
– У меня что-то путаются мысли… – голос Свиста стал прерываться, как будто нужные слова стерлись из его памяти.
– Тебе стало хуже?
– Нет, напала какая-то слабость…
– Это от потери крови. Хочешь отдохнуть?
– Нет-нет! Говори со мной. Беседа отвлекает от боли. Быть может, я даже сумею уснуть…
– Ты зря оттолкнул мою руку. Разве тебе неизвестно, что при помощи прикосновений люди издревле облегчали свои и чужие страдания? Правда, у одних это получается лучше, у других хуже. Тут важна не только сноровка, но и врожденные способности. Не хочу хвастаться, но многим мои руки помогли.
– Почему ты тогда касаешься моей головы? Ведь болят ноги.
– Потому что сосредоточие всех наших чувств находится именно в голове. Здесь и боль, и удовольствие, и страх, и торжество.
– Сейчас у меня там только боль… И ещё тоска.
– С болью мы как-нибудь справимся… Боль – это очень просто. Её испытывают все твари, даже самые примитивные. С тоской сложнее. Тоска – порождение нашего разума. Просто так её не развеешь.
– Разве тоска не свойственна животным?
– Нет, они воют, подзывая себе подобных, или, наоборот, отпугивая их. Но выть с тоски от невозможности остаться наедине с самим собой способен только человек… Тебе лучше?
– Немного.
– Эх, иметь бы сейчас хоть чуть-чуть водки!
– А это что?
– Такое питье. Оно похоже на ваш кисель, только гораздо забористей. Конечно, водка не лекарство, но иногда она помогает скрасить жизнь. Нет лучшего средства, если тебе хоть на время нужно забыть о горестях и несчастьях. Кроме того, водка успокаивает боль… Это тоже порождение нашего разума, хотя и совсем в другом смысле.
– Вам можно позавидовать… Вы обрели секрет счастья.
– Ну, не совсем так. Иллюзорное счастье имеет свойство превращаться в болезненное пристрастие, со временем разрушающее и тело, и душу. Зачем тратить себя на работу, на любовь, на детей, если счастье можно найти прямо в кружке? Каждое благое дело может обернуться злом. И наоборот, что, наверное, ещё хуже. Ты согласен?
Но Свист уже спал: метался, постанывал, шарил вокруг себя руками – но все же спал.
– Похоже, степень моей уязвимости возрастает, – сказал Темняк самому себе. – Теперь мне придётся заботиться не только о самом себе
Сразу после пробуждения Тюха доложил:
– Я не смог выполнить твою вчерашнюю просьбу. Никто на мои призывы так и не отозвался. Зато я нашел столько оружия, что его может хватить на несколько схваток сразу. И всё самого отменного качества. Такой богатый участок мне на Бойле ещё не попадался.
– Я уже и сам заметил это, – размотав самодельные бинты, Темняк осматривал рану Свиста. Выражение при этом он имел такое, словно собирался отобедать блюдом из дохлых мух.
– Ну как? – поинтересовался Свист, после ночной беседы признавший Темняка чуть ли не закадычным другом.
– Не знаю. То, что появился гной, это, наверное, хорошо. А то, что опухоль дошла до колена, наверное, плохо. Впрочем, будем надеяться на лучшее. Организм молодой, крепкий… Что это у тебя с лицом?
– Ничего, – Свист в недоумении стал ощупывать свою физиономию.
– Как же ничего, если ты весь пошел черными пятнами!
– Ты, между прочим, тоже.
Очень скоро выяснилось, что этой участи не избег ни один из боешников. Все они за ночь стали похожи то ли на трубочистов, то ли на чертей.
– Поздравляю с первым знаком отличия, заработанном на Бойле, – сказал Тюха. – Теперь никто не посмеет назвать нас новичками.
– Неужели это Смотритель постарался? – Темняк понюхал пальцы, которыми только что скреб свою боевую раскраску.
– Больше некому.
– Как же мы его прозевали?
– Сон сморил.
– Вас он, может, и сморил, а я всегда сплю чутко, вполглаза.
– Значит, Смотритель имеет над нами куда большую власть, чем это кажется.
– Эти проделки ему тоже зачтутся, – сказал Темняк, и было непонятно, шутит он или говорит серьезно.
С великим трудом выбрались наружу – Свиста пришлось выносить на руках, а сделать это в узкой норе, где и двоим-то не разминуться, было очень и очень непросто.
