Страница:
Она была зачарована, по-другому не скажешь. Она мельком взглянула на второго парня – обычный модный старшеклассник, ничего выдающегося – и снова уставилась на Зиллаха. У него были поразительные глаза. Да и все остальное было очень даже ничего. Он был совсем небольшого роста – обычно Энн нравились очень высокие парни, – и для ее идеала мужчины он был чуточку крепковат (оба, Стив и Элиот, могли бы соперничать друг с другом в борьбе за звание Почетного Дистрофика). Но его лицо было как маска, выточенная из лунного камня, – идеальное и слегка жестокое. Аристократическое лицо. Его гладкая кожа была безупречной.
Он взял Энн за руку, и она увидела, какие тонкие и красивые у него руки. Под шелковой кожей выпирали тяжелые темные вены. Через пару секунд Энн сообразила, в чем дело: вены так хорошо просматривались, потому что у него на руках почти не было волос. И на голой груди под наполовину расстегнутой рубахой тоже не было ни волоска. Он везде такой гладкий? – подумала Энн. Она вдруг поймала себя на мысли, что ей хотелось бы это выяснить. Эти зеленые глаза пробуждали в ней странные безумные желания. Ей хотелось совершить что-нибудь безрассудное. Да и как отказать мужчине с такими глазами?!
– Мы как раз шли к нашей машине, хотели опиума покурить, – сказал Зиллах. – Не хочешь присоединиться?
На мгновение Энн испугалась. Если бы он сказал «травка» или даже «гашиш», она бы восприняла это нормально, но откуда бы взяться опиуму в Потерянной Миле?! В голову сразу полезли мысли о серийных маньяках-убийцах, о телах молоденьких девушек с отпиленными руками и ногами, о наборах слесарных инструментов и электродрелях.
Но потом она выпрямилась и улыбнулась. С ней ничего подобного не случится. Просто не может случиться. А если все же случится… ну что же, тогда Саймон больше не будет ее изводить морально, а Стив почувствует себя настоящей сволочью. Ему будет плохо, просто кошмарно плохо… Так что оно того стоит.
– Да можно, – сказала она. – Я уже почти месяц не кайфовала. Могу себе позволить.
Она слезла с капота. Зиллах взял ее за руку выше локтя и повел к фургону. Энн старалась прижимать руку плотнее к телу, так чтобы пальцы Зиллаха касались ее груди сбоку. Он это почувствовал, но не убрал руку. И вскоре она почувствовала, что его пальцы зашевелились и принялись легонько ласкать ее. А потом он выставил указательный палец вперед и коснулся ее соска. Сосок тут же напрягся, и Зиллах поиграл с ним еще пару секунд. Энн почувствовала, как внизу живота разгорается влажный жар – нарастающее горячечное напряжение. Если этот мужчина накурит ее опиумом, то он получит гораздо больше, чем простой секс «по-быстрому», на который он явно рассчитывает.
Ни Энн, ни Зиллах не оглядывались, чтобы проверить, идет ли за ними Никто, но после секундной заминки Никто пошел.
Дух шел следом за Зиллахом и Никто, стараясь держаться в сумраке и не подходить слишком близко. Они зашли далеко в глубь заброшенного квартала. Все витрины были либо заколочены досками, либо просто разбиты. Молочный свет звезд отражался в осколках. Сами звезды холодно поблескивали на небе. По ночам здесь всегда было холодно, в этой части города. Даже в разгар жаркого лета поздних прохожих пробивал озноб, и они поплотнее запахивали свои легкие одежды. Россыпь осколков битого стекла, корка слежавшейся пыли вдоль тротуаров, облака пара, что струились из канализационных решеток, подобно размытым бело-серым призракам… ощущение холода.
Дух шел, держа руки в карманах и надвинув шляпу низко на лоб. Однажды Зиллах обернулся, и Духу показалось, что у него из глаз струится горячий зеленый свет. Он нырнул в темную арку, его сердце забилось чаще.
Зиллах с Никто растворились в холодном сумраке, не обращая внимания на окружающее запустение. Они шли бесшумно и молча – не разговаривали, не прикасались друг к другу, хотя иногда их руки мимоходом соприкасались. Дух стоял в арке и наблюдал за ними. Чуть дальше по улице он заметил девушку. Она сидела на капоте припаркованной у тротуара машины и казалось, будто она плачет. У нее были длинные волосы, но при таком освещении Дух не мог разобрать их цвет; в тусклом свечении немногих работающих фонарей они казались черными. Зиллах подошел к ней и заговорил, и когда она подняла голову. Дух увидел ее лицо. Это была Энн. Энн Брансби-Смит.
Они обменялись несколькими фразами, и Энн слезла с капота. Дух лихорадочно потянулся к ее сознанию. Если он сможет ее почувствовать, может быть, у него получится предостеречь ее… предупредить… но о чем? Что не далее как сегодня этот красивый и явно хорошо воспитанный парень собирался раскроить ему череп бейсбольной битой? Что искалеченное и разбитое лицо Зиллаха волшебным образом исцелилось буквально за несколько часов? Что холодный и вкрадчивый голос Зиллаха проник ему в сознание и нашептывал всякие непотребства?
Энн в жизни ему не поверит. Тем более что он все равно не сумел прикоснуться к ее сознанию. Он чувствовал только холодную пустоту непроглядной тьмы. Глухой эфир, который его бабушка называла «провалом, где ощущения теряются в пустоте». Дух решил не давить и оставить все как есть. Он наблюдал за тем, как Энн уходит с Зиллахом, а потом пошел следом.
Они дошли до черного фургончика. Зиллах помог Энн забраться внутрь и сделал знак Никто, чтобы тот тоже заходил. Дух подумал, что все – абзац. Как выразился бы Стив: полная яма дерьма, так что лопатами не разгребешь. Сейчас они уедут, и Духу придется вернуться в клуб и попытаться решить, рассказывать Стиву или нет, что его бывшая девушка укатила куда-то в неизвестном направлении с двумя их сегодняшними таинственными гостями.
Однако двигатель в фургончике не завелся, фары не включились. Машина не сдвинулась с места. Пару раз заднее стекло осветилось красными вспышками от зажженных спичек. Но в остальном фургончик оставался темным и тихим. Дух подошел ближе, испуганный и сбитый с толку. Он не знал, что ему делать. Больше всего ему хотелось взять молоток, разбить стекло и спасти Никто с Энн от этого красивого и жуткого создания с пронзительными зелеными глазами.
