Страница:
– Я сделаю, как ты говоришь, – ответил Коринет и, чуть помедлив, спросил:
– Ты не знаешь, что имел в виду епископ Мелеструа, когда перед смертью велел Филиппу кого-то беречь?
– Знаю, – коротко ответила Мемфиза и, поднявшись с места, закончила, – но не буду говорить. Со временем ты сам поймёшь слова Мелеструа, Ну а теперь, не нальёшь ли ты мне ещё вина?
Они проговорили ещё около часа, обговаривая между собой незначительные мелочи. А ближе к полудню Филиппа поместили в крытую повозку, которой правил цыган. Попрощавшись с Мемфизой, Коринет привязал свою лошадь и жеребца Филиппа к повозке, а сам влез внутрь, устраиваясь рядом с ним, на охапке сена. Ещё через два часа цыган предъявил страже у южных ворот пропуск с печатью герцога Бургундского и без излишних хлопот повозка покинула пределы Парижа.
Глава 11
Глава 12
– Ты не знаешь, что имел в виду епископ Мелеструа, когда перед смертью велел Филиппу кого-то беречь?
– Знаю, – коротко ответила Мемфиза и, поднявшись с места, закончила, – но не буду говорить. Со временем ты сам поймёшь слова Мелеструа, Ну а теперь, не нальёшь ли ты мне ещё вина?
Они проговорили ещё около часа, обговаривая между собой незначительные мелочи. А ближе к полудню Филиппа поместили в крытую повозку, которой правил цыган. Попрощавшись с Мемфизой, Коринет привязал свою лошадь и жеребца Филиппа к повозке, а сам влез внутрь, устраиваясь рядом с ним, на охапке сена. Ещё через два часа цыган предъявил страже у южных ворот пропуск с печатью герцога Бургундского и без излишних хлопот повозка покинула пределы Парижа.
Глава 11
КОРОЛЕВСКИЙ НАСЛЕДНИК
Юный дофин, которому ещё не исполнилось 18 лет, с волнением следил из окна своей спальни за двумя девушками, которые, держась за руки, прогуливались по дворцовому парку. Одна из девушек, которая была облачена в зелёное платье с широкой золотой каймой, привлекала внимание дофина гораздо больше её спутницы в чёрном траурном платье. Дофин с замирающим сердцем наблюдал, как предмет его внимания наклонился к цветам и, сорвав один, прикрепила его к волосам своей спутницы, которая безропотно позволила ей это сделать.
– У тебя появилась дурная привычка подсматривать, Карл!
Дофин вздрогнул от неожиданно прозвучавшего голоса. Он обернулся, хотя и без того знал, кому принадлежат эти слова. В одном из кресел, развалившись, сидел молодой человек лет 25 и насмешливо смотрел на него. Дофин нахмурился.
– Опять ты!
– А ты надеялся, что придёт Мария Анжуйская? – поинтересовался молодой человек.
– Не смей упоминать её имени, – грозно предупредил дофин.
– Хорошо, поговорим о твоей матушке!
– Оставь мою матушку в покое, Таньги, – раздражённо произнёс дофин, – почему бы тебе не поступить как все остальные. Пойди в город, зайди в харчевню, напейся, найди женщину лёгкого поведения.
– Карл, только ты один не знаешь того, что известно всей Франции. После приезда твоей досточтимой матушки все женщины лёгкого поведения покинули Париж, увы, – Таньги дю Шастель развёл руками, – а что им оставалось, несчастным? Твоя матушка оставила их без работы.
– Таньги, как ты смеешь говорить такие гадости про королеву Франции? – поинтересовался дофин.
– Я? – Таньги дю Шастель удивлённо воззрился на дофина, – господь с тобой, Карл, я никогда бы не осмелился. Это другие говорят, а я просто повторяю.
Дофин не смог сдержать улыбки.
– Злые языки, – Таньги осуждающе покачал головой, – они смеют заявлять, что ты влюбился в Марию Анжуйскую, да так, что каждое утро стоишь у окна и как последний дурак смотришь, когда же появится край её платья.
– Таньги, это мог сказать только ты.
– Вместо того, чтобы спуститься к ней и пригласить на прогулку, – закончил Таньги.
Дофин растерялся на мгновение.
– Ты правда считаешь, что эта мысль стоит внимания?
– Проклятье на твою голову, Карл, – закричал, изображая гнев, Таньги, – когда я давал тебе плохие советы?
– Когда посоветовал пробраться в дом лавочника, утверждая, что его жена томится от любви ко мне. Что было не что иное, как самая наглая ложь. Меня едва не побили палками, – напомнил дофин.
– Ах, это пустяк, не стоящий внимания.
– А как насчёт моей матушки? Когда ты сказал мне, что она тяжело больна и посоветовал отправить трогательное письмо, которое поддержит её в болезни?
– А ты злопамятен, Карл! Даже всемогущий папа совершает ошибки, так что же говорить обо мне? У всех есть маленькие слабости, и мы должны уметь предавать их забвению. Я же не напоминаю тебе о том, что ты бегал за мной по всему дворцу, пытаясь проткнуть шпагой?
– Мерзавец! А что мне ещё оставалось? Ты прибежал среди ночи и начал кричать, что в Париже англичане, что они приближаются к дворцу. Я наспех оделся и выбежал во двор. Стража смотрела на меня точно так же, как смотрит на моего несчастного отца, не без основания полагая, что и я повредился в уме!
– Карл, ты никогда не мог понять доброй шутки, – вздыхая, Таньги поднялся, – ты идёшь? Или мне занять твоё место возле Марии Анжуйской?
– А как же её кузина? – Её я беру на себя! – Хорошо!
Приняв решение, дофин решительно последовал за Таньги. Однако, решительность дофина таяла по мере приближения к Марии Анжуйской. И когда они оказались в парке, дофин стал придумывать всяческие отговорки, лишь бы избежать предстоящей встречи с Кастильской принцессой. Таньги пришлось чуть ли не силой его тащить. Но даже он оказался бессилен, когда впереди показались медленно гуляющие по парку девушки. Дофин остановился и, несмотря на все уговоры Таньги, собирался повернуть обратно, но именно в этот момент девушки остановились и пошли обратно, в их сторону. Не оставалось сомнений, что они заметили дофина. Так что ему ничего не оставалось, как решительно двинуться навстречу своим сомнениям. Они встретились посередине чудесной аллеи, по краям которой вились благоухающие цветники. Девушки присели перед дофином в реверансе.
– Ваше высочество!
