Страница:
— Может, вы проводите меня? — раздался чей-то голос у уха Ромили. Она тут же обернулась, рядом стоял Алдерик. — Я хочу взглянуть на лошадей. Все уверяют, что у вашего отца лучшая конюшня в округе. Я бы хотел обменять свою клячу на что-либо более резвое. Денег у меня немного, но, может, он согласится, если я поработаю у него некоторое время. Как вы считаете, его заинтересует подобное предложение? Я заметил, что ваш коридом совсем стар и слаб — мне по силам заменить его, пока лорд Макаран не найдет достойного управляющего, а старика можно было бы перевести на работы по дому.
Ромили удивленно заморгала — вроде бы совсем уверила себя, что этот молодой человек не иначе как принц из рода Хастуров, находящийся в изгнании, а он вдруг решил наняться в работники в обмен на коня! Ну и ну! Однако девушка вежливо ответила:
— Насчет этого вам лучше поговорить с ним лично. Что я могу посоветовать? Вообще-то мы держим несколько отличных лошадок, на вид неказистых, лорды на них внимания не обращают, а вот тем, кто победнее, они очень даже могут подойти. Возможно, какая-нибудь вам приглянется? Тем более если ее хорошенько обучить. Да вот, например. — Она указала на стоявшего поодаль неуклюжего коня, грязно-бурого, с черными пятнами. Даже грива у него росла клоками, да и хвост был, что называется, на боку. — Конечно, он немного костляв и особой красотой не блещет, но, если вас интересует надежность и выносливость, вы сразу поймете, что это очень сильное и умное животное. Даме он не подойдет, не придется по вкусу и какому-нибудь галантному франту, а вот бедному студенту в самый раз. Ему бы попасть в хорошие руки — он уж не подведет. Его отец был из самой лучшей нашей линии, к сожалению, мать попалась из отбракованных. Так что он не таких плохих кровей. Видите, каков уродец, одна масть чего стоит!
— Да, ноги у него сильные, — согласился Алдерик. — Но прежде я бы хотел взглянуть на его зубы. К тому же, кажется, он неустойчив под седлом.
— Точно, папа сначала хотел использовать его в упряжке — уж слишком он велик для большинства всадников. Но вы, — заметила она, — высокий мужчина, вам и лошадь нужна под стать. Объезжал его Руйвен, я сама ездила на нем, хотя… — сказала она с ехидной улыбкой, — отец об этом не знает. Надеюсь, вы не выдадите меня?
— А вы не можете, дамисела, лично показать, как управляться с этим иноходцем? — Алдерик с любопытством глянул на нее.
— Пусть сначала покупатели наглядятся на него. Может, кто решится сам удостовериться, что перед ним не страшила о четырех ногах, а прирожденный скакун, — ответила Ромили, потом после небольшой паузы продолжила: — Зря вы не верите! Неужели я бы посмела унизиться до того, чтобы попытаться обманом всучить вам негодный товар! Хотя, — на мгновение глаза их встретились, — как вы можете знать?..
— Что я могу знать, Ромили? — Алдерик даже не улыбнулся. Он был очень серьезен.
— Не важно… — замялась девушка, потом решительно заявила: — Даю вам слово, что этот конь достаточно резв. Правда, держать его надо в крепких руках. Норов у него — ого-го! Знаете, иной раз у меня складывается впечатление, что он даже чувством юмора обладает. Да-да, поверите ли, я иногда уверена, он ржет над людьми — над теми простаками, которые считают, что вполне достаточно влезть на коня, а тот уже сам все сделает. Он и Дарена сбросил на землю через две минуты, а вот отец может скакать на нем сколько угодно. Даже без уздечки, только седло и стремена… И тот слушается! Отец знает, как управляться с лошадьми…
— Я слышал, у вас такой же дар. — Алдерик еще раз заглянул ей в глаза. — Ладно, я поговорю с вашим отцом. Как вы считаете, согласится он обменять мою кобылу?
— Да, он всегда нуждается в лошадях со свежей кровью, — кивнула Ромили. — Как раз от таких получаются лучшие тягловые кони, которых мы потом продаем местным крестьянам. Эти люди больших денег не имеют, не могут завести себе конюшню, а без лошади в наших краях — никуда! Одна из наших кобыл совсем одряхлела, от нее уже не дождешься приплода. Отец почти задаром отдал ее одному старику, который живет поблизости. Он слишком беден, чтобы купить хорошего коня, а так и кобыла пристроена, и старик доволен. Легкая работа ей в радость. Не сомневаюсь, та же участь может ждать и вашу лошадь — если, конечно, она еще таскает ноги от старости…
— Нет, моя животинка пока ничего, — ответил Алдерик, — но беда в том, что на следующее лето я должен отправляться в Хеллеры. Даже в такую благодатную пору это нелегкий путь.
— В Хеллеры? Так далеко? — удивленно переспросила Ромили. Она не могла взять в толк, что бы могло понадобиться этому молодому человеку в диких, почти непроходимых горах, однако Алдерик резко сменил тему и задал вопрос еще до того, как девушка успела это выяснить.
— Знаете, я никак не ожидал, что юная девушка способна так хорошо разбираться в коневодстве. Откуда вы столько знаете?
— Я же из рода Макаранов, сэр. Работала вместе с отцом. Бок о бок… Когда стала постарше и могла усидеть в седле, отправлялась с ним на дальние пастбища, а когда Руйвен оставил… — Она запнулась — разве можно выносить сор из избы, разве можно упоминать при чужих, что старший брат сбежал к монахам и отцу не с кем, кроме старшей дочери, было разделить любовь к животным, которых он разводил и тренировал? Ромили на мгновение показалось, что стоявший рядом молодой человек понял ее без слов — с такой симпатией он улыбнулся.
— Мне нравится ваш отец, — тихо сказал Алдерик. — Он, конечно, грубоват, но справедлив. С детьми он обращается, как и подобает…
— Не так, как ваш отец?
