Страница:
– Неплохо устроился глава вашего ордена, клянусь памятью нашей королевы! И что ж, по субботам вы отчитываетесь в своих делах, или что?
– Мы поем!
– Поете? – Таньги разинул рот от удивления. – Да. Поем!
– И что же вы поете?
– Одно и то же! Славься Анатас, отец наш! Таньги закрыл рот и пробормотал, что эти слова кого хочешь приведут в ужас. Де Крусто показалось, что он нашёл выход.
– А если атаковать их во время этих собраний? Филипп посмотрел на него, как на безумца.
– Для начала – мы не сможем войти в Париж. Там всюду полки герцога Бургундского, да и английская армия рядом. Это верная гибель, Жорж! Я сам люблю опасные предприятия, но это, которое предложил ты, – безнадежно!
– К тому же, – добавил лекарь, – вы все равно не сможете пройти туда. Убежище находится в подземелье и защищено множеством потайных ходов. Не зная их, вы не сможете даже приблизиться к месту, где проходят собрания ордена!
– Но ведь ты там был, – удивился Таньги. – Следовательно, должен знать, как туда проникнуть.
Услышав эти слова, лекарь позеленел от ужаса. У него был такой вид, как будто топор палача вот-вот опустится на его шею.
– Я не пойду туда даже под страхом смерти, – выдавил из себя лекарь.
Таньги ощутил невольную дрожь в теле, как будто испуг лекаря частично передался ему. «Что же творится в этом подземелье, если он согласен умереть, лишь бы не идти туда?» – подумал он.
– Бесполезно обсуждать эти вопросы, – сказал Филипп, – так или иначе, не в наших силах попасть в Париж. Будем думать, как бороться с орденом, а пока выкладывай, какие у тебя новости, – добавил Филипп, обращаясь к де Крусто.
– Невеселые, – отозвался де Крусто, – мои люди заметили скрытые засады близ Бретиньи. Видимо, герцогу Бургундскому надоело терпеть наши выходки и он хочет подловить нас.
– Близ Бретиньи? – почему-то с радостью переспросил Филипп, и тут же с досадой махнул рукой, – не будь этого проклятого ордена, мы бы показали герцогу Бургундскому, что такое настоящая ловушка. Но как я могу оставить город в такое тяжелое время? Ничего не остается, кроме как ждать, пока мы придумаем, как противостоять ордену. Лишь после этого я могу решиться на серьезный поход.
– А если… если, – медленно заговорил Таньги, о чем-то напряжённо думая, – а если я скажу, что могу избавить тебя от ордена?
– Таньги, сейчас не время для шуток, – раздраженно ответил Филипп.
– Клянусь честью, я не шучу, – ответил Таньги, на губах которого появилась загадочная улыбка. – Просто у меня появилась чудесная идея насчёт того, как раз и навсегда разобраться с этими тварями!
– И? – и Филипп, и де Крусто, и лекарь вытянули шеи, ожидая продолжения.
– Это моя тайна! Я не хочу говорить, как я это сделаю! Для вас достаточно будет знать, что в ближайший месяц этот орден отправится к своем отцу, как они там его называют, не помню!
– Таньги, если ты это сделаешь, я буду твоим должником вечно, – выдохнул Филипп и тут же спросил, сколько ему нужно людей, денег.
– Немного денег никогда не помешают, – отозвался Таньги, – а насчёт людей – я предпочитаю действовать один.
– Ты сошёл с ума, – одновременно воскликнули все трое.
Таньги расхохотался, ещё более убеждая их в своей правоте. В одиночку, против ордена – это было еще больше чем сумасшествие.
– Проклятье, дайте мне один месяц – и я уничтожу этот орден, – заявил с уверенностью Таньги, если я это не сделаю, пусть господь дарует нашей королеве долгую жизнь!
– Это серьезная клятва. Таньги не допустит такой несправедливости, – де Крусто расхохотался, Филипп вслед за ним улыбнулся. Они оба собрались уходить и посмотрели на Таньги.
– Ты идешь? – спросил его Филипп.
– Нет, друг мой, здесь наши пути расходятся. Мне надо кое о чём поговорить с почтенным лекарем, а затем я сразу отправлюсь в Париж.
– Мы не будем предпринимать ничего, пока не услышим от Тебя новостей, – Филипп подошёл и от всей души пожал руку Таньги, – тебе придётся нелегко. Береги себя, друг мой!
Де Крусто тоже подошёл к Таньги и пожал ему руку, а затем они оба покинули жилище лекаря. Проследив за уходом друзей, Таньги повернулся к лекарю и, улыбаясь, попросил:
– Мэтр, нарисуйте-ка мне, где находится это место и как попасть на это собрание?
Меньше чем через час Таньги выехал из Осера и, пришпорив лошадь, поскакал по направлению в Париж. В кармане у него лежали две бумаги. Первая была подписана королевой и служила пропуском для въезда и выезда из Парижа и которая, как он надеялся, всё ещё имела силу. На второй были указаны могила на кладбище «Невинно убиенных младенцев» и подробный план подземелья с указанием мест, где были секретные механизмы. Если прибавить к этому увесистый мешочек золотых монет, который Таньги получил перед дорогой и шпагу, которая висела у него на поясе, – это было всё, что имел Таньги перед тем, как бросить вызов ордену, чьё могущество не раз заставляло клониться головы сильных мира сего. Или Таньги действительно был безумен, или мы не учли ещё одного весьма важного обстоятельства – ума, который часто решает вопросы, недоступные силе и прочим методам воздействия.
Уже на следующее утро Таньги без помех добрался до Парижа. Одинокий всадник мало у кого вызывал подозрения. Опасения Таньги также оказались напрасными. Стража, увидев бумагу, беспрепятственно пропустила в город. Таньги стал действовать незамедлительно, как только оказался на улицах Парижа. Перво-наперво, он отправился на кладбище «Невинно убиенных младенцев». В течение двух часов Таньги ходил среди могил, пока не нашёл ту, что описал ему лекарь. Увидев надпись, Таньги поразился, как до сих пор никому не пришло в голову прочитать её наоборот. Вероятно, никто не обращал внимания на безымянную могилу, которых здесь было предостаточно. С кладбища Таньги отправился на улицу Бобов, где собирался навестить почтенного мэтра Крюшо, хозяина харчевни. Таньги преследовал две цели. Первая состояла в том, что он нуждался в содействии почтенного мэтра, а вторая заключалась в животе, который призывал к немедленным действиям. Справедливо рассудив, что голод не лучший способ достижения цели, Таньги меньше чем через четверть часа привязал коня у харчевни, что, по счастью, находилась недалеко от кладбища. Таньги сразу бросилась в глаза новая лестница. По всей видимости, почтенный мэтр всё же сумел достроить её. Едва Таньги это подумал, как увидел самого мэтра Крюшо, который, улыбаясь, подходил к подножию лестницы. Радушно приветствовав гостя, мэтр Крюшо самолично усадил его за один из столиков в углу, который выглядел несколько богаче, чем все остальные. Этим жестом мэтр Крюшо подчёркивал, насколько желателен для него приход Таньги.
