Страница:
– Да мало ли кто мог это письмо прислать, – разозлился Покровский. – Да и откуда им знать, что нас интересуют египетские древности.
– А они твою любимую майку со сфинксом увидели и сразу все поняли, – пошутил Миша, застегивая кожаный бумажник.
Денег, по его подсчетам, должно было хватить на парочку небольших артефактов. Остальную наличность Гурфинкель держал в загашнике, в камере хранения гостиницы “Винтер Палас”, где жила Бетси МакДугал, которая и предоставила Мише надежный ящичек.
В принципе наезды Бумбы на приятеля были вполне обоснованны, просто Гурфинкель не хотел посвящать Эндрю во все тонкости своей хитроумной тактики, направленной на выявление алчных торговцев древностями. Письмо с предложением о выгодной встрече Миша получил не зря. Перед этим он усиленно распускал в отеле “Марсам” слухи о том, что он является представителем известного лондонского музея, скупающего египетские древности для новой экспозиции, посвященной Долине Царей. К шейху Хусейну Абд эр-Махмуду часто захаживали люди, так или иначе связанные с укрывателями краденого, и Миша буквально прожужжал им все уши, угощая каждого встречного и поперечного за свой счет холодным пивом. Разумеется, местного производства.
Тактика, конечно, была, скажем так, идиотской, но тем не менее она сработала, принеся довольно быстрые плоды в виде анонимного письма.
Гурфинкель был на седьмом небе от счастья, хотя своей природной бдительности не терял.
– Ну ладно, – приуныл Бумба, грустно почесывая бритый затылок, – не хочешь говорить, ну и не надо.
Гурфинкель демонстративно чистил щеточкой свой серый деловой пиджак.
– Но на сколько тебе strelu zabili, ты можешь сказать? – с раздражением спросил Покровский.
– На двадцать два часа тридцать минут, у входа в отель.
– А как это чмо выглядеть будет?
– В руках он должен держать свежий номер “Плей-боя” с Памелой Андерсон на обложке или с похожей бабой, ну а зовут его вроде как Абу Зеед.
– Кто? – не понял Покровский. – Арбузоед? Миша показал приятелю на голову:
– Кончай трепаться, уже половина одиннадцатого. И действительно, на часах уже было 22:30. Охотники за древностями проворно спустились в холл гостиницы, а оттуда осторожно вышли на улицу.
– О, гляди, Арбузоед, – прошептал Бумба, указывая на какого-то задохлого вида араба в не очень опрятной галабее.
Араб явно нервничал, воровато зыркая по сторонам.
– Да нет, вряд ли это он, – презрительно фыркнул в сторону странного индивидуума Гурфинкель.
– Да говорю тебе – он, – настаивал Покровский, – смотри, и журнал в руках держит.
Приятели подошли ближе.
Араб действительно держал в руках красочный журнал с яркой обложкой, на которой был изображен непонятный голый мужик, сильно смахивающий на барабанщика рок группы “Мотли Крю” Томми Ли.
– Это че, альманах для геев? – неприлично громко заржал Бумба.
Араб сразу же обратил на них внимание и, пугливо посмотрев по сторонам, подошел ближе.
– Меня зовут Абу Зеед, – коротко бросил он, выжидающе уставившись на Гурфинкеля с Бумбой.
“Черт! – недовольно подумал Миша. – Неужели очередной лохотрон?”
Все же действовать им следовало весьма осторожно, мало ли кто мог им прислать это письмо. Гурфинкель был бы сумасшедшим, если бы питал в отношении местных жителей радужные иллюзии. Вор тут сидел на воре, мошенник на мошеннике. Восток, мать его за ногу, колыбель цивилизации.
– Алекс Енски, – нагло представился Миша, наступая на ногу, открывшему было рот Бумбе. – Сотрудник лондонского музея египетских древностей.
“Эка я завернул”, – мысленно удивился своей лихости Гурфинкель.
