Ввиду этого, спустя шесть веганских часов, на самой большой планете системы — на Дэлле — начался Чрезвычайный Съезд представителей всех вегов.
ВНАЧАЛЕ ВОСЬМИ ТЫСЯЧАМ ПРЕДСТАВИТЕЛЕЙ (каждый представитель выступал от имени десяти миллионов вегов) были доложены собранные за последнее время общие сведения о наблюдаемой планете, то есть о Земле, об условиях земной жизни.
В огромном зале Съезда возникло оживление, когда сообщили, что условия эти необыкновенно приближаются к веганским и что земляне почти во всем (за исключением окраски) напоминают самих вегов.
После научной части — сообщений из области физики, химии, биологии и т. д. — началась демонстрация наглядных материалов. Картин из жизни землян.
Это было странное и тревожное зрелище. Было так, словно веги внезапно заглянули в собственное, неслыханно давнее прошлое. Они внезапно стали свидетелями жестоких, страшных дел. Увидели ужасные картины голода, бедствий, катастроф. Увидели земную телевизионную передачу о том, как двое молодых землян, чтобы захватить нитку блестящих камушков, убивают старую землянку.
Затем механический переводчик огласил несколько речей земных представителей (называемых на Земле министрами), иные из которых грозили остальным землянам уничтожением.
А в заключение собравшимся были показаны картины уничтожения двух земных городов атомными взрывами.
В ЗАЛЕ СЪЕЗДА воцарилась мертвая тишина. Стосорокалетний, очень живой и веселый председатель, который обычно утверждал, что настоящая молодость начинается после ста пятидесяти лет, на этот раз был необыкновенно серьезным.
Только что зашло опалово-голубое солнце. Над прозрачной крышей зала сверкнули рои звезд.
Председатель показал на мерцавшее небо.
— Веги! — сказал он. — Вот там живут земляне. Талантливые… и жестокие. Изобретательные и… страшные. Они развиваются так быстро, что уже наши правнуки могут с ними столкнуться.
Да, могут столкнуться с их разрушительной силой, с их воинственными нравами. Мы знаем, что на заре своей истории веги тоже были жестокими, тоже вели войны. Но веги вначале отбросили мысль о войне и лишь потом овладели атомной энергией. Никто из вегов не запятнал себя использованием этой великой силы против жизни. Ведь даже тогда, когда мы защищались от альдебаранцев, мы применяли только лучи сна и наркотические волны, хотя это стоило нам немалых жертв.
И при этом, о веги, — продолжал он после минутной паузы, земляне, хотя не столь многочисленные, кажутся и более одаренными, и более жестокими, чем альдебаранцы. От имени Постоянного Руководства представителей спрашиваю вас: как мы должны с ними поступить?
Председательствующий замолчал и сел.
На экране над столом руководителей начали появляться номера представителей, желавших взять слово.
Первым заговорил представитель 438. Это был совсем молодой, шестидесятилетний пилот-космонавт с планеты Геза. Он задал только один вопрос:
— Все ли земляне желают зла?
Собравшиеся обратили взоры к председателю. Он с трудом улыбнулся.
— Мы не знаем, — сказал он, — точного соотношения сил. Знаем, однако, что не все. Об этом свидетельствуют некоторые выслушанные здесь речи земных представителей.
Потом прозвучал голос профессора Лалоса:
— Предвидится ли возможность уничтожения Земли?
Вновь наступила полная тревоги тишина. Все глаза обратились к звездам, среди которых где-то далеко мерцало земное Солнце.
Председатель ответил:
— Это зависит от нашего решения. Мы не можем ничего исключить заранее. Речь идет о будущем ста миллиардов вегов и всех других мирных цивилизаций.
Представительница 1801 — красавица-поэтесса Мэда — спросила:
— А не должны ли мы подождать еще несколько десятков лет?
На этот раз вместо председателя отвечал руководители космических исследований:
— Нет. Мы считаем, что земляне очень близки к открытиям в области антигравитации. Эти открытия могут вскоре привести к полной независимости землян от нас. Наша военная наука на очень низком уровне, так как войн мы не ведем. Мы должны решать уже сейчас.
На экране ораторов снова засветился номер профессора Лалоса. На этот раз он был голубого цвета. Это означало, что профессор хочет внести предложение.
Председатель предоставил ему слово.
Как полагалось по старинной традиции при внесении предложений, профессор перелетел со своим креслом через весь огромный сферический зал к экрану ораторов и там, увеличенный на экранах так, чтобы даже в последних рядах видели его умное старое лицо, заговорил:
— Веги! От имени ученых вношу предложение. Мы стоим перед лицом опасности. Но ведь мы знаем, что среди землян есть немало настоящих людей — людей доброй воли. Поэтому мы отвергаем мысль об уничтожении.
Перед нами есть две другие возможности. Во-первых, в случае опасности мы можем уничтожить их науку и технику, мы можем подвергнуть действию разлагающих волн все твердые минералы и материалы на их планете, растопить их и отбросить землян к полуживотной жизни. Без твердых металлов и синтетиков, без машин и инструментов они начнут обрабатывать землю руками и забудут о полетах, об открытиях, о космосе.
В зале зашумели. Некоторые делегаты одобрительно улыбались, зато Мэда, явно рассерженная, зажгла на экране номер своего мандата.
Профессор Лалос улыбнулся.
— Я еще не кончил, — сказал он. — Вторая возможность — это предоставить землян самим себе. Она основана на предложении, что те земляне, которые хотят мира, сами обуздают тех, кто думает о войнах, — те, кто хочет творить, будут многочисленнее и сильнее тех, которые хотят уничтожать.
— Так! — крикнула Мэда.
Председатель зажег белый сигнал тишины, потому что зал зашумел. Слышались возгласы: «да», «нет», «тише», «согласен»…
Профессор Лалос поднял на экране руку.
— Прежде чем мы что-нибудь решим, — сказал он, — вношу предложение: мы должны непосредственно пронаблюдать двух землян. Лучше всего — очень молодых. Тех, которым предстоит творить будущее Земли. Познакомимся с ними поближе. Убедимся, какие они. А тогда решим. Сегодня утром мы снарядили парапространственный космический корабль специально подготовленный для этой цели. Если вы только примете наше предложение, то уже завтра сможете познакомиться с молодыми землянами. Мы считаем, что только после этого Съезд представителей может принять верное решение.
Профессор Лалос проплыл по воздуху на свое место. И, прежде чем председатель успел встать, чтобы объявить голосование, на световом табло голосов уже засверкала цифра «8001».
Председатель Съезда поголубел от изумления.
