– В провинции бунт?
   – Да, мадам, – раздражённо ответил герцог Бургундский, – восстал Осер. Они перебили мой гарнизон и в настоящее время, как мне доложили, укрепляют город.
   – Но как это могло произойти, – удивлённо спросила королева.
   – Похоже, некоторые из Арманьяков остались в живых, – ответил герцог Бургундский, – и теперь, по всей видимости, пытаются поднять всю провинцию на мятеж. Кстати, один из наших парижских друзей, – это слово герцог произнёс со зловещей ухмылкой, – примкнул к восставшим.
   – Как любопытно. И кто же это?
   – Тот, кто убил моих гвардейцев, а после устроил резню в часовне аббатства Сен-Дени. Санито де Миран. Похоже, этот человек становится моим проклятием.
   – Де Миран, – вырвалось у Иоланты Арагонской, которая до сих пор слушала молча, – вы, наверное, ошибаетесь, герцог, я слышала, он умер!
   – Если бы? – пробормотал герцог Бургундский, и уже громче добавил, – у меня самые точные сведения. Этот человек жив и находится в данное время в Осере, но поверьте моему слову, ваше величество, ему недолго осталось.
   Новости были просто ошеломляющие. Иоланта Арагонская погрузилась в раздумья, пытаясь понять связь между всеми происшествиями, связанными с именем этого человека. Он жив несмотря ни на что. Кто же мог спасти его? Мирианда, – неожиданно вспомнила она и, извинившись перед королевой, покинула будуар. После её ухода королева с герцогом Бургундским прошли в смежную с будуаром комнату и прикрыли за собой дверь.
   – Я хочу к моей королеве, – плаксиво заявила карлица, – почему её забрал герцог, пусть немедленно вернёт обратно.
   Фрейлины теперь уже по-настоящему залились смехом, а карлица с трагическим видом подошла к двери, за которой они уединились. До неё донеслись обрывки фраз.
   – Я подписал, осталась только ваша подпись… – что-то зашуршало, а вслед за этим карлица услышала голос королевы:
   – Возьмите, герцог!
   – Оставьте у себя, мадам, в нужный час я пришлю за ним человека.
   Послышался шум. По характерным признакам карлица догадалась, что королева открывает секретер. Она отошла от двери и, паясничая перед фрейлинами, незаметно выбралась из будуара.
   – Подождём, пока они уйдут, – прошептала карлица, оказавшись одна в коридоре.
   Иоланта Арагонская знала, где найдёт свою племянницу. В последние дни Мирианда облюбовала себе скамеечку в парке, которая была довольно далеко от всех остальных, что обеспечивало уединение Мирианде. Она проводила дни напролёт в молчаливом одиночестве. Сложив руки на коленях, она постоянно смотрела ввысь, словно выискивала там что-то. Она почти ни с кем не разговаривала, и хотя больше не отказывалась от еды, всем своим видом показывала полное неповиновение. Иоланта не тревожила Мирианду ибо когда-то сама была влюблена и хорошо знала, что чувствует её племянница. Но теперь перед ней стоял сложный выбор. Мирианда смирилась с мыслью, что её возлюбленный погиб, сказать ей правду, следовательно, дать надежду, а это могло означать союз с этим безвестным человеком, который, к тому же, нажил себе могущественных врагов. Когда-то её племянница могла рассчитывать на хорошую партию, пусть не во Франции, а хотя бы в той же Испании. Иоланту мучил один вопрос. Почему этот человек с такой лёгкостью заводит себе врагов и каких? Один герцог Бургундский чего стоил. Человек, который держал в страхе Париж, да и всю Францию не пугает этого Санито де Мирана, даже наоборот, он всячески пытается вызвать его гнев. Напрашивалось два ответа. Либо этот человек глуп или безумен, либо – Иоланта Арагонская, которая уже вышла в парк, внезапно остановилась.
