Бурцев Виктор. Оскал Анубиса

   Темный силуэт птицы закрыл золотое око Ра. А тень ее затмила полгорода.
   Отчего же среброкрылая гостья не садится на привычном месте? Почему она зависла над храмовым подворьем, оглашая окрестности тревожным клекотом?
   Ответ был известен лишь двум людям, присутствовавшим на церемонии встречи.
   Его величеству фараону Шепсескафу и его святейшеству верховному жрецу Ра Реусеру. Но оба безмолвствовали.
   Огромная птица сделала резкий разворот влево и устремилась в сторону плато Расетау.
   – Видно, решила оказать почтение усопшим родственникам здравствующего фараона, жизнь ему, здоровье и сила! – высказывали предположение наиболее догадливые.
   Бену сделала несколько кругов над пирамидами, похожими на гигантские Бен-Бены, и в нерешительности зависла над горизонтом Хуфу. Что-то не так было с этим прилетом, что-то явно не заладилось.
   Жалобное курлыканье, напоминавшее призыв журавля к потерявшейся подруге, разлилось над Расетау.
   – Ишь ты, оплакивает мертвецов! – умилялись в народе. – Святая птаха!
   Трель оборвалась так же внезапно, как и началась. Бену, развернув острый клюв в сторону Иуну, устремилась на город.
   Ее вид не понравился молодому владыке Обеих Земель. До того не понравился, что он приказал своим носильщикам как можно быстрее уносить его священную особу прочь. Лишь бы подальше от храма.
   Едва переносной трон фараона вместе с восседающим на нем царем удалились от Иуну на расстояние полета стрелы, как началось.
   Из лап серебряного гиганта посыпались огненные шары, которые, соприкасаясь с землей, лопались со страшным грохотом и разлетались на мелкие осколки, поражавшие все живое на расстоянии в два десятка локтей. Клюв Бену изрыгал молнии, сжигавшие деревянные и каменные строения и заставлявшие бронзу мгновенно закипать, словно это была обыкновенная вода.
   С ужасом наблюдал Шепсескаф страшные видения. До тех пор, пока благодатное беспамятство не накрыло его сознание темной пеленой.
   Очнулся владыка у себя в дворцовой опочивальне. В нежных объятиях горячо любимой Великой Царской Невесты Реджедет.
   – Где она? – вскинулся фараон.
   – Успокойся, любимый, успокойся, – гладила его по голове царица. – Все уже кончилось. Злая птица улетела. Ты, хвала богам, жив и здоров.
   – А город? Люди?
   На высокое чело Реджедет набежала тень.
   Юноша-царь все понял без слов.
   – Так плохо? Неужели все погибли?
   – Не все, родной. Но многие. Очень многие. Города больше нет. Однако не волнуйся. Ты все отстроишь. Камня в Та-Мери достаточно. И людей тоже. Родятся новые. Роме очень плодовиты.
   Жесткие слова супруги неприятно поразили Шепсес-кафа. Реджедет говорила как настоящая царица. Достойная дочь и внучка великих правителей Та-Кемета. Откуда в этой хрупкой юной красавице взялось столько силы и выдержки? В принципе это не ей, а фараону надлежало бы утешать жену.
   – А что Реусер?
   Спросил и сам пожалел о вырвавшихся словах.
   Упоминание о сопернике странным образом подействовало на царицу. Ее лицо оживилось. Словно свежий ветерок подул в жаркий и знойный летний полдень. Сердце юноши сжала медная рука ревности.
   – Хвала Ра, он жив. Руководит работами по спасению людей и имущества. Многие спаслись лишь благодаря его личному вмешательству.
   – Молодец! – выдавил сквозь зубы государь. – Надо будет достойным образом наградить его. Сколько я проболел?
   – Шесть дней, любимый! Мы уже отчаялись. Думали, что твой дух унесла-таки птица Бену.
   – А я, как видишь, жив и здоров. И по-прежнему люблю тебя и желаю так сильно, как никогда. Может быть, и мы займемся восполнением народонаселения страны?