Алдерик пожал плечами, задумался — глянул в высокое чистое небо, где у горизонта тянулись полупрозрачные перистые облачка. Они висели высоко-высоко и еле двигались — следовало затаиться, замереть, следить неотрывно, прежде чем можно было обнаружить их неспешный, неодолимый ход…
— С тех пор как я вырос из детских штанишек, я разговаривал с ним всего пару раз. Моя мать была выдана за него из династических соображений, между ними не было особой любви. Сомневаюсь, что они перекинулись хотя бы словом с тех пор, как была зачата моя сестра. Они живут отдельно и встречаются несколько раз в году только для того, чтобы решить какие-то формальные вопросы. Не более того… Мой отец — добрый человек. Здравомыслящий… Однако мне все время кажется, что, глядя на меня, отмечая мою схожесть с матерью, он словно не в состоянии переступить через какой-то порог в самом себе. Уже в детстве я был вынужден называть его «сир», а когда вырос — я уже упоминал об этом, — наши встречи можно по пальцам пересчитать. Я вам завидую, когда вижу, как Раэль, ни капельки не смущаясь, влезает к отцу на колени. Не могу не то чтобы припомнить — представить, чтобы я вот так же общался с отцом. Вы можете подойти к отцу, свободно выложить ему все, что у вас на сердце, — он выслушает вас, как старший товарищ, не прервет, не отмахнется… Пусть мой отец и выше по положению… — Он замолчал. На некоторое мгновение между ними повисла напряженная тишина, только потом он ослабевшим голосом закончил: — …и по знатности, я бы хотел, чтобы мне не приходилось постоянно обращаться к нему: «мой повелитель». Клянусь, я бы хотел на миг поменяться отцами.
— Лорд Макаран серьезно может прикинуть, какие выгоды сулит ему подобная сделка, — горько заметила Ромили, однако тут же пристыдила себя — зачем возводить напраслину, ведь отец любит ее. Пусть по-своему, без всяких нежностей, но любит, и она знала об этом. — Посмотрите, он сейчас стоит один, возле него нет покупателей. Самый момент подойти и поговорить насчет Краснокрылого. Согласится он обменять его на вашу лошадь?
— Благодарю, — промолвил Алдерик и отошел. Девин подозвал Ромили, чтобы она продемонстрировала, на что способны выдрессированные ею собаки. Девушка тут же забыла об Алдерике. Весь день она провела на ярмарке, показывая выучку сторожевых псов, рассказывая их родословные, сообщая данные из племенных книг — так и сыпала сведениями! — потом помогала сокольничему торговать ястребами. За все это время, где-то в полдень, Ромили удалось перехватить кусок хлеба с сыром и несколько орехов, которые она быстро проглотила в загоне, расположенном за конюшней, вместе с другими работниками Макарана. К тому моменту, когда вечером пошел дождь и гости начали разъезжаться по домам, она буквально валилась с ног. Девушка с трудом добралась до своей комнаты, однако ванна вернула ей силы, и, переодевшись в обыденный наряд — блузку и юбку, — она направилась в столовую на ужин. Уже в гостиной ей в нос ударил соблазнительный аромат жареного мяса и свежеиспеченного хлеба… Раэль за столом не давал никому слова молвить — все рассказывал, как он провел день, каких животных ему довелось повидать, — пока мать не одернула его:
— Тихо, Раэль, или отправишься ужинать в детскую. Здесь же есть люди постарше тебя, которым тоже надо перекинуться парой слов. Как прошел день, дорогой? — спросила она вошедшего Микела Макарана.
Тот молча сел за стол, долго устраивался на стуле, потом, явно не торопясь с ответом, отпил из кубка.
— В общем-то удачно. Мне удалось обменять Краснокрылого — замечательного коня для того, кто понимает толк в лошадях и смотрит не на масть. Это с твоей подачи, Ромили? Дом Алдерик так мне сказал… — Он наградил дочь улыбкой.
— Я правильно поступила? Папа, мне бы не хотелось вмешиваться в мужские дела, но мне показалось, что для дома Алдерика он будет как раз впору, — ответила она нерешительно. Оглядела стол, Дарена и его друга еще не было. Тогда Ромили закончила: — Он сказал, что у него туго с деньгами, вот я и подумала, что подобный обмен то, что нам надо.
— Я рад, что ты так толково все придумала. Мне очень хотелось, чтобы Краснокрылый попал в надежные руки. Вряд ли кто-нибудь способен управиться с ним, но молодому Кастамиру, думаю, это удастся. Спасибо, дочь.
— И вот еще что, — строго добавила Люсьела. — Этот год — последний, который Ромили проводит в поле, на ярмарке среди мужчин. Хватит демонстрировать ястребов и лошадей!.. Микел, она уже взрослая женщина!..
— Ну, это не страшно, — улыбнулся Макаран. — У меня есть новости. Ромили, дорогая, тебе уже известно, что ты вошла в брачный возраст. Я никогда не думал, что тебе выпадет такая удача — сам дом Гарис просил твоей руки, и я ответил ему — да!
Ромили почувствовала, как ледяная рука сжала ее горло.
— Отец! — выкрикнула она. В этот момент Люсьела и Мэйлина начали возбужденно перешептываться. — Только не дом Гарис!
— Давай, давай, — понимающе улыбнулся Микел. — Уверен, что ты еще никому не успела вручить свое сердце, так почему бы не он? Манфред Сторн совсем сопляк, ему рано еще жениться. Вот я и подумал: почему бы не дом Гарис? Ты дружна с Дарисой и рада будешь вступить в семью, где тебя встретит лучшая подруга…
— Я считала, что, может быть, Синил?..
— Он со своими шуточками какой-то легкомысленный, — пренебрежительно ответил Макаран. — Я вполне могу перегнуть его через колено и отшлепать, как мальчишку. Послушай, зачем выходить за самого младшего сына в семье, когда тебе делает предложение наследник?
Вспомнив о том, что случилось в галерее, Ромили почувствовала, как ее сердечко внезапно ухнуло в пропасть и там замерло, затаилось… «Я просто испытывал вас. Теперь я вижу, вы порядочная девушка…» Итак, решила Ромили, если бы дом Гарис был достаточно хорош для нее, чтобы подарить ему поцелуй, то тогда он бы не рискнул жениться на ней. Выходит, замужество — это своего рода награда за примерное поведение? А поскольку она откровенно выказала отвращение, которое испытывает к нему, он тем более заинтересовался. В глазах Ромили заиграли бешеные огоньки, но устраивать скандал здесь, в присутствии отца, всей семьи?.. Она взяла себя в руки.
— Отец, — твердо и спокойно сказала Ромили, — я ненавижу его. Пожалуйста, не выдавайте меня за него замуж.
— Ромили! — воскликнула Мэйлина. — Как ты не понимаешь? Ведь ты же будешь леди Скатфелл!.. Ведь он же законный наследник поместья, а возможно, и земель Алдаранов. И такой день может наступить!.. Ведь семья Алдаран — это только ветвь Хастуров.
Микел Макаран жестом принудил младшую дочь примолкнуть.
— Роми! — членораздельно и веско выговорил он. — Женитьба — это очень серьезный шаг, он не может быть отдан на волю случая, тем более каприза. Я выбрал для тебя достойную партию.
— Ага, он уже похоронил трех жен, и все они скончались при родах. И не так уж он молод!..
— Это потому, что он женился на девушках из рода Алдаранов, — ответил отец. — Любой коннозаводчик объяснит тебе, чем могут кончиться браки между близкими родственниками. В тебе же нет ни капли крови рода Алдаранов, и ты, возможно, родишь ему наконец здоровых детей.