   Либо с этим человеком связана какая-то тайна. Это могло объяснить многое, но не убийство епископа. Оно не вязалось со всем остальным его поведением, которое было открыто направлено против герцога Бургундского. Иоланта знала, что такое власть и понимала, что так просто герцог Бургундский её не уступит. А в свете развивающихся отношений между её дочерью и дофином, герцог уже сейчас казался серьёзным препятствием к достижению мечты Иоланты. Весьма возможно, что дофин, который являлся весьма настойчивым и целеустремлённым юношей, мог не смириться с властью герцога Бургундского и тогда… между ними начнётся война за престол Франции. Следовательно, человек, который враждует с герцогом Бургундским, может уже сейчас считаться другом. Иоланта окончательно пришла к мысли, что должна сообщить Мирианде о де Миране. К тому же, кто поручится, что через какое-то время они не встретятся.
   Приближаясь к Мирианде, которая, как и думала Иоланта, сидела на обычном месте, она увидела рядом с ней своего сына. Она улыбнулась, увидев, как он, преклонив колено, пытается вымолить прощение у своей кузины. Она приблизилась к ним настолько, чтобы не мешать и в то же время слышать всё до мельчайших подробностей.
   – Кузина, – говорил с вдохновением герцог Барский, вы помните, как однажды поранили голову, и я на руках нёс вас домой. Вы помните, как я плакал, когда лекарь перевязывал вашу очаровательную голову. Мы выросли вместе, проводили целые дни напролёт рядом друг с другом, делились горестями и радостями. Были близки больше, чем родные брат и сестра, а сейчас после того, как мы столько всего перенесли вместе, из-за нескольких слов, вы…
   – Из-за нескольких слов? – впервые Мирианда посмотрела на кузена, – вы оскорбили благородного человека, который к тому же стерпел от вас оскорбление, но не обнажил оружия. Вы посмеялись и оскорбили мою любовь, вы оклеветали его, а потом пытались отдать его, тяжело раненного, умирающего, страже. И после всего этого вы смеете говорить, что виной этому всего лишь несколько слов? – гневно спросила Мирианда.
   – Я виноват, кузина, – раскаиваясь, ответил герцог Барский, – я нижайше прошу прощения. Если хотите, я всему двору объявлю, что Санито де Миран был лучшим из людей. Я сделаю всё, что угодно, лишь бы заслужить ваше прощение.
   – Я могла бы простить всё, – тихо произнесла Мирианда, – но то, что вы бросили его одного умирать на улице, – не прощу никогда.
   – Она передумает, – улыбаясь, сказала Иоланта, – она приблизилась к ним.
   Мирианда встала и сделала реверанс. Герцог Барский тоже поднялся, при этом он развёл руками, как бы говоря, что все его просьбы напрасны.
   – Со всем уважением, ваше величество, но я не передумаю, – твёрдо произнесла Мирианда, смело глядя в глаза Иоланты, – почему вы улыбаетесь? Я сказала что-то смешное?
   – Ты начинаешь грубить, Мирианда, а это вещь совершенно неприемлемая, – Иоланта говорила серьёзным тоном, но лицо по-прежнему улыбалось.
   – Вы слишком веселы сегодня, матушка, – подозрительно спросил герцог Барский, – неужто дофин, наконец, сделал предложение моей сестричке?
   – Пока нет, – ответила Иоланта, но это вскоре произойдёт. А пока, – она бросила лукавый взгляд на своего сына, чем несказанно удивила его, – я намерена немедля заняться судьбой моей племянницы.
   – И что же вы намерены делать? – вызывающе спросила Мирианда.
   – Выдать тебя замуж в ближайшее время, – последовал ответ.
   – Никогда этого не будет, – резко ответила Мирианда, – я уйду в монастырь и… почему вы снова улыбаетесь? Я не изменю решения.
   – А я тебя и не принуждаю, – весело заявила Иоланта, чем совсем обескуражила Мирианду.
   – Нет?
   – Нет! Если не хочешь, не выходи… просто мне казалось, что ты захочешь этого брака.
