Брей Патриция. Правосудие Девлина

   Тело Девлина напряглось под путами, которые привязывали его к креслу.
   – Ты сам это сказал. Он невинен, – выдавил Девлин, хотя знал, что бесполезно пытаться урезонить этого безумца. И все же он должен попробовать. – Что бы ты ни делал со мной, с ним или сотней других ни в чем неповинных людей – это не изменит моего решения. Я не поддамся тебе.
   Арнауд в раздумье потер подбородок.
   – Сотни невинных. Хм-м… Возможно, я смогу это организовать. В округе большое количество деревушек, а там предостаточно детишек… – Он выжидающе замолчал.
   Ярость забурлила в Девлине. Ненависть к принцу угасла, взамен пришел гнев на тех людей, из-за которых он попал в столь невыносимое положение. На короля Олафура, который предал его. На мастера Дренга, который наложил на него это проклятое заклинание. На самих Богов, из-за которых его нога ступила на тропу Избранных.
   Ни один человек не должен испытывать подобного. Нельзя становиться рабом чьей-то воли. Заклятие Уз – жесткая наковальня, о которую сломалась душа Девлина.
   – Мы можем оставить это развлечение на другой день, – улыбнулся Арнауд. – А теперь, я уверен, твоему другу есть, что сказать.
   Принц подал знак одному из стражников, который вынул кляп изо рта Стивена.
   – Прости, – прохрипел тот.
   Менестрель извиняется за то, что сам попал в ловушку? Или за то, что поставил Девлина в положение, из которого нет выхода?
   Не важно. Раскаяния Стивена не шли ни в какое сравнение с его собственными. Избранный сожалел о каждом шаге, который привел его в Джорск, и о каждом поступке, который совершил с тех пор. Все они доставили его в это проклятое место.
   – Не сдавайся, что бы он ни сделал, – убеждал его Стивен. – Помни, ты – Избранный. Я верю в тебя.
   Эта абсурдная вера приведет его к смерти.
   – Верь в себя, – подбодрил его Девлин, но в голосе появились нотки гнева и печали.
   – Как трогательно. Хотя, насколько я знаю, самая искренняя вера отступает перед лицом истинного страдания. – Принц взял тонкий нож и поднял его так, чтобы Стивен мог хорошо видеть. Нож для снятия шкур – острый и гибкий. – Помни, ты можешь остановить меня в любую минуту, – добавил он.
   – Я буду убивать тебя медленно, – пригрозил ему Девлин. У него ничего не осталось, кроме этой напускной храбрости. – Пусть слушают все те, кто станет свидетелем зла, которое творится здесь. Когда я покончу с тобой, даже Хаакон не захочет забрать твою душу.
   – Девлин всегда держит свои обещания, – сообщил Стивен Арнауду.
   Менестрель попытался дерзко усмехнуться, однако улыбка его вскоре поблекла.
   Первый надрез пришелся на левую руку. Неглубокая царапина, из которой только через несколько секунд просочилась кровь. Потом принц сделал еще один ровный надрез на левой руке, разорвав повязку, покрывающую израненное предплечье.
   На лбу Стивена выступил пот, он стал часто и тяжело дышать.
   Следующая серия более глубоких надрезов пришлась на грудь. Мучитель закончил и начал снимать с менестреля кожу.
   Стивен застонал.
   Девлин забился в своих путах. В первый раз за долгие годы он обратился с молитвами к богам.
   – Я сделаю все, все, что бы вы ни попросили, – пообещал он. – Я приму судьбу, которую вы уготовили мне в образе Избранного, только освободите моего друга от мучений.
   Он отчаянно молился, умоляя Канжти, который стал покровителем Девлина, когда он давал клятву Избранного. Однако боги отвернулись от него. Им не было никакого дела ни до несчастий смертных, ни до человека, чье дыхание перешло в заглушенные всхлипывания, когда он извивался от боли под ножом Арнауда.
   Девлин продолжал вырываться из своих пут, пытаясь освободить руки и ноги.
   – Прекрати! – прокричал он.
   – Ты изменил свое решение? – оторвался от своей работы принц. – Клянешься, что дашь мне доступ к своей душе?
   Девлин открыл рот, умоляя богов, чтобы те дали ему силы солгать, однако не смог произнести ни одного слова.
   – Вижу, что нет, – издевался Арнауд. – Подумай хорошенько, что ты больше ценишь. Я могу продержать твоего друга живым в таком состоянии в течение многих дней.
