Страница:
– Хорошо, – кивнул толстяк, – отдам вам все это за… м-м… двести египетских фунтов.
Миша Гурфинкель задумчиво погладил подбородок:
– За пятьдесят.
– За сто пятьдесят, – согласился торговец сувенирами.
– Тогда давайте уж по-честному, – Миша мило ему улыбнулся, – тридцать фунтов – это моя последняя цена.
– Хорошо, сто, – кивнул толстяк, – для вас, англичан, так и быть, сделаю скидку.
– Двадцать девять, – сладко зевнул Гурфинкель, вглядываясь в приближающийся берег.
– Девяносто.
– Двадцать пять.
– Так и быть, пятьдесят, и пусть Аллах будет свидетелем, в Ризе я смогу выручить за этот товар вдвое больше.
– Мы теряем время, – ответил Гурфинкель. – Кстати, а вот и берег.
– Хорошо, хорошо, я согласен, – обреченно закивал торговец, – тридцать фунтов, но лишь за скарабеев
и кошек.
– По рукам, – внезапно легко согласился Миша, протягивая толстяку деньги. – И если можно, кулечек.
– Ну, blin! – восхищенно глядя на Гурфинкеля, произнес Бумба.
Куда там до Миши Индиане Джонсу, кишка тонка. Похоже, что с Мишиной хваткой они очень скоро заполнят прилавки своего лондонского магазина первоклассным товаром. В конце концов, ведь не только настоящими древностями они будут торговать, но и сувенирами, фирменными сувенирами, изготовленными хоть и кустарно, но зато в самом Египте.
Ну, дай Бог.
– Ничего себе достопримечательность, – прошептал Миша, рассматривая веселящихся японцев и тупо фотографирующих все подряд немцев.
По всему двору отеля были расставлены длинные деревянные ложа, на которых, собственно, туристы и располагались. Многие вяло попивали пивко или кока-колу.
Под тощим кустом жасмина, не обращая на туристов ни малейшего внимания, дремал старый лохматый пес неопределенной породы.
– Лохматин, – сразу определил родословную четвероногого проницательный Гурфинкель, с умилением наблюдая, как немецкие туристы с каменными лицами по очереди фотографируются со старой собакой, как впоследствии оказалось, любимицей шейха.
Бумба недовольно огляделся по сторонам, отмечая крайнюю убогость запущенного двора.
– Ты хочешь сказать, что в этом свинарнике шейх и проживает?
Миша в ответ радостно кивнул.
– Но ведь шейх на Востоке это разве не что-то вроде халифа? – удивился Покровский. – Сказочно богатый правитель, владыка земель.
–Чего? – Гурфинкель добродушно рассмеялся. – Ну ты, Эндрю, и морозишь. Шейх – это всего лишь деревенский староста, восьмидесятипятилетний дедуган, божий одуванчик.
– А я думал, это кто-то типа раджи в Индии, – насупился Бумба. – Думал, с великим человеком познакомимся.
– А кто тебе сказал, что он не великий? – удивился Миша.
Но тут громкие голоса присутствующих смолкли, так как во дворе отеля “Марсам” появился сам шейх, местная самая знаменитая достопримечательность, посмотреть на которую туристы, собственно, здесь и собрались.
Ну а кому же это еще быть, если не ему?
Все взгляды устремились к арке входа в отель, из которой не спеша шествовал хозяин дома Хусейн Абд эр-Махмуд. Это была воистину замечательная личность, история жизни которой не уместилась бы, пожалуй, и в десятитомное собрание сочинений, а то и в серию захватывающих приключенческих романов.
– Шейх, – прошептал на ухо Покровскому Гурфинкель, – по-арабски означает “старик” или “старец”.
Бросив выразительный взгляд на своих гостей, старик величественно пересек двор отеля, приблизившись к своему любимому псу, после чего потрепал его по кудлатой выцветшей шерсти. Пес, приоткрыв слезящиеся глаза, вяло лизнул хозяину руку.
– Ni figa sebe, божий одуванчик, – хрипло произнес Бумба. – Сколько, ты говоришь, ему лет?
– Восемьдесят пять, – ответил также пораженный внешним видом старика Миша.
Да какие там восемьдесят пять – пятьдесят, да и то с большой натяжкой. Двухметровый широкоплечий гигант в длинной коричневой доломее – египетском национальном наряде – и белом тюрбане, шейх Хусейн Абд эр-Махмуд был ве.сь преисполнен величия и достоинства. Смуглое лицо шейха в складках дубленой кожи сильно контрастировало с живыми карими глазами, от которых, казалось, не могла укрыться ни одна деталь окружающего мира.
Вот и сейчас, ласково поглаживая старого пса, шейх на пару секунд задержал свой цепкий взгляд на Мише с
Покровским, явно выделив их в толпе разношерстных туристов, пришедших просто поглазеть на легендарного кладоискателя.
В этом человеке чувствовалась недюжинная сила и, без сомнения, проницательный незаурядный ум, что заставило Гурфинкеля мгновенно насторожиться. Внутренний голос предупреждал Мишу, чтобы он следил за своими словами, когда ему придется беседовать с шейхом.
– Смотри мне, дурень, – Гурфинкель с силой дернул Бумбу за рукав идиотской футболки, – скажешь хоть слово из разговорника, убью.
– Да ладно тебе, – отмахнулся от приятеля Покровский, однако просьбе внял.
Погладив пса, шейх так же не спеша, как и вошел во двор, направился прямо к Мише с Бумбой.
– Вы и есть те англичане, которые собираются копать в Луксоре? – спросил Хусейн Абд эр-Махмуд.
Говорил он по-английски с легким акцентом и, как показалось Гурфинкелю, с налетом насмешки.
Начинающие охотники за артефактами кивнули.
– Идите за мной. – Шейх указал на небольшой столик в тенистом и относительно чистом углу двора.
Усевшись на жесткую скамеечку напротив могучего старика, Миша с Бумбой смущенно переглянулись.
“Да как же я с ним буду торговаться? – с испугом подумал Гурфинкель. – Он же меня насквозь видит”.
– Каркаде? – предложил шейх, лукаво рассматривая откровенно семитскую внешность Миши.
– Очень будет кстати, – ответил Гурфинкель, – и если можно, со льдом.
Старик жестом подозвал к себе какого-то худого араба.
– Солиман, два чая со льдом господам англичанам.
Худой араб поклонился и через минуту уже нес на серебряном подносе прохладительный напиток.