   – Не захочу, можете быть уверены, ваше величество!
   – Прекрасно, значит, так тому и быть! Но ты не передумаешь, Мирианда? – уточнила королева.
   – Нет, – не совсем уверенно возразила Мирианда, глядя на смеющееся лицо Иоланты.
   – Хорошо! Возможно, после того, как ты отказалась, тебе захочется узнать имя этого человека?
   – Н-нет.
   – Матушка, не томите, – вскричал герцог Барский, – вы что-то знаете и не говорите нам.
   Иоланта таким взглядом посмотрела на Мирианду, что её бледное лицо начало понемногу розоветь, только неизвестно, какие из чувств тому были виной.
   – Ты не обнимешь меня, дитя моё? – улыбаясь, спросила Иоланта.
   – Матушка, – Мирианда качнулась, начиная понимать, – неужели…
   – Да, дитя моё. Санито де Миран жив!
   – Матушка, – Мирианда в течение нескольких мгновений поменяла около десятка оттенков на лице, а под конец появилась мертвенная бледность, которую тут же заменил ярко вспыхнувший румянец, неужели это может быть правдой?
   – Он жив, Мирианда. Его видели несколько дней назад, недалеко от Парижа, в Ос ере!
   – Матушка, – Мирианда бросилась к Иоланте и разрыдалась на её плече.
   – Фу ты, – шумно выдохнул герцог Барский, – матушка, вы не представляете, от какой тяжёлой ноши меня избавили.
   Пока в парке у Мирианды происходил вышеописанный разговор, карлица, дождавшись, когда королева покинула будуар, незаметно юркнула внутрь. Она пробралась в комнату и, увидев стоявший на столе возле стены секретер, подошла к нему Настороженно прислушиваясь к малейшему шуму, она медленно открыла ящик секретера и сразу увидела сложенную пополам бумагу. Первое, что бросилось в глаза карлице, была печать герцога Бургундского и королевы, рядом стояли их подписи. Карлица быстро пробежалась глазами по этому документу. Этот документ являлся приказом для сира де Бленвиль – коменданта королевской тюрьмы Шатле. Он приказывал вышеозначенному коменданту взять под стражу и доставить в тюрьму наследника французского престола по обвинению в государственной измене. Карлица посмотрела на дату. Там стояло 4 июля.
   – День рождения дофина, – прошептала карлица, складывая письмо как было и кладя его на место. Она задвинула ящик секретера и так же незаметно покинула будуар королевы. Покинув будуар, карлица торопливо побежала по коридору, а вскоре выбежала из дворца. Ещё через час она уже была в подземелье ордена. Карлица вошла в зал ордена, когда там находился Гилберт де Лануа, который разговаривал с отцом Вальдесом. Карлица подбежала к отцу Вальдесу, восседавшему в своём высоком кресле, и преданно посмотрела на него снизу вверх.
   – Говори, – скрипучий голос старца прозвенел над залом.
   – Герцог Бургундский и королева хотят упрятать дофина в Шатле! – торопливо выговорила карлица.
   Отец Вальдес погладил её по голове и, почти не обратив внимания на её слова, заговорил с Гилбертом де Лануа.
   – Рассказывай дальше, сын мой! Гилберт де Лануа склонился перед старцем.
   – Утром прибыл один из солдат, охранявших Луизу Бургундскую. В руках у него было разорванное платье. Я слышал слова, которые он сказал герцогу. «Санито де Миран велел передать, что он забрал вашу честь, как заберёт жизнь». Герцог Бургундский велел повесить этого человека, чтобы никто больше не узнал, что произошло с его дочерью. Он отправил письмо в Дижон, в котором приказывал немедля направить в Париж его младшую дочь. Видимо, он хочет выдать её замуж за Бедфорда, вместо старшей. Он вообще ведёт себя так, словно ничего не случилось, что очень необычно для него.
