Страница:
Достоверный и важный признак патрицианства составляет существование у каждого рода клиентов, т. е. послушных людей, носящих то же самое родовое имя; принимающих участие в родовом культе и имеющих право на место в родовой могиле. По одному единичному известию Ливия о Клавдиях можно думать, что патриции наделяли клиентов участками земли; вне сомнения, что патриции помогали им на суде, откуда и позднейшее специальное значение слова клиент, и что со своей стороны клиенты, по аналогии с вассалами средних веков, оказывали патрону денежную помощь в известных, определенных обычаем случаях — выкупали его из плена и из неоплатных долгов. Вне этой тесной связи патрициев с клиентами стояли плебеи; вследствие этого между патрициями и плебеями не было connubium, т. е. браки между ними не считались законными. Существовало ли между ними правовое разобщение и другого рода, как думал Нибур — труднее сказать; напр., были браки посредством confarreatio (обряда приобщения жениха и невесты зернами полбы) патрицианской формой, а брак посредством coemptio (обряда мнимой купли) — плебейской формой? Профессор моск. унив. Крюков в 40-х годах (написавший свое исследование по-немецки, под именем «Pellegrino») предполагал даже религиозное различие между патрициями и плебеями. Было время, когда плебеи стояли и вне политической организации патрициев, т. е. не были полноправными Р. гражданами. Только законом Лициния и Секстия, в 367 г. до Р. Хр., одно из консульских мест было предоставлено плебеям. Что плебеи сначала не допускались в сенат, это можно заключить из формулы обращения председательствующего магистрата к сенаторам — patres conscripti, т. е. собственно patres et conscripti или «патриции и внесенные в список». Не участвовали плебеи и в избрании интеррекса. Что плебеи не входили в состав древнейшего народного собрания, Нибур выводил из того, что плебеи не были приписаны к куриям (другого мнения держится Моммзен). Это подтверждается тем, что на ряду с народным собранием по куриям (comitia curiata) появляется позднее другое — по военным сотням (comitia centuriala), в которых граждане распределялись на основании имущественного ценза, а затем и третье, чисто плебейское (comitia tributa), по трибам или волостям, на которые была разделена Р. территория.
Нибур предполагал также, что плебеи стояли вне экономической организации древнего Рима, так как были лишены права пользоваться общественной землей — ager publicus (см. далее). На этом полном разобщении и дуализме патрициев и плебеев основана и теория Нибура о происхождении плебеев: он видел в патрициях коренных обитателей древнейшего Рима, сложившегося на 7 холмах из синойкизма, т. е. добровольного слияния двух возникших там общин, латинской и сабинской, а в плебеях — плод первого расширения Рима, т. е. землевладельцев соседних с Римом общин, силой оружия к нему присоединенных или добровольно туда переселившихся. Как бы то ни было, борьба плебеев с патрициями на политической, юридической и экономической почве составляет внутреннюю историю Рима; но так как она сильно отразилась на истории Р. магистратуры и народного собрания, то ее удобнее рассмотреть в связи с этими вопросами. Критическим моментом борьбы является относимый к 493 г. уход плебеев на священную гору (mons sacer) в окрестностях Рима, с намерением там поселиться; последним звеном борьбы является сецессия, по счету третья, улаженная законом диктатора Гортензия в 287 г. до Р. Хр. Ее результатом является политическая равноправность плебеев, выразившаяся в уравнении плебисцита с законом, т. е, в праве плебейского народного собрания издавать постановления, имеющие силу общего закона и обязательные, поэтому, и для патрициев. Еще раньше плебеям было предоставлено право занимать все магистратуры, а также и жреческие должности (lex Ogulvia, 302 г. до Р. Хр.), кроме некоторых, не имевших политического значения. В области гражданских отношений равноправность плебеев с патрициями была обеспечена законом трибуна Канулея, установившего еще в 445 г. до Р. Хр. connubium между обоими сословиями. Экономическая борьба рано утрачивает в Риме чисто сословный характер, вследствие возникновения плебейской аристократии, солидарной с патрициями. Закон Гортензия, заключая собой борьбу плебеев с патрициями, совпадает с окончанием завоевания Италии Римом, вызывающим новый дуализм, а именно римских граждан и союзников.
Этот дуализм сначала не был сопряжен с какой-либо рознью: союзники не искали более тесного сближения, довольствуясь выгодами, которые им предоставлял союз с Римом; купцы их теперь могли , под охраной Рима, свободно торговать во всем мире, а воины — приобретать в войнах Рима земли и добычу. Но это постепенно изменялось. При единодержавии Р. его власть давала себя все тяжелее чувствовать союзникам, а когда, со времени Гракхов, в Р. наступила эпоха раздачи земель и хлеба, и народных увеселений (panem et circenses), право римского гражданства стало приманкой для союзников. После того как попытки римских трибунов (К. Гракха и Ливия Друза) удовлетворить их желание оказались тщетны, союзники взялись в 88 г. за оружие. Видя опасность, римляне поспешили, законом Юлия, разделить союзников и дать гражданство тем из них кто еще не восстал (этруски); но самнитяне и горцы южной Италии успели вооружиться и в двухлетней кровопролитной войне бились с Римом уже не за право гражданства, а за свою независимость. Как глубоко, однако, политическая идея Рима — федерация городов, под властью общего для всех граждан города — укоренилась в умах италиков, видно из того, что союзники вздумали создать в южной Италии новый Рим и избрали для этого городок Корфиниум, переименованный в Италию: его форум должен был служить общим форумом, сенат — общим сенатом, а консулы и преторы (по числу римских) — общими верховными магистратами. Рим был принужден призвать под знамена все свои силы, поставить во главе их лучших своих полководцев, Мария и Суллу — и все-таки окончить уступкой. Законом Плаутия и Папирия было предоставлено римское гражданство всем, кто положит оружие в течете 60 дней. Италики — за исключением части самнитян, продолжавших сопротивляться до их истребления — вошли в состав Рима, но с этого же времени начинается падение опустошенной Италии. Дуализм между римлянами и латинянами или союзниками в Италии исчез (за исключением обитателей Галлии транспаданской, получивших гражданство лишь от Юлия Цезаря в 49 г.); но в римской державе, вследствие завоеваний, уже раскрылся другой дуализм. Римская Италия была окружена провинциями, и рознь между римлянами и провинциалами (перегринами) была много глубже, чем между римлянами и латинянами. Тем не менее этот дуализм стал постепенно сглаживаться и погас без того страшного потрясения, каким была союзническая война. Произошло это оттого, что над римлянами и перегринами водворилась общая государственная власть.