   – Пожалуйста, – взмолился Стивен.
   Девлин заставил себя взглянуть на менестреля.
   – Пожалуйста, – повторил он.
   Он просил Избранного спасти его? Стивен всегда смотрел на Девлина как на волшебного героя, и теперь ему приходилось расплачиваться за свою наивность.
   Не стоило Девлину заводить друзей. Он не должен был позволять привязываться к себе. Неужели трагический случай с семьей ничему его не научил? Он – проклят, он приносит смерть всем, кто его любит.
   Принц отложил один нож и взял другой. Приложил его к правой руке Стивена, затем последовал резкий удар, и Девлин услышал громкий крик друга.
   Арнауд держал в руке отрубленный большой палец руки.
   – Он уже не будет менестрелем после того, как я поработаю с ним. Пообещай, и ты еще сможешь спасти ему жизнь.
   Лицо Стивена сморщилось, судорожные рыдания вырвались из его горла.
   Принц точно ненужный мусор швырнул на стол отрубленный палец, затем прошелся по комнате и встал с другой стороны, ближе к Девлину.
   Арнауд взял левую руку менестреля.
   Избранный больше не мог выносить этого. Нужно остановить врага любой ценой. Он высвободил все эмоции, позволив гневу и ярости выплеснуться. Потом передал свою волю безрассудному позыву Заклятия Уз.
   Заклятие Уз направило все его бешенство в мощь, не подвластную ни одному смертному. Одна нога высвободилась, и, все еще привязанный к креслу, Девлин сумел встать.
   Спина принца была впереди, и, пошатываясь, пленник устремился к нему.
   Стражник выкрикнул предупреждение, но слишком поздно. Избранный уже налетел на принца. Они повалились на пол.
   Арнауд неподвижно лежал, придавленный весом Девлина и тяжелого дубового кресла, которое весило по крайней мере столько же, сколько человек. И если бы удача сопутствовала пленнику, принц напоролся бы на свой нож.
   Девлин продолжал вырываться, и ему удалось освободить правую руку. Он нащупал шею мучителя и сдавил ее. Охранники попытались оттащить тяжелое кресло. Он почувствовал пульс жертвы под своими пальцами и усилил хватку. Больше ничего не имело значения – ни крики охранников, ни острая боль, пронзившая его бок. Вся воля сконцентрировалась на том, чтобы выбить жизнь из врага.
   Но когда пульс принца стал замедляться, добыча ускользнула из его рук. Сильный удар по голове отправил Девлина в темноту.

* * *

   Шум дождя, барабанящего по крыше, разбудил Девлина. Успокаивающий звук. Звук детства, когда они вместе с братом в спальне слушали, как капает дождь. Он зацепился за воспоминание и образ ливня, чувствуя, как тяжело просыпаться.
   Однако когда он открыл глаза, то увидел, что находится в комнате пыток.
   И он слышал не шум дождя, а звук крови Стивена, капающей на пол. Девлин на мгновение задержался взглядом на медленно стекающих каплях, зачарованный разрастающимся багровым пятном. Потом поднял глаза.
   Стивен был мертв. Его глаза невидяще уставились в потолок, грудь была неподвижна. Больше никогда он не посмотрит на него с просьбой о спасении.
   В какой-то степени это милосердие. Девлин был слишком потрясен, чтобы что-то чувствовать. Ни злость, ни отчаяние, только непомерное оцепенение.
   – Ты убил своего друга.
   Избранный повернулся и увидел, что принц сидит в кресле недалеко от него. Его одеяние было запятнано кровью. На горле просматривались тени, которые в скором времени проявятся в синяки, и тем не менее он остался живым и невредимым.
   Девлин потерпел неудачу.
   – Твой безрассудный рывок подтолкнул мою руку. И вместо того, чтобы просто порезать твоего друга, я погрузил нож в его грудь. Он умер прежде, чем я смог позвать целителя.
   – По крайней мере он освободился от тебя, – ответил Девлин.
   Это служило ему слабым утешением.
   Он взглянул на Стивена, на мгновение свет в его глазах померк, и Девлин увидел две фигуры, одну поверх другой. Он моргнул, и когда снова посмотрел туда, образ закрепился.
   Должно быть, удар по голове повредил мозг. Правая рука стала пульсировать, и когда Девлин посмотрел вниз, то заметил, что его запястье вывернулось под невероятным углом. Он попытался пошевелить пальцами, однако опухшая конечность больше не повиновалась ему.