   – Насилие свершилось, – пробормотал пророческим голосом отец Вальдес, – злой рок преследует наш орден. Кровь Арманьяков, Бурбонов и Бургундцев слилась воедино. Три корня самых могучих деревьев сплелись между собой. И дева, которая носит в своём чреве плод этих корней, – дочь герцога Бургундского. Нашли нашего врага?
   – Мы уже отправили наших братьев в Осер, туда, где произошло насилие. Скоро они настигнут нашего врага.
   – Хорошо, сын мой. Известно, где находится дева?
   – Нет, отец!
   – Найдите её, – внезапно закричал старец, – дева должна умереть прежде, чем её плод огласит своим криком белый свет.
   Карлица услышала всё, что хотела. Она покинула зал под молчаливое согласие отца Вальдеса, который и приказал де Лануа подарить карлицу королеве, чтобы иметь возможность знать обо всём, что делала королева. Когда карлица приводила механизм колодца в движение, из её уст сорвался шёпот:
   – Орден знает, что дофина хотят упрятать в Шатле, а это значит – он должен умереть!
   Карлица вернулась во дворец и заняла своё место подле королевы, которая уже собиралась отправиться на её поиски. Увидев свою любимицу, королева успокоилась и вместе с придворными стала придумывать новые развлечения. И у карлицы невольно возникла мысль:
   – Кто хуже? Орден, который убивает всех, кто становится у них на пути, или мать, которая приговорила собственного сына к смерти, а после этого заявляет, что ей невыразимо скучно.
* * *
   Пока, Париж искал увеселений с настойчивостью школяра, Осер готовился к обороне. Они укрепляли стены, подвозили продовольствие. И днём, и ночью шёл набор в отряды ополчения. Жизнь кипела и бурлила не только в Осере, но и во всём графстве. В замке же наоборот стояла несвойственная ему тишина. Филипп четвёртый день подряд о чём-то напряжённо размышлял. После происшествия с Луизой Бургундской он так и не встретился со своими друзьями. Они не стали дожидаться его, а попросту с головой окунулись в дела графства. Они днём и ночью носились по графству, формируя отряды и укрепляя границы графства. Всюду на границе графства стояли передовые отряды, которые днём и ночью следили за дорогами, ведущими к Осеру. Наконец, когда никто не ожидал этого, Филипп вышел из меланхолического состояния и призвал своих друзей на совет. Это произошло 15 июня, на шестой день после уединения Филиппа. В большом зале замка за столом сидели Антуан, Одо и Жорж. Они ждали, когда появится Филипп. Филипп не замедлил с приходом. В сопровождении Коринета он присоединился к своим друзьям. Выглядел он так, словно провёл несколько бессонных ночей. Глаза были покрасневшие, а под ними лежали мешки. Лицо слегка побледнело, но тем не менее все почувствовали, что он был взбудоражен.
   – Итак, друзья мои, – начал разговор Филипп, – я собрал вас вместе, чтобы разработать и осуществить план похода, который я задумал ещё в Париже. Речь в двух словах идёт об атаке на английскую армию! – Филипп довольным взглядом обвёл своих друзей, вернее их растерянные лица.
   – Мы собрались здесь, чтобы обсудить, как с отрядом, который в лучшем случае насчитывает две тысячи всадников, напасть на сорокатысячную армию, – уточнил Антуан.
   – Именно, – глаза Филиппа загорелись, – это будет великий поход.
   Все трое переглянулись между собой, справедливо полагая, что за эти дни Филипп слегка тронулся в уме.
   – Но мы же не сможем победить. Клянусь честью, это и дураку ясно, – высказал общую мысль Антуан.
   – Не сможем, – согласился Филипп.
   – Так почему бы нам не умереть здесь, дома, – подал голос Жорж де Крусто, – всё же лучше, чем в холодной Нормандии.
   – Я не собираюсь умирать!
   – Вот как? А что же ещё нам останется, вздумай мы атаковать английскую армию? Мы не сможем победить – это ясно всем, даже тебе, следовательно, остается одно – умереть!
