Страница:
Как я Вам докладывал по телефону, Брандт выступил с заявлением о том, что Солженицын может жить и свободно работать в ФРГ, - сообщает Андропов в личной записке Брежневу. - Сегодня, 7 февраля, т.Кеворков вылетает для встречи с Баром с целью обсудить практические вопросы выдворения Солженицына из Советского Союза в ФРГ. Если в последнюю минуту Брандт не дрогнет, и переговоры Кеворкова закончатся благополучно, то уже 9-10 февраля мы будем иметь согласованное решение, о чем я немедленно поставлю Вас в известность. Если бы указанная договоренность состоялась, то, мне представляется, что не позже чем 9-го февраля следовало бы принять Указ Президиума Верховного Совета СССР о лишении Солженицына советского гражданства и выдворении его за пределы нашей Родины (проект Указа прилагается). Самую операцию по выдворению Солженицына в этом случае можно было бы провести 10-11 февраля.
Все это важно сделать быстро, потому что, как видно из оперативных документов, Солженицын начинает догадываться о наших замыслах и может выступить с публичным документом, которым поставит и нас, и Брандта и затруднительное положение.
А два дня спустя он докладывает об успехе:
...8 февраля наш представитель имел встречу с доверенным лицом БРАНДТА с целью обсудить практические вопросы, связанные с выдворением СОЛЖЕНИЦЫНА из Советского Союза в ФРГ.
В результате обсуждения этого вопроса было достигнуто следующее решение, подсказанное представителем ФРГ (курсив мой. - В.Б.). 12 февраля вечером совпосол в Бонне т.ФАЛИН обращается к статс-секретарю П.ФРАНКУ (именно к нему) с просьбой принять его но срочному вопросу в 8.30 13 февраля.
13 февраля в 8.30 т.ФАЛИН будет принят ФРАНКОМ, которому должен сделать заявление но поводу выдворения СОЛЖЕНИЦЫНА. (Текст заявления представляется отдельно совместно с МИДом). В 10.00 начинается заседание кабинета. БРАНДТ поручает БАРУ, ФРАНКУ и представителю МВД принять положительное решение. По просьбе западногерманских властей самолет с СОЛЖЕНИЦЫНЫМ должен быть рейсовым и прибыть во Франкфурт-на-Майне к 17 часам местного времени 13 февраля.
С момента выхода СОЛЖЕНИЦЫНА из самолета советские представители уже не участвуют в осуществлении акции... Если в последнюю минуту БРАНДТ, несмотря на все его заверения (курсив мой. - В.Б.), по тем или иным причинам изменит свое решение, то СОЛЖЕНИЦЫН остается под арестом и по его делу прокуратура ведет следствие.
"Сотрудничеством" это можно назвать разве что в том смысле, в каком "сотрудничают" агенты со своим центром. Речь идет о сговоре, заговоре.
Разумеется, к моменту подписания Хельсинских соглашений немецкие социал-демократы отлично понимали, что СССР не собирается выполнять своих обязательств по правам человека, и протестовать по этому поводу вовсе не планировали. Без сомнения, всем их публичным заявлениям вопреки, "детант" в их представлении никак не связывался с проблемой прав человека. Смена канцлера в 1974 году не привела ни к каким изменениям в этой политике. Дело ведь было не в канцлере, а в его партии. Более того, к 1977 году, к моменту кульминации мировой кампании за права человека в СССР, когда к ней присоединился новый президент США Джимми Картер, немецкие социал-демократы вообще перестали упоминать эту проблему в качестве основы "остполитик". Картер со своей кампанией напугал их до полусмерти, а вдруг действительно права человека станут центральной проблемой отношений с СССР!
Руководители СДПГ пережили немало тревог и волнений в связи с началом деятельности президента Картера. Неясности в отношении будущего курса новой администрации США в вопросах разрядки, взаимоотношении с СССР, и важнейших областях экономической и финансовой политики осложнили выработку правительственной программы социально-либеральной коалиции, оказали негативное влияние на начало деятельности кабинета Шмидта, - сообщало советское посольство в своем отчете за 1977 год.
Брандт и Бар поспешили в Вашингтон учить Картера хитростям европейской политики, а всякое упоминание проклятых "прав человека" стало сопровождаться бесконечными оговорками. Как докладывал в Москву посол СССР в ФРГ Фалин:
С одной стороны, они обязаны прослыть поборниками "прав человека", не могут позволить себе отстать ни от своих внутренних соперников, ни от союзников. После опубликования письма Картера Сахарову канцлер Шмидт (20.02.77) выступил с заявлением о том, что мотивы президента не отличаются от западногерманских, и что правительство ФРГ "и в будущем намерено подходящими путями действовать в том направлении, чтобы не подвергались дискриминации и преследованиям люди, выступающие с иными мнениями". Геншер в той же связи назвал осуществление прав человека "во всемирном масштабе" центральной целью либералов и напомнил о своем предложении создать "международный суд по правам человека".
С другой стороны, по достоверным данным, руководство СДПГ встревожено подходом Картера к проблеме диссидентов. Если Шмидт говорил о намерении действовать "подходящим путем", то Бару, который выезжал в США, было поручено более обстоятельно разъяснить новой администрации мнение социал-демократов насчет таких "подходящих путей", которые не выбрасывают за борт разрядку. Эта же тема, вероятно, будет затронута Брандтом и Эмке во время их предстоящих встреч с Картером и Вэнсом. (...) Еще откровеннее беспокойство по поводу складывающегося положения высказывается западногерманскими политиками из правительственного лагеря в неофициальных беседах...
Легко понять, что именно они вместе со своими европейскими социалистическими союзниками распространяли ложь о том, что "шум на Западе вредит диссидентам", вопреки мнению самих диссидентов, так же, как и прочую ложь о нас, и вольно или невольно становились "каналами КГБ" для "мероприятий по компрометации". Более того, о своих успехах в этой "работе" они спешили доложить советским "партнерам":
До вашего сведения доводится, что Шмидт, Брандт и Вернер провели полезную работу с Х.-Д.Геншером, сумев приблизить его к лучшему восприятию социал-демократических внешнеполитических концепций. Социал-демократы подчеркивают, что под влиянием этого министр иностранных дел стал проявлять большую сдержанность по части выступлений с недружественными СССР заявлениями.