   – Я предупреждал тебя о том, что произойдет, – начал Арнауд. – Рука – всего лишь начало твоего наказания. Хотелось бы сохранить все остальное к тому времени, когда ты начнешь осознавать все, что произошло с тобой.
   Девлин поставил на карту все и проиграл. Принц остался в живых, и, что еще хуже, никто из тюремщиков не нанес Девлину смертельной раны. Он проведет последние дни в плену у Арнауда, как беспомощный калека, не способный влиять на собственную судьбу.
   Только смерть может спасти его, но он знал, что вряд ли ему даруют подобную милость. Не ранее, чем его мучитель откроет секреты Заклятия Уз.
   До сих пор Избранный надеялся, что сможет каким-то образом найти выход из ловушки. Он старался проявить силу, напрячь волю и быстро реагировать при представившемся случае. Но теперь, после смерти Стивена, Девлин понял, что сам себя обманывал. Чудесного спасения не будет. Нет шансов превратить ужасное поражение во что-то, хоть отдаленно напоминающее победу.
   Отчаяние захлестнуло его.
   Дверь открылась, и в комнату вошла сержант, держа в руках длинный тонкий предмет, завернутый в кожу. Принц встал и забрал у нее сверток.
   Девлин почувствовал зов и тягу к свертку. Даже не разворачивая его, он мог догадаться, что находится внутри. Меч Света, оружие Избранных. По словам старцев, меч изготовлен потомком бога-кузнеца Эгилом. Столетиями им обладали мужчины и женщины, чьи имена стали легендой для жителей Джорска.
   Меч был утрачен во время битвы при Иннисе, когда армии Джорска завоевали народ Дункейра. Но до этого соплеменники Девлина убили Избранного Зигмунда, чей Меч Света исчез. Преданная забвению в течение сорока лет сила оружия иссякла до того дня, когда Девлин впервые взял его в руки. С тех пор его участь связана с этим мечом. Он невольно задумался о своей судьбе, которая привела его на тропу Избранного, а позднее направила в Дункейр, чтобы вернуть джорскианское сокровище.
   Очень высокую цену Девлин заплатил, чтобы привезти Меч назад в Кингсхольм. А теперь, так же, как и его самого, реликвию передали в руки страшного врага королевства.
   При помощи этого Меча король Олафур мог найти нового Избранного, выбрать человека, который смог бы собрать народ для защиты. Но монарх предпочел избавиться от артефакта, как он избавился и от Девлина. Олафур отбросил подальше от себя все то, что могло спасти его трон.
   – Меч Света чувствует тебя, – сказал Арнауд.
   Действительно, камень, расположенный на рукоятке меча, теперь мерцал тусклым красноватым огнем, такой же свет исходил и от кольца Избранного. Пальцы его правой руки беспомощно цеплялись за ручку кресла. Легенда гласила, что Меч придет к Избранному, если он призовет его, но хотя Девлин напряг всю свою силу воли, тот не сдвинулся даже на дюйм.
   Стивен оказался не прав. Надо было рассказать ему…
   Печаль охватила пленника, когда он вспомнил о друге. Стивена невозможно было переубедить, он верил в самые невероятные истории. Бесполезно было напоминать, что Девлин – живой человек из плоти и крови, а не герой, который мог сделать реальностью все его красивые баллады.
   Нет шанса все вернуть.
   – Поскольку ты оказался невосприимчив ко всем другим способам убеждения, мне не остается ничего другого, кроме как попробовать последнее заклинание, – сказал Арнауд. – Возможно, ты сойдешь с ума, хотя в твоем положении это уже счастье.
   Принц вынул орудие из ножен и положил его на стол в ноги безжизненному телу. Обмакнув пальцы в кровь Стивена, чародей стал выводить руны по всей длине Меча и вокруг рукоятки. Затем перевернул оружие и проделал то же самое на другой стороне клинка. Покрытый кровью менестреля мерцающий камень светился отвратительным светом, пульсируя, точно бьющееся сердце.