Таньги нарочито медленным движением извлёк из кармана тугой кошелёк с деньгами. Так же медленно развязал тугой кошелёк и, вытащив одну золотую монету, положил её на стол перед мэтром Крюшо. Таньги видел, с какой жадностью смотрел на монету почтенный мэтр, и незаметно для него улыбнулся.
– А вы, сударь, похоже разбогатели, – мэтр Крюшо без зазрения совести сунул монету в карман и посмотрел на Таньги с самым довольным видом.
– Тсс, – Таньги приложил палец к губам, и, опасливо озираясь по сторонам, – говорите тише, мэтр, иначе нас могут подслушать.
В харчевне находилось не более десяти посетителей, которые врят ли могли представлять опасность.
– Я ничего такого не говорил, клянусь вам, сударь, – начал было оправдываться мэтр Крюшо, но Таньги перебил его с таинственным видом:
– Вы едва не выдали меня, мэтр!
– Правда?
– Разве я когда-нибудь лгал вам?
– Очень часто, сударь, если позволено будет сказать, – я могу напомнить случай, – но Таньги снова перебил мэтра Крюшо:
– О, это были всего лишь мелочи, сударь. Сейчас же речь идёт об очень серьёзных вещах. Речь идёт о церкви, – последнее слово Таньги произнёс шёпотом.
– О церкви? – мэтр Крюшо смотрел на Таньги с выпученными от изумления глазами, – каким образом мои слова о том, что вы разбогатели, могут быть связаны с церковью?
– Тише, – Таньги совсем перешёл на шёпот, показывая мэтру Крюшо, чтобы тот садился напротив него, что тот и сделал, выдавая при этом весьма заметное волнение.
– Видите ли, дорогой мэтр, – шёпотом продолжил Таньги, и при этом у него был такой вид, что он, по меньшей мере, собирается свергнуть королеву, – эти деньги мне вручил некий епископ, не буду называть его имени, но скажу, что он был послан самим папой.
Имя папы подействовало на мэтра Крюшо, как и рассчитывал Таньги. Мэтр несколько раз перекрестился, а затем вновь обратился в слух, при этом с глубоким уважением взирая на Таньги.
– Вам интересно, за что мне дали эти деньги?
– Очень, – вырвалось у мэтра Крюшо.
– Я скажу, но вы должны знать, что это тайна, – предупредил Таньги.
Всем своим видом мэтр Крюшо показал, что будет нем как рыба.
– Я выловил одного из слуг дьявола! – коротко сообщил Таньги, к удивлению которого лицо мэтра Крюшо неожиданно нахмурилось.
– Так это вы выдали беднягу Гоше Буаленвилю?
– Гоше? – недоумённо переспросил Таньги, который и понятия не имел, о чём идёт речь, – какой Гоше? И кто такой этот Буаленвиль?
– Тише, сударь, – на этот раз мэтр Крюшо опасливо осмотрелся по сторонам, – Буаленвиль – глава Парижской инквизиции. Он арестовал беднягу Гоше из-за того, что тот осмелился утверждать, будто дьявола, прости меня, господи, – не существует! Буаленвиль говорит, что этими словами Гоше пытается скрыть истинное лицо зла, значит, он является его пособником!
«Вот удача, – в душе обрадовался Таньги, услышав слова мэтра Крюшо, – да этот Буаленвиль как раз тот человек, который мне нужен. Я не ошибся, придя сюда». Но вслух он сказал другое:
– Я имею в виду настоящего пособника дьявола, с отвратительным лицом и крыльями за спиной!
– Вы снова шутите? – мэтр Крюшо с недоверием смотрел на Таньги, но при этом непрестанно крестился.
– И не думаю, – со всей серьёзностью, на которую был способен, ответил Таньги, – я видел его своими глазами. Больше того, мэтр, я собираюсь убить его во имя всемогущего бога и святой церкви, – на этот раз Таньги сказал почти чистую правду и оттого почти не чувствовал угрызений совести.
Мэтру Крюшо понадобилось некоторое время, чтобы прийти в себя от слов Таньги. Когда он немного пришёл в себя, то с невольным восхищением посмотрел на Таньги.
– А вы настоящий смельчак, сударь! Бороться против нечисти, – мэтра Крюшо всего передёрнуло. Преодолев собственный ужас, Крюшо продолжал едва слышным голосом:
– Признаться откровенно, сударь, вы не первый, кто рассказывает мне это!
– Вот как! – Таньги явно не ожидал подобных слов и не смог скрыть удивления.
– В Париже идёт молва, что по городу летают отвратительные чудища с длинными крыльями. Они крадут младенцев и пьют их кровь. Я думаю, что это чистая правда, сударь. Не далее как вчера здесь сидел несчастный отец, который рассказывал, что у него украли трёхлетнего сына прямо из дома. Двери дома были затворены, так что они могли проникнуть только через окно.
Я знаком с людьми, у которых произошли точь-в-точь такие же несчастья. Господь, видно, отвернулся от нас, если позволяет этим нечистям безнаказанно творить зло.
Таньги очень внимательно выслушал мэтра Крюшо, отмечая про себя отдельные слова. Многое из рассказанного лекарем очень близко напоминало услышанное от мэтра Крюшо. Таньги подумал, что, возможно, те же самые колдуны и творят все эти жестокие преступления. «Но зачем им нужны малолетние дети?» – задался было вопросом Таньги, но тут же отбросил от себя этот вопрос, ответ на который мог наверняка ужаснуть его. Потому что рассчитывать на то, что они это делали с благими целями, не приходилось.
– А вот и жареная оленина, приправленная чудесным соусом. Как вы любите, сударь. И бутылка красного бургундского. Надеюсь, вы не изменили свои вкусы?
– Нет, – Таньги посмотрел на мэтра Крюшо, а потом на дымящееся жаркое перед ним и внезапно спросил: – Вы можете найти человека, у которого украли сына?
– Зачем он вам? – удивился мэтр Крюшо.
– Хочу узнать, когда похитили его сына?
– Да вчера и похитили, – ответил мэтр Крюшо, – я слышал это собственными ушами.
– Возможно, его можно ещё спасти, если он, конечно, всё ещё там, – пробормотал Таньги себе под нос.