Здесь стаю ожидал новый сюрприз – дерево исчезло. Луч света, посланный сюда с почти недоступных для созерцания небесных высот, освещал только короткий расщепленный пенек. Никто не успел ни ахнуть, ни чертыхнуться, а Темняк уже признался.
– Моя работа. Каюсь.
Любому другому досталось бы по первое число – деревья считались в Остроге редкой и дорогой экзотикой – но упрекать командира никто не посмел. Тем более что всем было прекрасно видно, во что превратилось это несчастное растение.
За спиной Темняка висела длинная изогнутая палка, концы которой были стянуты “хозяйской жилой”, а за поясом торчал пучок обструганных палочек, с одной стороны заостренных, а с другой снабженных пушистыми султанчиками “хозяйского пуха”, в повседневной жизни годного только для выделки особо ценных тканей да выстилки гробов (в подушках и матрасах он быстро слеживался, превращаясь в твердые комки).
– Дальше не пойдем, – сказал Темняк. – Ставьте щиты в ряд.
Восемь щитов – двойной комплект – расставили в ряд поперек улицы и к одному из них прислонили Свиста, тут же потребовавшего себе парочку спиралей.
– Ты за врагами особо не гоняйся, – пошутил Темняк. – Ты их только попугай, если близко подойдут.
Затем он на правах командира осмотрел находки, подвернувшиеся Тюхе на коротком пути к разделительной стене и обратно. Отложив в сторону кулек, наполненный капельками “вечной росы”, все спирали и два толстеньких стержня, которые при соединении холодными концами должны были составить “хозяйскую кочергу”, он велел от остального добра избавиться.
– У нас носильщиков нет, а после схватки придётся тащить на себе Свиста. На всё рук не хватит.
За этими хлопотами они как-то прозевали хлопок, приглашавший к знакомству с соседней стаей.
Те явились без промедления – полная пятерка новичков, в поведении которых бравада мешалась со страхом. На всю стаю у них имелось только два щита, да и наступательное оружие заслуживало сожаления.
Убивать таких было грехом, но куда денешься – законы Бойла не допускали мирных соглашений.
– Куда вы так спешите, ребята? – поинтересовался Темняк. – Денёк ведь ещё только начинается. Любуйтесь этим миром, дышите грудью. Не хмурьтесь.
– Ты нам зубы не заговаривай, – послышалось со стороны новичков. – Денек хоть и начинается, но кое для кого он скоро закончится.
– Ваша правда, – согласился Темняк. – А встретились бы мы с вами в другом месте, так пошли бы сейчас кисель вместе пить.
– Да, не повезло, – вздохнули новички. – Кровь лить – не кисель пить. Даже поговорка такая есть.
– Нет ли среди вас кого-нибудь из Бальзамов? – Этот вопрос ныне интересовал Темняка больше всего.
– Ну есть, а что? – отозвался один из новичков, по виду совсем ещё юнец.
– Мой товарищ ранен в ногу. – Темняк постарался придать своему голосу самые проникновенные интонации. – Полечил бы ты его.
– Вот ещё новость! – возмутился юнец. – Ему, может, и жить-то остается всего ничего, а ты говоришь: лечи.
– Про то, кому сколько жить осталось, судить не нам с тобой, – многозначительно произнес Темняк. – Но зачем же человеку зря мучиться? Пусть даже и перед смертью.
– Да не обязан я его лечить!
– Конечно, не обязан. Просто я тебя очень прошу. Как человека. А взамен вы получите недостающие щиты. Боешник без шита то же самое, что баба без одежек – каждый норовит под себя подмять.
– Не обманешь?
– Клянусь.
– Тогда подожди…
Юный Бальзам вернулся к своей стае, и у них завязался оживленный спор. Особенно усердствовали боешники, не имеющие щитов.
Тем временем Башмак, не добившийся никакого успеха, начал отступать. Он даже сбросил шлем, из-под которого градом катился пот. И тогда оба его товарища, словно бы повинуясь какому-то заранее оговоренному сигналу, немедленно вступили в схватку.
– Ну все, – Бадюг отвернулся. – Помирать ему без гроба.
Свист, оказавшийся весьма не слабым боешником, продолжал храбро защищаться, но один из “желтых”, зайдя сбоку, рубанул его ниже щита, прямо по ногам. Свист сразу рухнул, успев напоследок обложить врагов парочкой нелицеприятных словечек.
