Бриньон Луи. Д'Арманьяки

   – Я не стал бы тебя будить, – словно оправдываясь, сказал де Крусто, – но прибыл Монтегю. Он говорит, что для тебя есть важные новости.
   – Зови его сюда, нет… подожди, я сам спущусь вниз. Так и не сумев выспаться, Филипп спустился вниз.
   В холле его ждал Монтегю с весьма почтительным видом.
   – Монсеньор, – Монтегю поклонился. Филипп в ответ кивнул.
   – Я очень устал, поэтому будь краток!
   – Сразу после вашего отъезда в город приехала девушка. Она хотела увидеть вас. Я сказал, что вы отсутствуете. Тогда она заявила, что будет вас дожидаться. Она не называет своего имени и не говорит, по какой причине хочет вас видеть.
   – Она ещё здесь?
   – Да, монсеньор! Ожидает снаружи.
   – Хорошо! Приведи её ко мне!
   Филипп прошёл в зал и опустился в своё кресло, что стояло за большим столом. Буквально через минуту Монтегю появился перед ним с девушкой, которая испуганно озиралась по сторонам. При виде Филиппа она на мгновение остановилась как вкопанная, но затем всё же решилась подойти к нему ближе. Филиппу не понадобилось много времени, чтобы узнать её.
   – Оставьте нас, – приказал он Монтегю.
   – Чему обязан, сударыня? – коротко спросил Филипп, когда они остались вдвоём с Шарлоттой де Лаваль.
   – Прежде всего, – Шарлотта пыталась выглядеть смелой, но у неё плохо получалось. Испуг в глазах не проходил, – я хочу сказать, что вы совершили чудовищный поступок. Из-за вас Луиза стала отверженной повсюду. Отец и брат от неё отказались и называют не иначе, как блудницей, она потеряла интерес к жизни и во всём этом виноваты вы, – закончив говорить, Шарлота шумно выдохнула, избегая при этом прямого взгляда Филиппа.
   – Вы ждали меня целый месяц для того, чтобы сообщить то, что я и сам знаю? – насмешливо спросил Филипп.
   – Значит, вы раскаиваетесь в своём поступке?
   – Раскаиваюсь или нет, какой в этом прок, – раздражённо ответил Филипп, – ничего изменить нельзя и если вам более нечего сказать, – он поднялся и пошёл по направлению к выходу, но не дойдя до двери замер, услышав следующие слова Шарлотты:
   – Луиза беременна!
   Филипп медленно повернулся и вперил в Шарлоту испытывающий взгляд. Он ей не поверил, и это было заметно по его облику.
   – Вы лжёте? Отвечайте мне! – закричал Филипп, приводя Шарлотту в ужас.
   Вместо ответа Шарлотта протянула ему письмо.
   – Что это? – Филипп развернул письмо. Некоторое время после прочтения письма он стоял бледный и растерянный. Затем начал непроизвольно комкать письмо в руках. Внешность Филиппа настолько отличалась от обычного состояния, что вошедший в зал де Крусто замер.
   – Когда она написала письмо? – хриплым голосом спросил Филипп, – сколько времени прошло с тех пор, как она дала его?
   – Около месяца!
   – Мне нужно знать точно, – вскричал Филипп, пугая своим видом Шарлотту.
   – Месяц и несколько дней.
   Филипп схватился за голову двумя руками.
   – Господи, господи, неужели и сейчас ты накажешь меня так жестоко.
   Филипп обернулся к Жоржу де Крусто.
   – Седлай лошадей и найди два десятка отдохнувших людей. Я немедленно уезжаю, только переоденусь… вы покажете мне путь, – уже взбегая по лестнице, крикнул Филипп, обращаясь к Шарлотте.
   Жорж де Крусто недоумённо посмотрел на Шарлотту, не понимая её участия, которое столь сильно взволновало Филиппа.
   – Вы не знаете, сударыня, куда мы отправляемся? – вежливым голосом поинтересовался Жорж де Крусто.