– Ваше высочество, миледи! – дофину с трудом удавалось не показывать волнение, которым он был охвачен. Да ещё, встретившись глазами с Марией Анжуйской, он густо покраснел, впрочем как и она. Оба одновременно отвели глаза и посмотрели на Мирианду. Мирианда, как уже говорилось ранее, была облачена в чёрное платье. Смуглое лицо покрывала неестественная бледность, в глазах застыла печаль. Вообще, она произвела на дофина и Таньги впечатление человека, который перенёс тяжёлую утрату, и они не были далеки от истины.
Видя, что дофин бездействует, Таньги предложил руку Мирианде.
– Миледи, – с пафосом произнёс Таньги, – позвольте показать вам особо красивые места в этом, без преувеличения, прекрасном парке!
Бросив взгляд на кузину, Мирианда без всякого выражения протянула руку. Таньги галантно принял руку, и, громко философствуя, повёл Мирианду по парку.
Оставшись вдвоём, дофин и Мария Анжуйская некоторое время молчали, избегая смотреть в глаза друг друга, но так как молчание затягивалось, Мария Анжуйская решилась и первой заговорила с дофином.
– Ваше высочество, мне не знаком этот парк, так же как и моей кузине, – волнуясь произнесла она, при этом по-прежнему избегая смотреть ему в глаза, – для вас не составит труда показать мне его?
– О, с удовольствием, – вырвалось у дофина, они одновременно посмотрели друг на друга и хотя вновь покраснели, взглядов своих не отвели. Мария Анжуйская с доверчивой нежностью протянула свою руку. Дофин наконец сделал то, о чём мечтал с первой минуты встречи с Марией Анжуйской. Он с пылом, достойным наследника французского престола, поцеловал её руку. А через минуту они, взявшись за руки, словно дети, впрочем они и были детьми, пошли по аллее, не замечая никого и ничего.
За сценой на аллее из окон дворца следили три пары глаз. Первая принадлежала Иоланте Арагонской, на губах которой играла довольная улыбка. На её глазах дофин явно показал свои чувства. Следовательно, самое заветное желание королевы Кастилии – сделать свою дочь королевой Франции, обретало реальные очертания. Несколько в стороне, из окон другой комнаты, герцог Бургундский и его канцлер – Гилберт де Лануа следили за той же сценой.
– Похоже, бедняга влюбился, – губы герцога скривила злая усмешка, – как жаль, что ему суждено дожить всего лишь до своего восемнадцатилетия.
– Монсеньор решился? – осторожно спросил Гилберт де Лануа.
– Мне приходилось и раньше вершить судьбы королевской семьи! Готовься, Лануа! Дофин должен умереть во время празднеств в свою честь.
– Не беспокойтесь, монсеньор. Дофин умрёт в назначенный час!
Пока происходил этот страшный для судеб Франции разговор, Таньги дю Шастель, не умолкая, разглагольствовал о прелестях парка, с которых перешёл на прелести Парижа, а в конце пришёл к неоспоримой истине, что красивее Франции на земле не существует места. Так как Мирианда за последние четверть часа не проронила ни единого слова, Таньги всё же пришлось остановиться и спросить о причине её грусти. На что получил уклончивый ответ Мирианды, который заключался в том, что по приезде в Париж она испытывает непреодолимую тягу к Испании и с нетерпением ждёт возвращения домой. Возмущённый до глубины души Таньги заявил, что нельзя стремиться в Испанию, находясь во Франции. Вот если бы всё обстояло наоборот, то он, несомненно, понял бы настойчивое желание Мирианды. На что Мирианда просто извинилась и, сославшись на сильную головную боль, покинула Таньги. Таньги дю Шастель явно расстроился, ибо не терпел, когда его вот так, без видимой причины, оставляла красивая женщина. Пришлось утешиться мыслью, что он способствовал соединению дофина и Марии Анжуйской, которых он так и не смог заметить поблизости. Итогом всего этого стало принятие поистине соломонова решения. Таньги, хотя и запоздало, но решил воспользоваться советом дофина. Приняв такое решение, он, насвистывая, отправился в конюшню.
Когда Таньги выехал из дворца верхом на лошади, его сразу уже удивило огромное количество гвардейцев, снующих по городу. За то небольшое время, пока он добирался до улицы Бобов, его несколько раз остановили и тщательно осмотрели. Париж напоминал осаждённый город. Таньги, который последние несколько дней провёл в объятиях очаровательной служанки, понятия не имел, что происходит вокруг него. Но тем не менее ему не нравились назойливые гвардейцы, и он не преминул об этом заявить им в лицо, когда у дверей харчевни «Золотой рог» его снова остановили. Завязалась лёгкая перепалка между Таньги и гвардейцами, которым не понравились его слова. Однако, к счастью, она не имела продолжения, и Таньги собирался было войти в харчевню, когда к довершению ко всем неприятностям, возникшим на его пути, одна пожилая женщина вылила на него ведро холодной воды.
– Будь всё проклято, – зарычал Таньги, снимая свою шляпу, с которой стекали тонкие ручейки воды. Он снял плащ и, сказав несколько нелицеприятных слов женщине, что стояла на балконе над головой Таньги и весьма вызывающе улыбалась. Он наконец в крайне раздражённом состоянии вошёл в харчевню. Но здесь его ждала новая неприятность. Таньги свалился бы вниз с высоты 10 футов на груды сложенных внизу досок, если бы не предупреждающий окрик мэтра Крюшо, хозяина харчевни. Пробормотав под нос проклятия, Таньги спустился вниз по доскам, проложенным рядом со стеной. Бросив взгляд на плотников, которые без устали строили новую лестницу, Таньги подошёл к мэтру Крюшо, на лице которого сияла приветливая улыбка. Таньги был одним из самым желанных клиентов харчевни, и мэтр Крюшо всегда оказывал ему повышенное внимание.
– Мэтр, – со смесью лёгкого удивления воскликнул Таньги, – не будете ли вы столь добры сказать, чему или кому я обязан тем, что едва не свернул себе шею. Вы могли бы по меньшей мере написать у входа, что за дверью ваших посетителей ждёт бездна, в которую они канут, едва войдут внутрь.
– Ох, сударь, – тяжело вздыхая, ответил мэтр Крюшо, – я сделал это в первый же день, но моя доброта привела к столь плачевным результатам, что пришлось немедленно отказаться от этой затеи.
– Каким же образом она могла привести к плачевным результатам, – удивился Таньги, – скорее наоборот, мэтр, вы ведь спасали жизни.
– Но терял посетителей, сударь, а для меня такое положение дел равносильно смерти!