– Прости, – тихо сказал Темняк. – Помочь тебе мы не можем, но отомстим обязательно.
Впрочем, добивать Свиста “желтые” не спешили.
– Отвечай, почему твои приятели держатся в сторонке? – допытывался Башмак. – Просто испугались? Или хитрят?
– Поспорили мы, – ворочаясь в окровавленном мусоре, ответил Свист. – Я пообещал, что в одиночку со всей вашей стаей справлюсь.
– А не врешь? – один из “желтых” послал в лежащего Свиста спираль, полоснувшую того по щеке. – Есть слушок, что на Бойле появились какие-то фокусники, разящие врага издали.
– Зачем бы я тогда стал с вами на спиралях рубиться? Перебил бы издали – и делу конец. – Свист попытался лягнуть ближайшего врага, но только взвыл от нестерпимой боли.
– И то верно. Куда вам против нас. – Башмак повнимательней присмотрелся к Свисту. – Вижу, на тебе моя обувка. А я, между прочим, своих клиентов уважаю. Даже бывших. Поэтому выбирай: сразу умрешь или ещё поживешь немного? До прихода Смотрителя.
– Лучше поживу. А обувка твоя дрянь дрянью. Пока разносил, все ноги стер.
– Надо было сразу мне пожаловаться. Растянул бы… Теперь уже поздно. Обувка тебе больше не пригодится.
Оставив беспомощного Свиста дожидаться смерти, в данном конкретном случае имевшей облик призрачного Смотрителя, “желтые” устремились на стаю Темняка. Впереди всех резво чесал Башмак, вновь напяливший медный шлем. Вот и верь после этого россказням про обитателей одноименой улицы, которым даже почесаться лишний раз – и то лень.
– Давай-ка вооружимся для вида. – Темняк сказал это так, чтобы его могли слышать только товарищи. – Не стоит давать повод для лишних подозрений.
Сам он подхватил какой-то прут, годный скорее для отпугивания уличных воришек, чем для серьезной схватки, а Тюха и Бадюг быстренько нацепили на пальцы спирали.
Когда расстояние, отделявшее обе стаи, сократилось до минимума, известному одному только Темняку, он подал сигнал к отступлению. Завидев это, “желтые” припустили изо всех сил. Кому охота оттягивать на потом неизбежную победу? Это уж как похоть – уж если обуяла, то удержу нет.
Но “желтые” спешили совершенно напрасно. В этой жизни им уже не суждено было испытать ни экстаза победы, ни восторга оргазма (хотя и говорят, что некоторые умирающие, висельники, например, в момент агонии кончают).
Бежавший первым Башмак вдруг пропал, оставив после себя лишь короткий вскрик, зияющую дыру в мусоре и облако пыли, взметнувшееся над ней.
Та же участь постигла и его товарищей. Никакая реакция не помогла бы им сдержать свой стремительный бег, тем более что они так ничего толком и не поняли.
Падая, “желтая” стая увлекла за собой и хрупкий настил, до поры до времени скрывавший глубокий ров, который перегораживал улицу от стены до стены (кое-кто этой ночью славно поработал). Некоторое время оттуда доносились сдавленные стоны, какая-то возня и шум оседающего мусора, но очень скоро все затихло.
– Сходи посмотри, что там, – Темняк легонько подтолкнул Тюху в спину.
Тот осторожно, словно бы ступая по острым осколкам, добрался до края рва и, лишь мельком заглянув туда, сразу же устремился обратно. Гнало его отнюдь не усердие, а банальный испуг – безвредные мертвецы иногда выглядят куда страшнее, чем живые злодеи.
– Там они, – Тюха говорил так, будто бы в этот момент кто-то крепко сжимал его горло. – Уже не шевелятся… Теперь понятно, почему ты велел вбить на дне колья.
– Ты не паникуй особо, а лучше бери в руки щит, – сказал Темняк. – Засыпайте яму так, чтобы и следа от неё не осталось… А я пойду взглянуть на Свиста.
Свист лежал на спине, раскинув руки и обратив к далекому небу совершенно спокойное, сильно побледневшее лицо.
– Как дела? – спросил Темняк. – Чем занимаешься?
– Вспоминаю, – ответил Свист слабым, но ясным голосом. – Память – это единственное прибежище, которое сулит отраду.
– Ты славно сражался, – Темняк стал стаскивать с него набрякшие кровью штаны. – Мы отомстили за тебя.
– Я вас об этом не просил.
