Страница:
— Что ты так заботишься о парне? — спросил Аларик. — Шагу не даешь ступить ему самому. Должен же он когда-то отведать настоящей жизни! Вспомни, каким ты сам был в его годы, лорд Орейн.
Гигант нахмурился.
— Что за напасть! Что бы я ни сделал, все не так! И парень под моей опекой, и сын Лиондри оказался здесь, а ему нельзя оставаться без присмотра. Поэтому ты, Румал, останешься здесь и приглядишь за мальчиком. Уложишь его спать, если я задержусь в бане.
— Что ж ты терпишь, парень, тебя же не нанимали ухаживать за мальчишкой! — воскликнул один из мужчин, выпивший больше других. — Ты что, записался в слуги к Хастурам?!
Ромили примиряюще сказала:
— Конечно, я останусь с Кэрилом. Я же христофоро, мой долг помогать слабым.
— Ах-ах, — засмеялся Аларик, — смотри, скоро обзаведешься нимбом и вознесешься. — Вот что я скажу тебе, парень, — не дело для молодца заниматься подобными штуками. Ну да черт с тобой. Эй, здесь есть мужики? Ну-ка, кто со мной? Двинули, ребята!
Один за другим мужчины повставали из-за стола и потянулись к выходу. Ромили с Кэрилом отправились наверх, там уже была приготовлена большая бочка с горячей водой. Девушке следовало искупать мальчика — сердце сжалось при взгляде на его худенькое детское тельце, сразу вспомнился Раэль. Она повздыхала, предложила помыть его, однако Кэрил отказался от помощи.
— Я ничего не сказал мужчинам, но я-то знаю, что ты девушка. Я уже совсем большой, даже маме и сестре не разрешаю мыть меня. Я сам искупаюсь. Прошу тебя, госпожа Ромили, уйди. Я распоряжусь и для тебя приготовить бадью. Лорд Орейн ушел и, я уверен, вряд ли появится к утру. Тоже отправится искать женщин — видишь, я уже достаточно повзрослел, чтобы разбираться в таких вещах. Можешь помыться в его комнате, а потом лечь в постель.
Ромили невольно рассмеялась:
— Как прикажете, юный господин.
— Ты все шутишь надо мной, — обиделся мальчик.
— И не думаю. — Она постаралась придать лицу серьезное выражение. — Однако лорд Орейн поставил передо мной задачу приглядывать за тобой. Главное, чтобы ты тщательно вымыл ноги.
— Я уже много-много раз сам мылся в монастырской бане. Уже больше года… — похвастался он. — Так что прошу вас выйти, госпожа Ромили, пока вода не остыла…
Втайне Ромили была довольна подобной просьбой — как же ей самой хотелось обмыться, посидеть в горячей воде, распарить тело, помечтать… Однако нельзя было терять время, и девушка первым делом сбегала на конюшню, где достала из своей переметной сумы чистое белье. Когда вернулась, уже заканчивали наполнять горячей водой здоровенную кадку. Тут же на табуретке лежал ворох пушистых огромных полотенец, рядом стоял бочонок с мыльной травкой. Ромили отослала женщин из комнаты, одна молоденькая служанка задержалась, робко подошла к девушке и тонко намекнула:
— Я бы могла остаться и помочь вам, господин. Для меня большая радость потереть вам спину, поухаживать за ногтями на ногах… А если вы не пожалеете половину серебряной монеты, могу остаться с вами так долго, как вы пожелаете. Могу и постель с вами разделить…
Сначала Ромили опешила, потом ее бросило в краску, и она, чтобы скрыть смущение, чуть улыбнулась. Неужели, мелькнула у нее мысль, ее приняли за смазливого парня или женщине нужны деньги?
— Я сегодня очень устал, — наконец нашлась Ромили. — Только ванна и сон — более ничего.
— Можно и массаж сделать. После ванны… — Служанка потупила глазки.
— Нет, нет, ступай. Дай мне спокойно помыться, — твердо заявила Ромили, вручив служанке медную монету и поблагодарив за навязываемые услуги. — Через час можете все здесь убрать…
Наконец Ромили осталась одна, разделась, влезла в горячую, ароматно пахнущую воду. Немного понежилась и скоро принялась отчаянно тереть себя мыльной травой. Последний раз мыться ей пришлось в доме Рори, в грязном закутке, как раз перед несостоявшимся замужеством. В монастыре, конечно, она не могла позволить себе баню — то-то бы монахи всполошились! — вот и терла руки и щеки. Тем более опасно было посетить женскую баню в городе. Она там и вывеску видела…
Какая же все-таки радость — горячая ванна! Вымывшись, Ромили еще немного посидела в лохани, пока вода совсем не остыла, потом вылезла, насухо обтерлась полотенцами и надела все чистое… Она взгляда не могла отвести от постели Орейна, уже расстеленной, подготовленной девушками для сна. Хорошо ему — помоется в бане и отправится разыскивать женщин. Так и будут колобродить всю ночь, а эта прекрасная постель останется несмятой… Все они, как свиньи, напьются и залягут по кроватям у каких-нибудь шлюх. Ромили почувствовала укол ревности — ей припомнилось, что она не раз задумывалась, что вот за такого мужчину, как Орейн, она бы вышла замуж. Он был так заботлив, и — главное — его прикосновения не вызывали в ней отвращения. Боже, о чем это она, неужели ее волнуют какие-то подзаборные девки, в компании с которыми Орейн проведет ночь?
Ладно, подобные мечты ей совершенно ни к чему. Это скорее бредни, а не мечты. Надо позвонить в колокольчик — пусть служанки поскорее уберут здесь, а ей пора отправляться в собственный номер. На конюшню, где замечательно пахнет сеном, конским потом, навозом… Там такое мягкое сено! Потом колючки не выдерешь из волос. Если захочется, она может приказать, чтобы ей принесли горячие кирпичи и пару одеял. С ними будет теплее… Ромили натянула бриджи и позвонила в колокольчик, а сама прошла в коридор и осторожно заглянула в комнату Кэрила. Мальчик был в постели и уже почти засыпал, однако, увидев девушку, тут же сел, подозвал ее и крепко обнял, словно она была ему сестрой. Он пожелал ей спокойной ночи, скользнул под одеяло и почти сразу же заснул.
На миг у Ромили мелькнула мысль прикорнуть тут в уголочке — в дороге они часто спали в обнимку. Однако, представив, как будет смущен Кэрил, когда утром обнаружит Ромили в своей постели — не такой он маленький, чтобы не понимать, что такое женщина, — вздохнула и вышла из комнаты. Значит, судьба ее такая — все как люди: одни пьют, развлекаются, другие спят на необъятных кроватях, только ей спальня уготована в конюшне. Без сомнения, Орейн не явится домой раньше утра — может, стоит прилечь, соснуть немного?.. Если даже и явится, то так напьется, что рухнет и сразу захрапит. Он ее даже не заметит — в таком состоянии мужику все равно, кто перед ним — парень или собака. Тем более он не догадывается, что она женщина… Все время, что они провели в походе, гигант ни словом не обмолвился — значит, ни Кэрил, ни дом Карло не поделились с ним своим открытием.