– Пей, дубина, – прошептал по-русски Миша, пихая Покровского локтем, – иначе старик обидится.
– Весьма недурственно, – похвалил напиток Гурфинкель, отставляя чашку в сторону. – Теперь о деле.
– Сколько людей вам нужно? – невозмутимо поинтересовался шейх.
– Человек пятнадцать – двадцать, если можно, – ответил Миша.
– Так много? А что вы собираетесь копать?
Гурфинкель напрягся, припоминая вчерашний разговор с профессором Енски.
– Могилу фараона Сети Первого, – наконец вспомнил он. – Да, именно Сети Первого.
Старик улыбнулся, причем улыбнулся скорее не губами, а глазами, в которых, казалось, так и забегали веселые искорки.
“Чего это он? – удивился Миша. – Ох зря я ему про этого фараона ляпнул. Хотя, в конце концов, это проблемы профессора Енски, он дает монету”.
– А вы в курсе, что на раскопки этой могилы вы должны получить мое разрешение? – вдруг ни с того ни с сего заявил шейх.
– Разрешение? – Гурфинкель растерянно покосился на Бумбу.
– Да-да, разрешение, – подтвердил старик, вальяжно развалившись на деревянной скамейке.
– Профессор ничего нам об этом не говорил, – быстро нашелся Гурфинкель.
– Какой профессор?
– Ну… руководитель экспедиции. Думаю, вы решите этот вопрос с ним вместе при личной встрече.
Шейх вяло махнул рукой: мол, хорошо, еще договоримся.
Помолчали.
Друзья смущенно заерзали на скамеечке. Старик просто до неприличия подробно изучал их своими карими смеющимися глазами, и какие мысли посещали его голову в этот момент, было неразрешимой загадкой.
– Ну так как же насчет рабочих? – робко напомнил Гурфинкель.
– По двести фунтов в месяц за каждого, – просто ответил шейх.
“Торговаться, – лихорадочно подумал Миша, – или все-таки не торговаться, вот в чем вопрос”.
Торговаться в данной ситуации с этим величественным человеком казалось неприлично, но и не торговаться на Востоке было не принято.
Что же делать?
И все же Миша решил не торговаться. Деньги-то все равно были не его, а профессора Енски, и это стало главным фактором в принятом решении.
– Мы согласны, – ответил Гурфинкель. – Вы принимаете оплату кредитными карточками?
– Нет, только наличными, – отрезал старик.
– Ну что ж… – Миша с облегчением вздохнул.
– Вы не будете разочарованы, – добавил шейх, – я выделю вам для раскопок самых рослых людей. Правда, работают они немного медленно, но зато эффективно.
– Нас это устраивает, – пожал плечами Гурфинкель. – Завтра к вам заедет профессор, осмотрит рабочих и привезет деньги.
Шейх благосклонно кивнул.
– Каркаде? – снова лукаво предложил он. Миша с Бумбой переглянулись.
– Ну, если вы никуда не спешите… – смущенно начал Гурфинкель.
Хусейн Абд эр-Махмуд в ответ лишь улыбнулся. Он уже давно никуда не спешил.
Луксор.
Вечность.
Эти слова по своей сути едины. Звенящие, как натянутая струна рояля, пески, выжигающая душу жара, психоделические краски восточного города.
И бесконечность.
Оглушающая бесконечность времени, от которой расширяются зрачки и теряется пространство. Словно затишье перед песчаной бурей. Только черно-красные клубы пыли, извивающиеся, как погребальные костры. Осязаемая симфония чувств, которым не было имени.
Беззвучный крик тоски.
Глухая щемящая боль, которую ощущаешь только в первые минуты перед началом работы экспедиции. Тяжелое ощущение по чему-то безвозвратно утерянному. Это чувство так сильно давит тебе на плечи, что вызывает почти физическую усталость.
Каждый раз, приезжая сюда, он буквально захлебывался от Вечности словно студент, впервые попавший на раскоп. И хотелось каждого дернуть за штанину или подол, заглянуть в глаза и спросить, нет, даже закричать: “Ты видишь то же, что и я?! Ты тоже видишь Вечность?”
Вот что для профессора Алекса Енски значило слово “Луксор”.
Он находился в стране третью неделю. Обещанное разрешение на раскопки в Долине Царей застряло где-то в недрах бюрократической машины Службы древностей. Удивляться нечему. Для всего Востока бюрократическая проволочка – это едва ли не дань традиции. Не помогли даже старые связи, пока в ход не пошли денежные дотации местным аборигенам. Конечно, из всей этой ситуации положительным моментом было то, что пока он торчал в Луксоре, то ухитрился утрясти все организационные моменты, связанные с экспедицией. Встретил основной состав археологов, багаж со снаряжением, расселил всех по гостиницам и закупил продовольствие.
И грамотно переложил обязанности по найму местных рабочих на плечи двух ушлых ребятишек. Последний пункт особенно радовал профессора. Все-таки, что ни говори, возраст брал свое. Его внимание и собранность могли отвлечься на какую-нибудь мелкую подробность и совершенно забыть про такую важную вещь, как собственное здоровье. Тяпнуть по собственному недосмотру стаканчик местной тепленькой водички – это, пожалуй, самая невинная шалость.
А были еще и арабы. Каждый раз, приезжая в Египет, Алекс удивлялся их нахальному поведению. Тяжеловесный юмор, неумело прикрытый подобострастием, доводил профессора до зубной боли. “По молодости лет”, как любил поговаривать Енски-старший, он очень удивлялся тому факту, что арабы в Англии и арабы в естественном их месте проживания не очень-то и отличаются. Они даже одевались одинаково, исхитряясь носить чалму и балахон в английском климате. В глазах темнокожих переселенцев с Востока сквозила наглая уверенность хозяев жизни. Это потом, когда пришли опыт и жизненная мудрость, он понял, что такова их культура. Держаться вместе и ни на шаг не отступать от правил, установленных предками, везде и всегда быть “дома”. Вот поэтому они не растворяются в белой расе, а наоборот, словно обособляются от нее, основывая свои кварталы, этакие “маленькие Мекки” в центре Европы.