Но Никто уже сделал свой выбор, а Энн была «большой девочкой», которая вполне в состоянии сама о себе позаботиться. Если Дух попытается ее спасти, вовсе не исключено, что она вмажет ему кулаком в нос. Поэтому он просто стоял, и пытался перебороть безотчетный страх, и жалел, что он не обладает рентгеновским зрением, чтобы видеть, что происходит внутри фургончика. Он закрыл глаза и попытался сосредоточиться. Но с тем же успехом этот фургончик мог быть сейчас на другом конце страны. С тем же успехом он мог быть совсем пустым. Дух не чувствовал ничего. Вообще ничего.
Он отвернулся и решил, что пора возвращаться в клуб. Если Стив еще более или менее в сознании, он будет молчать. Он отвезет Стива домой, и сварит ему крепкий кофе, и, может быть, даст ему что-нибудь из снадобий мисс Катлин. Может быть, завтра все покажется ему совсем другим – не таким жутким. Он пошел было прочь, но тут дверца фургона тихонько хлопнула.
Никто выбрался из машины и встал на тротуаре: наполовину – в круге тусклого света от уличного фонаря, наполовину – в густой тени. У него был такой вид, как будто он либо очень устал, либо очень пьян, но держался он вполне прямо, и на лице у него отражались упрямство и сила. И еще – обреченное смирение, которого просто не должно было быть на столь юном лице.
– Привет, – тихо сказал Дух.
Взгляд Никто тут же сделался острым как бритва, а его губы слегка приоткрылись. Он пристально вгляделся в темноту, но у него был такой вид, как будто ему все равно, что именно выйдет сейчас из сумрака. А потом он увидел Духа и шагнул вперед, и они встали лицом к лицу на холодной улице.
– Там, в вашем фургоне, подруга Стива, – сказал Дух.
– И с ней мой любовник, – ответил Никто. – Сейчас она сверху. Сперва он был сверху, когда они только начали, и пот у него на спине сверкал, и она закричала, когда он раздвинул ей ноги и засадил… – Он замолчал и внимательно посмотрел на Духа. Его глаза были темными и огромными – сплошные зрачки. Лицо – сплошное отчаяние. – Будь моим братом, – вдруг сказал он. – Зиллах меня любит. Теперь он разрешит мне остаться. И я смогу это вынести, если ты будешь мне братом. Хотя бы на пару минут.
И Дух обнял Никто и прижал к себе, то есть сделал именно то, что ему и хотелось сделать с той самой минуты, как он увидел боль в этих темных, совсем еще детских глазах. Никто прижался к нему, как будто хотел остаться так навсегда, и Дух почувствовал предельное измождение, которым было буквально пропитано это тонкое хрупкое тело. В этом мальчике была сила – большая сила, – но он все равно был еще ребенком, и бог знает, через что он уже прошел. Может быть, на сегодня ему уже хватит.
– Держи меня, – шепнул Никто, уткнувшись лицом в грудь Духа. – Не отпускай меня. Не сейчас.
– Хорошо, – сказал Дух. – Все хорошо.
Он чувствовал себя абсолютно беспомощным. Все было вовсе не хорошо. Все было откровенно плохо. Если Никто останется с этой троицей, если Никто останется с тем, другим, – все, он пропал.
– Послушай, – прошептал он в макушку Никто. – Хочешь остаться здесь? Будешь жить с нами, со мной и со Стивом. То есть, конечно, он не обрадуется поначалу, но он тебя не прогонит. Если мы тебе нужны, оставайся.
Никто поднял глаза, пристально посмотрел на Духа и вновь уронил голову ему на плечо. Его губы дрожали, когда он легонько коснулся ими горла Духа.
– Я не могу, – сказал он. – Если я пойду с тобой, они приедут за мной. Зиллах приедет… Мне надо быть с ними.
– Но почему? Кто они тебе? – Дух понимал, что говорит слишком громко, но ничего не мог с собой поделать. – Кто они, Никто? Стив очень сильный, но когда этот парень его держал, он не мог даже пошевелиться. И мне снился сон про тебя… или про кого-то… и там, во сне, было столько крови… Кто они?
– Не важно, – сказал Никто. – Не важно, кто они. Тебе надо знать только одно: я такой же, как они.
– Тогда кто ты?
– Кто бы мне это сказал, – вздохнул Никто. – Жалко, что ты не помнишь свой сон. – Он отстранился от Духа и направился в сторону клуба.
Но у него на пути встала высокая, какая-то вся перекошенная фигура. Этакое огородное пугало с растрепанными волосами, затуманенным взглядом и расстегнутой до пупа рубахой. Ноги широко расставлены в полуприседе, колени вывернуты под невообразимым углом, руки раскинуты, пальцы скрючены наподобие когтей. От парня несло пивом и жаждой крови. Стив.
Он встретился взглядом с Духом, и его глаза вспыхнули.
– Где она?! Она с мужиком. Я знаю, что она с мужиком. Я убью их обоих. Где, бля…
Снова хлопнула дверца фургона. Энн вышла наружу и встала, держась рукой за стенку фургончика. Ее волосы были растрепаны, лицо горело. Следом за ней вышел Зиллах, осторожно сойдя с приступочки на тротуар.
Дух заметил, что на ногах у Зиллаха были розовые кроссовки. Яркие разноцветные полоски на шнурках вроде бы были составлены из букв – но очень мелких, так что Дух не сумел разобрать слов. Зиллах взглянул на Никто и пасмурно улыбнулся. Никто робко улыбнулся в ответ. От этой улыбки Духу захотелось расплакаться. Это была потерянная улыбка… так улыбаются только те, кто уже навсегда обречен.
Стив перевел взгляд с Зиллаха на Энн. Его глаза горели бешеным огнем. Он хотел что-то сказать, но лишь беззвучно шевелил губами.
– Энн, – наконец выдавил он. – Ты… ты не могла…
Энн подошла к Стиву вплотную – голова высоко поднята, спина гордая и прямая – и ослепительно улыбнулась ему в лицо.
– Я могла, и я сделала, как хотела. И ты мне и слова не скажешь.
– Но он… он… – Стив беспомощно указал на Зиллаха. Тот отвернулся, пряча улыбку. Дух так и не понял, заметил ли Стив, что лицо у Зиллаха вновь стало нормальным.
– Он – самый лучший любовник из всех, кто у меня был. По сравнению с ним ты – просто ничто. Но тебе не нужны никакие сравнения. Ты сам по себе ничто. Тебе хорошо одному… ну разве что в компании с бутылкой. Почему бы тебе не исчезнуть уже наконец из моей жизни, а, Стив? Почему бы тебе не упиться вусмерть? Так было бы легче для всех.
– Энн, замолчи, – сказал Дух спокойно, но лицо у него было очень бледным, а руки сами собой сжались в кулаки. Все получилось так плохо… хуже, наверное, уже не бывает.
Что-то должно случиться, – прошептал голос у него в сознании. Только это уже случилось.