– О чём вы, сударь? – не расслышал мэтр Крюшо.
– Я говорю, если он хочет найти тех, кто украл его сына, пусть будет здесь через два дня! Я знаю, где находится логово этой нечисти и в субботу, в полночь, собираюсь пойти туда. Если кто-то хочет пойти со мной, я буду рад. Если же нет, я пойду один убивать эту нечисть!
– Сударь, если речь идёт о том, что должен сделать каждый добропорядочный католик, то я иду вместе с вами, – бесстрашно заявил мэтр Крюшо, – тем более, если вас благословил на этот путь сам папа!
«Знай он всё, непременно благословил бы», – мысленно ответил Таньги.
– Значит, решено, через два дня в полночь? – уточнил Таньги.
– Не сомневайтесь, сударь, многие сочтут за великую честь пойти за вами, – заверил его мэтр Крюшо. Его подозвал один из посетителей, и он на время оставил Таньги, который немедля принялся за оленину, напряжённо размышляя о дальнейших действиях, которые он должен предпринять. Пока всё шло как нельзя лучше. Оставалось предпринять ещё один самый важный ход, который мог сыграть решительную роль в достижении цели, которую он поставил перед собой. Таньги рассуждал, не замечая, как в харчевне появились четыре гвардейца герцога Бургундского, которые были явно навеселе. По опыту общения с гвардейцами мэтр Крюшо знал, как опасно вызывать раздражение гвардейцев, в особенности когда они немного пьяны. По этой причине мэтр Крюшо самолично принёс им несколько бутылей вина, в надежде, что они не станут беспокоить посетителей харчевни. Но чаяниям мэтра Крюшо не суждено было сбыться. После того как гвардейцы откупорили бутылку вина, один из них заполнил им доверху два кубка и поднялся со своего места. Таньги с задумчивым видом поглощал пищу, когда услышал над собой хриплый голос:
– Сударь, не желаете выпить за здоровье герцога Бургундского?
Таньги перестал есть и снизу вверх посмотрел на здоровенного гвардейца, что нависал над его головой.
– Благодарю покорно, сударь, – но видите ли, я дал обет не притрагиваться к вину. – Таньги решил, что сказал достаточно и вновь принялся за еду.
– Вы принимаете меня за полного болвана? – поинтересовался гвардеец, – а это что, позвольте спросить, – он указал на откупоренную бутылку вина, что стояла перед Таньги, – скажите лучше, что вы отказываетесь пить за здоровье нашего доброго герцога.
«Ну и назойливые эти гвардейцы», – с раздражением подумал Таньги и собирался было грубо ответить, как увидел, что к нему приближаются ещё трое. Они окружили сидящего за столом Таньги и с весьма угрожающим видом ждали ответа. Таньги встал и принял кубок из рук гвардейца.
– Так-то лучше, – довольным голосом заявил гвардеец и поднял кубок, провозглашая тост: – За герцога Бургундского!
– За доброго герцога Бургундского, – повторил за ним Таньги и, придав голосу печаль, добавил: – И за упокой души нашей несчастной королевы!
Таньги залпом осушил кубок, в то время как гвардейцы застыли с кубками в руках.
Мэтр Крюшо, который с первой минуты с опаской наблюдал за развитием событий, закрыл рот рукой, чтобы ненароком не расхохотаться.
– Королева умерла? – почему-то шёпотом спросил один из гвардейцев.
– Сегодня утром, – с грустью ответил Таньги, – несчастны все мы, ибо потеряли святую из женщин, лучшую из королев, что когда-либо сидели на троне Франции.
– Упокой, господи, её душу!
Гвардейцы одновременно опорожнили кубки и наконец оставили Таньги в покое. Таньги быстро доел остатки еды и, сделав знак мэтру Крюшо, который напоминал тому об уговоре, покинул харчевню. Выйдя из харчевни, он уже собирался подойти к лошади, когда увидел карету герцога Бургундского, которая двигалась по улице Бобов в его сторону, сопровождаемая двумя десятками гвардейцев, которых возглавлял хорошо знакомый Таньги маркиз д'Антраг.
– Проклятье, – пробормотал Таньги и, отвернувшись, сделал вид, будто что-то уронил на землю. И надо же было, что в то время, когда герцог Бургундский проезжал мимо харчевни, из её дверей вышли те самые четверо гвардейцев.
– Плачьте, люди, – закричал на всю улицу один из них, – наша добрая королева умерла.
– Господь, упокой её душу, помолимся за королеву, – вторил ему второй.
Герцог Бургундский услышал эти крики и велел остановить карету. По знаку герцога Бургундского к окну кареты подъехал маркиз д'Антраг.
– Арестуйте этих предателей, – приказал герцог Бургундский и уже когда д'Антраг отправился выполнять его приказ, пробормотал себе под нос: – Это же надо набраться такой наглости… королева умерла… мерзавцы!
Таньги с нескрываемым злорадством наблюдал за тем, как его знакомых схватили, повязали и куда-то потащили, несмотря на попытки несчастных объяснить причину своей печали.
Настроение Таньги после этого происшествия значительно улучшилось. Насвистывая весёлый мотив, он взобрался в седло. Следовало закончить то, что он так хорошо начал. С этой целью Таньги направился на улицу Святых мучеников, которую в Париже старался избегать всякий – по причине страха, которую она внушала. Меньше чем через час Таньги стоял перед серым двухэтажным особняком с одинаковыми четырёхугольными окнами. Он ощутил невольную дрожь, глядя на здание парижской инквизиции. Но Таньги был не из тех, кого пугают опасности. Он смело вошёл внутрь особняка и сразу оказался в небольшом зале, где сновали несколько человек, облачённые в длинные чёрные костюмы со строгими воротниками. Таньги приблизился к одному из них и спросил, как найти почтенного Буаленвиля.
– По лестнице наверх, слева первая дверь, – последовал лаконичный ответ.
«Для начала неплохо», – подумал Таньги, отправляясь по адресу, указанному инквизитором. Перед дверью главы инквизиции Таньги остановился, чувствуя лёгкую нерешительность. Но тут же прогнал её от себя и смело вошёл внутрь.
Буаленвиль оказался сухопарым мужчиной лет сорока пяти. Он был маленького роста, с большими круглыми глазами и острым взглядом. Буаленвиль сидел за столом, на котором лежали бумага и чернильница. Видимо, он что-то писал до прихода Таньги.
– Что привело тебя, сын мой? – голос у Буаленвиля неожиданно оказался слегка певучим, что едва не вызвало смех у Таньги. Но он вовремя сдержался, понимая, что своим смехом может разозлить инквизитора. А это в его планы не входило.