Она поспит совсем немного, чуть-чуть, тут же проснется и убежит в конюшню, едва услышит, как он шагает по коридору, воюет с дверью. Его в пьяном виде за версту можно услышать.
Кровать выглядела так заманчиво… Здесь, в комнате, было так тепло, так ароматно пахло, простыни подогреты… Ромили не могла совладать с искушением — так и легла в рубашке. Нырнула под одеяло… «Вот, я же не сплю — полежу немного и отправлюсь на конюшню… Орейн может явиться раньше…» И заснула.
Дверь тихо скрипнула, и Орейн бесшумно вошел в комнату. Скинул плащ и, зевая, сел на край постели.
Ромили вскочила как ужаленная. Страх охватил ее — неужели она проспала?!
Орейн, заметив ее, усмехнулся:
— А-а, это ты, парень. Что вскочил? Кровать широкая, для двоих места хватит.
Ромили, к своему удивлению, обнаружила, что он трезв. Орейн протянул руку и потрепал ее по волосам.
— Какие мягкие… Ну что, хорошо помылся?
— Мне надо идти!..
Он отрицательно потряс головой:
— Дверь во двор уже закрыта, куда ты пойдешь? — В голосе его опять послышались нотки, свойственные жителям равнины. — Оставайся здесь, парень, я уже почти выспался.
Гигант принялся стаскивать сапоги, потом снял верхнюю одежду. Ромили тут же отодвинулась в самый угол постели, забилась под одеяло, притворилась спящей…
Она так и не поняла, что разбудило ее, по-видимому — уже потом решила она, — это был крик. Орейн вдруг как безумный заорал в постели:
— Ай, Каролин!.. Они схватят тебя!.. — и принялся дубасить кулаками по воздуху. Один из ударов едва не оглушил Ромили, однако она сумела увернуться, даже перехватить его огромную лапу, прижать к постели.
— Проснись, успокойся! Это только ночной кошмар! Ну, привиделось что-то…
— А-а-ах… — Орейн так тяжко и глубоко вздохнул, будто расставался с жизнью. Несколько мгновений он лежал недвижимо — лицо его приняло обычное осмысленное выражение, — потом заявил: — Мне снился брат — он попал в руки Ракхела, этого ненасытного паука.
Лицо богатыря отразило сильнейшую муку. Наконец он успокоился и вновь погрузился в сон. Ромили тоже свернулась клубочком и закрыла глаза.
Прошло несколько минут, и вдруг она почувствовала, как сильная, тяжелая рука коснулась ее тела, потом обняла.
Она принялась отбиваться. Орейн, не открывая глаз, мягко успокоил:
— Ах, парень, не бойся. Ты просто не понимаешь… Ты так похож на Каролина в ту пору, когда мы оба были мальчишками. У него были такие же рыжие волосы, он был такой же робкий, скромный, но, когда требовалось, умел быть мужественным.
Ромили начала бить крупная дрожь. Он вовсе не об этом, вовсе не о пакости! Он не знает, он ничего не знает. Но это все равно. «Все будет хорошо, я так и скажу ему — все будет хорошо!»
Теперь она не отталкивала его руку — было в его прикосновениях что-то волнующее, манящее, чему нельзя — и не хотелось! — противиться. Истинная доброта и тепло, что ли… В них не было и намека на те отвратительные, бесстыдные ласки, которые позволял себе дом Гарис, или наглые, грубые ухватки Рори…
Она подвинулась к нему и обняла за плечи, положила голову ему на плечо.
— Все будет хорошо! Успокойся, Орейн, все наладится. — Ромили прижалась к его щеке, прошептала: — Орейн, ты знаешь? Я… я… — Выговорить последнее слово она не могла, всхлипнула и положила его руку на свою грудь. Он тут же сел на постели, замер, потом его лицо вспыхнуло.
— Адское пламя! — хрипло, с трудом выговорил он и отпрянул. — Ты девица!
Тут же вскочил с кровати, начал натягивать на ноги задравшуюся ночную рубашку, при этом старался не смотреть на девушку. Ромили почувствовала жгучий стыд, обиду — дрожь не проходила, только теперь ей вдруг стало противно. Ее отвергли!.. Даже из самых лучших побуждений. Во рту скопилась горечь. И не выплюнешь ее, не проглотишь…
— Госпожа, дамисела, тысячу извинений. Покорно прошу прощения. Никогда мне и в голову не приходило. Батюшки, не могу поверить, ты — женщина, дама… Аварра, милосердия! — И, немного успокоившись, сообразив в конце концов, кто есть кто по происхождению, спросил: — Кто же ты?!
Ромили бурно зарыдала и сквозь всхлипы с трудом выговорила:
— Ромили Макаран.
— О великие боги! Еще хлеще! Какая фамилия!.. — Орейн хлопнул себя по ляжкам, потом, спохватившись, бросился к ней, укрыл одеялом. — Только без крика. Не дай Бог, кто услышит. Леди, прошу вас, я вас пальцем не трону, только не шумите.
— Какой, к черту, шум! — рыдая, выругалась Ромили и закричала еще громче: — Забудьте, что я леди.
— Рад бы, да не могу, — ответил Орейн, сел рядом с ней, обнял за плечи. — Ведь мы же друзья, не так ли? В любом случае останемся друзьями… Прости меня, девонька, не надо плакать. Тихо! — цыкнул он, и Ромили замолкла. — Я так понимаю, — продолжил Орейн, — раз ты переоделась мальчишкой, значит, у тебя были на то причины. — Он вытер ей нос. — Вот так, вот так, ты же хорошая девочка, не надо плакать, радость моя. Лучше расскажи все, что с тобой случилось.
Часть третья
1
Гигант нахмурился.
— Что за напасть! Что бы я ни сделал, все не так! И парень под моей опекой, и сын Лиондри оказался здесь, а ему нельзя оставаться без присмотра. Поэтому ты, Румал, останешься здесь и приглядишь за мальчиком. Уложишь его спать, если я задержусь в бане.
— Что ж ты терпишь, парень, тебя же не нанимали ухаживать за мальчишкой! — воскликнул один из мужчин, выпивший больше других. — Ты что, записался в слуги к Хастурам?!
Ромили примиряюще сказала:
— Конечно, я останусь с Кэрилом. Я же христофоро, мой долг помогать слабым.
— Ах-ах, — засмеялся Аларик, — смотри, скоро обзаведешься нимбом и вознесешься. — Вот что я скажу тебе, парень, — не дело для молодца заниматься подобными штуками. Ну да черт с тобой. Эй, здесь есть мужики? Ну-ка, кто со мной? Двинули, ребята!