Энн взглянула на Духа:
– Мне очень жаль, что ты все это видишь, Дух. Ты очень хороший, правда. И послушай дружеского совета: брось ты этого неудачника, пока не поздно. Пока он не сломал тебе жизнь, как сломал ее мне. – Она отвернулась и подошла к Зиллаху, который стоял, привалившись спиной к фургончику. Стив смотрел ей в спину, и у него на лице отражались самые противоречивые чувства.
Энн подошла к Зиллаху и попыталась взять его за руку. На мгновение Духу показалось, что сейчас он ее обнимет. Но Зиллах взял ее за плечи и с силой оттолкнул от себя. Энн пошатнулась и едва не упала. Ее голова запрокинулась и ударилась о стенку фургончика.
Зиллах посмотрел на Стива победным взглядом.
– Прошу прощения, – произнес он насмешливо. – Я не знал, что эта шлюшка – твоя подруга.
С отчаянным воплем Стив бросился на Зиллаха. Дух рванулся к нему, чтобы его удержать. Он боялся того, что может сделать со Стивом Зиллах – сейчас, когда Стив ослеплен злостью и так напился, что едва держится на ногах и вообще не соображает, что делает. Но Стив метнулся вперед слишком быстро, и Дух не успел его перехватить.
Зиллах выбросил руку вперед. Что-то сверкнуло у него в ладони – перламутр с серебром, – и Дух заметил, какое было лицо у Зиллаха. Оно выражало лишь скуку.
Стив отшатнулся. У него по лицу текла кровь, капая на рубашку. Зиллах полоснул его бритвой по лбу, прямо над бровями, и кровь заливала ему глаза, ослепляя. Яростно размахивая кулаками, Стив рванулся к тому месту, где он в последний раз видел Зиллаха.
Дух в ужасе бросился к нему, чтобы его остановить. Если Зиллах снова достанет его бритвой, на этот раз он попадет по глазам или прямо по горлу.
Но Зиллах вовсе не собирался калечить Стива. Он грациозно отступил в сторону и подставил Стиву подножку. Дух не успел его подхватить – Стив споткнулся и упал на тротуар.
Дух встал рядом с ним на колени и убрал спутанные волосы у него с лица. Порез вроде бы был неглубоким, но скорее всего очень болезненным. Повинуясь инстинкту, еще не совсем заглушенному пивом, Стив, когда падал, выставил руки вперед. Его ладони были ободраны в кровь.
Дух попытался коснуться сознания Стива, чтобы его успокоить. Но у него ничего не вышло. Сознание Стива было закрыто, воспалено. Дух сумел прикоснуться только к самому краешку. Жар Стивовой ярости жег как огонь. Дух мысленно отшатнулся и обнял Стива, прижимая его к себе.
– Что ты хочешь сказать? – нахмурилась Энн. Однако в ее голосе совсем не было злости. Она пододвинулась поближе к Зиллаху. Она не сводила с него глаз. Похоже, она вообще не заметила, что Стив истекает кровью на тротуаре. – Как ты можешь называть меня шлюхой?! Это было божественно. Мне ни с кем еще не было так хорошо. Твоя штуковина… твой язык… – По ее телу пошла сладкая дрожь.
Дух закрыл глаза и прижался лицом к лицу Стива. Стив издал какой-то гортанный звук, похожий на рычание дикого зверя, и попробовал оттолкнуть Духа и встать. Но Дух держал его крепко. Если Стив сейчас вырвется, он точно кого-нибудь убьет. Или его убьют. Одно из двух. Причем второе – значительно вероятнее.
– Прошу прощения, – сказал Зиллах. – Это было плохое слово. Но тебе не надо в меня влюбляться. У меня уже есть любовник… если он усвоил урок. – Он протянул руки к Никто. После секундной заминки Никто шагнул к нему, упал ему в объятия и уронил голову ему на плечо.
– Нет, – поговорила Энн с тупым отчаянием. – Нет. Я в жизни ни с кем так не трахалась. Ты не можешь прогнать меня просто так.
Стив сдавленно вскрикнул и зарылся лицом Духу в колени. Его ободранные руки бессильно скребли по асфальту. Дух взял их и сжал, не давая Стиву поранить себя еще больше.
Никто посмотрел на Энн. С жалостью и легким презрением.
– Уходи, – сказал он. – Найди кого-нибудь другого. С ним буду я, а не ты. Ты здесь чужая.
Лицо у Энн исказилось. Она развернулась и быстро пошла прочь, как будто вдруг испугавшись осколков стекла, и заколоченных входов, и холодной ночи. Духу хотелось догнать ее – даже после всего, что она сделала и сказала, – но он не мог бросить Стива. Он видел, какое у нее лицо. Он думал, она сейчас закричит – и ее крик разорвет ночь пополам.
Но тут до них донесся громкий и пьяный веселый голос:
– Эй! Зиллах! Смотри, кого мы нашли… это наш Крисси!
Кристиан едва держался на ногах. Наверное, что-то подобное происходит, когда ты напьешься пьяным. Конечно, Твиг обнимал его за шею, навалившись всем весом, а Молоха буквально висел на нем, но Кристиан чуть ли не падал вовсе не из-за того, что почти тащил на себе этих двоих. У него кружилась голова: от облегчения и радости, от теплого медного запаха, исходившего от Молохи с Твигом, и от прикосновения к их коже, которая если когда-то и станет холодной и мертвой, то еще очень не скоро.
Они дождались, пока закончится его смена в баре, и, чтобы время прошло быстрее, без умолку болтали о городах, где побывали за эти годы, о редких новых наркотиках, которые они перепробовали все, о жутких кровавых переделках, из которых они выбирались целыми и невредимыми. Они уверили Кристиана, что Зиллах по-прежнему с ними, живой и здоровый.
Когда бар закрылся, они вытащили его на улицу прежде, чем Кинси успел ему заплатить за сегодняшний вечер. Их фургончик был припаркован в нескольких кварталах от клуба. Когда они подошли к машине, Кристиан разглядел, что там столпились какие-то люди. Среди них был и Зиллах. И как только Кристиан увидел его сияющие зеленые глаза, его беззаботное и по-прежнему гладкое и безупречное лицо, что-то внутри у него оборвалось. Он ждал этой минуты пятнадцать лет. Зиллах приподнял бровь и улыбнулся ему бледной и злой улыбкой.
Но кто остальные? Двоих из них Кристиан уже видел. Девушка с заплаканными глазами – она сегодня была в клубе. И светловолосый парень с бледными глазами… который слегка ошалел, когда увидел Кристиана за стойкой… солист «Потерянных душ?». Но было что-то еще… присмотревшись к нему получше, Кристиан вспомнил. Это был тот самый парень, который тогда в сумерках ехал на велосипеде и остановился у прилавка Кристиана, когда тот уже собирался заканчивать с розами и пойти поохотиться. Он был так голоден, что уже не мог ждать, и все-таки по каким-то непонятным причинам он не стал пить этого парня.