Алекс давно уже не обращал внимания на экстремальные призывы ура-патриотов пойти громить арабские поселения или поселения черных. Конечно, заявления о том, что арабы и негры скоро погубят мир, что они “немытые чурки” и плодятся с такой скоростью, что европейцу скоро ступить негде будет, что их права защищаются с большим рвением, потому что так политкорректнее, большей частью, как это ни странно, имели под собой основания. Однако идти их громить – это не выход. Профессор горячо поддерживал патриотов, но выход виделся ему только в смене культурных ценностей. Боишься, что твоя внучка выйдет замуж за негра и родит тебе правнука метиса, потому что белого человека занесут в Красную книгу? Рожай столько детей, сколько надо для сохранения нации. Грубоватый совет, но альтернативы ему не только пагубны, но и страшны.
Опасаешься, что твой младший сын придет домой в куртке черного рэппера, с негритянской распальцовкой и боевым кличем: “Йо Мен”? Вырви из розетки вместе с корнями телевизионный кабель, поруби топором спутниковую антенну, слушай Моцарта и Вивальди, но не смотри МТБ, которое поросло ниге… чернокожими афро-американцами. Сделай эту культуру невостребованной, и тогда твоя культура выживет.
Алекс в который раз с ужасом подумал о тех соблазнах, которые ожидают его внука на каждом шагу в цивилизованной и просвещенной Англии. Он только надеялся, затаив дыхание при этой мысли, что доживет до того момента, когда малыш будет в состоянии впитывать в себя всю мудрость рода Енски.
Профессор вышел из гостиницы, направляясь в фирму проката автомобилей. Жара стаяла просто невыносимая. Организм бился в истерике. В этом году это второе лето. Одежда промокла на счет “раз”. И самой плохой новостью было то, что на небе не было ни единого облачка. Впрочем, в Египте это самое обычное явление.
Здраво поразмыслив накануне вечером, Алекс решил взять напрокат автомобиль. Во-первых, это разумная экономия. А во-вторых, он лишний раз не будет пересекаться с лоснящимися мордами местных таксистов.
Енски-старший вошел в здание из стекла и бетона с надписью “Авторентал”. Такие “воздушные” монстрики
расплодились по всему Египту в течение нескольких лет. Там, где в последний свой приезд он видел лишь песок и ветер, теперь красовались автомобильные салоны, мебельные салоны и прочие салоны, торгующие всем, что душа пожелает и что потянет кошелек.
Археолога встретил очередной араб, успешно косящий под европейского бизнесмена, со стандартным вопросом:
– Чем могу помочь?
– Я бы хотел взять напрокат небольшой автомобиль, – сказал Енски с легким налетом неприязни.
Молодой араб сразу же ему чем-то не понравился. То ли темно-серый костюм не подходил к его галстуку, то ли хитрый блеск в черных глазах не подходил к его костюму.
– Вы как раз пришли по нужному адресу. Именно для вас у нас есть то, что вам нужно, – понес стандартную ахинею клерк.
И после этого Алекс вычеркнул из своей жизни примерно полтора часа рабочего времени, потраченного на осмотр автомобильных мощей и прочего металлолома с ближайшей европейской свалки. Он внимательно осматривал предлагаемые образцы, вежливо отказывался, с живейшим интересом слушал технические характеристики предлагаемых автомобилей и терпеливо ждал, чуть наклонив голову, когда же араб выдохнется и исчерпает весь запас красноречия. В конце концов этот счастливый миг настал. В здании повисла тишина.
Алекс как истинный гедонист даже залюбовался этим моментом. Он того стоил. Слегка ошарашенный клерк, наконец-то понявший, что что-то идет не так, как обычно. И на заднем плане серебристый “лексус” на фоне; стеклянной стены, выходящей на красно-коричневую Долину Царей.
Прекрасно. Даже слегка сюрреалистично.
– Может быть, вы хотите что-то другое? – почти сдался араб. – Я могу предложить вам свою собственную машину. По точно такой же цене, как и в нашей фирме.
Алекс поежился. В здании работал кондиционер, и археолог элементарно замерз.
“Еще не хватало простудиться на такой-то жаре”, – подумал Алекс, а вслух очень скучным голосом сказал:
– Значит, так, я сделаю вид, что только что пришел, а ты сейчас пригласишь своего хозяина и сделаешь вид, будто тебя здесь нет.
Почувствовав, что в воздухе пахнет жареным, клерк быстро исполнил просьбу странного англичанина и ра-, створился в воздухе.
В кабинете начальства Алекс уже. не стал изображать образец вежливости и культуры. Он перебил уже набравшего в легкие воздуха хозяина:
– Прежде чем вы откроете рот, я бы хотел, чтобы вы знали, что если с машиной, которую я беру напрокат, будут какие-то проблемы, то мы с вами увидимся уже втроем. Вы, я и мой любимый винчестер. Или же в несколько иной вариации: вы, мой сын и его любимый винчестер. Понимаете, о чем я? Есть, конечно, и другая, более печальная для вас вероятность. Можете встретиться вы и мой адвокат.
Араб за столом как-то даже сразу сдулся и визуально уменьшился в размерах. Дабы скрыть заминку, он покопался в ящике своего письменного стола и вынул оттуда ключи.
– Пойдемте, – коротко сказал он.
Через полчаса профессор Алекс Енски стал временным пользователем новой модели “форд-фокус” с кондиционером и форсированным двигателем, о чем гордо заявляла соответствующая эмблемка на серебристом кузове.
Единственное обстоятельство, которое его огорчало, заключалось в отсутствии в Египте мисс Элизабет Мак-Дугал. Алекс повторно отослал ей приглашение, однако строптивая девчонка даже не ответила на него. Впрочем, он не обиделся. На это было несколько причин.
Первая – это то, что нужно быть снисходительным к молодой леди, которая потерпела неудачу при первом посещении Египта. В конце концов, Алекс был старым, умудренным опытом монстром от археологии, чтобы дуться по таким пустякам. Наоборот, даже немного порадовался. Он дал своей любимой ученице шанс отыграться и теперь был уверен, что Бетси воспользуется им на все сто процентов.
И была еще вторая причина. Более деликатная.
После того как Гор сообщил, что вскоре он станет папой, Алекс потерял сон и аппетит, совсем как будущая мама. Мысль о том, что у него родится внук, заставила его пересмотреть весь свой жизненный путь. Профессор с ужасом обнаружил, что его внуку нечем гордиться. Дед прославился только непримиримой войной с “черными археологами”, главным образом с мисс МакДугал, и небольшими открытиями в области египтологии в начале своей карьеры. И если уж быть до конца откровенным и честным, Енски-старший затеял все это предприятие, чтобы помириться с Бетси. И может быть, при чудесном стечении обстоятельств он обнаружит какой-нибудь новый артефакт, проливающий свет на темные пятна в египетской истории. Но это уже не так важно. Программой минимум было протянуть хрупкий мостик доверия и дружбы между профессором и его последовательницей. Пусть не самой способной, пусть нагловатой и самоуверенной… Но все-таки.