   – Я сказал атаковать, но я не говорил – победить, – возразил Филипп.
   – И в чём же разница? – поинтересовался Жорж де Крусто.
   – Разница огромна! Мы можем атаковать армию англичан, но вовсе не для того, чтобы разбить её, а для того, чтобы помочь осаждённому Руану.
   – Мы не понимаем…
   – Потому что не пытаетесь, – немного резковато ответил Филипп, – когда на самом деле всё очень просто. Город в осаде уже несколько месяцев. Мы отвлечем своим ударом английскую армию, а в это время в город доставят провиант. Мы достигнем три цели сразу. Первая – атака на английскую армию. Весьма важно сейчас, когда они творят во Франции, что пожелают. Второе – город получит провиант, а значит, сможет сражаться дальше и задержать продвижение англичан в глубь Франции. И, наконец – третье, мы нанесём чувствительный удар по герцогу Бургундскому.
   – Я не понял ничего из того, что ты сказал, – честно признался Антуан де Вандом, – но более всего мне непонятно, каким образом пострадает герцог Бургундский. Ведь как я понял, атаковать ты собираешься английскую армию.
   – А мне непонятно, – подал голос Жорж де Крусто, – каким образом мы вообще доставим провиант в Нормандию, и уж совсем непонятно, как незамеченными приблизимся к основным силам англичан. Наверняка они повсюду выставили охранение.
   – С помощью плащей, – коротко ответил Филипп.
   – С помощью плащей, – все трое пытались осмыслить сказанное Филиппом, – ну и что в них особенного, – поинтересовались они.
   – На первый взгляд ничего, – Филипп посмотрел на своих друзей и закончил: – но если на них вышить Андреевские кресты…
   – Будь я проклят, – вырвалось одновременно у всех троих.
   Филипп встал из-за стола.
   – Будьте готовы, друзья мои. Мы выступаем через два дня!
   – А плащи? Где мы их возьмём? – вырвалось у де Крусто.
   – Они уже готовы, – последовал ответ, – я приказал сшить их, шесть дней назад!..
   Коринет молча слушал разговор. Он ни во что не вмешивался. Разговор длился до поздней ночи, обсуждались тысячи мелочей. И лишь когда он закончился и они остались вдвоём с Филиппом, он негромко спросил:
   – Это из-за неё? Ты задумал этот поход из-за неё?
   – Если ты имеешь в виду Францию, то, да! – также негромко ответил Филипп.
   – А как же твои планы сделать графство таким, каким было при твоём отце? Ты ведь хотел добиться прежнего положения и уважения, которыми пользовались арманьяки?
   – Я это и делаю!
   – А как же твоя месть? Ведь ты можешь погибнуть! Филипп бросил задумчивый взгляд на Коринета.
   – Знаешь, в ночь перед казнью мы проговорили с отцом до самого утра. Он рассказывал мне обо всём. Именно тогда я узнал о существовании подземного хода. Он хотел, чтобы я знал всё, потому что глубоко верил в моё спасение. Я не буду рассказывать обо всём, но кое-что всё же скажу. Отец говорил: «Филипп, нет ничего превыше Родины и нет ничего, чем человек не должен пожертвовать во имя Родины и во славу её. Лишь честь составляет исключение, ибо без чести человеку и Родина не нужна!» – Филипп встал, и окинув гордым взглядом Коринета, закончил: – сегодня честь обязывает любого француза помочь людям, которые умирают с голоду, но не сдаются врагу.
   – Да, мой мальчик, – прошептал Коринет вслед удаляющемуся Филиппу, – ты снова преподал мне урок. В такие минуты я понимаю, почему, едва увидев тебя, решил посвятить жизнь служению тебе!
   Коринет немного посидел в одиночестве, а после поднялся и вышел во двор вслед за Филиппом. Он сразу его увидел. Конюх вывел коня Филиппа. Филипп гладил жеребца по морде, держа одной рукой за уздечку. Коринет прислонился спиной к двери и смотрел на Филиппа. И от того, что он видел, нечто тёплое поднималось в его душе.