— Кто голосовал дважды? — закричал он. Над креслом красавицы Мэды засияла золотистая, как ее глаза, сигнальная звездочка.
— Это я! — крикнула она. — Я хотела проголосовать сто раз «за», но не успела.
Зал разразился смехом. И даже председатель улыбнулся.
— Представители вегов, — спросил он, — имеем ли мы право засчитать второй голос нашей прекрасной поэтессы?
На табло голосов почти мгновенно загорелась цифра «7999». На этот раз Мэда воздержалась от голосования.
Председатель встал.
— Представители вегов! Объявляю предложение принятым. Заседание Съезда откладывается до завтра, до того момента, когда мы сможем непосредственно познакомиться с двумя молодыми обитателями Земли и дать им оценку.
НАЗАВТРА — ПО РЕШЕНИЮ БЮРО ПОГОДЫ — опалово-голубое солнце Веги взошло на кристально-чистом небе. Только перед самым полуднем выпал получасовой обильный садовый дождь.
После дождя, как обычно, взвились вверх целыми клумбами летающие цветы, чтобы в полуденную пору затенить площади и скверы. И вскоре участники Съезда были уведомлены, что заседание возобновится через десять минут.
Как их уведомили? Очень просто. Каждый представитель носил маленький значок. И все эти значки сначала три раза мигнули белым огнем, а потом оттуда послышался голос председателя:
— Заседание начнется через десять минут.
Через восемь минут зал заседаний снова заполнился до краев.
— Присутствуют все, — сообщил электронный контролер. Тогда председатель встал.
— Веги! — начал он очень торжественным голосом. — В эту минуту на нашем парапространственном корабле находятся двое молодых землян. В два часа по среднедэллийскому времени они прибудут к нам. Мы проведем попытку сближения с ними. Веги! Смотрите и мыслите. Представители! Наше решение важно и для нас и для них. Помните об этом!
В огромном зале воцарилась абсолютная тишина. Огни пригасли. А проекторы телекино бросили в центр зала стереоскопическое, точное до мельчайших деталей изображение Серебристого Шара и Земли, от которой корабль отлетал с запредельной скоростью.
Затем появился коридор с голубыми светящимися стеклами; квадратный зал, а в нем двое молоденьких землян.
Одновременно механический переводчик звездных языков начал переводить на веганский первые слова землян, сохраняя тембр их голосов.
В зале Съезда никто не шевелился. Да, если бы не цвет кожи и волос, если бы не несколько более узкий и прямой разрез глаз, если бы не разница в костюме и известная медлительность движений, представителям вегов, сидевшим в зале заседаний, могло бы показаться, что перед ними их собственные дети. Правда, докладчик первой автоматической экспедиции предупредил их об этом. Но у маленьких землян сходство с вегами особенно бросалось в глаза.
Неудивительно, что, когда маленькая жительница Земли, оставшись одна, в испуге крикнула «ой, мамочка», поэтесса Мэда закричала во весь голос:
— Не мучайте их!
Оба инцидента, однако, закончились веселым смехом — и маленьких землян, и зала заседаний.
Громче всех — с облегчением и чуть-чуть смущенно — смеялась сама Мэда.
Надо сказать, что настроение в зале вообще быстро улучшалось.
Правда, видно было, что маленькие земляне не понимают и не знают даже самых простых технических устройств, с которыми легко бы справился каждый веганский ребенок. Но, несмотря на это, вели себя — каждый это видел — разумно и целеустремленно.
Некоторые представители даже нахмурились. Они видели: земляне действительно богато одарены. Не хотелось бы иметь их своими противниками…
В конце концов, когда парочка молоденьких землян, осмотрев корабль, уселась и замолчала, председатель выключил экран телекино.
Вместо этого он включил применяемую только в исключительных случаях телестанцию Переводчика Мыслей. Пользование ею было запрещено всем, за исключением врачей и экзаменационных комиссий.
И вот переводчик начал демонстрировать перед глазами собравшихся в зале все то, что происходило в головах маленьких землян.
На экране переводчика поплыли одна за другой их мысли и воспоминания. Проплывали сцены, картины, наконец, целые истории из их жизни.
Собравшиеся в зале Чрезвычайного Съезда представителей ученые и поэты, композиторы и пилоты, врачи и организаторы посмотрели все приключение с Капитаном и Яцеком. Потом они стали свидетелями экспедиции в песчаную пустыню.
В ту минуту, когда маленькие земляне разыскали среди пустынных песков двух взрослых ослабевших землян, в зале раздался шум, одобрительные возгласы.
Но тут председатель снова включил свой экран.
— Я понимаю, — сказал он, — что молодые земляне заслужили ваше одобрение. Несколько секунд тому назад я даже получил предложение группы пилотов: признать опыт убедительным, отправить детей обратно, а цивилизацию Земли признать цивилизацией надежды и порядка.
— Да, как мы видели, — продолжал он, — молодые земляне вели себя мужественно и проявили доброту по отношению к другим землянам. Но мы должны установить — поступают ли они так только по отношению к себе подобным. Выяснить, как они относятся к чужим им существам. Как они поступят с вегами. С кем-нибудь из нас.
Тут председатель оглядел молчаливый зал.
— Согласны? — спросил он.
На табло голосования засияла цифра «8000».
Восемь тысяч «да».
А В ЭТО ВРЕМЯ — в тот самый миг, когда в зале съездов вегов показалась на экране цифра «8000», — в Серебристом Шаре раздался голос Горошка:
— Что это за солнце?
В окне «пола» вдруг разгорелся голубовато-опаловый свет. Это был свет огромной жаркой звезды.
— Горошек, — шепнула Ика, — неужели мы летим к этому солнцу? Да ведь мы… сгорим!…
— Ти-и-хо!
Горошек было и сам побледнел. Но уже через секунду он посмотрел на Ику гораздо веселее: корабль явно обходил это солнце. Спустя несколько секунд в поле их зрения показалось что-то… чтото вроде… Что-то вроде Земли.
— Земля! — завопил Горошек.
— Земля! — крикнула Ика.
— Земля… — повторил Горошек уже потише. — Нет, это не Земля, — сказал он.
И замолчал. В хрустальном окне показалась какая-то планета. Она увеличивалась с секунды на секунду. Уже отсвечивали розоватым отблеском тучи, показались какие-то блестящие, подобные неведомым морям, светло-фиолетовые пространства, какие-то красные горы и голубые равнины… Да, все это было чем-то похоже на Землю, но совершенно другими были очертания материков и морей. Совершенно другие краски, другой свет, другие тени…
Затаив дыхание ребята, нагнувшись над окном, всматривалась в приближавшуюся к ним планету. Серебристый Шар снижался, видимо, входил в ее тень — туда, где была ночь.
