* * *
 
   Адъютант полковника Фабела сообщил, что по телефону его спрашивает какая-то женщина.
   – У меня нет времени. – Короткий четкий ответ не подразумевал продолжения разговора.
   – Она в точности предсказала вашу реакцию и просила передать, что ее имя Полли Лавен.
   – Соединяйте...
   – Ну, как успехи?
   Полковнику не нужно было напрягать воображение, чтобы представить собеседницу. Он был более чем уверен, что она, как обычно, сидит на кухне, закинув ногу на ногу, а рядом стоит пепельница, полная окурков. В правой руке телефон, в левой – зажженная сигарета...
   – Пока ничего определенного.
   Фабел прекрасно знал, что его собеседница не воспользовалась бы полученной информацией, чтобы «слить» ее куда-то налево, однако давала себя знать многолетняя привычка работы в строго засекреченном отделе.
   – Может, в таком случае пригодится помощь одной старой глупой женщины? – Она неприкрыто напрашивалась на комплимент, который не заставил себя долго ждать.
   – Насчет старости не знаю... Порой восемнадцатилетние солдаты чувствуют себя глубокими старцами, а убеленные сединами ветераны, наоборот, юны сердцем, так что возраст – вещь сугубо личная. А вот насчет глупости – тут вы откровенно на себя наговариваете. Ваши таланты и способности в определенных кругах давно снискали себе заслуженную славу и уважение.
   Собеседница на другом конце провода хрипло рассмеялась:
   – Полковник, ты скользкий, как угорь, и хитрый, как гиена... Девушкам принято говорить в первую очередь, что они красивые, и только потом, если это не подействовало, – вспоминать об уме. Ты же не сказал ничего, но в то же время и не обидел. Так что про гиену, сам понимаешь, это было ответным комплиментом.
   – Я понял. Спасибо.
   Легкий обмен любезностями подошел к концу, и настало время делового разговора.
   Полли сделала глубокую затяжку, как бы собираясь с мыслями, а затем продолжила уже совершенно серьезным голосом:
   – Знаешь, после твоего ухода я много думала о человеке, фоторобот которого остался у меня на столе. Пыталась даже напрячь кое-какие свои способности, но практически все было безрезультатно. У него слишком много личин, которые невозможно собрать воедино. Но даже не это главная проблема – если бы он принадлежал нашему миру, то, возможно, мне удалось бы нащупать ниточку, способную привести к пониманию его сущности...
   Она сделала очередную паузу, ублажив свои легкие очередной порцией никотина.
   Фабел напряженно ждал, не вклиниваясь в этот неторопливый монолог и не задавая никаких вопросов. Он знал, что если перебьет собеседницу, не дав ей выговориться до конца, то может и не получить даже тех крох информации, которые, судя по всему, имелись у Полли. Вспыльчивая домохозяйка может просто-напросто бросить трубку и не отвечать на все последующие звонки.
   – Самая же главная проблема заключается в том, что он одержим...
   Она замолчала. Пауза длилась слишком долго, поэтому полковник позволил себе наконец задать первый вопрос.
   – В каком смысле – одержим? Извини, конечно, за мою непроходимую глупость, но такая формулировка слишком расплывчата, чтобы, отталкиваясь от нее, прийти хоть к какому-то вразумительному выводу.
   – С точки зрения художественной литературы, а также некоторых религий, человек может быть одержим демонами, злыми духами или чем-то подобным. Но в нашем с тобой случае из твоих же собственных слов явствует, что речь идет не о человеке, а о Чужом, фигурально выражаясь, о дьяволе во плоти. Отсюда и следует мой самый главный вопрос: кем может быть одержим наш дьявол? Полковник, – она в очередной раз хрипло, невесело рассмеялась, – за все те годы, пока ты играл в своих игрушечных солдатиков, защищая псевдоинтересы псевдостраны, разум твой уподобился калькулятору – мгновенно просчитывает любые числа и функции, но если что-то не заложено в его программу, он просто не работает, превращаясь в бесполезный кусок пластика... Наш с тобой дьявол может быть одержим кем угодно – человеком, машиной, богом и даже, в конце концов, самим собой. Однако решение этой несложной детской задачки, – продолжала она, – еще более упрощается тем, что вместо четырех составляющих нужно рассматривать всего три – Творцом всего сущего он одержим быть не может даже в принципе. Потому что это означало бы только одно: мир сошел с ума и его уже не спасти...
