— Море! — крикнул Горошек. — Гляди! А там… наверное, город!
Они вышли, вернее, выбежали на широкий морской пляж. Галька сменилась песком. И кругом посветлело — спокойная морская гладь отражала мерцавшее на небесах звездное море и луны. А главное, недалек был тот берег, где горела целая россыпь зеленых огней. Огни, неподвижные и движущиеся, яркие и тусклые, бросали бледнозеленый отсвет на море и небо. Точь-в-точь так, как огни наших приморских городов отражаются в двух туманных зеркалах Земли — в зеркалах моря и неба.
Какой же это был восхитительный, прекрасный, бодрящий вид!
Все было забыто: трехглазый тигр, темнота и странный засохший лес. Горошек позабыл даже о часах Рыжего.
— Море! Море! — кричали ребята, выбегая на гладкий, как асфальт, пляж.
— Город! — кричали они. — Город!
Первой добежала до воды Ика. Смеясь, опустила в нее руку.
— Горошек! — вскрикнула она. — Честное слово! У них тут море подогревается! Ой, погоди-ка, — продолжала она изумленно. — Это море с пузырьками! Честное слово! Море газированной воды!
Прежде чем он успел ее удержать, Ика зачерпнула воды ладонью и поднесла ко рту.
— Фу! — скривилась Ика. — Это не газированная, а минеральная. Вроде ессентуков. Они тут, наверно, ужасно здоровые… эти «существа».
Горошек топнул ногой.
— Сейчас же выплюнь! — приказал он. — Откуда ты знаешь, что эти ессентуки не ядовитые?
— Ну да еще! — сказала она презрительно. Но сплюнула. Теперь Горошек наклонился над водой, окунул в нее руку, зачерпнул и осторожно, самым кончиком языка, попробовал.
— Больше похоже на нарзан… — пробормотал он про себя.
— Горошек! — сказала Ика. — Надо кое-что продумать.
— Наконец слышу разумные слова, — согласился он. — Только что? Что надо продумать?
Ика не обратила внимания на намек. Она была полна вдохновения.
— Во-первых… как сообщить в город, что мы здесь? Вовторых… как туда попасть?
— Погоди, погоди! Ты видишь, что там? Горошек! Там лодка! Честное слово, лодка!
Действительно, впереди, в каком-нибудь десятке шагов от них, смутно темнел округлый силуэт.
Горошек лучше Ики видел в темноте, но на этот раз она заметила «лодку» первая.
И бросилась туда.
— Осторожно! — заорал Горошек. — Может быть, это какой-нибудь зверь!
Они подходили осторожным, медленным шагом. Горошек бросил камешками раз, второй, третий — и ничего. Никакого движения.
Подошли вплотную.
— Зажги спичку, — приказала Ика.
В спокойном воздухе спичка горела светлым и высоким пламенем. Свет ее выхватил из мрака нечто вроде большого корыта или таза, наполовину вытянутого на берег.
«Корыто» было сделано как будто из пробки или губки. Оно было легкое как перышко. Был в нем даже и руль, или что-то вроде, и небольшая лопатка — видимо, весло.
Увы, у «корыта» оказался один ужасный недостаток. В нем мог сесть один человек. И то небольшой. Точнее, один Горошек. Или одна Ика.
Ребята долго пытались в него сесть. Сняли ботинки, носки, столкнули «корыто» на воду. Без груза оно держалось прекрасно. Так же прекрасно держалось оно на ласковых волнах, когда в него села Ика.
Но как только на его край сел Горошек — «корыто» сразу начало тонуть. И конец. Ребята пробовали садиться на противоположные борта, сбалансировать свою тяжесть. Пытались вдвоем сесть на корточки в самой середине. Все было бесполезно. Кончилось тем, то оба промочили шорты.
Увы, их чудесная находка оказалась совершенно бесполезной.
— Тьфу! — не утерпел наконец Горошек. — Ну ее!… Ведь я один не поплыву и тебя одну никуда не пущу!
— Костер, — вдруг сказала Ика.
— Какой костер? — удивился Горошек.
Ика постучала Горошка пальцем по лбу.
— Эх, ты, умник, — сказала она. — Первобытные люди подавали друг другу сигналы кострами. Мы тут типичные первобытные люди. Давай разведем костер. Существа в Зеленом Городе увидят огонь! Если они посадили Шар не туда, они нас ищут. Увидят костер — и сразу пришлют сюда какую-нибудь делегацию.
— А может быть, министра иностранных дел?
— Не паясничай. Права я или нет?
Горошек почесал затылок, потом похлопал себя по мокрым шортам и, наконец, сказал:
— Понятно, права.
— Ну так живей. Пошли за дровами.
— Потише, — остановил он. — Во-первых, надо сначала проверить, будет ли тут вообще что-нибудь гореть.
— Ты сам говорил, что…
— А теперь говорю, что надо проверить. Во-вторых, собирать хворост (кто знает, что это за хворост?) надо не голыми руками. Будем брать моей штормовкой или сложенным платком. Значит, втретьих: сначала попробуем разжечь несколько веточек у самой воды… А там посмотрим.
Ика слушала его с открытым ртом.
Горошек засмеялся.
— Закрой рот, а то светящаяся птица влетит.
— Ты все неплохо продумал, — сказала Ика.
— Спрашиваешь! — гордо ответил он.
Сбор горючего материала не доставил особых затруднений.
Ветки и сучки кустов, которые росли на краю леса у подножия перистолистных пальм, отламывались с поразительной легкостью. Их можно было ломать голыми руками. Немного удивляло, что они не гнулись, как ветки кустов и деревьев Земли, а ломались сразу. Этим они напоминали, скорее, сухую солому, тростник, бамбук.
Но как ни странно, они легко ломались в «суставах». Хрупкие на вид, они были прочны, как железо, и легки как перышко.
Горошек любил порядок. Он приказал раскладывать ветки на три кучки. Самые тонкие и короткие — в одном месте. Средние — в стороне. А самые длинные и толстые уложили у воды.
Наконец наступила великая минута.
Костерик был сложен.
Горошек достал коробку спичек (к счастью, он спас их от воды, переложив перед испытанием «лодки» в карман штормовки) и не спеша поднес огонек к самой веточке.
Несколько секунд казалось, что ветка вообще не загорится.
Горошек хотел было бросить спичку, которая начала обжигать пальцы, как вдруг раздалось тихое шипение, потом громкий треск… И вот маленькие, тоненькие хворостинки внезапно вспыхнули ярким, ослепительным пламенем.
Ребята невольно отскочили. Но ничего страшного не произошло. Просто хворост запылал с громким треском, и от него полетели голубые искры — совершенно как от бенгальских огней на елке.
При виде этого зрелища Ика запрыгала, захлопала в ладоши.
— Бенгальские огни! — кричала она. — Бенгальские огни!