– Едва я прознал про случай с неким Гоше, то решил немедля поспешить к вам, – Таньги принял весьма необычную для себя смиренную позу.
– Ткач Гоше, – глаза инквизитора сощурились, – уж не думаешь ли и ты так же, как он?
– Напротив, я считаю, что вы святой человек, – Таньги набожно перекрестился.
– В самом деле? – приятно удивился инквизитор, не скрывая, что ему польстили слова Таньги, – и что тебя привело к этой благочестивой мысли, сын мой?
– Я видел его, видел собственными глазами!
– Кого? – инквизитор аж привстал со своего места.
– Нечисть! Я видел нечисть собственными глазами!
– Я так и знал, что услышу это, – вскричал в лихорадочном возбуждении инквизитор, – рассказывай, сын мой, рассказывай всё как есть, перед богом и его слугами.
Таньги без приглашения уселся напротив инквизитора и, приблизив к нему лицо, заговорил слегка дрожащим голосом, словно увиденное им до сих пор внушает ему ужас.
– Как-то в субботу, ближе к полуночи, я отправился на могилу своего брата, что умер в далёком младенчестве. Стою я у могилы моего любимого брата и слёзы глубокой печали капают из моих глазах, и вдруг, – инквизитор при этих словах напрягся, – вижу в воздухе большую птицу. Стояла луна, и, ясно увидел, как нечто, что я принимал за птицу, опустилось недалеко от меня, возле одной из могил. И тут, – Таньги перекрестился, инквизитор вслед за ним, – я увидел, что это вовсе не птица, нет, святой отец, это было отвратительное существо с крыльями за спиной, которое держало в руках младенца.
– Младенца? – вскричал инквизитор. – Продолжай, сын мой.
– На моих глазах существо приняло облик монаха и вместе с младенцем скрылось под могилой. Я вернулся домой и долго размышлял о том, что увидел, и пришёл к мысли…
– К какой же, сын мой? – нетерпеливо спросил инквизитор.
– Существо могло привидеться мне с горя! Инквизитор не скрывал своего разочарования.
– По этой причине, – продолжал Таньги, не давая ему расслабиться, – едва наступила полночь следующей субботы, я вновь отправился на кладбище и спрятался у той могилы, где видел это существо.
– И? – инквизитор вытянул голову, едва не ткнувшись носом в лицо Таньги, который немного отодвинулся назад и продолжал дрожащим голосом:
– Я вновь увидел эту нечисть. Но на сей раз она была не одна!
– Иисусе всемогущий, – инквизитор снова перекрестился, – рассказывай дальше, сын мой.
– Вслед за первым появились ещё и ещё… я насчитал их сотни и все делали одно и то же. Они опускались на могилу и, принимая облик монахов, исчезали.
– Принимают образ служителей божьих? – инквизитор хищно сощурил глаза.
– Да, святой отец, – ответил Таньги и продолжил, буквально заставив оцепенеть инквизитора: – Я сотворил молитву господу богу, моля его указать мне, как следует поступить. Я стоял ночью посредине кладбища у могилы, которая была полна пособниками дьявола, и взывал к господу. И тут…
– Что? – закричал инквизитор.
– Я явственно различил голос, который произнёс:
«Буаленвиль!» А вслед за этим словом поднялся ветер, и крест на могиле, под которой укрылась нечисть, начал поворачиваться, – инквизитор крестился не переставая, я увидел, как могила сдвигается, открывая путь вниз.
– Сын мой, ты можешь указать, где эта могила? – вскричал в сильнейшем волнении инквизитор.
– Разве каждый добрый католик не должен смиренно преклонять свою голову перед святой инквизицией, что является карающей рукой господа? – смиренно спросил Таньги. – Приказывайте, святой отец, и я сделаю всё, что вы скажете.
– Господь вознаградит тебя, сын мой!
Буаленвиль выбежал из своего кабинета, а ещё через несколько минут Таньги в сопровождении инквизиторов направился в сторону кладбища «Невинно убиенных младенцев».
На этот раз Таньги сумел без особого труда найти могилу. Инквизиторы сгрудились возле Таньги, оглядывая могилу, в которой на первый взгляд не было ничего необычного. Это продолжалось до тех пор, пока взгляд Буаленвиля не упал на надпись, сделанную на кресте.
– Верному сыну от Анатас! – громко прочитал он и почти сразу же закричал голосом, полным неописуемого восторга:
– Анатас? Если прочитать в обратном порядке, – получается «Сатана». Вот оно, пристанище дьявола! Пойдём, сын мой, ты сегодня сослужил великую службу святой инквизиции!
Инквизиторы с лихорадочной поспешностью покинули кладбище. Таньги ни на минуту не усомнился, что в указанное им время, а именно через два дня в полночь инквизиторы придут сюда и тогда появится реальная возможность уничтожить орден.
Глава 26
– Мы поем!
– Поете? – Таньги разинул рот от удивления. – Да. Поем!
– И что же вы поете?
– Одно и то же! Славься Анатас, отец наш! Таньги закрыл рот и пробормотал, что эти слова кого хочешь приведут в ужас. Де Крусто показалось, что он нашёл выход.
– А если атаковать их во время этих собраний? Филипп посмотрел на него, как на безумца.
– Для начала – мы не сможем войти в Париж. Там всюду полки герцога Бургундского, да и английская армия рядом. Это верная гибель, Жорж! Я сам люблю опасные предприятия, но это, которое предложил ты, – безнадежно!
– К тому же, – добавил лекарь, – вы все равно не сможете пройти туда. Убежище находится в подземелье и защищено множеством потайных ходов. Не зная их, вы не сможете даже приблизиться к месту, где проходят собрания ордена!
– Но ведь ты там был, – удивился Таньги. – Следовательно, должен знать, как туда проникнуть.
Услышав эти слова, лекарь позеленел от ужаса. У него был такой вид, как будто топор палача вот-вот опустится на его шею.
– Я не пойду туда даже под страхом смерти, – выдавил из себя лекарь.
Таньги ощутил невольную дрожь в теле, как будто испуг лекаря частично передался ему. «Что же творится в этом подземелье, если он согласен умереть, лишь бы не идти туда?» – подумал он.
– Бесполезно обсуждать эти вопросы, – сказал Филипп, – так или иначе, не в наших силах попасть в Париж. Будем думать, как бороться с орденом, а пока выкладывай, какие у тебя новости, – добавил Филипп, обращаясь к де Крусто.
– Невеселые, – отозвался де Крусто, – мои люди заметили скрытые засады близ Бретиньи. Видимо, герцогу Бургундскому надоело терпеть наши выходки и он хочет подловить нас.