   Фабел не знал, чем конкретно ему может помочь эта информация, но по старой привычке всегда собирать для анализа все имеющиеся данные решил все-таки довести этот странный во всех отношениях разговор до конца.
   – И на кого же из трех оставшихся персонажей ты посоветовала бы мне поставить?
   – А что тебе подсказывает твоя хваленая интуиция? – вопросом на вопрос ответила Полли.
   – Моя хваленая интуиция подсказывает, что не стоит ломать голову, потому что все равно правильное решение я услышу только из твоих уст.
   – Я же говорила, что ты хитрый, как гиена. – На этот раз ее смех был почти искренним. – Ну хорошо, – продолжала Полли, – не буду тянуть время, которого, насколько я понимаю, у тебя попросту нет. Наш общий знакомый, которого ты называешь Чужим, а я Демоном, не одержим дьяволом, то есть самим собой, так как он уже столько раз умирал, что, возможно, потерял свое первозданное «я». Если бы его разум распался на отдельные составляющие, а сознание раздвоилось, то после стольких смертей между ними стерлись бы все грани и это окончательно уничтожило бы его как личность...
   Фабел не совсем понял, что скрывается под этой несколько сумбурной формулировкой, но вдаваться в детали не стал – ему вполне хватило и того факта, что из трех неизвестных осталось всего два.
   – А вот с оставшимися двумя персонажами нашей детской считалочки – машиной и человеком – все гораздо сложнее, чем могло бы показаться на первый взгляд.
   Полковнику хотелось сказать, что его уже порядком утомил весь этот костюмированный балаган с вымышленными персонажами, но он сдержался. Мисс Лавен принадлежала к той редкой категории женщин, которую нужно всегда обязательно выслушивать до конца.
   – С одной стороны, машина – создание человеческих рук, поэтому не может существовать сама по себе... Но с другой... – Полли опять на несколько секунд задумалась, успев сделать пару глубоких затяжек. – С другой, – без особой уверенности в голосе продолжала она, – хрен его знает, чем он одержим – машиной, или человеком, или вообще какой-то жуткой смесью из этих двух практически несовместимых компонентов...
   Разговор откровенно зашел в тупик. Полли сказала то, что хотела, но не пролила ни капли света не то что на ситуацию в целом, но даже на свои полубезумные выкладки.
   В душе Фабела начало закипать раздражение. Он потерял десять минут драгоценного времени на никчемный разговор со взбалмошной домохозяйкой.
   Тем не менее, как и полагается джентльмену, полковник остался вежливым до конца.
   – Очень интересная теория, – сдержанно произнес он. – Думаю, при случае нужно будет обязательно все это хорошенько обдумать и сделать соответствующие выводы.
   Последнее предложение намекало на окончание беседы.
   – Ладно, пора бежать, а то совсем заболталась с тобой, – как будто вспомнив о каком-то неотложном деле, заторопилась Полли. – Обдумай хорошенько мои слова и, когда в следующий раз соберешься спросить совета, не забудь, что я была предельно откровенна с тобой.
   – Непременно, – уверил свою собеседницу тактичный полковник на прощание.
   Он совершенно не собирался беспокоить в дальнейшем мисс Лавен, потому что считал это нецелесообразным. Однако Фабел серьезно просчитался. Меньше чем через час вышел на связь Альфа и подтвердил если не все, то по крайней мере очень многие выкладки взбалмошной женщины.
   Чужой действительно одержим какими-то своими, одному ему (и, быть может, отчасти Полли) известными демонами.
   – Калькулятор, – устало вздохнула женщина, положив телефонную трубку на рычаг аппарата. – Работает только в пределах своей программы... Хотя если не он, – пробормотала она про себя, – то даже и не знаю, кто еще может спасти этот сумасшедший мир...
   И, затушив очередную, докуренную почти до фильтра сигарету, она отправилась готовить обед. Скоро должны были прийти дети из школы. Мир может провалиться в тартарары со всеми своими обитателями, но ее чада должны быть накормлены. Это одно из основополагающих правил ее бытия.