— Ничего себе бенгальские! — перебил ее Горошек и начал быстро оттаскивать среднюю кучку веток еще дальше от костра.
Это было разумно и предусмотрительно: от маленькой кучки хворостинок шел жар, словно от большого костра. Вдобавок веточки не только очень ярко горели и давали большой жар, но и, наперекор всем обычаям земного хвороста, сгорали необыкновенно медленно.
— Ты видишь? — спросила Ика. — Заметил, как они медленно горят?
Горошек молчал. Он смотрел в сторону Зеленого Города.
Берег, озаренный его огнями, лежал не более как в километре, может быть, в полутора километрах от пляжа. Яркий свет костра оттуда, конечно, ясно виден. Его не могли не заметить, если только там у кого-нибудь были глаза. И разум.
— Глаза… — пробормотал про себя Горошек. — А если у них вообще нет глаз?
Ика тоже притихла. Оба стояли, всматриваясь в далекие мерцавшие огни. Там была — там должна была быть! — жизнь. Наверно, именно там жили мудрые, необычайные, совершенные существа. Значит, они должны заметить гостей, прийти к ним.
Минуты шли. Маленький костер пылал и пылал, освещая желтый лес, а в Зеленом Городе все было тихо, не было никаких признаков того, что сигнал замечен.
— Отодвинься, Ика, — сурово сказал Горошек.
Ика послушно отошла в сторону.
Горошек выбрал толстый, длиной в несколько метров прут — целую жердь! — и осторожно опустил ее конец в костер.
Ему пришлось ждать довольно долго, но в конце концов жердь запылала. Она горела ослепительным огнем. Полетели искры, словно от сварочного аппарата.
Тогда Горошек поднял жердь над головой и, не обращая внимания на сыпавшиеся кругом искры, начал ею размахивать. Взмах — пауза. Два взмаха — пауза. Три взмаха — пауза. Четыре взмаха…
И вдруг Горошек опустил свой факел.
— Ты что? — спросил он Ику. — Чего кричишь?
— Это не я, — сдавленным голосом ответила Ика.
Крик прозвучал снова. Это был крик испуга и отчаяния. Так могла кричать Ика в смертельном ужасе.
Потом раздался пронзительный свист и шипение. Точь-в-точь такое же, какое издавал тот рубиновоглазый, огромный кот. Только теперь оно звучало яростно и грозно.
И снова раздался голос:
— О ке сат! — кричал кто-то. — О ке сат!
— Это там! На поляне! — закричала Ика. Он зовет на помощь! Горошек! Кто-то зовет на помощь!
Колебался ли Горошек? Секунду? Не дольше, чем полсекунды!
Он швырнул пылающую жердь на землю, выхватил из маленького костра прутик (за все это время прутья сгорели едва на одну десятую часть), раскрыл перочинный нож.
— Жди здесь! — крикнул он Ике.
И помчался к поляне.
Он бежал, стиснув зубы, забыв обо всем. Помнил одно: кто-то зовет на помощь. Кого-то нужно защищать от опасности. Спасти. Спасти любой ценой!
Несколько отлетевших от пылающей ветки искр обожгли щеки. Он даже не заметил этого. Он знал одно: пламя — это свет. Это надежда на победу в бою. Огонь всегда был оружием. Всегда его боялись дикие кошки!
Дорога, по которой тогда, в темноте, они шли так бесконечно долго, оказалась короткой, слегка изогнутой аллейкой между двумя стенами пальм.
Галька пищала под ногами. По пятам за Горошком бежало эхо его шагов. Ветка горела все ярче и ярче. Кто-то вновь и вновь кричал: «О ке сат! О ке сат!» Вот совсем рядом кто-то громко всхлипнул.
Горошек выскочил на поляну и увидел сцену, которая на момент заставила его остановиться.
У него перехватило дыхание.
В самом центре поляны какое-то маленькое, не больше его самого, существо упало на землю, сбитое с ног зверем. Зверем? Чудовищной шестиногой тварью с тремя рубиновыми глазами, крокодильей, обросшей мордой и змеинокошачьим телом.
Блеск пламени на секунду смутил хищника. Он слегка отступил. И вдруг вся поляна осветилась, словно на нее упала голубая сияющая звезда.
Тот, кто звал на помощь, приподнялся на руках, и Горошек ясно увидел его. Это был длинноволосый, стройный мальчик. Его широко расставленные, доходившие почти до висков темные глаза были расширены от страха. На бледно-голубой коже виднелись темнокрасные раны и царапины. Белая набедренная повязка тоже была окрашена темной кровью.
— О ке сат! — простонал он в последний раз и… упал ничком.
А чудовищный зверь с пылающими красным огнем глазами присел, готовясь к прыжку. Присел на четырех задних ногах. Из его пасти вырвался шипящий свист.
— Горошек! — прозвучал отчаянный вопль Ики. — Вперед!
Она подбежала сзади, размахивая брошенной Горошком огромной пылающей жердью.
Хищник вздрогнул. Горошек ударил его горящей веткой, и «кот» с пронзительным визгом отскочил в сторону. Тогда Горошек вырвал из рук Ики горящую жердь.
— Уведи его к морю! — крикнул он.
Зверь отступил, но он явно готовился к новому нападению. Он отскочил вбок, пронзительно свистнул. Глаза его запылали еще яростнее, короткий хвост застучал по земле, когти рвали дерн. Задней лапой он отбросил пылавшую ветку, оброненную Горошком.
Уголком глаза Горошек увидел: Ика подняла на ноги потерявшего сознание Голубого Мальчика и потащила к аллее. К морю.
Он облегченно вздохнул.
И тут же, словно вой лепящей мины, прозвучал вой трехглазого хищника.
Горошек увидел в воздухе змеиное тело, распластавшееся в полете, успел заметить рубиновый блеск глаз, разинутую пасть.
И тогда…
Тогда Горошек, размахнувшись, изо всех сил ткнул хищнику прямо в пасть пылающий конец жерди. Вопль зверя был почти невыносим. Ослепленный хищник завертелся волчком и несколькими огромными прыжками с шипением и свистом скрылся в чаще.
— Ура, ура, ура! — завопил Горошек. Он хотел было повторить свой победный клич, как вдруг у него вновь перехватило дыхание.
Он что-то увидел… Увидел, как основание ствола «пальмы» лижет голубой огонек.
Горошек понял, что это означает. Понял, что если в этом лесу начался пожар, его не остановить. А при той температуре, какую дает здесь огонь, они погибли. Никакая сила их не спасет.
Несколько долгих секунд он стоял как вкопанный, не в силах отвести глаз от огня.
Огонь рос и рос. Дерево сухо трещало. Голубые искры падали уже на середину поляны… Пока что занялся только ствол одной пальмы и маленький кустик возле нее. А свет озарял уже все до самого неба, и жар был невыносим.
