Страница:
– Да, – коротко ответила девушка, сразу же догадавшись, что вопрос обращен к ней, а гонец появился здесь не просто так.
– Пора возвращаться. Времени нет.
– Конец времени означает конец мира, – нараспев протянула Вивьен. – Если нет времени, значит, нет ни-че-го, – последнее слово она произнесла по слогам.
– И что из этого следует?
– Ни-че-го... – Казалось, ей, словно маленькому ребенку, доставляет удовольствие забавляться, играя в непонятные, лишенные всякого смысла слова.
– Ты знаешь, кто я? – оставив без внимания последнюю реплику, спросила птица.
– Конечно... – Она выдержала долгую смысловую паузу. – Ты посланник.
– Можно сказать и так. – Голова птицы повернулась так, что стало видно – второй глаз не черный, а кроваво-красный. – Пора сообщить им о третьей, не известной прежде составляющей этого уравнения.
– Думаешь? – Девушка никак не могла избавиться от капризного тона избалованного ребенка.
– Уверен.
– Значит, прощай тишина и покой?
– Да. Прощай...
Птица сделала неуловимое движение, и в ее клюве оказалась трепещущая рыба.
– Прощай, – с запозданием отозвалось далекое эхо, и Вивьен резко открыла глаза.
Помощник недавно скончавшегося доктора Свенсона был глубоко поражен, когда сначала услышал громкий писк приборов, свидетельствующих об изменении состояния пациентки, а затем, обернувшись на звук, увидел, что она открыла глаза.
После той чудовищной дозы наркотиков, которые ввёл в ее организм безумный экспериментатор, казалось невозможным, что девушка вообще когда-либо придет в себя, не говоря уже о восстановлении разума.
Но, как оказалось, неожиданности на этом не кончились. Девушка села на кровати, при этом сорвав с себя сразу несколько датчиков, облепивших ее обнаженное тело, и совершенно спокойно сказала:
– Мне нужно поговорить с твоим боссом. Видя его растерянно-недоуменный взгляд, она уточнила:
– Не с тем, который умер, а вообще с самым главным в этой конторе. Теперь я готова ответить на все его вопросы. И даже более того – сообщить что-то по-настоящему важное.
25
26
– Пора возвращаться. Времени нет.
– Конец времени означает конец мира, – нараспев протянула Вивьен. – Если нет времени, значит, нет ни-че-го, – последнее слово она произнесла по слогам.
– И что из этого следует?
– Ни-че-го... – Казалось, ей, словно маленькому ребенку, доставляет удовольствие забавляться, играя в непонятные, лишенные всякого смысла слова.
– Ты знаешь, кто я? – оставив без внимания последнюю реплику, спросила птица.
– Конечно... – Она выдержала долгую смысловую паузу. – Ты посланник.
– Можно сказать и так. – Голова птицы повернулась так, что стало видно – второй глаз не черный, а кроваво-красный. – Пора сообщить им о третьей, не известной прежде составляющей этого уравнения.
– Думаешь? – Девушка никак не могла избавиться от капризного тона избалованного ребенка.
– Уверен.
– Значит, прощай тишина и покой?
– Да. Прощай...
Птица сделала неуловимое движение, и в ее клюве оказалась трепещущая рыба.
– Прощай, – с запозданием отозвалось далекое эхо, и Вивьен резко открыла глаза.
Помощник недавно скончавшегося доктора Свенсона был глубоко поражен, когда сначала услышал громкий писк приборов, свидетельствующих об изменении состояния пациентки, а затем, обернувшись на звук, увидел, что она открыла глаза.
После той чудовищной дозы наркотиков, которые ввёл в ее организм безумный экспериментатор, казалось невозможным, что девушка вообще когда-либо придет в себя, не говоря уже о восстановлении разума.
Но, как оказалось, неожиданности на этом не кончились. Девушка села на кровати, при этом сорвав с себя сразу несколько датчиков, облепивших ее обнаженное тело, и совершенно спокойно сказала:
– Мне нужно поговорить с твоим боссом. Видя его растерянно-недоуменный взгляд, она уточнила:
– Не с тем, который умер, а вообще с самым главным в этой конторе. Теперь я готова ответить на все его вопросы. И даже более того – сообщить что-то по-настоящему важное.
25
Я постоянно держал в сознании образ ромашек, поэтому вместо того, чтобы упасть, когда меня прошили невыносимой болью автоматной очереди, я почувствовал болезненные, но вполне терпимые покалывания – как будто в спину тыкали острым копьем. После пережитого ужаса эта вполне контролируемая сознанием боль казалась всего лишь детскими шалостями.
– Еще сто пятьдесят метров – и мы смешаемся с толпой, – сообщила Милая.
Находясь в лучшей форме, я мог бы преодолеть это расстояние за неполных шестнадцать секунд, но сейчас мне потребовалось чуть ли не вдвое больше времени.
Вертолет, опередивший меня на несколько секунд, завис над выходом из переулка... Площадь была плотно забита покидающими стадион болельщиками и машинами «скорой помощи».
– Не успеем снизиться и сесть, – мгновенно оценил ситуацию Кара. – Если беглец смешается с толпой, его уже будет практически невозможно найти даже с талантом Вспышки.
Решение пришло мгновенно. Рука протянулась к карману жилета, в котором находились гранаты. С промежутком меньше секунды вниз полетели два трехсотграммовых заряда, начиненных чудовищной смесью дроби, смерти и боли.
Сектор поражения осколками составлял около двадцати пяти метров.
Взрывы прозвучали практически одновременно.
Вертолет встряхнуло от взрывной волны, и по днищу забарабанил град осколков.
Около двадцати человек скончались мгновенно.
Еще пятьдесят получили ранения различной степени тяжести.
– Что ты делаешь? – В глазах второго пилота, повернувшегося к Каре, стояло невыразимое удивление, смешанное с прорывающимся наружу ужасом.
Только что он стал соучастником зверской расправы над несколькими десятками ни в чем не повинных людей.
– Снижайся.
Лицо человека, отдавшего приказ, не выражало ничего. Оно было олицетворением бездушной пустоты манекена. От успеха этой операции зависело, быть или не быть еще одной ядерной трагедии, – по крайней мере, такую вводную дал полковник Фабел своим подчиненным на коротком инструктаже. А значит, прямо сейчас на весах находилась с одной стороны жизнь полусотни людей, а с другой – нескольких миллионов.