– Проклятье, – пробормотал Таньги, – а ведь вы правы, дорогой мэтр, это кого хочешь напугает, и как же вы выходите из положения?
– Не спрашивайте, сударь, – мэтр Крюшо снова тяжело вздохнул, – мне приходится целый день стоять и смотреть, как бы кто не сломал себе шею. Тяжело приходится, ей-богу, но меня утешает мысль, что эти ленивые создания, именуемые плотниками, скоро избавят меня от этой весьма обременительной обязанности.
Таньги сочувственно посмотрел на Крюшо, и тут его взгляд упал на новенькие столы и стулья. В конце, у стены харчевни, были сложены в кучу старые, сломанные столы и стулья.
– Дорогой мэтр, – вскричал Таньги, – клянусь богом, да у вас тут произошёл настоящий погром.
Мэтр Крюшо приложил палец к губам, изображая таинственный вид.
– Не здесь, сударь!
– Ах, вот как! Ну что ж, ведите, дорогой мэтр. Зная меня, вы понимаете, что я не успокоюсь, пока не узнаю всех событий, что имели здесь место.
Мэтр Крюшо отвёл Таньги в самый дальний угол харчевни и, усадив за стол, сел напротив.
– Здесь произошли, – раздавшийся грохот помешал ему продолжить. Они одновременно обернулись. На груде досок, сложенных возле строящейся лестницы, на спине лежал человек и громко стонал.
– Слава богу, это один из плотников, – обрадовался мэтр Крюшо, – так вот, два дня назад сюда пришёл молодой человек. Увидев его, я сразу понял, что он человек весьма непростой.
– А почему вы так решили, позвольте спросить?
– Причиной был спутник молодого человека!
– И что было в нём особенного?
– Один глаз!
– У многих не достаёт глаза, – резонно заметил Таньги.
– Но это ещё не всё!
– Как, было ещё что-то?
– Его лицо было столь уродливо, что могло внушить ужас любому. Представьте, сударь, одноглазый, лицо сплошь покрыто глубокими рубцами. Он был выше на голову любого из моих посетителей, но самое странное заключалось в оружии.
– И что ж странного было в оружии?
– Это был топор. Огромный боевой топор, который висел у него за поясом.
– Следовательно, – сделал вывод Таньги, молодой человек был также уродлив и также носил с собой топор.
– Напротив, сударь, молодой человек был настоящим красавцем, и на перевязи у него висела шпага, как у вас в данную минуту.
– Следовательно, – сделал новый вывод Таньги, – вы составили мнение о молодом человеке, основываясь на внешности его спутника?
– Вот именно, – мэтр Крюшо обрадовался тому, что Таньги так точно понял мысль, которую он пытался выразить.
– Весьма необычно, клянусь памятью нашей королевы, – продолжайте, мэтр.
Крюшо, собиравшийся продолжить, осёкся. Испуганно глядя на Таньги, он спросил:
– Королева умерла?
– Пока нет, мэтр, но когда-нибудь, без сомнения, умрёт! – как ни в чем ни бывало ответил Таньги.
– Ну и шутки у вас, сударь, – пробормотал мэтр Крюшо, – недолго и в Шатле отправиться за такие…
– Вы остановились на весьма интересном месте, мэтр. Продолжайте, я весь во внимании!
– А что я говорил… ах, да, – вспомнил наконец мэтр Крюшо и продолжил таинственным шёпотом, – молодой человек почти ничего не пил и вообще ничего не ел, в отличие от своего спутника, который с лёгкостью мог опустошить всю мою кухню.
– Бедняга!
– Я сразу понял, что молодой человек кого-то ждёт. И представляете, сударь, я оказался прав.
– Так он в самом деле кого-то ждал?
– Через четверть часа после того, как они вошли в харчевню, к ним присоединился ещё один молодой человек. Он подсел к ним, и они начали вполголоса шептаться.
– Сдается мне, что это были заговорщики – из тех, которые всё время вопят «Долой короля», затем восклицают «корону герцогу Бургундскому», – сделал ещё одно предположение Таньги.
– А вот тут вы ошибаетесь, – торжествуя, воскликнул мэтр Крюшо, но тут же, оглянувшись с опаской по сторонам, снова перешёл на шёпот:
– Этот молодой человек ненавидел герцога Бургундского.
– Кого вы имеете в виду? Первого или второго?
– Обоих, – ответил мэтро Крюшон, – но больше первого, потому что он производил впечатление переодетого принца.
– Переодетого принца? Ну уж это вы загнули, любезный мэтр, – насмешливо произнес Таньги, откидываясь на спинку стула.
– С чего вы взяли это, что первый мог оказаться принцем?
– Во-первых, спутник молодого человека – великан с одним глазом, а во-вторых, второй молодой человек относился к нему с почтением.
– Возможно, возможно… что же дальше, мэтр?
– Дальше? В харчевне появилось шестеро гвардейцев герцога Бургундского, – при этих словах Таньги поморщился, – они искали человека по имени Санито де Миран.
– Санито де Миран? – Таньги задумался, но это имя ровным счётом ничего ему не говорило, – и что же? Они нашли, кого искали?
– Вот тут-то и начинается самое странное, – таинственным голосом зашептал мэтр Крюшо, – гвардейцы не заметили этого Санито де Мирана, который и оказался странным молодым человеком. Гвардейцы описали его внешность, которая в точности соответствовала оригиналу, и собирались уходить, когда он поднялся.
– Так он всё-таки заговорил с гвардейцами? – Таньги удивлённо приподнял брови.
– Заговорил? Он им в лицо сказал, что он и есть человек, которого они ищут!
– Позвольте, я прерву ваш рассказ, а по какой причине его искали?
– Он утром того же дня убил трёх гвардейцев герцога Бургундского, – отметил мэтр Крюшо.
– А-а, – протянул Таньги, – и что же произошло дальше?
– Этот самый Санито де Миран стал оскорблять гвардейцев и вынудил их драться?
– Трое против шестерых, чёрт побери, это не совсем честно, но гвардейцам не впервой нападать на порядочных людей в большинстве.
– Но на этот раз им точно не повезло, сударь, уверяю вас!
– Неужели те трое оказались сильнее? – не поверил Таньги.
– Трое? Этот де Миран сразил четверых, пока его товарищи дрались один на один!
– Не может быть! – Таньги с явным сомнением посмотрел на мэтра Крюшо, тот перекрестился.
– Богом клянусь, сударь, он это сделал. Вы бы видели, как он дрался. Все сломанные стулья и столы – его рук дело. Его шпага мелькала с такой быстротой, что мы не могли за ней уследить. Он с таким проворством уходил от смертельных ударов, что ему мог позавидовать сам мэтр Виль, знаменитый учитель фехтования.