– Близ Бретиньи? – почему-то с радостью переспросил Филипп, и тут же с досадой махнул рукой, – не будь этого проклятого ордена, мы бы показали герцогу Бургундскому, что такое настоящая ловушка. Но как я могу оставить город в такое тяжелое время? Ничего не остается, кроме как ждать, пока мы придумаем, как противостоять ордену. Лишь после этого я могу решиться на серьезный поход.
– А если… если, – медленно заговорил Таньги, о чем-то напряжённо думая, – а если я скажу, что могу избавить тебя от ордена?
– Таньги, сейчас не время для шуток, – раздраженно ответил Филипп.
– Клянусь честью, я не шучу, – ответил Таньги, на губах которого появилась загадочная улыбка. – Просто у меня появилась чудесная идея насчёт того, как раз и навсегда разобраться с этими тварями!
– И? – и Филипп, и де Крусто, и лекарь вытянули шеи, ожидая продолжения.
– Это моя тайна! Я не хочу говорить, как я это сделаю! Для вас достаточно будет знать, что в ближайший месяц этот орден отправится к своем отцу, как они там его называют, не помню!
– Таньги, если ты это сделаешь, я буду твоим должником вечно, – выдохнул Филипп и тут же спросил, сколько ему нужно людей, денег.
– Немного денег никогда не помешают, – отозвался Таньги, – а насчёт людей – я предпочитаю действовать один.
– Ты сошёл с ума, – одновременно воскликнули все трое.
Таньги расхохотался, ещё более убеждая их в своей правоте. В одиночку, против ордена – это было еще больше чем сумасшествие.
– Проклятье, дайте мне один месяц – и я уничтожу этот орден, – заявил с уверенностью Таньги, если я это не сделаю, пусть господь дарует нашей королеве долгую жизнь!
– Это серьезная клятва. Таньги не допустит такой несправедливости, – де Крусто расхохотался, Филипп вслед за ним улыбнулся. Они оба собрались уходить и посмотрели на Таньги.
– Ты идешь? – спросил его Филипп.
– Нет, друг мой, здесь наши пути расходятся. Мне надо кое о чём поговорить с почтенным лекарем, а затем я сразу отправлюсь в Париж.
– Мы не будем предпринимать ничего, пока не услышим от Тебя новостей, – Филипп подошёл и от всей души пожал руку Таньги, – тебе придётся нелегко. Береги себя, друг мой!
Де Крусто тоже подошёл к Таньги и пожал ему руку, а затем они оба покинули жилище лекаря. Проследив за уходом друзей, Таньги повернулся к лекарю и, улыбаясь, попросил:
– Мэтр, нарисуйте-ка мне, где находится это место и как попасть на это собрание?
Меньше чем через час Таньги выехал из Осера и, пришпорив лошадь, поскакал по направлению в Париж. В кармане у него лежали две бумаги. Первая была подписана королевой и служила пропуском для въезда и выезда из Парижа и которая, как он надеялся, всё ещё имела силу. На второй были указаны могила на кладбище «Невинно убиенных младенцев» и подробный план подземелья с указанием мест, где были секретные механизмы. Если прибавить к этому увесистый мешочек золотых монет, который Таньги получил перед дорогой и шпагу, которая висела у него на поясе, – это было всё, что имел Таньги перед тем, как бросить вызов ордену, чьё могущество не раз заставляло клониться головы сильных мира сего. Или Таньги действительно был безумен, или мы не учли ещё одного весьма важного обстоятельства – ума, который часто решает вопросы, недоступные силе и прочим методам воздействия.
Уже на следующее утро Таньги без помех добрался до Парижа. Одинокий всадник мало у кого вызывал подозрения. Опасения Таньги также оказались напрасными. Стража, увидев бумагу, беспрепятственно пропустила в город. Таньги стал действовать незамедлительно, как только оказался на улицах Парижа. Перво-наперво, он отправился на кладбище «Невинно убиенных младенцев». В течение двух часов Таньги ходил среди могил, пока не нашёл ту, что описал ему лекарь. Увидев надпись, Таньги поразился, как до сих пор никому не пришло в голову прочитать её наоборот. Вероятно, никто не обращал внимания на безымянную могилу, которых здесь было предостаточно. С кладбища Таньги отправился на улицу Бобов, где собирался навестить почтенного мэтра Крюшо, хозяина харчевни. Таньги преследовал две цели. Первая состояла в том, что он нуждался в содействии почтенного мэтра, а вторая заключалась в животе, который призывал к немедленным действиям. Справедливо рассудив, что голод не лучший способ достижения цели, Таньги меньше чем через четверть часа привязал коня у харчевни, что, по счастью, находилась недалеко от кладбища. Таньги сразу бросилась в глаза новая лестница. По всей видимости, почтенный мэтр всё же сумел достроить её. Едва Таньги это подумал, как увидел самого мэтра Крюшо, который, улыбаясь, подходил к подножию лестницы. Радушно приветствовав гостя, мэтр Крюшо самолично усадил его за один из столиков в углу, который выглядел несколько богаче, чем все остальные. Этим жестом мэтр Крюшо подчёркивал, насколько желателен для него приход Таньги.
Таньги нарочито медленным движением извлёк из кармана тугой кошелёк с деньгами. Так же медленно развязал тугой кошелёк и, вытащив одну золотую монету, положил её на стол перед мэтром Крюшо. Таньги видел, с какой жадностью смотрел на монету почтенный мэтр, и незаметно для него улыбнулся.
– А вы, сударь, похоже разбогатели, – мэтр Крюшо без зазрения совести сунул монету в карман и посмотрел на Таньги с самым довольным видом.
– Тсс, – Таньги приложил палец к губам, и, опасливо озираясь по сторонам, – говорите тише, мэтр, иначе нас могут подслушать.
В харчевне находилось не более десяти посетителей, которые врят ли могли представлять опасность.
– Я ничего такого не говорил, клянусь вам, сударь, – начал было оправдываться мэтр Крюшо, но Таньги перебил его с таинственным видом:
– Вы едва не выдали меня, мэтр!
– Правда?
– Разве я когда-нибудь лгал вам?
– Очень часто, сударь, если позволено будет сказать, – я могу напомнить случай, – но Таньги снова перебил мэтра Крюшо:
– О, это были всего лишь мелочи, сударь. Сейчас же речь идёт об очень серьёзных вещах. Речь идёт о церкви, – последнее слово Таньги произнёс шёпотом.
– О церкви? – мэтр Крюшо смотрел на Таньги с выпученными от изумления глазами, – каким образом мои слова о том, что вы разбогатели, могут быть связаны с церковью?
– Тише, – Таньги совсем перешёл на шёпот, показывая мэтру Крюшо, чтобы тот садился напротив него, что тот и сделал, выдавая при этом весьма заметное волнение.