Выбор был очевиден.
Вертолет начал снижение, и Кара дал длинную автоматную очередь поверх голов.
Впрочем, это было уже лишним – площадь перед стадионом захлестнула паника и без этого дополнительного акта устрашения.
Люди, расталкивая и сбивая друг друга, бросились со всех ног прочь от места кровавой бойни.
Огромная боевая машина, сеющая смерть и разрушение, ужасна сама по себе. На неподготовленную психику гражданских она оказывает неизмеримо большее воздействие, чем на умы ко многому привыкших военных.
– Будешь прикрывать, – бросил через плечо Кара, пристегивая карабин к спусковому тросу.
Вспышка ничего не ответил. Все было ясно и без слов. ЛСД по-прежнему не приходил в себя.
Я был слишком сконцентрирован на беге и на постоянном поддержании в сознании образа ромашек, поэтому не смог не только оценить последствия случившегося, но и вообще воспринять должным образом два взрыва, прозвучавшие где-то впереди по ходу движения.
Милая, вероятно, тоже не хотела меня расстраивать раньше времени, потому что дорога в ад вела только в одну сторону – на стадион. Повернуть было нельзя – узкий трехкилометровый переулок был стопроцентной смертельной западней для обессиленно мечущейся в поисках выхода крысы.
Напрягая последние силы, я наконец пересек финишную черту – условную линию, отделяющую площадь от прилегающей улицы. Но вместо заслуженной награды – лаврового венка на шею и ликования восторженной толпы, в необъятном чреве которой я намеревался раствориться, меня ожидало совершенно другое – кровь, смерть, боль и пустота. В радиусе сотни метров не было никого, кроме убитых и тяжелораненых.
Где-то вдалеке, на самом краю мира, садилось солнце, освещая багряными лучами место недавней трагедии. Бесконечно длинный летний день подходил к концу...
Вертолет завис в десятке метров над землей, и по выброшенному тросу спустился всего один человек. Его истинное имя было Боль, хотя, быть может, кому-то другому он был известен под другими прозвищами.
Я остановился, тяжело хватая широко раскрытым ртом непослушный тяжелый воздух. Легкие напряженно работали, пытаясь устранить недостаток кислорода. Сердце стучало тяжелым молотом в висках и в затылке... Я был измучен не только этой безумной гонкой, но и всем предыдущим днем.
Мысль о предстоящей схватке со свежим, прекрасно подготовленным и вооруженным противником вызывала гнетущую, невыразимую тоску.
Сплошная череда событий, преследующих меня с самого утра, подвела организм к тому пределу усталости, за которым не было ничего, кроме темноты забвения.
– Их всего двое – этот и его напарник в вертолете. – Успевшую просканировать прилегающее пространство Милую, казалось, ничто не могло смутить, она никогда не испытывала ни усталости, ни депрессии. – Летчиков можно не принимать в расчет – они совершенно не при делах, – все в том же оптимистичном тоне продолжала она. – В группе захвата были трое коммандос, но один из них сейчас в глубоком обмороке. Вероятно, именно он проецировал глюки.
Мысль о том, что создатель бесподобно гнусной желтой обезьяны пребывает в отключке, откровенно порадовала меня.
– Какие будут планы? – Вопрос был стандартный, успевший за последние несколько часов набить оскомину, но, пережив клиническую смерть и череду бурных событий, последовавших вслед за ней, я уже не имел ни сил, ни желания генерировать даже самые простые идеи.
Противник, спускавшийся по тросу, достиг земли, и теперь нас отделяло расстояние не более двадцати метров.
– Просто убей его.
Ответ был безусловно гениальным. И так же как все очевидные вещи не подразумевал альтернативных вариантов.
Я невесело усмехнулся – окровавленное лицо перекосила не то улыбка, не то гримаса. Будучи наполовину человеком, наполовину неизвестно чем, я все же практически полностью состоял из плоти и крови. И сейчас эти компоненты пребывали в настолько плачевном состоянии, что даже все мои хваленые рефлексы, так разрекламированные мистером Залабски, могли оказаться не у дел.
– Других вариантов не предвидится? – Мне хотелось быть абсолютно уверенным в том, что дорога, ведущая на эшафот, не имеет никаких ответвлений.
– Этот единственный.
– Если бы я принимал ставки, поставил бы сотню к одному против себя.
– При любом раскладе ты не можешь им проиграть...
Истинная суть этой странной фразы в полной мере стала ясна мне только через несколько минут, а пока что я в очередной раз невесело ухмыльнулся, задав самый последний вопрос:
– Ты сможешь мне чем-нибудь помочь?
Расстояние, отделяющее противников друг от друга, сократилось до неполных десяти метров...
– Нет. – Она была слишком серьезна, чтобы заподозрить в ее словах возможность дружеского розыгрыша.
– Хорошо...
Образ ромашек, постоянно поддерживаемый сознанием, на какое-то мгновение померк, и, как назло, именно в этот момент мой оппонент запустил пробный шар – ментальный удар по печени вызвал состояние, близкое к болевому шоку...
Кара был не только не вооружен (противника нужно было взять живым), но даже снял сковывавший движения бронежилет. Он надеялся в основном на свою физическую подготовку – у Чужого, по всей видимости, был иммунитет к психологическим атакам, поэтому, не сбрасывая со счетов возможность ментального нападения, Кара тем не менее избрал самую простую и верную, с его точки зрения, тактику – дожать изможденного противника физически. К тому же психологический прессинг подразумевал определенную долю концентрации, которая была невозможна во время схватки.
Я скривился от боли, согнувшись напополам, и враг без промедления использовал еще один ментальный удар, но на этот раз безрезультатно – образ цветов прочно закрепился в сознании.
– Ты можешь как-то... – Закончить предложение не удалось, Порождающий боль подошел на расстояние удара.
Наши шансы были неравны изначально – я слишком много пережил за прошедший день, чтобы достойно противостоять заведомо более свежему и быстрому сопернику.