– Они убили шестерых гвардейцев, и им позволили уйти? Ни за что в это не поверю. Наверняка его всё-таки поймали и убили!
– Вы опять ошиблись, сударь, – мэтр Крюшо снова торжествовал, – насчёт двоих не знаю, а этот Санито де Миран бежал от гнавшихся за ним гвардейцев. Но далеко ему убежать не удалось.
– Я вам говорил…
– Не спешите, выслушайте сначала. Гвардейцы окружили его на мосту и предложили сдаться. Знаете, как он поступил? Прыгнул верхом на коне с моста, в Сену. Ну, что скажете?
– Что, если вы рассказываете правду, этот человек, несомненно, храбрец, каких мало!
– То же самое и я вам говорю! – Мэтр!
– Слушаю, сударь!
– Как вы смотрите на то, чтобы принести пару бутылочек бургундского вина в память о несчастных гвардейцах. – И?
– И выпить его содержимое в честь храбреца, который отправил их на тот свет?
– Это будет справедливо, сударь, – не мог не признать мэтр Крюшо.
– Вот и отлично, мэтр! – Таньги явно пришёл в хорошее настроение после рассказа мэтра Крюшо. Неприятности, постигшие его по дороге в харчевню, были мгновенно забыты. Таньги предался веселью, в которое вовлёк и мэтра Крюшо, несмотря на живейшее сопротивление последнего.
Одновременно с тем, когда Таньги опустошал вторую бутылку, Иоланта Арагонская в сопровождении одной из прибывших с ней фрейлин направлялась в покои своей племянницы Мирианды Мендос, после весьма насыщенного разговора со своей дочерью, которая призналась матери, что влюблена в дофина и что он отвечает взаимностью. Цель, которую она поставила, покинув для этого собственную страну, становилась всё ближе и ближе. Единственно, что омрачало настроение королевы, – это упрямое поведение её племянницы, которая второй день отказывалась принимать пищу, чем немало обеспокоила всех своих близких, особенно тех, кто знал истинную причину поведения Мирианды.
Когда появилась королева, Мирианда стояла у окна. Позади стоял герцог Барский и что-то раздражённо говорил, но Мирианда не отвечала ему, она даже не смотрела в его сторону. Лишь при появлении королевы она обернулась.
– Оставьте нас, – приказала королева сопровождающей фрейлине. Та молча удалилась.
Королева смотрела на почти безжизненное лицо Мирианды и понимала, что разговор предстоит весьма нелёгкий. Герцог Барский взглядом попросил у матери помощи. По-видимому, он так и не смог убедить свою кузину.
– Дитя моё, – королева приблизилась к Мирианде, – мне сказали, что ты уже второй день отказываешься от пищи. Правда ли это?
– Я не голодна, ваше величество! – коротко ответила Мирианда, при этом избегая взгляда королевы.
– Это не ответ, Мирианда! Я хочу, чтобы ты перестала упрямиться! Ты прямо сейчас пойдёшь и пообедаешь. И я не хочу слышать никаких возражений. Ты меня поняла, Мирианда?
Мирианда не сдвинулась с места.
– Я не голодна, ваше величество, – упрямо повторила она.
– Ну что за наказание эта девушка, – не сдержавшись, воскликнула королева, – Мирианда, пытая себя голодом, ты не вернёшь жизнь Санито де Мирану, пойми это… королева осеклась, из глаз Мирианды капнула слеза.
– Я знаю, – тихо ответила она.
– Так почему же ты упрямишься, дитя моё?
– Почему? – Мирианда подняла горестный взгляд на королеву, потому, ваше величество, что мы бросили умирающего, отказав в простом христианском милосердии. Они были в окружении врагов и попросили у нас помощи, считая друзьями, а мы… мы бросили их в таком отчаянном положении. Вы можете представить, что чувствовал Коринет, когда его выбросили отсюда, с умирающим другом на руках? Вы можете представить, как протекали последние минуты жизни Санито, – Мирианда судорожно всхлипнула, – он остался один, без любви и последней молитвы, брошенный людьми, которых он считал друзьями. Неужели он не имел права на последнюю милость, на сострадание, на милосердие… неужто он не мог быть похоронен, как всякий добрый христианин, а вместо этого выброшен на улицу, подобно бродячей собаке…
– Добрый христианин? – герцог Барский не сдержался, – да он святую обитель превратил в кровавое побоище, он убийца, бесчестный человек.
– Будь он жив, вы бы ответили за эти слова, кузен, – Мирианда с нескрываемой ненавистью посмотрела на герцога Барского, – легко оклеветать человека, который находится в могиле. Вы храбрец, кузен!
– Мирианда, – королева ужаснулась её словам, – мне кажется, вы ненавидите своего кузена. Это величайший грех.
– Я ненавижу его, – с некоторой безумной яростью призналась Мирианда, – ибо даже сейчас, когда мой Санито умер, брошенный всеми, он всё ещё смеет оскорблять его. Запомните, кузен, Санито был храбрым и отважным человеком. Санито был с ног до головы человеком чести. А вы, если приложите все свои усилия – не сможете стать даже бледной тенью такого человека. Отныне и навсегда я требую, чтобы вы не приближались ко мне и не заговаривали со мной. И ещё, я ставлю ваше величество в известность, что отправила письмо моему отцу с просьбой разрешить мне принять монашеский обет, – Мирианда бросила непокорный взгляд на королеву, – и отныне, ваше величество, я более не буду подчиняться вашим приказам. С сегодняшнего дня у меня один господин – всемогущий господь.
Не кланяясь, Мирианда с высоко поднятой головой покинула комнату. Королева и не пыталась её остановить. После ухода Мирианды королева долго и задумчиво смотрела на сына, которого несомненно потрясла ненависть Мирианды. С самого детства они находились вместе и всегда понимали друг друга. Что же могло произойти с Мириандой?
– Я не понимаю, – пробормотал герцог Барский.
– Она ненавидит тебя, мой мальчик!
– Но почему? Почему?
Королева с сочувствием посмотрела на сына.
– Ты ещё слишком молод и не понимаешь, что перед тобой стояла не кузина, а влюблённая женщина, над чувствами которой ты посмеялся. Любовь, которой ты оскорбил. Она тебя никогда не простит… ни одна влюблённая женщина не простит такого.
– Что же нам делать? – Герцог не скрывал, что его расстроили слова матери.