– Есть вещи, которые можно делать и без спроса. Например, врачевать раненых и лишать девиц невинности. Потерпи чуток, сейчас будет немного больно…
Свист прикрыл глаза и не издал ни единого звука, даже когда Темняк накладывал на его правую ногу жгут (левая оказалась задетой только вскользь) и стягивал края зияющей раны скобами, наспех сделанными из обломков спирали.
Спустя какое-то время к ним подошли и Тюха с Бадюгом. После изматывающей ночной работы теперь их даже пот не прошиб.
– Помер? – спросил Бадюг.
– Нет, без сознания, – Темняк туго бинтовал ногу Свиста клочьями своей собственной рубашки, предварительно пропитанными мочой (другого антисептика, увы, не нашлось).
– Думаешь, он поправится?
– Думаю, что да. Крови, правда, вытекло изрядно, но кость цела… Лишь бы не началось воспаление. Послушай, – он обратился к Тюхе. – Какая судьба ожидает боешника, состоявшего в победившей стае, но получившего ранение?
– Смотря какое ранение. Если он способен самостоятельно передвигаться, то остаётся в стае, хотя чаще всего гибнет уже в следующей схватке. А тяжелоранеными занимается Смотритель… Ты смазал рану “хозяйской желчью”?
– Смазал, да что толку. Кровь всё смыла… А если спрятать Свиста в норе?
– Как же ты его спрячешь! Ни один человек на Бойле не может пропасть без вести. Смотритель за этим строго следит. Каждый из нас у него на счету.
– Вот даже как… – Темняк покосился на только что засыпанный ров. – Выходит, сегодня Смотрителя ожидает небольшой сюрприз. Во всяком случае, мы должны любой ценой поставить Свиста на ноги и таскать с собой, по крайней мере до темноты. При этом он должен выглядеть целым и невредимым.
Темняк хотел добавить ещё что-то, но так и застыл с раскрытым ртом. Сверху раздался шорох, стремительный, как падение. Ангел смерти не всегда приближается бесшумно. По крайней мере на Бойле он от своих клиентов не таился.
Смотритель не заслонял предметов, мимо которых проносился, а лишь на мгновение смазывал их очертания. И вот такое малоприятное для глаза мельтешение продолжалось уже битых четверть часа.
Призрачное создание в бешеном темпе металось по улице, но все его старания оставались тщетными – побеждённые словно под землю провалились (так оно, кстати сказать, и было на самом деле).
В конце концов Смотритель как бы в недоумении замер перед кучкой людей, двое из которых поддерживали третьего, висевшего у них на плечах, а ещё один только и делал, что отдавал команды:
– Переходим на соседний участок. Медленно! Спокойно! И попрошу без стонов… А ты чего вылупился? – Это уже относилось к Смотрителю. – Мы победили, понимаешь? Третий раз подряд! И сейчас идем отдыхать! Отстань от нас!
Смотритель кинулся назад и методично – одну за другой – стал обследовать норы.
– Сразу видно, что собственных мозгов нет, – сказал Темняк. – Носится как ошпаренный, а копнуть мусор не догадается.
– Надо было всю эту троицу из ямы вытащить и на виду бросить, – с досадой произнес Бадюг, постоянно оглядывавшийся на Смотрителя.
– И кто бы за такое дело взялся? Ты, что ли? – зло поинтересовался Темняк. – Лично я бы к этим несчастным и пальцем не притронулся.
– Заразиться боишься?
– Хуже. Надорвать душу. Если мертвецам вовремя не закрыть глаза, они будут смотреть на тебя с немым укором. Смотреть вечно. Во сне и наяву. Пока не сведут с ума.
– Очень уж ты нежный, – хмыкнул Бадюг. – Можно подумать, что тебе прежде и убивать не доводилось.
– Доводилось, лукавить не буду. Но только в исключительных случаях, когда кто-то зарился на мою жизнь, а сам я не мог ни убежать, ни спрятаться, ни договориться.
– Ничего, если всё пойдет так и дальше, убийства скоро войдут у тебя в привычку.
– Злой у тебя язык, Бадюг, – сказал Темняк.
– И глаз дурной, – добавил Тюха.
– Зато он лишнее на себя не берет, – через силу выдавил Свист. – Привычные законы не ломает и в душу без спроса не лезет.
Едва только они пересекли чисто условную границу смежных участков, как раздался хлопок, возвещающий о том, что разделительная стена вернулась на свое положенное место. Все вздохнули с облегчением, даже Свист, у которого это обернулось стоном.