Процесс сближения происходил двумя путями: императоры давали право гражданства отдельным лицам или категориям лиц (так, Цезарь дал гражданство всем врачам и преподавателям наук в Риме; декретами последующих императоров право гражданства давалось как привилегия для поощрения постройки домов и кораблей, для богатых детьми браков и т. п.), или же гражданство предоставлялось целым городам и областям. Важную роль при этом играло (фиктивное) латинство. Когда италийские латиняне слились с римлянами, последние стали предоставлять в Галлии некоторым городам право бывших латинских колоний. Латинство стало, таким образом, переходной ступенью к римскому гражданству; в этом смысле Веспасиан предоставил всей Испании латинское право. Наконец, Каракалла дал всем свободным людям империи право римского гражданства; in orbe romano qui sunt, cives romani effecti sunt. Не следует, однако, преувеличивать политическое значение этой меры: когда провинция поднималась до уровня Рима, Италия обращалась в провинцию. Ее привилегии — свобода от поземельной подати и от воинской повинности — исчезли; самоуправление ее городов было подчинено, как и в провинции, императорской бюрократии. Верховная власть римских граждан перешла к римскому императору, римский гражданин из господина стад подданным, подобно провинциалу. В римской империи сохранился лишь один дуализм, но не исключительно римский — между господином и рабом.
4) Императорская власть, завершающая собой политическое развитие Рима, не была для него чужим элементом ;она коренится в его первоначальной организации. Полибий, хорошо познакомившийся в доме Сципиона с устройством Рима, определил это устройство как правление смешанное из монархии, аристократии и демократии, разумея под этим взаимодействие магистратуры, сената и народного собрания. Все эти три элемента восходят в Риме к эпохе доисторической, когда им управляли цари. Царский период недоступен непосредственному историческому исследованию, но царская власть так сильно повлияла на римские учреждения, что может быть изучаема в своем отражении. До позднейшего времени сохранились в Риме две должности, состоявшие в теснейшей связи с царской властью: rex sacrificulus, приносивший в республиканскую эпоху те жертвоприношения, которые лежали на обязанности царя, и interrex, избиравшийся патрицианскими сенаторами, из их среды, когда, вследствие случайного бедствия, прерывалась преемственность власти и не было официального лица, под председательством которого могло-бы состояться избрание новых верховных магистратов. Помимо этого царская власть сохранилась в атрибутах и в самом характере той магистратуры, которой были заменены цари. Консулы — не что иное, как обладатели раздвоенной и сокращенной до пределов одного года царской власти: regio imperio duo sunto, говорит Цицерон в своем сочинении о государстве (De republica). Символом «империума» служили розги и топоры ликторов, перешедших от царя к консулу: это — власть приказывать, наказывать и казнить. Характерно для народа, добившегося владычества над миром, что, изгнав царя, он сохранил его власть не как исполнительную власть, в смысле теоретиков XVIII века, а как власть распорядительную, правительствующую, ограничив ее краткосрочностью и коллегиальностью; вскоре римляне стали даже, в случае нужды, усиливать ее временной отменой коллегиальности (диктатура). Дальнейшая история государственной организации Рима заключается в ограничении и дроблении магистратуры и в развитии, ей в ущерб, власти сената и народного собрания.
Так, к самому началу республиканской истории относится закон Валерия Попликолы de provocatione, воспрещавший магистрату сечь и казнить гражданина (вне военной службы) помимо провокации осужденного к народному собранию. Главные перемены в положении и составе Р. магистратуры произошли под влиянием борьбы плебеев с патрициями, Здесь на первом месте стоит возникновение плебейского трибуната (tribuni plebis) — их сначала было 2, под конец 10, — относимое традицией к уходу плебеев на священную гору: это была особая плебейская магистратура, на ряду с патрицианской и в противодействие ей. Сословный дуализм был таким образом внесен в самую магистратуру. Р. трибунат сыграл такую выдающуюся роль в Р. истории и стяжал себе такую всемирную известность, что его название и понятие проникли в представления цивилизованных народов даже глубже, чем консульство. В Р. истории трибунат является самым оригинальным политическим учреждением; его историческое развитие знаменует собой рост и торжество плебса, а затем развитие и падение Р. демократии. Первоначальное положение трибунов было скромно и роль их незначительна. Их обязанность заключалась в заступничестве (auxilium ferre) за отдельных плебеев против суровости или несправедливости патрицианских магистратов, при наборе или на суде. Средство, предоставленное им для этого, состояли в праве приостановки консульского распоряжения (veto), а для осуществления или защиты этого права им была дана не власть (imperium) или материальная сила, а лишь оборонительное оружие — «неприкосновенность», по аналогии с другими священными, т. е. посвященными божеству лицами и предметами (sacrosanctitas). Опираясь на этот крепчайший у римлян щит, трибуны скоро перешли в наступление, присваивая себе все более обширную роль. Из заступников за отдельных плебеев они стали вожаками и блюстителями интересов всего сословия, обвиняли и карали его врагов и проводили полезные для него законы; став во главе плебейских собраний, они поднимались вместе с ними, и когда плебейство отожествилось с Р. народом, трибуны стали магистратами народа. Когда-то они скромно сидели на своих скамейках у дверей сената, прислушиваясь к его прениям; под конец они получили право созывать сенат и проводить в нем свою политику. С их именем связаны все попытки к реформам; с ним же связано и развитие демагогии в Риме.