   Он привлек девушку к своей обнаженной груди и жадно приник к раскрывшемуся навстречу его лобзанию алому лотосу ее нежных уст…
   Сполна насладиться друг другом им не дали.
   Где-то в глубине дворца раздалось бряцанье оружия, послышались громкие крики и топот многочисленных ног.
   Дверь в опочивальню резко распахнулась и впустила Реусера.
   – Сенеб, государь!
   – В чем дело? – недовольно спросил Шепсескаф, приподнимаясь на ложе.
   Жрец понимающе взглянул на обнаженного владыку, перевел взгляд на царицу, испуганно прячущуюся за спиной мужа, и горько усмехнулся.
   – Народ взбунтовался, мой повелитель!
   – Отчего?
   – Требуют немедленно вскрыть горизонт Хуфу и вернуть настоящий Бен-Бен в храм.
   Фараон вскочил с кровати. Простыня, прикрывавшая нижнюю часть его туловища, упала на пол, однако властителю Та-Кемета было не до того. Прищурившись и напрягшись, словно молодой леопард, изготовившийся к прыжку, он мелкими шажками приблизился к Реусеру.
   – Откуда роме узнали о подмене? Кто им сказал, если о святотатстве знали только два человека?
   Жрец равнодушно пожал плечами. И вообще он был слишком спокоен для такой экстраординарной ситуации, как народный бунт.
   – Возможно, ты сам проговорился, государь? Когда находился в бреду!
   Шепсескаф задохнулся от возмущения. Неслыханная дерзость. Обвинить царя в предательстве! Да как он смеет, презренная пыль под ногами фараона!
   Юноша схватил кинжал, лежавший на столике у изголовья ложа, и замахнулся на жреца. Тот, невозмутимо сложив руки на груди, неподвижно стоял перед повелителем Обеих Земель.
   Реджедет невольно залюбовалась царственным супругом. Как он прекрасен в своем праведном гневе. Стройный, с гладкими выпуклыми мышцами и впалым
   юношеским животом. Его мужское достоинство напряжено, как копье, стремящееся поразить врага. Настоящий бог плодородия Мин, явившийся в человеческом обличье.
   –.Сдохни, подлый пес! – воскликнул молодой владыка.
   Реусер остался неподвижным даже тогда, когда смертоносное лезвие приблизилось к его горлу. Устремив взор прямо в глаза фараону (еще одно нарушение придворного этикета), слуга Ра беззвучно шевелил побелевшими то ли от страха, то ли от гнева губами.
   Молился?
   Читал заклятия?
   Хенткавес потом часто будет вспоминать это мгновение, пытаясь понять, что же все-таки произошло.
   Внезапно фараон занес руку с кинжалом над головой Реусера. Высоко, высоко. Насколько позволял его рост. А затем быстрым резким ударом пронзил свою грудь. Под левым соском. Там, где находится сердце.
   Словно срезанный папирус, он сполз на пол и распростерся у ног жреца. Царица хотела закричать, позвать на помощь, но крик сухой коркой хлеба застрял у нее в горле.
   Между тем Реусер склонился над фараоном, взглянул ему в лицо, а затем легко, как пушинку, поднял безвольное тело на руки и осторожно уложил на кровать. Бережно прикрыл наготу юноши простыней. Так заботливая мать поправляет в ночи покрывало, сползшее с ребенка.
   Опустившись перед супружеским ложем, превратившимся в смертный одр, на колени, жрец воздел руки к небу и торжественно произнес:
   – Тысяча хлебов, сто кувшинов пива, одного быка и две лепешки ладана величеству правогласного фараона Шепсескафа-Осириса!