В воздухе с невероятной скоростью замелькали две пары рук – обмен ударами и блоками проходил почти непрерывно, но длилось это недолго – всего несколько секунд. Затем ему удалось пробить мою защиту, нанеся удар в голову. Правая часть лица, и без того пострадавшая от падения об асфальт, получила еще одно повреждение. Удар пришелся вскользь – разбив надбровную дугу. Кровь из лопнувшей запекшейся корки вкупе с кровью из свежей раны мгновенно залила правый глаз.
На какую-то секунду замешкавшись, я получил еще один удар, ногой в грудь, и был отброшен назад. При этом я не удержал равновесие и грузно упал на землю.
Альфа, никак не выдававший своего присутствия, наблюдал за поединком, сидя в машине на противоположном конце огромной площади. Он по достоинству оценил действия Кары и пришел к вполне профессиональному выводу, что поединок закончится в течение ближайшей минуты.
Он не ошибся насчет продолжительности боя, но дал промах в определении фаворита матча, поставив не на того, на кого следовало.
Взрывная волна от брошенных Карой двух гранат выбила окна близлежащих построек. А так как наш спарринг проходил неподалеку, то нет ничего удивительного, что я упал в крошево разбитых стекол.
Решение пришло мгновенно. Руки сжали два острых осколка, и кровь брызнула из порезов, окропив тяжелой влагой это импровизированное оружие. Боли я не почувствовал, наверное, потому, что по сравнению с предыдущими испытаниями эти легкие раны были практически неощутимы.
Напрягая последние остатки сил, одним мощным рывком я вскочил на ноги, приняв защитную стойку.
Кара вновь атаковал, направив основную часть ударов в правую половину корпуса и головы, – мой залитый кровью глаз практически ничего не видел с этой стороны. Пропустив еще пару ощутимо болезненных ударов, я наконец сумел привести в исполнение задуманное.
Рука описала широкий полукруг, всего лишь чуть-чуть не достигший лица противника. Однако десятисантиметровый осколок стекла, являющийся ее продолжением, сделал свое черное дело, глубокой рваной морщиной располосовав кожу на лбу.
Через несколько секунд кровь из раны залила глаза моего врага. Он смахнул ее рукавом, на несколько мгновений потеряв контроль над поединком. И сразу же был наказан за это, пропустив подсечку.
Ноги Кары взлетели вверх, после чего сам он, взмахнув руками в бессильной попытке сохранить равновесие, упал на спину.
Он еще даже не достиг земли, а мое тело уже устремилось вниз, вслед за ним – в последнем смертельном пике.
Два события произошли практически одновременно. Удар сбитого с ног тела о землю и вход острого стеклянного клинка в брюшную полость жертвы.
Зрачки Кары стремительно расширились, заполнив собой глазницы, так что глаза стали казаться иссиня-черными. Рот широко открылся в беззвучном, рвущемся из искореженных внутренностей крике. И только после всего этого человек, порождающий страдания, на личном опыте наконец-то познал, что такое настоящая боль...
– Еще сто пятьдесят метров – и мы смешаемся с толпой, – сообщила Милая.
Находясь в лучшей форме, я мог бы преодолеть это расстояние за неполных шестнадцать секунд, но сейчас мне потребовалось чуть ли не вдвое больше времени.
Вертолет, опередивший меня на несколько секунд, завис над выходом из переулка... Площадь была плотно забита покидающими стадион болельщиками и машинами «скорой помощи».
* * *
– Не успеем снизиться и сесть, – мгновенно оценил ситуацию Кара. – Если беглец смешается с толпой, его уже будет практически невозможно найти даже с талантом Вспышки.
Решение пришло мгновенно. Рука протянулась к карману жилета, в котором находились гранаты. С промежутком меньше секунды вниз полетели два трехсотграммовых заряда, начиненных чудовищной смесью дроби, смерти и боли.
Сектор поражения осколками составлял около двадцати пяти метров.
Взрывы прозвучали практически одновременно.
Вертолет встряхнуло от взрывной волны, и по днищу забарабанил град осколков.
Около двадцати человек скончались мгновенно.
Еще пятьдесят получили ранения различной степени тяжести.
– Что ты делаешь? – В глазах второго пилота, повернувшегося к Каре, стояло невыразимое удивление, смешанное с прорывающимся наружу ужасом.
Только что он стал соучастником зверской расправы над несколькими десятками ни в чем не повинных людей.
– Снижайся.
Лицо человека, отдавшего приказ, не выражало ничего. Оно было олицетворением бездушной пустоты манекена. От успеха этой операции зависело, быть или не быть еще одной ядерной трагедии, – по крайней мере, такую вводную дал полковник Фабел своим подчиненным на коротком инструктаже. А значит, прямо сейчас на весах находилась с одной стороны жизнь полусотни людей, а с другой – нескольких миллионов.
Выбор был очевиден.
Вертолет начал снижение, и Кара дал длинную автоматную очередь поверх голов.
Впрочем, это было уже лишним – площадь перед стадионом захлестнула паника и без этого дополнительного акта устрашения.
Люди, расталкивая и сбивая друг друга, бросились со всех ног прочь от места кровавой бойни.
Огромная боевая машина, сеющая смерть и разрушение, ужасна сама по себе. На неподготовленную психику гражданских она оказывает неизмеримо большее воздействие, чем на умы ко многому привыкших военных.
– Будешь прикрывать, – бросил через плечо Кара, пристегивая карабин к спусковому тросу.
Вспышка ничего не ответил. Все было ясно и без слов. ЛСД по-прежнему не приходил в себя.
* * *
Я был слишком сконцентрирован на беге и на постоянном поддержании в сознании образа ромашек, поэтому не смог не только оценить последствия случившегося, но и вообще воспринять должным образом два взрыва, прозвучавшие где-то впереди по ходу движения.
Милая, вероятно, тоже не хотела меня расстраивать раньше времени, потому что дорога в ад вела только в одну сторону – на стадион. Повернуть было нельзя – узкий трехкилометровый переулок был стопроцентной смертельной западней для обессиленно мечущейся в поисках выхода крысы.
Напрягая последние силы, я наконец пересек финишную черту – условную линию, отделяющую площадь от прилегающей улицы. Но вместо заслуженной награды – лаврового венка на шею и ликования восторженной толпы, в необъятном чреве которой я намеревался раствориться, меня ожидало совершенно другое – кровь, смерть, боль и пустота. В радиусе сотни метров не было никого, кроме убитых и тяжелораненых.