Абу Зеед кивнул, переведя взгляд на возвышающегося над ним двухметрового бугая.
– Тайсон, – хищно осклабился Покровский. – Майк.
– Гм… – Араб неопределенно кашлянул. – Мы слышали о вас, господин Енски. Не вы ли случайно занимаетесь раскопками могилы фараона Сети I?
– Да, – радостно кивнул Гурфинкель, – именно я.
– Мы не знали, что вас интересуют… м-м… краденые древности, – робко заметил Абу Зеед.
– Еще как интересуют, – взревел Миша и, пародируя профессора, старчески проблеял. – Тр-ру-бы Иер-рихонские!!!
– Что ж, в таком случае следуйте за мной, – предложил араб, и охотники за древностями поспешили за смешно семенящим впереди связным.
– А можно вопрос? – вдруг обратился к проводнику Бумба.
Египтянин остановился, удивленно посмотрев на иностранца.
– А почему у тебя журнал с мужиком на обложке? – зловеще щурясь, поинтересовался Покровский, который страх как ненавидел геев.
В воздухе запахло жареным, естественно, в переносном смысле.
Гурфинкель тихонько выматерился.
– Да другого не было, – пожал плечами Абу Зеед. – Купил с рук, и то с большими проблемами. У нас ведь с этим строго. Шариат, знаете ли. Так что ваша просьба насчет “Плейбоя” меня очень озадачила. К тому же весь “Плейбой” немецкие туристы раскупили.
Отмазка была липовой. Ответ араба Бумбу не устраивал, он уже мысленно представлял, как их странный проводник тайно заводит туристов в бар… ну, скажем, “Голубой верблюд”, где их грабят, а то еще что и похуже с ними делают, к примеру, танцуют страстное танго. Хотя геи-мусульмане это, пожалуй, из области научной фантастики. Но все может быть.
Неразрешимая ситуация вполне могла перерасти в серьезный конфликт, а то и в уличную драку, но в события внезапно вмешалась некая третья сила, точнее, удивительная случайность.
– Анубис, мальчик мой! – вдруг ни с того ни с сего взревел Бумба, не на шутку напугав ожидавшего потасовки с арабом Мишу.
По вечерней улице прямо по проезжей части семенила небольшая черная собачонка с заостренной лукавой мордочкой и длинными смешными ушами.
Увидев собаку, араб вскрикнул, отпрянув в сторону.
Подбежав к Бумбе, пес разрешил ему себя погладить и, высунув красный язык, стал весело бегать вокруг Миши с Покровским.
– А, так это твой новый друг? – вспомнил странную собаку Гурфинкель и засюсюкал. – Халесый цуцик, можно тебя погладить?
Мгновенно сделав боевую стойку, пес угрожающе зарычал, обнажив два ряда острых, словно иглы, зубов. Гурфинкель удивленно посмотрел на Бумбу.
– Он позволяет себя гладить только тем, кто угощает его пивом, – усмехнувшись, напомнил Покровский. – Причем исключительно “Гиннессом”.
– Учту на будущее, – кисло ответил Миша, с первого знакомства отчего-то невзлюбивший животное. – А почему он не с Бетси, ведь это же ее собака?
Бумба в ответ лишь недоуменно развел руками.
– На левретку вроде похож, – задумчиво рассуждал Гурфинкель, поглядывая на бегущего рядом пса. – Хотя нет, крупноват, скорее уж шакала напоминает.
– Точно, породистый, – знающе кивнул Покровский. – У меня знакомый в Лондоне вот за примерно такую же кучу денег отвалил, той-терьер называется.
– А вы что, не любите животных? – обратился Миша к идущему чуть впереди Абу Зееду, вспомнив его странное поведение при появлении черной собаки.
Вместо ответа проводник торопливо свернул в плохо освещенный переулок, где остановился у непонятной марки автомобиля, который, судя по форме кузова, был сделан где-то после Второй мировой войны. Причем скорее всего силами местных автолюбителей.