На раскопе его встретил Ральф, студент последнего курса.
– Профессор, вы не поверите… – начал он говорить, заметно волнуясь.
Его черные волосы слиплись от жары, лицо было бурым от пыли и песка, а одежда слегка помятой и в некоторых местах даже грязной, но в глазах горел пожар первооткрывателя.
– Мы уже сняли первый слой. Алекс улыбнулся и, пожав ему руку в приветствии, ответил:
– Молодцы, вы у меня молодцы, есть чем гордиться. От этих слов юноша просиял, как медный тазик.
– Профессор, вы бы не хотели осмотреть нашу работу? – спросил он.
– С удовольствием.
Они не торопясь двинулись к раскопу. Было сухо, и пыль стояла в воздухе такой плотной завесой, что в пору было подумать о противогазе или респираторе.
Енски поинтересовался:
– Как вам работается? Все-таки чужая страна, другие люди, специфический климат, новая культура, ну и так далее, – неопределенно завернул он.
Ральф на мгновение задумался. Из-под черной челки сверкнули серые глаза, в которых ясно читался вопрос, а не проверяет ли преподаватель “го на прочность.
– Нет, – после короткой паузы ответил он, – все хорошо.
И добавил с заботой:
– Осторожнее, здесь низкий потолок.
Археологи вошли в небольшое помещение, имевшее и другой выход, из которого, воровато озираясь, как кошка, выпрыгнул очередной араб. Впрочем, по скромному мнению профессора, все арабы имели вид прожженных проныр. Ральф даже не заметил его, и Енски автоматически причислил египтянина к наемным рабочим.
Гробница фараона Сети Первого была открыта в 1817 году итальянцем Джованни Баттистой Бельцони. Расчистив на некотором расстоянии от входа в гробницу Рамсеса Первого каменные завалы, он получил зримые доказательства целесообразности проведения дальнейших раскопок. Бельцони велел своим рабочим копать именно в этом месте. На глубине шести метров они наткнулись на замурованный вход в усыпальницу одного из самых славных владык Девятнадцатой династии.
Спустившись в гробницу, вырубленную в скале на глубине сто метров, Бельцони, к своему великому разочарованию, не обнаружил ничего интересного. Мерцавший золотом алебастровый саркофаг был пуст, равно как и вся усыпальница в целом. Все разграбили еще в древности. Мумию фараона Сети I обнаружили лишь в 1881 г. в усыпальнице Инхапи. Вместе с останками Рамсеса III, Яхмоса, Аменхотепа I и других владык Та-Кемета.
Бельцони предпринял отчаянную попытку разобрать замыкающую стену .погребальной камеры, чтобы пробиться дальше. Однако тогдашний шейх Эль-Курны отговорил его от “бессмысленной” траты времени и сил. Перед самой своей кончиной старик Абд эр-Махмуд поведал своему старшему сыну: “Там,-именно там клад Сети. Я знаю точно. Я умышленно обманул Бельцони, чтобы он не копал дальше”.
Четыре поколения эр-Махмуды хранили эти сведения, пока наконец в 1960 г. Хусейн Абд эр-Махмуд не обратился в Каир с предложением Службе древностей начать поиски в погребальной камере Сети I. Вдело был вложен значительный капитал. Сам Хусейн пожертвовал на раскопки целых шестьсот египетских фунтов – по тем временам достаточно внушительная сумма. В дальнейшем шейх не раз дополнял ее.
Под опытным руководством тогдашнего главного инспектора Службы древностей Али Махфуза почти сотня человек с западного берега, специально подобранная Абд эр-Махмудом, начала работы по осуществлению плана раскопок. При шестидесяти пяти градусах жары люди трудились на двухсотметровой глубине. Через полгода, к средине марта 1961 г., эта бригада проложила на сто сорок один метр от гробницы наклонную штольню всего в восемьдесят сантиметров высотой и полтора метра шириной. Туннель проходил ниже того места, где некогда стоял алебастровый саркофаг и где проводил раскопки Бельцони, и шел далее в глубь скалы.
Вырубленную породу рабочие по цепочке передавали друг другу и выносили в больших плетеных корзинах на поверхность. Высокая температура и недостаток свежего воздуха вызывали неимоверное утомление. Работы то и дело приостанавливались, пока Али Махфуз не раздобыл где-то компрессор. Кислорода стало больше, но все равно люди смертельно уставали.
К началу 1961 г. длина хода превысила двести метров. Рабочие расчистили сорок ступеней, вырубленных в скале несколько тысячелетий назад, и внезапно наткнулись на вделанный в стену каменный блок, который подпирали три другие квадратные глыбы, вбитые в землю.
На этом поиски сокровищ Сети Первого закончились.
Что послужило причиной – так и осталось тайной. Официальная версия гласила, что средства, выделенные на раскопки правительством и частными лицами, были исчерпаны, а новых взять было негде.
Али Махфуз впоследствии с недоумением признавался Алексу Енски: “Что и как произошло, я уже не помню в точности, но все это странно, в высшей степени странно”.
В 1991 г. гробницу фараона Сети I все по тем же таинственным и необъяснимым причинам и вовсе закрыли для посещения туристов. Объявили, что “для реставрационных работ”.
Получить разрешение на проведение дальнейших исследований объекта было сродни какому-либо из подвигов Геркулеса.
И Алекс Енскй таки совершил этот подвиг!
В усыпальнице было чуть прохладнее, чем на улице, и едва заметно веяло затхлостью. Старый археолог придержал Ральфа за плечо:
– Обратите внимание, здесь поток воздуха идет из погребальной камеры наружу. Вполне вероятно, что это естественная вентиляция. Либо же где-то внутри есть комната, которая имеет собственный выход на улицу.
Молодой человек почтительно выслушал умозаключение маститого мэтра и вежливо пропустил учителя в следующий зал.
– А где все остальные? – спросил Алекс.
Миша Гурфинкель задумчиво погладил подбородок:
– За пятьдесят.
– За сто пятьдесят, – согласился торговец сувенирами.
– Тогда давайте уж по-честному, – Миша мило ему улыбнулся, – тридцать фунтов – это моя последняя цена.