Картина в окне тускнела, затягивалась темной дымкой.
— Будем приземляться, — шепнул Горошек. — Хоть это и не Земля.
Он взял Ику за руку. Рука ее дрожала. Да он и сам чувствовал, как по спине бегают холодные колючие мурашки.
Сядет ли Шар там, где нужно? Не разобьется ли, не упадет ли в морскую глубь?
Горошек не знал этого. И не мог знать.
— Ну, — сказал он слегка охриплым голосом, — сейчас все узнаем.
Ика улыбнулась.
Он был ей очень благодарен за эту улыбку. Ика давала понять, что на нее можно надеяться. Что все будет в порядке.
Да, надо сказать правду: в этом самом чудесном из всех пережитых ими приключений она вела себя так мужественно, как никогда.
Горошек хотел сказать ей об этом. Отец любил повторять: «Говори человеку все хорошее о нем. Вы оба станете лучше». Но не успел он открыть рот, как она сама заговорила:
— Смотри, — сказала Ика, — опять зеленый свет. Идем?
На одной из стен загорелся пульсирующий прямоугольник зеленого света. Значит, наконец наступила решающая минута.
Зеленый свет. Это значит, надо идти. Но что там? Что их ждет? Город или дно морское? Горные вершины или пустыня? Зоологический сад или… или… «Никто — Не — Знает — Что»?
Горошек сглотнул слюну и крепче стиснул руку девочки.
— Надо идти, — сказал он.
Они направились к выходу. Вдруг Ика отпустила его руку:
— Погоди-ка.
— Ну что там еще? — начал он. — Зачем ты…
Она не слушала. Бегом вернулась к столику, взяла в каждую руку по бутылке с напитком и кивком головы указала на закрытую вазу с фруктами.
— Возьми это. Неизвестно, что дальше будет… Горошек кивнул.
— Молодец, что не забыла, — признался он. — А теперь идем!
И они пошли, стараясь, чтобы придать себе смелости, громко топать ботинками. Жаль только, что на этом губчатом светящемся полу топать не удавалось.
Первой вышла в голубой коридор Ика. Горошек ни на шаг не отставал.
Зеленый свет вел их теперь в противоположную сторону коридора. Он мерцал, как и тогда, словно весело подмигивал. Словно приглашал: «Пошли, пошли!» Но они — сами того не сознавая — все замедляли шаг. Ведь уже через минуту, через секунду, через три или четыре шага они должны были встретиться… с чем? То-то и есть, что НЕИЗВЕСТНО С ЧЕМ. С ВЕЛИКИМ НЕВЕДОМЫМ.
— ОХ! — КРИКНУЛА ИКА.
Над ними было темно-фиолетовое небо, усеянное звездами. Звезды сияли всеми цветами радуги — от белого до рубиново-красного. С двух строи слабо светили две зеленоватые Луны.
А Серебристый Шар? Исчез, словно его развеяло ветром.
Их окружала фиолетовая тьма.
Под ногами ребят тихонько скрипнула мелкая галька. Они застыли на месте. Какая-то небольшая птица беззвучно пролетела над их головами. Воздух был горячий, полный неведомых запахов. Но дышалось удивительно легко. Несмотря на жару, каждый вдох освежал, как глоток воды.
— Что это так шумит? — шепнула Ика. Горошек не отвечал, придвинулся к ней поближе. Действительно, что-то шумело. Где-то неподалеку слышался странный шелест, шорох. Словно шелест густого сухого тростника, ивняка, раскачиваемого легким ветерком, шорох осеннего леса, роняющего сухие листья.
А издали доносился другой звук — звук, который ни с чем нельзя спутать: равномерный, неумолчный шум прибоя. Да… сомнений не было.
— Море, — вздохнул Горошек.
— Я так и думала.
Глаза их понемногу осваивались с темнотой. Даже при слабом свете двух зеленоватых лун из голубой тени все яснее выступали очертания высоких, сухо шелестящих, похожих на пальмы деревьев.
— Погляди туда, — шепнул Горошек.
В той стороне, откуда доносился шум моря, светлело.
Там разливалось нежное зеленоватое сияние. Это напоминало, пожалуй, свет восходящей Луны, а еще больше — зарево далекого города. Города, озаренного зелеными огнями.
— Итак, где же мы находимся? — спросила Ика более уверенным тоном.
Горошек потер лоб.
— Это надо…
— Продумать?
— Да, да, — сказал он. — Это надо еще продумать.
— Ну, так продумай, — рассмеялась Ика.
Но положение было слишком серьезно, чтобы Горошек обратил внимание на ее насмешку. К тому же, сказать правду, он сейчас ничего не продумывал. Сейчас на мысли — даже на самые умные мысли — надежда был плохая. Вся надежда была на глаза и уши.
Глаза были лучше у Горошка, слух — у Ики.
Наверно, поэтому Горошек и сказал ей:
— Ты меньше болтай, а больше слушай!
— Вместо того, чтобы продумывать?
— Вот именно.
По его тону Ика сразу поняла, что ему сейчас не до шуток. Но она не могла так легко уняться.
— Ну, тогда я превращаюсь! — пробормотала она.
— Во что?
— Во что! Конечно, в слух!
Горошек только пожал плечами. И может быть, именно его миролюбие заставило ее замолчать.
А Горошек всматривался в темноту, как сова, разыскивающая добычу. Ика чувствовала, что несмотря на спокойный, даже безразличный вид, он весь напряжен, натянут, как тетива лука.
Вдруг он спросил:
— Ты что-нибудь слышишь?
— Кажется… кажется, ничего интересного. А ты?
— Что я?
— Ты что-нибудь увидел?
— Ничего, — проворчал Горошек. — Кроме этого зеленого отблеска, ничего.
— Что будем делать?
— Пойдем.
— Горошек, а куда?
— Сперва немного осмотримся. Потом пойдем… к морю. Ведь не будем мы здесь сидеть до рассвета.
Ика, что-то припомнив, так и присела.
— Горошек, господи боже! До рассвета? А ведь мы должны вернуться в восемь. Что скажет тетка Педагогика?
И тут Горошек неожиданно разозлился. Разозлился как никогда.
— Что скажет тетка Педагогика? — закричал он. — Ты подумай о том, увидишь ли ты ее когда-нибудь! Увидишь ли ты вообще… Землю.
— Зе… Землю?
— Так точно.