   Арнауд в последний раз опустил пальцы в лужицу крови и подошел к Девлину. Тот презрительно сплюнул на пол, однако мучитель не обратил на оскорбительный жест внимания и пометил кровью его лоб и щеки. В конце ритуала он разрезал рубашку Избранного и начертил последнюю руну над его сердцем. Двое стражников, которые безмолвно стояли, когда куски плоти вырезали из Стивена, теперь определенно проявляли тревогу. Их отвращение было сродни его собственному. Магия крови привычна для народа Дункейра, однако ритуальное кровопускание связывалось с поминовением мертвых и жертвоприношениями. Да и то разрешалось проливать только собственную кровь. Использовать кровь другого человека для ритуала считалось преступлением.
   Вернувшись к Мечу, принц положил обе руки над мерцающим камнем, закрыл глаза и запел на своем языке.
   Девлин почувствовал, как его голову будто взяли в тиски. Когда Арнауд положил пальцы на Меч, Избранному показалось, что вес тысяч человек опустился на его разум. Руки врага затряслись от напряжения, голос задрожал, но он продолжал свой грязный обряд. Давление нарастало внутри пленника до тех пор, пока он не понял, что начинается самое страшное.
   Камень в Мече загорелся ярче, тусклое красное мерцание поменялось на ярко-бордовое, потом желтое, и, наконец, белое. Свет заполнил комнату, на мгновение ослепив Девлина.
   На него нахлынули ощущения. Он больше не знал ни кто он, ни что происходит вокруг него. Все мысли истребил яркий свет, который поглотил все его тело.
   Он услышал раскат грома, а потом погрузился в темноту.

* * *

   Зрение возвращалось постепенно, а вместе с ним и осознание того, кто он. Он – Девлин из Дункейра, Избранный. Он моргнул, и комната закружилась перед ним, потом он сфокусировал взгляд.
   Арнауд распростерся на столе, глаза широко открыты и безжизненны. Охранники лежат на полу, оружие выпало из их неподвижных рук.
   Наверное, что-то не заладилось с заклинанием. Принц мертв или без сознания, в то время как он сам все еще дышит и способен размышлять.
   Лучший шанс для побега не представится. Девлин сгибал и разгибал пальцы, думая, как высвободиться. Левая рука все еще в ловушке, но правая…
   Он посмотрел вниз. Сломанная кость правой руки чудесным образом срослась, а три пальца удерживали за рукоять Меч Света. Очистившееся от грязных знаков лезвие блестело, камень в эфесе мерцал, пульсируя в такт его сердцу.
   В считанные мгновения Девлин освободился. Подошел к лежащим тюремщикам и, не поднимая шума, по очереди перерезал им глотки.
   Затем направился к принцу, стащил его со стола и привязал к деревянному креслу для пыток, используя те же веревки, которые когда-то связывали и его. После этого Девлин оторвал от своей рубашки кусок ткани и сделал из него кляп.
   Часовые снаружи, видимо, привыкли к крикам людей в агонии, однако на голос хозяина обязательно прибегут, чтобы выяснить, что происходит.
   Вернувшись к столу, Девлин осмотрел тело друга. Лицо Стивена казалось странно умиротворенным.
   Слабые звуки предупредили Избранного, что Арнауд проснулся.
   Он повернулся лицом к своему мучителю. Благоразумный человек воспользовался бы возможностью спастись бегством. В любой момент один из подручных принца мог войти в комнату, и тогда Девлину пришлось бы опять стать узником. Логика подсказывала, что нужно убить врага и быстро бежать. Это его обязанность как Избранного.
   Но Девлин отложил в сторону Меч Света и поднял нож, на котором остались следы крови Стивена, а потом снова повернулся к своей жертве.
   Арнауд моргнул, когда Девлин полоснул ножом по его щеке, намеренно подражая действиям мучителя.
   – Я обещал убить тебя медленно, – промолвил он. – А Стивен предупреждал, что я всегда держу слово.

17

   Сольвейг прогуливалась по купеческому кварталу. Каждый третий день с начала весны устраивался базарный день, и она приходила сюда. Добравшись до большой площади с несметным числом лотков, Сольвейг стала прохаживаться будто бы бесцельно. Сначала остановилась у навеса, в котором продавались ярко накрашенные ожерелья. Потом ее взгляд упал на украшения для волос и искусно вырезанные из дерева гребни. Она долго рассматривала набор гребней и расчесок, сделанных из редких пород дерева с островов и инкрустированных жемчугом, потом с сожалением покачала головой и двинулась дальше.