Прямо посреди улицы здесь торчало дерево – гость в Остроге чрезвычайно редкий. Одинокий луч света, падавший вертикально вниз, ярко освещал и корявый ствол, и прихотливо изогнутые толстые ветви, и жёсткие буро-зеленые листья, и даже что-то похожее на неказистые блеклые цветы.
– Вот те на! – удивился Тюха. – На других улицах такого чуда никогда не встретишь. Там его ещё в зародыше затопчут. А здесь нате вам – любуйтесь.
– В Остроге деревья живут там, где гибнут люди, – задумчиво молвил Темняк. – А для того чтобы выжили люди, придётся погубить дерево. Парадоксы, одни парадоксы.
– Как следует понимать твои слова?
– А так, что вы можете преспокойно отдыхать до самого утра. Сегодня искать оружие не придётся. Я сам позабочусь о нём. Только не забывайте следить за Свистом. Давайте ему вволю воды и постарайтесь накормить. Если появится жар, немедленно предупредите меня.
– А ты где будешь?
– Здесь… Ещё вот что! Как понимать заявление одного из наших недавних врагов о том, что по Бойлу распространяются какие-то слухи? Меня интересует отнюдь не их содержание, а именно сама возможность этого. Неужели разные стаи могут общаться между собой и помимо схваток?
– Представь себе, могут, – ответил Тюха. – Некоторые боешники, закончившие поединок, частенько наблюдают со стороны за своими соседями. Изучают, так сказать, возможных соперников. Хотя наша стая так никогда не делала. Зачем зря нервы трепать… А после схватки можно переговариваться через стену. Звуки она пропускает свободно. Многие этим и развлекаются. Впечатлениями делятся, новости узнают. Жизнь – она свое берёт. Даже на Бойле.
– Тогда к тебе будет одна просьба. Или приказ, понимай как хочешь. Подойди к одной из стен и постарайся привлечь внимание соседей. Если среди них вдруг окажется лекарь, попробуй узнать, как здесь лечат глубокие раны и как можно предупредить заражение.
– Заодно отыщи мне щит и несколько спиралей подлиннее, – пробормотал Свист. – Завтра я вновь постою за честь нашей стаи…
– Тебе сейчас не о щитах и спиралях надо беспокоиться, а о собственном здоровье, – сказал Темняк. – За честь стаи пусть пока постоят другие.
Когда он спустился в нору, облюбованную Тюхой для ночлега, все уже спали, несмотря на ранний час. Один только Свист мыкался, стараясь поудобнее устроить свои израненные ноги. Как выяснилось, сильнее всего давала о себе знать левая, лишь слегка задетая.
Темняк попытался было потрогать лоб Свиста, но тот резко оттолкнул его руку. Впрочем, и так было видно, что раненый весь горит, еле успевая отирать с лица испарину. Гнилые миазмы мусорной свалки всё же сделали свое черное дело.
– Тюха ничего полезного не разузнал? – как ни в чем не бывало поинтересовался Темняк.
– Нет, – обронил Свист.
– Почему?
– Никто на его призывы не отозвался.
– Жалко… У меня есть кое-какой опыт врачевания, но сейчас я в полной растерянности. В других краях недуги лечат листьями трав, соками деревьев, вытяжками из желез животных, целебными солями, ароматическими смолами, даже змеиным ядом. Но в Остроге ничего этого не найдешь. Скудное место. Остаётся только прикладывать к больному месту клопов.
– Зачем ты тогда приперся в Острог? Держался бы этих самых… других краев. Здесь тебе всё не так! А, между прочим, в мусоре, покрывающем наши улицы, есть множество веществ, употребляемых для врачевания. Но точное их предназначение известно только обитателям улицы Бальзамов. А они ревностно хранят свои тайны. Даже если кто-то из них берет в жены девицу с другой улицы, та уже не имеет права общаться с родней.
– Да ведь и вы сами не посвящаете посторонних в секрет изготовления свечей, – желая разговорить недружелюбно настроенного человека, Темняк всегда пользовался одним золотым правилом: веди речь только о том, что этому человеку действительно интересно, а лучше всего – о нем самом.
– В этом нет ничего плохого. Ты только не подумай, что я упрекаю Бальзамов в излишней скрытности. Совсем наоборот. Каждый должен совершенствоваться только в каком-то одном ремесле. Это залог нашего единства. Башмакам не обойтись без Веревок, а тем – без Иголок. Без Гробов и Киселей тоже не проживешь. Ну и так далее.