Один за другим мужчины повставали из-за стола и потянулись к выходу. Ромили с Кэрилом отправились наверх, там уже была приготовлена большая бочка с горячей водой. Девушке следовало искупать мальчика — сердце сжалось при взгляде на его худенькое детское тельце, сразу вспомнился Раэль. Она повздыхала, предложила помыть его, однако Кэрил отказался от помощи.
— Я ничего не сказал мужчинам, но я-то знаю, что ты девушка. Я уже совсем большой, даже маме и сестре не разрешаю мыть меня. Я сам искупаюсь. Прошу тебя, госпожа Ромили, уйди. Я распоряжусь и для тебя приготовить бадью. Лорд Орейн ушел и, я уверен, вряд ли появится к утру. Тоже отправится искать женщин — видишь, я уже достаточно повзрослел, чтобы разбираться в таких вещах. Можешь помыться в его комнате, а потом лечь в постель.
Ромили невольно рассмеялась:
— Как прикажете, юный господин.
— Ты все шутишь надо мной, — обиделся мальчик.
— И не думаю. — Она постаралась придать лицу серьезное выражение. — Однако лорд Орейн поставил передо мной задачу приглядывать за тобой. Главное, чтобы ты тщательно вымыл ноги.
— Я уже много-много раз сам мылся в монастырской бане. Уже больше года… — похвастался он. — Так что прошу вас выйти, госпожа Ромили, пока вода не остыла…
Втайне Ромили была довольна подобной просьбой — как же ей самой хотелось обмыться, посидеть в горячей воде, распарить тело, помечтать… Однако нельзя было терять время, и девушка первым делом сбегала на конюшню, где достала из своей переметной сумы чистое белье. Когда вернулась, уже заканчивали наполнять горячей водой здоровенную кадку. Тут же на табуретке лежал ворох пушистых огромных полотенец, рядом стоял бочонок с мыльной травкой. Ромили отослала женщин из комнаты, одна молоденькая служанка задержалась, робко подошла к девушке и тонко намекнула:
— Я бы могла остаться и помочь вам, господин. Для меня большая радость потереть вам спину, поухаживать за ногтями на ногах… А если вы не пожалеете половину серебряной монеты, могу остаться с вами так долго, как вы пожелаете. Могу и постель с вами разделить…
Сначала Ромили опешила, потом ее бросило в краску, и она, чтобы скрыть смущение, чуть улыбнулась. Неужели, мелькнула у нее мысль, ее приняли за смазливого парня или женщине нужны деньги?
— Я сегодня очень устал, — наконец нашлась Ромили. — Только ванна и сон — более ничего.
— Можно и массаж сделать. После ванны… — Служанка потупила глазки.
— Нет, нет, ступай. Дай мне спокойно помыться, — твердо заявила Ромили, вручив служанке медную монету и поблагодарив за навязываемые услуги. — Через час можете все здесь убрать…
Наконец Ромили осталась одна, разделась, влезла в горячую, ароматно пахнущую воду. Немного понежилась и скоро принялась отчаянно тереть себя мыльной травой. Последний раз мыться ей пришлось в доме Рори, в грязном закутке, как раз перед несостоявшимся замужеством. В монастыре, конечно, она не могла позволить себе баню — то-то бы монахи всполошились! — вот и терла руки и щеки. Тем более опасно было посетить женскую баню в городе. Она там и вывеску видела…
Какая же все-таки радость — горячая ванна! Вымывшись, Ромили еще немного посидела в лохани, пока вода совсем не остыла, потом вылезла, насухо обтерлась полотенцами и надела все чистое… Она взгляда не могла отвести от постели Орейна, уже расстеленной, подготовленной девушками для сна. Хорошо ему — помоется в бане и отправится разыскивать женщин. Так и будут колобродить всю ночь, а эта прекрасная постель останется несмятой… Все они, как свиньи, напьются и залягут по кроватям у каких-нибудь шлюх. Ромили почувствовала укол ревности — ей припомнилось, что она не раз задумывалась, что вот за такого мужчину, как Орейн, она бы вышла замуж. Он был так заботлив, и — главное — его прикосновения не вызывали в ней отвращения. Боже, о чем это она, неужели ее волнуют какие-то подзаборные девки, в компании с которыми Орейн проведет ночь?
Ладно, подобные мечты ей совершенно ни к чему. Это скорее бредни, а не мечты. Надо позвонить в колокольчик — пусть служанки поскорее уберут здесь, а ей пора отправляться в собственный номер. На конюшню, где замечательно пахнет сеном, конским потом, навозом… Там такое мягкое сено! Потом колючки не выдерешь из волос. Если захочется, она может приказать, чтобы ей принесли горячие кирпичи и пару одеял. С ними будет теплее… Ромили натянула бриджи и позвонила в колокольчик, а сама прошла в коридор и осторожно заглянула в комнату Кэрила. Мальчик был в постели и уже почти засыпал, однако, увидев девушку, тут же сел, подозвал ее и крепко обнял, словно она была ему сестрой. Он пожелал ей спокойной ночи, скользнул под одеяло и почти сразу же заснул.
На миг у Ромили мелькнула мысль прикорнуть тут в уголочке — в дороге они часто спали в обнимку. Однако, представив, как будет смущен Кэрил, когда утром обнаружит Ромили в своей постели — не такой он маленький, чтобы не понимать, что такое женщина, — вздохнула и вышла из комнаты. Значит, судьба ее такая — все как люди: одни пьют, развлекаются, другие спят на необъятных кроватях, только ей спальня уготована в конюшне. Без сомнения, Орейн не явится домой раньше утра — может, стоит прилечь, соснуть немного?.. Если даже и явится, то так напьется, что рухнет и сразу захрапит. Он ее даже не заметит — в таком состоянии мужику все равно, кто перед ним — парень или собака. Тем более он не догадывается, что она женщина… Все время, что они провели в походе, гигант ни словом не обмолвился — значит, ни Кэрил, ни дом Карло не поделились с ним своим открытием.
Она поспит совсем немного, чуть-чуть, тут же проснется и убежит в конюшню, едва услышит, как он шагает по коридору, воюет с дверью. Его в пьяном виде за версту можно услышать.
Кровать выглядела так заманчиво… Здесь, в комнате, было так тепло, так ароматно пахло, простыни подогреты… Ромили не могла совладать с искушением — так и легла в рубашке. Нырнула под одеяло… «Вот, я же не сплю — полежу немного и отправлюсь на конюшню… Орейн может явиться раньше…» И заснула.
Дверь тихо скрипнула, и Орейн бесшумно вошел в комнату. Скинул плащ и, зевая, сел на край постели.
Ромили вскочила как ужаленная. Страх охватил ее — неужели она проспала?!