Ромили припомнился разговор с Дарисой, ведь подруга была не намного старше ее, а теперь как она выглядит? Раздувшаяся, бесформенная туша, вся колыхается при ходьбе!.. Тьфу!.. К тому же если отцом ее детей станет дом Гарис с его сладким голосочком, вечно потными руками, маслеными глазками… У нее в полном смысле слова подкосились ноги. Она почувствовала, что, прикажи ей сейчас встать, она рухнет на пол.
— Больше не о чем говорить, — заявил отец и прихлопнул ладонью по столу. — Все девицы глупы, все верят, что им самим лучше известно, какой мужчина подходит им более всего, но стоит только довериться их выбору, и все полетит в тартарары! Вот почему нам, старшим и опытным, доверено подумать над тем, как устроить их жизнь. Я не собираюсь объявлять о свадьбе ранее сбора урожая. Я не хочу торопиться с женитьбой, но после того, как с полей будет убран последний колосок, ты станешь женой дома Гариса. И хватит об этом.
— Значит, ты выгодно продал меня! Так же, как продаешь коней или собак, не правда ли? — промолвила с горечью Ромили. — Значит, теперь ты занялся торговлей дочерьми? Скажи, отец, дом Гарис предложил хорошую цену?
Кровь прихлынула к лицу Микела, и Ромили угадала, что попала в больное место.
Отец резко бросил:
— Я не слышал этих наглых слов, дочь моя.
В любом деле должна быть соблюдена мера.
— Я не сомневаюсь в этом! — Ромили не имела намерения заканчивать разговор. — Конечно, куда легче торговать конями, собаками и ястребами — они не могут перечить. Ты можешь поступать с ними, как твоей душеньке угодно.
Микел Макаран открыл было рот, чтобы ответить дочери, и замер, только смерил ее тяжелым, пронзительным взглядом. Потом обратился к Люсьеле:
— Жена! В ваши обязанности входит призвать к порядку моих дочерей. Вы должны глаз с них не спускать! Взгляните, что получается. Скандал, не так ли? Я продолжу обед в компании коридома, мне не к лицу выслушивать все это за столом.
Он поднялся и, тяжело ступая, вышел из столовой.
Ромили бросилась к Люсьеле, рухнула на колени, уткнулась лицом в подол ее платья.
— Мама! — зарыдала она. — Неужели вы выдадите меня за этого… за этого… — После короткой запинки она выговорила: — …слизняка? Он же вылитый… этот… который ползает по трупу… по трупу… у которого дюжина ног…
Люсьела погладила ее по голове, потом задумчиво посмотрела в угол комнаты.
— Ну же, ну же, девочка, — с трудом, шепотом, выговорила она. — Все это не так страшно, как ты думаешь. Ты же сама сказала дому Алдерику — вспомни, — что надо смотреть в корень, не судить по внешнему виду. Дом Гарис — хороший, уважаемый человек. В твоем возрасте я уже родила своего первого ребенка, и твоя родная мать тоже. Роми, ну, Роми, не надо плакать, — беспомощно промолвила женщина.
Ромили внезапно поняла, что мачеха ей не заступница — Люсьела никогда не перечила отцу. Она просто не способна на это.
Выхода не было!
И в комнате, и катаясь верхом с Пречиозой на луке седла, она мучительно размышляла: что делать? Казалось, ее загнали в капкан. Отец еще ни разу не изменил своего решения. Он даже слышать не хотел о том, чтобы простить Руйвена, а ведь Дарен пытался просить за брата. Если что-то вобьет в голову, клещами не вытащить. Никогда он не нарушит слово, данное дому Гарису. А может, сам Гарет из Скатфелла возьмет назад свое предложение? Ни за что! Пусть небо упадет ему на голову, но он не отступится. Это было так очевидно, что Ромили, обдумывая и такой поворот событий, сразу мрачнела, слезы сами собой навертывались на глаза. Случалось, правда, что иной раз мачеха или воспитательница пытались убедить отца, что то или иное решение неверно, особенно когда он наказывал детей; но Ромили что-то не слышала, чтобы он прислушался к голосам женщин или доводам рассудка. Сказал — как отрезал! Пусть даже Микел сознавал, что перегнул палку или неумеренно поддался чувству… По всем холмам Киллгард было известно, что слово Макарана ни в чем не уступает слову Хастуров. Оно крепче железа. Ему верили всегда, Макарану не надо было писать долговых обязательств или клясться на мече.
Что, если она бросит вызов отцу? Так уже случалось, и у Ромили внутри все трепетало, когда она задумывалась о том гневе, какой вызовет у него ее отказ. И все равно, даже перехлестывающая все границы ярость Микела казалась ей более терпимым наказанием, чем ежедневные, ежечасные прикосновения наглого, торжествующего Гариса, исполнение супружеских обязанностей… Просто отец не знает, что представляет собой этот человек. Тут ее внезапно пронзила мысль, что отец даже не поймет ее. Ему это просто не дано! Он не в состоянии ощутить, что может чувствовать женщина, оказавшаяся в руках у Гариса Алдарана.
«Да меня просто вырвет, когда он прикоснется ко мне!» Пусть отец выйдет из себя, пусть придумает что хочет, выберет любое наказание, но она еще раз поговорит с ним.
Ромили нашла лорда Макарана в конюшне — тот наблюдал, как мальчишка, помощник конюха, делал припарку черному пони, который разбил колено, упав во дворе. Момент был неблагоприятный — отец выглядел мрачным, задумчивым.
— Накладывай повязку повыше, — наставлял он подростка. — Горячее и холодное в течение по меньшей мере двух часов, потом посыпь бинт порошком каралы[18] и крепко перебинтуй сустав. Следи, чтобы он не лез в грязь. Каждые несколько часов меняй соломенную подстилку. Все должно быть чисто. Чертов пони, как это его угораздило! Лечи не лечи, но если он потом все равно будет беречь ногу, придется продать его с убытком или использовать только на легких работах. Оставляю его на твое попечение. Если животное не поправится, я с тебя шкуру спущу. Слышал, ты, мошенник? Это по твоей милости он упал.
Парнишка было попытался протестовать, но хозяин жестом приказал ему заткнуться.
— Не надо мне сказки рассказывать, я сам видел, как ты скакал на нем по камням. Чертов осел! Мне бы следовало запереть тебя в подвал и посадить на сорок дней на хлеб и воду.
В этот момент он повернулся и увидел Ромили.
— Что тебе надо на конюшне, девочка?
— Я тебя искала, отец, — ответила девушка. Она изо всех сил старалась, чтобы голос ее звучал твердо, достойно. — Я хотела бы поговорить с тобой. Если, конечно, у тебя есть время.