– Садитесь. – Араб приглашающе открыл заднюю дверцу.
– Э, нет, – сказал Бумба, – я в этом броневике не поеду, я своему здоровью не враг.
Проводник несколько растерялся.
“А может, и эту колымагу приобрести? – весело подумал Гурфинкель. – Для нашего лондонского магазина в качестве древнего артефакта, мол, посмотрите, на чем потомки фараонов в двадцать первом веке катаются”.
Приключение с покупкой “настоящих” древностей обещало быть увлекательным.
– Да ладно тебе. – Миша довольно дружелюбно похлопал Бумбу по спине. – Не кипешуй, садись…
Покровский подчинился. Машина покачнулась, жалобно заскрипели рессоры, сидящий за рулем шофер испуганно оглянулся на крупногабаритного пассажира. Бритая макушка Бумбы упиралась прямо в обитую выцветшей тканью крышу чудо-автомобиля.
Гурфинкель, которого сильно пробивало от происходящего на смех, притулился рядом с могучим приятелем, хорошо съездив тому локтем по ребрам.
– Эй, ты чего? – сразу же возмутился Бумба.
– Подвинься, – прошипел Миша, пытаясь закрыть боковую дверцу.
Бумба подвинулся. Машина снова скрипнула рессорами, и ее стало слегка кренить на правый бок.
– Эй, куда, – возмущенно закричал Гурфинкель, но прежде чем он успел захлопнуть дверь, в машину стремительно прошмыгнула черная ушастая собачонка, уютно устроившись на коленях у Бумбы.
Покровский довольно улыбнулся.
“Ах ты, крысяра!” – злобно подумал Миша, наконец подобрав псу более подходящее на его взгляд имя.
Собака внезапно с невероятной злобой ощетинилась, зарычав на Гурфинкеля, и если бы не успокаивающие поглаживания Бумбы, то песик наверняка грызанул бы Мишу за семитский нос, что в тесноте автомобиля было вполне реально.
“Мысли он, что ли, читает?” – удивился Миша, но вслух ничего не сказал.
Проводник Абу Зеед сел на переднее сиденье рядом с водителем.
Звонко клацнула дверца. Шофер повернул ключ в зажигании, надавил на газ. Машина вздрогнула, дав оглушительный залп из выхлопной трубы. Бумба машинально полез под мышку, где у него обычно болтался в кобуре пистолет.
Шофер снова надавил на газ, но колымага даже и не думала двигаться с места.
– Не поедет, – араб за рулем сокрушенно покачал головой, – слишком перегружена.
Все поняв, Абу Зеед вылез из машины, и чудо местного автомобилестроения внезапно тронулось.
– А он что, следом побежит? – поинтересовался у шофера Гурфинкель, но тот не ответил, сосредоточенно крутя обмотанную синей изолентой баранку.
Через пятнадцать минут беспорядочной езды по вечернему городу чудо-автомобиль со стоном затормозил в каком-то переулке, где иностранцев поджидал улыбающийся Абу Зеед.
– Смотри, он даже не запыхался, – кивнул на проводника Покровский, грузно выбираясь из тесной машины, словно сумасшедшая черепаха из родного панциря.
Араб действительно вид имел довольно бодрый и совсем не запыленный, что противоречило любой логике, если учитывать то, что мужик на протяжении пятнадцати минут галопом носился по темным улицам Луксора за едущим под восемьдесят автомобилем.
Анубис на руках у Бумбы недовольно забурчал, и Покровский бережно опустил собачонку на землю.
– О! – радостно закричал он, обращаясь к потирающему ноющую поясницу Гурфинкелю. – Гляди, профессор, а мы, кажется, здесь уже были. Вот на угол этого дома Анубис лапу поднимал, след еще не совсем высох.
Собака, словно в подтверждение сказанному громко рявкнула, после чего отметилась на углу дома вторично.