Словом, все силы европейского социализма были приведены в действие, чтобы "спасти детант" от... проблемы прав человека. Попросту сказать, от нас, горстки людей, ценой своей свободы (а иногда и жизни) эти права защищавших. Силы, между прочим, и теперь еще немалые, а тогда - гигантские. Достаточно вспомнить, что в 1977-1978 гг., когда наша кампания достигла критического момента, а судьба наших арестованных товарищей - членов Хельсинских групп висела на волоске, большинство европейских правительств были социалистическими. И это не говоря уж о прессе, интеллигенции, профсоюзах и деловых кругах.
Стоит ли удивляться тому, что они "победили"? А точнее сказать предали и нас и идею прав человека. Им, конечно, ничего не стоило совместными усилиями заставить Картера отказаться от своей правозащитной линии в отношениях с СССР. Но и это не все. Еще задолго до Белградской конференции, где должно было "проверяться" выполнение Хельсинских соглашений осенью 1977 года, европейские соцпартии тайно, за закрытыми дверьми, встретились в Амстердаме и приняли решение "не требовать слишком много от СССР" на этой конференции. А через полгода в Белграде - не потребовали ничего. Конференция, на которую люди возлагали столько надежд, рассчитывая на твердую позицию Запада, отделалась "нейтральным" коммюнике, где даже не упоминалось о репрессиях в соцстранах.
Так совершилось это предательство, от которого наше движение никогда полностью не оправилось. Десятки "хельсинцев" пошли в тюрьмы и лагеря, многие там и погибли, заплатив своей жизнью за обман, называемый Хельсинскими соглашениями: за торжественное обещание Запада неразрывно связывать вопросы безопасности, сотрудничества и прав человека в своих отношениях с Востоком.
Впрочем, предали они не только нас и не только идею, но и свои же страны, свою цивилизацию. В конечном итоге - самих себя: не связанный с борьбой за права человека в соцстранах, "детант" превращался в простую капитуляцию, а идея "социализма с человеческим лицом", этим "лицом" пожертвовав, из утопии - в сознательный обман. И кем же надеялись стать эти бары и франки при усилении советского влияния в Европе? Квислингами и гауляйтерами Москвы? Большая наивность. Для этих целей у кремлевских вождей были наготове хонеккеры. Но - следуя по стопам всех социалистов, помогших коммунистам взять власть, они бы кончили свои дни в ГУЛАГе.
"За спинами делегатов в Амстердаме не стоял конвой с автоматами, на них не скалились сторожевые псы: они сами выбрали несвободу". (Так говорил я, выступая у Берлинской стены 9 мая 1977 года).
3. Меньшевики и большевики
Наконец, еще одно "правозащитное" оправдание "детанта" - забота о "восточных братьях", быть может и вполне искренняя вначале, - тоже очень скоро была принесена в жертву тому же "детанту" и превратилась в пропагандистский камуфляж. Охотно допускаю, что, подписывая Московский и Варшавский договоры в 1972 году, социал-демократы еще верили в свой лозунг о "влиянии через сближение". Однако очень скоро выяснилось, что одно дело прийти к власти путем различных манипуляций, другое - у власти удержаться, сохранив при этом свои цели и принципы. Социалистические идеи, как известно, хороши лишь в теории. На практике популярность СДПГ очень скоро стала падать, а к 1977 году, по оценкам советского посольства в Бонне, ее авторитет "находился на наиболее низкой отметке за время пребывания ее у власти".
...в политических кругах не прекращались дискуссии о дальнейшей судьбе западногерманской социал-демократии, а вместе с тем и о жизнеспособности социально-либеральной коалиции в целом. Как показывают многочисленные встречи и беседы представителей совпосольства в социал-демократических кругах, руководство СДПГ упорно ищет путей достижения позитивных результатов в своей внешней и внутренней политике и повышения доверия населения к своему политическому курсу. - В этих условиях, сообщает посольство, внешнеполитическая деятельность (...) рассматривается руководством СДПГ в качестве одной из решающих предпосылок упрочения влияния партии в стране.
Попросту говоря, социал-демократы оказались заложниками своей "остполитик", успех которой был целиком в руках советских вождей. Конечно, такое "сближение" Москву вполне устраивало, позволяя не просто "влиять" на правительство ФРГ, но и прямо диктовать ему свою политику. Даже визит Брежнева в ФРГ превращался в событие, которого в этой стране НАТО ждали с большим трепетом, чем ждали бы в Варшаве.
Большие надежды руководство СДПГ возлагает на успешное проведение визита тов. Л.И.Брежнева в ФРГ. Оно рассчитывает, что новые импульсы для дальнейшего улучшения советско-западногерманских отношений позволят сгладить невыгодное для социал-демократов впечатление, что за время деятельности кабинета Шмидта с мая 1974 г. в политической сфере этих отношений почти не наблюдается поступательного движения. Советско-американский диалог относительно заключения второго соглашения об ограничении стратегических вооружений, визит тов. Л.И.Брежнева в ФРГ, конструктивный ход белградского совещания должны, по мнению руководителей СДПГ, стать в текущем году важными взаимосвязанными этапами на пути дальнейшего углубления разрядки.
Заслуживает внимания, что в обстановке подготовки к визиту тов. Л.И.Брежнева социал-демократы избегают принимать активное участие в шумных антисоветских кампаниях вокруг вопроса о "правах человека", осуждают их организаторов со стороны ХДС/ХСС.
Вспомним, что в это время даже некоторые коммунистические партии (французская, итальянская) не слишком сдерживали себя в критике советской репрессивной политики. СДПГ, таким образом, оказывалась зависимой от Москвы больше европейских компартий, а ФРГ - не менее какой-нибудь Болгарии. Да что Москва? Даже ничтожная, марионеточная ГДР могла диктовать политику своему "западному брату".