— Время, говоришь? Да мне все утро ничего в голову не лезет, кроме этого пони. Надо же так ногу расквасить. Убыток на убытке!..
Тем не менее он не спеша вышел из конюшни и прислонился спиной к столбу ограды.
— В чем дело, девочка?
В горле встал комок. Ромили никак не могла решиться заговорить, и она несколько минут смотрела вдаль. В легкой голубоватой дымке просматривались горы, ближе расстилалась долина, поросшая сочной травой. Там, невдалеке, на выгоне, паслись племенные кобылы. Безмятежно пощипывали траву… Многие уже совсем старые… Служанки из домашней челяди стирали белье у ручья. В большом котле, подвешенном над дымящимся костерком, что-то кипело и булькало… Как все эти незамысловатые сценки были ей дороги! Помнится, она как угорелая носилась по выгону, все пыталась заглянуть в котел, подбрасывала ветки в огонь… Теперь это придется оставить, податься в чужие края. Зачем?
«Соколиная лужайка» была дорога Ромили, как, впрочем, любому из детей Микела, а теперь, выходит, пора замуж и прощайте горы, долина? Ради чего? Любой из ее братьев с радостью остался бы здесь, так бы и прожил жизнь рядом с этими холмами, кобылами, ручьем, собаками… Даже Руйвен, который сбежал из родных мест, мог бы остаться здесь навсегда. Почему он выбрал такой путь? И Дарена тоже тянет вдаль, не такой уж охотник до отцовского наследства.
Почему, ну почему у братьев все наперекосяк? Теперь и до нее это проклятье докатилось. Слезы навернулись на глаза, Ромили отчаянно заморгала — не хватало еще разреветься! Ну почему ей нельзя остаться здесь, стать наследницей? Она бы привела сюда мужа — это куда лучше, чем уезжать куда-то на сторону, да еще к ненавистному супругу…
— Так что же случилось, дочь? — мягко переспросил отец, и Ромили поняла, что он заметил ее слезы.
Девушка кашлянула, попробовала голос, потом сказала:
— Отец, спору нет, я, конечно, должна выйти замуж. Мне это известно лучше, чем кому бы то ни было. И мне радостно было бы подчиниться твоей воле, но… но почему именно дом Гарис? Я просто ненавижу его! Я его терпеть не могу!.. Он же похож на жабу. — Она почти выкрикнула последние слова, но тут же спохватилась, заставила себя успокоиться. Ее голос не должен срываться на крик — будет только хуже.
Отец понимающе покивал.
— Я долго пытался подобрать тебе самую лучшую пару. Делал все, что в моих силах. И думаю, что в этом случае не ошибся. Он наследник Скатфелла, Роми, и не так далек от титула лорда Алдарана. Если, конечно, старый лорд умрет бездетным. А откуда у него могут взяться дети? Я ведь небогатый человек и не могу выделить тебе большое приданое, а Скатфеллы состоятельны настолько, что им в общем-то безразлично, что ты принесешь с собой. Дому Гарису просто нужна жена.
— Он уже трех вогнал в могилу, — в отчаянии воскликнула Ромили, — а теперь собирается жениться на девочке, которой только-только исполнилось пятнадцать!..
— Одну причину он сам просил довести до твоего сведения. Беда в том, что прежние жены были слабы здоровьем и приходились ему близкими родственницами. Он хочет взять жену из другого дома. Если ты родишь ему здорового сына, это будет большая удача для тебя. Дом Гарис исполнит все, что ты пожелаешь.
— А если нет? Если я умру, то никому не будет интересно, была ли я счастлива или нет! — воскликнула Ромили, и слезы ручьем хлынули из ее глаз. — Отец, я просто не могу! Я не в состоянии выйти за него замуж, он вызывает у меня отвращение. О папа, я не пытаюсь оспорить твое решение, я с охотой стану женой кого угодно, хоть Синила, хоть дома Алдерика…
— Алдерика? Хе-хе… — Отец взял ее за подбородок и, подняв голову, заглянул в лицо. — Теперь скажи мне правду, девочка. Дом Гарис желает, чтобы ты была чиста и невинна. Уж не этот ли надменный отпрыск Кастамиров взволновал твои чувства, дочь? Уж не соблазнил ли он тебя, этот гость, пробравшийся под теплую крышу?..
— Дом Алдерик ни разу ни словом, ни жестом, ни поступком не выказал мне неуважения. Так что твои подозрения необоснованны. Я ни разу не встречалась с ним с глазу на глаз — только в присутствии матери, тебя или Дарена, — возмутилась Ромили. — Я упомянула его только потому, что не испытываю к нему отвращения. Ни к нему, ни к Синилу, ни к любому другому здоровому молодому человеку, который был бы чуть постарше меня или одного со мною возраста. Но этот… этот скользкий… — Она даже договорить не смогла — сжала губы, чтобы не вскрикнуть, только пальцы ее непроизвольно сжались и разжались.
— Ромили, — мягко сказал отец, придерживая ее подбородок. — Дом Гарис не так стар, как тебе кажется, ведь не старика-лорда я выбрал тебе в мужья. Послушай, он не какой-нибудь сумасброд, который неизвестно что выкинет, не пьяница, не азартный игрок, не безумный мот, готовый растранжирить все, что попадет под руку. Я знаю Гариса с младенчества — он добрый малый. Честный, хорошего рода. Тебе не следует задирать нос перед ним. Красота скоро поблекнет, но честь и гордое, благородное имя, полученное при рождении, не поблекнут никогда. Тем более покладистый, несклочный характер. Именно такого мужа я искал для тебя, Роми. Ты еще глупа и не видишь дальше собственного носа. Тебя влекут красавчики и ловкие танцоры, а мы, родители, смотрим глубже. Опыт нам это позволяет! Прожитые годы, они вот тут, — он похлопал себя по шее, — скапливаются. Вот где хомутом висят…
О чем здесь говорить! — обреченно подумала Ромили. Ну упомяну ему о сцене в галерее — ну и что из этого? Проймешь его этим, что ли? Но и помалкивать было невмоготу — вроде бы отец пытался убедить ее, старался достучаться до ее умишка, почему бы не попытаться добраться до его рассудка?
— Он… он так смотрел на меня… ну, будто я голая… И когда мы танцевали, когда он положил на меня свои руки…
Отец нахмурился, опасливо глянул по сторонам. Девушка догадалась, что и его смутила эта новость. Однако он нашел оправдания. И очень быстро…
— Мужчине нужна жена. Когда вы поженитесь, Гарису не будет нужды поступать так. Наконец, ты знаешь, что он не… — отец смущенно кашлянул и нервно потер руки, — не дамский угодник и… до мужчин ему тоже нет дела. Он не бросит тебя ради какого-нибудь симпатичного паренька из дворцовой стражи. Я думаю, он будет тебе хорошим мужем, Роми. Он, может, немного неуклюж и не знает, как вести себя с тобой, но все придет со временем. Стерпится — слюбится, вы будете счастливы.