Горошек повернулся, отшвырнул жердь и, тяжело дыша, помчался за Икой.
ГОЛУБОЙ МАЛЬЧИК ВСЕ ЕЩЕ не пришел в себя. Ика почти несла его: ноги его, с удивительно маленькими ступнями, то и дело подламывались, и мальчик беспомощно повисал на ее плече. Хорошо еще, что он был поразительно легкий. Иначе она бы не справилась. Да и так она совершенно запыхалась.
— Ну, иди, — просила она. — Иди. Не бойся!… Иди! Горошек не даст нас в обиду! Не бойся!
Сама она с трудом удерживалась от слез. Только, конечно, от них никакого… Но ведь Горошек один там, на поляне. Один против страшного шестиногого хищника.
На секунду она остановилась. До нее долетел пронзительный вой зверя. И сразу же в жарком неподвижном воздухе затрещали резкие, сухие, словно пистолетные выстрелы, хлопки.
Над лесом поднялось голубое зарево.
— Горошек! — крикнула Ика. — Го-ро-о-шек! Голубой Мальчик снова выскользнул у нее из рук и тяжело опустился на землю. Ика наклонилась над ним:
— Горошек!
Какое же это было счастье, когда совсем близко в аллее раздался топот шагов и задыхающийся крик Горошка:
— Иду! Ика, я здесь!
Она было протянула к нему руку. Но сразу же отступила. В голубом свете пожара лицо Горошка было серым, как пепел.
— Бери его! — приказал он, хватая Голубого Мальчика за плечи. — Бежим! Быстрей! Лес горит! Быстрей, или мы погибли!
— Куда?
— К лодке!
Вдвоем ребята легко понесли мальчика. Он был в обмороке, голова его беспомощно свисала, из-под тонких синих век поблескивала только узкая полоска белков.
Несли почти бегом. Костер на пляже по-прежнему пылал жарким пламенем. И по-прежнему в Зеленом Городе не было заметно никаких признаков жизни.
— В лодку! — повторял Горошек. — В лодку!
Наконец берег! Ика намочила платок, обмыла мальчишке лицо, грудь. Он тихо застонал. Веки его затрепетали.
Сейчас они смогли рассмотреть его подробнее.
Ростом примерно с Ику. Кожа — голубая, гладкая как шелк. Тело — необычайно узкое, тонкокостное, крохотные ступни и руки, с длинными, гибкими пальцами. Пальцев было шесть. Да, это не был человек. И вместе с тем по-человечески прекрасно было его стройное, тонкокостное тело. Лицо с раскосыми, заходящими на виски глазами, с пряменьким носиком, с маленьким округлым, темносапфировым ртом и высоким гладким лбом. Необычайно мягкие, пушистые волосы цвета червонного золота доходили мальчику до плеч.
В первую минуту им показалось, что одет он очень примитивно. Повязка на бедрах, сандалии, и, кажется, все.
Но теперь они заметили, что набедренная повязка была из удивительно красивой ткани, застегнута великолепной рубиновой пряжкой, с которой на них смотрело изображенное несколькими штрихами лицо этого самого мальчика; простые сандалии были необычайно изящны и того же золотого цвета, что и его волосы.
— Горошек! — шепнула Ика. — Какой он прелестный!
— Прелестный или не прелестный, — буркнул Горошек, — дело не в этом. Дело в том, что надо его спасать. И самим спасаться! Ты чувствуешь жар?
Действительно, пожар все разгорался, и над лесом все шире разливалось грозное зарево. И хотя огонь был еще очень далеко, но уже сейчас чувствовалось дуновение долетавшего к ним, несмотря на лесной заслон, палящего жара.
— Садись в лодку! — скомандовал Горошек. — Садись в лодку и бери его на руки… этого прелестного!
— А ты?
— Я поплыву за вами… Подумаешь — какой-то километр!
— А если течение? Или… Горошек! А акулы?
— Ну да еще, — фыркнул он, — сразу и акулы! Это не Земля!
— А в лесу кто был? — крикнула Ика. — Воробьиное пугало?
Горошек с досадой мотнул головой. Зеленый Город по-прежнему молчал. И вдруг…
И вдруг Горошек погрозил в его сторону кулаком.
— Оглохли вы, что ли? — крикнул он. — Ослепли?
Оба разом оглянулись, потому что в воздухе словно бы прозвучал тихий, хрустальный женский смех. Но, конечно, это был обман чувств. Может быть, голос птицы?
— Горошек! — коротко сказала Ика. Но он все еще злился.
— Нет, ты понимаешь? — рявкнул он. — Великая техника, чудеса гра… гравитации… А чуть что — все приходится самим! Садись в лодку! Живо!
— Погоди-ка, — схватила его Ика за плечо. — А эти жерди, ветки? Ведь они же легче воды? Ура! Плот!
— Какой плот?… — не поняв, переспросил Горошек.
— Какой? Вот какой!
Ика мгновенно начертила пальцем на песке плот: две длинные, связанные поясами вязанки, переплетенные поперечными прутьями.
Щеки ее горели. Именно тут Горошек совершил неслыханный поступок: схватил Ику за руки и расцеловал прямо в пылающие щеки.
— Ты с ума сошел? — крикнула она. Но Горошек не смутился.
— И не думал! Ика! Ты — Колумб! Коперник! Кроме шуток! Гениальная идея!
Оба молча взялись за работу.
Четырнадцать самых длинных веток (по семь в каждой вязанке) связали поясами. Потом положили поперечины — ветки средней длины, и начали укреплять их маленькими веточками. Жар становился все нестерпимее.
— Ух, как жарко! — пожаловалась Ика.
— Бери плот, — распоряжался Горошек. — Живо! Подымай над головой. Сейчас мы его бросим оземь.
— Ошалел?
— Ика! Это испытание на прочность!
— Ага!
Огромный, метров пять длиной, плот весил всего килограммов двадцать. Ребята легко подняли его, с размаху бросили не песок и…
И радостно переглянулись. Из левой вязанки выскочили всего лишь две маленькие веточки.
Укрепить их было делом буквально нескольких секунд.
— Ну? — спросила Ика.
— Очень просто, — сказал Горошек. — Мальчика кладем в лодку. Сами на плот. Держи-ка! Ты будешь вести лодку на буксире, я возьму весло, и поплыли. Поняла? Направление — к Зеленому Городу!
Ика села ближе к корме плота — так, чтобы ей было удобнее буксировать лодку с Голубым Мальчиком, — он все еще был без сознания. Горошек, зайдя в воду по пояс, оттолкнул сначала плот, затем лодку от берега.
Наконец сам влез на свое место и взял в руки весло.
Весло было короткое, неудобное. Особенно неудобно было им грести с плота. К счастью, видимо, начинался отлив. Они стали довольно быстро удаляться от берега. Это было вовремя, даже более чем вовремя. Потому что могло показаться, что край леса попал под ливень зажигательных артиллерийских снарядов. Под ураганный огонь. Пожар гремел, разбрасывал искры. Огромные деревья разрывались от жары, как гранаты. Пылающие бревна летели во все стороны.