Руководство СДПГ упорно работает над тем, чтобы выбить из рук оппозиции один из ее главных аргументов, будто политика руководимого Шмидтом правительства в германских делах "зашла в тупик" и выявила свою полную неэффективность. Ведомство канцлера прилагает по различным каналам энергичные усилия с целью побудить ГДР к обсуждению широкого каталога мер, достижение договоренностей по которым позволило бы с точки зрения интересов ФРГ "создать позитивный баланс" в отношениях с ГДР. Политическая и идеологическая направленность этих мер характеризуется достаточно откровенно - создать настолько плотную сеть сочетания взаимных интересов, чтобы ГДР ни при каких обстоятельствах не могла пойти на ее разрыв без ущерба для себя. Необходимо добиваться того, заявляет Г.Вернер, "чтобы противостояние ФРГ и ГДР постепенно перерастало в существование рядом друг с другом, в отношения лояльных соседей".
Канцлер хорошо отдает себе отчет во всех трудностях решения этой задачи и не строит здесь больших иллюзий. Лидеры СДПГ постоянно подчеркивают необходимость проявлять осторожность и терпение в отношениях с ГДР, а главное - демонстративными и безрассудными акциями не ставить под угрозу уже происшедшие "фундаментальные изменения". Под этим, прежде всего, имеются в виду расширившиеся возможности для общения граждан ФРГ и ГДР. Возрастание числа поездок граждан ФРГ в ГДР до 8 млн. в 1976 году представляется руководством СДПГ как "улучшение положения людей в разделенной Германии" и как одно из главных достижении политики ФРГ с 1969 года в германских делах.
Словом, забота о "восточных братьях" свелась к довольно парадоксальной ситуации, когда "модель успешного социализма" в ГДР искусственно поддерживалась на. деньги западногерманских налогоплательщиков, восьми миллионам которых позволялось раз в год приехать и на это посмотреть. Нетрудно понять, чье "влияние" преобладало при таком "сближении". Даже совпосольский отчет не скрывает иронии, говоря об этом "главном достижении" политики социал-демократов за семь лет "детанта".
Под конец, когда уже ни права человека, ни "влияние" на ГДР невозможно было всерьез выдавать за основу своей политики, в качестве рациональной причины "детанта" стали выдвигать совершенно другое - мир и разоружение. Но и это звучит неубедительно: в 1969 году, когда социал-демократы задумали и начали осуществлять свою "восточную политику", угроза войны в Европе была гораздо меньше, чем в результате этой политики к 1980 году. Тем не менее, даже несмотря на такие результаты, они продолжали отстаивать "детант" с маниакальным упорством, постоянно притом заботясь о расширении советского влияния и в стране, и в партии, часто за свои же деньги, например, путем использования
...такого пропагандистского канала, как социал-демократический "Фонд Фридриха Эберта", с учетом того, что по его линии и за его счет могли бы проводиться поездки в СССР дополнительного числа журналистов из ФРГ, устраиваться выступления советских лекторов перед западногерманской аудиторией. Через фонд можно было бы устанавливать необходимые контакты и с СДПГ. Как отмечал председатель СДПГ В. Брандт, деятельность фонда в последние годы полностью пересмотрена. Он не занимается более мероприятиями, которые ГДР могла бы раньше рассматривать как задевающие ее интересы, и работает под наблюдением и по указаниям правления СДПГ. По мнению Брандта, фонд мог бы выполнять роль канала связи между странами, который контролировали бы СДПГ и КПСС.
Даже советское вторжение в Афганистан, сильно протрезвившее общественное мнение Запада, очень мало отразилось на политике немецких социал-демократов. По-прежнему основной задачей для них было "спасти детант". Спасти - от кого? От Брежнева? Нет, от "непродуманной и гипертрофированной реакции, которая не соответствует сути событий и посему привела бы все к еще худшей ситуации". Не случайно именно к Брандту обратилось политбюро с личным посланием сразу после вторжения, справедливо рассчитывая преодолеть возникшую политическую изоляцию с его помощью.
Главное же состоит в том, - пишут они, - чтобы найти общий язык в вопросе, который уже долгие годы является предметом и Вашей, и нашей озабоченности - как отстоять дело укрепления международной безопасности.
Однако эти поиски "общего языка" велись почему-то в самых неожиданных сферах. К 1981 году, например, было даже начато сотрудничество по вопросам теории построения социализма между теоретическим органом СДПГ журналом "Нойе гезельшафт" и редакцией органа ЦК КПСС журнала "Коммунист". Ну, а это зачем? Какое это имеет отношение к миру или международной безопасности?
В самом деле, что же такое эта политика разрядки, "детант", "остполитик" или как оно там называется? Вряд ли можно объяснить ее одной глупостью, трусостью или даже инфильтрацией КГБ в СДПГ (хотя и то, и другое, и третье, несомненно, играло свою роль) уже потому хотя бы, что эта политика была принята не одними немцами. Практически все социалистические и социал-демократические партии Европы поддерживали ее в той или иной мере. Да ведь и вроде бы несоциалистические правительства, например во Франции (Жискар д'Эстен) или США (Никсон с Киссинджером), не видели "альтернативы детанту". Точнее сказать, и не искали ее, вполне приняв игру и аргументацию социалистов.
Какие же цели ставили себе социал-демократы Европы, выдумав ее и навязав миру? Ведь это были не безвредные игры досужих политиков, а весьма опасная авантюра, которая вполне могла стоить свободы народам Европы. Она продлила жизнь коммунистическим режимам на Востоке, по меньшей мере, лет на десять. Сотни тысяч людей могли бы остаться в живых и в Афганистане, и в Эфиопии, и в Центральной Америке, и на Ближнем Востоке. Во имя чего же обрекли их на смерть? Во имя чего приговорили социалисты к десяти годам рабства народы СССР и Восточной Европы? Изначально - ради утопии "социализма с человеческим лицом", в которую они рассчитывали затолкать ничего не подозревающее человечество. Ради "конвергенции", в результате которой, как они считали, советский коммунизм приобретет человеческое лицо, а Запад станет социалистическим. В общем, ради извечной мечты меньшевиков вернуть большевиков в лоно социал-демократии, мечты идиота о гибриде детского сада с концлагерем.