Второй парень – кажется, гитарист, – лежал на тротуаре, уткнувшись лицом в колени светловолосого. Его длинные ноги были вывернуты под совершенно невообразимым углом. Кристиан чувствовал запах его крови, но сейчас этот запах его не возбуждал. Сейчас его больше интересовало другое. Еще один парень. Совсем незнакомый.
Он стоял в сумраке за спиной у Зиллаха, так что Кристиан даже не сразу его заметил…
Это был истинный сын ночи, воплощение всех тонких и хрупких детишек, которые ходят в черном, подводят глаза черной тушью и выходят из дома лишь с наступлением темноты. Этот мальчик выглядел так, как будто он родился и вырос в задней комнате какого-нибудь андеграундного ночного клуба, вскормленный хлебом, размоченном в молоке пополам с виски. Его лицо было как будто вылеплено голодом. Да, вот подходящее определение для этого парня: голодный. Голодный до всего… до того, чтобы напиться и опьянеть, до спасения или проклятия, до самой ночи. Тени у него под глазами казались нарисованными размытой акварелью. Его бледные запястья были тонкими и слегка узловатыми.
Кристиан выбрался из объятий Молохи и Твига и шагнул вперед, безотчетно облизав губы.
– Ты кто? – спросил он.
– Это Никто, – ответил Зиллах. – Его так зовут.
До Кристиана не сразу дошло, откуда он знает это имя. Но он не забыл про Джесси и ее красивого сына. Все эти годы он пребывал в сомнениях, что ему, может быть, стоило оставить ребенка себе и воспитать его самому; и каждый раз напоминал себе, что он отдал ребенка в чужие руки лишь для того, чтобы дать ему шанс прожить жизнь, не запятнанную кровью. Но он не забыл… И теперь понял, что с тем же успехом он мог бы оставить ребенка себе. Кровь тянется к крови; благословенные и проклятые все равно находят «своих» – тех, для которых они предназначены.
– Никто? – переспросил он и подошел еще ближе.
Мальчик робко кивнул.
Кристиан закрыл глаза и вспомнил – слово в слово – свою записку, которую он приколол к одеяльцу маленького человечка в то давнее холодное утро.
– «Его зовут Никто, – процитировал он. – Заботьтесь о нем, и он принесет вам счастье».
Он был не готов к такой бурной реакции. Никто бросился к Кристиану, обнял его за талию и прижался к нему всем телом. Даже через два слоя одежды Кристиан чувствовал жар его тела.
– Да! – закричал Никто. – Да! Да! Они поменяли мне имя. Они меня звали Джейсоном, но я их всегда ненавидел, и я по-прежнему Никто, и теперь я дома, и вы знаете, кто я! Скажите мне! Скажите мне, кто я!
– Ты разве не знаешь? Ты – сын Зиллаха, – удивленно проговорил Кристиан. Он думал, они это знают. Но ответом ему была потрясенная тишина. Абсолютная тишина. Даже Молоха с Твигом притихли.
Никто ошарашенно уставился на Кристиана. Тени у него под глазами как-то вдруг стали глубже и гуще; губы слегка приоткрылись. Сейчас он выглядел как ребенок, над которым долго-долго издевались и который сбежал от своих обидчиков… но слишком поздно.
– Ага, – сказал он. Похоже, сказать что-то еще он был сейчас просто не в состоянии. – Ага.
Зиллах ласково оторвал Никто от Кристиана. Никто крепко зажмурился и съежился в объятиях Зиллаха, уронив голову ему на грудь. Впечатление было такое, что он впал в полуобморочное состояние.
Зиллах рассеянно погладил его по голове.
– Марди-Гра? – спросил он Кристиана. – Та девочка у тебя в баре?
Кристиан кивнул.
– Ну что же, – сказал Зиллах. Он был бледней, чем обычно, но держался по-прежнему вызывающе прямо, а его зеленые глаза светились неистовым счастьем. Счастьем и гордостью. – Что же, это меняет дело. Теперь все еще лучше, чем было. Гораздо лучше.
Молоха с Твигом принялись шептаться между собой. Кристиан услышал приглушенный смех. Солист прислушивался к разговору, но было видно, что сейчас его больше всего волнует состояние его друга. Девушка как будто вообще была где-то не здесь. Она стояла, привалившись спиной к фургончику и обнимая себя за плечи, и тупо глядела в пространство. Свет от уличного фонаря лежал ярким пятном у нее на волосах.
Кристиан поднял голову и посмотрел на луну. Она была почти полной. Ее свет был ярким – резал глаза. Кристиан зажмурился, но все равно продолжал видеть луну – ее серебряный отпечаток на внутренней стороне век. Луна светила на всех, кто присутствовал здесь, – на Стивена, который лежал, уронив голову на колени Духа, злой, раненный, сломленный; на Зиллаха, обнимающего своего ребенка, который, казалось, заснул у него в руках; на Молоху с Твигом, которые продолжали шептаться, склонившись друг к другу.
И на Энн. На Энн, которая стояла одна под луной. Густая сперма Зиллаха медленно текла у нее по бедрам.
Но сперма вытекла не вся. Внутри у Энн, в самых глубинах ее естества – где все было влажным и алым, – две крошечные клеточки сцепились друг с другом, и там зародилась жизнь. Микроскопический сгусток плоти, наполовину человеческой, наполовину чужой. Единокровный брат Никто. Или его единокровная сестра.
Стив вздрогнул и снова замер. Дух беспомощно погладил его по волосам. Никто застонал в объятиях отца – он потихонечку выходил из шокового состояния. Луна светила на небе, и Кристиан смотрел на нее. А крошечная капля плоти в утробе у Энн уже начала расти.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
21
Он взял Энн за руку, и она увидела, какие тонкие и красивые у него руки. Под шелковой кожей выпирали тяжелые темные вены. Через пару секунд Энн сообразила, в чем дело: вены так хорошо просматривались, потому что у него на руках почти не было волос. И на голой груди под наполовину расстегнутой рубахой тоже не было ни волоска. Он везде такой гладкий? – подумала Энн. Она вдруг поймала себя на мысли, что ей хотелось бы это выяснить. Эти зеленые глаза пробуждали в ней странные безумные желания. Ей хотелось совершить что-нибудь безрассудное. Да и как отказать мужчине с такими глазами?!
– Мы как раз шли к нашей машине, хотели опиума покурить, – сказал Зиллах. – Не хочешь присоединиться?