* * *

   Давно, еще когда был жив ее отец, правогласный царевич Джедефхор, он частенько сажал свою единственную и горячо любимую дочь к себе на колени и рассказывал ей сказки, сложенные им самим. Из всех тех “детских” историй Реджедет больше всего запомнилась сказка о фараоне Хуфу и чародеях. Отец так живо рассказывал ее. В лицах, меняя голос всякий раз, когда по ходу сказки появлялся новый персонаж. Среди героев сказки была и она сама, царевна Реджедет. Столетний мудрец Деди, умевший оживлять мертвых и укрощать грозных хищников, предсказал фараону, что Реджедет станет матерью троих чудесных детей. “И его величество спросил:
   – Кто она, эта Реджедет?
 
   И Деди ответил:
   – Это жена одного жреца бога Ра, владыки города Сахебу (девочка в то время еще была помолвлена с Реу-сером), которая беременна тремя детьми Ра, владыки Сахебу. Бог сказал ей, что сыновья ее будут выполнять благодетельные обязанности царя во всей этой стране, а старший из них будет первосвященником в Иуну.
   И сердце его величества исполнилось скорби из-за этого. И Деди сказал:
   – Что означает это настроение, государь? Это из-за трех младенцев? Возвещаю: “После тебя твой сын, затем его сын, затем один из них”.
   Почему-то припомнилось сейчас. В день великой мистерии.
   Как видно, сказку Джедефхора помнила не только она. Реусер тоже знал пророчество Деди. Да и народ потихоньку передавал его из уст в уста, надеясь на пресечение рода злокозненного чародея Хуфу.
   Через три месяца после смерти Шепсескафа верховный жрец Ра в Иуну торжественно женился на Великой
   Царской Невесте Реджедет. Роме ликовали. Наконец-то соединились руки двух людей, обещанных друг другу столько лет назад.
   А потом Реусер задумал эту церемонию. Его царственная супруга должна была “родить” первого из трех владык новой, Пятой династии.
   В большом дворцовом покое собралось множество подданных, специально отобранных для созерцания действа.
   Реджедет, облаченную в тонкую льняную сорочку, уложили на широкое ложе, стоявшее на высоком, чтобы его всем было видно, постаменте. В ногах ложа поместили среднего размера колыбель, прикрытую пологом.
   Группа жрецов и жриц, облаченных в парадные церемониальные одежды и ритуальные маски богов, начала представление.
   Вперед выступил самый высокий и статный священнослужитель, представляющий его величество Ра, владыку Сахебу. Обратясь к жрицам, игравшим роли Исиды, Нефтиды, Месхенет и Хекет, а также к жрецу, надевшему личину бараноголового бога Хнума, он сказал:
   – Отправляйтесь-ка и помогите Реджедет разрешиться от бремени младенцем, который у нее во чреве и который будет выполнять благодетельную обязанность царя во всей этой стране. Он воздвигнет вам храмы, он наполнит пищей ваши алтари, он принесет изобилие вашим столам для возлияний, он умножит ваши жертвоприношения.
   Актеры низко поклонились Ра и поспешили к ложу царицы. Исида поместилась у нее в головах, Нефтида в ногах, а Хекет стала массировать руки и ноги повелительницы.
   Исида сказала:
   – Не будь сильным во чреве ее из-за того, что имя твое Усеркаф – Его дух силен.
   Из-под ложа выскочил обнаженный Реусер и попал прямо в руки “богинь”. Те заботливо омыли его водой из золотого тазика, стоявшего здесь же. Затем имитировали обрезание пуповины и, завернув “новорожденного” в простыню, уложили в колыбель.
   Месхенет приблизилась к нему и, низко поклонившись, торжественно провозгласила:
   – Государь, который будет царствовать во всей этой стране!
   Хнум осыпал колыбель лепестками лотоса, символизировавшими силу, долголетие и здоровье.
   На этом церемония закончилась.
   Новый фараон Усеркаф встал и облачился в царские одежды, возложив на голову двойную корону Та-Мери. Подданные раболепно начали поздравлять владыку.
   Вслед за супругом, окончательно порывая с прошлым, изменила имя и Великая Царская Невеста, став именоваться с этого дня Хенткавес.