Где-то вдалеке, на самом краю мира, садилось солнце, освещая багряными лучами место недавней трагедии. Бесконечно длинный летний день подходил к концу...
Вертолет завис в десятке метров над землей, и по выброшенному тросу спустился всего один человек. Его истинное имя было Боль, хотя, быть может, кому-то другому он был известен под другими прозвищами.
Я остановился, тяжело хватая широко раскрытым ртом непослушный тяжелый воздух. Легкие напряженно работали, пытаясь устранить недостаток кислорода. Сердце стучало тяжелым молотом в висках и в затылке... Я был измучен не только этой безумной гонкой, но и всем предыдущим днем.
Мысль о предстоящей схватке со свежим, прекрасно подготовленным и вооруженным противником вызывала гнетущую, невыразимую тоску.
Сплошная череда событий, преследующих меня с самого утра, подвела организм к тому пределу усталости, за которым не было ничего, кроме темноты забвения.
– Их всего двое – этот и его напарник в вертолете. – Успевшую просканировать прилегающее пространство Милую, казалось, ничто не могло смутить, она никогда не испытывала ни усталости, ни депрессии. – Летчиков можно не принимать в расчет – они совершенно не при делах, – все в том же оптимистичном тоне продолжала она. – В группе захвата были трое коммандос, но один из них сейчас в глубоком обмороке. Вероятно, именно он проецировал глюки.
Мысль о том, что создатель бесподобно гнусной желтой обезьяны пребывает в отключке, откровенно порадовала меня.
– Какие будут планы? – Вопрос был стандартный, успевший за последние несколько часов набить оскомину, но, пережив клиническую смерть и череду бурных событий, последовавших вслед за ней, я уже не имел ни сил, ни желания генерировать даже самые простые идеи.
Противник, спускавшийся по тросу, достиг земли, и теперь нас отделяло расстояние не более двадцати метров.
– Просто убей его.
Ответ был безусловно гениальным. И так же как все очевидные вещи не подразумевал альтернативных вариантов.
Я невесело усмехнулся – окровавленное лицо перекосила не то улыбка, не то гримаса. Будучи наполовину человеком, наполовину неизвестно чем, я все же практически полностью состоял из плоти и крови. И сейчас эти компоненты пребывали в настолько плачевном состоянии, что даже все мои хваленые рефлексы, так разрекламированные мистером Залабски, могли оказаться не у дел.
– Других вариантов не предвидится? – Мне хотелось быть абсолютно уверенным в том, что дорога, ведущая на эшафот, не имеет никаких ответвлений.
– Этот единственный.
– Если бы я принимал ставки, поставил бы сотню к одному против себя.
– При любом раскладе ты не можешь им проиграть...
Истинная суть этой странной фразы в полной мере стала ясна мне только через несколько минут, а пока что я в очередной раз невесело ухмыльнулся, задав самый последний вопрос:
– Ты сможешь мне чем-нибудь помочь?
Расстояние, отделяющее противников друг от друга, сократилось до неполных десяти метров...
– Нет. – Она была слишком серьезна, чтобы заподозрить в ее словах возможность дружеского розыгрыша.
– Хорошо...
Образ ромашек, постоянно поддерживаемый сознанием, на какое-то мгновение померк, и, как назло, именно в этот момент мой оппонент запустил пробный шар – ментальный удар по печени вызвал состояние, близкое к болевому шоку...
* * *
Кара был не только не вооружен (противника нужно было взять живым), но даже снял сковывавший движения бронежилет. Он надеялся в основном на свою физическую подготовку – у Чужого, по всей видимости, был иммунитет к психологическим атакам, поэтому, не сбрасывая со счетов возможность ментального нападения, Кара тем не менее избрал самую простую и верную, с его точки зрения, тактику – дожать изможденного противника физически. К тому же психологический прессинг подразумевал определенную долю концентрации, которая была невозможна во время схватки.
* * *
Я скривился от боли, согнувшись напополам, и враг без промедления использовал еще один ментальный удар, но на этот раз безрезультатно – образ цветов прочно закрепился в сознании.
– Ты можешь как-то... – Закончить предложение не удалось, Порождающий боль подошел на расстояние удара.
Наши шансы были неравны изначально – я слишком много пережил за прошедший день, чтобы достойно противостоять заведомо более свежему и быстрому сопернику.
В воздухе с невероятной скоростью замелькали две пары рук – обмен ударами и блоками проходил почти непрерывно, но длилось это недолго – всего несколько секунд. Затем ему удалось пробить мою защиту, нанеся удар в голову. Правая часть лица, и без того пострадавшая от падения об асфальт, получила еще одно повреждение. Удар пришелся вскользь – разбив надбровную дугу. Кровь из лопнувшей запекшейся корки вкупе с кровью из свежей раны мгновенно залила правый глаз.
На какую-то секунду замешкавшись, я получил еще один удар, ногой в грудь, и был отброшен назад. При этом я не удержал равновесие и грузно упал на землю.
* * *
Альфа, никак не выдававший своего присутствия, наблюдал за поединком, сидя в машине на противоположном конце огромной площади. Он по достоинству оценил действия Кары и пришел к вполне профессиональному выводу, что поединок закончится в течение ближайшей минуты.
Он не ошибся насчет продолжительности боя, но дал промах в определении фаворита матча, поставив не на того, на кого следовало.
* * *
Взрывная волна от брошенных Карой двух гранат выбила окна близлежащих построек. А так как наш спарринг проходил неподалеку, то нет ничего удивительного, что я упал в крошево разбитых стекол.
Решение пришло мгновенно. Руки сжали два острых осколка, и кровь брызнула из порезов, окропив тяжелой влагой это импровизированное оружие. Боли я не почувствовал, наверное, потому, что по сравнению с предыдущими испытаниями эти легкие раны были практически неощутимы.
Напрягая последние остатки сил, одним мощным рывком я вскочил на ноги, приняв защитную стойку.
Кара вновь атаковал, направив основную часть ударов в правую половину корпуса и головы, – мой залитый кровью глаз практически ничего не видел с этой стороны. Пропустив еще пару ощутимо болезненных ударов, я наконец сумел привести в исполнение задуманное.