Вот, видимо, взорвалось какое-то большое, высокое дерево: над лесом, черным в зареве пожара, словно взвилась ослепительная ракета. Потом другая, третья…
— Н-да, — хмыкнул Горошек. — На той поляне сейчас, наверно, можно домашним способом плавить сталь! — И вдруг он ужасно расстроился: — Форменное безобразие!
— Что случилось? — удивилась Ика.
— Что у них тут такие взрывчатые леса, а нет никакой пожарной охраны. Ни на что не похоже! Странно что-то выглядит эта их «высшая техника»!…
— Нет, прелестно, — начала было Ика.
— Тьфу! — рассвирепел он еще больше. — Мальчик у тебя прелестный. Пожар прелестный… Прелестней всего было бы, если бы мы все трое зажарились в. этих твоих прелестях!
— Было бы телячье жаркое? — спросила она наивным голоском.
— Опять начала?
— Я не начала, — продолжала она тем же тоном. — Но, может быть, ты бы начал… грести?
Это его обезоружило. Он хотел еще что-то рявкнуть, тем более что руки у него начали основательно гореть от весла, но кончилось все тем, что он — представьте себе! — разразился смехом. Совершенно как его отец. Он, как правило, именно так завершал домашние неурядицы.
— Ладно, — сказал Горошек, — плывем!
Становилось светло как днем. Этот пожар развивал действительно необычную, буквально неземную силу огня и света. Похоже было, что одновременно работают несколько десятков сварочных аппаратов. Небо бледнело, пропадали звезды.
Морская вода становилась все более голубой и прозрачной…
— Раз, — командовал сам себе Горошек, — и два! Раз… и два! Раз и два!
Каждый удар, весла приближал их к берегу Зеленого Города.
Огни его становились все яснее: из мрака выступали очертания сводчатых строений, висячих мостов, огромных, повисших в воздухе шаров.
— Понятно, — вполголоса рассуждал Горошек. — Если «они» овладели тяготением, то могут… то могут строить прямо в воздухе! Раз… и два! В… в воздухе!
И вдруг раздался крик Ики. Отчаянный, испуганный крик.
Горошек оглянулся и замер. То, что он увидел, лишило его на мгновение способности думать, двигаться, говорить…
Возле самой лодки с Голубым Мальчиком вынырнула слепая собачья морда какой-то рыбы. Да, собачья — у нее были зубы, как у собаки, а главное, она… рычала!
Сквозь прозрачную воду было видно, что сама рыба не такая большая. Толщиной с мужскую руку, длиной не больше метра. Но, видимо, страшно сильная. Своей горбатой спиной она начала приподнимать борт лодки с Голубым Мальчиком, стараясь перевернуть лодку и сбросить свою жертву в море.
Лодка сильно накренилась. Беспомощная фигурка мальчика заскользила к борту.
«Продумывать» было нечего и некогда.
Но в эту минуту Горошек вспомнил все. Маленького Яцека и Сахару, родителей и школьных товарищей, битву с Рубиновоглазым и любимые книжки. И вспомнил он еще рассказы об охотниках на акул об отважных героях-полинезийцах, которые с одним ножом нападали на тигра морей и побеждали!
Он глянул на Ику — она молча, закусив губы, пыталась вырвать одну из поперечин, чтобы хотя бы этим слабым оружием отогнать хищника. Лицо у нее было побелевшее, но решительное.
И тут Горошек сорвал штормовку, рубаху, молниеносно сбросил ботинки, схватил в зубы открытый нож и, подняв руки над головой, классическим стартовым прыжком кинулся прямо в море.
Он не услышал отчаянного вопля Ики. Он только видел, как рыбособачья слепая морда отворачивается от лодки, направляется к нему.
Еще два гребка.
Рыба застыла неподвижно, Горошек перехватил нож в руку…
И именно в эту минуту произошло нечто непредвиденное. Совершенно, абсолютно — да, абсолютно непредвиденное.
ВСЕ ИСЧЕЗЛО: море, пылающий остров и зеленый город. Пропала и страшная рыба.
Все куда-то исчезло. Словно земля разверзлась.
Остался только Голубой Мальчик. Остались, конечно, Ика и Горошек, все еще державший в руке открытый перочинный нож.
Они находились на большой круглой сцене, а Голубой Мальчик стоял возле Горошка и, выразительно улыбаясь, сверкая великолепными белыми зубами, держал его за руку. Руку эту он, словно судья на боксерском матче, поднял вверх!
А вокруг них открылся огромный сферический зал с несколькими выпуклыми, сиявшими целой радугой красок экранами. Зал, заполненный до самых краев силуэтами стройных тел, освещенный тысячами маленьких светильников, шумевший тысячами веселых, радостных голосов.
Голубой Мальчик что-то сказал.
Ика и Горошек стояли без движения, ничего не понимая, ничего словно бы даже еще не видели. Стояли в оцепенении.
Только из руки Горюшка выскользнул нож и упал на пол.
— Ика, — спросил Горошек, — ты видишь то же самое, что и я?
— Да, — шепнула она.
— Ика, — сказал Горошек. — Когда мы с тобой наконец проснемся?
Он хотел еще добавить: «Ущипни меня, только покрепче», но не успел, потому что в это время из невидимых мощных репродукторов поплыли, как эхо, их собственные голоса. Их собственные, а тем не менее произносящие слова на совершенно неведомом и необычайно певучем языке.
Едва эти голоса замолкли, по всему огромному залу снова начали мигать огоньки и со всех сторон зазвенел смех. А Голубой Мальчик взял руки ребят и положил к себе на грудь.
Тогда возгласы, шум и смех в зале так усилились, что нельзя было расслышать даже собственных мыслей. Экраны снова замерцали. Раздался звучный удар не то колокола, не то гонга. И сразу наступила тишина. Огни пригасли. И над молчанием зала зазвучал чей-то голос. Голос этот начал говорить на том же певучем, мелодичном непонятном языке. Но почти одновременно Ика и Горошек услышали возле себя тот же самый голос, произносящий слова вполне понятные:
— Представители вегов!
— Слышишь? Они называются «веги»! — шепнула Ика.
— Тссс! — прошипел Горошек.
— Представители вегов! Разрешите приветствовать молодых землян…
— Это нас, — проговорил Горошек.
— Тссс! — прошипела на этот раз Ика.
— … молодых землян, — продолжал голос, — троим представителям: мне как председателю, профессору Лалосу и поэтессе Мэде. Иными словами, представителям номер 137 и 1801… Конечно, примет участие и наш замечательный актер детского театра Онео.
— Актер? — ужаснулась Ика. — Может, они тут думают с нами комедию разыгрывать?