Но, как мы знаем из истории их отношений, меньшевики предполагают, а большевики - располагают. История не знает примера, когда бы первые перехитрили последних, и бессчетное множество примеров использования последними первых. Как правильно говорил мне один старый социал-демократ, человек исключительной честности, социал-демократия имеет право на существование только до тех пор, пока в основе ее политики лежит последовательный антикоммунизм, - иначе она вырождается в "керенщину". Действительно, первый этап "холодной войны" в 40-е - 50-е годы оттого и был успешным для Запада, что европейская социал-демократия оставалась на резко антикоммунистических позициях. Говорят, Брандт - до того вполне последовательный антикоммунист, мэр "фронтового города" Берлина "сломался", увидев, что союзники готовы Берлином пожертвовать и ничего не предпримут в ответ на возведение стены в 1961 году. Да он и сам об этом пишет:
"В последующие годы мои политические воззрения находились в значительной мере под влиянием этого события, и именно протестом против обстановки, в которой это событие произошло, явились мои так называемые восточнополитические начинания в области разрядки"
Быть может, это и так - я там не был, судить не берусь. Но даже и в этом случае он обязан был помнить пример Керенского, "детант" которого с Лениным и привел, в конце концов, большевиков в Берлин.
Как бы то ни было, но к концу 60-х позиции европейской социал-демократии стали смещаться влево, к сотрудничеству с коммунистами. Сказались тут и чисто тактические соображения (совместные кампании против войны во Вьетнаме, против апартеида в Южной Африке, режима Пиночета в Чили), и хрущевская "оттепель", и раскол между Москвой и Пекином, в результате которого "советская модель коммунизма" стала выглядеть "меньшим злом". Соблазн сотрудничества усилился еще больше с возникновением "еврокоммунизма", возродив у социалистов старые мечты о возможной эволюции коммунистов в сторону социал-демократии. Но более всего, я думаю, сыграли здесь роль циничные, конъюнктурные соображения: ведь только рост влияния коммунистов, так же, как рост советского влияния, делал социал-демократов приемлемой, а то и неизбежной альтернативой в глазах Запада.
В самом деле, к 60-м годам они должны были убедиться, что социалистические идеи, оставаясь религией "элиты", не находят отклика у широкой публики и, стало быть, их излюбленный "третий путь" - путь лавирования умеренной социал-демократии между "крайностями коммунизма и капитализма" - западный мир избирает только как "меньшее зло". Только усиление советского влияния могло сделать их желанными посредниками между Востоком и Западом, своего рода "спасителями человечества", позволяя им как они думали - "влиять на обе стороны", постепенно сглаживая идеологические противоречия и, таким образом, приводя противостоящие миры к миру и сотрудничеству - к конвергенции.
Таким образом, утверждая, что целью их политики "детанта" является обеспечение мира и безопасности, улучшение положения людей на Востоке, соблюдение там прав человека и прочие блага, социалисты лгали лишь отчасти. Да, таковы были их мечты, причем мечты отнюдь небескорыстные, ибо при этом они умалчивали, что осуществление мечты требует от всех нас вовсе недобровольного приятия их версии социализма, так же, как и приятия их самих в качестве более или менее постоянных наших правителей-спасителей.
Более того, умалчивая об этом и понимая, что их утопий большинство людей добровольно не примет, они шли на сознательное усиление советского влияния, осуществлявшееся ими втайне и от народа, и от союзников, и от партнеров по различным правительственным коалициям. Подобно некоторым среди нашей интеллигенции, с наивной самоуверенностью пускавшимся в игры с КГБ "мы же умнее их, мы их обыграем", - европейская социал-демократия ввязалась в тайные игры с Москвой и, разумеется, запуталась.
В Москве, конечно, были только счастливы эти игры принять: уж если большевики чему-либо и научились за свою историю, так это использовать меньшевиков по назначению. По сути дела, все периоды "передышек", начиная с нэпа, обеспечивались ими за счет вовлечения различных "реформаторских" левых движений в осуществление своей политики, часто путем создания с ними "единых фронтов" - разумеется, под руководством коммунистов. Умело сочетая официальное "сотрудничество" с неофициальной инфильтрацией как своей агентуры, так и леворадикальных активистов в ряды "умеренных" движений, Москва всегда ловко манипулировала ими. Так было и на этот раз.
С одной стороны, советские вожди с энтузиазмом приветствовали это "сотрудничество во имя мира, прогресса и социализма". Даже Брежнев, выступая на XXV съезде КПСС, не преминул подчеркнуть огромное значение более близких отношений с западными социалистами. Глава международного отдела ЦК Борис Пономарев в журнале "Коммунист" с еще большим энтузиазмом отмечал положительные перемены в социал-демократическом движении, наступившие под влиянием целого ряда международных дебатов. В специальной статье, приуроченной к конференции Социалистического Интернационала в 1976 году ("Уорлд марксист ревью"), он писал:
"Постоянное и широкомасштабное сотрудничество между коммунистами, социалистами и социал-демократами может стать одним из решающих факторов мира и социального прогресса".
С другой стороны, КГБ получил специальное задание сконцентрировать свою деятельность на этих партиях. Тогдашний глава разведуправления КГБ (ПГУ) генерал Крючков так инструктировал всех своих резидентов в Западной Европе (привожу по английскому изданию книги К.Эндрю и О.Гордиевского):
Новая расстановка сил на международной арене, развитие процесса разрядки и конструктивные перемены в международной обстановке поставили лидеров Социалисти-ческого Интернационала (СИ), а также его членов перед необходимостью произвести корректировку их политического курса и тактики.
Последний конгресс Социнтерна (ноябрь, 1976) одобрил в целом результаты Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе (СБСЕ) и выразил готовность содействовать проведению в жизнь принципов его Заключительного акта.