Грязно выругавшись, Миша грубо оттолкнул полезшего было с объяснениями Абу Зееда и они вместе с посмеивающимся Бумбой покинули темный квартал, сопровождаемые удивленными воплями арабов, явно слишком много читавших дешевые детективы.
– Я с самого начала понял, что это все лажа, – раздраженно бросил напарнику Гурфинкель. – Как только тачку их увидел, так все и понял.
– А почему мы тогда сразу не ушли? – удивился Покровский, с улыбкой косясь на забавно семенящего рядом Анубиса.
– Да мне интересно стало, чем весь этот цирк закончится, – ответил Миша. – Но езда по кругу, это уже слишком…
Тем не менее недовольство Гурфинкеля было по большей части показным, так как в душе Миша все же радовался, что ему удалось сохранить отложенные на “настоящий” артефакт деньги, да и повеселились, так сказать, на шару.
– Все, что ни делается, делается к лучшему, – усмехнулся Гурфинкель, когда невдалеке засияла вывеска их гостиницы.
На следующий день неудачливые охотники за древностями решили посетить знаменитый храм царицы Хат-шепсут, выполняя культурное поручение профессора Енски: “ознакомиться с местными достопримечательностями”.
– Я чувствую, да, я чувствую, – твердил все утро какой-то перевозбужденный Гурфинкель, – что сегодня нам непременно повезет.
Что ж, на этот раз Миша действительно не ошибся, и знаменитое чутье его не подвело.
Как только иностранные туристы оказались в величественном ступенчатом храме египетской царицы, к ним подошел некий араб, представившийся торговцем из Абд-эль-Курны. Он весьма ненавязчиво шевелил густыми бровями и многозначительно подмигивал приглянувшимся ему англичанам.
– Мужик, тебе че надо? – со свойственной ему прямотой грубо осведомился Бумба, страшно не любящий всякие заговорщицкие перемигивания.
Торговец отвел туристов в сторону, подальше от осматривающих храм немецких студентов во главе с похожим на Отто Бисмарка хмурым профессором.
– У меня кое-что для вас есть, – горячо прошептал араб, извлекая из складок своей галабеи маленький рельеф.
Глаза у Гурфинкеля азартно загорелись, но хитрый торговец показал товар лишь на несколько секунд, ловко спрятав его обратно под одежду.
– Me Kalabush! – просто ответил он, указывая глазами на гафиров, сторожащих у входа в храм.
– Чего? – не понял Покровский.
– Тюрьмы не миновать, – перевел Миша, лихорадочно соображая, во сколько этот кусок камня может им обойтись.
Куда подевалась его привычная осторожность, было непонятно. Скорее всего сказывались постоянные бессонные ночи и безуспешная борьба с утробным храпом напарника.
Увидев, что туристы колеблются, торговец подвел их к одной из стен храма Хатшепсут, указывая на небольшое пустое отверстие, как будто бы на первый взгляд совпадающее с его товаром.
– Смотрите сами, – добавил араб. – Абдулло честный человек, его знают во всей Эль-Курне. Вот здесь на стене находился недавно рельеф, клянусь Аллахом.
Гурфинкель дозрел.
– Хорошо, – быстро кивнул он. – Сколько?
– Шестьсот египетских фунтов, – не моргнув глазом выпалил торговец.
– Guba ne dura, – весело осклабился Бумба.
– Двести, – устало предложил Миша, немного приходя в себя в прохладном храме после испепеляющей полуденной жары.
– Пятьсот пятьдесят, – бескомпромиссно отрезал араб.
– Бумба. – Гурфинкель выжидающе посмотрел на приятеля.
Бумба сразу все смекнул.
Оглянувшись по сторонам, он вдруг резко схватил торговца за шиворот галабеи и, приподняв его над полом храма почти на метр, хрипло прорычал:
– Ты слышал об убийствах в Луксоре? Араб перепуганно кивнул.