23

   «Они не свернут к туннелю!» – До развилки оставалось не более двухсот метров, когда Вспышка благодаря своему дару внутренним зрением увидел, как преследуемый вертолетом фургон миновал перекресток.
   – Они не свернут к туннелю, – раздался в наушниках Кары голос партнера.
   – Переулок выводит к предместьям стадиона. Машина направляется туда.
   Не более пяти минут назад в эфире проскочило сообщение о массовых беспорядках в районе спортивного комплекса «Валлтоун».
   «Если Чужой дотянет дотуда, то может уйти», – неожиданно понял старший группы и приказал:
   – Снижайтесь до предельно допустимой высоты, нам нужно во что бы то ни стало остановить этот проклятый фургон.
   Пилоты не стали спорить – человек, отдававший приказы, имел неограниченные полномочия. Если бы он приказал садиться на крышу старых четырехэтажных развалюх, расположившихся по обе стороны переулка, то и в этом случае они вынуждены были бы подчиниться.
   Вертолет снизился почти до самых крыш, следуя чуть позади автомобиля «скорой помощи».
   Кара, как старший группы, лично ответственный за выполнение операции, взял в руки штурмовую винтовку М16 и, быстро прицелившись, послал несколько коротких очередей в преследуемую машину.
   Тяжелые пули смертоносным дождем обрушились на крышу машины, разорвав обшивку и искорежив тела бесчувственных санитаров.
 
* * *
 
   – Какого хрена они делают? – закричал я, пытаясь перекрыть рев собственного двигателя, шум вертолетных винтов и визг пуль.
   – Они поняли, что ты направляешься к стадиону, и пытаются остановить машину. В водителя, то есть в тебя, наши оппоненты стрелять не могут, поэтому попытаются в прямом смысле слова разнести на кусочки этот несчастный фургон.
   Мысленный контакт вызвал очередную вспышку боли, о которой я мгновенно забыл после следующей очереди, прошившей крышу «скорой»,
   – Из этой затеи может что-нибудь выйти?
   Чудовищная жара, пот, застилающий глаза, и этот непрекращающийся обстрел не давали сосредоточиться. Я вообще удивлялся, каким образом до сих пор мне удавалось держать автомобиль под контролем.
   – Если бы они начали на пару минут раньше, можно было бы с уверенностью сказать, что им это удастся. А так... У нас, пожалуй, все еще остаются некоторые шансы.
   Прогноз был не слишком благоприятным, но, как говорят французы, за неимением лучшего король спит с собственной женой...
 
* * *
 
   Кара разрядил уже два полных магазина и потянулся за третьим.
   – Эта проклятая колымага может и не развалиться, – раздался в наушниках старшего группы голос ЛСД. – Мне мешает сосредоточиться твоя стрельба и гул винтов, но давай я все же попробую остановить его.
   Кара молча кивнул, отодвинувшись в сторону. Он прекрасно знал, на что способен его напарник.
   Великий иллюзионист попытался сконцентрироваться, и это ему удалось – в следующее мгновение всем присутствующим стало хорошо видно, как на лобовом стекле преследуемого автомобиля распластался ярко-розовый бегемот – влияние ЛСД, в отличие от действий обоих его партнеров, распространялось не на отдельно взятую личность, а на всех окружающих.
   Каре же нужно было зафиксировать объект, чтобы пустить в ход свои ментальные способности. Но в данной ситуации это было невозможно, поэтому приходилось использовать более безболезненные методы...
 