   – По всей видимости в Клюни, – коротко ответила Шарлотта.
   – Час от часу не легче, – пробормотал Жорж де Крусто, направляясь к выходу, – едем в Бургундию. Интересно, что он придумает в следующий раз.
   Тем не менее он выполнил приказ и меньше чем через шесть часов после своего возвращения Филипп снова отправился в путь, который лежал в женский монастырь Клюни.

* * *

   В то время как Филипп преодолевал опасности, ожидавшие его на пути к монастырю, Луиза почти перестала надеяться на то, что когда-либо увидит его. Месяц, данный Луизой, закончился, но несмотря на глубокую ненависть, которую она по-прежнему питала к человеку, надругавшемуся над ней, ребёнка, зарождавшегося в её чреве, она ненавидеть не смогла. Мысль о том, что некогда она собиралась убить его, приводила её в ужас. Как она могла помыслить такое? Какая злая сила овладела её разумом в эту минуту? Луиза перестала чувствовать себя одинокой и всё больше думала о зарождавшейся жизни. Ребёнок приносил в её душу успокоение и радость. Часто она прижимала руку к животу, отчётливо сознавая, что отныне она не одна. В ней просыпался материнский инстинкт, который заставлял любить ребёнка, несмотря ни на что. О, она никогда не покинет своего ребёнка, что бы ни случилось. В иные мгновения на губах Луизы появлялась безмятежная улыбка, и она думала о том, кто родится: мальчик или девочка?
   Луиза подолгу разговаривала с настоятельницей, как в былые времена, чему та была несказанно рада, ибо видела благие перемены, происходящие в своей воспитаннице. Луиза подружилась с сестрой Ливонией, которая из кожи лезла, чтобы угодить ей. Как прежде, она часами прогуливалась по саду с мечтательным выражением лица. Ребёнок полностью преобразил Луизу. Она часто вспоминала слова настоятельницы и начинала думать о том, что её жизнь обретает смысл. В зле ищи добро, в горестях – радость, а в отчаянии – надежду, повторяла Луиза слова настоятельницы, словно молитву. Ещё один день прошёл, – радостно думала Луиза, отправляясь спать. Она легла в кровать, и прежде чем сон окутал её, подумала, осталось совсем немного, и она сможет увидеть своего ребёнка. Всю ночь Луизе снились красивые сны. По этой причине она проснулась позже обычного. Луиза поднялась с кровати и по обыкновению, положив руку на живот, пожелала доброго утра своему ребёнку. Затем она осторожно набросила на себя одно из немногих платьев, что у неё оставались, и подошла к столу, на котором стояла кружка со свежим молоком. Луиза с удовольствием отпила несколько глотков и, положив кружку обратно на стол, вышла из кельи. Первое, что бросилось в глаза Луизе, была Шарлотта, беседующая с настоятельницей. Рядом с ней, спиной к Луизе стоял какой-то незнакомый мужчина. Она услышала, как он громко говорил:
   – Где она, я хочу её видеть.
   От звука этого голоса, который глубоко врезался в её память, Луиза вскрикнула. Мужчина обернулся к ней. Ненависть вспыхнула в Луизе с огромной силой. Она сделала два шага по направлению к Филиппу, но почему-то остановилась, покачнулась и начала падать.
   Филипп бросился к ней. Но прежде, чем он подбежал к ней, другой мужчина подхватил её на руки. Их взгляды встретились.
   – Ты, – одновременно воскликнули оба.
   Человек, державший в руках Луизу, оказался ни кем иным, как Капелюшем. Луиза была без сознания. Филипп молча забрал у него из рук Луизу и в сопровождении настоятельницы отнёс её в келью. Уложив бережно Луизу на кровать, Филипп повернулся к настоятельнице:
   – Что с ней, сестра? Настоятельница пожала плечами.
   – Не знаю. В её положении бывают обмороки.
   – Так она действительно беременна?
   – Да. Но почему вы спрашиваете? И откуда вы знаете Луизу?