Орейн, заметив ее, усмехнулся:
— А-а, это ты, парень. Что вскочил? Кровать широкая, для двоих места хватит.
Ромили, к своему удивлению, обнаружила, что он трезв. Орейн протянул руку и потрепал ее по волосам.
— Какие мягкие… Ну что, хорошо помылся?
— Мне надо идти!..
Он отрицательно потряс головой:
— Дверь во двор уже закрыта, куда ты пойдешь? — В голосе его опять послышались нотки, свойственные жителям равнины. — Оставайся здесь, парень, я уже почти выспался.
Гигант принялся стаскивать сапоги, потом снял верхнюю одежду. Ромили тут же отодвинулась в самый угол постели, забилась под одеяло, притворилась спящей…
Она так и не поняла, что разбудило ее, по-видимому — уже потом решила она, — это был крик. Орейн вдруг как безумный заорал в постели:
— Ай, Каролин!.. Они схватят тебя!.. — и принялся дубасить кулаками по воздуху. Один из ударов едва не оглушил Ромили, однако она сумела увернуться, даже перехватить его огромную лапу, прижать к постели.
— Проснись, успокойся! Это только ночной кошмар! Ну, привиделось что-то…
— А-а-ах… — Орейн так тяжко и глубоко вздохнул, будто расставался с жизнью. Несколько мгновений он лежал недвижимо — лицо его приняло обычное осмысленное выражение, — потом заявил: — Мне снился брат — он попал в руки Ракхела, этого ненасытного паука.
Лицо богатыря отразило сильнейшую муку. Наконец он успокоился и вновь погрузился в сон. Ромили тоже свернулась клубочком и закрыла глаза.
Прошло несколько минут, и вдруг она почувствовала, как сильная, тяжелая рука коснулась ее тела, потом обняла.
Она принялась отбиваться. Орейн, не открывая глаз, мягко успокоил:
— Ах, парень, не бойся. Ты просто не понимаешь… Ты так похож на Каролина в ту пору, когда мы оба были мальчишками. У него были такие же рыжие волосы, он был такой же робкий, скромный, но, когда требовалось, умел быть мужественным.
Ромили начала бить крупная дрожь. Он вовсе не об этом, вовсе не о пакости! Он не знает, он ничего не знает. Но это все равно. «Все будет хорошо, я так и скажу ему — все будет хорошо!»
Теперь она не отталкивала его руку — было в его прикосновениях что-то волнующее, манящее, чему нельзя — и не хотелось! — противиться. Истинная доброта и тепло, что ли… В них не было и намека на те отвратительные, бесстыдные ласки, которые позволял себе дом Гарис, или наглые, грубые ухватки Рори…
Она подвинулась к нему и обняла за плечи, положила голову ему на плечо.
— Все будет хорошо! Успокойся, Орейн, все наладится. — Ромили прижалась к его щеке, прошептала: — Орейн, ты знаешь? Я… я… — Выговорить последнее слово она не могла, всхлипнула и положила его руку на свою грудь. Он тут же сел на постели, замер, потом его лицо вспыхнуло.
— Адское пламя! — хрипло, с трудом выговорил он и отпрянул. — Ты девица!
Тут же вскочил с кровати, начал натягивать на ноги задравшуюся ночную рубашку, при этом старался не смотреть на девушку. Ромили почувствовала жгучий стыд, обиду — дрожь не проходила, только теперь ей вдруг стало противно. Ее отвергли!.. Даже из самых лучших побуждений. Во рту скопилась горечь. И не выплюнешь ее, не проглотишь…
— Госпожа, дамисела, тысячу извинений. Покорно прошу прощения. Никогда мне и в голову не приходило. Батюшки, не могу поверить, ты — женщина, дама… Аварра, милосердия! — И, немного успокоившись, сообразив в конце концов, кто есть кто по происхождению, спросил: — Кто же ты?!
Ромили бурно зарыдала и сквозь всхлипы с трудом выговорила:
— Ромили Макаран.
— О великие боги! Еще хлеще! Какая фамилия!.. — Орейн хлопнул себя по ляжкам, потом, спохватившись, бросился к ней, укрыл одеялом. — Только без крика. Не дай Бог, кто услышит. Леди, прошу вас, я вас пальцем не трону, только не шумите.
— Какой, к черту, шум! — рыдая, выругалась Ромили и закричала еще громче: — Забудьте, что я леди.
— Рад бы, да не могу, — ответил Орейн, сел рядом с ней, обнял за плечи. — Ведь мы же друзья, не так ли? В любом случае останемся друзьями… Прости меня, девонька, не надо плакать. Тихо! — цыкнул он, и Ромили замолкла. — Я так понимаю, — продолжил Орейн, — раз ты переоделась мальчишкой, значит, у тебя были на то причины. — Он вытер ей нос. — Вот так, вот так, ты же хорошая девочка, не надо плакать, радость моя. Лучше расскажи все, что с тобой случилось.
Часть третья
«Меченосица»
1
Снег падал все утро, и с рассветом Каер-Донн укрылся белым одеялом. В то же время было на удивление тепло, по закоулкам уже начало припахивать прелью и каким-то особым ароматом подступающей весны.
Ромили не могла справиться с печалью, когда с первыми лучами солнца Орейн вежливо предложил ей собрать свои пожитки.
— Здесь тебе не место, — просто сказал он.
«Говорил мне отец, что только безумцы или совершенно отчаявшиеся люди рискуют отправиться в горы зимой. Я же пересекла главный хребет во время солнцеворота, угодила в самую середку. Вот и не надо было! Надо было слушаться папочку!.. Стоит только взглянуть на Орейна, сердце кровью обливается. Смотрит, как побитая собака!..»
Теперь он обращался к ней исключительно учтиво — дамисела, госпожа; случалось, по привычке еще срывался и хотел было шлепнуть ее по плечу, однако спохватывался и касался нежно, слегка, как принято в танце. Ромили чуть не плакала от злости — как ей хотелось вернуть прежние дни мужской дружбы. Даже непристойные шуточки Аларика вспоминала с тоской. Кто бы подсказал, посоветовал, пинками прогнал на конюшню?.. Как женщина она оказалась не нужна Орейну, а к прежней жизни возврата больше нет.
— Сюда, пожалуйста, дамисела…
Девушка тут же огрызнулась:
— Меня зовут Ромили. Орейн, я совсем не изменилась, ну, может быть, чуть-чуть, но какое это имеет значение для нашей дружбы!
Он моргнул — совсем как побитая собака — и, не отвечая, поднялся на крыльцо. Ромили засеменила за ним, вздохнула — вот и доставил он ее на постоялый двор, принадлежавший Ордену Меча. Теперь ее здесь запрут — начнется: дамисела, госпожа!..