* * *
 
   Огромное розовое пятно перекрыло лобовое стекло. Затем раздалось отчетливо различимое кряхтение, и то, что секунду назад было сплошной непонятной массой, повернулось ко мне «лицом», оказавшись огромным, неуклюжим фальшиво-мультипликационным бегемотом.
   – Привет, как дела? – спросил он, в знак приветствия помахав коротенькой толстенькой лапкой.
   Не знаю, как это ему удавалось, но, несмотря на окружающий скрежет и гул, я прекрасно слышал это гротескное создание.
   – Не против, если я тут слегка посижу, поболтаю с тобой? – Огромный нос прижался к стеклу, при этом забавно расплющившись.
   В маленьких поросячьих глазках мелькали смешливые искорки.
   Но мне было не до веселья.
   – У меня глюки, – сообщил я Милой. – Огромная розовая тварь распласталась прямо перед моим лицом, заслонив своей тушей все лобовое стекло. В данный момент я вообще ни черта не вижу.
   – Не обращай внимания, дорога прямая, если возникнут какие-то проблемы, я сообщу. Уже совсем скоро мы будем на месте.
   – Э-эй! Как дела? – Судя по всему, это добродушное создание и не думало униматься. – У меня для тебя есть кое-что.
   Маленькая лапка залезла в кармашек смешных шортиков, с трудом сходящихся на огромной талии, вытащив оттуда леденец на палочке.
   – На-ка, попробуй, – заговорщицки подмигнул он, протягивая мне детскую сладость.
   При этом его лапка прошла сквозь лобовое стекло, так что леденец оказался прямо перед моим лицом. Казалось, при желании я могу лизнуть конфету.
   – У меня очень конкретные глюки. – Я был не на шутку встревожен.
   – Они хоть каким-то образом воздействуют на тебя?
   – Пожалуй, нет. – Было как-то несолидно рассказывать моей прагматичной напарнице историю про детский леденец.
   – Тогда выбрось из головы всю эту ерунду. Она не может причинить тебе никакого вреда, если только ты сам не сделаешь какую-нибудь глупость.
   – А...
   Машину неожиданно бросило вбок, так что некоторое время мы ехали, скрежеща левым бортом о стену близлежащего дома. С огромным трудом мне удалось выровнять автомобиль, при этом пару раз он чуть было не заглох.
   – Что это было?
   – Задний обод наехал на камень.
   – Скоро приедем?
   – До цели около трех минут.
   – Мы можем увеличить скорость?
   – Нет, двигатель и без того уже дымится, если увеличить обороты, его заклинит прямо сейчас.
   – Ну, если ты не хочешь конфетку, то, пожалуй, я съем ее сам...
   Большой фиолетовый язык прошел сквозь стекло и прямо перед моими глазами аппетитно лизнул леденец на палочке, Капля липкой тягучей слюны упала мне на колени.
   Я подавил в себе естественное желание со всего размаха впечатать кулак в этого проклятого бегемота.
   – Ты можешь как-нибудь убрать эту галлюцинацию?
   – Только при помощи мощного болезненного импульса.
   Я слишком хорошо знал свою напарницу, чтобы усвоить одну простую истину: она никогда не злоупотребляет выражением «мощный». В данном контексте это могло означать только одно: дикую, практически не контролируемую разумом боль.
   – Попробую справиться сам...
   Машина еще раз вильнула, но теперь уже по моей вине.
   – Тебе лучше просто закрыть глаза. – Милая дала очень ценный, а главное, своевременный совет.
   – Эта тварь сбивает меня с мыслей своей беспрерывной болтовней, так что даже если я выколю себе глаза, это все равно не поможет. – Я был почти на пределе.
 
* * *
 
   Впрочем, не только постоянно ускользающая от охотников добыча испытывала нервное напряжение. В вертолете преследования Кара с неослабевающим вниманием следил за фургоном «скорой».
   – Чужой может уйти? – Вопрос был обращен к порождающему галлюцинацию напарнику.
   – Он оказался невосприимчивым к обычному давлению на психику, придется задействовать более мощные механизмы.
   ЛСД не просто не любил, он ненавидел прибегать к насилию в своих жизнерадостных мультипликационных грезах. Даже ему самому было доподлинно неизвестно, с чем это связано, но в тех редких случаях, когда приходилось идти против своего естества, он очень долго и тяжело отходил, несколько дней пребывая в тяжелой депрессии.
   – У нас меньше трех минут... – Кара реально оценивал ситуацию.
   – Понял. – Лицо ЛСД перекосила болезненная судорога – обстоятельства вынуждали его идти на крайние меры.
 