– Хорошо, сто, – кивнул толстяк, – для вас, англичан, так и быть, сделаю скидку.
– Двадцать девять, – сладко зевнул Гурфинкель, вглядываясь в приближающийся берег.
– Девяносто.
– Двадцать пять.
– Так и быть, пятьдесят, и пусть Аллах будет свидетелем, в Ризе я смогу выручить за этот товар вдвое больше.
– Мы теряем время, – ответил Гурфинкель. – Кстати, а вот и берег.
– Хорошо, хорошо, я согласен, – обреченно закивал торговец, – тридцать фунтов, но лишь за скарабеев
и кошек.
– По рукам, – внезапно легко согласился Миша, протягивая толстяку деньги. – И если можно, кулечек.
– Ну, blin! – восхищенно глядя на Гурфинкеля, произнес Бумба.
Куда там до Миши Индиане Джонсу, кишка тонка. Похоже, что с Мишиной хваткой они очень скоро заполнят прилавки своего лондонского магазина первоклассным товаром. В конце концов, ведь не только настоящими древностями они будут торговать, но и сувенирами, фирменными сувенирами, изготовленными хоть и кустарно, но зато в самом Египте.
Ну, дай Бог.
* * *
Отель “Марсам” они нашли довольно быстро. В Эль-Курне это была настоящая достопримечательность, и поэтому прохожие с легкостью объяснили им, куда идти. Но надо сказать, что Гурфинкель с Бумбой сильно удивились, когда увидели во дворе отеля множество иностранных туристов.– Ничего себе достопримечательность, – прошептал Миша, рассматривая веселящихся японцев и тупо фотографирующих все подряд немцев.
По всему двору отеля были расставлены длинные деревянные ложа, на которых, собственно, туристы и располагались. Многие вяло попивали пивко или кока-колу.
Под тощим кустом жасмина, не обращая на туристов ни малейшего внимания, дремал старый лохматый пес неопределенной породы.
– Лохматин, – сразу определил родословную четвероногого проницательный Гурфинкель, с умилением наблюдая, как немецкие туристы с каменными лицами по очереди фотографируются со старой собакой, как впоследствии оказалось, любимицей шейха.
Бумба недовольно огляделся по сторонам, отмечая крайнюю убогость запущенного двора.
– Ты хочешь сказать, что в этом свинарнике шейх и проживает?
Миша в ответ радостно кивнул.
– Но ведь шейх на Востоке это разве не что-то вроде халифа? – удивился Покровский. – Сказочно богатый правитель, владыка земель.
–Чего? – Гурфинкель добродушно рассмеялся. – Ну ты, Эндрю, и морозишь. Шейх – это всего лишь деревенский староста, восьмидесятипятилетний дедуган, божий одуванчик.
– А я думал, это кто-то типа раджи в Индии, – насупился Бумба. – Думал, с великим человеком познакомимся.
– А кто тебе сказал, что он не великий? – удивился Миша.
Но тут громкие голоса присутствующих смолкли, так как во дворе отеля “Марсам” появился сам шейх, местная самая знаменитая достопримечательность, посмотреть на которую туристы, собственно, здесь и собрались.
Ну а кому же это еще быть, если не ему?
Все взгляды устремились к арке входа в отель, из которой не спеша шествовал хозяин дома Хусейн Абд эр-Махмуд. Это была воистину замечательная личность, история жизни которой не уместилась бы, пожалуй, и в десятитомное собрание сочинений, а то и в серию захватывающих приключенческих романов.
– Шейх, – прошептал на ухо Покровскому Гурфинкель, – по-арабски означает “старик” или “старец”.
Бросив выразительный взгляд на своих гостей, старик величественно пересек двор отеля, приблизившись к своему любимому псу, после чего потрепал его по кудлатой выцветшей шерсти. Пес, приоткрыв слезящиеся глаза, вяло лизнул хозяину руку.
– Ni figa sebe, божий одуванчик, – хрипло произнес Бумба. – Сколько, ты говоришь, ему лет?
– Восемьдесят пять, – ответил также пораженный внешним видом старика Миша.
Да какие там восемьдесят пять – пятьдесят, да и то с большой натяжкой. Двухметровый широкоплечий гигант в длинной коричневой доломее – египетском национальном наряде – и белом тюрбане, шейх Хусейн Абд эр-Махмуд был ве.сь преисполнен величия и достоинства. Смуглое лицо шейха в складках дубленой кожи сильно контрастировало с живыми карими глазами, от которых, казалось, не могла укрыться ни одна деталь окружающего мира.
Вот и сейчас, ласково поглаживая старого пса, шейх на пару секунд задержал свой цепкий взгляд на Мише с
Покровским, явно выделив их в толпе разношерстных туристов, пришедших просто поглазеть на легендарного кладоискателя.
В этом человеке чувствовалась недюжинная сила и, без сомнения, проницательный незаурядный ум, что заставило Гурфинкеля мгновенно насторожиться. Внутренний голос предупреждал Мишу, чтобы он следил за своими словами, когда ему придется беседовать с шейхом.
– Смотри мне, дурень, – Гурфинкель с силой дернул Бумбу за рукав идиотской футболки, – скажешь хоть слово из разговорника, убью.
– Да ладно тебе, – отмахнулся от приятеля Покровский, однако просьбе внял.
Погладив пса, шейх так же не спеша, как и вошел во двор, направился прямо к Мише с Бумбой.
– Вы и есть те англичане, которые собираются копать в Луксоре? – спросил Хусейн Абд эр-Махмуд.
Говорил он по-английски с легким акцентом и, как показалось Гурфинкелю, с налетом насмешки.
Начинающие охотники за артефактами кивнули.
– Идите за мной. – Шейх указал на небольшой столик в тенистом и относительно чистом углу двора.
Усевшись на жесткую скамеечку напротив могучего старика, Миша с Бумбой смущенно переглянулись.
“Да как же я с ним буду торговаться? – с испугом подумал Гурфинкель. – Он же меня насквозь видит”.
– Каркаде? – предложил шейх, лукаво рассматривая откровенно семитскую внешность Миши.
– Очень будет кстати, – ответил Гурфинкель, – и если можно, со льдом.
Старик жестом подозвал к себе какого-то худого араба.
– Солиман, два чая со льдом господам англичанам.
Худой араб поклонился и через минуту уже нес на серебряном подносе прохладительный напиток.
– Пей, дубина, – прошептал по-русски Миша, пихая Покровского локтем, – иначе старик обидится.