– Когда минувшей ночью мы рыли ров, темнота очень мешала нам. Ты не мог бы на всякий случай изготовить десяток свечей? Не сейчас, конечно, а попозже, когда встанешь на ноги.
– Изготовить-то можно. Но это будут самые плохонькие свечи. Здесь нет ни специальной печи, ни нужных приспособлений, ни добавок, замедляющих плавление. Да и времени маловато. Для того, чтобы фитиль горел ровно, его следует высушивать больше ста дней.
– Ничего. Для нас сойдут и самые завалящие свечи. Лишь бы только горели.
Темняк вновь попытался тронуть лоб Свиста, но тот, уклонившись, задал вопрос, который в мужской компании принято называть прямым:
– Для чего ты пытаешься вылечить меня? Чтобы я потом делал свечи?
– При чем здесь свечи! Лишняя пара рук на Бойле никогда не помешает. Тем более таких рук. Даже сидя ты, наверное, будешь сражаться лучше Бадюга.
– Может быть. А ты, похоже, собираешься одержать ещё много побед?
– Конечно!
– Ради того, чтобы завоевать благорасположение Хозяев?
– Плевать мне на Хозяев и на их благорасположение. Я хочу вырваться отсюда. Лучше быть подмастерьем на улице Гробов, чем командиром стаи на Бойле.
– Вырваться отсюда невозможно, – в словах Свиста сквозила непоколебимая уверенность, свойственная только дуракам и фанатикам.
– Откуда это известно? Из реальных фактов или с чужих слов? Ты берешь на веру предания. А я человек непредубежденный. Живу своим умом. Все подвергаю сомнению. Поэтому у нас разные взгляды на одни и те же вещи. Разве не так? Для тебя Бойло – это смертный приговор, пусть и с отложенным сроком исполнения. Для меня – очередная ловушка, из которой нужно поскорее выбраться.
– Всё, созданное Хозяевами, в том числе и ловушки, непостижимо для нашего понимания. По крайней мере сейчас.
– Кто тебе такое сказал? Дедушка? А вот я придерживаюсь другого мнения. Тем более что постигать ничего и не надо. Надо искать чужие ошибки, промахи, слабые места. Ведь Хозяева отнюдь не боги. Я уже приметил несколько изъянов, которые можно обратить в свою пользу. Сегодня утром, когда ты истекал кровью, Смотритель не смог отыскать мертвых боешников, погребенных под слоем мусора. Значит, он не отыщет там и живых.
– Какую выгоду ты получишь, зарывшись в мусор? И сколько времени сможешь там выдержать? Я уже испытал это удовольствие на собственной шкуре и повторять его не собираюсь. Мало того, что я едва не задохнулся, так все мое тело до сих пор свербит. А хуже всего то, что мусор как бы затягивает человека в свои глубины. Вспоминать жутко.
– Про случай со Смотрителем я упомянул только для примера. Сейчас я не знаю, как можно использовать это открытие. Но оно запечатлелось в моей памяти и когда-нибудь пригодится. Надо подмечать всё, что творится вокруг. Подмечать и разбирать по косточкам. Почему, например, камушки, осыпающиеся при движении Смотрителя, не достигают улицы?
– Разве? Я как-то не обращал на это внимания. – Свист задумался. – Вполне возможно, что Бойло прикрыто и сверху. В противном случае из него можно было бы выбраться, карабкаясь по стенам. Воры в этом умении не уступают клопам. Они даже устраивают между собой состязания.
– Но ведь сам Смотритель спускается на улицу безо всяких помех. Получается, что невидимые стены не страшны ему.
– Так он, значит, устроен. На Бойле для Смотрителя не должно быть никаких преград. А разве это важно?
– Очень важно. До Хозяев далеко, а Смотритель близко. В конце концов, от него на Бойле зависит очень многое. Мы должны как-то приручить его или, в крайнем случае, обмануть. Это ведь безмозглое создание, способное действовать только в привычных для себя обстоятельствах. Оказавшись, образно говоря, в тупике, он сразу растеряется.
– Как-то не верится, что человек способен бросить вызов Смотрителю.
– Почему бы и нет! На то мы и люди, чтобы постоянно бросать кому-нибудь вызов. Природе, богам, судьбе, здравому смыслу, самим себе. В тех далеких краях, откуда я пришел, люди заставили служить себе даже самых свирепых хищников. Правда, на это понадобилось очень и очень много времени.