   – Вы Коринет? Коринет обернулся.
   Перед ним стоял старший караульной службы, что охранял замок. – Да!
   – Вас спрашивает какой-то цыган! Коринет сразу напрягся.
   – Где он?
   – Стоит у ворот!
   – Проводите меня к нему, – попросил Коринет и после того, как получил согласие, отправился вслед за лейтенантом караульной службы к воротам, служившим въездом во двор замка.
   – Возьмите факел, – посоветовал ему лейтенант, – за дверью темень, ничего не видно.
   Коринет поблагодарил его и, взяв зажжённый факел, стал дожидаться, когда перед ним откроют ворота. Предчувствие не обмануло Коринета. Едва ворота отворились, он увидел того самого цыгана, который вывез их из Парижа. Цыган стоял, облокотившись на поручни подъемного моста. Рядом стояла, переминая копытами, лошадь. Коринет, с зажжённым факелом, подошёл к нему. После того, как цыган внимательно осмотрел Коринета, он сунул руку в сапог и вытащил свёрнутую в свиток бумагу. Без единого слова он вручил этот свиток Коринету, а затем вскочил на лошадь и ускакал. Коринет развернул свиток и поднёс факел поближе, чтобы легче было читать. Через мгновение он, сжав в одной руке свиток, а в другой факел, побежал назад. Филиппа во дворе уже не было. Коринет бросился в конюшню, но и там его не было. Коринет начал его искать внутри замка и почти отчаялся найти, когда, открыв дверь в покои Филиппа, увидел его лежащим на постели с задумчивым выражением лица.
   – Иди спать, – сказал Филипп, кладя руки под голову.
   – Я останусь ночью здесь, у тебя! – твёрдо сказал Коринет.
   Филипп с едва заметным раздражением посмотрел на него и уже собирался сделать выговор, но Коринет протянул ему свиток. Филипп с удивлением посмотрел на Коринета, но свиток принял. Чтение свитка заняло у Филиппа не больше минуты. Когда он оторвался от него и посмотрел на Коринета, по его лицу нельзя было ничего понять.
   – Откуда он у тебя? Кто человек, написавший это письмо?
   – Друг! – уверенно ответил Коринет.
   – И ты полностью доверяешь ему?
   – Да, – не раздумывая, ответил Коринет.
   – Хорошо, – спокойно согласился Филипп, – можешь оставаться здесь, но только для твоего собственного спокойствия.
   Филипп повернулся на бок и через несколько минут уже крепко спал. А Коринет, вынув из-за пояса топор, с которым никогда не разлучался, устроился в тёмном углу комнаты. Ночь прошла без происшествий. Весь следующий день Коринет с угрюмым видом настороженно наблюдал за всеми, начиная от стражи на воротах и заканчивая поваром на кухне. Он не отходил от Филиппа больше чем на пять шагов и, если случалось так, что его не оказывалось рядом, Коринет немедленно отправлялся на его поиски. День прошёл спокойно. Все напряжённо готовились к завтрашнему походу. Филипп трудился наравне со всеми. Когда наступила ночь, он отдал последние распоряжения и поднялся в свои покои. То же самое сделал Коринет. Он поднялся в покои Филиппа и занял место, которое облюбовал ещё прошлой ночью. Филипп по своему обыкновению сразу заснул. Коринет снова вытащил топор и прислонил к стене, справа от себя. Минуты текли одна за одной, превращаясь в часы, но ночную тишину нарушала разве только редкая суета слуг, которые сновали по замку. Коринет прикрыл глаза, погружаясь в состояние дремоты. Уже была глубокая ночь, когда Коринет встрепенулся от странного шороха, словно кто-то скрёбся снаружи по стене. Коринет настороженно прислушался. Звук повторился явственнее. Он бесшумно взял топор в руки и поднялся с кресла, не спуская взгляда с отворённого окна, откуда доносились звуки. Луна в эту ночь светила ярко. Лунный свет лился прямо в комнату. Предметы отбрасывали тени на стены комнаты, отчего она казалась необычной. Коринет бросил взгляд на мирно спящего Филиппа, и в этот момент раздался совсем явственный шорох. Коринет сжал древко топора и приготовился. В открытом окне появился силуэт человека. Он почти бесшумно приподнялся и перебросил одну ногу в комнату. В этот миг Коринет молниеносно подскочил к нему и со всей силы опустил топор на его голову. Не издав ни звука, человек качнулся и выпал из окна. Коринет выглянул из окна. Труп валялся прямо под окном. К стене была приставлена длинная лестница, по которой он, видимо, и взобрался наверх. Издав облегчённый вздох, Коринет обернулся и сразу же застыл от ужаса. В лунном свете отражался человек, нависший над Филиппом. Коринет понял, что не успеет опередить убийцу.