Ика замолчала, посмотрела вверх на звезды, солнце и Землю. Даже в темноте Горошек увидел, как ее глаза подозрительно заблестели. Он сразу смягчился. Взял ее за руку.
— Ну, не расстраивайся, — сказал он, как можно ласковее. Хватит, что я расстраиваюсь. Договорились?
— До… договорились, — вздохнула Ика и хлюпнула носом. Но, как всегда, она в ту же минуту отряхнулась от огорчения, как щенок от воды.
— Идем, — отважно сказала она.
— Секундочку, — сказал Горошек. — Никогда не известно, что может случиться.
Достал из кармана перочинный ножик, щелкнул лезвием. Оно блеснуло в фиолетовом сумраке.
— Теперь можем идти, — сказал он.
Тут Ика остановилась как вкопанная.
— Ничего подобного! — закричала она, и голос ее поразительно напоминал голос тетки Педагогики. — Ты не будешь разгуливать в темноте с открытым ножиком! Даже тут!
— Уфф, — вздохнул Горошек. — Я пойду первым, — сказал он.
— Ножик закрыл?
— Да.
— Ну, тогда… пошли.
Галька скрипела под ногами — скрипела мелодично и даже немного пела. Как…
— Как поющие змейки, — шепнула Ика.
Горошек шел впереди, вплотную за ним Ика. Галька все пела под ногами. Раза два беззвучно промелькнули в небе призрачные, слегка светящиеся опаловым сиянием силуэты каких-то летучих созданий. Вскоре они дошли до «пальм» — высоких, сухих, с перистыми листьями деревьев.
— Тух тоже вроде поляна, — сказал Горошек.
Действительно, они вышли на широкую, покрытую галькой площадку, окруженную стеной пальм и невысоких, густых кустов.
Обошли поляну кругом и решили идти к морю.
В стене деревьев и кустов был разрыв. Там как будто начиналась просека — самая обычная, как на Земле. Оттуда, как по коридору, шел к ним навстречу неустанный шум волн. Видимо, просека вела к морю.
— Ну и темнотища, — встревоженно шепнула Ика. — Спички есть?
— Есть.
— Ты тогда посвети.
— Потише… потише. Это надо продумать.
В голосе Ики на этот раз зазвучали такие ноты, какие появлялись в голосе ее мамы, когда она, скажем, очень торопилась в город, а отец устраивался в кресле с газетой, не слыша, что ему говорят, забыв о назначенном времени, о делах, и так далее, и так далее.
— Слушай! — грозно сказала она. — Ты просто спятишь с этим твоим продумыванием!
Горошек был невозмутим.
— У тебя уши есть? — спросил он.
— Кажется, есть.
— Ну тогда скажи, как здешний лес шумит. Как мокрый ольшаник или как сухой тростник?
— Ага, — пробормотала Ика.
— Вот тебе и ага! Хочешь превратиться в телячью котлету?
— Почему в телячью?
— Это ты сама продумай…
— А ты умный, как… — Ика даже поперхнулась.
— Прости, пожалуйста, — вежливо сказал Горошек. — Ну как, зажечь спичку?
— Н… нет, — после паузы ответила она. — Не сердись, Горошинка. Ты был прав.
— Ну ладно, ладно… — Он улыбнулся. — Идем. Тут Ика, в свою очередь, показала, что и она тоже иногда может кое-что продумать.
— Погоди, — сказала она. — Набери этих камушков в карман и бросай вперед. Вдруг там в темноте сидит какая-нибудь пакость? Кинешь камушек — может быть, испугается.
Горошек наклонился и начал набивать карманы камнями.
— Это идея, — сказал он. — Вот только одна вещь мне очень не нравится.
— Что именно?
— Сама посуди: летели мы на каком-то техническом чуде, химическая чистка, гравитация, эти живые носики у бутылок, и я не знаю, что еще. Колоссальная штука!
— Еще бы не колоссальная!
— Ну вот. А высадили нас в каком-то диком лесу. Ни людей, ни техники, ничего. Просто Сахара! Это порядок?
— А откуда ты знаешь, какие у них тут порядки?
— То-то и есть, что не знаю.
— А может, они ошиблись? Ты думаешь, при такой технике уже и ошибаться нельзя?
— Пожалуй, можно.
— Ну и все! — нетерпеливо сказала Ика. — Главное, чтобы мы не слишком ошибались! Надо попробовать вернуться, если не на ужин, то хотя бы вообще на Землю. Который час?
— О господи! — простонал Горошек.
— Что с тобой?
— Не идут. Часы остановились.
— Тьфу, ты, — рассердилась Ика. — Ну ладно, если они не идут, то хотя бы мы пойдем! Хватит разговаривать! Бросай камушки и пошли.
Но Горошек был безутешен.
— Что я скажу Рыжему? — несчастным голосом сказал он. Скажешь ему «добрый день». Или «добрый вечер». Смотря по тому, когда вернемся. Идешь или нет?
— Иду… иду…
В темноту полетел камушек, упал, и… наступила тишина.
Впереди шел Горошек, совершенно подавленный своим горем. Ему уже было безразлично, что он идет по чужой планете, где ночь фиолетовая, а на небе светят две луны и невиданные бело-золотисторозово-красные звезды. Он забыл о том, что Земля и все люди остались неведомо где. Он знал одно: ему доверили часы, а они остановились — сломались!
— Ну откуда я мог знать, — вырвалось у него, — что мы полетим на эти несчастные звезды?
Ика топнула ногой:
— Перестань!
И, решительно обогнав его, кинула вперед горсть гальки.
Вот тут произошло нечто неожиданное. Где-то рядом послышалось не то шипение, не то свист. Во мраке на долю секунды сверкнули три рубиновых огня, кажется, три глаза, и кто-то — судя по звуку, этот «кто-то» был не меньше хорошей овчарки — огромными прыжками бросился…
Ика немедленно оказалась рядом с Горошком, а Горошек вытянул вперед руку с открытым ножом.
К счастью, этот «кто-то» с рубиновой тройкой глаз бросился огромными прыжками наутек.
Звук его скачков все удалялся, треск кустов затихал.
— Че-че-чего это было? — после большой паузы спросила Ика.
Горошек с трудом откашлялся.
— Откуда же я могу знать? — хрипло сказал он.
— Он бежал… он прыгал, совсем, как кошка.
— Как большая кошка, — поправил он. — Как леопард или тигр…
— Ой, Горошек, — шепнула Ика, — пойдем, пойдем скорее. И… не закрывай ножика.
Однако судьба им благоприятствовала. Сколько они ни кидали камушки, в зарослях все было спокойно. Правда, раза два промелькнули над их головами слабо светившиеся белые птицы, но к ним ребята уже привыкли.