– Смотри, я твою рожу запомнил. Шейх Абд эр-Мах-муд, кстати, наш старый приятель. Скажи, ты хочешь себе неприятностей?
– Нет, – жалко просипел торговец. Гурфинкель деликатно кашлянул, заметив возвращающихся с экскурсии немецких студентов. Покровский с чувством тряхнул жертву и, оглянувшись на галдящих немцев, быстро опустил араба на пол.
– Ну так сколько? – сонно зевая, еще раз поинтересовался Миша.
– Двести пятьдесят, – ответил торговец, пятясь к стене храма.
– Годится, – Гурфинкель протянул арабу деньги, – давай рельеф.
– Здесь торговать нельзя, – еще больше побледнел торговец, – покупку вам принесет вечером в гостиницу мой посредник.
– Ищи lohow, – ухмыльнулся Покровский, и рельеф арабу пришлось отдать.
– Вот так, – констатировал Миша, пряча артефакт в рюкзак за плечами. – Надеюсь, что это не фальшивка.
– V nature, – согласился с приятелем Бумба. Но их приключения в этот день еще не окончились. У входа в храм Хатшепсут прибарахлившихся приятелей терпеливо поджидал Анубис, которого гафиры на 4 входе впускать вовнутрь наотрез отказались по известным только им одним причинам.
Анубис сидел радом с шизофренически меланхоличным верблюдом, украшенным великолепной сбруей. Верблюд вяло жевал сухие колючки. Слева от него стоял высокий погонщик, громко зазывая проходящих мимо туристов. И вот именно в этот момент Миша Гурфинкель внезапно впал в состояние полной невменяемости, которое он впоследствии так и не смог никому толком объяснить. Возможно, помрачнение рассудка произошло у него вследствие солнечного удара или под влиянием некой отрицательной энергетики храма царицы Хатшепсут. Либо во всем была виновата “эта проклятая собака”, как орал в гостинице на следующий день еще не совсем пришедший в себя Гурфинкель. Но несчастный песик не имел к происходящему никакого отношения. Ну, почти никакого…
Погонщик на приличном английском призывал иностранных туристов прокатиться по пустынной местности вокруг храма на его великолепном верблюде по имени Хасан. За чисто символическую плату.
Из всех проходящих мимо туристов на подвиг переклинило одного лишь Мишу.
– Да ты че?! – взревел Бумба, видя, как напарник неуклюже взбирается на явно сумасшедшее животное. – Совсем sdurel?! Стой, мать твою!
Но Миша, подбодряемый погонщиком, уже сидел на спине экзотической “лошадки”, улыбаясь, словно умственно отсталый герой американского боевика.
Верблюд фыркнул и как-то боком по диагонали затрусил по странной дуге, огибая храм египетской царицы.
– Ну, blin, – только и смог выдохнуть Покровский, отказывающийся верить в происходящее. Подобный номер был вполне в его духе, но никак уж не в стиле всегда здравомыслящего и расчетливого Гурфинкеля.
Спохватившись, Бумба бросился за улепетывающим верблюдом, следом за которым весело скакал длинный погонщик.
Что-то здесь явно было нечисто, и через пять минут Бумба понял ЧТО.
Забежав за храм Хатшепсут, наверняка специально надрессированный верблюд стал как угорелый носиться по кругу с орущим благим матом Мишей на одногорбой спине. Судя по обморочным воплям Гурфинкеля, тот вполне уже пришел в себя и теперь сильно каялся в своем явно опрометчивом поступке.
– Бумба, помоги! – ревел Миша. – Мама…
Свесив на бок красный язык, за поднявшим пыль верблюдом по кругу мотался прыгучий Анубис, которого это происшествие несказанно забавляло.
Покровский стремительно ринулся к погонщику:
– А ну, pedrilo, останови верблюда!
– Не могу. – Погонщик с сожалением развел руками. – Он у меня старый, совсем глухой стал.
– А я говорю, ОСТАНОВИ! – Глаза у Бумбы стали наливаться кровью, что было плохим знаком, очень плохим.