Возникший из оппозиции против «империума», трибунат сделался подножием для императора, совместившего в себе империум консула и potestas неприкосновенного трибуна. Плебеи, однако, не удовлетворились важными преимуществами, которые им доставил трибунат, и добивались участия в империуме. Интересным, но темным эпизодом на этом пути является децемвират (451 до Р. Хр.). У Ливия целью децемвирата выставляется определение консульской власти точными законами, а затем указывается иная цель — составление письменных законов; у греческих историков, писавших о Риме, говорится об уравнении прав патрициев и плебеев (Дион Кассий) или о даровании им «общих законов» (Дионисий). Историческим результатом деятельности децемвиров является составление законов 12 таблицы. Но так как при децемвирах не было ни консулов, ни трибунов, и во втором децемвирате упоминаются плебеи, то Нибур полагал, что децемвират был установлен как постоянное общее правительственное учреждение, в состав которого должны были входить как патриции, так и плебеи, с отменой других сословных магистратов. Во всяком случае вслед за децемвиратом (445) произошла важная перемена в указанном Нибуром направлении: сенату было предоставлено право заменять консулов консулартрибунами, т. е. военными трибунами (командирами легионов) с консульской властью, которых было больше 2 (3 и до 6) и в числе которых могли быть и плебеи. Фактически, впрочем, плебеи стали попадать в консулар-трибуны лишь с 400 г., то лишь до 395 г., а затем в 379 г. Тогда же и с той же целью было удвоено (с 2 до 4) число квесторов, т. е. военных казначеев. Введение консулар-трибунов послужило, кроме того, поводом к созданию новой магистратуры, избиравшейся каждые пять лет — цензоров, обязанность которых, отделенная от консульской власти, заключалась в составлении списков граждан по имуществу (ценз) и списка сенаторов. Так как эта обязанность доставляла цензорам важный нравственный авторитет, то цензура, с течением времени, стала самой почетной магистратурой. Наконец, закон Лициния и Секстия (387 — 367) восстановил консульство как постоянную магистратуру, предоставив плебеям одно из консульских мест. При этом от консульства была отделена судебная функция, предоставленная особому должностному лицу — претору — и сначала недоступная плебею.
При увеличении числа судебных дел, число преторов было удвоено; один из них (praetor urbanus) ведал дела граждан, другой (peregrinus) — дела союзников; с появлением провинций число преторов стало возрастать, пока не было определено Суллой в 10, а число квесторов — в 20. Вместе с тем плебеям были предоставлены, на подобие патрицианских (курульных) эдилов, две должности плебейских эдилов. В течение 30 лет по приобретении консульства плебеям стали доступны диктатура (356), цензура (351), наконец претура (337). Дальнейшее развитие Р. магистратуры совершалось уже под влиянием не сословной борьбы, а мирового положения, занятого Римом. По мере увеличения числа провинций римляне признали неудобным соответственно увеличивать число преторов (имевших право на место в сенате) и прибегли к пророгации, т. е. к продлению на год власти консулов и преторов, с посылкой их в провинции в качестве проконсулов и пропреторов. На провинциальной почве власть этих должностных лиц стала совершенно иной. Проконсул не только заступает в провинции на место царя по отношению к «податным» Риму людям: он и по отношению к римским гражданам утрачивает характерные черты Р. магистратуры. В Риме консул ограничен властью товарища; провокация к народу и вето трибуна превратили его военный «империум» в гражданскую власть. В провинции власть проконсула единична, неограниченна и нераздельна. Он в одном лице военный командир, правитель, главный судья и в известном смысле законодатель, так как издает для провинций преторский эдикт, т. е. устанавливает принципы, которым намерен следовать при отправлении правосудия. Так как ему поручена охрана провинции, а сенат далеко, то он может начать наступательную войну без ведома сената; так как, с целью содержания войска, ему предоставлены обширные полномочия для сбора с провинциалов необходимого провианта и фуража, то в его руках — разорение провинции или отдельных ее городов. Уже дозволенные законом или обычаем поборы и подарки (aurum coronarium — золотой венок, подносимый городами) могут обогатить его; что же сказать о недозволенных? Однако, как ни велики были авторитет и роль Р. магистратуры, верховная власть в республиканскую эпоху принадлежала в Риме не ей, а сенату и Р. народу: формула S. P. Q. R. (Senatus populusque romanus) — символ этой власти. Оба эти учреждения не могли не выиграть от отмены царской власти.
Из совещательного собрания при царях сенат становится правительствующим; этому в особенности содействует способ его составления по закону Овиния (время издания этого закона неизвестно), в силу которого бывшие магистраты не могли быть обойдены при составлении цензором списка сенаторов. Этим предотвращался антагонизм между магистратурой и сенатом. Консул и претор знали, что по окончании срока должности они станут членами сената. Этим определялся и сословный состав сената: сначала чисто патрицианское учреждение, он становится, с тех пор, как плебеи приобретают право на консульство и претуру, средоточием и органом новой аристократии — нобилитета, знати, происходящей от лиц, приобретших знатность, т. е. известность (nosco), занятием курульной должности. Так как должности магистратов были избирательные, то сенат стал, в известном смысле, представительным собранием: он состоял из высших государственных деятелей Рима, обязанных своим возвышением голосованию народного собрания. Способом составления сената объясняется и политическая его опытность, та способность его правительствовать, которую посол царя Пирра метко характеризовал, сказав, что сенат показался ему собранием царей. Р. сенат представлял собой аристократическую корпорацию, принимавшую в себя все что выдвигалось на вершину политической жизни; в нем жила политическая традиция прошлого, поддерживаемая родовым преданием, но постоянно проверяемая личным опытом и знакомством с государственной практикой. Законодательным органом и обладателем верховной власти было народное собрание. Сенатское заключите (senatus consultum) никогда не имело силу закона (lex), принадлежавшую лишь постановлению народного собрания (комиций — собственно сходки). Сословный дуализм повлиял на организацию и историю комиций еще сильнее, чем на сенат; им, а также консерватизмом Рима объясняется тот знаменательный факт, что в Риме было не одно, а три народных собрания: два чисто сословных и одно общее. Древнейшее из них — по куриям — было чисто патрицианским и вместе с патрициями утратило, с течением времени, всякое реальное значение: оно атрофировалось, перестало быть собранием граждан и превратилось в учреждение, присутствие должностных лиц — курионов, ведавшее лишь родовые дела: аррогацию (переход из рода в род), утверждение завещаний и т. п. До позднейшего времени оно сохранило только одну хотя и формальную, но важную в политическом отношении функцию — передачу избранному в комициях магистрату его власти, посредством lex curiata de imperio. Еще во время гражданской войны между Помпеем и Цезарем невозможность соблюсти эту формальность повлекла за собой важные политические последствия.