– Весьма недурственно, – похвалил напиток Гурфинкель, отставляя чашку в сторону. – Теперь о деле.
– Сколько людей вам нужно? – невозмутимо поинтересовался шейх.
– Человек пятнадцать – двадцать, если можно, – ответил Миша.
– Так много? А что вы собираетесь копать?
Гурфинкель напрягся, припоминая вчерашний разговор с профессором Енски.
– Могилу фараона Сети Первого, – наконец вспомнил он. – Да, именно Сети Первого.
Старик улыбнулся, причем улыбнулся скорее не губами, а глазами, в которых, казалось, так и забегали веселые искорки.
“Чего это он? – удивился Миша. – Ох зря я ему про этого фараона ляпнул. Хотя, в конце концов, это проблемы профессора Енски, он дает монету”.
– А вы в курсе, что на раскопки этой могилы вы должны получить мое разрешение? – вдруг ни с того ни с сего заявил шейх.
– Разрешение? – Гурфинкель растерянно покосился на Бумбу.
– Да-да, разрешение, – подтвердил старик, вальяжно развалившись на деревянной скамейке.
– Профессор ничего нам об этом не говорил, – быстро нашелся Гурфинкель.
– Какой профессор?
– Ну… руководитель экспедиции. Думаю, вы решите этот вопрос с ним вместе при личной встрече.
Шейх вяло махнул рукой: мол, хорошо, еще договоримся.
Помолчали.
Друзья смущенно заерзали на скамеечке. Старик просто до неприличия подробно изучал их своими карими смеющимися глазами, и какие мысли посещали его голову в этот момент, было неразрешимой загадкой.
– Ну так как же насчет рабочих? – робко напомнил Гурфинкель.
– По двести фунтов в месяц за каждого, – просто ответил шейх.
“Торговаться, – лихорадочно подумал Миша, – или все-таки не торговаться, вот в чем вопрос”.
Торговаться в данной ситуации с этим величественным человеком казалось неприлично, но и не торговаться на Востоке было не принято.
Что же делать?
И все же Миша решил не торговаться. Деньги-то все равно были не его, а профессора Енски, и это стало главным фактором в принятом решении.
– Мы согласны, – ответил Гурфинкель. – Вы принимаете оплату кредитными карточками?
– Нет, только наличными, – отрезал старик.
– Ну что ж… – Миша с облегчением вздохнул.
– Вы не будете разочарованы, – добавил шейх, – я выделю вам для раскопок самых рослых людей. Правда, работают они немного медленно, но зато эффективно.
– Нас это устраивает, – пожал плечами Гурфинкель. – Завтра к вам заедет профессор, осмотрит рабочих и привезет деньги.
Шейх благосклонно кивнул.
– Каркаде? – снова лукаво предложил он. Миша с Бумбой переглянулись.
– Ну, если вы никуда не спешите… – смущенно начал Гурфинкель.
Хусейн Абд эр-Махмуд в ответ лишь улыбнулся. Он уже давно никуда не спешил.
Луксор.
Вечность.
Эти слова по своей сути едины. Звенящие, как натянутая струна рояля, пески, выжигающая душу жара, психоделические краски восточного города.
И бесконечность.
Оглушающая бесконечность времени, от которой расширяются зрачки и теряется пространство. Словно затишье перед песчаной бурей. Только черно-красные клубы пыли, извивающиеся, как погребальные костры. Осязаемая симфония чувств, которым не было имени.
Беззвучный крик тоски.
Глухая щемящая боль, которую ощущаешь только в первые минуты перед началом работы экспедиции. Тяжелое ощущение по чему-то безвозвратно утерянному. Это чувство так сильно давит тебе на плечи, что вызывает почти физическую усталость.
Каждый раз, приезжая сюда, он буквально захлебывался от Вечности словно студент, впервые попавший на раскоп. И хотелось каждого дернуть за штанину или подол, заглянуть в глаза и спросить, нет, даже закричать: “Ты видишь то же, что и я?! Ты тоже видишь Вечность?”
Вот что для профессора Алекса Енски значило слово “Луксор”.
Он находился в стране третью неделю. Обещанное разрешение на раскопки в Долине Царей застряло где-то в недрах бюрократической машины Службы древностей. Удивляться нечему. Для всего Востока бюрократическая проволочка – это едва ли не дань традиции. Не помогли даже старые связи, пока в ход не пошли денежные дотации местным аборигенам. Конечно, из всей этой ситуации положительным моментом было то, что пока он торчал в Луксоре, то ухитрился утрясти все организационные моменты, связанные с экспедицией. Встретил основной состав археологов, багаж со снаряжением, расселил всех по гостиницам и закупил продовольствие.
И грамотно переложил обязанности по найму местных рабочих на плечи двух ушлых ребятишек. Последний пункт особенно радовал профессора. Все-таки, что ни говори, возраст брал свое. Его внимание и собранность могли отвлечься на какую-нибудь мелкую подробность и совершенно забыть про такую важную вещь, как собственное здоровье. Тяпнуть по собственному недосмотру стаканчик местной тепленькой водички – это, пожалуй, самая невинная шалость.
А были еще и арабы. Каждый раз, приезжая в Египет, Алекс удивлялся их нахальному поведению. Тяжеловесный юмор, неумело прикрытый подобострастием, доводил профессора до зубной боли. “По молодости лет”, как любил поговаривать Енски-старший, он очень удивлялся тому факту, что арабы в Англии и арабы в естественном их месте проживания не очень-то и отличаются. Они даже одевались одинаково, исхитряясь носить чалму и балахон в английском климате. В глазах темнокожих переселенцев с Востока сквозила наглая уверенность хозяев жизни. Это потом, когда пришли опыт и жизненная мудрость, он понял, что такова их культура. Держаться вместе и ни на шаг не отступать от правил, установленных предками, везде и всегда быть “дома”. Вот поэтому они не растворяются в белой расе, а наоборот, словно обособляются от нее, основывая свои кварталы, этакие “маленькие Мекки” в центре Европы.
Алекс давно уже не обращал внимания на экстремальные призывы ура-патриотов пойти громить арабские поселения или поселения черных. Конечно, заявления о том, что арабы и негры скоро погубят мир, что они “немытые чурки” и плодятся с такой скоростью, что европейцу скоро ступить негде будет, что их права защищаются с большим рвением, потому что так политкорректнее, большей частью, как это ни странно, имели под собой основания. Однако идти их громить – это не выход. Профессор горячо поддерживал патриотов, но выход виделся ему только в смене культурных ценностей. Боишься, что твоя внучка выйдет замуж за негра и родит тебе правнука метиса, потому что белого человека занесут в Красную книгу? Рожай столько детей, сколько надо для сохранения нации. Грубоватый совет, но альтернативы ему не только пагубны, но и страшны.