Орейн будет оберегать ее от малейшей опасности. Разве позволит ей отправиться в поход, вновь пережить незабываемые приключения? Хотя бы взял ее в жены… Не возьмет… Ну, я тоже унижаться не буду.
…Женщина с суровым лицом, сильными руками, которым более пристало орудовать вилами, чем тряпкой или веником, пригласила их в прихожую. Ромили с удивлением отметила, что она была немногословна и предложила войти совсем не так, как это принято в обществе, однако Орейн как ни в чем не бывало заявил:
— Будьте добры сообщить госпоже Яндрии, что с ней хочет поговорить ее кузен.
Он изъяснялся как настоящий вельможа, с интонациями, принятыми в благородных домах. Правда, если хорошенько вслушаться, становилось ясно, что этот богатырь привык чаще упоминать Зандру и все девять преисподних, чем вести светские беседы.
Женщина подозрительно — не скрывая неодобрения — глянула на него, потом указала на лавку и предложила:
— Подождите здесь.
Она еще раз мрачно оглядела посетителей, словно те были парой уличных попрошаек, от которых можно ждать чего угодно, и вышла из зала. Когда дверь в коридор приоткрылась, Ромили услышала доносящиеся оттуда женские голоса. Удивительно, что к болтовне примешивался звук, напоминающий удары молота о наковальню. Ромили невольно заглянула в открывшуюся щель — снова лязг металла. Уж не сражаются ли там?.. Ромили затаила дыхание — просто не могла оторваться от щели. Все двери закрыты, все спокойно… В это время с противоположной стороны послышался шум. Девушка обернулась — две молодые женщины в малиновых рубашках, просторных мужских штанах и сапогах вошли в прихожую и, не обращая внимания на сидящих там Ромили и Орейна, под ручку направились в коридор. Волосы их были убраны под красные шапочки. Своим обликом они мало напоминали женщин, которых мачеха Ромили Люсьела причисляла к дамам, — обе были широкоплечи, у одной руки как у доярки, и вели они себя на удивление раскованно.
Через несколько минут в прихожую вышла нарядно одетая, ослепительно красивая женщина — ей было, как и Орейну, около сорока. В висках уже поблескивала седина.
— Привет, родственничек, — запросто обратилась она к лорду Орейну. — Что у тебя приключилось?
В ее речи слышался акцент жителей равнины, который все время пытался скрыть Орейн.
— Что привело тебя, да еще зимой? Королевские дела?.. Как он сам?
Женщина легонько обняла Орейна и чмокнула в щеку.
— Хорошо, Алдонес бережет его. Он сейчас у Алдаранов… У меня к тебе две просьбы, Яни.
— Две? — Седеющие брови поползли вверх, на лице обозначилось насмешливое недоумение. — Прежде всего, кто это с тобой, парень или девушка? Или он — она — сам не знает?
Ромили опустила голову, пытаясь скрыть смущение. Эта беззлобная шутка показала, что ей лучше помалкивать.
— Ее зовут Ромили Макаран, — тихо сообщил Орейн. — Не смейся над ней. Она проделала с нами весь путь — это зимой, в Хеллерах, — и никто из нас, даже я, не догадался, что она девчонка. Она разделила с нами все тяготы, все опасности — ни слова жалобы. Никаких капризов… В пути она приглядывала за сторожевыми птицами. Никогда бы не подумал, что женщина способна приручить их. Без нее мы бы потеряли стервятников, а она эдак ловко… Сразу все сообразила… Наняли ее присматривать за птицами и животными, и с той поры мы с ними забот не знали. Я-то считал, какой способный парень, а теперь даже не знаю, что думать. Вот привел ее к тебе…
— Значит, обнаружил, что она не парень, и прибежал сюда за советом? — улыбнулась Яндрия. Затем она посмотрела на Ромили. — Ты бы не хотела рассказать о себе, девочка? Что привело тебя в горы, да еще в мужской одежде? Уж не искала ли ты отвергшего тебя любовника? Послушай, нам не нужны девицы, которые могут бросить тень на наш Орден. Да, мы воюем, но мы не лагерные шлюхи, да будет тебе известно! Почему ты сбежала из дома?
Резкий тон заставил Ромили ощетиниться. Она ответила также громко:
— Я покинула дом, потому что отец отобрал у меня ястреба, которого я приручила, и подарил его моему брату. Я посчитала, что это нечестно. Кроме того, я не хотела выходить замуж за наследника Скатфелла, который хотел, чтобы я занималась рукоделием и каждый год рожала ему детей.
Глаза Яндрии сузились.
— Ты что же, не желаешь выходить замуж и рожать детей?
— Нет, дело не в этом! — возразила Ромили. — Просто я очень люблю ястребов, лошадей, гончих… Вообще всякую живность… Если я выйду замуж… — Она бы никогда не поверила, что сможет когда-нибудь выговорить подобное. — Я хочу выйти замуж за человека, который полюбит меня такой, какая я есть. И ему должно быть небезразлично, кого он решил назвать женой. Я хочу выйти замуж за храбреца, который сумеет понять, что если жена скачет или охотится с ястребом, то в этом нет никакого унижения его достоинства. Тем более чести… Но пока я действительно не собираюсь замуж, по крайней мере в ближайшее время. Я хочу посмотреть мир и кое-чего добиться… — Она запнулась.
Ромили выпалила все это невнятно, торопливо, волнуясь. Ее бросило в жар — неужели эта величественная женщина решит, что перед ней всего лишь взбалмошная, капризная девчонка? Может, так оно и есть?.. Ну что ж, что сказано, то сказано, и, если госпоже Яндрии ее исповедь не понравилась, она вновь сбежит, переоденется парнем и будет пробираться в Башню Трамонтана.
— Я не прошу у вас милости, госпожа Яндрия, и лорд Орейн знает об этом лучше, чем кто-либо другой.
Яндрия рассмеялась.
— Меня зовут Яни, Ромили. И не стоит обращаться за свидетельством к Орейну, он ничего не понимает в женщинах.
— С тех пор как он узнал, что я женщина, Орейн еще больше мне по душе. Вы не правы, если обвиняете его в чем-то недостойном… — Ромили задело последнее замечание и смех хозяйки.
Яни весело уточнила:
— Я его ни в чем не обвиняю, я имею в виду то, что с того момента, как он узнал, кто ты, он будет видеть в тебе только существо, обязанное носить юбки, заниматься вышиванием, сидеть дома. Он жизни не пожалеет, чтобы защитить тебя, но чтобы скакать в седле… в мужском, разумеется? — Ромили кивнула, и Яни продолжила: — …охотиться с ястребом — этому не бывать. Ты только взгляни на него — он никогда не простит тебе, что ты оказалась женщиной. Такой был бойкий парнишка — и на тебе! Разве не так?
Лорд Орейн шумно вздохнул, отер пот со лба.