– Видите ли, дорогой мэтр, – шёпотом продолжил Таньги, и при этом у него был такой вид, что он, по меньшей мере, собирается свергнуть королеву, – эти деньги мне вручил некий епископ, не буду называть его имени, но скажу, что он был послан самим папой.
Имя папы подействовало на мэтра Крюшо, как и рассчитывал Таньги. Мэтр несколько раз перекрестился, а затем вновь обратился в слух, при этом с глубоким уважением взирая на Таньги.
– Вам интересно, за что мне дали эти деньги?
– Очень, – вырвалось у мэтра Крюшо.
– Я скажу, но вы должны знать, что это тайна, – предупредил Таньги.
Всем своим видом мэтр Крюшо показал, что будет нем как рыба.
– Я выловил одного из слуг дьявола! – коротко сообщил Таньги, к удивлению которого лицо мэтра Крюшо неожиданно нахмурилось.
– Так это вы выдали беднягу Гоше Буаленвилю?
– Гоше? – недоумённо переспросил Таньги, который и понятия не имел, о чём идёт речь, – какой Гоше? И кто такой этот Буаленвиль?
– Тише, сударь, – на этот раз мэтр Крюшо опасливо осмотрелся по сторонам, – Буаленвиль – глава Парижской инквизиции. Он арестовал беднягу Гоше из-за того, что тот осмелился утверждать, будто дьявола, прости меня, господи, – не существует! Буаленвиль говорит, что этими словами Гоше пытается скрыть истинное лицо зла, значит, он является его пособником!
«Вот удача, – в душе обрадовался Таньги, услышав слова мэтра Крюшо, – да этот Буаленвиль как раз тот человек, который мне нужен. Я не ошибся, придя сюда». Но вслух он сказал другое:
– Я имею в виду настоящего пособника дьявола, с отвратительным лицом и крыльями за спиной!
– Вы снова шутите? – мэтр Крюшо с недоверием смотрел на Таньги, но при этом непрестанно крестился.
– И не думаю, – со всей серьёзностью, на которую был способен, ответил Таньги, – я видел его своими глазами. Больше того, мэтр, я собираюсь убить его во имя всемогущего бога и святой церкви, – на этот раз Таньги сказал почти чистую правду и оттого почти не чувствовал угрызений совести.
Мэтру Крюшо понадобилось некоторое время, чтобы прийти в себя от слов Таньги. Когда он немного пришёл в себя, то с невольным восхищением посмотрел на Таньги.
– А вы настоящий смельчак, сударь! Бороться против нечисти, – мэтра Крюшо всего передёрнуло. Преодолев собственный ужас, Крюшо продолжал едва слышным голосом:
– Признаться откровенно, сударь, вы не первый, кто рассказывает мне это!
– Вот как! – Таньги явно не ожидал подобных слов и не смог скрыть удивления.
– В Париже идёт молва, что по городу летают отвратительные чудища с длинными крыльями. Они крадут младенцев и пьют их кровь. Я думаю, что это чистая правда, сударь. Не далее как вчера здесь сидел несчастный отец, который рассказывал, что у него украли трёхлетнего сына прямо из дома. Двери дома были затворены, так что они могли проникнуть только через окно.
Я знаком с людьми, у которых произошли точь-в-точь такие же несчастья. Господь, видно, отвернулся от нас, если позволяет этим нечистям безнаказанно творить зло.
Таньги очень внимательно выслушал мэтра Крюшо, отмечая про себя отдельные слова. Многое из рассказанного лекарем очень близко напоминало услышанное от мэтра Крюшо. Таньги подумал, что, возможно, те же самые колдуны и творят все эти жестокие преступления. «Но зачем им нужны малолетние дети?» – задался было вопросом Таньги, но тут же отбросил от себя этот вопрос, ответ на который мог наверняка ужаснуть его. Потому что рассчитывать на то, что они это делали с благими целями, не приходилось.
– А вот и жареная оленина, приправленная чудесным соусом. Как вы любите, сударь. И бутылка красного бургундского. Надеюсь, вы не изменили свои вкусы?
– Нет, – Таньги посмотрел на мэтра Крюшо, а потом на дымящееся жаркое перед ним и внезапно спросил: – Вы можете найти человека, у которого украли сына?
– Зачем он вам? – удивился мэтр Крюшо.
– Хочу узнать, когда похитили его сына?
– Да вчера и похитили, – ответил мэтр Крюшо, – я слышал это собственными ушами.
– Возможно, его можно ещё спасти, если он, конечно, всё ещё там, – пробормотал Таньги себе под нос.
– О чём вы, сударь? – не расслышал мэтр Крюшо.
– Я говорю, если он хочет найти тех, кто украл его сына, пусть будет здесь через два дня! Я знаю, где находится логово этой нечисти и в субботу, в полночь, собираюсь пойти туда. Если кто-то хочет пойти со мной, я буду рад. Если же нет, я пойду один убивать эту нечисть!
– Сударь, если речь идёт о том, что должен сделать каждый добропорядочный католик, то я иду вместе с вами, – бесстрашно заявил мэтр Крюшо, – тем более, если вас благословил на этот путь сам папа!
«Знай он всё, непременно благословил бы», – мысленно ответил Таньги.
– Значит, решено, через два дня в полночь? – уточнил Таньги.
– Не сомневайтесь, сударь, многие сочтут за великую честь пойти за вами, – заверил его мэтр Крюшо. Его подозвал один из посетителей, и он на время оставил Таньги, который немедля принялся за оленину, напряжённо размышляя о дальнейших действиях, которые он должен предпринять. Пока всё шло как нельзя лучше. Оставалось предпринять ещё один самый важный ход, который мог сыграть решительную роль в достижении цели, которую он поставил перед собой. Таньги рассуждал, не замечая, как в харчевне появились четыре гвардейца герцога Бургундского, которые были явно навеселе. По опыту общения с гвардейцами мэтр Крюшо знал, как опасно вызывать раздражение гвардейцев, в особенности когда они немного пьяны. По этой причине мэтр Крюшо самолично принёс им несколько бутылей вина, в надежде, что они не станут беспокоить посетителей харчевни. Но чаяниям мэтра Крюшо не суждено было сбыться. После того как гвардейцы откупорили бутылку вина, один из них заполнил им доверху два кубка и поднялся со своего места. Таньги с задумчивым видом поглощал пищу, когда услышал над собой хриплый голос:
– Сударь, не желаете выпить за здоровье герцога Бургундского?
Таньги перестал есть и снизу вверх посмотрел на здоровенного гвардейца, что нависал над его головой.