Ромили удивленно заморгала — вроде бы совсем уверила себя, что этот молодой человек не иначе как принц из рода Хастуров, находящийся в изгнании, а он вдруг решил наняться в работники в обмен на коня! Ну и ну! Однако девушка вежливо ответила:
— Насчет этого вам лучше поговорить с ним лично. Что я могу посоветовать? Вообще-то мы держим несколько отличных лошадок, на вид неказистых, лорды на них внимания не обращают, а вот тем, кто победнее, они очень даже могут подойти. Возможно, какая-нибудь вам приглянется? Тем более если ее хорошенько обучить. Да вот, например. — Она указала на стоявшего поодаль неуклюжего коня, грязно-бурого, с черными пятнами. Даже грива у него росла клоками, да и хвост был, что называется, на боку. — Конечно, он немного костляв и особой красотой не блещет, но, если вас интересует надежность и выносливость, вы сразу поймете, что это очень сильное и умное животное. Даме он не подойдет, не придется по вкусу и какому-нибудь галантному франту, а вот бедному студенту в самый раз. Ему бы попасть в хорошие руки — он уж не подведет. Его отец был из самой лучшей нашей линии, к сожалению, мать попалась из отбракованных. Так что он не таких плохих кровей. Видите, каков уродец, одна масть чего стоит!
— Да, ноги у него сильные, — согласился Алдерик. — Но прежде я бы хотел взглянуть на его зубы. К тому же, кажется, он неустойчив под седлом.
— Точно, папа сначала хотел использовать его в упряжке — уж слишком он велик для большинства всадников. Но вы, — заметила она, — высокий мужчина, вам и лошадь нужна под стать. Объезжал его Руйвен, я сама ездила на нем, хотя… — сказала она с ехидной улыбкой, — отец об этом не знает. Надеюсь, вы не выдадите меня?
— А вы не можете, дамисела, лично показать, как управляться с этим иноходцем? — Алдерик с любопытством глянул на нее.
— Пусть сначала покупатели наглядятся на него. Может, кто решится сам удостовериться, что перед ним не страшила о четырех ногах, а прирожденный скакун, — ответила Ромили, потом после небольшой паузы продолжила: — Зря вы не верите! Неужели я бы посмела унизиться до того, чтобы попытаться обманом всучить вам негодный товар! Хотя, — на мгновение глаза их встретились, — как вы можете знать?..
— Что я могу знать, Ромили? — Алдерик даже не улыбнулся. Он был очень серьезен.
— Не важно… — замялась девушка, потом решительно заявила: — Даю вам слово, что этот конь достаточно резв. Правда, держать его надо в крепких руках. Норов у него — ого-го! Знаете, иной раз у меня складывается впечатление, что он даже чувством юмора обладает. Да-да, поверите ли, я иногда уверена, он ржет над людьми — над теми простаками, которые считают, что вполне достаточно влезть на коня, а тот уже сам все сделает. Он и Дарена сбросил на землю через две минуты, а вот отец может скакать на нем сколько угодно. Даже без уздечки, только седло и стремена… И тот слушается! Отец знает, как управляться с лошадьми…
— Я слышал, у вас такой же дар. — Алдерик еще раз заглянул ей в глаза. — Ладно, я поговорю с вашим отцом. Как вы считаете, согласится он обменять мою кобылу?
— Да, он всегда нуждается в лошадях со свежей кровью, — кивнула Ромили. — Как раз от таких получаются лучшие тягловые кони, которых мы потом продаем местным крестьянам. Эти люди больших денег не имеют, не могут завести себе конюшню, а без лошади в наших краях — никуда! Одна из наших кобыл совсем одряхлела, от нее уже не дождешься приплода. Отец почти задаром отдал ее одному старику, который живет поблизости. Он слишком беден, чтобы купить хорошего коня, а так и кобыла пристроена, и старик доволен. Легкая работа ей в радость. Не сомневаюсь, та же участь может ждать и вашу лошадь — если, конечно, она еще таскает ноги от старости…
— Нет, моя животинка пока ничего, — ответил Алдерик, — но беда в том, что на следующее лето я должен отправляться в Хеллеры. Даже в такую благодатную пору это нелегкий путь.
— В Хеллеры? Так далеко? — удивленно переспросила Ромили. Она не могла взять в толк, что бы могло понадобиться этому молодому человеку в диких, почти непроходимых горах, однако Алдерик резко сменил тему и задал вопрос еще до того, как девушка успела это выяснить.
— Знаете, я никак не ожидал, что юная девушка способна так хорошо разбираться в коневодстве. Откуда вы столько знаете?
— Я же из рода Макаранов, сэр. Работала вместе с отцом. Бок о бок… Когда стала постарше и могла усидеть в седле, отправлялась с ним на дальние пастбища, а когда Руйвен оставил… — Она запнулась — разве можно выносить сор из избы, разве можно упоминать при чужих, что старший брат сбежал к монахам и отцу не с кем, кроме старшей дочери, было разделить любовь к животным, которых он разводил и тренировал? Ромили на мгновение показалось, что стоявший рядом молодой человек понял ее без слов — с такой симпатией он улыбнулся.
— Мне нравится ваш отец, — тихо сказал Алдерик. — Он, конечно, грубоват, но справедлив. С детьми он обращается, как и подобает…
— Не так, как ваш отец?
Алдерик пожал плечами, задумался — глянул в высокое чистое небо, где у горизонта тянулись полупрозрачные перистые облачка. Они висели высоко-высоко и еле двигались — следовало затаиться, замереть, следить неотрывно, прежде чем можно было обнаружить их неспешный, неодолимый ход…
— С тех пор как я вырос из детских штанишек, я разговаривал с ним всего пару раз. Моя мать была выдана за него из династических соображений, между ними не было особой любви. Сомневаюсь, что они перекинулись хотя бы словом с тех пор, как была зачата моя сестра. Они живут отдельно и встречаются несколько раз в году только для того, чтобы решить какие-то формальные вопросы. Не более того… Мой отец — добрый человек. Здравомыслящий… Однако мне все время кажется, что, глядя на меня, отмечая мою схожесть с матерью, он словно не в состоянии переступить через какой-то порог в самом себе. Уже в детстве я был вынужден называть его «сир», а когда вырос — я уже упоминал об этом, — наши встречи можно по пальцам пересчитать. Я вам завидую, когда вижу, как Раэль, ни капельки не смущаясь, влезает к отцу на колени. Не могу не то чтобы припомнить — представить, чтобы я вот так же общался с отцом. Вы можете подойти к отцу, свободно выложить ему все, что у вас на сердце, — он выслушает вас, как старший товарищ, не прервет, не отмахнется… Пусть мой отец и выше по положению… — Он замолчал. На некоторое мгновение между ними повисла напряженная тишина, только потом он ослабевшим голосом закончил: — …и по знатности, я бы хотел, чтобы мне не приходилось постоянно обращаться к нему: «мой повелитель». Клянусь, я бы хотел на миг поменяться отцами.