На мгновение Энн испугалась. Если бы он сказал «травка» или даже «гашиш», она бы восприняла это нормально, но откуда бы взяться опиуму в Потерянной Миле?! В голову сразу полезли мысли о серийных маньяках-убийцах, о телах молоденьких девушек с отпиленными руками и ногами, о наборах слесарных инструментов и электродрелях.
Но потом она выпрямилась и улыбнулась. С ней ничего подобного не случится. Просто не может случиться. А если все же случится… ну что же, тогда Саймон больше не будет ее изводить морально, а Стив почувствует себя настоящей сволочью. Ему будет плохо, просто кошмарно плохо… Так что оно того стоит.
– Да можно, – сказала она. – Я уже почти месяц не кайфовала. Могу себе позволить.
Она слезла с капота. Зиллах взял ее за руку выше локтя и повел к фургону. Энн старалась прижимать руку плотнее к телу, так чтобы пальцы Зиллаха касались ее груди сбоку. Он это почувствовал, но не убрал руку. И вскоре она почувствовала, что его пальцы зашевелились и принялись легонько ласкать ее. А потом он выставил указательный палец вперед и коснулся ее соска. Сосок тут же напрягся, и Зиллах поиграл с ним еще пару секунд. Энн почувствовала, как внизу живота разгорается влажный жар – нарастающее горячечное напряжение. Если этот мужчина накурит ее опиумом, то он получит гораздо больше, чем простой секс «по-быстрому», на который он явно рассчитывает.
Ни Энн, ни Зиллах не оглядывались, чтобы проверить, идет ли за ними Никто, но после секундной заминки Никто пошел.
Дух шел следом за Зиллахом и Никто, стараясь держаться в сумраке и не подходить слишком близко. Они зашли далеко в глубь заброшенного квартала. Все витрины были либо заколочены досками, либо просто разбиты. Молочный свет звезд отражался в осколках. Сами звезды холодно поблескивали на небе. По ночам здесь всегда было холодно, в этой части города. Даже в разгар жаркого лета поздних прохожих пробивал озноб, и они поплотнее запахивали свои легкие одежды. Россыпь осколков битого стекла, корка слежавшейся пыли вдоль тротуаров, облака пара, что струились из канализационных решеток, подобно размытым бело-серым призракам… ощущение холода.
Дух шел, держа руки в карманах и надвинув шляпу низко на лоб. Однажды Зиллах обернулся, и Духу показалось, что у него из глаз струится горячий зеленый свет. Он нырнул в темную арку, его сердце забилось чаще.
Зиллах с Никто растворились в холодном сумраке, не обращая внимания на окружающее запустение. Они шли бесшумно и молча – не разговаривали, не прикасались друг к другу, хотя иногда их руки мимоходом соприкасались. Дух стоял в арке и наблюдал за ними. Чуть дальше по улице он заметил девушку. Она сидела на капоте припаркованной у тротуара машины и казалось, будто она плачет. У нее были длинные волосы, но при таком освещении Дух не мог разобрать их цвет; в тусклом свечении немногих работающих фонарей они казались черными. Зиллах подошел к ней и заговорил, и когда она подняла голову. Дух увидел ее лицо. Это была Энн. Энн Брансби-Смит.
Они обменялись несколькими фразами, и Энн слезла с капота. Дух лихорадочно потянулся к ее сознанию. Если он сможет ее почувствовать, может быть, у него получится предостеречь ее… предупредить… но о чем? Что не далее как сегодня этот красивый и явно хорошо воспитанный парень собирался раскроить ему череп бейсбольной битой? Что искалеченное и разбитое лицо Зиллаха волшебным образом исцелилось буквально за несколько часов? Что холодный и вкрадчивый голос Зиллаха проник ему в сознание и нашептывал всякие непотребства?
Энн в жизни ему не поверит. Тем более что он все равно не сумел прикоснуться к ее сознанию. Он чувствовал только холодную пустоту непроглядной тьмы. Глухой эфир, который его бабушка называла «провалом, где ощущения теряются в пустоте». Дух решил не давить и оставить все как есть. Он наблюдал за тем, как Энн уходит с Зиллахом, а потом пошел следом.
Они дошли до черного фургончика. Зиллах помог Энн забраться внутрь и сделал знак Никто, чтобы тот тоже заходил. Дух подумал, что все – абзац. Как выразился бы Стив: полная яма дерьма, так что лопатами не разгребешь. Сейчас они уедут, и Духу придется вернуться в клуб и попытаться решить, рассказывать Стиву или нет, что его бывшая девушка укатила куда-то в неизвестном направлении с двумя их сегодняшними таинственными гостями.
Однако двигатель в фургончике не завелся, фары не включились. Машина не сдвинулась с места. Пару раз заднее стекло осветилось красными вспышками от зажженных спичек. Но в остальном фургончик оставался темным и тихим. Дух подошел ближе, испуганный и сбитый с толку. Он не знал, что ему делать. Больше всего ему хотелось взять молоток, разбить стекло и спасти Никто с Энн от этого красивого и жуткого создания с пронзительными зелеными глазами.
Но Никто уже сделал свой выбор, а Энн была «большой девочкой», которая вполне в состоянии сама о себе позаботиться. Если Дух попытается ее спасти, вовсе не исключено, что она вмажет ему кулаком в нос. Поэтому он просто стоял, и пытался перебороть безотчетный страх, и жалел, что он не обладает рентгеновским зрением, чтобы видеть, что происходит внутри фургончика. Он закрыл глаза и попытался сосредоточиться. Но с тем же успехом этот фургончик мог быть сейчас на другом конце страны. С тем же успехом он мог быть совсем пустым. Дух не чувствовал ничего. Вообще ничего.
Он отвернулся и решил, что пора возвращаться в клуб. Если Стив еще более или менее в сознании, он будет молчать. Он отвезет Стива домой, и сварит ему крепкий кофе, и, может быть, даст ему что-нибудь из снадобий мисс Катлин. Может быть, завтра все покажется ему совсем другим – не таким жутким. Он пошел было прочь, но тут дверца фургона тихонько хлопнула.
Никто выбрался из машины и встал на тротуаре: наполовину – в круге тусклого света от уличного фонаря, наполовину – в густой тени. У него был такой вид, как будто он либо очень устал, либо очень пьян, но держался он вполне прямо, и на лице у него отражались упрямство и сила. И еще – обреченное смирение, которого просто не должно было быть на столь юном лице.
– Привет, – тихо сказал Дух.
Взгляд Никто тут же сделался острым как бритва, а его губы слегка приоткрылись. Он пристально вгляделся в темноту, но у него был такой вид, как будто ему все равно, что именно выйдет сейчас из сумрака. А потом он увидел Духа и шагнул вперед, и они встали лицом к лицу на холодной улице.