В резолюции конгресса, посвященной международной разрядке, говорилось: "Представляется возможным и необходимым значительно расширить меры по усилению и укреплению международной разрядки".
В целом конгресс занял конструктивную позицию по вопросу о разоружении. В резолюции было записано: "Разоружение, а также контроль за разоружением и распространением оружия представляются жизненно важными проблемами для всего мира ввиду эскалации гонки вооружений и ухудшения экономического положения в большинстве стран".
Все это важно сделать быстро, потому что, как видно из оперативных документов, Солженицын начинает догадываться о наших замыслах и может выступить с публичным документом, которым поставит и нас, и Брандта и затруднительное положение.
А два дня спустя он докладывает об успехе:
...8 февраля наш представитель имел встречу с доверенным лицом БРАНДТА с целью обсудить практические вопросы, связанные с выдворением СОЛЖЕНИЦЫНА из Советского Союза в ФРГ.
В результате обсуждения этого вопроса было достигнуто следующее решение, подсказанное представителем ФРГ (курсив мой. - В.Б.). 12 февраля вечером совпосол в Бонне т.ФАЛИН обращается к статс-секретарю П.ФРАНКУ (именно к нему) с просьбой принять его но срочному вопросу в 8.30 13 февраля.
13 февраля в 8.30 т.ФАЛИН будет принят ФРАНКОМ, которому должен сделать заявление но поводу выдворения СОЛЖЕНИЦЫНА. (Текст заявления представляется отдельно совместно с МИДом). В 10.00 начинается заседание кабинета. БРАНДТ поручает БАРУ, ФРАНКУ и представителю МВД принять положительное решение. По просьбе западногерманских властей самолет с СОЛЖЕНИЦЫНЫМ должен быть рейсовым и прибыть во Франкфурт-на-Майне к 17 часам местного времени 13 февраля.
С момента выхода СОЛЖЕНИЦЫНА из самолета советские представители уже не участвуют в осуществлении акции... Если в последнюю минуту БРАНДТ, несмотря на все его заверения (курсив мой. - В.Б.), по тем или иным причинам изменит свое решение, то СОЛЖЕНИЦЫН остается под арестом и по его делу прокуратура ведет следствие.
"Сотрудничеством" это можно назвать разве что в том смысле, в каком "сотрудничают" агенты со своим центром. Речь идет о сговоре, заговоре.
Разумеется, к моменту подписания Хельсинских соглашений немецкие социал-демократы отлично понимали, что СССР не собирается выполнять своих обязательств по правам человека, и протестовать по этому поводу вовсе не планировали. Без сомнения, всем их публичным заявлениям вопреки, "детант" в их представлении никак не связывался с проблемой прав человека. Смена канцлера в 1974 году не привела ни к каким изменениям в этой политике. Дело ведь было не в канцлере, а в его партии. Более того, к 1977 году, к моменту кульминации мировой кампании за права человека в СССР, когда к ней присоединился новый президент США Джимми Картер, немецкие социал-демократы вообще перестали упоминать эту проблему в качестве основы "остполитик". Картер со своей кампанией напугал их до полусмерти, а вдруг действительно права человека станут центральной проблемой отношений с СССР!
Руководители СДПГ пережили немало тревог и волнений в связи с началом деятельности президента Картера. Неясности в отношении будущего курса новой администрации США в вопросах разрядки, взаимоотношении с СССР, и важнейших областях экономической и финансовой политики осложнили выработку правительственной программы социально-либеральной коалиции, оказали негативное влияние на начало деятельности кабинета Шмидта, - сообщало советское посольство в своем отчете за 1977 год.
Брандт и Бар поспешили в Вашингтон учить Картера хитростям европейской политики, а всякое упоминание проклятых "прав человека" стало сопровождаться бесконечными оговорками. Как докладывал в Москву посол СССР в ФРГ Фалин:
С одной стороны, они обязаны прослыть поборниками "прав человека", не могут позволить себе отстать ни от своих внутренних соперников, ни от союзников. После опубликования письма Картера Сахарову канцлер Шмидт (20.02.77) выступил с заявлением о том, что мотивы президента не отличаются от западногерманских, и что правительство ФРГ "и в будущем намерено подходящими путями действовать в том направлении, чтобы не подвергались дискриминации и преследованиям люди, выступающие с иными мнениями". Геншер в той же связи назвал осуществление прав человека "во всемирном масштабе" центральной целью либералов и напомнил о своем предложении создать "международный суд по правам человека".
С другой стороны, по достоверным данным, руководство СДПГ встревожено подходом Картера к проблеме диссидентов. Если Шмидт говорил о намерении действовать "подходящим путем", то Бару, который выезжал в США, было поручено более обстоятельно разъяснить новой администрации мнение социал-демократов насчет таких "подходящих путей", которые не выбрасывают за борт разрядку. Эта же тема, вероятно, будет затронута Брандтом и Эмке во время их предстоящих встреч с Картером и Вэнсом. (...) Еще откровеннее беспокойство по поводу складывающегося положения высказывается западногерманскими политиками из правительственного лагеря в неофициальных беседах...
Легко понять, что именно они вместе со своими европейскими социалистическими союзниками распространяли ложь о том, что "шум на Западе вредит диссидентам", вопреки мнению самих диссидентов, так же, как и прочую ложь о нас, и вольно или невольно становились "каналами КГБ" для "мероприятий по компрометации". Более того, о своих успехах в этой "работе" они спешили доложить советским "партнерам":
До вашего сведения доводится, что Шмидт, Брандт и Вернер провели полезную работу с Х.-Д.Геншером, сумев приблизить его к лучшему восприятию социал-демократических внешнеполитических концепций. Социал-демократы подчеркивают, что под влиянием этого министр иностранных дел стал проявлять большую сдержанность по части выступлений с недружественными СССР заявлениями.