   – Это не имеет значения, – ответил Филипп, – я побуду здесь, пока она не придёт в себя.
   Он сел на стул, на котором имела обыкновение сидеть Луиза и, прислонившись спиной к стене, направил взгляд на Луизу.
   – Вы не можете здесь оставаться, – возмутилась настоятельница.
   – Не тратьте времени зря. Я не уйду, пока не поговорю с ней!
   – В таком случае и я останусь!
   – Как желаете, сестра! – меньше всего Филиппа волновало, останется ли настоятельница в келье или нет.
   Несколько часов прошли в полном безмолвии. Луиза не приходила в себя, и это начинало беспокоить Филиппа, потому что он знал много больше настоятельницы.
   – Здесь есть лекарь? – неожиданно спросил Филипп.
   – Мы в святой обители не пользуемся услугами лекаря, – ответила настоятельница.
   – Понятно!
   Филипп, не произнося больше ни слова, покинул келью, а затем и монастырь. За воротами монастыря его дожидался де Крусто с двумя десятками всадников. Филипп попросил его найти лекаря и немедля привезти его в монастырь. Ещё он сказал, чтобы де Крусто разместил людей в ближайшей деревне, потому что они останутся на ночь. Отправив де Крусто выполнять его распоряжения, Филипп отправился обратно. У дверей в келью стояли Капелюш и Шарлотта. Они вполголоса о чём-то разговаривали. При появлении Филиппа они умолкли. Он даже не посмотрел на них, когда входил в келью. Прошло ещё около двух часов ожидания, во время которых Филипп изучал мельчайшие подробности неподвижного лица Луизы. Его взгляд застывал то на закрытых глазах, то на побледневших щеках, то на груди, которая едва заметно вздымалась. Он смотрел на руки Луизы, молитвенно сложенные на груди. И всё время задавался одним и тем же вопросом: как он мог поступить так жестоко с этим беззащитным созданием? И не находил ответа на свой вопрос.
   Приход де Крусто с перепуганным лекарем прервал его размышления. Филипп немедленно поднялся и, указывая на Луизу, сказал:
   – Я хочу знать, что с ней!
   Настоятельница резко воспротивилась осмотру.
   – Я не позволю её осматривать, – заявила она, – сестры будут молиться за выздоровление Луизы.
   – Ещё одно слово и я заберу Луизу в другое место, – предупредил Филипп, затем, обернувшись к лекарю, бросил:
   – Делай, что велено!
   Лекарь подошёл к кровати и стал дрожащими руками осматривать Луизу, которая никак не реагировала на его прикосновения. Он посмотрел её язык, открыл глаза. Обследование продолжалось около четверти часа, по истечении которых лекарь развёл руками.
   – Я не знаю, что это за болезнь!
   – Вот и останешься здесь, чтобы узнать, – коротко бросил Филипп, занимая прежнее место на стуле. Лекарь начал было что-то говорить, но Жорж де Крусто подошёл к нему и что-то шепнул на ухо, после чего бедняга едва нашёл в себе силы пролепетать:
   – Как скажете… я, конечно же, останусь.
   В течение следующего часа лекарь под неусыпным взором Филиппа не оставлял попыток выяснить, что же происходит на самом деле с Луизой. Он весь вспотел от напряжения, но не сдвинулся в своём усердии ни на шаг. Филиппа уже начало охватывать раздражение при виде беспомощности лекаря, когда дверь в келью отворилась и вошёл Капелюш в сопровождении маленького, убеленного сединами мужчины.
   – Это лекарь, – негромко произнёс Капелюш, не глядя ни на кого.
   Филипп колебался всего одно мгновение. Понимая беспомощность предыдущего лекаря, он велел де Крусто отвезти его обратно. Едва они покинули келью, как лекарь, приведённый Капелюшем, с молчаливого согласия Филиппа и настоятельницы, которая начала всерьёз опасаться за жизнь Луизы, приступил к осмотру. Старик лекарь нагнулся над безмятежно лежавшей Луизой. Как и предыдущий лекарь, он внимательно осмотрел язык и глаза. Филипп следил за всеми его движениями.