Погонщик попятился, но свои корыстные планы менять не собирался.
– Сто долларов, – нагло заявил он. – Если Хасан их увидит, то сразу успокоится.
– Ах, ты… – рявкнул Покровский и в едином прыжке настиг пытающегося увернуться араба. Могучие пальцы потомка русских богатырей сошлись на хлипкой шее чужеземного жулика.
Погонщик стал мысленно молиться Аллаху, сообразив, что на этот раз сильно облажался, приняв простоватых иностранцев за выходцев из тупой Германии. Спасти его могло только чудо, и это чудо произошло.
За спиной рычащего Бумбы внезапно взвизгнули автомобильные покрышки, а затем… Затем раздался выстрел.
От неожиданности Покровский резко обернулся, машинально отпуская араба.
Сумасшедший верблюд упал как подкошенный, увлекая на землю визжащего, словно свинья, Мишу. А в затормозившем рядом белом “виллисе” с дымящимся помповиком в руках счастливо улыбался Серега Черкасский.
– Вот, блин, так встреча! – весело прокричал он.
Отпущенный Бумбой погонщик, едва взглянув на нового русского, с дикими воплями бросился наутек, оглашая окрестности непонятными возгласами.
– Я хаббара аббет, – испуганно кричал жулик, смешно размахивая на бегу длинными руками. – Я хаббара аббет…
– А что это означает? – спросил Покровский Серегу, помогая подняться с земли причитающему Гурфинкелю.
– Я хаббара аббет означает “Белый Дьявол”, – охотно пояснил Черкасский, подбирая стреляную гильзу и совсем не удивляясь красноречию немого знакомого.
– А чего так? – не врубился Бумба.
– Да местные меня нарекли, – пожал плечами Серега, – Белым Дьяволом за то, что верблюдов отстреливаю, суеверные они, черножопые эти.
Хасана Черкасский завалил по всем правилам. С одного выстрела. Так сказать, контрольным в лоб.
– Щелкните меня для фотоальбома рядом с верблюдом, – попросил Серега, принеся из джипа “Полароид”. Миша с Бумбой не возражали.
– Не может быть! – Прикрыв рот изящной ладошкой, Бетси сотрясалась в приступе безудержного хохота. Слезы градом катились из сводящих мужчин с ума миндалевидных глаз девушки.
– Все так и было, – хрипло подтвердил Анубис. – Зачем мне врать, мне врать незачем, если я и вру, то в исключительно редких случаях.
– А тебе верблюда того не жалко? – с укоризной глядя на собакоголового, поинтересовалась Элизабет.
– Кого? Хасана, что ли? – смешно двигая носом, удивился Хентиаменти. – Так ведь он старый был, в маразм давно уже впал, только и умел, что по кругу бегать. Хозяин над ним издевался, заставлял работать, а так очень даже благородная смерть в перестрелке. Думаю, другие верблюды будут ему завидовать.
– Да уж. – Девушка протяжно зевнула.
Послеполуночные беседы с новым приятелем немного утомляли. Хотелось спать. Но выбирать не приходилось. Песиголовец мог разговаривать лишь в глухую ночь.
– Не люблю я этого Гурфинкеля, – продолжил Анубис, почесывая рукой правое ухо. – Скользкий тип, все хитрит, везде выгоду ищет. Крысаком меня обозвал, да и пахнет от него противно.
– Крысаком?
– Ага, вот я ему и отомстил.
– Так-так, – обрадовалась мисс МакДугал, – значит, все-таки это твоих рук… то есть твоих лап дело.
– Ну, вмешался немного, – гордо подтвердил владыка Расетау. – Мысленный приказ ему дал, чтобы тот непременно на верблюда взобрался.
– Ай-ай-ай, как нехорошо, – погрозила пальцем девушка. – А если бы его верблюд на землю скинул, и Миша бы шею себе сломал?