– Только прошу тебя, не пытайся нанести Смотрителю какой-нибудь ущерб. Если это не понравится Хозяевам, то их гнев обрушится на все население Острога. Мы стараемся избегать всего, что может быть воспринято как сознательное сопротивление. Время для решительных действий ещё не наступило. Силы людей и Хозяев слишком неравны.
– Не придавай Смотрителю слишком большого значения. Вряд ли эта безмозглая игрушка так уж дорога Хозяевам. Да я, честно говоря, ещё и не придумал, как использовать его в собственных целях.
– У меня что-то путаются мысли… – голос Свиста стал прерываться, как будто нужные слова стерлись из его памяти.
– Тебе стало хуже?
– Нет, напала какая-то слабость…
– Это от потери крови. Хочешь отдохнуть?
– Нет-нет! Говори со мной. Беседа отвлекает от боли. Быть может, я даже сумею уснуть…
– Ты зря оттолкнул мою руку. Разве тебе неизвестно, что при помощи прикосновений люди издревле облегчали свои и чужие страдания? Правда, у одних это получается лучше, у других хуже. Тут важна не только сноровка, но и врожденные способности. Не хочу хвастаться, но многим мои руки помогли.
– Почему ты тогда касаешься моей головы? Ведь болят ноги.
– Потому что сосредоточие всех наших чувств находится именно в голове. Здесь и боль, и удовольствие, и страх, и торжество.
– Сейчас у меня там только боль… И ещё тоска.
– С болью мы как-нибудь справимся… Боль – это очень просто. Её испытывают все твари, даже самые примитивные. С тоской сложнее. Тоска – порождение нашего разума. Просто так её не развеешь.
– Разве тоска не свойственна животным?
– Нет, они воют, подзывая себе подобных, или, наоборот, отпугивая их. Но выть с тоски от невозможности остаться наедине с самим собой способен только человек… Тебе лучше?
– Немного.
– Эх, иметь бы сейчас хоть чуть-чуть водки!
– А это что?
– Такое питье. Оно похоже на ваш кисель, только гораздо забористей. Конечно, водка не лекарство, но иногда она помогает скрасить жизнь. Нет лучшего средства, если тебе хоть на время нужно забыть о горестях и несчастьях. Кроме того, водка успокаивает боль… Это тоже порождение нашего разума, хотя и совсем в другом смысле.
– Вам можно позавидовать… Вы обрели секрет счастья.
– Ну, не совсем так. Иллюзорное счастье имеет свойство превращаться в болезненное пристрастие, со временем разрушающее и тело, и душу. Зачем тратить себя на работу, на любовь, на детей, если счастье можно найти прямо в кружке? Каждое благое дело может обернуться злом. И наоборот, что, наверное, ещё хуже. Ты согласен?
Но Свист уже спал: метался, постанывал, шарил вокруг себя руками – но все же спал.
– Похоже, степень моей уязвимости возрастает, – сказал Темняк самому себе. – Теперь мне придётся заботиться не только о самом себе
Сразу после пробуждения Тюха доложил:
– Я не смог выполнить твою вчерашнюю просьбу. Никто на мои призывы так и не отозвался. Зато я нашел столько оружия, что его может хватить на несколько схваток сразу. И всё самого отменного качества. Такой богатый участок мне на Бойле ещё не попадался.
– Я уже и сам заметил это, – размотав самодельные бинты, Темняк осматривал рану Свиста. Выражение при этом он имел такое, словно собирался отобедать блюдом из дохлых мух.
– Ну как? – поинтересовался Свист, после ночной беседы признавший Темняка чуть ли не закадычным другом.
– Не знаю. То, что появился гной, это, наверное, хорошо. А то, что опухоль дошла до колена, наверное, плохо. Впрочем, будем надеяться на лучшее. Организм молодой, крепкий… Что это у тебя с лицом?
– Ничего, – Свист в недоумении стал ощупывать свою физиономию.
– Как же ничего, если ты весь пошел черными пятнами!
– Ты, между прочим, тоже.
Очень скоро выяснилось, что этой участи не избег ни один из боешников. Все они за ночь стали похожи то ли на трубочистов, то ли на чертей.
– Поздравляю с первым знаком отличия, заработанном на Бойле, – сказал Тюха. – Теперь никто не посмеет назвать нас новичками.