Рука описала широкий полукруг, всего лишь чуть-чуть не достигший лица противника. Однако десятисантиметровый осколок стекла, являющийся ее продолжением, сделал свое черное дело, глубокой рваной морщиной располосовав кожу на лбу.
Через несколько секунд кровь из раны залила глаза моего врага. Он смахнул ее рукавом, на несколько мгновений потеряв контроль над поединком. И сразу же был наказан за это, пропустив подсечку.
Ноги Кары взлетели вверх, после чего сам он, взмахнув руками в бессильной попытке сохранить равновесие, упал на спину.
Он еще даже не достиг земли, а мое тело уже устремилось вниз, вслед за ним – в последнем смертельном пике.
Два события произошли практически одновременно. Удар сбитого с ног тела о землю и вход острого стеклянного клинка в брюшную полость жертвы.
Зрачки Кары стремительно расширились, заполнив собой глазницы, так что глаза стали казаться иссиня-черными. Рот широко открылся в беззвучном, рвущемся из искореженных внутренностей крике. И только после всего этого человек, порождающий страдания, на личном опыте наконец-то познал, что такое настоящая боль...
26
Альфа вышел из машины, широким шагом направившись к месту недавно разыгравшейся трагедии.
– Подожди меня здесь, я быстро, – бросил он на ходу через плечо одноглазому водителю.
– Подожду...
Человеку со стеклянным глазом не нравился этот самоуверенный незнакомец, но чувства не играли никакой роли – он был на службе. Впрочем, так же как и его пассажир.
– Вспышка, я беру операцию под свое командование. – Альфа переключился на волну группы, только что потерявшей командира. – Отведи вертолет подальше, может быть, удастся уговорить нашего противника внять голосу разума и просто сдаться.
– Понял.
Была бы его воля, Вспышка разрядил бы весь магазин в дьявольское отродье, зарезавшее Кару прямо у него на глазах. Но сделать этого он не мог. Поэтому оставалось только одно: подчиниться приказу старшего по званию и продолжать оставаться всего лишь пассивным зрителем.
То, что Каре уже не помочь, Альфа понял с полувзгляда на тело, распростертое на земле. Удар был нанесен таким образом, что только немедленное медицинское вмешательство могло спасти умирающего. Но, во-первых, в течение ближайших нескольких минут об этом не могло идти и речи – операция по задержанию Чужого не закончилась. А во-вторых, Чужой, словно хищник, опьяненный жаждой крови, не отпускал свою добычу. Он стоял на одном колене, наклонив голову, как будто о чем-то серьезно задумавшись, при этом продолжая сжимать осколок стекла, большая часть которого находилась во внутренностях Кары.
Палач и его жертва оставались связанными тонкой стеклянной нитью, разорвать которую было под силу, пожалуй, только кому-то по-настоящему сильному...
Кара жестоко, непередаваемо жестоко страдал, перед самой смертью расплачиваясь за всю ту безраздельную боль, которую когда-то причинил другим. Он знал, что умрет прямо здесь и сейчас, но не эта простая и ужасная истина причиняла ему невыносимые мучения, а ведро раскаленного свинца, кипевшего внутри и выжигающего последние остатки здравого смысла.
Все его мысли были обращены к смерти... Весь его разум был устремлен к ней...
Альфа был телепатом, поэтому не мог не услышать мольбы о помощи, рвущиеся наружу из оков искореженного болью сознания.
Он не сомневался ни секунды.
Пистолет произвел всего один выстрел, и Кара получил то, о чем так страстно мечтал: забвение и пустоту.
У меня не оставалось сил даже на то, чтобы просто встать, не говоря уже о каких-то более решительных действиях. Поединок выжал организм, словно лимон, выкачав последние остатки физической и ментальной энергии.
Я стоял на колене, продолжая судорожно сжимать осколок стекла, поразивший моего истинного врага. Кровь из разбитого лица стекала тоненькими струйками по щекам, чтобы упасть вниз, растворившись в большом темно-красном пятне, расползающемся по животу моего врага.
То, что со стороны могло показаться особо извращенным садизмом, было обыкновенной всепоглощающей усталостью.
– Что будем делать? – спросил я с каким-то отстраненным спокойствием.
Даже не поднимая взгляда и не прибегая к помощи Милой, я чувствовал, как ко мне приближается очередной, теперь уж наверняка последний противник.
– Ничего, – ответила она.
– Совсем?
Я не смирился с судьбой, просто в этом коротком ответе чувствовалась какая-то недосказанность – Милая никогда так просто не сдавалась.
– Совсем ничего.
– А как же наша великая цель? Спасение мира и все такое прочее? – Мне почему-то вдруг на мгновение стало почти весело.
– Да никак. Не получилось у нас – пришлют кого-нибудь другого. Только и всего. Можно сказать, запустили пробный шар. Не вышло, попробуют зайти с другой стороны. Время еще есть. К тому же, – продолжала она, – я уже оставила в местном Интернете зашифрованную информацию следующей группе. Может быть, наш опыт в чем-то сможет им помочь.
– А как же мы с тобой?
До этого мгновения она никогда не лгала мне, поэтому подозревать ее в чем-то подобном не было никакого резона.
– Ну, с нами проблем вообще никаких не предвидится.
Может быть, мне показалось, но в ее интонации временами проскальзывали веселые нотки.
– Я самоуничтожусь. Как говорилось в одном старом культовом фильме – «Asta la vista, baby». В саму природу искусственного интеллекта изначально заложена подобная возможность. Ну, а у тебя выбор побогаче – последовать моему примеру или подождать конца света для этой вселенной – пару с небольшим месяцев протаскавшись по местным лабораториям, где из тебя будут всеми доступными методами вытягивать информацию, о которой ты не имеешь понятия... Причем, – все в том же игривом тоне продолжала она, – на меня все свалить не удастся – тебе просто не поверят. А если даже и поверят, то только после трепанации черепа.
– А ты и впрямь милая, – я усмехнулся.
Именно после этих ее слов я окончательно уверовал в то, что все закончилось. На кровавых безумствах этого бесконечно длинного дня, начавшегося в баре «Эмилия», можно наконец-то поставить жирную точку.
Расчувствовавшись, я уже хотел было произнести какую-то совершеннейшую белиберду насчет того, что мне будет не хватать ее, но не успел.