И вот наконец впереди показался просвет.
ВНАЧАЛЕ ВОСЬМИ ТЫСЯЧАМ ПРЕДСТАВИТЕЛЕЙ (каждый представитель выступал от имени десяти миллионов вегов) были доложены собранные за последнее время общие сведения о наблюдаемой планете, то есть о Земле, об условиях земной жизни.
В огромном зале Съезда возникло оживление, когда сообщили, что условия эти необыкновенно приближаются к веганским и что земляне почти во всем (за исключением окраски) напоминают самих вегов.
После научной части — сообщений из области физики, химии, биологии и т. д. — началась демонстрация наглядных материалов. Картин из жизни землян.
Это было странное и тревожное зрелище. Было так, словно веги внезапно заглянули в собственное, неслыханно давнее прошлое. Они внезапно стали свидетелями жестоких, страшных дел. Увидели ужасные картины голода, бедствий, катастроф. Увидели земную телевизионную передачу о том, как двое молодых землян, чтобы захватить нитку блестящих камушков, убивают старую землянку.
Затем механический переводчик огласил несколько речей земных представителей (называемых на Земле министрами), иные из которых грозили остальным землянам уничтожением.
А в заключение собравшимся были показаны картины уничтожения двух земных городов атомными взрывами.
В ЗАЛЕ СЪЕЗДА воцарилась мертвая тишина. Стосорокалетний, очень живой и веселый председатель, который обычно утверждал, что настоящая молодость начинается после ста пятидесяти лет, на этот раз был необыкновенно серьезным.
Только что зашло опалово-голубое солнце. Над прозрачной крышей зала сверкнули рои звезд.
Председатель показал на мерцавшее небо.
— Веги! — сказал он. — Вот там живут земляне. Талантливые… и жестокие. Изобретательные и… страшные. Они развиваются так быстро, что уже наши правнуки могут с ними столкнуться.
Да, могут столкнуться с их разрушительной силой, с их воинственными нравами. Мы знаем, что на заре своей истории веги тоже были жестокими, тоже вели войны. Но веги вначале отбросили мысль о войне и лишь потом овладели атомной энергией. Никто из вегов не запятнал себя использованием этой великой силы против жизни. Ведь даже тогда, когда мы защищались от альдебаранцев, мы применяли только лучи сна и наркотические волны, хотя это стоило нам немалых жертв.
И при этом, о веги, — продолжал он после минутной паузы, земляне, хотя не столь многочисленные, кажутся и более одаренными, и более жестокими, чем альдебаранцы. От имени Постоянного Руководства представителей спрашиваю вас: как мы должны с ними поступить?
Председательствующий замолчал и сел.
На экране над столом руководителей начали появляться номера представителей, желавших взять слово.
Первым заговорил представитель 438. Это был совсем молодой, шестидесятилетний пилот-космонавт с планеты Геза. Он задал только один вопрос:
— Все ли земляне желают зла?
Собравшиеся обратили взоры к председателю. Он с трудом улыбнулся.
— Мы не знаем, — сказал он, — точного соотношения сил. Знаем, однако, что не все. Об этом свидетельствуют некоторые выслушанные здесь речи земных представителей.
Потом прозвучал голос профессора Лалоса:
— Предвидится ли возможность уничтожения Земли?
Вновь наступила полная тревоги тишина. Все глаза обратились к звездам, среди которых где-то далеко мерцало земное Солнце.
Председатель ответил:
— Это зависит от нашего решения. Мы не можем ничего исключить заранее. Речь идет о будущем ста миллиардов вегов и всех других мирных цивилизаций.
Представительница 1801 — красавица-поэтесса Мэда — спросила:
— А не должны ли мы подождать еще несколько десятков лет?
На этот раз вместо председателя отвечал руководители космических исследований:
— Нет. Мы считаем, что земляне очень близки к открытиям в области антигравитации. Эти открытия могут вскоре привести к полной независимости землян от нас. Наша военная наука на очень низком уровне, так как войн мы не ведем. Мы должны решать уже сейчас.
На экране ораторов снова засветился номер профессора Лалоса. На этот раз он был голубого цвета. Это означало, что профессор хочет внести предложение.
Председатель предоставил ему слово.
Как полагалось по старинной традиции при внесении предложений, профессор перелетел со своим креслом через весь огромный сферический зал к экрану ораторов и там, увеличенный на экранах так, чтобы даже в последних рядах видели его умное старое лицо, заговорил:
— Веги! От имени ученых вношу предложение. Мы стоим перед лицом опасности. Но ведь мы знаем, что среди землян есть немало настоящих людей — людей доброй воли. Поэтому мы отвергаем мысль об уничтожении.
Перед нами есть две другие возможности. Во-первых, в случае опасности мы можем уничтожить их науку и технику, мы можем подвергнуть действию разлагающих волн все твердые минералы и материалы на их планете, растопить их и отбросить землян к полуживотной жизни. Без твердых металлов и синтетиков, без машин и инструментов они начнут обрабатывать землю руками и забудут о полетах, об открытиях, о космосе.
В зале зашумели. Некоторые делегаты одобрительно улыбались, зато Мэда, явно рассерженная, зажгла на экране номер своего мандата.
Профессор Лалос улыбнулся.
— Я еще не кончил, — сказал он. — Вторая возможность — это предоставить землян самим себе. Она основана на предложении, что те земляне, которые хотят мира, сами обуздают тех, кто думает о войнах, — те, кто хочет творить, будут многочисленнее и сильнее тех, которые хотят уничтожать.
— Так! — крикнула Мэда.
Председатель зажег белый сигнал тишины, потому что зал зашумел. Слышались возгласы: «да», «нет», «тише», «согласен»…
Профессор Лалос поднял на экране руку.
— Прежде чем мы что-нибудь решим, — сказал он, — вношу предложение: мы должны непосредственно пронаблюдать двух землян. Лучше всего — очень молодых. Тех, которым предстоит творить будущее Земли. Познакомимся с ними поближе. Убедимся, какие они. А тогда решим. Сегодня утром мы снарядили парапространственный космический корабль специально подготовленный для этой цели. Если вы только примете наше предложение, то уже завтра сможете познакомиться с молодыми землянами. Мы считаем, что только после этого Съезд представителей может принять верное решение.
Профессор Лалос проплыл по воздуху на свое место. И, прежде чем председатель успел встать, чтобы объявить голосование, на световом табло голосов уже засверкала цифра «8001».
Председатель Съезда поголубел от изумления.
— Кто голосовал дважды? — закричал он. Над креслом красавицы Мэды засияла золотистая, как ее глаза, сигнальная звездочка.