Второе народное собрание в Риме, центуриатное — по военным сотням — знаменует собой характерную воинственную организацию Рима: первоначальное тожество народа и войска. Центуриатное народное собрание — это не что иное, как войско, выстроившееся по сотням, чтобы ответить на вопрос командира, быть ли войне, или избрать ли такого-то в командиры на следующий год? Место в военном строю обусловливалось вооружением, а вооружение — имуществом. Сообразно с имуществом, римские граждане были разделены на 5 классов, не считая всадников, составлявших особый разряд из 18 сотен. Дошедшее до нас определение как имущественного ценза для каждого класса, так и числа сотен в каждом из них, традиция относить к временам Сервия Туллия, которому приписывается и самое учреждение центуриатного собрания, может быть не с большим основанием, чем постройка так называемой Сервиевой стены. Определение ценза деньгами указывает на более позднюю эпоху, чем время царей, так как еще в раннюю республиканскую эпоху судебные пени определялись числом голов крупного или мелкого скота. Позднее центуриатного явилось народное собрание по трибам, в точности время и повод его возникновения нам неизвестны. Это — плебейское собрание, руководимое трибунами, тогда как центуриатным руководил курульный (патрицианский) магистрат, консул или претор. В виду поздних известий о трибуткомициях под председательством консулов и преторов, некоторые современные ученые пришли к мало вероятному предположению, что кроме общеизвестных плебейских трибуткомиций существовали еще особые трибуткомиции с участием патрициев. В отношениях трибутного собрания к центуриатному проявляется замечательный политический дуализм, проникший в государственное устройство Рима благодаря особому положению плебеев в государственном строе: центуриатные комиции представляют собой весь народ, populus, трибутные — plebs. Плебс, приобретая все большее значение, становится народом в политическом смысле слова, т. е. приравнивается к populus. Это приравнение находит себе выражение в том, что постановление плебса, plebiscitum, получает, по постановлению центуриатных комиций, значение закона, обязательного для всех граждан, ut quod tribatim plebs jussiset populum teneret (lex ValeriaHoratia, 449 г. до P. Xp.) Принцип этот был подтвержден законом Публилия (339 до P. Xp.) — ut plebiscita omnes Quiriles tenerent, и законом Гортензия (284) — ut quod plebs jussisset omnes Qairites teneret.
Тожественны ли эти три закона и почему, в таком случае, понадобилось троекратное узаконение, или они различны по смыслу, как остроумно объяснял в одной из своих гипотез Нибур — нам неизвестно. Во всяком случае в историческую эпоху трибутные комиции в законодательном отношения заняли место на ряду с центуриатными и отличались от них лишь сферой компетентности: решение военных вопросов естественно предоставлялось тому собранию, которое искони их ведало и находилось под руководством магистратов с «империумом». В сфере судебной также сохранилось преимущество того народного собрания, к которому, по древнему закону, была обращена провокация: закон децемвиров формально сохранил право решать вопрос о жизни или смерти гражданина за центуриатным собранием, обозначая его при этом выражением maximus comitiatus. Избирательная деятельность была обширнее у центуриатного собрания, но трибуткомиции избирали трибунов, значение которых все более возрастало. Сблизившись в значении, эти два народных собрания сблизились и формально, вследствие преобразования, которому подверглись центуриаткомиции в демократическом смысле, вероятно около 241 г. до Р. Xp., т. е. после того как число триб достигло своего максимума — 35. Это преобразование представляет собой компромисс между принципом центуриатных комиций, т. е. распределением граждан по имуществу, и принципом трибутных комиций, т. е. распределением граждан по месту оседлости, — при чем первый принцип делает второму значительную уступку. Тожество военного строя с политическим к тому времени уже исчезло; вследствие этого предоставление первому классу 80 центурий (так что с присоединением 18 центурий всадников он располагал большинством голосов в комициях — 98 против 95) утратило свой смысл перед более демократическим духом трибуткомиций. В виду этого каждому из пяти классов было предоставлено равное число центурий или голосов, а именно 35, соответственно числу римских триб, при чем каждая центурия еще разделялась на две — для граждан старше и моложе 45 лет. Что касается до вопроса о полномочиях Р. народных собраний, то Рубино, в своем замечательном исследовании (<Untersuchungen>), доказал, что роль народного собрания при царях была незначительна. Царь собирал комиции не столько для того, чтобы получить от них закон, сколько для того, чтобы заручиться их поддержкой.
После отмены царской власти значение народного собрания возросло: ему чаще приходилось применять к делу свое избирательное право; закон о провокации сделал его верховным судьей над жизнью и смертью граждан; наконец, с усложнением политич. жизни стала развиваться и законодательная власть комиций. В последнем отношении они, однако, долго находились под опекой сената, которая выражалась в двух учреждениях — patrum auctoritas и senatus auctoritas. Первое относится ко времени патрицианского сената и представляет собой право сената одобрять, утверждать, постановления народного собрания (впрочем, по мнению Нибура и его школы, под patrum auctoritas следует разуметь согласие патрициев, данное ими в собрании по куриям). Senatus auctoritas соответствует греческому выражению probouleuma и обозначает право сената давать предварительно свое согласие на внесение в народное собрание магистратом проекта закона, а следовательно и отказывать в этом согласии. Когда комиции освободились от этих стеснений, мы не знаем; по этому вопросу, как и относительно значения упомянутых учреждений, в ученой литературе существует множество противоречивых мнений. Во всяком случае народное собрание в Риме, даже когда стало властным и самодержавным, сохранило прежние формы, ставившие его в зависимость от созвавшего его магистрата. Оно никогда не имело права собираться по собственному почину; оно не имело ни законодательной инициативы, ни свободы прений; оно лишь отвечало на вопросы, предложенные ему председательствующим магистратом (рогация); самое делопроизводство было обставлено такими религиозными формальностями, которые легко подавали повод признать постановление, с помощью жреческой коллегии, незаконным. Более свободный характер имели частные собрания народа, concilia и cautiones, на которых допускались и прения; но и эти подготовительные собрания, ничего не постановлявшие, созывались не иначе, как магистратом, и служили для него средством настроить и направить народ в желательном для него смысле. На конец, ни центуриаткомиции, после их преобразования в демократическом смысле, ни даже трибутные комиции не были демократиями в полном смысле слова, так как в рассчет принимались не единичные голоса граждан, а число центурий или триб, высказавшихся в том или другом смысле, и голос избранной по жребию центурии или трибы (praerogativa) имел почти всегда решающее значение. Не даром обнесенное оградой место на Марсовом поле, куда призывались граждане подавать голос, называлось ovile (овечий загон). Вследствие мирового роста Рима, решения и веления римских комиций приобретали все большее и большее всемирное значение; но именно в эту эпоху существенно изменился состав Р. народного собрания и понизилось его моральное и государственное значение, под влиянием глубокого потрясения экономического быта Р. народа, в связи с его политическим ростом.