— Лорд Макаран серьезно может прикинуть, какие выгоды сулит ему подобная сделка, — горько заметила Ромили, однако тут же пристыдила себя — зачем возводить напраслину, ведь отец любит ее. Пусть по-своему, без всяких нежностей, но любит, и она знала об этом. — Посмотрите, он сейчас стоит один, возле него нет покупателей. Самый момент подойти и поговорить насчет Краснокрылого. Согласится он обменять его на вашу лошадь?
— Благодарю, — промолвил Алдерик и отошел. Девин подозвал Ромили, чтобы она продемонстрировала, на что способны выдрессированные ею собаки. Девушка тут же забыла об Алдерике. Весь день она провела на ярмарке, показывая выучку сторожевых псов, рассказывая их родословные, сообщая данные из племенных книг — так и сыпала сведениями! — потом помогала сокольничему торговать ястребами. За все это время, где-то в полдень, Ромили удалось перехватить кусок хлеба с сыром и несколько орехов, которые она быстро проглотила в загоне, расположенном за конюшней, вместе с другими работниками Макарана. К тому моменту, когда вечером пошел дождь и гости начали разъезжаться по домам, она буквально валилась с ног. Девушка с трудом добралась до своей комнаты, однако ванна вернула ей силы, и, переодевшись в обыденный наряд — блузку и юбку, — она направилась в столовую на ужин. Уже в гостиной ей в нос ударил соблазнительный аромат жареного мяса и свежеиспеченного хлеба… Раэль за столом не давал никому слова молвить — все рассказывал, как он провел день, каких животных ему довелось повидать, — пока мать не одернула его:
— Тихо, Раэль, или отправишься ужинать в детскую. Здесь же есть люди постарше тебя, которым тоже надо перекинуться парой слов. Как прошел день, дорогой? — спросила она вошедшего Микела Макарана.
Тот молча сел за стол, долго устраивался на стуле, потом, явно не торопясь с ответом, отпил из кубка.
— В общем-то удачно. Мне удалось обменять Краснокрылого — замечательного коня для того, кто понимает толк в лошадях и смотрит не на масть. Это с твоей подачи, Ромили? Дом Алдерик так мне сказал… — Он наградил дочь улыбкой.
— Я правильно поступила? Папа, мне бы не хотелось вмешиваться в мужские дела, но мне показалось, что для дома Алдерика он будет как раз впору, — ответила она нерешительно. Оглядела стол, Дарена и его друга еще не было. Тогда Ромили закончила: — Он сказал, что у него туго с деньгами, вот я и подумала, что подобный обмен то, что нам надо.
— Я рад, что ты так толково все придумала. Мне очень хотелось, чтобы Краснокрылый попал в надежные руки. Вряд ли кто-нибудь способен управиться с ним, но молодому Кастамиру, думаю, это удастся. Спасибо, дочь.
— И вот еще что, — строго добавила Люсьела. — Этот год — последний, который Ромили проводит в поле, на ярмарке среди мужчин. Хватит демонстрировать ястребов и лошадей!.. Микел, она уже взрослая женщина!..
— Ну, это не страшно, — улыбнулся Макаран. — У меня есть новости. Ромили, дорогая, тебе уже известно, что ты вошла в брачный возраст. Я никогда не думал, что тебе выпадет такая удача — сам дом Гарис просил твоей руки, и я ответил ему — да!
Ромили почувствовала, как ледяная рука сжала ее горло.
— Отец! — выкрикнула она. В этот момент Люсьела и Мэйлина начали возбужденно перешептываться. — Только не дом Гарис!
— Давай, давай, — понимающе улыбнулся Микел. — Уверен, что ты еще никому не успела вручить свое сердце, так почему бы не он? Манфред Сторн совсем сопляк, ему рано еще жениться. Вот я и подумал: почему бы не дом Гарис? Ты дружна с Дарисой и рада будешь вступить в семью, где тебя встретит лучшая подруга…
— Я считала, что, может быть, Синил?..
— Он со своими шуточками какой-то легкомысленный, — пренебрежительно ответил Макаран. — Я вполне могу перегнуть его через колено и отшлепать, как мальчишку. Послушай, зачем выходить за самого младшего сына в семье, когда тебе делает предложение наследник?
Вспомнив о том, что случилось в галерее, Ромили почувствовала, как ее сердечко внезапно ухнуло в пропасть и там замерло, затаилось… «Я просто испытывал вас. Теперь я вижу, вы порядочная девушка…» Итак, решила Ромили, если бы дом Гарис был достаточно хорош для нее, чтобы подарить ему поцелуй, то тогда он бы не рискнул жениться на ней. Выходит, замужество — это своего рода награда за примерное поведение? А поскольку она откровенно выказала отвращение, которое испытывает к нему, он тем более заинтересовался. В глазах Ромили заиграли бешеные огоньки, но устраивать скандал здесь, в присутствии отца, всей семьи?.. Она взяла себя в руки.
— Отец, — твердо и спокойно сказала Ромили, — я ненавижу его. Пожалуйста, не выдавайте меня за него замуж.
— Ромили! — воскликнула Мэйлина. — Как ты не понимаешь? Ведь ты же будешь леди Скатфелл!.. Ведь он же законный наследник поместья, а возможно, и земель Алдаранов. И такой день может наступить!.. Ведь семья Алдаран — это только ветвь Хастуров.
Микел Макаран жестом принудил младшую дочь примолкнуть.
— Роми! — членораздельно и веско выговорил он. — Женитьба — это очень серьезный шаг, он не может быть отдан на волю случая, тем более каприза. Я выбрал для тебя достойную партию.
— Ага, он уже похоронил трех жен, и все они скончались при родах. И не так уж он молод!..
— Это потому, что он женился на девушках из рода Алдаранов, — ответил отец. — Любой коннозаводчик объяснит тебе, чем могут кончиться браки между близкими родственниками. В тебе же нет ни капли крови рода Алдаранов, и ты, возможно, родишь ему наконец здоровых детей.