Словом, все силы европейского социализма были приведены в действие, чтобы "спасти детант" от... проблемы прав человека. Попросту сказать, от нас, горстки людей, ценой своей свободы (а иногда и жизни) эти права защищавших. Силы, между прочим, и теперь еще немалые, а тогда - гигантские. Достаточно вспомнить, что в 1977-1978 гг., когда наша кампания достигла критического момента, а судьба наших арестованных товарищей - членов Хельсинских групп висела на волоске, большинство европейских правительств были социалистическими. И это не говоря уж о прессе, интеллигенции, профсоюзах и деловых кругах.
Стоит ли удивляться тому, что они "победили"? А точнее сказать предали и нас и идею прав человека. Им, конечно, ничего не стоило совместными усилиями заставить Картера отказаться от своей правозащитной линии в отношениях с СССР. Но и это не все. Еще задолго до Белградской конференции, где должно было "проверяться" выполнение Хельсинских соглашений осенью 1977 года, европейские соцпартии тайно, за закрытыми дверьми, встретились в Амстердаме и приняли решение "не требовать слишком много от СССР" на этой конференции. А через полгода в Белграде - не потребовали ничего. Конференция, на которую люди возлагали столько надежд, рассчитывая на твердую позицию Запада, отделалась "нейтральным" коммюнике, где даже не упоминалось о репрессиях в соцстранах.
Так совершилось это предательство, от которого наше движение никогда полностью не оправилось. Десятки "хельсинцев" пошли в тюрьмы и лагеря, многие там и погибли, заплатив своей жизнью за обман, называемый Хельсинскими соглашениями: за торжественное обещание Запада неразрывно связывать вопросы безопасности, сотрудничества и прав человека в своих отношениях с Востоком.
Впрочем, предали они не только нас и не только идею, но и свои же страны, свою цивилизацию. В конечном итоге - самих себя: не связанный с борьбой за права человека в соцстранах, "детант" превращался в простую капитуляцию, а идея "социализма с человеческим лицом", этим "лицом" пожертвовав, из утопии - в сознательный обман. И кем же надеялись стать эти бары и франки при усилении советского влияния в Европе? Квислингами и гауляйтерами Москвы? Большая наивность. Для этих целей у кремлевских вождей были наготове хонеккеры. Но - следуя по стопам всех социалистов, помогших коммунистам взять власть, они бы кончили свои дни в ГУЛАГе.
"За спинами делегатов в Амстердаме не стоял конвой с автоматами, на них не скалились сторожевые псы: они сами выбрали несвободу". (Так говорил я, выступая у Берлинской стены 9 мая 1977 года).
3. Меньшевики и большевики
Наконец, еще одно "правозащитное" оправдание "детанта" - забота о "восточных братьях", быть может и вполне искренняя вначале, - тоже очень скоро была принесена в жертву тому же "детанту" и превратилась в пропагандистский камуфляж. Охотно допускаю, что, подписывая Московский и Варшавский договоры в 1972 году, социал-демократы еще верили в свой лозунг о "влиянии через сближение". Однако очень скоро выяснилось, что одно дело прийти к власти путем различных манипуляций, другое - у власти удержаться, сохранив при этом свои цели и принципы. Социалистические идеи, как известно, хороши лишь в теории. На практике популярность СДПГ очень скоро стала падать, а к 1977 году, по оценкам советского посольства в Бонне, ее авторитет "находился на наиболее низкой отметке за время пребывания ее у власти".
...в политических кругах не прекращались дискуссии о дальнейшей судьбе западногерманской социал-демократии, а вместе с тем и о жизнеспособности социально-либеральной коалиции в целом. Как показывают многочисленные встречи и беседы представителей совпосольства в социал-демократических кругах, руководство СДПГ упорно ищет путей достижения позитивных результатов в своей внешней и внутренней политике и повышения доверия населения к своему политическому курсу. - В этих условиях, сообщает посольство, внешнеполитическая деятельность (...) рассматривается руководством СДПГ в качестве одной из решающих предпосылок упрочения влияния партии в стране.
Попросту говоря, социал-демократы оказались заложниками своей "остполитик", успех которой был целиком в руках советских вождей. Конечно, такое "сближение" Москву вполне устраивало, позволяя не просто "влиять" на правительство ФРГ, но и прямо диктовать ему свою политику. Даже визит Брежнева в ФРГ превращался в событие, которого в этой стране НАТО ждали с большим трепетом, чем ждали бы в Варшаве.
Большие надежды руководство СДПГ возлагает на успешное проведение визита тов. Л.И.Брежнева в ФРГ. Оно рассчитывает, что новые импульсы для дальнейшего улучшения советско-западногерманских отношений позволят сгладить невыгодное для социал-демократов впечатление, что за время деятельности кабинета Шмидта с мая 1974 г. в политической сфере этих отношений почти не наблюдается поступательного движения. Советско-американский диалог относительно заключения второго соглашения об ограничении стратегических вооружений, визит тов. Л.И.Брежнева в ФРГ, конструктивный ход белградского совещания должны, по мнению руководителей СДПГ, стать в текущем году важными взаимосвязанными этапами на пути дальнейшего углубления разрядки.
Заслуживает внимания, что в обстановке подготовки к визиту тов. Л.И.Брежнева социал-демократы избегают принимать активное участие в шумных антисоветских кампаниях вокруг вопроса о "правах человека", осуждают их организаторов со стороны ХДС/ХСС.
Вспомним, что в это время даже некоторые коммунистические партии (французская, итальянская) не слишком сдерживали себя в критике советской репрессивной политики. СДПГ, таким образом, оказывалась зависимой от Москвы больше европейских компартий, а ФРГ - не менее какой-нибудь Болгарии. Да что Москва? Даже ничтожная, марионеточная ГДР могла диктовать политику своему "западному брату".