Нибур предполагал также, что плебеи стояли вне экономической организации древнего Рима, так как были лишены права пользоваться общественной землей — ager publicus (см. далее). На этом полном разобщении и дуализме патрициев и плебеев основана и теория Нибура о происхождении плебеев: он видел в патрициях коренных обитателей древнейшего Рима, сложившегося на 7 холмах из синойкизма, т. е. добровольного слияния двух возникших там общин, латинской и сабинской, а в плебеях — плод первого расширения Рима, т. е. землевладельцев соседних с Римом общин, силой оружия к нему присоединенных или добровольно туда переселившихся. Как бы то ни было, борьба плебеев с патрициями на политической, юридической и экономической почве составляет внутреннюю историю Рима; но так как она сильно отразилась на истории Р. магистратуры и народного собрания, то ее удобнее рассмотреть в связи с этими вопросами. Критическим моментом борьбы является относимый к 493 г. уход плебеев на священную гору (mons sacer) в окрестностях Рима, с намерением там поселиться; последним звеном борьбы является сецессия, по счету третья, улаженная законом диктатора Гортензия в 287 г. до Р. Хр. Ее результатом является политическая равноправность плебеев, выразившаяся в уравнении плебисцита с законом, т. е, в праве плебейского народного собрания издавать постановления, имеющие силу общего закона и обязательные, поэтому, и для патрициев. Еще раньше плебеям было предоставлено право занимать все магистратуры, а также и жреческие должности (lex Ogulvia, 302 г. до Р. Хр.), кроме некоторых, не имевших политического значения. В области гражданских отношений равноправность плебеев с патрициями была обеспечена законом трибуна Канулея, установившего еще в 445 г. до Р. Хр. connubium между обоими сословиями. Экономическая борьба рано утрачивает в Риме чисто сословный характер, вследствие возникновения плебейской аристократии, солидарной с патрициями. Закон Гортензия, заключая собой борьбу плебеев с патрициями, совпадает с окончанием завоевания Италии Римом, вызывающим новый дуализм, а именно римских граждан и союзников.
Этот дуализм сначала не был сопряжен с какой-либо рознью: союзники не искали более тесного сближения, довольствуясь выгодами, которые им предоставлял союз с Римом; купцы их теперь могли , под охраной Рима, свободно торговать во всем мире, а воины — приобретать в войнах Рима земли и добычу. Но это постепенно изменялось. При единодержавии Р. его власть давала себя все тяжелее чувствовать союзникам, а когда, со времени Гракхов, в Р. наступила эпоха раздачи земель и хлеба, и народных увеселений (panem et circenses), право римского гражданства стало приманкой для союзников. После того как попытки римских трибунов (К. Гракха и Ливия Друза) удовлетворить их желание оказались тщетны, союзники взялись в 88 г. за оружие. Видя опасность, римляне поспешили, законом Юлия, разделить союзников и дать гражданство тем из них кто еще не восстал (этруски); но самнитяне и горцы южной Италии успели вооружиться и в двухлетней кровопролитной войне бились с Римом уже не за право гражданства, а за свою независимость. Как глубоко, однако, политическая идея Рима — федерация городов, под властью общего для всех граждан города — укоренилась в умах италиков, видно из того, что союзники вздумали создать в южной Италии новый Рим и избрали для этого городок Корфиниум, переименованный в Италию: его форум должен был служить общим форумом, сенат — общим сенатом, а консулы и преторы (по числу римских) — общими верховными магистратами. Рим был принужден призвать под знамена все свои силы, поставить во главе их лучших своих полководцев, Мария и Суллу — и все-таки окончить уступкой. Законом Плаутия и Папирия было предоставлено римское гражданство всем, кто положит оружие в течете 60 дней. Италики — за исключением части самнитян, продолжавших сопротивляться до их истребления — вошли в состав Рима, но с этого же времени начинается падение опустошенной Италии. Дуализм между римлянами и латинянами или союзниками в Италии исчез (за исключением обитателей Галлии транспаданской, получивших гражданство лишь от Юлия Цезаря в 49 г.); но в римской державе, вследствие завоеваний, уже раскрылся другой дуализм. Римская Италия была окружена провинциями, и рознь между римлянами и провинциалами (перегринами) была много глубже, чем между римлянами и латинянами. Тем не менее этот дуализм стал постепенно сглаживаться и погас без того страшного потрясения, каким была союзническая война. Произошло это оттого, что над римлянами и перегринами водворилась общая государственная власть.