   А затем, едва отгремели торжества по случаю воцарения новой династии, в Та-Кемете произошло немыслимое до этого дня событие.
   Была осквернена могила царя. Правогласного Хуфу. Причем по тайному распоряжению фараона Усеркафа.
   Запершись в спальных покоях один на один с супругой, царь долго убеждал Хенткавес в необходимости такого святотатственного поступка.
   – Пойми! Народ в сильном брожении. Ему нужно найти виновника того, что случилось. Царь Шепсескаф умер. Скольких сил мне стоило убедить мятежников в его невиновности! В том, что фараон добровольно пожертвовал жизнью, чтобы умилостивить разгневанную птицу Бену. Оттого и лежит его мумия неоскверненной в гробнице. И почести в храмах возносятся во имя– пра-вогласного Шепсескафа-Осириса.
   – Благодарю тебя, государь, – почтительно склонилась к его ногам Хенткавес. – Ты несказанно добр. Несмотря на все то зло, которое тебе причинили Хафра и его потомки.
   – Да не о том сейчас речь! – с досадой отмахнулся царь. – До мести ли, когда столица фактически лежит в руинах, а в народе поселились святотатство и сомнения в могуществе Великих богов! Нужно спасать государство, вернуть в него мир и спокойствие. А это невозможно без твердой веры в богов и фараона!
   Молодая женщина завороженно слушала исполненные мудрости и величия слова мужа. Да, она любила Шепсескафа. Но любила лишь телом. Ей хорошо было лежать в крепких и пылких объятиях юного супруга, восторженно, по щенячьи наслаждавшегося их близостью. Душа отлетала в райские поля Иару, когда он целовал ее, ласкал грудь и лоно. И ни разу за все годы их брака Реджедет-Хенткавес не ощущала себя государыней великой страны. Все заботы по управлению Та-Кеметом покойный владыка беззаботно свалил на плечи Реусера, целиком отдавшись любовным утехам да хлопотам вокруг постройки собственной гробницы.
   Усеркаф был не таков. Да, он страстно любил свою жену, бешено наверстывая украденные у него дни и годы счастливой супружеской жизни. И при этом продолжал оставаться трезвым и расчетливым правителем.
   – Что ты предлагаешь?
   – Нужно проникнуть в горизонт Хуфу и, отыскав там Бен-Бен, вернуть его на прежнее место.
   – Но каким образом? Гробница деда поистине огромна! Шепсескаф не раз пытался проделать это, но у него ничего не выходило!
   – За все нужно браться с умом! – наставительно сказал фараон. – Правогласный Хуфу не зря интересовался планами Лабиринта Тота Носатого. Вспомни-ка сказку о нем и чародеях. В конце концов ему удалось заполучить эти планы, подкупив одного из слуг ибисоголового бога мудрости.
   Царица лишь содрогнулась, представив себе дальнейшую судьбу предателя. Жрецы Тота ревниво оберегали свои тайны, хранившиеся в покоях главного храма Носатого в городе Шмуну, прозванного Лабиринтом из-за многочисленных запутанных коридоров.
   – Основные переходы и тайники архитектор Хеми-ун скопировал с плана северного крыла Лабиринта. К счастью, копия этого чертежа сохранилась в архивах моего храма.
   – И ты молчал?! – в негодовании воскликнула Хент-кавес, вскочив на ноги и раскрасневшись. – А ведь передай ты вовремя этот план Шепсескафу, он мог бы все повернуть и исправить!
   – Я ждал своего часа, – просто ответил царь. – Ты меня осуждаешь?
   Молодая женщина предпочла сменить тему:
   – А что будет с Ка деда? И с его мумией? Ты же собираешься привселюдно объявить о преступлении Хуфу?
   – Не беспокойся. Я позабочусь о посмертии право-гласного Хуфу. Ведь он все-таки и мой дед тоже. Его мумию я прикажу спрятать в надежном тайнике. И мумию его Великой Царственной Супруги. Гнев народа не найдет их. А роме мы объявим, что останки царя унесла разгневанная птица Бену. На Запад.