Они вышли, вернее, выбежали на широкий морской пляж. Галька сменилась песком. И кругом посветлело — спокойная морская гладь отражала мерцавшее на небесах звездное море и луны. А главное, недалек был тот берег, где горела целая россыпь зеленых огней. Огни, неподвижные и движущиеся, яркие и тусклые, бросали бледнозеленый отсвет на море и небо. Точь-в-точь так, как огни наших приморских городов отражаются в двух туманных зеркалах Земли — в зеркалах моря и неба.
Какой же это был восхитительный, прекрасный, бодрящий вид!
Все было забыто: трехглазый тигр, темнота и странный засохший лес. Горошек позабыл даже о часах Рыжего.
— Море! Море! — кричали ребята, выбегая на гладкий, как асфальт, пляж.
— Город! — кричали они. — Город!
Первой добежала до воды Ика. Смеясь, опустила в нее руку.
— Горошек! — вскрикнула она. — Честное слово! У них тут море подогревается! Ой, погоди-ка, — продолжала она изумленно. — Это море с пузырьками! Честное слово! Море газированной воды!
Прежде чем он успел ее удержать, Ика зачерпнула воды ладонью и поднесла ко рту.
— Фу! — скривилась Ика. — Это не газированная, а минеральная. Вроде ессентуков. Они тут, наверно, ужасно здоровые… эти «существа».
Горошек топнул ногой.
— Сейчас же выплюнь! — приказал он. — Откуда ты знаешь, что эти ессентуки не ядовитые?
— Ну да еще! — сказала она презрительно. Но сплюнула. Теперь Горошек наклонился над водой, окунул в нее руку, зачерпнул и осторожно, самым кончиком языка, попробовал.
— Больше похоже на нарзан… — пробормотал он про себя.
— Горошек! — сказала Ика. — Надо кое-что продумать.
— Наконец слышу разумные слова, — согласился он. — Только что? Что надо продумать?
Ика не обратила внимания на намек. Она была полна вдохновения.
— Во-первых… как сообщить в город, что мы здесь? Вовторых… как туда попасть?
— Погоди, погоди! Ты видишь, что там? Горошек! Там лодка! Честное слово, лодка!
Действительно, впереди, в каком-нибудь десятке шагов от них, смутно темнел округлый силуэт.
Горошек лучше Ики видел в темноте, но на этот раз она заметила «лодку» первая.
И бросилась туда.
— Осторожно! — заорал Горошек. — Может быть, это какой-нибудь зверь!
Они подходили осторожным, медленным шагом. Горошек бросил камешками раз, второй, третий — и ничего. Никакого движения.
Подошли вплотную.
— Зажги спичку, — приказала Ика.
В спокойном воздухе спичка горела светлым и высоким пламенем. Свет ее выхватил из мрака нечто вроде большого корыта или таза, наполовину вытянутого на берег.
«Корыто» было сделано как будто из пробки или губки. Оно было легкое как перышко. Был в нем даже и руль, или что-то вроде, и небольшая лопатка — видимо, весло.
Увы, у «корыта» оказался один ужасный недостаток. В нем мог сесть один человек. И то небольшой. Точнее, один Горошек. Или одна Ика.
Ребята долго пытались в него сесть. Сняли ботинки, носки, столкнули «корыто» на воду. Без груза оно держалось прекрасно. Так же прекрасно держалось оно на ласковых волнах, когда в него села Ика.
Но как только на его край сел Горошек — «корыто» сразу начало тонуть. И конец. Ребята пробовали садиться на противоположные борта, сбалансировать свою тяжесть. Пытались вдвоем сесть на корточки в самой середине. Все было бесполезно. Кончилось тем, то оба промочили шорты.
Увы, их чудесная находка оказалась совершенно бесполезной.
— Тьфу! — не утерпел наконец Горошек. — Ну ее!… Ведь я один не поплыву и тебя одну никуда не пущу!
— Костер, — вдруг сказала Ика.
— Какой костер? — удивился Горошек.
Ика постучала Горошка пальцем по лбу.
— Эх, ты, умник, — сказала она. — Первобытные люди подавали друг другу сигналы кострами. Мы тут типичные первобытные люди. Давай разведем костер. Существа в Зеленом Городе увидят огонь! Если они посадили Шар не туда, они нас ищут. Увидят костер — и сразу пришлют сюда какую-нибудь делегацию.
— А может быть, министра иностранных дел?
— Не паясничай. Права я или нет?
Горошек почесал затылок, потом похлопал себя по мокрым шортам и, наконец, сказал:
— Понятно, права.
— Ну так живей. Пошли за дровами.
— Потише, — остановил он. — Во-первых, надо сначала проверить, будет ли тут вообще что-нибудь гореть.
— Ты сам говорил, что…
— А теперь говорю, что надо проверить. Во-вторых, собирать хворост (кто знает, что это за хворост?) надо не голыми руками. Будем брать моей штормовкой или сложенным платком. Значит, втретьих: сначала попробуем разжечь несколько веточек у самой воды… А там посмотрим.
Ика слушала его с открытым ртом.
Горошек засмеялся.
— Закрой рот, а то светящаяся птица влетит.
— Ты все неплохо продумал, — сказала Ика.
— Спрашиваешь! — гордо ответил он.
Сбор горючего материала не доставил особых затруднений.
Ветки и сучки кустов, которые росли на краю леса у подножия перистолистных пальм, отламывались с поразительной легкостью. Их можно было ломать голыми руками. Немного удивляло, что они не гнулись, как ветки кустов и деревьев Земли, а ломались сразу. Этим они напоминали, скорее, сухую солому, тростник, бамбук.
Но как ни странно, они легко ломались в «суставах». Хрупкие на вид, они были прочны, как железо, и легки как перышко.
Горошек любил порядок. Он приказал раскладывать ветки на три кучки. Самые тонкие и короткие — в одном месте. Средние — в стороне. А самые длинные и толстые уложили у воды.
Наконец наступила великая минута.
Костерик был сложен.
Горошек достал коробку спичек (к счастью, он спас их от воды, переложив перед испытанием «лодки» в карман штормовки) и не спеша поднес огонек к самой веточке.
Несколько секунд казалось, что ветка вообще не загорится.
Горошек хотел было бросить спичку, которая начала обжигать пальцы, как вдруг раздалось тихое шипение, потом громкий треск… И вот маленькие, тоненькие хворостинки внезапно вспыхнули ярким, ослепительным пламенем.
Ребята невольно отскочили. Но ничего страшного не произошло. Просто хворост запылал с громким треском, и от него полетели голубые искры — совершенно как от бенгальских огней на елке.
При виде этого зрелища Ика запрыгала, захлопала в ладоши.
— Бенгальские огни! — кричала она. — Бенгальские огни!