   – Давно она лежит без сознания? – не поворачивая голову, спросил лекарь.
   – Почти с самого утра, – незамедлительно ответил Филипп.
   – Странно! Дыхание нормальное. Язык тоже, – пробормотал лекарь, но почему же она не приходит в сознание? И тут внимание лекаря привлекла рука Луизы. Он осторожно приподнял рукав платья, внимательно осматривая руку Луизы. После этого он положил руку и приподнял платье, обнажая её ноги до колен.
   – Господи Иисусе, – вырвалось у лекаря при виде множества маленьких лепестков, похожих на родинки, что покрывали ноги Луизы.
   – Что? – Филипп взволнованно привстал с места.
   Увидев лежащую на столе кружку, наполовину наполненную молоком, лекарь взял её в руку и поднёс к носу Затем он макнул пальцем в чашу и попробовал на вкус. И почти сразу после этого он начал отплёвываться.
   – Да что с ней? – не выдержав, закричал Филипп. Лекарь с участием и состраданием посмотрел на Филиппа.
   – Это Патриций! Она приняла яд!
   – Вы ошиблись, это просто невозможно. Откуда у нас может быть яд, – вскричала взволнованная настоятельница.
   Лекарь отрицательно покачал головой.
   – Сожалею, матушка, но я не могу ошибиться. Я изучал всевозможные яды, этот в том числе! Мне надо вернуться домой. Возможно, мне удастся спасти её, хотя надежды очень мало. Этот яд действует со страшной силой!
   Филипп схватил стул, на котором сидел, и разбил его об стену.
   – Будь ты проклята, Луиза! Будь проклята, – вскричал он, охваченный бессильной яростью, и тут же закрыл руками лицо и прошептал, – так жестоко наказать меня.
   – Как вы можете, – настоятельница ужаснулась его словам.
   Филипп молча протянул ей письмо Луизы.
   – Святая дева Мария, – пролепетала настоятельница. Прочитав письмо, она сделала это из ненависти к вам. Вы…
   – Да, я! Я сделал это! И теперь сполна несу наказание. Капелюш подошёл к почти потерявшему себя от горя Филиппу и, положив руку ему на плечо, сказал тихим голосом:
   – Не отчаивайся, Пьетро – весьма искусный лекарь. Он спасёт её.
   – Если она умрёт… если ребёнок умрёт… мне не вынести тяжести этой ноши… не вынести, – глухо ответил Филипп. Не в силах более оставаться в келье, рядом с умирающей Луизой, он вышел. Филипп сел у самой двери на холодный каменный пол и, вытянув одну ногу, вторую согнул в колене и положил на неё руки. Груз вины непомерной тяжестью лёг на его плечи. Он пытался вспомнить слова молитвы, которые выучил в детстве, но ничего не приходило на ум. Капелюш вышел вместе с настоятельницей, которая сразу направилась в часовню помолиться за спасение Луизы. Капелюш остался рядом с Филиппом. Он понимал, как тяжело ему, но помочь ничем не мог. Филипп не проронил ни слова до появления лекаря. Вместе с ним он вошёл в келью Луизы. Лекарь сразу начал вливать ей в рот различные настои. Ему с трудом удавалось разжать зубы Луизы. По просьбе лекаря ему принесли молоко и мёд, которые он сразу же смешал с принесёнными им травами. Он долго перемешивал полученный состав, а потом часть содержимого влил в рот Луизе. Около часа лекарь занимался с Луизой. Закончив первую стадию лечения, лекарь снова осмотрел Луизу. Лепестки почти исчезли.
   – Ей лучше? – с надеждой спросил Филипп.
   – Будем надеяться, что мои травы помогут, – ответил лекарь. – Патриций действует целенаправленно. После того, что вы видели, этих маленьких лепестков на коже, начинается выделение пота, поднимается температура, у больного начинается сильный жар. Это страшно, если произойдёт, но вполне поправимо. Но если начнётся паралич, – вот тогда ей уже никто не поможет.