   – Как ты мудр, твое величество! – восхитилась Хент-кавес и захлопала в ладоши.
   На месте старого храма Ра Усеркаф возвел еще более пышную и величественную обитель Светлого Солнца, назвав ее “Крепка длань Ра”. Камень Бен-Бен занял свое прежнее место в центре храмовой площади. Однако серебряная птица Бену более ни разу не прилетала в Та-Кемет.
   Разве что всего однажды. Среди ночи явилась в сновидении царице Хенткавес. Чело птицы украшала корона Атеф, состоящая из двух перьев. Низко поклонившись государыне, святая птица сказала:
   – Сенеб, радуйся, о Хенткавес! Ты уже родила одного царя новой династии, да продлятся долго дни Усеркафа, восстановителя порядка в Та-Мери. Теперь настал срок растворить твое лоно, чтобы оно стало плодородным. Нынче Ра золотым дождем прольется над тобой. И в положенный срок родишь мужу двух младенцев, которые, каждый в свой черед, станут выполнять благодетельную обязанность царя во всей этой стране. И будут имена их Сахура и Нефериркара.
   И свершилось все по слову птицы Бену и святой воле его величества Ра, владыки Сахебу.
   …Так рассказывают. А правда ли это, ложь, кто знает?

Глава восьмая
ИЗДЕРЖКИ ПРОФЕССИИ

   Бетси по роду ее деятельности довольно часто приходилось сталкиваться с необъяснимыми, странными вещами. Из многих мест, которые интересны и перспективны для археолога, она, как правило, выбирала те, что были связаны с некоей тайной, чудом. То ли это заброшенные или исчезнувшие святилища вроде того, что находилось на острове Змеиный. Или известные из анналов древности мощные мифические и полулегендарные артефакты. Никакой нормальный, трезвомыслящий ученый не стал бы на ее месте гоняться за подобными химерами. Но такой уж у нее характер…
   И вот, когда она оказывалась в очередном таком месте, с нею начинали приключаться таинственные происшествия. Казалось, что оживают древние, до этого мирно покоившиеся силы и властно вмешиваются в ход исследований. Некоторые из них помогали, как бы желая, чтобы и эта тайна, хранимая Клио, была раскрыта. Другие, напротив, ревниво оберегали свои секреты, всячески вредя раскопкам. У нее даже специальный термин родился: “Сакральная археология”. Девушка втайне мечтала, что когда-нибудь, когда она станет такой же тяжелой на подъем и ворчливой, как профессор Енски, то обязательно напишет об этом специальное исследование.
   То, что происходило с ней здесь и сейчас, прекрасно укладывалось в уже привычную схему.
   Нельзя сказать, что при виде двухметрового атлетически сложенного мужского тела, покрытого темно-матовым загаром и увенчанного вместо человеческой собачьей головой, Элизабет хлопнулась в обморок. Нет, ее ощущения можно было охарактеризовать как легкий шок. Возможно, сказалось количество выпитого спиртного, подействовавшего на психику в виде транквилизатора. Или она подспудно уже была готова к чему-нибудь этакому…
   Рост существа Бетси прикинула на глаз, когда оно поднялось из того кресла, куда девушка только что метнула мокрое полотенце.
   Почти полностью обнаженный здоровяк, вся одежда которого состояла из льняного гофрированного передника. Все бы ничего, если бы из-под этих импровизированных ретро-трусиков сзади не свисал длинный черный собачий хвост, заканчивавшийся кокетливой кисточкой.
   И еще голова видения. Черная, собачья, с длинными стоячими ушами, узкими миндалевидными глазами, острым розовым языком, свисающим из оскаленной пасти, уснащенной кинжалообразными белыми клыками. Голова была покрыта искусно завитым париком, разделенным на три толстые пряди. Две из них по обе стороны шеи спадали существу на грудь, а третья прикрывала затылок. Ну точь-в-точь как на древних египетских изображениях и изваяниях.