– Благодарю покорно, сударь, – но видите ли, я дал обет не притрагиваться к вину. – Таньги решил, что сказал достаточно и вновь принялся за еду.
– Вы принимаете меня за полного болвана? – поинтересовался гвардеец, – а это что, позвольте спросить, – он указал на откупоренную бутылку вина, что стояла перед Таньги, – скажите лучше, что вы отказываетесь пить за здоровье нашего доброго герцога.
«Ну и назойливые эти гвардейцы», – с раздражением подумал Таньги и собирался было грубо ответить, как увидел, что к нему приближаются ещё трое. Они окружили сидящего за столом Таньги и с весьма угрожающим видом ждали ответа. Таньги встал и принял кубок из рук гвардейца.
– Так-то лучше, – довольным голосом заявил гвардеец и поднял кубок, провозглашая тост: – За герцога Бургундского!
– За доброго герцога Бургундского, – повторил за ним Таньги и, придав голосу печаль, добавил: – И за упокой души нашей несчастной королевы!
Таньги залпом осушил кубок, в то время как гвардейцы застыли с кубками в руках.
Мэтр Крюшо, который с первой минуты с опаской наблюдал за развитием событий, закрыл рот рукой, чтобы ненароком не расхохотаться.
– Королева умерла? – почему-то шёпотом спросил один из гвардейцев.
– Сегодня утром, – с грустью ответил Таньги, – несчастны все мы, ибо потеряли святую из женщин, лучшую из королев, что когда-либо сидели на троне Франции.
– Упокой, господи, её душу!
Гвардейцы одновременно опорожнили кубки и наконец оставили Таньги в покое. Таньги быстро доел остатки еды и, сделав знак мэтру Крюшо, который напоминал тому об уговоре, покинул харчевню. Выйдя из харчевни, он уже собирался подойти к лошади, когда увидел карету герцога Бургундского, которая двигалась по улице Бобов в его сторону, сопровождаемая двумя десятками гвардейцев, которых возглавлял хорошо знакомый Таньги маркиз д'Антраг.
– Проклятье, – пробормотал Таньги и, отвернувшись, сделал вид, будто что-то уронил на землю. И надо же было, что в то время, когда герцог Бургундский проезжал мимо харчевни, из её дверей вышли те самые четверо гвардейцев.
– Плачьте, люди, – закричал на всю улицу один из них, – наша добрая королева умерла.
– Господь, упокой её душу, помолимся за королеву, – вторил ему второй.
Герцог Бургундский услышал эти крики и велел остановить карету. По знаку герцога Бургундского к окну кареты подъехал маркиз д'Антраг.
– Арестуйте этих предателей, – приказал герцог Бургундский и уже когда д'Антраг отправился выполнять его приказ, пробормотал себе под нос: – Это же надо набраться такой наглости… королева умерла… мерзавцы!
Таньги с нескрываемым злорадством наблюдал за тем, как его знакомых схватили, повязали и куда-то потащили, несмотря на попытки несчастных объяснить причину своей печали.
Настроение Таньги после этого происшествия значительно улучшилось. Насвистывая весёлый мотив, он взобрался в седло. Следовало закончить то, что он так хорошо начал. С этой целью Таньги направился на улицу Святых мучеников, которую в Париже старался избегать всякий – по причине страха, которую она внушала. Меньше чем через час Таньги стоял перед серым двухэтажным особняком с одинаковыми четырёхугольными окнами. Он ощутил невольную дрожь, глядя на здание парижской инквизиции. Но Таньги был не из тех, кого пугают опасности. Он смело вошёл внутрь особняка и сразу оказался в небольшом зале, где сновали несколько человек, облачённые в длинные чёрные костюмы со строгими воротниками. Таньги приблизился к одному из них и спросил, как найти почтенного Буаленвиля.
– По лестнице наверх, слева первая дверь, – последовал лаконичный ответ.
«Для начала неплохо», – подумал Таньги, отправляясь по адресу, указанному инквизитором. Перед дверью главы инквизиции Таньги остановился, чувствуя лёгкую нерешительность. Но тут же прогнал её от себя и смело вошёл внутрь.
Буаленвиль оказался сухопарым мужчиной лет сорока пяти. Он был маленького роста, с большими круглыми глазами и острым взглядом. Буаленвиль сидел за столом, на котором лежали бумага и чернильница. Видимо, он что-то писал до прихода Таньги.
– Что привело тебя, сын мой? – голос у Буаленвиля неожиданно оказался слегка певучим, что едва не вызвало смех у Таньги. Но он вовремя сдержался, понимая, что своим смехом может разозлить инквизитора. А это в его планы не входило.
– Едва я прознал про случай с неким Гоше, то решил немедля поспешить к вам, – Таньги принял весьма необычную для себя смиренную позу.
– Ткач Гоше, – глаза инквизитора сощурились, – уж не думаешь ли и ты так же, как он?
– Напротив, я считаю, что вы святой человек, – Таньги набожно перекрестился.
– В самом деле? – приятно удивился инквизитор, не скрывая, что ему польстили слова Таньги, – и что тебя привело к этой благочестивой мысли, сын мой?
– Я видел его, видел собственными глазами!
– Кого? – инквизитор аж привстал со своего места.
– Нечисть! Я видел нечисть собственными глазами!
– Я так и знал, что услышу это, – вскричал в лихорадочном возбуждении инквизитор, – рассказывай, сын мой, рассказывай всё как есть, перед богом и его слугами.
Таньги без приглашения уселся напротив инквизитора и, приблизив к нему лицо, заговорил слегка дрожащим голосом, словно увиденное им до сих пор внушает ему ужас.
– Как-то в субботу, ближе к полуночи, я отправился на могилу своего брата, что умер в далёком младенчестве. Стою я у могилы моего любимого брата и слёзы глубокой печали капают из моих глазах, и вдруг, – инквизитор при этих словах напрягся, – вижу в воздухе большую птицу. Стояла луна, и, ясно увидел, как нечто, что я принимал за птицу, опустилось недалеко от меня, возле одной из могил. И тут, – Таньги перекрестился, инквизитор вслед за ним, – я увидел, что это вовсе не птица, нет, святой отец, это было отвратительное существо с крыльями за спиной, которое держало в руках младенца.
– Младенца? – вскричал инквизитор. – Продолжай, сын мой.
– На моих глазах существо приняло облик монаха и вместе с младенцем скрылось под могилой. Я вернулся домой и долго размышлял о том, что увидел, и пришёл к мысли…
– К какой же, сын мой? – нетерпеливо спросил инквизитор.
– Существо могло привидеться мне с горя! Инквизитор не скрывал своего разочарования.