   – Я не вижу никакого пота, – сказал Филипп, очень внимательно оглядывая Луизу.
   – Будем надеяться, что он не появится! – лекарь присел на единственный стул в келье и устало закрыл глаза.
   Филипп сел на кровать рядом с Луизой, ни на минуту не спуская с неё взгляда. Минуты текли одна за другой, Филиппа постепенно охватывала радость. Лицо Луизы с полузакрытыми глазами оставалось сухим. Филипп времени от времени дотрагивался до её лица рукой, словно не доверял своим глазам. Прошло около двух часов. Филипп почти уверился, что всё позади, когда на лбу Луизы показалась одна капля, потом вторая, через минуту всё лицо покрылось потом. Впервые за много часов Луиза подала признаки жизни. Она издала глубокий стон. Филипп дотронулся до её лба. Он весь горел.
   – Нет, только не это, – прошептал Филипп.
   Он разбудил дремавшего лекаря. Тот, протерев глаза, подошёл к Луизе.
   – У нас осталось два дня, – тихо сказал лекарь. Филипп провёл ужасную ночь. Ни на минуту он не сомкнул глаз. Ежеминутно подходил к Луизе и вытирал влажным полотенцем пот с её лица. Никакие уговоры, что сёстры лучше справятся с заботой о Луизе, не помогали. Он не отходил от её постели. Утро принесло мало утешительного. Все попытки лекаря сбить высокую температуру были безрезультатны. Луиза всё время стонала. Её стоны разрывали Филиппу душу. В каждом из них он слышал свою вину.
   – Сделайте же что-нибудь, – постоянно просил Филипп.
   Лекарь в ответ лишь разводил руками и говорил:
   – Я и так делаю всё, что в моих силах. У нас есть ещё время попытаться её спасти.
   Весь день продолжалась борьба за её жизнь. Филипп видел, что лекарь старается изо всех сил. Сам он не знал, куда себя деть. Пока лекарь поил Луизу травами, он крупными шагами мерил келью. Ночь так же не принесла утешения. Луиза непрерывно стонала. Следующее утро Филипп встретил молча. Он больше не мог разговаривать. Только тихо сидел в углу с опущенной головой. Настоятельница всё время наведывалась в келью и видела, в каком состоянии он находится. Ей с трудом удалось уговорить его съесть немного скудной монастырской пищи.
   Лекарь в очередной раз влил лекарство в рот Луизы. Её лицо стало похожим на воск. Лекарь знал, что это плохой признак, но Филиппу не стал ничего говорить. Да он сам почти разуверился спасти Луизу. Ближе к вечеру Луиза начала кричать. Филипп зажимал уши руками, чтобы не слышать их, но не покидал кельи. Ближе к полуночи лекарь подошёл к Филиппу и, не поднимая глаз, сказал:
   – Всё! Я не в состоянии ей помочь! Я бессилен! Ещё до утра у неё начнётся паралич! Мне очень жаль!
   Филипп, не отвечая, вышел из кельи. Сам того не осознавая, он очутился в часовне монастыря. Он медленно подошёл к настоятельнице монастыря, которая коленопреклоненно молилась перед статуей святой девы, и встал за её спиной. Услышав шум шагов, настоятельница обернулась.
   – Помолись вместе со мной, сын мой, – прозвучал в тишине голос настоятельницы.
   – Если б я мог, – прошептал в ответ Филипп безжизненным голосом, – если б я только мог… И кому я должен молиться? Тому, кто отнял у меня родителей, а сейчас забирает ту, что носит моего ребёнка.
   – Деяния Господа определены лишь им самим, сын мой. Оставь сомнения, оставь ненависть и злобу и просто помолись отцу нашему, открой сердце, впусти в него свет!
   – А Господь спасёт моего ребёнка? Он вернёт мне родителей? Нет, – Филипп отрицательно покачал головой, – не буду я молиться тому, кто каждый раз посылает мне невыносимые страданья и боль.