Процесс сближения происходил двумя путями: императоры давали право гражданства отдельным лицам или категориям лиц (так, Цезарь дал гражданство всем врачам и преподавателям наук в Риме; декретами последующих императоров право гражданства давалось как привилегия для поощрения постройки домов и кораблей, для богатых детьми браков и т. п.), или же гражданство предоставлялось целым городам и областям. Важную роль при этом играло (фиктивное) латинство. Когда италийские латиняне слились с римлянами, последние стали предоставлять в Галлии некоторым городам право бывших латинских колоний. Латинство стало, таким образом, переходной ступенью к римскому гражданству; в этом смысле Веспасиан предоставил всей Испании латинское право. Наконец, Каракалла дал всем свободным людям империи право римского гражданства; in orbe romano qui sunt, cives romani effecti sunt. Не следует, однако, преувеличивать политическое значение этой меры: когда провинция поднималась до уровня Рима, Италия обращалась в провинцию. Ее привилегии — свобода от поземельной подати и от воинской повинности — исчезли; самоуправление ее городов было подчинено, как и в провинции, императорской бюрократии. Верховная власть римских граждан перешла к римскому императору, римский гражданин из господина стад подданным, подобно провинциалу. В римской империи сохранился лишь один дуализм, но не исключительно римский — между господином и рабом.
4) Императорская власть, завершающая собой политическое развитие Рима, не была для него чужим элементом ;она коренится в его первоначальной организации. Полибий, хорошо познакомившийся в доме Сципиона с устройством Рима, определил это устройство как правление смешанное из монархии, аристократии и демократии, разумея под этим взаимодействие магистратуры, сената и народного собрания. Все эти три элемента восходят в Риме к эпохе доисторической, когда им управляли цари. Царский период недоступен непосредственному историческому исследованию, но царская власть так сильно повлияла на римские учреждения, что может быть изучаема в своем отражении. До позднейшего времени сохранились в Риме две должности, состоявшие в теснейшей связи с царской властью: rex sacrificulus, приносивший в республиканскую эпоху те жертвоприношения, которые лежали на обязанности царя, и interrex, избиравшийся патрицианскими сенаторами, из их среды, когда, вследствие случайного бедствия, прерывалась преемственность власти и не было официального лица, под председательством которого могло-бы состояться избрание новых верховных магистратов. Помимо этого царская власть сохранилась в атрибутах и в самом характере той магистратуры, которой были заменены цари. Консулы — не что иное, как обладатели раздвоенной и сокращенной до пределов одного года царской власти: regio imperio duo sunto, говорит Цицерон в своем сочинении о государстве (De republica). Символом «империума» служили розги и топоры ликторов, перешедших от царя к консулу: это — власть приказывать, наказывать и казнить. Характерно для народа, добившегося владычества над миром, что, изгнав царя, он сохранил его власть не как исполнительную власть, в смысле теоретиков XVIII века, а как власть распорядительную, правительствующую, ограничив ее краткосрочностью и коллегиальностью; вскоре римляне стали даже, в случае нужды, усиливать ее временной отменой коллегиальности (диктатура). Дальнейшая история государственной организации Рима заключается в ограничении и дроблении магистратуры и в развитии, ей в ущерб, власти сената и народного собрания.
Так, к самому началу республиканской истории относится закон Валерия Попликолы de provocatione, воспрещавший магистрату сечь и казнить гражданина (вне военной службы) помимо провокации осужденного к народному собранию. Главные перемены в положении и составе Р. магистратуры произошли под влиянием борьбы плебеев с патрициями, Здесь на первом месте стоит возникновение плебейского трибуната (tribuni plebis) — их сначала было 2, под конец 10, — относимое традицией к уходу плебеев на священную гору: это была особая плебейская магистратура, на ряду с патрицианской и в противодействие ей. Сословный дуализм был таким образом внесен в самую магистратуру. Р. трибунат сыграл такую выдающуюся роль в Р. истории и стяжал себе такую всемирную известность, что его название и понятие проникли в представления цивилизованных народов даже глубже, чем консульство. В Р. истории трибунат является самым оригинальным политическим учреждением; его историческое развитие знаменует собой рост и торжество плебса, а затем развитие и падение Р. демократии. Первоначальное положение трибунов было скромно и роль их незначительна. Их обязанность заключалась в заступничестве (auxilium ferre) за отдельных плебеев против суровости или несправедливости патрицианских магистратов, при наборе или на суде. Средство, предоставленное им для этого, состояли в праве приостановки консульского распоряжения (veto), а для осуществления или защиты этого права им была дана не власть (imperium) или материальная сила, а лишь оборонительное оружие — «неприкосновенность», по аналогии с другими священными, т. е. посвященными божеству лицами и предметами (sacrosanctitas). Опираясь на этот крепчайший у римлян щит, трибуны скоро перешли в наступление, присваивая себе все более обширную роль. Из заступников за отдельных плебеев они стали вожаками и блюстителями интересов всего сословия, обвиняли и карали его врагов и проводили полезные для него законы; став во главе плебейских собраний, они поднимались вместе с ними, и когда плебейство отожествилось с Р. народом, трибуны стали магистратами народа. Когда-то они скромно сидели на своих скамейках у дверей сената, прислушиваясь к его прениям; под конец они получили право созывать сенат и проводить в нем свою политику. С их именем связаны все попытки к реформам; с ним же связано и развитие демагогии в Риме.
Возникший из оппозиции против «империума», трибунат сделался подножием для императора, совместившего в себе империум консула и potestas неприкосновенного трибуна. Плебеи, однако, не удовлетворились важными преимуществами, которые им доставил трибунат, и добивались участия в империуме. Интересным, но темным эпизодом на этом пути является децемвират (451 до Р. Хр.). У Ливия целью децемвирата выставляется определение консульской власти точными законами, а затем указывается иная цель — составление письменных законов; у греческих историков, писавших о Риме, говорится об уравнении прав патрициев и плебеев (Дион Кассий) или о даровании им «общих законов» (Дионисий). Историческим результатом деятельности децемвиров является составление законов 12 таблицы. Но так как при децемвирах не было ни консулов, ни трибунов, и во втором децемвирате упоминаются плебеи, то Нибур полагал, что децемвират был установлен как постоянное общее правительственное учреждение, в состав которого должны были входить как патриции, так и плебеи, с отменой других сословных магистратов. Во всяком случае вслед за децемвиратом (445) произошла важная перемена в указанном Нибуром направлении: сенату было предоставлено право заменять консулов консулартрибунами, т. е. военными трибунами (командирами легионов) с консульской властью, которых было больше 2 (3 и до 6) и в числе которых могли быть и плебеи. Фактически, впрочем, плебеи стали попадать в консулар-трибуны лишь с 400 г., то лишь до 395 г., а затем в 379 г. Тогда же и с той же целью было удвоено (с 2 до 4) число квесторов, т. е. военных казначеев. Введение консулар-трибунов послужило, кроме того, поводом к созданию новой магистратуры, избиравшейся каждые пять лет — цензоров, обязанность которых, отделенная от консульской власти, заключалась в составлении списков граждан по имуществу (ценз) и списка сенаторов. Так как эта обязанность доставляла цензорам важный нравственный авторитет, то цензура, с течением времени, стала самой почетной магистратурой. Наконец, закон Лициния и Секстия (387 — 367) восстановил консульство как постоянную магистратуру, предоставив плебеям одно из консульских мест. При этом от консульства была отделена судебная функция, предоставленная особому должностному лицу — претору — и сначала недоступная плебею.