Опасаешься, что твой младший сын придет домой в куртке черного рэппера, с негритянской распальцовкой и боевым кличем: “Йо Мен”? Вырви из розетки вместе с корнями телевизионный кабель, поруби топором спутниковую антенну, слушай Моцарта и Вивальди, но не смотри МТБ, которое поросло ниге… чернокожими афро-американцами. Сделай эту культуру невостребованной, и тогда твоя культура выживет.
Алекс в который раз с ужасом подумал о тех соблазнах, которые ожидают его внука на каждом шагу в цивилизованной и просвещенной Англии. Он только надеялся, затаив дыхание при этой мысли, что доживет до того момента, когда малыш будет в состоянии впитывать в себя всю мудрость рода Енски.
Профессор вышел из гостиницы, направляясь в фирму проката автомобилей. Жара стаяла просто невыносимая. Организм бился в истерике. В этом году это второе лето. Одежда промокла на счет “раз”. И самой плохой новостью было то, что на небе не было ни единого облачка. Впрочем, в Египте это самое обычное явление.
Здраво поразмыслив накануне вечером, Алекс решил взять напрокат автомобиль. Во-первых, это разумная экономия. А во-вторых, он лишний раз не будет пересекаться с лоснящимися мордами местных таксистов.
Енски-старший вошел в здание из стекла и бетона с надписью “Авторентал”. Такие “воздушные” монстрики
расплодились по всему Египту в течение нескольких лет. Там, где в последний свой приезд он видел лишь песок и ветер, теперь красовались автомобильные салоны, мебельные салоны и прочие салоны, торгующие всем, что душа пожелает и что потянет кошелек.
Археолога встретил очередной араб, успешно косящий под европейского бизнесмена, со стандартным вопросом:
– Чем могу помочь?
– Я бы хотел взять напрокат небольшой автомобиль, – сказал Енски с легким налетом неприязни.
Молодой араб сразу же ему чем-то не понравился. То ли темно-серый костюм не подходил к его галстуку, то ли хитрый блеск в черных глазах не подходил к его костюму.
– Вы как раз пришли по нужному адресу. Именно для вас у нас есть то, что вам нужно, – понес стандартную ахинею клерк.
И после этого Алекс вычеркнул из своей жизни примерно полтора часа рабочего времени, потраченного на осмотр автомобильных мощей и прочего металлолома с ближайшей европейской свалки. Он внимательно осматривал предлагаемые образцы, вежливо отказывался, с живейшим интересом слушал технические характеристики предлагаемых автомобилей и терпеливо ждал, чуть наклонив голову, когда же араб выдохнется и исчерпает весь запас красноречия. В конце концов этот счастливый миг настал. В здании повисла тишина.
Алекс как истинный гедонист даже залюбовался этим моментом. Он того стоил. Слегка ошарашенный клерк, наконец-то понявший, что что-то идет не так, как обычно. И на заднем плане серебристый “лексус” на фоне; стеклянной стены, выходящей на красно-коричневую Долину Царей.
Прекрасно. Даже слегка сюрреалистично.
– Может быть, вы хотите что-то другое? – почти сдался араб. – Я могу предложить вам свою собственную машину. По точно такой же цене, как и в нашей фирме.
Алекс поежился. В здании работал кондиционер, и археолог элементарно замерз.
“Еще не хватало простудиться на такой-то жаре”, – подумал Алекс, а вслух очень скучным голосом сказал:
– Значит, так, я сделаю вид, что только что пришел, а ты сейчас пригласишь своего хозяина и сделаешь вид, будто тебя здесь нет.
Почувствовав, что в воздухе пахнет жареным, клерк быстро исполнил просьбу странного англичанина и ра-, створился в воздухе.
В кабинете начальства Алекс уже. не стал изображать образец вежливости и культуры. Он перебил уже набравшего в легкие воздуха хозяина:
– Прежде чем вы откроете рот, я бы хотел, чтобы вы знали, что если с машиной, которую я беру напрокат, будут какие-то проблемы, то мы с вами увидимся уже втроем. Вы, я и мой любимый винчестер. Или же в несколько иной вариации: вы, мой сын и его любимый винчестер. Понимаете, о чем я? Есть, конечно, и другая, более печальная для вас вероятность. Можете встретиться вы и мой адвокат.
Араб за столом как-то даже сразу сдулся и визуально уменьшился в размерах. Дабы скрыть заминку, он покопался в ящике своего письменного стола и вынул оттуда ключи.
– Пойдемте, – коротко сказал он.
Через полчаса профессор Алекс Енски стал временным пользователем новой модели “форд-фокус” с кондиционером и форсированным двигателем, о чем гордо заявляла соответствующая эмблемка на серебристом кузове.
* * *
Енски-старший, с удовольствием напевая какой-то кельтский мотивчик, крутил баранку. Сейчас Алекс направлялся на раскоп. В обшем-то на первых порах его личное присутствие не требовалось, что тоже было своеобразным плюсом, но неугомонный профессор следовал одному очень хорошему правилу: хочешь что-то сделать хорошо – сделай сам или уж, на худой конец, проконтролируй.Единственное обстоятельство, которое его огорчало, заключалось в отсутствии в Египте мисс Элизабет Мак-Дугал. Алекс повторно отослал ей приглашение, однако строптивая девчонка даже не ответила на него. Впрочем, он не обиделся. На это было несколько причин.
Первая – это то, что нужно быть снисходительным к молодой леди, которая потерпела неудачу при первом посещении Египта. В конце концов, Алекс был старым, умудренным опытом монстром от археологии, чтобы дуться по таким пустякам. Наоборот, даже немного порадовался. Он дал своей любимой ученице шанс отыграться и теперь был уверен, что Бетси воспользуется им на все сто процентов.
И была еще вторая причина. Более деликатная.