– Там, в вашем фургоне, подруга Стива, – сказал Дух.
– И с ней мой любовник, – ответил Никто. – Сейчас она сверху. Сперва он был сверху, когда они только начали, и пот у него на спине сверкал, и она закричала, когда он раздвинул ей ноги и засадил… – Он замолчал и внимательно посмотрел на Духа. Его глаза были темными и огромными – сплошные зрачки. Лицо – сплошное отчаяние. – Будь моим братом, – вдруг сказал он. – Зиллах меня любит. Теперь он разрешит мне остаться. И я смогу это вынести, если ты будешь мне братом. Хотя бы на пару минут.
И Дух обнял Никто и прижал к себе, то есть сделал именно то, что ему и хотелось сделать с той самой минуты, как он увидел боль в этих темных, совсем еще детских глазах. Никто прижался к нему, как будто хотел остаться так навсегда, и Дух почувствовал предельное измождение, которым было буквально пропитано это тонкое хрупкое тело. В этом мальчике была сила – большая сила, – но он все равно был еще ребенком, и бог знает, через что он уже прошел. Может быть, на сегодня ему уже хватит.
– Держи меня, – шепнул Никто, уткнувшись лицом в грудь Духа. – Не отпускай меня. Не сейчас.
– Хорошо, – сказал Дух. – Все хорошо.
Он чувствовал себя абсолютно беспомощным. Все было вовсе не хорошо. Все было откровенно плохо. Если Никто останется с этой троицей, если Никто останется с тем, другим, – все, он пропал.
– Послушай, – прошептал он в макушку Никто. – Хочешь остаться здесь? Будешь жить с нами, со мной и со Стивом. То есть, конечно, он не обрадуется поначалу, но он тебя не прогонит. Если мы тебе нужны, оставайся.
Никто поднял глаза, пристально посмотрел на Духа и вновь уронил голову ему на плечо. Его губы дрожали, когда он легонько коснулся ими горла Духа.
– Я не могу, – сказал он. – Если я пойду с тобой, они приедут за мной. Зиллах приедет… Мне надо быть с ними.
– Но почему? Кто они тебе? – Дух понимал, что говорит слишком громко, но ничего не мог с собой поделать. – Кто они, Никто? Стив очень сильный, но когда этот парень его держал, он не мог даже пошевелиться. И мне снился сон про тебя… или про кого-то… и там, во сне, было столько крови… Кто они?
– Не важно, – сказал Никто. – Не важно, кто они. Тебе надо знать только одно: я такой же, как они.
– Тогда кто ты?
– Кто бы мне это сказал, – вздохнул Никто. – Жалко, что ты не помнишь свой сон. – Он отстранился от Духа и направился в сторону клуба.
Но у него на пути встала высокая, какая-то вся перекошенная фигура. Этакое огородное пугало с растрепанными волосами, затуманенным взглядом и расстегнутой до пупа рубахой. Ноги широко расставлены в полуприседе, колени вывернуты под невообразимым углом, руки раскинуты, пальцы скрючены наподобие когтей. От парня несло пивом и жаждой крови. Стив.
Он встретился взглядом с Духом, и его глаза вспыхнули.
– Где она?! Она с мужиком. Я знаю, что она с мужиком. Я убью их обоих. Где, бля…
Снова хлопнула дверца фургона. Энн вышла наружу и встала, держась рукой за стенку фургончика. Ее волосы были растрепаны, лицо горело. Следом за ней вышел Зиллах, осторожно сойдя с приступочки на тротуар.
Дух заметил, что на ногах у Зиллаха были розовые кроссовки. Яркие разноцветные полоски на шнурках вроде бы были составлены из букв – но очень мелких, так что Дух не сумел разобрать слов. Зиллах взглянул на Никто и пасмурно улыбнулся. Никто робко улыбнулся в ответ. От этой улыбки Духу захотелось расплакаться. Это была потерянная улыбка… так улыбаются только те, кто уже навсегда обречен.
Стив перевел взгляд с Зиллаха на Энн. Его глаза горели бешеным огнем. Он хотел что-то сказать, но лишь беззвучно шевелил губами.
– Энн, – наконец выдавил он. – Ты… ты не могла…
Энн подошла к Стиву вплотную – голова высоко поднята, спина гордая и прямая – и ослепительно улыбнулась ему в лицо.
– Я могла, и я сделала, как хотела. И ты мне и слова не скажешь.
– Но он… он… – Стив беспомощно указал на Зиллаха. Тот отвернулся, пряча улыбку. Дух так и не понял, заметил ли Стив, что лицо у Зиллаха вновь стало нормальным.
– Он – самый лучший любовник из всех, кто у меня был. По сравнению с ним ты – просто ничто. Но тебе не нужны никакие сравнения. Ты сам по себе ничто. Тебе хорошо одному… ну разве что в компании с бутылкой. Почему бы тебе не исчезнуть уже наконец из моей жизни, а, Стив? Почему бы тебе не упиться вусмерть? Так было бы легче для всех.
– Энн, замолчи, – сказал Дух спокойно, но лицо у него было очень бледным, а руки сами собой сжались в кулаки. Все получилось так плохо… хуже, наверное, уже не бывает.
Что-то должно случиться, – прошептал голос у него в сознании. Только это уже случилось.
Энн взглянула на Духа:
– Мне очень жаль, что ты все это видишь, Дух. Ты очень хороший, правда. И послушай дружеского совета: брось ты этого неудачника, пока не поздно. Пока он не сломал тебе жизнь, как сломал ее мне. – Она отвернулась и подошла к Зиллаху, который стоял, привалившись спиной к фургончику. Стив смотрел ей в спину, и у него на лице отражались самые противоречивые чувства.
Энн подошла к Зиллаху и попыталась взять его за руку. На мгновение Духу показалось, что сейчас он ее обнимет. Но Зиллах взял ее за плечи и с силой оттолкнул от себя. Энн пошатнулась и едва не упала. Ее голова запрокинулась и ударилась о стенку фургончика.
Зиллах посмотрел на Стива победным взглядом.
– Прошу прощения, – произнес он насмешливо. – Я не знал, что эта шлюшка – твоя подруга.
С отчаянным воплем Стив бросился на Зиллаха. Дух рванулся к нему, чтобы его удержать. Он боялся того, что может сделать со Стивом Зиллах – сейчас, когда Стив ослеплен злостью и так напился, что едва держится на ногах и вообще не соображает, что делает. Но Стив метнулся вперед слишком быстро, и Дух не успел его перехватить.
Зиллах выбросил руку вперед. Что-то сверкнуло у него в ладони – перламутр с серебром, – и Дух заметил, какое было лицо у Зиллаха. Оно выражало лишь скуку.