Ромили припомнился разговор с Дарисой, ведь подруга была не намного старше ее, а теперь как она выглядит? Раздувшаяся, бесформенная туша, вся колыхается при ходьбе!.. Тьфу!.. К тому же если отцом ее детей станет дом Гарис с его сладким голосочком, вечно потными руками, маслеными глазками… У нее в полном смысле слова подкосились ноги. Она почувствовала, что, прикажи ей сейчас встать, она рухнет на пол.
— Больше не о чем говорить, — заявил отец и прихлопнул ладонью по столу. — Все девицы глупы, все верят, что им самим лучше известно, какой мужчина подходит им более всего, но стоит только довериться их выбору, и все полетит в тартарары! Вот почему нам, старшим и опытным, доверено подумать над тем, как устроить их жизнь. Я не собираюсь объявлять о свадьбе ранее сбора урожая. Я не хочу торопиться с женитьбой, но после того, как с полей будет убран последний колосок, ты станешь женой дома Гариса. И хватит об этом.
— Значит, ты выгодно продал меня! Так же, как продаешь коней или собак, не правда ли? — промолвила с горечью Ромили. — Значит, теперь ты занялся торговлей дочерьми? Скажи, отец, дом Гарис предложил хорошую цену?
Кровь прихлынула к лицу Микела, и Ромили угадала, что попала в больное место.
Отец резко бросил:
— Я не слышал этих наглых слов, дочь моя.
В любом деле должна быть соблюдена мера.
— Я не сомневаюсь в этом! — Ромили не имела намерения заканчивать разговор. — Конечно, куда легче торговать конями, собаками и ястребами — они не могут перечить. Ты можешь поступать с ними, как твоей душеньке угодно.
Микел Макаран открыл было рот, чтобы ответить дочери, и замер, только смерил ее тяжелым, пронзительным взглядом. Потом обратился к Люсьеле:
— Жена! В ваши обязанности входит призвать к порядку моих дочерей. Вы должны глаз с них не спускать! Взгляните, что получается. Скандал, не так ли? Я продолжу обед в компании коридома, мне не к лицу выслушивать все это за столом.
Он поднялся и, тяжело ступая, вышел из столовой.
Ромили бросилась к Люсьеле, рухнула на колени, уткнулась лицом в подол ее платья.
— Мама! — зарыдала она. — Неужели вы выдадите меня за этого… за этого… — После короткой запинки она выговорила: — …слизняка? Он же вылитый… этот… который ползает по трупу… по трупу… у которого дюжина ног…
Люсьела погладила ее по голове, потом задумчиво посмотрела в угол комнаты.
— Ну же, ну же, девочка, — с трудом, шепотом, выговорила она. — Все это не так страшно, как ты думаешь. Ты же сама сказала дому Алдерику — вспомни, — что надо смотреть в корень, не судить по внешнему виду. Дом Гарис — хороший, уважаемый человек. В твоем возрасте я уже родила своего первого ребенка, и твоя родная мать тоже. Роми, ну, Роми, не надо плакать, — беспомощно промолвила женщина.
Ромили внезапно поняла, что мачеха ей не заступница — Люсьела никогда не перечила отцу. Она просто не способна на это.
Выхода не было!
И в комнате, и катаясь верхом с Пречиозой на луке седла, она мучительно размышляла: что делать? Казалось, ее загнали в капкан. Отец еще ни разу не изменил своего решения. Он даже слышать не хотел о том, чтобы простить Руйвена, а ведь Дарен пытался просить за брата. Если что-то вобьет в голову, клещами не вытащить. Никогда он не нарушит слово, данное дому Гарису. А может, сам Гарет из Скатфелла возьмет назад свое предложение? Ни за что! Пусть небо упадет ему на голову, но он не отступится. Это было так очевидно, что Ромили, обдумывая и такой поворот событий, сразу мрачнела, слезы сами собой навертывались на глаза. Случалось, правда, что иной раз мачеха или воспитательница пытались убедить отца, что то или иное решение неверно, особенно когда он наказывал детей; но Ромили что-то не слышала, чтобы он прислушался к голосам женщин или доводам рассудка. Сказал — как отрезал! Пусть даже Микел сознавал, что перегнул палку или неумеренно поддался чувству… По всем холмам Киллгард было известно, что слово Макарана ни в чем не уступает слову Хастуров. Оно крепче железа. Ему верили всегда, Макарану не надо было писать долговых обязательств или клясться на мече.
Что, если она бросит вызов отцу? Так уже случалось, и у Ромили внутри все трепетало, когда она задумывалась о том гневе, какой вызовет у него ее отказ. И все равно, даже перехлестывающая все границы ярость Микела казалась ей более терпимым наказанием, чем ежедневные, ежечасные прикосновения наглого, торжествующего Гариса, исполнение супружеских обязанностей… Просто отец не знает, что представляет собой этот человек. Тут ее внезапно пронзила мысль, что отец даже не поймет ее. Ему это просто не дано! Он не в состоянии ощутить, что может чувствовать женщина, оказавшаяся в руках у Гариса Алдарана.
«Да меня просто вырвет, когда он прикоснется ко мне!» Пусть отец выйдет из себя, пусть придумает что хочет, выберет любое наказание, но она еще раз поговорит с ним.
Ромили нашла лорда Макарана в конюшне — тот наблюдал, как мальчишка, помощник конюха, делал припарку черному пони, который разбил колено, упав во дворе. Момент был неблагоприятный — отец выглядел мрачным, задумчивым.
— Накладывай повязку повыше, — наставлял он подростка. — Горячее и холодное в течение по меньшей мере двух часов, потом посыпь бинт порошком каралы[18] и крепко перебинтуй сустав. Следи, чтобы он не лез в грязь. Каждые несколько часов меняй соломенную подстилку. Все должно быть чисто. Чертов пони, как это его угораздило! Лечи не лечи, но если он потом все равно будет беречь ногу, придется продать его с убытком или использовать только на легких работах. Оставляю его на твое попечение. Если животное не поправится, я с тебя шкуру спущу. Слышал, ты, мошенник? Это по твоей милости он упал.
Парнишка было попытался протестовать, но хозяин жестом приказал ему заткнуться.
— Не надо мне сказки рассказывать, я сам видел, как ты скакал на нем по камням. Чертов осел! Мне бы следовало запереть тебя в подвал и посадить на сорок дней на хлеб и воду.
В этот момент он повернулся и увидел Ромили.
— Что тебе надо на конюшне, девочка?
— Я тебя искала, отец, — ответила девушка. Она изо всех сил старалась, чтобы голос ее звучал твердо, достойно. — Я хотела бы поговорить с тобой. Если, конечно, у тебя есть время.
— Время, говоришь? Да мне все утро ничего в голову не лезет, кроме этого пони. Надо же так ногу расквасить. Убыток на убытке!..
Тем не менее он не спеша вышел из конюшни и прислонился спиной к столбу ограды.