– Ничего, – ответила королева, – пусть поступает так, как считает нужным. Мы не вправе ей мешать сейчас, когда в нужный момент не оказали поддержки.
– Как она может любить убийцу, мясника? – пробормотал герцог, – променять его, мёртвого, на меня живого…
– В жизни многое выглядит вовсе не так, чем является на самом деле, – назидательно произнесла королева, – я склонна поверить чистой любви Мирианды, чем многочисленным слухам, однако его это всё равно не вернёт. Так что следует просто забыть обо всём и жить дальше.
– У тебя появилась дурная привычка подсматривать, Карл!
Дофин вздрогнул от неожиданно прозвучавшего голоса. Он обернулся, хотя и без того знал, кому принадлежат эти слова. В одном из кресел, развалившись, сидел молодой человек лет 25 и насмешливо смотрел на него. Дофин нахмурился.
– Опять ты!
– А ты надеялся, что придёт Мария Анжуйская? – поинтересовался молодой человек.
– Не смей упоминать её имени, – грозно предупредил дофин.
– Хорошо, поговорим о твоей матушке!
– Оставь мою матушку в покое, Таньги, – раздражённо произнёс дофин, – почему бы тебе не поступить как все остальные. Пойди в город, зайди в харчевню, напейся, найди женщину лёгкого поведения.
– Карл, только ты один не знаешь того, что известно всей Франции. После приезда твоей досточтимой матушки все женщины лёгкого поведения покинули Париж, увы, – Таньги дю Шастель развёл руками, – а что им оставалось, несчастным? Твоя матушка оставила их без работы.
– Таньги, как ты смеешь говорить такие гадости про королеву Франции? – поинтересовался дофин.
– Я? – Таньги дю Шастель удивлённо воззрился на дофина, – господь с тобой, Карл, я никогда бы не осмелился. Это другие говорят, а я просто повторяю.
Дофин не смог сдержать улыбки.
– Злые языки, – Таньги осуждающе покачал головой, – они смеют заявлять, что ты влюбился в Марию Анжуйскую, да так, что каждое утро стоишь у окна и как последний дурак смотришь, когда же появится край её платья.
– Таньги, это мог сказать только ты.
– Вместо того, чтобы спуститься к ней и пригласить на прогулку, – закончил Таньги.
Дофин растерялся на мгновение.
– Ты правда считаешь, что эта мысль стоит внимания?
– Проклятье на твою голову, Карл, – закричал, изображая гнев, Таньги, – когда я давал тебе плохие советы?
– Когда посоветовал пробраться в дом лавочника, утверждая, что его жена томится от любви ко мне. Что было не что иное, как самая наглая ложь. Меня едва не побили палками, – напомнил дофин.
– Ах, это пустяк, не стоящий внимания.
– А как насчёт моей матушки? Когда ты сказал мне, что она тяжело больна и посоветовал отправить трогательное письмо, которое поддержит её в болезни?
– А ты злопамятен, Карл! Даже всемогущий папа совершает ошибки, так что же говорить обо мне? У всех есть маленькие слабости, и мы должны уметь предавать их забвению. Я же не напоминаю тебе о том, что ты бегал за мной по всему дворцу, пытаясь проткнуть шпагой?
– Мерзавец! А что мне ещё оставалось? Ты прибежал среди ночи и начал кричать, что в Париже англичане, что они приближаются к дворцу. Я наспех оделся и выбежал во двор. Стража смотрела на меня точно так же, как смотрит на моего несчастного отца, не без основания полагая, что и я повредился в уме!
– Карл, ты никогда не мог понять доброй шутки, – вздыхая, Таньги поднялся, – ты идёшь? Или мне занять твоё место возле Марии Анжуйской?
– А как же её кузина? – Её я беру на себя! – Хорошо!
Приняв решение, дофин решительно последовал за Таньги. Однако, решительность дофина таяла по мере приближения к Марии Анжуйской. И когда они оказались в парке, дофин стал придумывать всяческие отговорки, лишь бы избежать предстоящей встречи с Кастильской принцессой. Таньги пришлось чуть ли не силой его тащить. Но даже он оказался бессилен, когда впереди показались медленно гуляющие по парку девушки. Дофин остановился и, несмотря на все уговоры Таньги, собирался повернуть обратно, но именно в этот момент девушки остановились и пошли обратно, в их сторону. Не оставалось сомнений, что они заметили дофина. Так что ему ничего не оставалось, как решительно двинуться навстречу своим сомнениям. Они встретились посередине чудесной аллеи, по краям которой вились благоухающие цветники. Девушки присели перед дофином в реверансе.
– Ваше высочество!
– Ваше высочество, миледи! – дофину с трудом удавалось не показывать волнение, которым он был охвачен. Да ещё, встретившись глазами с Марией Анжуйской, он густо покраснел, впрочем как и она. Оба одновременно отвели глаза и посмотрели на Мирианду. Мирианда, как уже говорилось ранее, была облачена в чёрное платье. Смуглое лицо покрывала неестественная бледность, в глазах застыла печаль. Вообще, она произвела на дофина и Таньги впечатление человека, который перенёс тяжёлую утрату, и они не были далеки от истины.
Видя, что дофин бездействует, Таньги предложил руку Мирианде.
– Миледи, – с пафосом произнёс Таньги, – позвольте показать вам особо красивые места в этом, без преувеличения, прекрасном парке!
Бросив взгляд на кузину, Мирианда без всякого выражения протянула руку. Таньги галантно принял руку, и, громко философствуя, повёл Мирианду по парку.
Оставшись вдвоём, дофин и Мария Анжуйская некоторое время молчали, избегая смотреть в глаза друг друга, но так как молчание затягивалось, Мария Анжуйская решилась и первой заговорила с дофином.
– Ваше высочество, мне не знаком этот парк, так же как и моей кузине, – волнуясь произнесла она, при этом по-прежнему избегая смотреть ему в глаза, – для вас не составит труда показать мне его?
– О, с удовольствием, – вырвалось у дофина, они одновременно посмотрели друг на друга и хотя вновь покраснели, взглядов своих не отвели. Мария Анжуйская с доверчивой нежностью протянула свою руку. Дофин наконец сделал то, о чём мечтал с первой минуты встречи с Марией Анжуйской. Он с пылом, достойным наследника французского престола, поцеловал её руку. А через минуту они, взявшись за руки, словно дети, впрочем они и были детьми, пошли по аллее, не замечая никого и ничего.