   Краем глаза она увидела женщину, которая внезапно перестала разглядывать ремень и поспешила поравняться с ней. Сольвейг слежка показалась оскорбительной. Возможно, ей стоило почувствовать облегчение от того, что ее посчитали слишком незначительной персоной и приставили шпиона, который не способен проследить незаметно.
   Пока эта женщина – единственный наблюдатель. По сведениям Сольвейг, шпионку могли использовать, чтобы отвлечь внимание, а более умелому напарнику дали задание присматривать за каждым ее движением и докладывать о людях, с которыми она общалась.
   В последнее время трудно найти уединение. Жизнь в Кингсхольме напоминала существование в доме без стен. Каждое слово и каждое движение должным образом протоколировалось и доносилось. Даже самые красноречивые сторонники короля Олафура заработали себе нервный тик и привычку осторожно оглядываться по сторонам, прежде чем начать разговор. И неудивительно. Никому нельзя доверять. Любой мог оказаться доносчиком. В эти дни никому не нужны доказательства. Несколько упреков в неверности, и при благоприятном исходе обвиняемый оказывался запертым в своих покоях под стражей.
   Другие исчезали на несколько дней в темницах, которые, как все знали, находятся в подземелье дворца, однако никто не говорил об этом вслух. Когда кто-то из несчастных появлялся, его или ее соответствующим образом наказывали.
   Некоторые пропадали навсегда.
   Многие считали, что капитана Драккен казнили за государственную измену, тайно убили, прежде чем преданные люди смогли за нее заступиться. Эмбет теперь занимала должность капитана стражи и отказывалась отвечать на вопросы о своей предшественнице.
   Сольвейг знала, что Драккен удалось бежать, но этой новостью она ни с кем не могла поделиться. Драккен, ее брата Стивена и остальных в последний раз видели на конюшне недалеко от Кингсхольма. С тех пор прошли недели, а вестей от них не поступало.
   Сольвейг не знала, на что надеяться. Если они спасут Девлина, что он предпримет? Удастся ли поднять восстание на востоке? Или же Избранный вернется в Кингсхольм и попытается противостоять трусливому королю, который предал свой народ? Справедливо ли возлагать все надежды на спасение на плечи одного человека? У Избранного достаточно смелости, а также сильно развито чувство долга. Однако он еще и человек, которого предали. Даже если Девлина освободят, он вправе оставить Джорск на волю провидения так же, как король оставил его самого.
   Если Девлин так и поступит, Сольвейг не станет осуждать его. Она по крайней мере помнила, что Избранный – больше, чем титул, больше, чем герой. Он еще и человек, у которого есть право вершить свою судьбу. Она восхищалась Девлином, однако не хотела бы поменяться с ним местами.
   Девушка ненадолго остановилась, чтобы посмотреть на жонглера, который неустойчиво балансировал на ходулях, одновременно подкидывая в воздух десяток ярких разноцветных шаров. Дети пронзительно завизжали от восторга, когда один из шаров превратился в белую птицу. Каждый шар по очереди видоизменялся, пока не появилась последняя птица. Прежде чем улететь, она сделала три круга над толпой.
   Сольвейг присоединилась к аплодисментам и, когда жонглер протянул свою шляпу, кинула два медяка.
   – Никогда не думал, что подобные развлечения вам по вкусу.
   Девушка повернулась и увидела, что советник Арнульф подошел к ней сзади, пока она с интересом смотрела представление фокусника.
   – Я восхищаюсь всеми искусными артистами, – ответила Сольвейг и повернулась, чтобы уйти, но Арнульф преградил ей дорогу.
   Интересное развитие событий. Советник считался опорой консервативной группировки при дворе и был известен как человек короля Олафура. Он – мелкий дворянин, однако корни его предков можно проследить до самого основания Кингсхольма. А семейные землевладения Арнульфа находились к западу от реки Каллы, в самом сердце Джорска, однако и им могли угрожать захватчики.
   Арнульф выступал против Девлина на каждом совете, обвиняя его в дерзости и импульсивности. Советник противился отправке войск на защиту приграничных земель, настаивая, чтобы они оставались в гарнизоне, готовясь защищать сердце королевства. Сольвейг считала, что из всех людей именно Арнульф выигрывал от существующего положения вещей. И все же он казался несчастным и расстроенным.
   – Что привело вас на рынок? – поинтересовалась она.
   – Любопытство, – ответил советник. – А вас?