Руководство СДПГ упорно работает над тем, чтобы выбить из рук оппозиции один из ее главных аргументов, будто политика руководимого Шмидтом правительства в германских делах "зашла в тупик" и выявила свою полную неэффективность. Ведомство канцлера прилагает по различным каналам энергичные усилия с целью побудить ГДР к обсуждению широкого каталога мер, достижение договоренностей по которым позволило бы с точки зрения интересов ФРГ "создать позитивный баланс" в отношениях с ГДР. Политическая и идеологическая направленность этих мер характеризуется достаточно откровенно - создать настолько плотную сеть сочетания взаимных интересов, чтобы ГДР ни при каких обстоятельствах не могла пойти на ее разрыв без ущерба для себя. Необходимо добиваться того, заявляет Г.Вернер, "чтобы противостояние ФРГ и ГДР постепенно перерастало в существование рядом друг с другом, в отношения лояльных соседей".
Канцлер хорошо отдает себе отчет во всех трудностях решения этой задачи и не строит здесь больших иллюзий. Лидеры СДПГ постоянно подчеркивают необходимость проявлять осторожность и терпение в отношениях с ГДР, а главное - демонстративными и безрассудными акциями не ставить под угрозу уже происшедшие "фундаментальные изменения". Под этим, прежде всего, имеются в виду расширившиеся возможности для общения граждан ФРГ и ГДР. Возрастание числа поездок граждан ФРГ в ГДР до 8 млн. в 1976 году представляется руководством СДПГ как "улучшение положения людей в разделенной Германии" и как одно из главных достижении политики ФРГ с 1969 года в германских делах.
Словом, забота о "восточных братьях" свелась к довольно парадоксальной ситуации, когда "модель успешного социализма" в ГДР искусственно поддерживалась на. деньги западногерманских налогоплательщиков, восьми миллионам которых позволялось раз в год приехать и на это посмотреть. Нетрудно понять, чье "влияние" преобладало при таком "сближении". Даже совпосольский отчет не скрывает иронии, говоря об этом "главном достижении" политики социал-демократов за семь лет "детанта".
Под конец, когда уже ни права человека, ни "влияние" на ГДР невозможно было всерьез выдавать за основу своей политики, в качестве рациональной причины "детанта" стали выдвигать совершенно другое - мир и разоружение. Но и это звучит неубедительно: в 1969 году, когда социал-демократы задумали и начали осуществлять свою "восточную политику", угроза войны в Европе была гораздо меньше, чем в результате этой политики к 1980 году. Тем не менее, даже несмотря на такие результаты, они продолжали отстаивать "детант" с маниакальным упорством, постоянно притом заботясь о расширении советского влияния и в стране, и в партии, часто за свои же деньги, например, путем использования
...такого пропагандистского канала, как социал-демократический "Фонд Фридриха Эберта", с учетом того, что по его линии и за его счет могли бы проводиться поездки в СССР дополнительного числа журналистов из ФРГ, устраиваться выступления советских лекторов перед западногерманской аудиторией. Через фонд можно было бы устанавливать необходимые контакты и с СДПГ. Как отмечал председатель СДПГ В. Брандт, деятельность фонда в последние годы полностью пересмотрена. Он не занимается более мероприятиями, которые ГДР могла бы раньше рассматривать как задевающие ее интересы, и работает под наблюдением и по указаниям правления СДПГ. По мнению Брандта, фонд мог бы выполнять роль канала связи между странами, который контролировали бы СДПГ и КПСС.
Даже советское вторжение в Афганистан, сильно протрезвившее общественное мнение Запада, очень мало отразилось на политике немецких социал-демократов. По-прежнему основной задачей для них было "спасти детант". Спасти - от кого? От Брежнева? Нет, от "непродуманной и гипертрофированной реакции, которая не соответствует сути событий и посему привела бы все к еще худшей ситуации". Не случайно именно к Брандту обратилось политбюро с личным посланием сразу после вторжения, справедливо рассчитывая преодолеть возникшую политическую изоляцию с его помощью.
Главное же состоит в том, - пишут они, - чтобы найти общий язык в вопросе, который уже долгие годы является предметом и Вашей, и нашей озабоченности - как отстоять дело укрепления международной безопасности.
Однако эти поиски "общего языка" велись почему-то в самых неожиданных сферах. К 1981 году, например, было даже начато сотрудничество по вопросам теории построения социализма между теоретическим органом СДПГ журналом "Нойе гезельшафт" и редакцией органа ЦК КПСС журнала "Коммунист". Ну, а это зачем? Какое это имеет отношение к миру или международной безопасности?
В самом деле, что же такое эта политика разрядки, "детант", "остполитик" или как оно там называется? Вряд ли можно объяснить ее одной глупостью, трусостью или даже инфильтрацией КГБ в СДПГ (хотя и то, и другое, и третье, несомненно, играло свою роль) уже потому хотя бы, что эта политика была принята не одними немцами. Практически все социалистические и социал-демократические партии Европы поддерживали ее в той или иной мере. Да ведь и вроде бы несоциалистические правительства, например во Франции (Жискар д'Эстен) или США (Никсон с Киссинджером), не видели "альтернативы детанту". Точнее сказать, и не искали ее, вполне приняв игру и аргументацию социалистов.
Какие же цели ставили себе социал-демократы Европы, выдумав ее и навязав миру? Ведь это были не безвредные игры досужих политиков, а весьма опасная авантюра, которая вполне могла стоить свободы народам Европы. Она продлила жизнь коммунистическим режимам на Востоке, по меньшей мере, лет на десять. Сотни тысяч людей могли бы остаться в живых и в Афганистане, и в Эфиопии, и в Центральной Америке, и на Ближнем Востоке. Во имя чего же обрекли их на смерть? Во имя чего приговорили социалисты к десяти годам рабства народы СССР и Восточной Европы? Изначально - ради утопии "социализма с человеческим лицом", в которую они рассчитывали затолкать ничего не подозревающее человечество. Ради "конвергенции", в результате которой, как они считали, советский коммунизм приобретет человеческое лицо, а Запад станет социалистическим. В общем, ради извечной мечты меньшевиков вернуть большевиков в лоно социал-демократии, мечты идиота о гибриде детского сада с концлагерем.