— Это я! — крикнула она. — Я хотела проголосовать сто раз «за», но не успела.
Зал разразился смехом. И даже председатель улыбнулся.
— Представители вегов, — спросил он, — имеем ли мы право засчитать второй голос нашей прекрасной поэтессы?
На табло голосов почти мгновенно загорелась цифра «7999». На этот раз Мэда воздержалась от голосования.
Председатель встал.
— Представители вегов! Объявляю предложение принятым. Заседание Съезда откладывается до завтра, до того момента, когда мы сможем непосредственно познакомиться с двумя молодыми обитателями Земли и дать им оценку.
НАЗАВТРА — ПО РЕШЕНИЮ БЮРО ПОГОДЫ — опалово-голубое солнце Веги взошло на кристально-чистом небе. Только перед самым полуднем выпал получасовой обильный садовый дождь.
После дождя, как обычно, взвились вверх целыми клумбами летающие цветы, чтобы в полуденную пору затенить площади и скверы. И вскоре участники Съезда были уведомлены, что заседание возобновится через десять минут.
Как их уведомили? Очень просто. Каждый представитель носил маленький значок. И все эти значки сначала три раза мигнули белым огнем, а потом оттуда послышался голос председателя:
— Заседание начнется через десять минут.
Через восемь минут зал заседаний снова заполнился до краев.
— Присутствуют все, — сообщил электронный контролер. Тогда председатель встал.
— Веги! — начал он очень торжественным голосом. — В эту минуту на нашем парапространственном корабле находятся двое молодых землян. В два часа по среднедэллийскому времени они прибудут к нам. Мы проведем попытку сближения с ними. Веги! Смотрите и мыслите. Представители! Наше решение важно и для нас и для них. Помните об этом!
В огромном зале воцарилась абсолютная тишина. Огни пригасли. А проекторы телекино бросили в центр зала стереоскопическое, точное до мельчайших деталей изображение Серебристого Шара и Земли, от которой корабль отлетал с запредельной скоростью.
Затем появился коридор с голубыми светящимися стеклами; квадратный зал, а в нем двое молоденьких землян.
Одновременно механический переводчик звездных языков начал переводить на веганский первые слова землян, сохраняя тембр их голосов.
В зале Съезда никто не шевелился. Да, если бы не цвет кожи и волос, если бы не несколько более узкий и прямой разрез глаз, если бы не разница в костюме и известная медлительность движений, представителям вегов, сидевшим в зале заседаний, могло бы показаться, что перед ними их собственные дети. Правда, докладчик первой автоматической экспедиции предупредил их об этом. Но у маленьких землян сходство с вегами особенно бросалось в глаза.
Неудивительно, что, когда маленькая жительница Земли, оставшись одна, в испуге крикнула «ой, мамочка», поэтесса Мэда закричала во весь голос:
— Не мучайте их!
Оба инцидента, однако, закончились веселым смехом — и маленьких землян, и зала заседаний.
Громче всех — с облегчением и чуть-чуть смущенно — смеялась сама Мэда.
Надо сказать, что настроение в зале вообще быстро улучшалось.
Правда, видно было, что маленькие земляне не понимают и не знают даже самых простых технических устройств, с которыми легко бы справился каждый веганский ребенок. Но, несмотря на это, вели себя — каждый это видел — разумно и целеустремленно.
Некоторые представители даже нахмурились. Они видели: земляне действительно богато одарены. Не хотелось бы иметь их своими противниками…
В конце концов, когда парочка молоденьких землян, осмотрев корабль, уселась и замолчала, председатель выключил экран телекино.
Вместо этого он включил применяемую только в исключительных случаях телестанцию Переводчика Мыслей. Пользование ею было запрещено всем, за исключением врачей и экзаменационных комиссий.
И вот переводчик начал демонстрировать перед глазами собравшихся в зале все то, что происходило в головах маленьких землян.
На экране переводчика поплыли одна за другой их мысли и воспоминания. Проплывали сцены, картины, наконец, целые истории из их жизни.
Собравшиеся в зале Чрезвычайного Съезда представителей ученые и поэты, композиторы и пилоты, врачи и организаторы посмотрели все приключение с Капитаном и Яцеком. Потом они стали свидетелями экспедиции в песчаную пустыню.
В ту минуту, когда маленькие земляне разыскали среди пустынных песков двух взрослых ослабевших землян, в зале раздался шум, одобрительные возгласы.
Но тут председатель снова включил свой экран.
— Я понимаю, — сказал он, — что молодые земляне заслужили ваше одобрение. Несколько секунд тому назад я даже получил предложение группы пилотов: признать опыт убедительным, отправить детей обратно, а цивилизацию Земли признать цивилизацией надежды и порядка.
— Да, как мы видели, — продолжал он, — молодые земляне вели себя мужественно и проявили доброту по отношению к другим землянам. Но мы должны установить — поступают ли они так только по отношению к себе подобным. Выяснить, как они относятся к чужим им существам. Как они поступят с вегами. С кем-нибудь из нас.
Тут председатель оглядел молчаливый зал.
— Согласны? — спросил он.
На табло голосования засияла цифра «8000».
Восемь тысяч «да».
А В ЭТО ВРЕМЯ — в тот самый миг, когда в зале съездов вегов показалась на экране цифра «8000», — в Серебристом Шаре раздался голос Горошка:
— Что это за солнце?
В окне «пола» вдруг разгорелся голубовато-опаловый свет. Это был свет огромной жаркой звезды.
— Горошек, — шепнула Ика, — неужели мы летим к этому солнцу? Да ведь мы… сгорим!…
— Ти-и-хо!
Горошек было и сам побледнел. Но уже через секунду он посмотрел на Ику гораздо веселее: корабль явно обходил это солнце. Спустя несколько секунд в поле их зрения показалось что-то… чтото вроде… Что-то вроде Земли.
— Земля! — завопил Горошек.
— Земля! — крикнула Ика.
— Земля… — повторил Горошек уже потише. — Нет, это не Земля, — сказал он.
И замолчал. В хрустальном окне показалась какая-то планета. Она увеличивалась с секунды на секунду. Уже отсвечивали розоватым отблеском тучи, показались какие-то блестящие, подобные неведомым морям, светло-фиолетовые пространства, какие-то красные горы и голубые равнины… Да, все это было чем-то похоже на Землю, но совершенно другими были очертания материков и морей. Совершенно другие краски, другой свет, другие тени…
Затаив дыхание ребята, нагнувшись над окном, всматривалась в приближавшуюся к ним планету. Серебристый Шар снижался, видимо, входил в ее тень — туда, где была ночь.