— Ты всегда была со мной бесцеремонна, Яни, но все же тебе следует признать, что леди Макаран не пристало путешествовать с грубыми — я бы сказал, необузданными — людьми, которыми я командую. Тем более жить с нами в одном лагере. Может, стоит и обо мне подумать?..
— Ну да, если не принимать во внимание тот факт, что сорок дней она тебя устраивала как спутник и напарник… — На этот раз Яни ответила брату довольно сухо. Даже глаза у нее чуть сузились. — В одном ты безусловно прав — здесь для нее найдется местечко. Если она умеет обращаться с лошадьми и ястребами — милости просим. Конечно, если она согласится жить по нашим правилам.
— Как же я могу согласиться, если я не знаю, что это за правила? — возмутилась Ромили, и хозяйка опять засмеялась.
— Она мне нравится, брат. Можешь уходить, она остается у нас. Не бойся, я не кусаюсь. Подожди-ка, ты же сказал, что у тебя два дела?
Орейн кивнул.
— Все дело в сыне Лиондри Хастура, Каролине. Он учился в монастыре, в Неварсине, мы захватили его как заложника — не могу объяснить, при каких обстоятельствах, будет лучше, если ты не будешь этого знать. Я дал слово, что верну парнишку в Тендару в знак перемирия, когда откроются горные перевалы. Но сам я ехать не могу… К тому же деликатность ситуации заключается в том, что в любом случае мальчишка должен быть доставлен в целости и сохранности. Чтобы ни один волосок не упал с его головы — необходимо избежать самой возможности провокации, а подложить мне свинью — ну, и ты знаешь, кому еще, — охотники найдутся.
— Да, — согласилась Яни, — тебе ехать, конечно, нельзя. Твоя грешная голова при всех ее завихрениях куда лучше смотрится на плечах, чем на пике какого-нибудь солдата Лиондри. Что ж, ради тебя мы доставим мальчика в Тендару — я сама могу сопровождать его. Лиондри определенно не помнит меня, ведь в последний раз мы с ним виделись на детском празднике — танцевали вместе… Я тогда носила длинные локоны… — Она улыбнулась. — Сколько лет теперь Каролину? Думаю, восемь, девять…
— Двенадцать, так, кажется… — ответил Орейн. — Парень просто замечательный. Очень жаль, что он оказался впутанным в эту историю, но без него я и мои люди отдали бы Богу душу, так что у Каролина есть причина вернуть мальчика в целости и сохранности.
— Хорошо. — Она пожала плечами. — Я отвезу его на юг, как только откроются перевалы, а пока ты можешь доставить его сюда. — Она опять рассмеялась и обняла Орейна. — Теперь, родственничек, ступай — что скажут обо мне люди, если узнают, что я принимала здесь мужчину? А для тебя будет еще хуже, если узнают, что ты любезно разговаривал с женщиной.
Орейн шумно завздыхал, начал оправдываться:
— Ну что ты, Яни?.. — Однако вскочил он резво и уже от порога, смущенно глянув в сторону Ромили, сказал: — Желаю всего хорошего, дамисела.
На этот раз она не решилась поправить его. Если он не в состоянии перешагнуть границу, тем хуже для него. Он сейчас сам на себя не был похож — весь съежился, оробел. Где же тот бравый великан, с которым они устроили драку в таверне? Напомнить, что ли? Вряд ли этот щепетильный вельможа правильно поймет намек, тем более под пристальным взглядом своей сестрицы.
Когда дверь за Орейном закрылась, Яни спросила:
— Так что же случилось? Он пытался овладеть тобой, обнаружив, что ты женщина? Вел себя недостойно? До смерти перепугал тебя?
— Все было совершенно не так, — запротестовала Ромили. Сама не зная почему, она вдруг начала защищать Орейна. — Наоборот, я думала, что он знает, что я женщина, поэтому так добр ко мне и тоже хочет меня. Я вовсе не распутная… — защищаясь, попыталась объяснить девушка. — Однажды я едва не убила мужчину, который хотел меня изнасиловать.
Ее бросило в дрожь, она зажмурилась, вспомнив Рори. Ей казалось, что она уже освободилась от тех грязных минут, зачеркнула в памяти ту страшную брачную ночь, однако ничуть не бывало — все это до сих пор было с ней, отравляло душу.
— Орейн совсем не такой. Он добрый, и я… Я хотела всего лишь утешить его, приласкать. Мне казалось, ему этого так не хватает! К тому же он мне по сердцу…
Яни опять засмеялась, и Ромили подумала: что же здесь смешного? Однако возразить не посмела. Женщина ласково заглянула ей в глаза.
— Я так понимаю, ты еще девственница?
— И не стыжусь этого! — вспыхнула Ромили.
— Какая ты колючая! Ладно, сможешь жить по нашим правилам?
— Решу, когда вы сообщите мне, что это за устав.
— Ну, прежде всего все мы сестры, вне зависимости от происхождения. Сможешь ли ты быть нам сестрой? Ты должна напрочь забыть о сословных предрассудках — никаких «моя леди», «дамисела» здесь быть не может. Никого не волнует, где ты родилась — в благородном доме или в бедной хижине. Ты должна выполнять любую работу и не требовать к себе особого отношения. Если ты только полюбишь мужчину, то видеться с ним дозволяется тайно и — главное — соблюдать приличия, чтобы никто не посмел бросить нам обвинения в распутстве. Предупреждаю, мы не грязные девки, которые крутятся возле военных лагерей… Большинство из нас дают клятву в походе соблюдать полное целомудрие, хотя в этом отношении мы никого не принуждаем.
Все это звучало словно в сказке — именно эти условия были ей больше всего по душе. Никакого насилия, не давши слово — держись, а давши — крепись.
— Ты смогла бы дать такую клятву? — спросила Яндрия.
— Охотно.
— Кроме того, ты должна дать обет, что твой меч в любую минуту готов защитить каждую из наших сестер. В мирное ли время, на войне ли. Ты обязана будешь покарать любого мужчину, кто покусился бы на честь твоей сестры.
Ромили не могла справиться с печалью, когда с первыми лучами солнца Орейн вежливо предложил ей собрать свои пожитки.
— Здесь тебе не место, — просто сказал он.
«Говорил мне отец, что только безумцы или совершенно отчаявшиеся люди рискуют отправиться в горы зимой. Я же пересекла главный хребет во время солнцеворота, угодила в самую середку. Вот и не надо было! Надо было слушаться папочку!.. Стоит только взглянуть на Орейна, сердце кровью обливается. Смотрит, как побитая собака!..»
Теперь он обращался к ней исключительно учтиво — дамисела, госпожа; случалось, по привычке еще срывался и хотел было шлепнуть ее по плечу, однако спохватывался и касался нежно, слегка, как принято в танце. Ромили чуть не плакала от злости — как ей хотелось вернуть прежние дни мужской дружбы. Даже непристойные шуточки Аларика вспоминала с тоской. Кто бы подсказал, посоветовал, пинками прогнал на конюшню?.. Как женщина она оказалась не нужна Орейну, а к прежней жизни возврата больше нет.