   – Ты мой ночной глюк? – поинтересовалась у существа девушка.
   Очевидно, оно было знакомо с новомодным сленгом. Да и английский язык тоже, по всей видимости, был ему знаком. Потому что песиголовец отрицательно покачал головой и прорычал все тем же пьяно-икающим голосом:
   – Нет, ик, я не глю-юк. Мое имя Анубис-ик!
   – Анубисик? – умилилась Бетси.
   – Да нет же, ик. Просто, Анубис! Ик, ик, ик! Что за отвратительное пойло стали варить в Та-Кемете, ик!
   В довершение всего собакоголовый пустил газы. Одновременно изо всех отверстий. Бетси показалось, что даже из ушей.
   – Извини, ик! – сконфузилось видение. – Напился какого-то дерьма, nа hren!
   Это его “nа hren” окончательно добило мисс МакДу-гал и убедило в том, что перед ней ее перевоплотившийся четвероногий приятель. Как видно, недолгое общение с мистером Покровским дурно сказалось на языковых навыках существа.
   – Но этого просто не может быть! – уселась на кровать Бетси. – Упуат? Это ты или нет?
   – Я же тебе на твоем родном языке растолковываю, ик, что мое имя Анубис, а не Упуат, ик! Мы просто похожи, ик, когда оба находимся в зверином, ик, обличье, ик! Нет, blin, ну закончится когда-нибудь это безобразие, nа fig!
   – Так выражаться нехорошо! – пожурила его англичанка.
   – А мой друг Бумба? – резонно возразил песиголо-вец. – И, ик, кстати, это на каком языке и что, собственно, значит?
   Бетси терпеливо пояснила, что он бранится на русском языке, этнически родном для мистера Эндрю По-кровски, которого приятели еще именуют и Бумбой.
   – Ага! – почесал в затылке собакоголовый. – Точно. Я иногда встречаю представителей этого, ик, народа в Долине Фараонов!
   – Туристы, – подтвердила девушка.
   – Да, ик, туристы! Так вот, ик, в отличие от братца Упуата я могу принимать человеческое подобие. Ик! Ик! Ик!
   На этот раз икание Анубиса было уж очень продолжительным. Не выдержав пытки, он опрометью бросился в ванную, и оттуда через дверь раздались характерные звуки. Песиголовец блевал.
   Когда он вернулся, на него было просто жалко смотреть. Желтые глаза виновато смотрели на девушку. Уши вроде как даже чуток поникли, а розовый язык стал шершавым. Беднягу мучило похмелье.
   – Эк тебя зацепило, дружочек! – участливо хмыкнула Бетси. – Сколько же ты выпил?
   – Немного! – вздохнул владыка Расетау – Царства мертвых. – Всего, blin, каких-то два блюдца черной жидкости, пахнувшей пивом, и блюдце желтоватого напитка, отдававшего пшеницей.
   – Ничего себе! – восхитилась Элизабет. – Так Бумба тебя попотчевал национальным русским напитком под названием “yorsh”!
   – Это еще что? – заинтересовался собакоголовый.
   – Смесь пива и водки. По-нашему коктейль. Погоди-ка, я сейчас.
   Она пошарила в своем чемодане и протянула Анубису таблетку “Алка-Зельтцера”. Тот подозрительно обнюхал ее и хотел уже проглотить просто так, вместе с упаковкой, но англичанка вовремя остановила его. Вздохнув и покачав головой, ох уж мне эти допотопные существа, она растворила таблетку в стакане минеральной воды “Барака”. Песиголовец завороженно наблюдал, как в стакане невесть откуда появились пузырьки, а таблетка понемногу истончалась, а затем и вовсе исчезла.
   – Пей! – приказала мисс МакДугал.
   Анубис осторожно понюхал стакан, опустил в него язык и сразу же вытащил. На его морде появилось наивно-восторженное выражение.