– По этой причине, – продолжал Таньги, не давая ему расслабиться, – едва наступила полночь следующей субботы, я вновь отправился на кладбище и спрятался у той могилы, где видел это существо.
– И? – инквизитор вытянул голову, едва не ткнувшись носом в лицо Таньги, который немного отодвинулся назад и продолжал дрожащим голосом:
– Я вновь увидел эту нечисть. Но на сей раз она была не одна!
– Иисусе всемогущий, – инквизитор снова перекрестился, – рассказывай дальше, сын мой.
– Вслед за первым появились ещё и ещё… я насчитал их сотни и все делали одно и то же. Они опускались на могилу и, принимая облик монахов, исчезали.
– Принимают образ служителей божьих? – инквизитор хищно сощурил глаза.
– Да, святой отец, – ответил Таньги и продолжил, буквально заставив оцепенеть инквизитора: – Я сотворил молитву господу богу, моля его указать мне, как следует поступить. Я стоял ночью посредине кладбища у могилы, которая была полна пособниками дьявола, и взывал к господу. И тут…
– Что? – закричал инквизитор.
– Я явственно различил голос, который произнёс:
«Буаленвиль!» А вслед за этим словом поднялся ветер, и крест на могиле, под которой укрылась нечисть, начал поворачиваться, – инквизитор крестился не переставая, я увидел, как могила сдвигается, открывая путь вниз.
– Сын мой, ты можешь указать, где эта могила? – вскричал в сильнейшем волнении инквизитор.
– Разве каждый добрый католик не должен смиренно преклонять свою голову перед святой инквизицией, что является карающей рукой господа? – смиренно спросил Таньги. – Приказывайте, святой отец, и я сделаю всё, что вы скажете.
– Господь вознаградит тебя, сын мой!
Буаленвиль выбежал из своего кабинета, а ещё через несколько минут Таньги в сопровождении инквизиторов направился в сторону кладбища «Невинно убиенных младенцев».
На этот раз Таньги сумел без особого труда найти могилу. Инквизиторы сгрудились возле Таньги, оглядывая могилу, в которой на первый взгляд не было ничего необычного. Это продолжалось до тех пор, пока взгляд Буаленвиля не упал на надпись, сделанную на кресте.
– Верному сыну от Анатас! – громко прочитал он и почти сразу же закричал голосом, полным неописуемого восторга:
– Анатас? Если прочитать в обратном порядке, – получается «Сатана». Вот оно, пристанище дьявола! Пойдём, сын мой, ты сегодня сослужил великую службу святой инквизиции!
Инквизиторы с лихорадочной поспешностью покинули кладбище. Таньги ни на минуту не усомнился, что в указанное им время, а именно через два дня в полночь инквизиторы придут сюда и тогда появится реальная возможность уничтожить орден.
Глава 26
РАСПРАВА
Таньги поразился скоплению народа возле харчевни на улице Бобов. Он предполагал, что могут прийти несколько десятков человек, но такое количество! Вся улица Бобов была запружена людьми. Их было, по меньшей мере, несколько тысяч. Все были вооружены чем попало – вилами, топорами, ножами, у некоторых Таньги даже заметил в руках железные ножницы. Многие кроме оружия держали факелы в руках. Таньги смотрел с восхищением на колеблющийся людской поток, который напоминал огромный костёр. Таньги шёл пешком рядом с Буаленвилем, у которого был весьма торжественный вид. Вслед за ними шли не менее полусотни инквизиторов. Не доходя нескольких шагов до толпы, которая в полном смысле слова перекрыла собой всю улицу, они остановились. В толпе раздались крики:
– Святые отцы с нами! Святые отцы с нами!
– Да поможет нам господь, – громко закричал Буаленвиль, – расступитесь, дети мои. Дайте пройти тем, кто послан господом наказать зло!
В толпе раздались истошные крики:
– Смерть колдунам! Смерть пособникам сатаны! Люди выкрикивали проклятия в адрес колдунов.
Они были охвачены яростью и безумным желанием убивать!
Когда толпа расступилась, открывая для них проход, Таньги заметил почтенного мэтра Крюшо с весьма внушительного размера ножом, который спешил к нему с незнакомым человеком. Они встали рядом с Таньги. Процессия, возглавляемая инквизиторами, двинулась к кладбищу «Невинно убиенных младенцев». Толпа издали напоминала огненную лаву, которая текла по улицам, постоянно разрастаясь. Часы на площади отзвонили полночь, когда первые ряды озлобленных горожан появились на кладбище. Прошло несколько минут, и всё кладбище было забито людьми с факелами. Первыми к могиле подошли Буаленвиль и Таньги. Их сразу же обступили сотни людей.
– Да поможет нам господь, – вскричал Буаленвиль и подошёл к кресту. Он взялся за крест и, к величайшему ликованию всего народа, начал поворачивать его. Раздался жуткий скрежет, и на глазах у всех могила начала отодвигаться, открывая путь в подземелье. Когда проход оказался достаточно широким, Буаленвиль оставил крест и первым бросился в подземелье. Вслед за ним бросился Таньги, а следом, с проклятиями на устах, в подземелье хлынул людской поток.
– Святые отцы с нами! Святые отцы с нами!
– Да поможет нам господь, – громко закричал Буаленвиль, – расступитесь, дети мои. Дайте пройти тем, кто послан господом наказать зло!
В толпе раздались истошные крики:
– Смерть колдунам! Смерть пособникам сатаны! Люди выкрикивали проклятия в адрес колдунов.
Они были охвачены яростью и безумным желанием убивать!
Когда толпа расступилась, открывая для них проход, Таньги заметил почтенного мэтра Крюшо с весьма внушительного размера ножом, который спешил к нему с незнакомым человеком. Они встали рядом с Таньги. Процессия, возглавляемая инквизиторами, двинулась к кладбищу «Невинно убиенных младенцев». Толпа издали напоминала огненную лаву, которая текла по улицам, постоянно разрастаясь. Часы на площади отзвонили полночь, когда первые ряды озлобленных горожан появились на кладбище. Прошло несколько минут, и всё кладбище было забито людьми с факелами. Первыми к могиле подошли Буаленвиль и Таньги. Их сразу же обступили сотни людей.
– Да поможет нам господь, – вскричал Буаленвиль и подошёл к кресту. Он взялся за крест и, к величайшему ликованию всего народа, начал поворачивать его. Раздался жуткий скрежет, и на глазах у всех могила начала отодвигаться, открывая путь в подземелье. Когда проход оказался достаточно широким, Буаленвиль оставил крест и первым бросился в подземелье. Вслед за ним бросился Таньги, а следом, с проклятиями на устах, в подземелье хлынул людской поток.