При увеличении числа судебных дел, число преторов было удвоено; один из них (praetor urbanus) ведал дела граждан, другой (peregrinus) — дела союзников; с появлением провинций число преторов стало возрастать, пока не было определено Суллой в 10, а число квесторов — в 20. Вместе с тем плебеям были предоставлены, на подобие патрицианских (курульных) эдилов, две должности плебейских эдилов. В течение 30 лет по приобретении консульства плебеям стали доступны диктатура (356), цензура (351), наконец претура (337). Дальнейшее развитие Р. магистратуры совершалось уже под влиянием не сословной борьбы, а мирового положения, занятого Римом. По мере увеличения числа провинций римляне признали неудобным соответственно увеличивать число преторов (имевших право на место в сенате) и прибегли к пророгации, т. е. к продлению на год власти консулов и преторов, с посылкой их в провинции в качестве проконсулов и пропреторов. На провинциальной почве власть этих должностных лиц стала совершенно иной. Проконсул не только заступает в провинции на место царя по отношению к «податным» Риму людям: он и по отношению к римским гражданам утрачивает характерные черты Р. магистратуры. В Риме консул ограничен властью товарища; провокация к народу и вето трибуна превратили его военный «империум» в гражданскую власть. В провинции власть проконсула единична, неограниченна и нераздельна. Он в одном лице военный командир, правитель, главный судья и в известном смысле законодатель, так как издает для провинций преторский эдикт, т. е. устанавливает принципы, которым намерен следовать при отправлении правосудия. Так как ему поручена охрана провинции, а сенат далеко, то он может начать наступательную войну без ведома сената; так как, с целью содержания войска, ему предоставлены обширные полномочия для сбора с провинциалов необходимого провианта и фуража, то в его руках — разорение провинции или отдельных ее городов. Уже дозволенные законом или обычаем поборы и подарки (aurum coronarium — золотой венок, подносимый городами) могут обогатить его; что же сказать о недозволенных? Однако, как ни велики были авторитет и роль Р. магистратуры, верховная власть в республиканскую эпоху принадлежала в Риме не ей, а сенату и Р. народу: формула S. P. Q. R. (Senatus populusque romanus) — символ этой власти. Оба эти учреждения не могли не выиграть от отмены царской власти.
Из совещательного собрания при царях сенат становится правительствующим; этому в особенности содействует способ его составления по закону Овиния (время издания этого закона неизвестно), в силу которого бывшие магистраты не могли быть обойдены при составлении цензором списка сенаторов. Этим предотвращался антагонизм между магистратурой и сенатом. Консул и претор знали, что по окончании срока должности они станут членами сената. Этим определялся и сословный состав сената: сначала чисто патрицианское учреждение, он становится, с тех пор, как плебеи приобретают право на консульство и претуру, средоточием и органом новой аристократии — нобилитета, знати, происходящей от лиц, приобретших знатность, т. е. известность (nosco), занятием курульной должности. Так как должности магистратов были избирательные, то сенат стал, в известном смысле, представительным собранием: он состоял из высших государственных деятелей Рима, обязанных своим возвышением голосованию народного собрания. Способом составления сената объясняется и политическая его опытность, та способность его правительствовать, которую посол царя Пирра метко характеризовал, сказав, что сенат показался ему собранием царей. Р. сенат представлял собой аристократическую корпорацию, принимавшую в себя все что выдвигалось на вершину политической жизни; в нем жила политическая традиция прошлого, поддерживаемая родовым преданием, но постоянно проверяемая личным опытом и знакомством с государственной практикой. Законодательным органом и обладателем верховной власти было народное собрание. Сенатское заключите (senatus consultum) никогда не имело силу закона (lex), принадлежавшую лишь постановлению народного собрания (комиций — собственно сходки). Сословный дуализм повлиял на организацию и историю комиций еще сильнее, чем на сенат; им, а также консерватизмом Рима объясняется тот знаменательный факт, что в Риме было не одно, а три народных собрания: два чисто сословных и одно общее. Древнейшее из них — по куриям — было чисто патрицианским и вместе с патрициями утратило, с течением времени, всякое реальное значение: оно атрофировалось, перестало быть собранием граждан и превратилось в учреждение, присутствие должностных лиц — курионов, ведавшее лишь родовые дела: аррогацию (переход из рода в род), утверждение завещаний и т. п. До позднейшего времени оно сохранило только одну хотя и формальную, но важную в политическом отношении функцию — передачу избранному в комициях магистрату его власти, посредством lex curiata de imperio. Еще во время гражданской войны между Помпеем и Цезарем невозможность соблюсти эту формальность повлекла за собой важные политические последствия.