За сценой на аллее из окон дворца следили три пары глаз. Первая принадлежала Иоланте Арагонской, на губах которой играла довольная улыбка. На её глазах дофин явно показал свои чувства. Следовательно, самое заветное желание королевы Кастилии – сделать свою дочь королевой Франции, обретало реальные очертания. Несколько в стороне, из окон другой комнаты, герцог Бургундский и его канцлер – Гилберт де Лануа следили за той же сценой.
– Похоже, бедняга влюбился, – губы герцога скривила злая усмешка, – как жаль, что ему суждено дожить всего лишь до своего восемнадцатилетия.
– Монсеньор решился? – осторожно спросил Гилберт де Лануа.
– Мне приходилось и раньше вершить судьбы королевской семьи! Готовься, Лануа! Дофин должен умереть во время празднеств в свою честь.
– Не беспокойтесь, монсеньор. Дофин умрёт в назначенный час!
Пока происходил этот страшный для судеб Франции разговор, Таньги дю Шастель, не умолкая, разглагольствовал о прелестях парка, с которых перешёл на прелести Парижа, а в конце пришёл к неоспоримой истине, что красивее Франции на земле не существует места. Так как Мирианда за последние четверть часа не проронила ни единого слова, Таньги всё же пришлось остановиться и спросить о причине её грусти. На что получил уклончивый ответ Мирианды, который заключался в том, что по приезде в Париж она испытывает непреодолимую тягу к Испании и с нетерпением ждёт возвращения домой. Возмущённый до глубины души Таньги заявил, что нельзя стремиться в Испанию, находясь во Франции. Вот если бы всё обстояло наоборот, то он, несомненно, понял бы настойчивое желание Мирианды. На что Мирианда просто извинилась и, сославшись на сильную головную боль, покинула Таньги. Таньги дю Шастель явно расстроился, ибо не терпел, когда его вот так, без видимой причины, оставляла красивая женщина. Пришлось утешиться мыслью, что он способствовал соединению дофина и Марии Анжуйской, которых он так и не смог заметить поблизости. Итогом всего этого стало принятие поистине соломонова решения. Таньги, хотя и запоздало, но решил воспользоваться советом дофина. Приняв такое решение, он, насвистывая, отправился в конюшню.
Когда Таньги выехал из дворца верхом на лошади, его сразу уже удивило огромное количество гвардейцев, снующих по городу. За то небольшое время, пока он добирался до улицы Бобов, его несколько раз остановили и тщательно осмотрели. Париж напоминал осаждённый город. Таньги, который последние несколько дней провёл в объятиях очаровательной служанки, понятия не имел, что происходит вокруг него. Но тем не менее ему не нравились назойливые гвардейцы, и он не преминул об этом заявить им в лицо, когда у дверей харчевни «Золотой рог» его снова остановили. Завязалась лёгкая перепалка между Таньги и гвардейцами, которым не понравились его слова. Однако, к счастью, она не имела продолжения, и Таньги собирался было войти в харчевню, когда к довершению ко всем неприятностям, возникшим на его пути, одна пожилая женщина вылила на него ведро холодной воды.
– Будь всё проклято, – зарычал Таньги, снимая свою шляпу, с которой стекали тонкие ручейки воды. Он снял плащ и, сказав несколько нелицеприятных слов женщине, что стояла на балконе над головой Таньги и весьма вызывающе улыбалась. Он наконец в крайне раздражённом состоянии вошёл в харчевню. Но здесь его ждала новая неприятность. Таньги свалился бы вниз с высоты 10 футов на груды сложенных внизу досок, если бы не предупреждающий окрик мэтра Крюшо, хозяина харчевни. Пробормотав под нос проклятия, Таньги спустился вниз по доскам, проложенным рядом со стеной. Бросив взгляд на плотников, которые без устали строили новую лестницу, Таньги подошёл к мэтру Крюшо, на лице которого сияла приветливая улыбка. Таньги был одним из самым желанных клиентов харчевни, и мэтр Крюшо всегда оказывал ему повышенное внимание.
– Мэтр, – со смесью лёгкого удивления воскликнул Таньги, – не будете ли вы столь добры сказать, чему или кому я обязан тем, что едва не свернул себе шею. Вы могли бы по меньшей мере написать у входа, что за дверью ваших посетителей ждёт бездна, в которую они канут, едва войдут внутрь.
– Ох, сударь, – тяжело вздыхая, ответил мэтр Крюшо, – я сделал это в первый же день, но моя доброта привела к столь плачевным результатам, что пришлось немедленно отказаться от этой затеи.
– Каким же образом она могла привести к плачевным результатам, – удивился Таньги, – скорее наоборот, мэтр, вы ведь спасали жизни.
– Но терял посетителей, сударь, а для меня такое положение дел равносильно смерти!
– Проклятье, – пробормотал Таньги, – а ведь вы правы, дорогой мэтр, это кого хочешь напугает, и как же вы выходите из положения?
– Не спрашивайте, сударь, – мэтр Крюшо снова тяжело вздохнул, – мне приходится целый день стоять и смотреть, как бы кто не сломал себе шею. Тяжело приходится, ей-богу, но меня утешает мысль, что эти ленивые создания, именуемые плотниками, скоро избавят меня от этой весьма обременительной обязанности.
Таньги сочувственно посмотрел на Крюшо, и тут его взгляд упал на новенькие столы и стулья. В конце, у стены харчевни, были сложены в кучу старые, сломанные столы и стулья.
– Дорогой мэтр, – вскричал Таньги, – клянусь богом, да у вас тут произошёл настоящий погром.
Мэтр Крюшо приложил палец к губам, изображая таинственный вид.
– Не здесь, сударь!
– Ах, вот как! Ну что ж, ведите, дорогой мэтр. Зная меня, вы понимаете, что я не успокоюсь, пока не узнаю всех событий, что имели здесь место.
Мэтр Крюшо отвёл Таньги в самый дальний угол харчевни и, усадив за стол, сел напротив.
– Здесь произошли, – раздавшийся грохот помешал ему продолжить. Они одновременно обернулись. На груде досок, сложенных возле строящейся лестницы, на спине лежал человек и громко стонал.
– Слава богу, это один из плотников, – обрадовался мэтр Крюшо, – так вот, два дня назад сюда пришёл молодой человек. Увидев его, я сразу понял, что он человек весьма непростой.
– А почему вы так решили, позвольте спросить?
– Причиной был спутник молодого человека!
– И что было в нём особенного?
– Один глаз!
– У многих не достаёт глаза, – резонно заметил Таньги.
– Но это ещё не всё!
– Как, было ещё что-то?
– Его лицо было столь уродливо, что могло внушить ужас любому. Представьте, сударь, одноглазый, лицо сплошь покрыто глубокими рубцами. Он был выше на голову любого из моих посетителей, но самое странное заключалось в оружии.