Но, как мы знаем из истории их отношений, меньшевики предполагают, а большевики - располагают. История не знает примера, когда бы первые перехитрили последних, и бессчетное множество примеров использования последними первых. Как правильно говорил мне один старый социал-демократ, человек исключительной честности, социал-демократия имеет право на существование только до тех пор, пока в основе ее политики лежит последовательный антикоммунизм, - иначе она вырождается в "керенщину". Действительно, первый этап "холодной войны" в 40-е - 50-е годы оттого и был успешным для Запада, что европейская социал-демократия оставалась на резко антикоммунистических позициях. Говорят, Брандт - до того вполне последовательный антикоммунист, мэр "фронтового города" Берлина "сломался", увидев, что союзники готовы Берлином пожертвовать и ничего не предпримут в ответ на возведение стены в 1961 году. Да он и сам об этом пишет:
"В последующие годы мои политические воззрения находились в значительной мере под влиянием этого события, и именно протестом против обстановки, в которой это событие произошло, явились мои так называемые восточнополитические начинания в области разрядки"
Быть может, это и так - я там не был, судить не берусь. Но даже и в этом случае он обязан был помнить пример Керенского, "детант" которого с Лениным и привел, в конце концов, большевиков в Берлин.
Как бы то ни было, но к концу 60-х позиции европейской социал-демократии стали смещаться влево, к сотрудничеству с коммунистами. Сказались тут и чисто тактические соображения (совместные кампании против войны во Вьетнаме, против апартеида в Южной Африке, режима Пиночета в Чили), и хрущевская "оттепель", и раскол между Москвой и Пекином, в результате которого "советская модель коммунизма" стала выглядеть "меньшим злом". Соблазн сотрудничества усилился еще больше с возникновением "еврокоммунизма", возродив у социалистов старые мечты о возможной эволюции коммунистов в сторону социал-демократии. Но более всего, я думаю, сыграли здесь роль циничные, конъюнктурные соображения: ведь только рост влияния коммунистов, так же, как рост советского влияния, делал социал-демократов приемлемой, а то и неизбежной альтернативой в глазах Запада.
В самом деле, к 60-м годам они должны были убедиться, что социалистические идеи, оставаясь религией "элиты", не находят отклика у широкой публики и, стало быть, их излюбленный "третий путь" - путь лавирования умеренной социал-демократии между "крайностями коммунизма и капитализма" - западный мир избирает только как "меньшее зло". Только усиление советского влияния могло сделать их желанными посредниками между Востоком и Западом, своего рода "спасителями человечества", позволяя им как они думали - "влиять на обе стороны", постепенно сглаживая идеологические противоречия и, таким образом, приводя противостоящие миры к миру и сотрудничеству - к конвергенции.
Таким образом, утверждая, что целью их политики "детанта" является обеспечение мира и безопасности, улучшение положения людей на Востоке, соблюдение там прав человека и прочие блага, социалисты лгали лишь отчасти. Да, таковы были их мечты, причем мечты отнюдь небескорыстные, ибо при этом они умалчивали, что осуществление мечты требует от всех нас вовсе недобровольного приятия их версии социализма, так же, как и приятия их самих в качестве более или менее постоянных наших правителей-спасителей.
Более того, умалчивая об этом и понимая, что их утопий большинство людей добровольно не примет, они шли на сознательное усиление советского влияния, осуществлявшееся ими втайне и от народа, и от союзников, и от партнеров по различным правительственным коалициям. Подобно некоторым среди нашей интеллигенции, с наивной самоуверенностью пускавшимся в игры с КГБ "мы же умнее их, мы их обыграем", - европейская социал-демократия ввязалась в тайные игры с Москвой и, разумеется, запуталась.
В Москве, конечно, были только счастливы эти игры принять: уж если большевики чему-либо и научились за свою историю, так это использовать меньшевиков по назначению. По сути дела, все периоды "передышек", начиная с нэпа, обеспечивались ими за счет вовлечения различных "реформаторских" левых движений в осуществление своей политики, часто путем создания с ними "единых фронтов" - разумеется, под руководством коммунистов. Умело сочетая официальное "сотрудничество" с неофициальной инфильтрацией как своей агентуры, так и леворадикальных активистов в ряды "умеренных" движений, Москва всегда ловко манипулировала ими. Так было и на этот раз.
С одной стороны, советские вожди с энтузиазмом приветствовали это "сотрудничество во имя мира, прогресса и социализма". Даже Брежнев, выступая на XXV съезде КПСС, не преминул подчеркнуть огромное значение более близких отношений с западными социалистами. Глава международного отдела ЦК Борис Пономарев в журнале "Коммунист" с еще большим энтузиазмом отмечал положительные перемены в социал-демократическом движении, наступившие под влиянием целого ряда международных дебатов. В специальной статье, приуроченной к конференции Социалистического Интернационала в 1976 году ("Уорлд марксист ревью"), он писал:
"Постоянное и широкомасштабное сотрудничество между коммунистами, социалистами и социал-демократами может стать одним из решающих факторов мира и социального прогресса".
С другой стороны, КГБ получил специальное задание сконцентрировать свою деятельность на этих партиях. Тогдашний глава разведуправления КГБ (ПГУ) генерал Крючков так инструктировал всех своих резидентов в Западной Европе (привожу по английскому изданию книги К.Эндрю и О.Гордиевского):
Новая расстановка сил на международной арене, развитие процесса разрядки и конструктивные перемены в международной обстановке поставили лидеров Социалисти-ческого Интернационала (СИ), а также его членов перед необходимостью произвести корректировку их политического курса и тактики.
Последний конгресс Социнтерна (ноябрь, 1976) одобрил в целом результаты Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе (СБСЕ) и выразил готовность содействовать проведению в жизнь принципов его Заключительного акта.
В резолюции конгресса, посвященной международной разрядке, говорилось: "Представляется возможным и необходимым значительно расширить меры по усилению и укреплению международной разрядки".
В целом конгресс занял конструктивную позицию по вопросу о разоружении. В резолюции было записано: "Разоружение, а также контроль за разоружением и распространением оружия представляются жизненно важными проблемами для всего мира ввиду эскалации гонки вооружений и ухудшения экономического положения в большинстве стран".