* * *
 
   – Зря ты отказался от конфетки, – удрученно протянул бегемот. – Сейчас придет злой Бабуин, он все равно заставит тебя ее съесть.
   Одновременно с этими словами на стекле возникло еще одно яркое пятно. На этот раз – ядовито-желтое.
   – Привет, ребята! О чем болтаете? – Мультипликационная обезьяна со зверино-злобным выражением на морде присоединилась к нашей веселой компании.
   – Да так, ни о чем, – похоронным голосом протянуло розовое пятно.
   – Ну, тогда, наверное, я вам не помешаю...
   Стремительным движением обезьяна протянула непропорционально длинные лапы к шее бегемота и одним резким движением оторвала голову от туловища.
   В следующее мгновение произошло неожиданное – поток совершенно реальной, густой черно-красной крови залил лобовое стекло «скорой».
   – Не хотел есть конфетку, – злобно прошипел отвратительный монстр, – тогда получай вот это. – Его руки вдавили голову несчастного бегемота в стекло, так что она прошла насквозь, оказавшись в нескольких дюймах от моего лица.
   Кровь густыми потоками стекала мне на колени, но, пожалуй, самым ошеломляющим во всей этой безумной бутафории было то, что у бегемота были человеческие глаза, полные какой-то неведомой, поистине вселенской скорби.
   – Не хотел есть конфетку – жри его!!! – нестерпимый визг стоял в моих ушах.
   Я не выдержал и почти без замаха резко и сильно ударил, целясь в лицо отвратительной твари. Кулак соприкоснулся с поверхностью, и по стеклу во все стороны побежали мелкие трещины. Костяшки пальцев разбились в кровь.
   Машину в очередной раз резко мотнуло, и мы опять ударились о стену. Скорость начала стремительно падать.
   – Что ты делаешь? – В интонации Милой проскакивали нотки явной тревоги.
   – Жри его! Жри его!!! – не унималась ядовито-желтая обезьяна, размахивая перед моим лицом окровавленной головой несчастного бегемота.
   Кровь тяжелым набатом стучала в висках.
   – Немедленно убери от меня эту гнусную тварь, иначе я сойду с ума, – перекрывая рев мотора и скрежет дисков по асфальту, закричал я, обращаясь к своей железной напарнице.
   Второй раз повторять не пришлось.
   Мощный электрический заряд прошел по позвоночнику, словно через столб громоотвода, и со всего размаха раскаленной добела иглой ударил в мозг.
   – А... – Из горла собирался было вырваться дикий крик, но судорога, скрутившая тело, не позволила это сделать.
   На какое-то мгновение я даже потерял сознание, однако второй болевой импульс, менее жесткий, чем первый, быстро привел меня в чувство.
   – Жми на газ, нам нельзя останавливаться.
   Нога вдавила педаль в пол, одновременно я попытался выровнять «скорую», успевшую за время моего кратковременного забытья в очередной раз уже ободрать бортом штукатурку с близлежащего здания.
   – Ну как, лучше?
   – Немного...
   Желтая тварь, висевшая на лобовом стекле, не пропала совсем, став всего лишь полупрозрачной, но, во-первых, теперь я мог четко различать дорогу, а во-вторых, ее визг потерял силу и доносился откуда-то издалека.
   – Ты что, сделала мне лоботомию?
   – Не совсем, но что-то вроде.
   Вдалеке показался просвет – переулок кончался, выходя на площадь перед стадионом.
   Мы были почти у цели, когда из-под капота неожиданно вырвалась струя раскаленного пара, обдав стекло миллионами мелких горячих брызг.
   – От удара сорвало патрубок радиатора, – сообщила Милая. – Двигатель, считай, уже мертв, поэтому разгоняйся по максимуму.
   Я переключился на третью передачу, одновременно увеличив скорость, насколько это вообще было возможно.
   Продырявленный снаружи и внутри, фургон «скорой помощи» сделал последний стремительный десятисекундный рывок, после чего его железное сердце не выдержало перегрузки, навсегда остановившись. Мы проехали по инерции еще около ста метров и окончательно встали – безумный марафон для покореженного автомобиля закончился. Он так и не достиг финишной ленточки. Выход на площадь перед стадионом маячил в трехстах метрах впереди.
   – Побежали. – В наступившей тишине голос Милой прозвучал особенно громко.
   Стремительным рывком открыв дверь «скорой», я спрыгнул на землю и, напрягая все силы, понесся к спасительной площади.
   Разумеется, я не надеялся обогнать вертолет, который мог перегородить мне выход на открытое пространство, заполненное людьми и машинами. Но летательному аппарату потребуется несколько секунд, чтобы сесть. А при таком раскладе есть вероятность, что я еще успею проскочить.
   Мне удалось пробежать всего несколько метров, как вдруг вспыхнули два факела – обе мои руки загорелись ярким фиолетово-красным пламенем. В ноздри ударил резкий запах паленого мяса, одновременно с этим нервные окончания принесли в мозг импульс адской боли.
   Судорожно замахав руками, я потерял равновесие и со всего размаха упал на землю, при этом несколько раз перевернувшись.
 