– И что ж странного было в оружии?
– Это был топор. Огромный боевой топор, который висел у него за поясом.
– Следовательно, – сделал вывод Таньги, молодой человек был также уродлив и также носил с собой топор.
– Напротив, сударь, молодой человек был настоящим красавцем, и на перевязи у него висела шпага, как у вас в данную минуту.
– Следовательно, – сделал новый вывод Таньги, – вы составили мнение о молодом человеке, основываясь на внешности его спутника?
– Вот именно, – мэтр Крюшо обрадовался тому, что Таньги так точно понял мысль, которую он пытался выразить.
– Весьма необычно, клянусь памятью нашей королевы, – продолжайте, мэтр.
Крюшо, собиравшийся продолжить, осёкся. Испуганно глядя на Таньги, он спросил:
– Королева умерла?
– Пока нет, мэтр, но когда-нибудь, без сомнения, умрёт! – как ни в чем ни бывало ответил Таньги.
– Ну и шутки у вас, сударь, – пробормотал мэтр Крюшо, – недолго и в Шатле отправиться за такие…
– Вы остановились на весьма интересном месте, мэтр. Продолжайте, я весь во внимании!
– А что я говорил… ах, да, – вспомнил наконец мэтр Крюшо и продолжил таинственным шёпотом, – молодой человек почти ничего не пил и вообще ничего не ел, в отличие от своего спутника, который с лёгкостью мог опустошить всю мою кухню.
– Бедняга!
– Я сразу понял, что молодой человек кого-то ждёт. И представляете, сударь, я оказался прав.
– Так он в самом деле кого-то ждал?
– Через четверть часа после того, как они вошли в харчевню, к ним присоединился ещё один молодой человек. Он подсел к ним, и они начали вполголоса шептаться.
– Сдается мне, что это были заговорщики – из тех, которые всё время вопят «Долой короля», затем восклицают «корону герцогу Бургундскому», – сделал ещё одно предположение Таньги.
– А вот тут вы ошибаетесь, – торжествуя, воскликнул мэтр Крюшо, но тут же, оглянувшись с опаской по сторонам, снова перешёл на шёпот:
– Этот молодой человек ненавидел герцога Бургундского.
– Кого вы имеете в виду? Первого или второго?
– Обоих, – ответил мэтро Крюшон, – но больше первого, потому что он производил впечатление переодетого принца.
– Переодетого принца? Ну уж это вы загнули, любезный мэтр, – насмешливо произнес Таньги, откидываясь на спинку стула.
– С чего вы взяли это, что первый мог оказаться принцем?
– Во-первых, спутник молодого человека – великан с одним глазом, а во-вторых, второй молодой человек относился к нему с почтением.
– Возможно, возможно… что же дальше, мэтр?
– Дальше? В харчевне появилось шестеро гвардейцев герцога Бургундского, – при этих словах Таньги поморщился, – они искали человека по имени Санито де Миран.
– Санито де Миран? – Таньги задумался, но это имя ровным счётом ничего ему не говорило, – и что же? Они нашли, кого искали?
– Вот тут-то и начинается самое странное, – таинственным голосом зашептал мэтр Крюшо, – гвардейцы не заметили этого Санито де Мирана, который и оказался странным молодым человеком. Гвардейцы описали его внешность, которая в точности соответствовала оригиналу, и собирались уходить, когда он поднялся.
– Так он всё-таки заговорил с гвардейцами? – Таньги удивлённо приподнял брови.
– Заговорил? Он им в лицо сказал, что он и есть человек, которого они ищут!
– Позвольте, я прерву ваш рассказ, а по какой причине его искали?
– Он утром того же дня убил трёх гвардейцев герцога Бургундского, – отметил мэтр Крюшо.
– А-а, – протянул Таньги, – и что же произошло дальше?
– Этот самый Санито де Миран стал оскорблять гвардейцев и вынудил их драться?
– Трое против шестерых, чёрт побери, это не совсем честно, но гвардейцам не впервой нападать на порядочных людей в большинстве.
– Но на этот раз им точно не повезло, сударь, уверяю вас!
– Неужели те трое оказались сильнее? – не поверил Таньги.
– Трое? Этот де Миран сразил четверых, пока его товарищи дрались один на один!
– Не может быть! – Таньги с явным сомнением посмотрел на мэтра Крюшо, тот перекрестился.
– Богом клянусь, сударь, он это сделал. Вы бы видели, как он дрался. Все сломанные стулья и столы – его рук дело. Его шпага мелькала с такой быстротой, что мы не могли за ней уследить. Он с таким проворством уходил от смертельных ударов, что ему мог позавидовать сам мэтр Виль, знаменитый учитель фехтования.
– Они убили шестерых гвардейцев, и им позволили уйти? Ни за что в это не поверю. Наверняка его всё-таки поймали и убили!
– Вы опять ошиблись, сударь, – мэтр Крюшо снова торжествовал, – насчёт двоих не знаю, а этот Санито де Миран бежал от гнавшихся за ним гвардейцев. Но далеко ему убежать не удалось.
– Я вам говорил…
– Не спешите, выслушайте сначала. Гвардейцы окружили его на мосту и предложили сдаться. Знаете, как он поступил? Прыгнул верхом на коне с моста, в Сену. Ну, что скажете?
– Что, если вы рассказываете правду, этот человек, несомненно, храбрец, каких мало!
– То же самое и я вам говорю! – Мэтр!
– Слушаю, сударь!
– Как вы смотрите на то, чтобы принести пару бутылочек бургундского вина в память о несчастных гвардейцах. – И?
– И выпить его содержимое в честь храбреца, который отправил их на тот свет?
– Это будет справедливо, сударь, – не мог не признать мэтр Крюшо.
– Вот и отлично, мэтр! – Таньги явно пришёл в хорошее настроение после рассказа мэтра Крюшо. Неприятности, постигшие его по дороге в харчевню, были мгновенно забыты. Таньги предался веселью, в которое вовлёк и мэтра Крюшо, несмотря на живейшее сопротивление последнего.
Одновременно с тем, когда Таньги опустошал вторую бутылку, Иоланта Арагонская в сопровождении одной из прибывших с ней фрейлин направлялась в покои своей племянницы Мирианды Мендос, после весьма насыщенного разговора со своей дочерью, которая призналась матери, что влюблена в дофина и что он отвечает взаимностью. Цель, которую она поставила, покинув для этого собственную страну, становилась всё ближе и ближе. Единственно, что омрачало настроение королевы, – это упрямое поведение её племянницы, которая второй день отказывалась принимать пищу, чем немало обеспокоила всех своих близких, особенно тех, кто знал истинную причину поведения Мирианды.