— Сюда, пожалуйста, дамисела…
Девушка тут же огрызнулась:
— Меня зовут Ромили. Орейн, я совсем не изменилась, ну, может быть, чуть-чуть, но какое это имеет значение для нашей дружбы!
Он моргнул — совсем как побитая собака — и, не отвечая, поднялся на крыльцо. Ромили засеменила за ним, вздохнула — вот и доставил он ее на постоялый двор, принадлежавший Ордену Меча. Теперь ее здесь запрут — начнется: дамисела, госпожа!..
Орейн будет оберегать ее от малейшей опасности. Разве позволит ей отправиться в поход, вновь пережить незабываемые приключения? Хотя бы взял ее в жены… Не возьмет… Ну, я тоже унижаться не буду.
…Женщина с суровым лицом, сильными руками, которым более пристало орудовать вилами, чем тряпкой или веником, пригласила их в прихожую. Ромили с удивлением отметила, что она была немногословна и предложила войти совсем не так, как это принято в обществе, однако Орейн как ни в чем не бывало заявил:
— Будьте добры сообщить госпоже Яндрии, что с ней хочет поговорить ее кузен.
Он изъяснялся как настоящий вельможа, с интонациями, принятыми в благородных домах. Правда, если хорошенько вслушаться, становилось ясно, что этот богатырь привык чаще упоминать Зандру и все девять преисподних, чем вести светские беседы.
Женщина подозрительно — не скрывая неодобрения — глянула на него, потом указала на лавку и предложила:
— Подождите здесь.
Она еще раз мрачно оглядела посетителей, словно те были парой уличных попрошаек, от которых можно ждать чего угодно, и вышла из зала. Когда дверь в коридор приоткрылась, Ромили услышала доносящиеся оттуда женские голоса. Удивительно, что к болтовне примешивался звук, напоминающий удары молота о наковальню. Ромили невольно заглянула в открывшуюся щель — снова лязг металла. Уж не сражаются ли там?.. Ромили затаила дыхание — просто не могла оторваться от щели. Все двери закрыты, все спокойно… В это время с противоположной стороны послышался шум. Девушка обернулась — две молодые женщины в малиновых рубашках, просторных мужских штанах и сапогах вошли в прихожую и, не обращая внимания на сидящих там Ромили и Орейна, под ручку направились в коридор. Волосы их были убраны под красные шапочки. Своим обликом они мало напоминали женщин, которых мачеха Ромили Люсьела причисляла к дамам, — обе были широкоплечи, у одной руки как у доярки, и вели они себя на удивление раскованно.
Через несколько минут в прихожую вышла нарядно одетая, ослепительно красивая женщина — ей было, как и Орейну, около сорока. В висках уже поблескивала седина.
— Привет, родственничек, — запросто обратилась она к лорду Орейну. — Что у тебя приключилось?
В ее речи слышался акцент жителей равнины, который все время пытался скрыть Орейн.
— Что привело тебя, да еще зимой? Королевские дела?.. Как он сам?
Женщина легонько обняла Орейна и чмокнула в щеку.
— Хорошо, Алдонес бережет его. Он сейчас у Алдаранов… У меня к тебе две просьбы, Яни.
— Две? — Седеющие брови поползли вверх, на лице обозначилось насмешливое недоумение. — Прежде всего, кто это с тобой, парень или девушка? Или он — она — сам не знает?
Ромили опустила голову, пытаясь скрыть смущение. Эта беззлобная шутка показала, что ей лучше помалкивать.
— Ее зовут Ромили Макаран, — тихо сообщил Орейн. — Не смейся над ней. Она проделала с нами весь путь — это зимой, в Хеллерах, — и никто из нас, даже я, не догадался, что она девчонка. Она разделила с нами все тяготы, все опасности — ни слова жалобы. Никаких капризов… В пути она приглядывала за сторожевыми птицами. Никогда бы не подумал, что женщина способна приручить их. Без нее мы бы потеряли стервятников, а она эдак ловко… Сразу все сообразила… Наняли ее присматривать за птицами и животными, и с той поры мы с ними забот не знали. Я-то считал, какой способный парень, а теперь даже не знаю, что думать. Вот привел ее к тебе…
— Значит, обнаружил, что она не парень, и прибежал сюда за советом? — улыбнулась Яндрия. Затем она посмотрела на Ромили. — Ты бы не хотела рассказать о себе, девочка? Что привело тебя в горы, да еще в мужской одежде? Уж не искала ли ты отвергшего тебя любовника? Послушай, нам не нужны девицы, которые могут бросить тень на наш Орден. Да, мы воюем, но мы не лагерные шлюхи, да будет тебе известно! Почему ты сбежала из дома?
Резкий тон заставил Ромили ощетиниться. Она ответила также громко:
— Я покинула дом, потому что отец отобрал у меня ястреба, которого я приручила, и подарил его моему брату. Я посчитала, что это нечестно. Кроме того, я не хотела выходить замуж за наследника Скатфелла, который хотел, чтобы я занималась рукоделием и каждый год рожала ему детей.
Глаза Яндрии сузились.
— Ты что же, не желаешь выходить замуж и рожать детей?
— Нет, дело не в этом! — возразила Ромили. — Просто я очень люблю ястребов, лошадей, гончих… Вообще всякую живность… Если я выйду замуж… — Она бы никогда не поверила, что сможет когда-нибудь выговорить подобное. — Я хочу выйти замуж за человека, который полюбит меня такой, какая я есть. И ему должно быть небезразлично, кого он решил назвать женой. Я хочу выйти замуж за храбреца, который сумеет понять, что если жена скачет или охотится с ястребом, то в этом нет никакого унижения его достоинства. Тем более чести… Но пока я действительно не собираюсь замуж, по крайней мере в ближайшее время. Я хочу посмотреть мир и кое-чего добиться… — Она запнулась.
Ромили выпалила все это невнятно, торопливо, волнуясь. Ее бросило в жар — неужели эта величественная женщина решит, что перед ней всего лишь взбалмошная, капризная девчонка? Может, так оно и есть?.. Ну что ж, что сказано, то сказано, и, если госпоже Яндрии ее исповедь не понравилась, она вновь сбежит, переоденется парнем и будет пробираться в Башню Трамонтана.
— Я не прошу у вас милости, госпожа Яндрия, и лорд Орейн знает об этом лучше, чем кто-либо другой.
Яндрия рассмеялась.
— Меня зовут Яни, Ромили. И не стоит обращаться за свидетельством к Орейну, он ничего не понимает в женщинах.