— Ничего себе бенгальские! — перебил ее Горошек и начал быстро оттаскивать среднюю кучку веток еще дальше от костра.
Это было разумно и предусмотрительно: от маленькой кучки хворостинок шел жар, словно от большого костра. Вдобавок веточки не только очень ярко горели и давали большой жар, но и, наперекор всем обычаям земного хвороста, сгорали необыкновенно медленно.
— Ты видишь? — спросила Ика. — Заметил, как они медленно горят?
Горошек молчал. Он смотрел в сторону Зеленого Города.
Берег, озаренный его огнями, лежал не более как в километре, может быть, в полутора километрах от пляжа. Яркий свет костра оттуда, конечно, ясно виден. Его не могли не заметить, если только там у кого-нибудь были глаза. И разум.
— Глаза… — пробормотал про себя Горошек. — А если у них вообще нет глаз?
Ика тоже притихла. Оба стояли, всматриваясь в далекие мерцавшие огни. Там была — там должна была быть! — жизнь. Наверно, именно там жили мудрые, необычайные, совершенные существа. Значит, они должны заметить гостей, прийти к ним.
Минуты шли. Маленький костер пылал и пылал, освещая желтый лес, а в Зеленом Городе все было тихо, не было никаких признаков того, что сигнал замечен.
— Отодвинься, Ика, — сурово сказал Горошек.
Ика послушно отошла в сторону.
Горошек выбрал толстый, длиной в несколько метров прут — целую жердь! — и осторожно опустил ее конец в костер.
Ему пришлось ждать довольно долго, но в конце концов жердь запылала. Она горела ослепительным огнем. Полетели искры, словно от сварочного аппарата.
Тогда Горошек поднял жердь над головой и, не обращая внимания на сыпавшиеся кругом искры, начал ею размахивать. Взмах — пауза. Два взмаха — пауза. Три взмаха — пауза. Четыре взмаха…
И вдруг Горошек опустил свой факел.
— Ты что? — спросил он Ику. — Чего кричишь?
— Это не я, — сдавленным голосом ответила Ика.
Крик прозвучал снова. Это был крик испуга и отчаяния. Так могла кричать Ика в смертельном ужасе.
Потом раздался пронзительный свист и шипение. Точь-в-точь такое же, какое издавал тот рубиновоглазый, огромный кот. Только теперь оно звучало яростно и грозно.
И снова раздался голос:
— О ке сат! — кричал кто-то. — О ке сат!
— Это там! На поляне! — закричала Ика. Он зовет на помощь! Горошек! Кто-то зовет на помощь!
Колебался ли Горошек? Секунду? Не дольше, чем полсекунды!
Он швырнул пылающую жердь на землю, выхватил из маленького костра прутик (за все это время прутья сгорели едва на одну десятую часть), раскрыл перочинный нож.
— Жди здесь! — крикнул он Ике.
И помчался к поляне.
Он бежал, стиснув зубы, забыв обо всем. Помнил одно: кто-то зовет на помощь. Кого-то нужно защищать от опасности. Спасти. Спасти любой ценой!
Несколько отлетевших от пылающей ветки искр обожгли щеки. Он даже не заметил этого. Он знал одно: пламя — это свет. Это надежда на победу в бою. Огонь всегда был оружием. Всегда его боялись дикие кошки!
Дорога, по которой тогда, в темноте, они шли так бесконечно долго, оказалась короткой, слегка изогнутой аллейкой между двумя стенами пальм.
Галька пищала под ногами. По пятам за Горошком бежало эхо его шагов. Ветка горела все ярче и ярче. Кто-то вновь и вновь кричал: «О ке сат! О ке сат!» Вот совсем рядом кто-то громко всхлипнул.
Горошек выскочил на поляну и увидел сцену, которая на момент заставила его остановиться.
У него перехватило дыхание.
В самом центре поляны какое-то маленькое, не больше его самого, существо упало на землю, сбитое с ног зверем. Зверем? Чудовищной шестиногой тварью с тремя рубиновыми глазами, крокодильей, обросшей мордой и змеинокошачьим телом.
Блеск пламени на секунду смутил хищника. Он слегка отступил. И вдруг вся поляна осветилась, словно на нее упала голубая сияющая звезда.
Тот, кто звал на помощь, приподнялся на руках, и Горошек ясно увидел его. Это был длинноволосый, стройный мальчик. Его широко расставленные, доходившие почти до висков темные глаза были расширены от страха. На бледно-голубой коже виднелись темнокрасные раны и царапины. Белая набедренная повязка тоже была окрашена темной кровью.
— О ке сат! — простонал он в последний раз и… упал ничком.
А чудовищный зверь с пылающими красным огнем глазами присел, готовясь к прыжку. Присел на четырех задних ногах. Из его пасти вырвался шипящий свист.
— Горошек! — прозвучал отчаянный вопль Ики. — Вперед!
Она подбежала сзади, размахивая брошенной Горошком огромной пылающей жердью.
Хищник вздрогнул. Горошек ударил его горящей веткой, и «кот» с пронзительным визгом отскочил в сторону. Тогда Горошек вырвал из рук Ики горящую жердь.
— Уведи его к морю! — крикнул он.
Зверь отступил, но он явно готовился к новому нападению. Он отскочил вбок, пронзительно свистнул. Глаза его запылали еще яростнее, короткий хвост застучал по земле, когти рвали дерн. Задней лапой он отбросил пылавшую ветку, оброненную Горошком.
Уголком глаза Горошек увидел: Ика подняла на ноги потерявшего сознание Голубого Мальчика и потащила к аллее. К морю.
Он облегченно вздохнул.
И тут же, словно вой лепящей мины, прозвучал вой трехглазого хищника.
Горошек увидел в воздухе змеиное тело, распластавшееся в полете, успел заметить рубиновый блеск глаз, разинутую пасть.
И тогда…
Тогда Горошек, размахнувшись, изо всех сил ткнул хищнику прямо в пасть пылающий конец жерди. Вопль зверя был почти невыносим. Ослепленный хищник завертелся волчком и несколькими огромными прыжками с шипением и свистом скрылся в чаще.
— Ура, ура, ура! — завопил Горошек. Он хотел было повторить свой победный клич, как вдруг у него вновь перехватило дыхание.
Он что-то увидел… Увидел, как основание ствола «пальмы» лижет голубой огонек.
Горошек понял, что это означает. Понял, что если в этом лесу начался пожар, его не остановить. А при той температуре, какую дает здесь огонь, они погибли. Никакая сила их не спасет.
Несколько долгих секунд он стоял как вкопанный, не в силах отвести глаз от огня.
Огонь рос и рос. Дерево сухо трещало. Голубые искры падали уже на середину поляны… Пока что занялся только ствол одной пальмы и маленький кустик возле нее. А свет озарял уже все до самого неба, и жар был невыносим.
Горошек повернулся, отшвырнул жердь и, тяжело дыша, помчался за Икой.