Картина в окне тускнела, затягивалась темной дымкой.
— Будем приземляться, — шепнул Горошек. — Хоть это и не Земля.
Он взял Ику за руку. Рука ее дрожала. Да он и сам чувствовал, как по спине бегают холодные колючие мурашки.
Сядет ли Шар там, где нужно? Не разобьется ли, не упадет ли в морскую глубь?
Горошек не знал этого. И не мог знать.
— Ну, — сказал он слегка охриплым голосом, — сейчас все узнаем.
Ика улыбнулась.
Он был ей очень благодарен за эту улыбку. Ика давала понять, что на нее можно надеяться. Что все будет в порядке.
Да, надо сказать правду: в этом самом чудесном из всех пережитых ими приключений она вела себя так мужественно, как никогда.
Горошек хотел сказать ей об этом. Отец любил повторять: «Говори человеку все хорошее о нем. Вы оба станете лучше». Но не успел он открыть рот, как она сама заговорила:
— Смотри, — сказала Ика, — опять зеленый свет. Идем?
На одной из стен загорелся пульсирующий прямоугольник зеленого света. Значит, наконец наступила решающая минута.
Зеленый свет. Это значит, надо идти. Но что там? Что их ждет? Город или дно морское? Горные вершины или пустыня? Зоологический сад или… или… «Никто — Не — Знает — Что»?
Горошек сглотнул слюну и крепче стиснул руку девочки.
— Надо идти, — сказал он.
Они направились к выходу. Вдруг Ика отпустила его руку:
— Погоди-ка.
— Ну что там еще? — начал он. — Зачем ты…
Она не слушала. Бегом вернулась к столику, взяла в каждую руку по бутылке с напитком и кивком головы указала на закрытую вазу с фруктами.
— Возьми это. Неизвестно, что дальше будет… Горошек кивнул.
— Молодец, что не забыла, — признался он. — А теперь идем!
И они пошли, стараясь, чтобы придать себе смелости, громко топать ботинками. Жаль только, что на этом губчатом светящемся полу топать не удавалось.
Первой вышла в голубой коридор Ика. Горошек ни на шаг не отставал.
Зеленый свет вел их теперь в противоположную сторону коридора. Он мерцал, как и тогда, словно весело подмигивал. Словно приглашал: «Пошли, пошли!» Но они — сами того не сознавая — все замедляли шаг. Ведь уже через минуту, через секунду, через три или четыре шага они должны были встретиться… с чем? То-то и есть, что НЕИЗВЕСТНО С ЧЕМ. С ВЕЛИКИМ НЕВЕДОМЫМ.
— ОХ! — КРИКНУЛА ИКА.
Над ними было темно-фиолетовое небо, усеянное звездами. Звезды сияли всеми цветами радуги — от белого до рубиново-красного. С двух строи слабо светили две зеленоватые Луны.
А Серебристый Шар? Исчез, словно его развеяло ветром.
Их окружала фиолетовая тьма.
Под ногами ребят тихонько скрипнула мелкая галька. Они застыли на месте. Какая-то небольшая птица беззвучно пролетела над их головами. Воздух был горячий, полный неведомых запахов. Но дышалось удивительно легко. Несмотря на жару, каждый вдох освежал, как глоток воды.
— Что это так шумит? — шепнула Ика. Горошек не отвечал, придвинулся к ней поближе. Действительно, что-то шумело. Где-то неподалеку слышался странный шелест, шорох. Словно шелест густого сухого тростника, ивняка, раскачиваемого легким ветерком, шорох осеннего леса, роняющего сухие листья.
А издали доносился другой звук — звук, который ни с чем нельзя спутать: равномерный, неумолчный шум прибоя. Да… сомнений не было.
— Море, — вздохнул Горошек.
— Я так и думала.
Глаза их понемногу осваивались с темнотой. Даже при слабом свете двух зеленоватых лун из голубой тени все яснее выступали очертания высоких, сухо шелестящих, похожих на пальмы деревьев.
— Погляди туда, — шепнул Горошек.
В той стороне, откуда доносился шум моря, светлело.
Там разливалось нежное зеленоватое сияние. Это напоминало, пожалуй, свет восходящей Луны, а еще больше — зарево далекого города. Города, озаренного зелеными огнями.
— Итак, где же мы находимся? — спросила Ика более уверенным тоном.
Горошек потер лоб.
— Это надо…
— Продумать?
— Да, да, — сказал он. — Это надо еще продумать.
— Ну, так продумай, — рассмеялась Ика.
Но положение было слишком серьезно, чтобы Горошек обратил внимание на ее насмешку. К тому же, сказать правду, он сейчас ничего не продумывал. Сейчас на мысли — даже на самые умные мысли — надежда был плохая. Вся надежда была на глаза и уши.
Глаза были лучше у Горошка, слух — у Ики.
Наверно, поэтому Горошек и сказал ей:
— Ты меньше болтай, а больше слушай!
— Вместо того, чтобы продумывать?
— Вот именно.
По его тону Ика сразу поняла, что ему сейчас не до шуток. Но она не могла так легко уняться.
— Ну, тогда я превращаюсь! — пробормотала она.
— Во что?
— Во что! Конечно, в слух!
Горошек только пожал плечами. И может быть, именно его миролюбие заставило ее замолчать.
А Горошек всматривался в темноту, как сова, разыскивающая добычу. Ика чувствовала, что несмотря на спокойный, даже безразличный вид, он весь напряжен, натянут, как тетива лука.
Вдруг он спросил:
— Ты что-нибудь слышишь?
— Кажется… кажется, ничего интересного. А ты?
— Что я?
— Ты что-нибудь увидел?
— Ничего, — проворчал Горошек. — Кроме этого зеленого отблеска, ничего.
— Что будем делать?
— Пойдем.
— Горошек, а куда?
— Сперва немного осмотримся. Потом пойдем… к морю. Ведь не будем мы здесь сидеть до рассвета.
Ика, что-то припомнив, так и присела.
— Горошек, господи боже! До рассвета? А ведь мы должны вернуться в восемь. Что скажет тетка Педагогика?
И тут Горошек неожиданно разозлился. Разозлился как никогда.
— Что скажет тетка Педагогика? — закричал он. — Ты подумай о том, увидишь ли ты ее когда-нибудь! Увидишь ли ты вообще… Землю.
— Зе… Землю?
— Так точно.
Ика замолчала, посмотрела вверх на звезды, солнце и Землю. Даже в темноте Горошек увидел, как ее глаза подозрительно заблестели. Он сразу смягчился. Взял ее за руку.