Эта насквозь лживая железная сука обманула меня. Она усыпила сознание чудовищной ложью и нанесла удар, когда я уже ничего не ждал.
Если бы я не был так расслаблен, ей навряд ли удалось бы взять частичный контроль над телом.
Практически одновременно с выстрелом, оборвавшим земной путь Кары, моя правая рука выдернула стеклянный осколок из живота уже мертвого человека, поднеся его к моему собственному горлу.
– Неужели ты думал, что я имею право отпустить тебя? – Она издевательски расхохоталась.
Чудовищным усилием воли мне удалось на какое-то время остановить продвижение руки к шее.
– Что ты делаешь? – Мысли захлестнула паника.
– Обрубаю концы.
– Может, договоримся? – Вены на лбу набухли, запекшаяся было кровавая корка на лице лопнула сразу в нескольких местах.
Я пытался оттянуть неизбежное, но шансов не было – разум проигрывал битву более сильному противнику, а острый край стеклянного ножа миллиметр за миллиметром приближался к горлу.
Неожиданно до меня дошел смысл ее недавней фразы. «При любом раскладе ты не можешь им проиграть», – сказала мне Милая, после того как я оценил свои шансы в предстоящем поединке с Порождающим боль.
Я действительно не мог проиграть им в игре, ставкой которой была не моя жалкая жизнь, а судьба целой вселенной.
Если я и проигрывал, то только самому себе.
– Будь ты проклята...
Противостояние подошло к концу, потому что она полностью сломила мое сопротивление – кусок окровавленного стекла уперся в горло, натянув кожу в месте соприкосновения.
– Свои проклятия можешь приберечь для кого-нибудь другого, на меня они точно не подействуют.
Даже сейчас ей нельзя было отказать в логике – никакой наговор или порча не повлияют на кусок железа и пластика.
– А вот от этого молодого человека с пистолетом, – как ни в чем не бывало продолжала она, – будет зависеть, перережешь ты в конечном итоге себе горло или нет.
Мое полусклоненное тело рывком распрямилось, так что взгляд, оторвавшийся от созерцания мертвеца, переключился на новый объект.
Очередной противник стоял в пяти метрах от нашей группы, застывшей, словно скульптура на постаменте. Не хватало, пожалуй, таблички «Раскаявшийся палач», а впрочем, отсутствие надписей компенсировалось звуковым сопровождением.
Используя мой речевой аппарат, Милая обратилась к незнакомцу:
– Еееесссллии тыыии, поооопыытааааешш-шшьсяя чтооо-тооо сдеееееллллааать, яяяяя пеее-ррреерррежжжууу сеееееббееее гллооотткуууу...
Слова давались ей с непосильным трудом, видимо контроль над телом был неполным.
Я сделал еще одну отчаянную попытку вырваться из-под контроля своей недавней соратницы, но все, что мне удалось, – на несколько миллиметров отвести руку, сжимающую стеклянный клинок. Впрочем, победа была недолгой. Милой не потребовалось много времени, чтобы преодолеть мое сопротивление и вновь прижать импровизированный нож к горлу.
Человек молча стоял, не предпринимая никаких действий. Если бы не его универсальное снаряжение и то, что он находился именно в этом месте и в данное время, можно было бы подумать, что это обычный зевака, с интересом наблюдающий за попыткой суицида.
– Яяяяяя сееейййччаасссс встаааааннннууууу иииии сяяяяядуууу ввввв твоооооюююю машшшиннуууу. Жжжжииииивыыыыммм яяяяя теебееее неееее даааамссссяяяя.
– Ты просто сука...
Как уже было сказано ранее, в силу некоторых причин я не слишком боялся смерти. Но погибнуть вот так по-идиотски, перерезав себе горло по указке какого-то недоношенного компьютерного разума, было чрезвычайно неприятно.
Она не обратила на этот всплеск эмоций никакого внимания.
– Ты мне мешаешь, – произнесла Милая так, словно речь шла не о человеке, а о надоедливой мухе.
После чего в голове что-то замкнуло, и в который уже раз я полностью отключился...
Альфа стоял в пяти метрах от существа, одержимого какой-то неведомой силой. Он с трудом, но все-таки мог уловить обрывки сумбурных мыслей, проносящихся в голове Чужого. И из тех кусочков информации, которые удалось собрать в более или менее приемлемую мозаику, получалось, что разворачивающееся перед ним действие – не блеф обреченного, а вполне реальное, подкрепленное конкретными действиями обещание.
Кто-то или что-то, подчинившее себе тело стоящего перед ним на коленях человека с окровавленной маской вместо лица, непременно приведет в исполнение свои угрозы. В этом не было никакого сомнения.
Когда Чужой начал говорить, стало совершенно очевидно, что звуки, вылетающие из его горла, не могут быть произнесены самим человеком. В них чувствовалась какая-то механическая неодушевленность.
Альфа собрался было связаться с начальством, чтобы получить инструкции по поводу создавшейся ситуации, но в последний момент передумал. Какое-то внутреннее чутье, ни разу до этого не подводившее его, подсказало, что этого делать не следует. В звонке может быть заключена скрытая опасность.
Между тем, пока он стоял, перебирая в уме все возможные варианты, Чужой неожиданно встал.
Если до этого могли оставаться какие-то сомнения в механической природе существа, находящегося перед ним, то теперь они полностью отпали – никакой человек не может распределять тяжесть таким непостижимым образом – полузавалившись назад, и при этом не просто стоять, но еще и передвигаться.
– Яяяяяяяяяяяяяя сссссдееелллллааааюююю толлькооо триииии шшшшаааагаааааа ииии еееесссслиии тыыыыыы ннеееееее ооотооооййййдешшшшь, сссоооооовеееррршшшууу тооооо чтоооо заааадуууммааалл...
Времени на размышления не оставалось. Это были не переговоры, а ультиматум в чистом виде.
Альфа неожиданно почувствовал, что человеческий разум Чужого отключился, и теперь на его месте осталась только холодная неодушевленная пустота чего-то непостижимого...
У него были предельно ясные и четкие инструкции – ни в коем случае не допустить смерти преследуемого.
Про возможность самоубийства речи не шло, однако это не играло никакой роли. Чужой должен был выжить. И сейчас, когда это непостижимое нечеловеческое существо сделало шаг вперед, командующий операцией захвата не стал рисковать, отступив с дороги.