— В чем дело, девочка?
В горле встал комок. Ромили никак не могла решиться заговорить, и она несколько минут смотрела вдаль. В легкой голубоватой дымке просматривались горы, ближе расстилалась долина, поросшая сочной травой. Там, невдалеке, на выгоне, паслись племенные кобылы. Безмятежно пощипывали траву… Многие уже совсем старые… Служанки из домашней челяди стирали белье у ручья. В большом котле, подвешенном над дымящимся костерком, что-то кипело и булькало… Как все эти незамысловатые сценки были ей дороги! Помнится, она как угорелая носилась по выгону, все пыталась заглянуть в котел, подбрасывала ветки в огонь… Теперь это придется оставить, податься в чужие края. Зачем?
«Соколиная лужайка» была дорога Ромили, как, впрочем, любому из детей Микела, а теперь, выходит, пора замуж и прощайте горы, долина? Ради чего? Любой из ее братьев с радостью остался бы здесь, так бы и прожил жизнь рядом с этими холмами, кобылами, ручьем, собаками… Даже Руйвен, который сбежал из родных мест, мог бы остаться здесь навсегда. Почему он выбрал такой путь? И Дарена тоже тянет вдаль, не такой уж охотник до отцовского наследства.
Почему, ну почему у братьев все наперекосяк? Теперь и до нее это проклятье докатилось. Слезы навернулись на глаза, Ромили отчаянно заморгала — не хватало еще разреветься! Ну почему ей нельзя остаться здесь, стать наследницей? Она бы привела сюда мужа — это куда лучше, чем уезжать куда-то на сторону, да еще к ненавистному супругу…
— Так что же случилось, дочь? — мягко переспросил отец, и Ромили поняла, что он заметил ее слезы.
Девушка кашлянула, попробовала голос, потом сказала:
— Отец, спору нет, я, конечно, должна выйти замуж. Мне это известно лучше, чем кому бы то ни было. И мне радостно было бы подчиниться твоей воле, но… но почему именно дом Гарис? Я просто ненавижу его! Я его терпеть не могу!.. Он же похож на жабу. — Она почти выкрикнула последние слова, но тут же спохватилась, заставила себя успокоиться. Ее голос не должен срываться на крик — будет только хуже.
Отец понимающе покивал.
— Я долго пытался подобрать тебе самую лучшую пару. Делал все, что в моих силах. И думаю, что в этом случае не ошибся. Он наследник Скатфелла, Роми, и не так далек от титула лорда Алдарана. Если, конечно, старый лорд умрет бездетным. А откуда у него могут взяться дети? Я ведь небогатый человек и не могу выделить тебе большое приданое, а Скатфеллы состоятельны настолько, что им в общем-то безразлично, что ты принесешь с собой. Дому Гарису просто нужна жена.
— Он уже трех вогнал в могилу, — в отчаянии воскликнула Ромили, — а теперь собирается жениться на девочке, которой только-только исполнилось пятнадцать!..
— Одну причину он сам просил довести до твоего сведения. Беда в том, что прежние жены были слабы здоровьем и приходились ему близкими родственницами. Он хочет взять жену из другого дома. Если ты родишь ему здорового сына, это будет большая удача для тебя. Дом Гарис исполнит все, что ты пожелаешь.
— А если нет? Если я умру, то никому не будет интересно, была ли я счастлива или нет! — воскликнула Ромили, и слезы ручьем хлынули из ее глаз. — Отец, я просто не могу! Я не в состоянии выйти за него замуж, он вызывает у меня отвращение. О папа, я не пытаюсь оспорить твое решение, я с охотой стану женой кого угодно, хоть Синила, хоть дома Алдерика…
— Алдерика? Хе-хе… — Отец взял ее за подбородок и, подняв голову, заглянул в лицо. — Теперь скажи мне правду, девочка. Дом Гарис желает, чтобы ты была чиста и невинна. Уж не этот ли надменный отпрыск Кастамиров взволновал твои чувства, дочь? Уж не соблазнил ли он тебя, этот гость, пробравшийся под теплую крышу?..
— Дом Алдерик ни разу ни словом, ни жестом, ни поступком не выказал мне неуважения. Так что твои подозрения необоснованны. Я ни разу не встречалась с ним с глазу на глаз — только в присутствии матери, тебя или Дарена, — возмутилась Ромили. — Я упомянула его только потому, что не испытываю к нему отвращения. Ни к нему, ни к Синилу, ни к любому другому здоровому молодому человеку, который был бы чуть постарше меня или одного со мною возраста. Но этот… этот скользкий… — Она даже договорить не смогла — сжала губы, чтобы не вскрикнуть, только пальцы ее непроизвольно сжались и разжались.
— Ромили, — мягко сказал отец, придерживая ее подбородок. — Дом Гарис не так стар, как тебе кажется, ведь не старика-лорда я выбрал тебе в мужья. Послушай, он не какой-нибудь сумасброд, который неизвестно что выкинет, не пьяница, не азартный игрок, не безумный мот, готовый растранжирить все, что попадет под руку. Я знаю Гариса с младенчества — он добрый малый. Честный, хорошего рода. Тебе не следует задирать нос перед ним. Красота скоро поблекнет, но честь и гордое, благородное имя, полученное при рождении, не поблекнут никогда. Тем более покладистый, несклочный характер. Именно такого мужа я искал для тебя, Роми. Ты еще глупа и не видишь дальше собственного носа. Тебя влекут красавчики и ловкие танцоры, а мы, родители, смотрим глубже. Опыт нам это позволяет! Прожитые годы, они вот тут, — он похлопал себя по шее, — скапливаются. Вот где хомутом висят…
О чем здесь говорить! — обреченно подумала Ромили. Ну упомяну ему о сцене в галерее — ну и что из этого? Проймешь его этим, что ли? Но и помалкивать было невмоготу — вроде бы отец пытался убедить ее, старался достучаться до ее умишка, почему бы не попытаться добраться до его рассудка?
— Он… он так смотрел на меня… ну, будто я голая… И когда мы танцевали, когда он положил на меня свои руки…
Отец нахмурился, опасливо глянул по сторонам. Девушка догадалась, что и его смутила эта новость. Однако он нашел оправдания. И очень быстро…
— Мужчине нужна жена. Когда вы поженитесь, Гарису не будет нужды поступать так. Наконец, ты знаешь, что он не… — отец смущенно кашлянул и нервно потер руки, — не дамский угодник и… до мужчин ему тоже нет дела. Он не бросит тебя ради какого-нибудь симпатичного паренька из дворцовой стражи. Я думаю, он будет тебе хорошим мужем, Роми. Он, может, немного неуклюж и не знает, как вести себя с тобой, но все придет со временем. Стерпится — слюбится, вы будете счастливы.