* * *
 
   – A-aaaa! – крик смертельно раненного зверя вырвался из горла Чужого.
   – Никуда ты от нас не уйдешь, сука проклятая... Прямо сейчас я тебя поджарю на медленном огне. – В глазах Кары метались отблески пламени, горевшего в его душе, обуреваемой жаждой мщения.
   У ЛСД пошла носом кровь, лицо стало белым как мел, а голова бессильно свесилась вниз. Он не вынес перегрузки кровавого кошмара, порожденного его собственным разумом, и провалился в глубокий обморок...
   Вертолет завис точно над тем местом, где Чужой безрезультатно пытался сбить несуществующее пламя с рук, безостановочно катаясь по земле.
   – Приготовься, сейчас выбросим тросы и будем спускаться, – раздался в наушниках Вспышки отстраненно-спокойный голос Кары.
   Операция вступала в заключительную фазу.

24

   Милой не потребовалось задавать вопросы, чтобы выяснить причину резкой перемены в моем поведении. Она выключила мое сознание, словно простую электрическую лампочку, а через мгновение вновь привела меня в чувство.
   – Как только опять почувствуешь боль, представь букет полевых ромашек, эта ассоциация если не полностью разрушит иллюзию, то как минимум максимально ее ослабит.
   – Что ты сделала?
   Я поднялся с земли и вновь побежал. Кожа рук покраснела, как будто их только что вынули из котла с горячей водой.
   – Слишком долго объяснять.
   Сгусток нечеловеческой боли, заключенный в оболочке стальной пули, ударил в спину, прошел сквозь тело, по дороге разрывая густой клубок внутренностей, и расцвел кровавым цветком выходного отверстия чуть выше шрама от мнимого аппендицита.
   Кара применил одну из своих самых безотказных иллюзий – проникающее ранение в брюшную полость.
   Внутри живота разлился ковш раскаленного свинца, в глазах резко потемнело, и я в очередной раз потерял сознание. Тело, не контролируемое разумом, безвольной массой рухнуло на мостовую. Падение было неудачным – голова прошлась по асфальту, так что правая часть лица превратилась в кровавое месиво.
 
* * *
 
   – Спускаемся, – приказал старший группы.
   Судя по реакции Чужого на последний болевой импульс, сейчас он был беспомощен, словно ребенок.
 
* * *
 
   – Вставай, беги и постоянно держи перед мысленным взором букет ромашек. – Милая в который уже раз привела меня в чувство.
   Я сделал все в точности, как она сказала, – представил россыпь бело-желтых полевых цветов. И, как ни странно, боль отступила.
 
* * *
 
   – Этого не может быть...
   Если бы Кара собственными глазами не видел, как человек, секунду назад потерявший сознание от болевого шока, вновь поднялся и побежал, – он бы ни за что не поверил в эту дикую фантазию.
   Однако отступать было не в его правилах. Вместо одной пули в спину беглеца ударила длинная, тяжелая очередь.
   Было хорошо видно, как тело конвульсивно задергалось, реагируя на каждое попадание, и тем не менее Чужой не остановил свой стремительный бросок к намеченной цели.
   – Он достигнет выхода из переулка через пятнадцать секунд. – Вспышка, благодаря своему дару, увидел Чужого на площади перед стадионом...
   – Вперед, – коротко приказал Кара.
   Его распоряжение было незамедлительно выполнено – вертолет пересек финишную черту на несколько секунд раньше обессиленного марафонца.
 
* * *
 
   Вивьен наконец-то вернулась домой. Водная гладь, в которой растворилось не только ее тело, но и разум, была пропитана покоем и каким-то непостижимым умиротворением. Казалось, ни время, ни пространство не властны над этим безмятежным уголком мироздания, затерявшимся в каких-то неизведанно чудесных, по-детски сказочных далях.
   Ей совершенно не хотелось ни о чем думать, но, как оказалось, даже эта тихая уединенная обитель не была местом абсолютного уединения.
   Большая белая птица, появившаяся буквально из ниоткуда, громко захлопав крыльями, приземлилась на спокойную водную гладь, подняв кучу брызг и вспугнув мелкую живность, населявшую окрестности небольшого озерца.
   – Расслабляешься? – Черный, похожий на бусину глаз был направлен, казалось, не на воду, по которой скользило ее грациозное тело, а куда-то неизмеримо дальше и глубже.