   – Приближается день рождения принцессы, и я должна найти подходящий подарок, – призналась Сольвейг. – Поскольку я представляю отца здесь, в Кингсхольме, на мне лежит ответственность за поиск достойного подарка от народа Эскера.
   – Да, конечно, – нахмурился Арнульф. – Из-за всех этих… хм… перемен я практически позабыл о торжествах.
   Разговор становился все интереснее. Такой опытный придворный, как Арнульф, не должен игнорировать столь важные события. День рождения принцессы – возможность подольститься к королю. А поскольку, по-видимому, Рагенильде суждено стать женой сельваратского принца, то любое пренебрежительное отношение к ней будет расцениваться как неуважение к новым хозяевам.
   – Будьте добры, посоветуйте, что выбрать в подарок? Я очень ценю ваше мнение, – попросила его Сольвейг, повысив голос, чтобы их услышали наблюдатели.
   – К вашим услугам, – ответил советник.
   Он предложил ей свою руку, и она приняла ее. Сольвейг привела советника назад к тому лотку, где видела набор гребней и расчесок.
   Арнульф взял гребень в руку и задумчиво повертел его, исследуя подушечкой пальца инкрустированную жемчужину.
   – Моим дочерям нравились такие вещицы. Когда они были поменьше, – мягко произнес он.
   – А как поживают ваши дочери сейчас? – спросила она, понизив голос.
   – Я недавно получил весточку из Калларны. Войска Линнхайд вернулись в гарнизон, однако ее с ними не было, – поделился Арнульф. Он огляделся вокруг, прежде чем вернуть расческу. – Ее и еще нескольких офицеров попросили остаться, чтобы консультировать сельваратцев.
   – Понятно, – сказала Сольвейг.
   Значит, младший капитан Линнхайд Арнульфсдаттер осталась в заложниках. Она – не первая, о ком слышала Сольвейг. Майор Миккельсон не вернулся со своим войском, и от него не было слышно ни слова. Некоторые из его офицеров тоже не возвратились в гарнизон.
   Сольвейг мимоходом упомянула об их отсутствии в разговоре с маршалом Ольварсоном, который объяснил, что откомандировал нескольких офицеров для консультирования новых союзников.
   Как оказалось, большинство придворных приняли его объяснение или уже знали об этом и не задавали вопросов. Никто не заметил очевидного. Офицеры, которых оставили у сельваратцев, выбирались не по рангу или компетентности, а по родословной. Действительно, офицерский состав королевской армии состоял из членов дворянских семей. Из тех, у кого не было перспектив получить большое наследство или высокий титул, но кто тем не менее являлся членом семей. Это и делало их идеальными заложниками и обеспечивало покладистость титулованных родственников. Как, например, Линнхайд, младшая дочь Арнульфа.
   – Вы, должно быть, гордитесь своей дочерью, – продолжила Сольвейг. – Я уверена, сельваратцы оценят ее советы.
   – Она всего лишь ребенок, – покачал головой Арнульф.
   – Она – младший капитан войска, – возразила Сольвейг.
   Звание, следующее за сержантом, означало, что под ее командованием находилось не менее сорока солдат. Вне сомнения, как и большинство офицеров в армии, Линнхайд обязана своему положению должности отца, а не собственной компетентности, однако это не снимало с нее ответственности. Слишком поздно отцу вступаться за дочь.
   – Если бы вы поговорили с послом и объяснили ему, что Линнхайд принесет больше пользы дома, я был бы вашим должником.
   – А вы сами обращались к графу?
   – Он отказался устроить частную аудиенцию, – признался Арнульф. – Однако он прислушается к вам.
   – Мне кажется, вы переоцениваете степень моего влияния на графа Магахарана, – развела руками Сольвейг.
   Взяв в руки гребень и расческу, она сделала знак рукой владелице лотка, которая занималась другими покупателями, пока они разговаривали.
   – Вы говорили, серебряный латт?
   – Три, – ответила с улыбкой женщина, готовая поторговаться.
   – Они прекрасны, но… – начала было Сольвейг.
   – Договорились, – прервал их советник.
   Он достал из-за пояса кошелек и копался в нем, пока не нашел три серебряных латта, которые и вручил купчихе. Та от удивления быстро заморгала, но крепко сжала монеты в кулаке.
   Хозяйка аккуратно завернула расческу и гребень в отрез бархата и положила их в резной деревянный ларец. Она протянула его Арнульфу, но тот отмахнулся, и владелица лавки передала покупку Сольвейг.