— Ну, не расстраивайся, — сказал он, как можно ласковее. Хватит, что я расстраиваюсь. Договорились?
— До… договорились, — вздохнула Ика и хлюпнула носом. Но, как всегда, она в ту же минуту отряхнулась от огорчения, как щенок от воды.
— Идем, — отважно сказала она.
— Секундочку, — сказал Горошек. — Никогда не известно, что может случиться.
Достал из кармана перочинный ножик, щелкнул лезвием. Оно блеснуло в фиолетовом сумраке.
— Теперь можем идти, — сказал он.
Тут Ика остановилась как вкопанная.
— Ничего подобного! — закричала она, и голос ее поразительно напоминал голос тетки Педагогики. — Ты не будешь разгуливать в темноте с открытым ножиком! Даже тут!
— Уфф, — вздохнул Горошек. — Я пойду первым, — сказал он.
— Ножик закрыл?
— Да.
— Ну, тогда… пошли.
Галька скрипела под ногами — скрипела мелодично и даже немного пела. Как…
— Как поющие змейки, — шепнула Ика.
Горошек шел впереди, вплотную за ним Ика. Галька все пела под ногами. Раза два беззвучно промелькнули в небе призрачные, слегка светящиеся опаловым сиянием силуэты каких-то летучих созданий. Вскоре они дошли до «пальм» — высоких, сухих, с перистыми листьями деревьев.
— Тух тоже вроде поляна, — сказал Горошек.
Действительно, они вышли на широкую, покрытую галькой площадку, окруженную стеной пальм и невысоких, густых кустов.
Обошли поляну кругом и решили идти к морю.
В стене деревьев и кустов был разрыв. Там как будто начиналась просека — самая обычная, как на Земле. Оттуда, как по коридору, шел к ним навстречу неустанный шум волн. Видимо, просека вела к морю.
— Ну и темнотища, — встревоженно шепнула Ика. — Спички есть?
— Есть.
— Ты тогда посвети.
— Потише… потише. Это надо продумать.
В голосе Ики на этот раз зазвучали такие ноты, какие появлялись в голосе ее мамы, когда она, скажем, очень торопилась в город, а отец устраивался в кресле с газетой, не слыша, что ему говорят, забыв о назначенном времени, о делах, и так далее, и так далее.
— Слушай! — грозно сказала она. — Ты просто спятишь с этим твоим продумыванием!
Горошек был невозмутим.
— У тебя уши есть? — спросил он.
— Кажется, есть.
— Ну тогда скажи, как здешний лес шумит. Как мокрый ольшаник или как сухой тростник?
— Ага, — пробормотала Ика.
— Вот тебе и ага! Хочешь превратиться в телячью котлету?
— Почему в телячью?
— Это ты сама продумай…
— А ты умный, как… — Ика даже поперхнулась.
— Прости, пожалуйста, — вежливо сказал Горошек. — Ну как, зажечь спичку?
— Н… нет, — после паузы ответила она. — Не сердись, Горошинка. Ты был прав.
— Ну ладно, ладно… — Он улыбнулся. — Идем. Тут Ика, в свою очередь, показала, что и она тоже иногда может кое-что продумать.
— Погоди, — сказала она. — Набери этих камушков в карман и бросай вперед. Вдруг там в темноте сидит какая-нибудь пакость? Кинешь камушек — может быть, испугается.
Горошек наклонился и начал набивать карманы камнями.
— Это идея, — сказал он. — Вот только одна вещь мне очень не нравится.
— Что именно?
— Сама посуди: летели мы на каком-то техническом чуде, химическая чистка, гравитация, эти живые носики у бутылок, и я не знаю, что еще. Колоссальная штука!
— Еще бы не колоссальная!
— Ну вот. А высадили нас в каком-то диком лесу. Ни людей, ни техники, ничего. Просто Сахара! Это порядок?
— А откуда ты знаешь, какие у них тут порядки?
— То-то и есть, что не знаю.
— А может, они ошиблись? Ты думаешь, при такой технике уже и ошибаться нельзя?
— Пожалуй, можно.
— Ну и все! — нетерпеливо сказала Ика. — Главное, чтобы мы не слишком ошибались! Надо попробовать вернуться, если не на ужин, то хотя бы вообще на Землю. Который час?
— О господи! — простонал Горошек.
— Что с тобой?
— Не идут. Часы остановились.
— Тьфу, ты, — рассердилась Ика. — Ну ладно, если они не идут, то хотя бы мы пойдем! Хватит разговаривать! Бросай камушки и пошли.
Но Горошек был безутешен.
— Что я скажу Рыжему? — несчастным голосом сказал он. Скажешь ему «добрый день». Или «добрый вечер». Смотря по тому, когда вернемся. Идешь или нет?
— Иду… иду…
В темноту полетел камушек, упал, и… наступила тишина.
Впереди шел Горошек, совершенно подавленный своим горем. Ему уже было безразлично, что он идет по чужой планете, где ночь фиолетовая, а на небе светят две луны и невиданные бело-золотисторозово-красные звезды. Он забыл о том, что Земля и все люди остались неведомо где. Он знал одно: ему доверили часы, а они остановились — сломались!
— Ну откуда я мог знать, — вырвалось у него, — что мы полетим на эти несчастные звезды?
Ика топнула ногой:
— Перестань!
И, решительно обогнав его, кинула вперед горсть гальки.
Вот тут произошло нечто неожиданное. Где-то рядом послышалось не то шипение, не то свист. Во мраке на долю секунды сверкнули три рубиновых огня, кажется, три глаза, и кто-то — судя по звуку, этот «кто-то» был не меньше хорошей овчарки — огромными прыжками бросился…
Ика немедленно оказалась рядом с Горошком, а Горошек вытянул вперед руку с открытым ножом.
К счастью, этот «кто-то» с рубиновой тройкой глаз бросился огромными прыжками наутек.
Звук его скачков все удалялся, треск кустов затихал.
— Че-че-чего это было? — после большой паузы спросила Ика.
Горошек с трудом откашлялся.
— Откуда же я могу знать? — хрипло сказал он.
— Он бежал… он прыгал, совсем, как кошка.
— Как большая кошка, — поправил он. — Как леопард или тигр…
— Ой, Горошек, — шепнула Ика, — пойдем, пойдем скорее. И… не закрывай ножика.
Однако судьба им благоприятствовала. Сколько они ни кидали камушки, в зарослях все было спокойно. Правда, раза два промелькнули над их головами слабо светившиеся белые птицы, но к ним ребята уже привыкли.
И вот наконец впереди показался просвет.