   – Щиплется! – по-детски захихикал он и залпом выпил содержимое стакана.
   Минуту или две он прислушивался к ощущениям внутри себя, а затем, по всей видимости, удовлетворенный результатом, выпрямился во весь рост и, прижав ладонь правой руки к сердцу, царственно кивнул Элизабет:
   – Благодарю тебя, дочь далекого народа! – и добавил на древнеегипетском: – Сенеб! Здоровья!
   – Сенеб! – так же ответила девушка и продолжила на том же языке. – Рада приветствовать тебя, о Хентиа-менти – Тот, кто впереди страны Запада.
   – Ну, ni figa sebe! – захохотал Песиголовец. – Давненько меня тут никто не называл подобным образом! Отсмеявшись, он внезапно посерьезнел.
   – Знаешь, а ведь я тебя по всем правилам должен был бы разорвать! Не спорь, не спорь! – повелительно махнул он рукой, заметив, что девушка пытается что-то возразить. – Ты ведь расхитительница гробниц, не так ли?
   Бетси коротко кивнула.
   – Вот видишь. А я кто? Я “Стоящий впереди чертога богов”! – Он поднял вверх палец с острым когтем. – Мое дело – охранять города мертвых, покой усопших – живых богов. Все, кто нарушает законы Осириса, подлежат суровому наказанию! Что же мне с тобой делать, blin?
   – Не будь занудой! – насупилась Элизабет.
   – Как ты разговариваешь с богом, nа hren! – возмутился Владыка Расетау. – И не перебивай меня, blin, a то укушу! Так вот! – Его речь приобрела торжественное звучание. – Сегодня ты дважды спасла меня. Первый раз – от этих скверных мартышек, едва не испортивших мою шкуру своими грубыми камнями! Оно понятно, что ничего серьезного со мной бы не случилось. Но пару дней с синяками провалялся бы, v nature! И второй раз спасла только что, когда избавила от этих мук! Чтоб я еще раз так назюзился! Vek voli ne vidat'! Посему я тебя прощаю и даже беру под свое покровительство до тех пор, пока нога твоя попирает землю Та-Кемета! Только обещай, что не станешь злоупотреблять моей добротой! А то я вас знаю, расхитителей гробниц. Вон, сто лет назад попытался подружиться с одним таким. И что вышло? Что вышло, я тебя спрашиваю? Да ni figa хорошего! Поиграл в прятки, называется! Я думал, что все по-честному, а он проследил за мной, где я спрячусь, и ограбил усыпальницу Инхапи.
   – Его звали Ахмед Абд эр-Махмуд? – догадалась девушка. – А ты был тем самым шакалом, который привел его к тайнику эль-Бахри?
   Песиголовец угрюмо кивнул. Сев в кресло, он свесил голову на грудь. Его плечи поникли.
   – Знаешь, как тяжело быть всеми забытым богом? – хрипло спросил он. – Когда тебе перестают возносить молитвы, совершать воскурения и возлияния, приносить жертвы… В таких случаях боги уходят. У нас ведь тоже есть свое Расетау… Но вот недавно, – оживился Анубис, – лет пять назад, кто-то вновь вспомнил обо мне. Мои ноздри опять стали втягивать жертвенный дым, а язык ощутил вкус пива. Не такого крепкого, как в этой отвратительной харчевне, пожри ее львица Сохмет! Но вполне пристойного. С каждым годом жертвы становились все более частыми и обильными. А я так и не знаю, кто этот мой новоявленный почитатель. На прошлой неделе, правда, мне показалось, что он где-то совсем близко. Это когда я обнаружил те три трупа в горизонте Сети.
   – Так Ральф все-таки не ошибся? Ты в самом деле был там?
   Хентиаменти подтвердил ее слова кивком.
   – Поможешь мне найти убийц? – робко поинтересовалась Бетси, ни на что, впрочем, не надеясь.
   – V nature! – расплылся в оскале “Стоящий впереди чертога богов”. – Мне самому интересно!