– Неужели это Смотритель постарался? – Темняк понюхал пальцы, которыми только что скреб свою боевую раскраску.
– Больше некому.
– Как же мы его прозевали?
– Сон сморил.
– Вас он, может, и сморил, а я всегда сплю чутко, вполглаза.
– Значит, Смотритель имеет над нами куда большую власть, чем это кажется.
– Эти проделки ему тоже зачтутся, – сказал Темняк, и было непонятно, шутит он или говорит серьезно.
С великим трудом выбрались наружу – Свиста пришлось выносить на руках, а сделать это в узкой норе, где и двоим-то не разминуться, было очень и очень непросто.
Здесь стаю ожидал новый сюрприз – дерево исчезло. Луч света, посланный сюда с почти недоступных для созерцания небесных высот, освещал только короткий расщепленный пенек. Никто не успел ни ахнуть, ни чертыхнуться, а Темняк уже признался.
– Моя работа. Каюсь.
Любому другому досталось бы по первое число – деревья считались в Остроге редкой и дорогой экзотикой – но упрекать командира никто не посмел. Тем более что всем было прекрасно видно, во что превратилось это несчастное растение.
За спиной Темняка висела длинная изогнутая палка, концы которой были стянуты “хозяйской жилой”, а за поясом торчал пучок обструганных палочек, с одной стороны заостренных, а с другой снабженных пушистыми султанчиками “хозяйского пуха”, в повседневной жизни годного только для выделки особо ценных тканей да выстилки гробов (в подушках и матрасах он быстро слеживался, превращаясь в твердые комки).
– Дальше не пойдем, – сказал Темняк. – Ставьте щиты в ряд.
Восемь щитов – двойной комплект – расставили в ряд поперек улицы и к одному из них прислонили Свиста, тут же потребовавшего себе парочку спиралей.
– Ты за врагами особо не гоняйся, – пошутил Темняк. – Ты их только попугай, если близко подойдут.
Затем он на правах командира осмотрел находки, подвернувшиеся Тюхе на коротком пути к разделительной стене и обратно. Отложив в сторону кулек, наполненный капельками “вечной росы”, все спирали и два толстеньких стержня, которые при соединении холодными концами должны были составить “хозяйскую кочергу”, он велел от остального добра избавиться.
– У нас носильщиков нет, а после схватки придётся тащить на себе Свиста. На всё рук не хватит.
За этими хлопотами они как-то прозевали хлопок, приглашавший к знакомству с соседней стаей.
Те явились без промедления – полная пятерка новичков, в поведении которых бравада мешалась со страхом. На всю стаю у них имелось только два щита, да и наступательное оружие заслуживало сожаления.
Убивать таких было грехом, но куда денешься – законы Бойла не допускали мирных соглашений.
– Куда вы так спешите, ребята? – поинтересовался Темняк. – Денёк ведь ещё только начинается. Любуйтесь этим миром, дышите грудью. Не хмурьтесь.
– Ты нам зубы не заговаривай, – послышалось со стороны новичков. – Денек хоть и начинается, но кое для кого он скоро закончится.
– Ваша правда, – согласился Темняк. – А встретились бы мы с вами в другом месте, так пошли бы сейчас кисель вместе пить.
– Да, не повезло, – вздохнули новички. – Кровь лить – не кисель пить. Даже поговорка такая есть.
– Нет ли среди вас кого-нибудь из Бальзамов? – Этот вопрос ныне интересовал Темняка больше всего.
– Ну есть, а что? – отозвался один из новичков, по виду совсем ещё юнец.
– Мой товарищ ранен в ногу. – Темняк постарался придать своему голосу самые проникновенные интонации. – Полечил бы ты его.
– Вот ещё новость! – возмутился юнец. – Ему, может, и жить-то остается всего ничего, а ты говоришь: лечи.
– Про то, кому сколько жить осталось, судить не нам с тобой, – многозначительно произнес Темняк. – Но зачем же человеку зря мучиться? Пусть даже и перед смертью.
– Да не обязан я его лечить!
– Конечно, не обязан. Просто я тебя очень прошу. Как человека. А взамен вы получите недостающие щиты. Боешник без шита то же самое, что баба без одежек – каждый норовит под себя подмять.
– Не обманешь?
– Клянусь.
– Тогда подожди…
Юный Бальзам вернулся к своей стае, и у них завязался оживленный спор. Особенно усердствовали боешники, не имеющие щитов.