ГОЛУБОЙ МАЛЬЧИК ВСЕ ЕЩЕ не пришел в себя. Ика почти несла его: ноги его, с удивительно маленькими ступнями, то и дело подламывались, и мальчик беспомощно повисал на ее плече. Хорошо еще, что он был поразительно легкий. Иначе она бы не справилась. Да и так она совершенно запыхалась.
— Ну, иди, — просила она. — Иди. Не бойся!… Иди! Горошек не даст нас в обиду! Не бойся!
Сама она с трудом удерживалась от слез. Только, конечно, от них никакого… Но ведь Горошек один там, на поляне. Один против страшного шестиногого хищника.
На секунду она остановилась. До нее долетел пронзительный вой зверя. И сразу же в жарком неподвижном воздухе затрещали резкие, сухие, словно пистолетные выстрелы, хлопки.
Над лесом поднялось голубое зарево.
— Горошек! — крикнула Ика. — Го-ро-о-шек! Голубой Мальчик снова выскользнул у нее из рук и тяжело опустился на землю. Ика наклонилась над ним:
— Горошек!
Какое же это было счастье, когда совсем близко в аллее раздался топот шагов и задыхающийся крик Горошка:
— Иду! Ика, я здесь!
Она было протянула к нему руку. Но сразу же отступила. В голубом свете пожара лицо Горошка было серым, как пепел.
— Бери его! — приказал он, хватая Голубого Мальчика за плечи. — Бежим! Быстрей! Лес горит! Быстрей, или мы погибли!
— Куда?
— К лодке!
Вдвоем ребята легко понесли мальчика. Он был в обмороке, голова его беспомощно свисала, из-под тонких синих век поблескивала только узкая полоска белков.
Несли почти бегом. Костер на пляже по-прежнему пылал жарким пламенем. И по-прежнему в Зеленом Городе не было заметно никаких признаков жизни.
— В лодку! — повторял Горошек. — В лодку!
Наконец берег! Ика намочила платок, обмыла мальчишке лицо, грудь. Он тихо застонал. Веки его затрепетали.
Сейчас они смогли рассмотреть его подробнее.
Ростом примерно с Ику. Кожа — голубая, гладкая как шелк. Тело — необычайно узкое, тонкокостное, крохотные ступни и руки, с длинными, гибкими пальцами. Пальцев было шесть. Да, это не был человек. И вместе с тем по-человечески прекрасно было его стройное, тонкокостное тело. Лицо с раскосыми, заходящими на виски глазами, с пряменьким носиком, с маленьким округлым, темносапфировым ртом и высоким гладким лбом. Необычайно мягкие, пушистые волосы цвета червонного золота доходили мальчику до плеч.
В первую минуту им показалось, что одет он очень примитивно. Повязка на бедрах, сандалии, и, кажется, все.
Но теперь они заметили, что набедренная повязка была из удивительно красивой ткани, застегнута великолепной рубиновой пряжкой, с которой на них смотрело изображенное несколькими штрихами лицо этого самого мальчика; простые сандалии были необычайно изящны и того же золотого цвета, что и его волосы.
— Горошек! — шепнула Ика. — Какой он прелестный!
— Прелестный или не прелестный, — буркнул Горошек, — дело не в этом. Дело в том, что надо его спасать. И самим спасаться! Ты чувствуешь жар?
Действительно, пожар все разгорался, и над лесом все шире разливалось грозное зарево. И хотя огонь был еще очень далеко, но уже сейчас чувствовалось дуновение долетавшего к ним, несмотря на лесной заслон, палящего жара.
— Садись в лодку! — скомандовал Горошек. — Садись в лодку и бери его на руки… этого прелестного!
— А ты?
— Я поплыву за вами… Подумаешь — какой-то километр!
— А если течение? Или… Горошек! А акулы?
— Ну да еще, — фыркнул он, — сразу и акулы! Это не Земля!
— А в лесу кто был? — крикнула Ика. — Воробьиное пугало?
Горошек с досадой мотнул головой. Зеленый Город по-прежнему молчал. И вдруг…
И вдруг Горошек погрозил в его сторону кулаком.
— Оглохли вы, что ли? — крикнул он. — Ослепли?
Оба разом оглянулись, потому что в воздухе словно бы прозвучал тихий, хрустальный женский смех. Но, конечно, это был обман чувств. Может быть, голос птицы?
— Горошек! — коротко сказала Ика. Но он все еще злился.
— Нет, ты понимаешь? — рявкнул он. — Великая техника, чудеса гра… гравитации… А чуть что — все приходится самим! Садись в лодку! Живо!
— Погоди-ка, — схватила его Ика за плечо. — А эти жерди, ветки? Ведь они же легче воды? Ура! Плот!
— Какой плот?… — не поняв, переспросил Горошек.
— Какой? Вот какой!
Ика мгновенно начертила пальцем на песке плот: две длинные, связанные поясами вязанки, переплетенные поперечными прутьями.
Щеки ее горели. Именно тут Горошек совершил неслыханный поступок: схватил Ику за руки и расцеловал прямо в пылающие щеки.
— Ты с ума сошел? — крикнула она. Но Горошек не смутился.
— И не думал! Ика! Ты — Колумб! Коперник! Кроме шуток! Гениальная идея!
Оба молча взялись за работу.
Четырнадцать самых длинных веток (по семь в каждой вязанке) связали поясами. Потом положили поперечины — ветки средней длины, и начали укреплять их маленькими веточками. Жар становился все нестерпимее.
— Ух, как жарко! — пожаловалась Ика.
— Бери плот, — распоряжался Горошек. — Живо! Подымай над головой. Сейчас мы его бросим оземь.
— Ошалел?
— Ика! Это испытание на прочность!
— Ага!
Огромный, метров пять длиной, плот весил всего килограммов двадцать. Ребята легко подняли его, с размаху бросили не песок и…
И радостно переглянулись. Из левой вязанки выскочили всего лишь две маленькие веточки.
Укрепить их было делом буквально нескольких секунд.
— Ну? — спросила Ика.
— Очень просто, — сказал Горошек. — Мальчика кладем в лодку. Сами на плот. Держи-ка! Ты будешь вести лодку на буксире, я возьму весло, и поплыли. Поняла? Направление — к Зеленому Городу!
Ика села ближе к корме плота — так, чтобы ей было удобнее буксировать лодку с Голубым Мальчиком, — он все еще был без сознания. Горошек, зайдя в воду по пояс, оттолкнул сначала плот, затем лодку от берега.
Наконец сам влез на свое место и взял в руки весло.
Весло было короткое, неудобное. Особенно неудобно было им грести с плота. К счастью, видимо, начинался отлив. Они стали довольно быстро удаляться от берега. Это было вовремя, даже более чем вовремя. Потому что могло показаться, что край леса попал под ливень зажигательных артиллерийских снарядов. Под ураганный огонь. Пожар гремел, разбрасывал искры. Огромные деревья разрывались от жары, как гранаты. Пылающие бревна летели во все стороны.