После того как Гор сообщил, что вскоре он станет папой, Алекс потерял сон и аппетит, совсем как будущая мама. Мысль о том, что у него родится внук, заставила его пересмотреть весь свой жизненный путь. Профессор с ужасом обнаружил, что его внуку нечем гордиться. Дед прославился только непримиримой войной с “черными археологами”, главным образом с мисс МакДугал, и небольшими открытиями в области египтологии в начале своей карьеры. И если уж быть до конца откровенным и честным, Енски-старший затеял все это предприятие, чтобы помириться с Бетси. И может быть, при чудесном стечении обстоятельств он обнаружит какой-нибудь новый артефакт, проливающий свет на темные пятна в египетской истории. Но это уже не так важно. Программой минимум было протянуть хрупкий мостик доверия и дружбы между профессором и его последовательницей. Пусть не самой способной, пусть нагловатой и самоуверенной… Но все-таки.
На раскопе его встретил Ральф, студент последнего курса.
– Профессор, вы не поверите… – начал он говорить, заметно волнуясь.
Его черные волосы слиплись от жары, лицо было бурым от пыли и песка, а одежда слегка помятой и в некоторых местах даже грязной, но в глазах горел пожар первооткрывателя.
– Мы уже сняли первый слой. Алекс улыбнулся и, пожав ему руку в приветствии, ответил:
– Молодцы, вы у меня молодцы, есть чем гордиться. От этих слов юноша просиял, как медный тазик.
– Профессор, вы бы не хотели осмотреть нашу работу? – спросил он.
– С удовольствием.
Они не торопясь двинулись к раскопу. Было сухо, и пыль стояла в воздухе такой плотной завесой, что в пору было подумать о противогазе или респираторе.
Енски поинтересовался:
– Как вам работается? Все-таки чужая страна, другие люди, специфический климат, новая культура, ну и так далее, – неопределенно завернул он.
Ральф на мгновение задумался. Из-под черной челки сверкнули серые глаза, в которых ясно читался вопрос, а не проверяет ли преподаватель “го на прочность.
– Нет, – после короткой паузы ответил он, – все хорошо.
И добавил с заботой:
– Осторожнее, здесь низкий потолок.
Археологи вошли в небольшое помещение, имевшее и другой выход, из которого, воровато озираясь, как кошка, выпрыгнул очередной араб. Впрочем, по скромному мнению профессора, все арабы имели вид прожженных проныр. Ральф даже не заметил его, и Енски автоматически причислил египтянина к наемным рабочим.
Гробница фараона Сети Первого была открыта в 1817 году итальянцем Джованни Баттистой Бельцони. Расчистив на некотором расстоянии от входа в гробницу Рамсеса Первого каменные завалы, он получил зримые доказательства целесообразности проведения дальнейших раскопок. Бельцони велел своим рабочим копать именно в этом месте. На глубине шести метров они наткнулись на замурованный вход в усыпальницу одного из самых славных владык Девятнадцатой династии.
Спустившись в гробницу, вырубленную в скале на глубине сто метров, Бельцони, к своему великому разочарованию, не обнаружил ничего интересного. Мерцавший золотом алебастровый саркофаг был пуст, равно как и вся усыпальница в целом. Все разграбили еще в древности. Мумию фараона Сети I обнаружили лишь в 1881 г. в усыпальнице Инхапи. Вместе с останками Рамсеса III, Яхмоса, Аменхотепа I и других владык Та-Кемета.
Бельцони предпринял отчаянную попытку разобрать замыкающую стену .погребальной камеры, чтобы пробиться дальше. Однако тогдашний шейх Эль-Курны отговорил его от “бессмысленной” траты времени и сил. Перед самой своей кончиной старик Абд эр-Махмуд поведал своему старшему сыну: “Там,-именно там клад Сети. Я знаю точно. Я умышленно обманул Бельцони, чтобы он не копал дальше”.
Четыре поколения эр-Махмуды хранили эти сведения, пока наконец в 1960 г. Хусейн Абд эр-Махмуд не обратился в Каир с предложением Службе древностей начать поиски в погребальной камере Сети I. Вдело был вложен значительный капитал. Сам Хусейн пожертвовал на раскопки целых шестьсот египетских фунтов – по тем временам достаточно внушительная сумма. В дальнейшем шейх не раз дополнял ее.
Под опытным руководством тогдашнего главного инспектора Службы древностей Али Махфуза почти сотня человек с западного берега, специально подобранная Абд эр-Махмудом, начала работы по осуществлению плана раскопок. При шестидесяти пяти градусах жары люди трудились на двухсотметровой глубине. Через полгода, к средине марта 1961 г., эта бригада проложила на сто сорок один метр от гробницы наклонную штольню всего в восемьдесят сантиметров высотой и полтора метра шириной. Туннель проходил ниже того места, где некогда стоял алебастровый саркофаг и где проводил раскопки Бельцони, и шел далее в глубь скалы.
Вырубленную породу рабочие по цепочке передавали друг другу и выносили в больших плетеных корзинах на поверхность. Высокая температура и недостаток свежего воздуха вызывали неимоверное утомление. Работы то и дело приостанавливались, пока Али Махфуз не раздобыл где-то компрессор. Кислорода стало больше, но все равно люди смертельно уставали.
К началу 1961 г. длина хода превысила двести метров. Рабочие расчистили сорок ступеней, вырубленных в скале несколько тысячелетий назад, и внезапно наткнулись на вделанный в стену каменный блок, который подпирали три другие квадратные глыбы, вбитые в землю.
На этом поиски сокровищ Сети Первого закончились.
Что послужило причиной – так и осталось тайной. Официальная версия гласила, что средства, выделенные на раскопки правительством и частными лицами, были исчерпаны, а новых взять было негде.
Али Махфуз впоследствии с недоумением признавался Алексу Енски: “Что и как произошло, я уже не помню в точности, но все это странно, в высшей степени странно”.
В 1991 г. гробницу фараона Сети I все по тем же таинственным и необъяснимым причинам и вовсе закрыли для посещения туристов. Объявили, что “для реставрационных работ”.
Получить разрешение на проведение дальнейших исследований объекта было сродни какому-либо из подвигов Геркулеса.
И Алекс Енскй таки совершил этот подвиг!
В усыпальнице было чуть прохладнее, чем на улице, и едва заметно веяло затхлостью. Старый археолог придержал Ральфа за плечо:
– Обратите внимание, здесь поток воздуха идет из погребальной камеры наружу. Вполне вероятно, что это естественная вентиляция. Либо же где-то внутри есть комната, которая имеет собственный выход на улицу.
Молодой человек почтительно выслушал умозаключение маститого мэтра и вежливо пропустил учителя в следующий зал.
– А где все остальные? – спросил Алекс.