Стив отшатнулся. У него по лицу текла кровь, капая на рубашку. Зиллах полоснул его бритвой по лбу, прямо над бровями, и кровь заливала ему глаза, ослепляя. Яростно размахивая кулаками, Стив рванулся к тому месту, где он в последний раз видел Зиллаха.
Дух в ужасе бросился к нему, чтобы его остановить. Если Зиллах снова достанет его бритвой, на этот раз он попадет по глазам или прямо по горлу.
Но Зиллах вовсе не собирался калечить Стива. Он грациозно отступил в сторону и подставил Стиву подножку. Дух не успел его подхватить – Стив споткнулся и упал на тротуар.
Дух встал рядом с ним на колени и убрал спутанные волосы у него с лица. Порез вроде бы был неглубоким, но скорее всего очень болезненным. Повинуясь инстинкту, еще не совсем заглушенному пивом, Стив, когда падал, выставил руки вперед. Его ладони были ободраны в кровь.
Дух попытался коснуться сознания Стива, чтобы его успокоить. Но у него ничего не вышло. Сознание Стива было закрыто, воспалено. Дух сумел прикоснуться только к самому краешку. Жар Стивовой ярости жег как огонь. Дух мысленно отшатнулся и обнял Стива, прижимая его к себе.
– Что ты хочешь сказать? – нахмурилась Энн. Однако в ее голосе совсем не было злости. Она пододвинулась поближе к Зиллаху. Она не сводила с него глаз. Похоже, она вообще не заметила, что Стив истекает кровью на тротуаре. – Как ты можешь называть меня шлюхой?! Это было божественно. Мне ни с кем еще не было так хорошо. Твоя штуковина… твой язык… – По ее телу пошла сладкая дрожь.
Дух закрыл глаза и прижался лицом к лицу Стива. Стив издал какой-то гортанный звук, похожий на рычание дикого зверя, и попробовал оттолкнуть Духа и встать. Но Дух держал его крепко. Если Стив сейчас вырвется, он точно кого-нибудь убьет. Или его убьют. Одно из двух. Причем второе – значительно вероятнее.
– Прошу прощения, – сказал Зиллах. – Это было плохое слово. Но тебе не надо в меня влюбляться. У меня уже есть любовник… если он усвоил урок. – Он протянул руки к Никто. После секундной заминки Никто шагнул к нему, упал ему в объятия и уронил голову ему на плечо.
– Нет, – поговорила Энн с тупым отчаянием. – Нет. Я в жизни ни с кем так не трахалась. Ты не можешь прогнать меня просто так.
Стив сдавленно вскрикнул и зарылся лицом Духу в колени. Его ободранные руки бессильно скребли по асфальту. Дух взял их и сжал, не давая Стиву поранить себя еще больше.
Никто посмотрел на Энн. С жалостью и легким презрением.
– Уходи, – сказал он. – Найди кого-нибудь другого. С ним буду я, а не ты. Ты здесь чужая.
Лицо у Энн исказилось. Она развернулась и быстро пошла прочь, как будто вдруг испугавшись осколков стекла, и заколоченных входов, и холодной ночи. Духу хотелось догнать ее – даже после всего, что она сделала и сказала, – но он не мог бросить Стива. Он видел, какое у нее лицо. Он думал, она сейчас закричит – и ее крик разорвет ночь пополам.
Но тут до них донесся громкий и пьяный веселый голос:
– Эй! Зиллах! Смотри, кого мы нашли… это наш Крисси!
Кристиан едва держался на ногах. Наверное, что-то подобное происходит, когда ты напьешься пьяным. Конечно, Твиг обнимал его за шею, навалившись всем весом, а Молоха буквально висел на нем, но Кристиан чуть ли не падал вовсе не из-за того, что почти тащил на себе этих двоих. У него кружилась голова: от облегчения и радости, от теплого медного запаха, исходившего от Молохи с Твигом, и от прикосновения к их коже, которая если когда-то и станет холодной и мертвой, то еще очень не скоро.
Они дождались, пока закончится его смена в баре, и, чтобы время прошло быстрее, без умолку болтали о городах, где побывали за эти годы, о редких новых наркотиках, которые они перепробовали все, о жутких кровавых переделках, из которых они выбирались целыми и невредимыми. Они уверили Кристиана, что Зиллах по-прежнему с ними, живой и здоровый.
Когда бар закрылся, они вытащили его на улицу прежде, чем Кинси успел ему заплатить за сегодняшний вечер. Их фургончик был припаркован в нескольких кварталах от клуба. Когда они подошли к машине, Кристиан разглядел, что там столпились какие-то люди. Среди них был и Зиллах. И как только Кристиан увидел его сияющие зеленые глаза, его беззаботное и по-прежнему гладкое и безупречное лицо, что-то внутри у него оборвалось. Он ждал этой минуты пятнадцать лет. Зиллах приподнял бровь и улыбнулся ему бледной и злой улыбкой.
Но кто остальные? Двоих из них Кристиан уже видел. Девушка с заплаканными глазами – она сегодня была в клубе. И светловолосый парень с бледными глазами… который слегка ошалел, когда увидел Кристиана за стойкой… солист «Потерянных душ?». Но было что-то еще… присмотревшись к нему получше, Кристиан вспомнил. Это был тот самый парень, который тогда в сумерках ехал на велосипеде и остановился у прилавка Кристиана, когда тот уже собирался заканчивать с розами и пойти поохотиться. Он был так голоден, что уже не мог ждать, и все-таки по каким-то непонятным причинам он не стал пить этого парня.
Второй парень – кажется, гитарист, – лежал на тротуаре, уткнувшись лицом в колени светловолосого. Его длинные ноги были вывернуты под совершенно невообразимым углом. Кристиан чувствовал запах его крови, но сейчас этот запах его не возбуждал. Сейчас его больше интересовало другое. Еще один парень. Совсем незнакомый.
Он стоял в сумраке за спиной у Зиллаха, так что Кристиан даже не сразу его заметил…
Это был истинный сын ночи, воплощение всех тонких и хрупких детишек, которые ходят в черном, подводят глаза черной тушью и выходят из дома лишь с наступлением темноты. Этот мальчик выглядел так, как будто он родился и вырос в задней комнате какого-нибудь андеграундного ночного клуба, вскормленный хлебом, размоченном в молоке пополам с виски. Его лицо было как будто вылеплено голодом. Да, вот подходящее определение для этого парня: голодный. Голодный до всего… до того, чтобы напиться и опьянеть, до спасения или проклятия, до самой ночи. Тени у него под глазами казались нарисованными размытой акварелью. Его бледные запястья были тонкими и слегка узловатыми.