   В миг, когда Филипп чувствовал невыносимую боль от того, что рядом по его вине умирала Луиза, умирал его ребёнок, за его спиной раздался пророческий голос:
   – Я могу её спасти!
   Филиппу почудилось, что голос, прозвучавший в часовне, исходит откуда-то сверху. Для него эти слова были чем-то сверхъестественным, но через минуту он понял, что человек, кому принадлежали эти слова, находится позади него. Филипп медленно обернулся. В нескольких шагах от него, в проходе, между двумя рядами скамеек, стоял Капелюш, а рядом с ним маленькая женщина, похожая на карлицу, с очень выразительными глазами, смотревшими прямо на Филиппа.
   – Я могу её спасти, – повторила карлица, не сводя взгляда с Филиппа.
   К Филиппу пришло понимание того, кто эта карлица.
   – Это она? – его вопрос был обращен к Капелюшу, тот в ответ кивнул.
   – Если ты спасёшь её, я всю жизнь буду благословлять тебя, – проникновенным голосом произнёс Филипп.
   – Мне не нужны твои молитвы, – отвечала карлица, – я спасу ей жизнь только при одном условии.
   – Я сделаю всё, что ты скажешь, – прошептал Филипп.
   – Тогда женись на ней!
   Филипп отшатнулся назад, словно вместо карлицы увидел призрак, и, отрицательно качая головой, ответил:
   – Я не могу! Проси всё, что хочешь, но только не это!
   – Тогда она умрёт, – безжалостно ответила карлица.
   – Я не могу на ней жениться, – вскричал Филипп, – она дочь моего злейшего врага. Как я смогу поднять руку на отца моей супруги? Как я смогу убивать её родных? Нет, ты не можешь, не должна меня просить об этом.
   – Я не прошу, – ответила непреклонно карлица, – твоя женитьба – условие того, что она будет жить и твой сын тоже.
   – Мой сын? Откуда ты можешь знать?
   Карлица приблизилась к Филиппу и, сверкнув глазами, ответила:
   – Я многое знаю, но сейчас речь не о моих знаниях, а о жизни девушки, которую ты обесчестил и заставил страдать. Дочь твоего врага, говоришь? Правильно. Но разве её отец больше заслуживает смерти, чем она жизни? Ответь!
   – Я не могу, – прошептал Филипп, хватаясь за голову, – я люблю Мирианду, она меня любит и сойдёт с ума, если я женюсь на…
   – А разве твоя мать тебя не любила? – вскричала карлица, теряя спокойствие. – Или ты забыл, что она пожертвовала своей жизнью для того, чтобы спасти тебя? Трижды глупец, ты и правда думаешь, что это герцог Бургундский отправил по твоему следу убийц после казни? Ты думаешь, это он приказал убить тебя и твою мать? Пока ты так думаешь, твой сын умрёт от руки того, кто убил твою мать!
   Филипп по мере того, как карлица говорила, покрывался холодным потом. Он смотрел на карлицу, которая рушила всё, что он знал, чему верил и с чем боролся.
   – Ты хочешь сказать, что человек, приказавший убить мою мать, – не герцог Бургундский, – тихо спросил Филипп, – если ты не лжёшь, назови мне его имя.
   – Можешь верить мне, а можешь нет. Пока ты требуешь ответов, Луиза может умереть!
   – Я не женюсь на ней, – с непоколебимой решимостью ответил Филипп, – чтобы ты ни говорила, герцог Бургундский пролил реки крови арманьяков. Он убил моего отца. Он мой кровный враг, и вся его семья, – мои враги. Больше всего на свете я хочу спасти мать и ребёнка, но я не могу заплатить столь высокую цену. Превыше жизни моя честь, а ты хочешь у меня забрать её. Ты хочешь сделать из меня клятвопреступника. Ты хочешь, чтобы мои люди возненавидели меня. Я мог бы предложить тебе свою жизнь в обмен на жизнь Луизы, но даже это я не вправе сделать, потому что мой враг всё ещё жив, – с каждым словом голос Филиппа набирал силу. – Иди и всегда помни, что сегодня ты обрекла на смерть невинных, когда могла спасти их жизни. Я связан долгом чести за спасение своей жизни и потому отпускаю тебя с миром. Но берегись в следующий раз оказаться на моём пути.