– Ввввоооооитллл нжжжн мммеее...
Речь Чужого заметно ухудшилась, хотя буквально несколько секунд назад казалось, что хуже дикции быть просто не может.
Альфа молча развернулся, проследовав по направлению к машине.
Вспышка, наблюдавший из вертолета за разворачивающимися внизу действиями, находился в полном замешательстве. Попытки связаться со старшим группы не привели к успеху – рация Альфы молчала, Поэтому после непродолжительных сомнений он решил нарушить субординацию, лично связавшись с Фабелом.
– Подожди меня здесь, я быстро, – бросил он на ходу через плечо одноглазому водителю.
– Подожду...
Человеку со стеклянным глазом не нравился этот самоуверенный незнакомец, но чувства не играли никакой роли – он был на службе. Впрочем, так же как и его пассажир.
– Вспышка, я беру операцию под свое командование. – Альфа переключился на волну группы, только что потерявшей командира. – Отведи вертолет подальше, может быть, удастся уговорить нашего противника внять голосу разума и просто сдаться.
– Понял.
Была бы его воля, Вспышка разрядил бы весь магазин в дьявольское отродье, зарезавшее Кару прямо у него на глазах. Но сделать этого он не мог. Поэтому оставалось только одно: подчиниться приказу старшего по званию и продолжать оставаться всего лишь пассивным зрителем.
То, что Каре уже не помочь, Альфа понял с полувзгляда на тело, распростертое на земле. Удар был нанесен таким образом, что только немедленное медицинское вмешательство могло спасти умирающего. Но, во-первых, в течение ближайших нескольких минут об этом не могло идти и речи – операция по задержанию Чужого не закончилась. А во-вторых, Чужой, словно хищник, опьяненный жаждой крови, не отпускал свою добычу. Он стоял на одном колене, наклонив голову, как будто о чем-то серьезно задумавшись, при этом продолжая сжимать осколок стекла, большая часть которого находилась во внутренностях Кары.
Палач и его жертва оставались связанными тонкой стеклянной нитью, разорвать которую было под силу, пожалуй, только кому-то по-настоящему сильному...
Кара жестоко, непередаваемо жестоко страдал, перед самой смертью расплачиваясь за всю ту безраздельную боль, которую когда-то причинил другим. Он знал, что умрет прямо здесь и сейчас, но не эта простая и ужасная истина причиняла ему невыносимые мучения, а ведро раскаленного свинца, кипевшего внутри и выжигающего последние остатки здравого смысла.
Все его мысли были обращены к смерти... Весь его разум был устремлен к ней...
Альфа был телепатом, поэтому не мог не услышать мольбы о помощи, рвущиеся наружу из оков искореженного болью сознания.
Он не сомневался ни секунды.
Пистолет произвел всего один выстрел, и Кара получил то, о чем так страстно мечтал: забвение и пустоту.
* * *
У меня не оставалось сил даже на то, чтобы просто встать, не говоря уже о каких-то более решительных действиях. Поединок выжал организм, словно лимон, выкачав последние остатки физической и ментальной энергии.
Я стоял на колене, продолжая судорожно сжимать осколок стекла, поразивший моего истинного врага. Кровь из разбитого лица стекала тоненькими струйками по щекам, чтобы упасть вниз, растворившись в большом темно-красном пятне, расползающемся по животу моего врага.
То, что со стороны могло показаться особо извращенным садизмом, было обыкновенной всепоглощающей усталостью.
– Что будем делать? – спросил я с каким-то отстраненным спокойствием.
Даже не поднимая взгляда и не прибегая к помощи Милой, я чувствовал, как ко мне приближается очередной, теперь уж наверняка последний противник.
– Ничего, – ответила она.
– Совсем?
Я не смирился с судьбой, просто в этом коротком ответе чувствовалась какая-то недосказанность – Милая никогда так просто не сдавалась.
– Совсем ничего.
– А как же наша великая цель? Спасение мира и все такое прочее? – Мне почему-то вдруг на мгновение стало почти весело.
– Да никак. Не получилось у нас – пришлют кого-нибудь другого. Только и всего. Можно сказать, запустили пробный шар. Не вышло, попробуют зайти с другой стороны. Время еще есть. К тому же, – продолжала она, – я уже оставила в местном Интернете зашифрованную информацию следующей группе. Может быть, наш опыт в чем-то сможет им помочь.
– А как же мы с тобой?
До этого мгновения она никогда не лгала мне, поэтому подозревать ее в чем-то подобном не было никакого резона.
– Ну, с нами проблем вообще никаких не предвидится.
Может быть, мне показалось, но в ее интонации временами проскальзывали веселые нотки.
– Я самоуничтожусь. Как говорилось в одном старом культовом фильме – «Asta la vista, baby». В саму природу искусственного интеллекта изначально заложена подобная возможность. Ну, а у тебя выбор побогаче – последовать моему примеру или подождать конца света для этой вселенной – пару с небольшим месяцев протаскавшись по местным лабораториям, где из тебя будут всеми доступными методами вытягивать информацию, о которой ты не имеешь понятия... Причем, – все в том же игривом тоне продолжала она, – на меня все свалить не удастся – тебе просто не поверят. А если даже и поверят, то только после трепанации черепа.
– А ты и впрямь милая, – я усмехнулся.
Именно после этих ее слов я окончательно уверовал в то, что все закончилось. На кровавых безумствах этого бесконечно длинного дня, начавшегося в баре «Эмилия», можно наконец-то поставить жирную точку.
Расчувствовавшись, я уже хотел было произнести какую-то совершеннейшую белиберду насчет того, что мне будет не хватать ее, но не успел.
Эта насквозь лживая железная сука обманула меня. Она усыпила сознание чудовищной ложью и нанесла удар, когда я уже ничего не ждал.
Если бы я не был так расслаблен, ей навряд ли удалось бы взять частичный контроль над телом.
Практически одновременно с выстрелом, оборвавшим земной путь Кары, моя правая рука выдернула стеклянный осколок из живота уже мертвого человека, поднеся его к моему собственному горлу.
– Неужели ты думал, что я имею право отпустить тебя? – Она издевательски расхохоталась.
Чудовищным усилием воли мне удалось на какое-то время остановить продвижение руки к шее.