   – Филипп, – изо всех сил закричал Коринет, бросаясь к убийце.
   – Я хорошо слышу, – раздался спокойный ответ, – незачем так кричать.
   Коринет понял, что Филипп не спит, но почему он так спокоен, он что не видит убийцу. Коринет подбежал к убийце и размахнулся топором.
   – Вряд ли он воскреснет, – опять раздался спокойный голос Филиппа.
   Коринет так и остался с поднятым топором в руках. Только сейчас до него дошло, что будь убийца жив, он не успел бы спасти Филиппа. Следовательно, он был мёртв. Коринет нашёл свечи и через минуту в комнате стало светло. Второй убийца так и застыл над Филиппом. Снизу, в животе у него, торчала шпага Филиппа, рукоятка которой упиралась в пол. Она и поддерживала мёртвое тело на весу. В комнату ворвались де Крусто и де Вандом в ночных халатах и со шпагами. Они вздохнули с облегчением, увидев, что Филипп жив.
   – Так ты не спал, – удивлению Коринета не было конца, – но ведь ты мне не поверил!
   – С чего ты взял? – настала пора удивляться Филиппу, – я ведь спросил, веришь ли ты человеку, написавшему письмо, ты ответил да и я больше не сомневался в том, что меня действительно хотят убить. Я и прошлую ночь не спал. Но на этот раз им не повезло. Надеюсь, герцог Бургундский пришлёт в следующий раз более умелых убийц.
   Коринет не стал выводить из заблуждения Филиппа. Мемфиза сказала, что ещё не время, значит время действительно ещё не наступило. Что было бы с Филиппом, если бы Мемфиза не помогла ему? При этой мысли Коринет покрылся потом. Слуги убрали тело, давая возможность Филиппу наконец выспаться, а Коринет отправился вниз выяснять, каким образом в хорошо охраняемый замок могли попасть убийцы. Ночь прошла в волнениях и расспросах. Утро принесло спокойствие. Все тревоги были забыты. Подготовка к походу закончена. В полдень горожане Осера наблюдали за выездом из города полуторатысячного, отлично вооружённого, отряда всадников, которые по непонятной причине были облачены в цвета бургундцев, пурпурные плащи с вышитыми на них Андреевскими крестами.

Глава 15
ДЕРЗКИЕ

   Через десять дней, 26 июня 1419 года, жители Нормандии наблюдали за движением большого отряда бургундской гвардии, которая, несмотря на непрекращающуюся жару, быстро приближалась к окрестностям Руана. В обозе за отрядом шли повозки, нагруженные доверху провиантом. Их было более пятидесяти. Все они были перевязаны поперёк сыромятными ремнями, которые удерживали мешки от падения. Нормандцы встречали своих соотечественников с проклятиями и комьями земли, которые летели во всадников. Так продолжалось до тех пор, пока отряд бургундцев не упёрся в передовое охранение английской армии. Поговорив некоторое время с командиром охранения, бургундцы остались ждать, а он ускакал.