   – Тебя никто не сможет сломить, – неожиданно мягко заговорила карлица, – я ждала, что ты откажешься. Но не пройдёт и одного дня, как ты по доброй воле сделаешь то, что не хочешь сделать ценой жизни Луизы и твоего сына.
   – Ты ошибаешься, – бесстрастно произнёс Филипп.
   – Ошибаюсь? – переспросила карлица и тут же добавила:
   – Ну что ж, время покажет. А пока верни мне то, что дал тебе Капелюш.
   Филипп непонимающе посмотрел на карлицу. Увидев его взгляд, карлица коротко пояснила:
   – То, что висит у тебя на шее!
   Филипп молча снял с себя требуемый карлицей мешочек и передал ей. Карлица так же молча взяла его и, повернувшись, засеменила к выходу.
   – Ты уходишь?
   – Только чтобы спасти её, – последовал ответ карлицы.
   – Я не женюсь на ней, – закричал вслед карлице Филипп.
   Ответом ему было полное молчание. Карлица покинула часовню и через минуту уже входила в келью к Луизе. При её появлении лекарь удивлённо распахнул глаза. Он явно не ожидал её увидеть.
   – Мемфиза, ты, – вырвалось у него.
   Карлица, не отвечая ему, быстро подошла к лежавшей Луизе, которая уже давно перестала кричать, и сейчас лишь изредка из груди её вырывался болезненный стон. Осмотрев Луизу, карлица удовлетворённо прошептала:
   – Я успела вовремя!
   Лекарь с уверенностью начал говорить Мемфизе, что Луизу уже ничем нельзя спасти, но в ответ карлица протянула вынутый из мешочка пузырёк с жидкостью.
   – Что это? – спросил лекарь, рассматривая жидкость.
   – Противоядие от Патриция!
   Лекарь ошеломленно посмотрел на Мемфизу.
   – Откуда ты знаешь, что она приняла Патриций?
   – Неважно, – ответствовала карлица и продолжала:
   – Дай четвёртую часть содержимого, а через четверть часа ещё столько же. Противоядие не должно повлиять на плод, что она носит.
   Лекарь вновь с глубоким удивлением посмотрел на Мемфизу, не понимая, откуда она может знать такие вещи, но ничего не сказал. Нагнувшись, он приподнял одной рукой голову Луизы, а второй влил ей в рот содержимое пузырька в количестве, указанном Мемфизой. Затем он запрокинул голову Луизы и, подержав её некоторое время, опустил на подушку. Через четверть часа он снова повторил сделанное. После второй дозы лекарства оба застыли в ожидании, не сводя пристального взгляда с Луизы. Вскоре они заметили, что болезненные стоны прекратились. А сразу после этого цвет лица начал преображаться, розовея прямо у них на глазах.
   – Противоядие действует, – удовлетворённо произнесла Мемфиза и добавила.
   – Позаботься о ней как следует, Пьетро, потому что отныне заботу о её здоровье я вверяю в твои руки. Ты будешь неотлучно находиться при ней.
   – Почему её жизнь так важна для тебя? – спросил лекарь.
   – Всему своё время, – неопределённо ответила карлица, – а пока дай знать, если что-то пойдёт не так.
   Произнеся эти слова, карлица покинула келью для того, чтобы снова вернуться в часовню. Едва увидев входящую карлицу, настоятельница покинула часовню и поспешила к тяжело больной Луизе. А карлица прошла мимо Капелюша и опустилась на скамью рядом с Филиппом. Руки Филиппа были положены ладонями вниз на край следующего ряда скамеек, а голова лежала на руках. Он даже не обернулся посмотреть, кто сел рядом с ним.