Второе народное собрание в Риме, центуриатное — по военным сотням — знаменует собой характерную воинственную организацию Рима: первоначальное тожество народа и войска. Центуриатное народное собрание — это не что иное, как войско, выстроившееся по сотням, чтобы ответить на вопрос командира, быть ли войне, или избрать ли такого-то в командиры на следующий год? Место в военном строю обусловливалось вооружением, а вооружение — имуществом. Сообразно с имуществом, римские граждане были разделены на 5 классов, не считая всадников, составлявших особый разряд из 18 сотен. Дошедшее до нас определение как имущественного ценза для каждого класса, так и числа сотен в каждом из них, традиция относить к временам Сервия Туллия, которому приписывается и самое учреждение центуриатного собрания, может быть не с большим основанием, чем постройка так называемой Сервиевой стены. Определение ценза деньгами указывает на более позднюю эпоху, чем время царей, так как еще в раннюю республиканскую эпоху судебные пени определялись числом голов крупного или мелкого скота. Позднее центуриатного явилось народное собрание по трибам, в точности время и повод его возникновения нам неизвестны. Это — плебейское собрание, руководимое трибунами, тогда как центуриатным руководил курульный (патрицианский) магистрат, консул или претор. В виду поздних известий о трибуткомициях под председательством консулов и преторов, некоторые современные ученые пришли к мало вероятному предположению, что кроме общеизвестных плебейских трибуткомиций существовали еще особые трибуткомиции с участием патрициев. В отношениях трибутного собрания к центуриатному проявляется замечательный политический дуализм, проникший в государственное устройство Рима благодаря особому положению плебеев в государственном строе: центуриатные комиции представляют собой весь народ, populus, трибутные — plebs. Плебс, приобретая все большее значение, становится народом в политическом смысле слова, т. е. приравнивается к populus. Это приравнение находит себе выражение в том, что постановление плебса, plebiscitum, получает, по постановлению центуриатных комиций, значение закона, обязательного для всех граждан, ut quod tribatim plebs jussiset populum teneret (lex ValeriaHoratia, 449 г. до P. Xp.) Принцип этот был подтвержден законом Публилия (339 до P. Xp.) — ut plebiscita omnes Quiriles tenerent, и законом Гортензия (284) — ut quod plebs jussisset omnes Qairites teneret.
Тожественны ли эти три закона и почему, в таком случае, понадобилось троекратное узаконение, или они различны по смыслу, как остроумно объяснял в одной из своих гипотез Нибур — нам неизвестно. Во всяком случае в историческую эпоху трибутные комиции в законодательном отношения заняли место на ряду с центуриатными и отличались от них лишь сферой компетентности: решение военных вопросов естественно предоставлялось тому собранию, которое искони их ведало и находилось под руководством магистратов с «империумом». В сфере судебной также сохранилось преимущество того народного собрания, к которому, по древнему закону, была обращена провокация: закон децемвиров формально сохранил право решать вопрос о жизни или смерти гражданина за центуриатным собранием, обозначая его при этом выражением maximus comitiatus. Избирательная деятельность была обширнее у центуриатного собрания, но трибуткомиции избирали трибунов, значение которых все более возрастало. Сблизившись в значении, эти два народных собрания сблизились и формально, вследствие преобразования, которому подверглись центуриаткомиции в демократическом смысле, вероятно около 241 г. до Р. Xp., т. е. после того как число триб достигло своего максимума — 35. Это преобразование представляет собой компромисс между принципом центуриатных комиций, т. е. распределением граждан по имуществу, и принципом трибутных комиций, т. е. распределением граждан по месту оседлости, — при чем первый принцип делает второму значительную уступку. Тожество военного строя с политическим к тому времени уже исчезло; вследствие этого предоставление первому классу 80 центурий (так что с присоединением 18 центурий всадников он располагал большинством голосов в комициях — 98 против 95) утратило свой смысл перед более демократическим духом трибуткомиций. В виду этого каждому из пяти классов было предоставлено равное число центурий или голосов, а именно 35, соответственно числу римских триб, при чем каждая центурия еще разделялась на две — для граждан старше и моложе 45 лет. Что касается до вопроса о полномочиях Р. народных собраний, то Рубино, в своем замечательном исследовании (<Untersuchungen>), доказал, что роль народного собрания при царях была незначительна. Царь собирал комиции не столько для того, чтобы получить от них закон, сколько для того, чтобы заручиться их поддержкой.
После отмены царской власти значение народного собрания возросло: ему чаще приходилось применять к делу свое избирательное право; закон о провокации сделал его верховным судьей над жизнью и смертью граждан; наконец, с усложнением политич. жизни стала развиваться и законодательная власть комиций. В последнем отношении они, однако, долго находились под опекой сената, которая выражалась в двух учреждениях — patrum auctoritas и senatus auctoritas. Первое относится ко времени патрицианского сената и представляет собой право сената одобрять, утверждать, постановления народного собрания (впрочем, по мнению Нибура и его школы, под patrum auctoritas следует разуметь согласие патрициев, данное ими в собрании по куриям). Senatus auctoritas соответствует греческому выражению probouleuma и обозначает право сената давать предварительно свое согласие на внесение в народное собрание магистратом проекта закона, а следовательно и отказывать в этом согласии. Когда комиции освободились от этих стеснений, мы не знаем; по этому вопросу, как и относительно значения упомянутых учреждений, в ученой литературе существует множество противоречивых мнений. Во всяком случае народное собрание в Риме, даже когда стало властным и самодержавным, сохранило прежние формы, ставившие его в зависимость от созвавшего его магистрата. Оно никогда не имело права собираться по собственному почину; оно не имело ни законодательной инициативы, ни свободы прений; оно лишь отвечало на вопросы, предложенные ему председательствующим магистратом (рогация); самое делопроизводство было обставлено такими религиозными формальностями, которые легко подавали повод признать постановление, с помощью жреческой коллегии, незаконным. Более свободный характер имели частные собрания народа, concilia и cautiones, на которых допускались и прения; но и эти подготовительные собрания, ничего не постановлявшие, созывались не иначе, как магистратом, и служили для него средством настроить и направить народ в желательном для него смысле. На конец, ни центуриаткомиции, после их преобразования в демократическом смысле, ни даже трибутные комиции не были демократиями в полном смысле слова, так как в рассчет принимались не единичные голоса граждан, а число центурий или триб, высказавшихся в том или другом смысле, и голос избранной по жребию центурии или трибы (praerogativa) имел почти всегда решающее значение. Не даром обнесенное оградой место на Марсовом поле, куда призывались граждане подавать голос, называлось ovile (овечий загон). Вследствие мирового роста Рима, решения и веления римских комиций приобретали все большее и большее всемирное значение; но именно в эту эпоху существенно изменился состав Р. народного собрания и понизилось его моральное и государственное значение, под влиянием глубокого потрясения экономического быта Р. народа, в связи с его политическим ростом.