Кристиан выбрался из объятий Молохи и Твига и шагнул вперед, безотчетно облизав губы.
– Ты кто? – спросил он.
– Это Никто, – ответил Зиллах. – Его так зовут.
До Кристиана не сразу дошло, откуда он знает это имя. Но он не забыл про Джесси и ее красивого сына. Все эти годы он пребывал в сомнениях, что ему, может быть, стоило оставить ребенка себе и воспитать его самому; и каждый раз напоминал себе, что он отдал ребенка в чужие руки лишь для того, чтобы дать ему шанс прожить жизнь, не запятнанную кровью. Но он не забыл… И теперь понял, что с тем же успехом он мог бы оставить ребенка себе. Кровь тянется к крови; благословенные и проклятые все равно находят «своих» – тех, для которых они предназначены.
– Никто? – переспросил он и подошел еще ближе.
Мальчик робко кивнул.
Кристиан закрыл глаза и вспомнил – слово в слово – свою записку, которую он приколол к одеяльцу маленького человечка в то давнее холодное утро.
– «Его зовут Никто, – процитировал он. – Заботьтесь о нем, и он принесет вам счастье».
Он был не готов к такой бурной реакции. Никто бросился к Кристиану, обнял его за талию и прижался к нему всем телом. Даже через два слоя одежды Кристиан чувствовал жар его тела.
– Да! – закричал Никто. – Да! Да! Они поменяли мне имя. Они меня звали Джейсоном, но я их всегда ненавидел, и я по-прежнему Никто, и теперь я дома, и вы знаете, кто я! Скажите мне! Скажите мне, кто я!
– Ты разве не знаешь? Ты – сын Зиллаха, – удивленно проговорил Кристиан. Он думал, они это знают. Но ответом ему была потрясенная тишина. Абсолютная тишина. Даже Молоха с Твигом притихли.
Никто ошарашенно уставился на Кристиана. Тени у него под глазами как-то вдруг стали глубже и гуще; губы слегка приоткрылись. Сейчас он выглядел как ребенок, над которым долго-долго издевались и который сбежал от своих обидчиков… но слишком поздно.
– Ага, – сказал он. Похоже, сказать что-то еще он был сейчас просто не в состоянии. – Ага.
Зиллах ласково оторвал Никто от Кристиана. Никто крепко зажмурился и съежился в объятиях Зиллаха, уронив голову ему на грудь. Впечатление было такое, что он впал в полуобморочное состояние.
Зиллах рассеянно погладил его по голове.
– Марди-Гра? – спросил он Кристиана. – Та девочка у тебя в баре?
Кристиан кивнул.
– Ну что же, – сказал Зиллах. Он был бледней, чем обычно, но держался по-прежнему вызывающе прямо, а его зеленые глаза светились неистовым счастьем. Счастьем и гордостью. – Что же, это меняет дело. Теперь все еще лучше, чем было. Гораздо лучше.
Молоха с Твигом принялись шептаться между собой. Кристиан услышал приглушенный смех. Солист прислушивался к разговору, но было видно, что сейчас его больше всего волнует состояние его друга. Девушка как будто вообще была где-то не здесь. Она стояла, привалившись спиной к фургончику и обнимая себя за плечи, и тупо глядела в пространство. Свет от уличного фонаря лежал ярким пятном у нее на волосах.
Кристиан поднял голову и посмотрел на луну. Она была почти полной. Ее свет был ярким – резал глаза. Кристиан зажмурился, но все равно продолжал видеть луну – ее серебряный отпечаток на внутренней стороне век. Луна светила на всех, кто присутствовал здесь, – на Стивена, который лежал, уронив голову на колени Духа, злой, раненный, сломленный; на Зиллаха, обнимающего своего ребенка, который, казалось, заснул у него в руках; на Молоху с Твигом, которые продолжали шептаться, склонившись друг к другу.
И на Энн. На Энн, которая стояла одна под луной. Густая сперма Зиллаха медленно текла у нее по бедрам.
Но сперма вытекла не вся. Внутри у Энн, в самых глубинах ее естества – где все было влажным и алым, – две крошечные клеточки сцепились друг с другом, и там зародилась жизнь. Микроскопический сгусток плоти, наполовину человеческой, наполовину чужой. Единокровный брат Никто. Или его единокровная сестра.
Стив вздрогнул и снова замер. Дух беспомощно погладил его по волосам. Никто застонал в объятиях отца – он потихонечку выходил из шокового состояния. Луна светила на небе, и Кристиан смотрел на нее. А крошечная капля плоти в утробе у Энн уже начала расти.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
21
Ночь.
Густая зеленая ночь. Ветви сосен склоняются низко над гравиевой дорожкой. Умирающая трава. Мусор в придорожных канавах. Коварная ядовитая ночь в пышных зарослях последних октябрьских пуэрарий. Через месяц вся пуэрария высохнет и станет похожей на ломкое бурое покрывало, наброшенное на деревья. Но сейчас она еще извивается под луной – сочная, зеленая, живая.
Зеленая ночь.
Скрипичная улица.
Трейлер на бетонных блоках, серебряный «шевроле-белэр» и пыльный черный фургончик припаркованы на грязном дворе, заросшем сорняками. За трейлером – непролазные заросли диких роз, чьи кружевные цветы должны продержаться до самого ноября. Дикие розы неприхотливы.
Никто знал, что если повернуть голову, то в окне спальни будет видна колючая гравюра – розовые кусты на фоне ночного неба. Но ему не хочется шевелиться. Он лежит неподвижно, вытянувшись на постели Кристиана. И только его пальцы лениво перебирают сверкающие черные волосы Кристиана и рассеянно гладят его по спине.
Густая зеленая ночь. Ветви сосен склоняются низко над гравиевой дорожкой. Умирающая трава. Мусор в придорожных канавах. Коварная ядовитая ночь в пышных зарослях последних октябрьских пуэрарий. Через месяц вся пуэрария высохнет и станет похожей на ломкое бурое покрывало, наброшенное на деревья. Но сейчас она еще извивается под луной – сочная, зеленая, живая.
Зеленая ночь.
Скрипичная улица.
Трейлер на бетонных блоках, серебряный «шевроле-белэр» и пыльный черный фургончик припаркованы на грязном дворе, заросшем сорняками. За трейлером – непролазные заросли диких роз, чьи кружевные цветы должны продержаться до самого ноября. Дикие розы неприхотливы.
Никто знал, что если повернуть голову, то в окне спальни будет видна колючая гравюра – розовые кусты на фоне ночного неба. Но ему не хочется шевелиться. Он лежит неподвижно, вытянувшись на постели Кристиана. И только его пальцы лениво перебирают сверкающие черные волосы Кристиана и рассеянно гладят его по спине.