Вот, видимо, взорвалось какое-то большое, высокое дерево: над лесом, черным в зареве пожара, словно взвилась ослепительная ракета. Потом другая, третья…
— Н-да, — хмыкнул Горошек. — На той поляне сейчас, наверно, можно домашним способом плавить сталь! — И вдруг он ужасно расстроился: — Форменное безобразие!
— Что случилось? — удивилась Ика.
— Что у них тут такие взрывчатые леса, а нет никакой пожарной охраны. Ни на что не похоже! Странно что-то выглядит эта их «высшая техника»!…
— Нет, прелестно, — начала было Ика.
— Тьфу! — рассвирепел он еще больше. — Мальчик у тебя прелестный. Пожар прелестный… Прелестней всего было бы, если бы мы все трое зажарились в. этих твоих прелестях!
— Было бы телячье жаркое? — спросила она наивным голоском.
— Опять начала?
— Я не начала, — продолжала она тем же тоном. — Но, может быть, ты бы начал… грести?
Это его обезоружило. Он хотел еще что-то рявкнуть, тем более что руки у него начали основательно гореть от весла, но кончилось все тем, что он — представьте себе! — разразился смехом. Совершенно как его отец. Он, как правило, именно так завершал домашние неурядицы.
— Ладно, — сказал Горошек, — плывем!
Становилось светло как днем. Этот пожар развивал действительно необычную, буквально неземную силу огня и света. Похоже было, что одновременно работают несколько десятков сварочных аппаратов. Небо бледнело, пропадали звезды.
Морская вода становилась все более голубой и прозрачной…
— Раз, — командовал сам себе Горошек, — и два! Раз… и два! Раз и два!
Каждый удар, весла приближал их к берегу Зеленого Города.
Огни его становились все яснее: из мрака выступали очертания сводчатых строений, висячих мостов, огромных, повисших в воздухе шаров.
— Понятно, — вполголоса рассуждал Горошек. — Если «они» овладели тяготением, то могут… то могут строить прямо в воздухе! Раз… и два! В… в воздухе!
И вдруг раздался крик Ики. Отчаянный, испуганный крик.
Горошек оглянулся и замер. То, что он увидел, лишило его на мгновение способности думать, двигаться, говорить…
Возле самой лодки с Голубым Мальчиком вынырнула слепая собачья морда какой-то рыбы. Да, собачья — у нее были зубы, как у собаки, а главное, она… рычала!
Сквозь прозрачную воду было видно, что сама рыба не такая большая. Толщиной с мужскую руку, длиной не больше метра. Но, видимо, страшно сильная. Своей горбатой спиной она начала приподнимать борт лодки с Голубым Мальчиком, стараясь перевернуть лодку и сбросить свою жертву в море.
Лодка сильно накренилась. Беспомощная фигурка мальчика заскользила к борту.
«Продумывать» было нечего и некогда.
Но в эту минуту Горошек вспомнил все. Маленького Яцека и Сахару, родителей и школьных товарищей, битву с Рубиновоглазым и любимые книжки. И вспомнил он еще рассказы об охотниках на акул об отважных героях-полинезийцах, которые с одним ножом нападали на тигра морей и побеждали!
Он глянул на Ику — она молча, закусив губы, пыталась вырвать одну из поперечин, чтобы хотя бы этим слабым оружием отогнать хищника. Лицо у нее было побелевшее, но решительное.
И тут Горошек сорвал штормовку, рубаху, молниеносно сбросил ботинки, схватил в зубы открытый нож и, подняв руки над головой, классическим стартовым прыжком кинулся прямо в море.
Он не услышал отчаянного вопля Ики. Он только видел, как рыбособачья слепая морда отворачивается от лодки, направляется к нему.
Еще два гребка.
Рыба застыла неподвижно, Горошек перехватил нож в руку…
И именно в эту минуту произошло нечто непредвиденное. Совершенно, абсолютно — да, абсолютно непредвиденное.
ВСЕ ИСЧЕЗЛО: море, пылающий остров и зеленый город. Пропала и страшная рыба.
Все куда-то исчезло. Словно земля разверзлась.
Остался только Голубой Мальчик. Остались, конечно, Ика и Горошек, все еще державший в руке открытый перочинный нож.
Они находились на большой круглой сцене, а Голубой Мальчик стоял возле Горошка и, выразительно улыбаясь, сверкая великолепными белыми зубами, держал его за руку. Руку эту он, словно судья на боксерском матче, поднял вверх!
А вокруг них открылся огромный сферический зал с несколькими выпуклыми, сиявшими целой радугой красок экранами. Зал, заполненный до самых краев силуэтами стройных тел, освещенный тысячами маленьких светильников, шумевший тысячами веселых, радостных голосов.
Голубой Мальчик что-то сказал.
Ика и Горошек стояли без движения, ничего не понимая, ничего словно бы даже еще не видели. Стояли в оцепенении.
Только из руки Горюшка выскользнул нож и упал на пол.
— Ика, — спросил Горошек, — ты видишь то же самое, что и я?
— Да, — шепнула она.
— Ика, — сказал Горошек. — Когда мы с тобой наконец проснемся?
Он хотел еще добавить: «Ущипни меня, только покрепче», но не успел, потому что в это время из невидимых мощных репродукторов поплыли, как эхо, их собственные голоса. Их собственные, а тем не менее произносящие слова на совершенно неведомом и необычайно певучем языке.
Едва эти голоса замолкли, по всему огромному залу снова начали мигать огоньки и со всех сторон зазвенел смех. А Голубой Мальчик взял руки ребят и положил к себе на грудь.
Тогда возгласы, шум и смех в зале так усилились, что нельзя было расслышать даже собственных мыслей. Экраны снова замерцали. Раздался звучный удар не то колокола, не то гонга. И сразу наступила тишина. Огни пригасли. И над молчанием зала зазвучал чей-то голос. Голос этот начал говорить на том же певучем, мелодичном непонятном языке. Но почти одновременно Ика и Горошек услышали возле себя тот же самый голос, произносящий слова вполне понятные:
— Представители вегов!
— Слышишь? Они называются «веги»! — шепнула Ика.
— Тссс! — прошипел Горошек.
— Представители вегов! Разрешите приветствовать молодых землян…
— Это нас, — проговорил Горошек.
— Тссс! — прошипела на этот раз Ика.
— … молодых землян, — продолжал голос, — троим представителям: мне как председателю, профессору Лалосу и поэтессе Мэде. Иными словами, представителям номер 137 и 1801… Конечно, примет участие и наш замечательный актер детского театра Онео.
— Актер? — ужаснулась Ика. — Может, они тут думают с нами комедию разыгрывать?