– Что ты делаешь? – Мысли захлестнула паника.
– Обрубаю концы.
– Может, договоримся? – Вены на лбу набухли, запекшаяся было кровавая корка на лице лопнула сразу в нескольких местах.
Я пытался оттянуть неизбежное, но шансов не было – разум проигрывал битву более сильному противнику, а острый край стеклянного ножа миллиметр за миллиметром приближался к горлу.
Неожиданно до меня дошел смысл ее недавней фразы. «При любом раскладе ты не можешь им проиграть», – сказала мне Милая, после того как я оценил свои шансы в предстоящем поединке с Порождающим боль.
Я действительно не мог проиграть им в игре, ставкой которой была не моя жалкая жизнь, а судьба целой вселенной.
Если я и проигрывал, то только самому себе.
– Будь ты проклята...
Противостояние подошло к концу, потому что она полностью сломила мое сопротивление – кусок окровавленного стекла уперся в горло, натянув кожу в месте соприкосновения.
– Свои проклятия можешь приберечь для кого-нибудь другого, на меня они точно не подействуют.
Даже сейчас ей нельзя было отказать в логике – никакой наговор или порча не повлияют на кусок железа и пластика.
– А вот от этого молодого человека с пистолетом, – как ни в чем не бывало продолжала она, – будет зависеть, перережешь ты в конечном итоге себе горло или нет.
Мое полусклоненное тело рывком распрямилось, так что взгляд, оторвавшийся от созерцания мертвеца, переключился на новый объект.
Очередной противник стоял в пяти метрах от нашей группы, застывшей, словно скульптура на постаменте. Не хватало, пожалуй, таблички «Раскаявшийся палач», а впрочем, отсутствие надписей компенсировалось звуковым сопровождением.
Используя мой речевой аппарат, Милая обратилась к незнакомцу:
– Еееесссллии тыыии, поооопыытааааешш-шшьсяя чтооо-тооо сдеееееллллааать, яяяяя пеее-ррреерррежжжууу сеееееббееее гллооотткуууу...
Слова давались ей с непосильным трудом, видимо контроль над телом был неполным.
Я сделал еще одну отчаянную попытку вырваться из-под контроля своей недавней соратницы, но все, что мне удалось, – на несколько миллиметров отвести руку, сжимающую стеклянный клинок. Впрочем, победа была недолгой. Милой не потребовалось много времени, чтобы преодолеть мое сопротивление и вновь прижать импровизированный нож к горлу.
Человек молча стоял, не предпринимая никаких действий. Если бы не его универсальное снаряжение и то, что он находился именно в этом месте и в данное время, можно было бы подумать, что это обычный зевака, с интересом наблюдающий за попыткой суицида.
– Яяяяяя сееейййччаасссс встаааааннннууууу иииии сяяяяядуууу ввввв твоооооюююю машшшиннуууу. Жжжжииииивыыыыммм яяяяя теебееее неееее даааамссссяяяя.
– Ты просто сука...
Как уже было сказано ранее, в силу некоторых причин я не слишком боялся смерти. Но погибнуть вот так по-идиотски, перерезав себе горло по указке какого-то недоношенного компьютерного разума, было чрезвычайно неприятно.
Она не обратила на этот всплеск эмоций никакого внимания.
– Ты мне мешаешь, – произнесла Милая так, словно речь шла не о человеке, а о надоедливой мухе.
После чего в голове что-то замкнуло, и в который уже раз я полностью отключился...
* * *
Альфа стоял в пяти метрах от существа, одержимого какой-то неведомой силой. Он с трудом, но все-таки мог уловить обрывки сумбурных мыслей, проносящихся в голове Чужого. И из тех кусочков информации, которые удалось собрать в более или менее приемлемую мозаику, получалось, что разворачивающееся перед ним действие – не блеф обреченного, а вполне реальное, подкрепленное конкретными действиями обещание.
Кто-то или что-то, подчинившее себе тело стоящего перед ним на коленях человека с окровавленной маской вместо лица, непременно приведет в исполнение свои угрозы. В этом не было никакого сомнения.
Когда Чужой начал говорить, стало совершенно очевидно, что звуки, вылетающие из его горла, не могут быть произнесены самим человеком. В них чувствовалась какая-то механическая неодушевленность.
Альфа собрался было связаться с начальством, чтобы получить инструкции по поводу создавшейся ситуации, но в последний момент передумал. Какое-то внутреннее чутье, ни разу до этого не подводившее его, подсказало, что этого делать не следует. В звонке может быть заключена скрытая опасность.
Между тем, пока он стоял, перебирая в уме все возможные варианты, Чужой неожиданно встал.
Если до этого могли оставаться какие-то сомнения в механической природе существа, находящегося перед ним, то теперь они полностью отпали – никакой человек не может распределять тяжесть таким непостижимым образом – полузавалившись назад, и при этом не просто стоять, но еще и передвигаться.
– Яяяяяяяяяяяяяя сссссдееелллллааааюююю толлькооо триииии шшшшаааагаааааа ииии еееесссслиии тыыыыыы ннеееееее ооотооооййййдешшшшь, сссоооооовеееррршшшууу тооооо чтоооо заааадуууммааалл...
Времени на размышления не оставалось. Это были не переговоры, а ультиматум в чистом виде.
Альфа неожиданно почувствовал, что человеческий разум Чужого отключился, и теперь на его месте осталась только холодная неодушевленная пустота чего-то непостижимого...
У него были предельно ясные и четкие инструкции – ни в коем случае не допустить смерти преследуемого.
Про возможность самоубийства речи не шло, однако это не играло никакой роли. Чужой должен был выжить. И сейчас, когда это непостижимое нечеловеческое существо сделало шаг вперед, командующий операцией захвата не стал рисковать, отступив с дороги.
– Ввввоооооитллл нжжжн мммеее...
Речь Чужого заметно ухудшилась, хотя буквально несколько секунд назад казалось, что хуже дикции быть просто не может.
Альфа молча развернулся, проследовав по направлению к машине.
Вспышка, наблюдавший из вертолета за разворачивающимися внизу действиями, находился в полном замешательстве. Попытки связаться со старшим группы не привели к успеху – рация Альфы молчала, Поэтому после непродолжительных сомнений он решил нарушить субординацию, лично связавшись с Фабелом.