Когда появилась королева, Мирианда стояла у окна. Позади стоял герцог Барский и что-то раздражённо говорил, но Мирианда не отвечала ему, она даже не смотрела в его сторону. Лишь при появлении королевы она обернулась.
– Оставьте нас, – приказала королева сопровождающей фрейлине. Та молча удалилась.
Королева смотрела на почти безжизненное лицо Мирианды и понимала, что разговор предстоит весьма нелёгкий. Герцог Барский взглядом попросил у матери помощи. По-видимому, он так и не смог убедить свою кузину.
– Дитя моё, – королева приблизилась к Мирианде, – мне сказали, что ты уже второй день отказываешься от пищи. Правда ли это?
– Я не голодна, ваше величество! – коротко ответила Мирианда, при этом избегая взгляда королевы.
– Это не ответ, Мирианда! Я хочу, чтобы ты перестала упрямиться! Ты прямо сейчас пойдёшь и пообедаешь. И я не хочу слышать никаких возражений. Ты меня поняла, Мирианда?
Мирианда не сдвинулась с места.
– Я не голодна, ваше величество, – упрямо повторила она.
– Ну что за наказание эта девушка, – не сдержавшись, воскликнула королева, – Мирианда, пытая себя голодом, ты не вернёшь жизнь Санито де Мирану, пойми это… королева осеклась, из глаз Мирианды капнула слеза.
– Я знаю, – тихо ответила она.
– Так почему же ты упрямишься, дитя моё?
– Почему? – Мирианда подняла горестный взгляд на королеву, потому, ваше величество, что мы бросили умирающего, отказав в простом христианском милосердии. Они были в окружении врагов и попросили у нас помощи, считая друзьями, а мы… мы бросили их в таком отчаянном положении. Вы можете представить, что чувствовал Коринет, когда его выбросили отсюда, с умирающим другом на руках? Вы можете представить, как протекали последние минуты жизни Санито, – Мирианда судорожно всхлипнула, – он остался один, без любви и последней молитвы, брошенный людьми, которых он считал друзьями. Неужели он не имел права на последнюю милость, на сострадание, на милосердие… неужто он не мог быть похоронен, как всякий добрый христианин, а вместо этого выброшен на улицу, подобно бродячей собаке…
– Добрый христианин? – герцог Барский не сдержался, – да он святую обитель превратил в кровавое побоище, он убийца, бесчестный человек.
– Будь он жив, вы бы ответили за эти слова, кузен, – Мирианда с нескрываемой ненавистью посмотрела на герцога Барского, – легко оклеветать человека, который находится в могиле. Вы храбрец, кузен!
– Мирианда, – королева ужаснулась её словам, – мне кажется, вы ненавидите своего кузена. Это величайший грех.
– Я ненавижу его, – с некоторой безумной яростью призналась Мирианда, – ибо даже сейчас, когда мой Санито умер, брошенный всеми, он всё ещё смеет оскорблять его. Запомните, кузен, Санито был храбрым и отважным человеком. Санито был с ног до головы человеком чести. А вы, если приложите все свои усилия – не сможете стать даже бледной тенью такого человека. Отныне и навсегда я требую, чтобы вы не приближались ко мне и не заговаривали со мной. И ещё, я ставлю ваше величество в известность, что отправила письмо моему отцу с просьбой разрешить мне принять монашеский обет, – Мирианда бросила непокорный взгляд на королеву, – и отныне, ваше величество, я более не буду подчиняться вашим приказам. С сегодняшнего дня у меня один господин – всемогущий господь.
Не кланяясь, Мирианда с высоко поднятой головой покинула комнату. Королева и не пыталась её остановить. После ухода Мирианды королева долго и задумчиво смотрела на сына, которого несомненно потрясла ненависть Мирианды. С самого детства они находились вместе и всегда понимали друг друга. Что же могло произойти с Мириандой?
– Я не понимаю, – пробормотал герцог Барский.
– Она ненавидит тебя, мой мальчик!
– Но почему? Почему?
Королева с сочувствием посмотрела на сына.
– Ты ещё слишком молод и не понимаешь, что перед тобой стояла не кузина, а влюблённая женщина, над чувствами которой ты посмеялся. Любовь, которой ты оскорбил. Она тебя никогда не простит… ни одна влюблённая женщина не простит такого.
– Что же нам делать? – Герцог не скрывал, что его расстроили слова матери.
– Ничего, – ответила королева, – пусть поступает так, как считает нужным. Мы не вправе ей мешать сейчас, когда в нужный момент не оказали поддержки.
– Как она может любить убийцу, мясника? – пробормотал герцог, – променять его, мёртвого, на меня живого…
– В жизни многое выглядит вовсе не так, чем является на самом деле, – назидательно произнесла королева, – я склонна поверить чистой любви Мирианды, чем многочисленным слухам, однако его это всё равно не вернёт. Так что следует просто забыть обо всём и жить дальше.
Глава 12
ВОЗВРАЩЕНИЕ ДОМОЙ
Филипп проснулся после того, как колесо повозки попало в глубокую рытвину. Повозку тряхнуло, и боль в плече пробудила Филиппа. Он открыл глаза и, оглядевшись, заметил дремавшего рядом с ним Коринета. Однако, едва пошевелился, пытаясь подняться с охапки соломы, на которой он лежал, Коринет открыл глаза.
Филипп охнул от боли, пронзившей плечо. Коринет придержал его, собираясь помочь лечь обратно, но Филипп, превозмогая боль, всё же выпрямился и занял сидячее положение.
– Воды, – голос у него был хриплый.
Коринет тут же протянул ему кувшин с водой. Филипп сам откупорил бутылку и приложил её к пересохшим губам. Прохладительная влага наполнила его тело. Он пил долго, пока кувшин не опустел. Филипп вернул пустой кувшин Коринету, который кинул его тут же, возле себя.
Филипп охнул от боли, пронзившей плечо. Коринет придержал его, собираясь помочь лечь обратно, но Филипп, превозмогая боль, всё же выпрямился и занял сидячее положение.
– Воды, – голос у него был хриплый.
Коринет тут же протянул ему кувшин с водой. Филипп сам откупорил бутылку и приложил её к пересохшим губам. Прохладительная влага наполнила его тело. Он пил долго, пока кувшин не опустел. Филипп вернул пустой кувшин Коринету, который кинул его тут же, возле себя.