— С тех пор как он узнал, что я женщина, Орейн еще больше мне по душе. Вы не правы, если обвиняете его в чем-то недостойном… — Ромили задело последнее замечание и смех хозяйки.
Яни весело уточнила:
— Я его ни в чем не обвиняю, я имею в виду то, что с того момента, как он узнал, кто ты, он будет видеть в тебе только существо, обязанное носить юбки, заниматься вышиванием, сидеть дома. Он жизни не пожалеет, чтобы защитить тебя, но чтобы скакать в седле… в мужском, разумеется? — Ромили кивнула, и Яни продолжила: — …охотиться с ястребом — этому не бывать. Ты только взгляни на него — он никогда не простит тебе, что ты оказалась женщиной. Такой был бойкий парнишка — и на тебе! Разве не так?
Лорд Орейн шумно вздохнул, отер пот со лба.
— Ты всегда была со мной бесцеремонна, Яни, но все же тебе следует признать, что леди Макаран не пристало путешествовать с грубыми — я бы сказал, необузданными — людьми, которыми я командую. Тем более жить с нами в одном лагере. Может, стоит и обо мне подумать?..
— Ну да, если не принимать во внимание тот факт, что сорок дней она тебя устраивала как спутник и напарник… — На этот раз Яни ответила брату довольно сухо. Даже глаза у нее чуть сузились. — В одном ты безусловно прав — здесь для нее найдется местечко. Если она умеет обращаться с лошадьми и ястребами — милости просим. Конечно, если она согласится жить по нашим правилам.
— Как же я могу согласиться, если я не знаю, что это за правила? — возмутилась Ромили, и хозяйка опять засмеялась.
— Она мне нравится, брат. Можешь уходить, она остается у нас. Не бойся, я не кусаюсь. Подожди-ка, ты же сказал, что у тебя два дела?
Орейн кивнул.
— Все дело в сыне Лиондри Хастура, Каролине. Он учился в монастыре, в Неварсине, мы захватили его как заложника — не могу объяснить, при каких обстоятельствах, будет лучше, если ты не будешь этого знать. Я дал слово, что верну парнишку в Тендару в знак перемирия, когда откроются горные перевалы. Но сам я ехать не могу… К тому же деликатность ситуации заключается в том, что в любом случае мальчишка должен быть доставлен в целости и сохранности. Чтобы ни один волосок не упал с его головы — необходимо избежать самой возможности провокации, а подложить мне свинью — ну, и ты знаешь, кому еще, — охотники найдутся.
— Да, — согласилась Яни, — тебе ехать, конечно, нельзя. Твоя грешная голова при всех ее завихрениях куда лучше смотрится на плечах, чем на пике какого-нибудь солдата Лиондри. Что ж, ради тебя мы доставим мальчика в Тендару — я сама могу сопровождать его. Лиондри определенно не помнит меня, ведь в последний раз мы с ним виделись на детском празднике — танцевали вместе… Я тогда носила длинные локоны… — Она улыбнулась. — Сколько лет теперь Каролину? Думаю, восемь, девять…
— Двенадцать, так, кажется… — ответил Орейн. — Парень просто замечательный. Очень жаль, что он оказался впутанным в эту историю, но без него я и мои люди отдали бы Богу душу, так что у Каролина есть причина вернуть мальчика в целости и сохранности.
— Хорошо. — Она пожала плечами. — Я отвезу его на юг, как только откроются перевалы, а пока ты можешь доставить его сюда. — Она опять рассмеялась и обняла Орейна. — Теперь, родственничек, ступай — что скажут обо мне люди, если узнают, что я принимала здесь мужчину? А для тебя будет еще хуже, если узнают, что ты любезно разговаривал с женщиной.
Орейн шумно завздыхал, начал оправдываться:
— Ну что ты, Яни?.. — Однако вскочил он резво и уже от порога, смущенно глянув в сторону Ромили, сказал: — Желаю всего хорошего, дамисела.
На этот раз она не решилась поправить его. Если он не в состоянии перешагнуть границу, тем хуже для него. Он сейчас сам на себя не был похож — весь съежился, оробел. Где же тот бравый великан, с которым они устроили драку в таверне? Напомнить, что ли? Вряд ли этот щепетильный вельможа правильно поймет намек, тем более под пристальным взглядом своей сестрицы.
Когда дверь за Орейном закрылась, Яни спросила:
— Так что же случилось? Он пытался овладеть тобой, обнаружив, что ты женщина? Вел себя недостойно? До смерти перепугал тебя?
— Все было совершенно не так, — запротестовала Ромили. Сама не зная почему, она вдруг начала защищать Орейна. — Наоборот, я думала, что он знает, что я женщина, поэтому так добр ко мне и тоже хочет меня. Я вовсе не распутная… — защищаясь, попыталась объяснить девушка. — Однажды я едва не убила мужчину, который хотел меня изнасиловать.
Ее бросило в дрожь, она зажмурилась, вспомнив Рори. Ей казалось, что она уже освободилась от тех грязных минут, зачеркнула в памяти ту страшную брачную ночь, однако ничуть не бывало — все это до сих пор было с ней, отравляло душу.
— Орейн совсем не такой. Он добрый, и я… Я хотела всего лишь утешить его, приласкать. Мне казалось, ему этого так не хватает! К тому же он мне по сердцу…
Яни опять засмеялась, и Ромили подумала: что же здесь смешного? Однако возразить не посмела. Женщина ласково заглянула ей в глаза.
— Я так понимаю, ты еще девственница?
— И не стыжусь этого! — вспыхнула Ромили.
— Какая ты колючая! Ладно, сможешь жить по нашим правилам?
— Решу, когда вы сообщите мне, что это за устав.
— Ну, прежде всего все мы сестры, вне зависимости от происхождения. Сможешь ли ты быть нам сестрой? Ты должна напрочь забыть о сословных предрассудках — никаких «моя леди», «дамисела» здесь быть не может. Никого не волнует, где ты родилась — в благородном доме или в бедной хижине. Ты должна выполнять любую работу и не требовать к себе особого отношения. Если ты только полюбишь мужчину, то видеться с ним дозволяется тайно и — главное — соблюдать приличия, чтобы никто не посмел бросить нам обвинения в распутстве. Предупреждаю, мы не грязные девки, которые крутятся возле военных лагерей… Большинство из нас дают клятву в походе соблюдать полное целомудрие, хотя в этом отношении мы никого не принуждаем.
Все это звучало словно в сказке — именно эти условия были ей больше всего по душе. Никакого насилия, не давши слово — держись, а давши — крепись.
— Ты смогла бы дать такую клятву? — спросила Яндрия.
— Охотно.
— Кроме того, ты должна дать обет, что твой меч в любую минуту готов защитить каждую из наших сестер. В мирное ли время, на войне ли. Ты обязана будешь покарать любого мужчину, кто покусился бы на честь твоей сестры.