– Исключено. – Анубис громко фыркнул. – Хасан старый был, брыкаться давно уже не мог.
– Ладно, развеселил ты меня на ночь. – Бетси сноьа сладко зевнула. – Нескоро теперь засну, все об этом верблюде с Мишей на спине думать буду, ой умора…
И снова засмеялась.
– Они тут ко мне несколько часов назад приходили, когда тебя не было, – продолжила, отсмеявшись, мисс МакДугал. – Артефакт, купленный в храме Хатшепсут, приносили, часть рельефа. Я только на его цвет взглянула, сразу поняла: подделка. Обули местные наших помощников на двести пятьдесят египетских фунтов.
– Будет им урок. – Хентиаменти скептически осмотрел свой длинный хвост, кончик которого был слегка в пыли.
– Не пойму, – девушка удивленно взметнула тонкие брови, – почему ты им не помог, если знал, что они покупают подделку?
– Еще чего. – Анубис принял оскорбленный вид. – Это интересно, как я мог им помочь, торговца за зад укусить или громко и негодующе тявкать?
– Ну, я не знаю. – Бетси смущенно повела плечами.
– Запомни. – Песиголовец сделал гордую, словно с древнеегипетского барельефа стойку. – Я сторожу древности, а не помогаю их разворовывать. В следующий раз натравлю этого Гурфинкеля на осла, если он не успокоится.
– Да ладно тебе. – Прикрыв веки, Элизабет устало потянулась. – Спать давай.
– Спать давай, спать давай, – сварливо передразнил ее владыка Расетау. – Может быть, у меня ночью имеются важные дела.
– Ну, как знаешь, – хмыкнула Бетси, без задних ног заваливаясь на кровать.
И снился ей в эту ночь скачущий по Долине Царей на бешеном осле Гурфинкель, следом за которым гнался размахивающий совковой лопатой всклокоченный профессор Енски.
Глава десятая
– А они твою любимую майку со сфинксом увидели и сразу все поняли, – пошутил Миша, застегивая кожаный бумажник.
Денег, по его подсчетам, должно было хватить на парочку небольших артефактов. Остальную наличность Гурфинкель держал в загашнике, в камере хранения гостиницы “Винтер Палас”, где жила Бетси МакДугал, которая и предоставила Мише надежный ящичек.
В принципе наезды Бумбы на приятеля были вполне обоснованны, просто Гурфинкель не хотел посвящать Эндрю во все тонкости своей хитроумной тактики, направленной на выявление алчных торговцев древностями. Письмо с предложением о выгодной встрече Миша получил не зря. Перед этим он усиленно распускал в отеле “Марсам” слухи о том, что он является представителем известного лондонского музея, скупающего египетские древности для новой экспозиции, посвященной Долине Царей. К шейху Хусейну Абд эр-Махмуду часто захаживали люди, так или иначе связанные с укрывателями краденого, и Миша буквально прожужжал им все уши, угощая каждого встречного и поперечного за свой счет холодным пивом. Разумеется, местного производства.
Тактика, конечно, была, скажем так, идиотской, но тем не менее она сработала, принеся довольно быстрые плоды в виде анонимного письма.
Гурфинкель был на седьмом небе от счастья, хотя своей природной бдительности не терял.
– Ну ладно, – приуныл Бумба, грустно почесывая бритый затылок, – не хочешь говорить, ну и не надо.
Гурфинкель демонстративно чистил щеточкой свой серый деловой пиджак.
– Но на сколько тебе strelu zabili, ты можешь сказать? – с раздражением спросил Покровский.
– На двадцать два часа тридцать минут, у входа в отель.
– А как это чмо выглядеть будет?
– В руках он должен держать свежий номер “Плей-боя” с Памелой Андерсон на обложке или с похожей бабой, ну а зовут его вроде как Абу Зеед.
– Кто? – не понял Покровский. – Арбузоед? Миша показал приятелю на голову:
– Кончай трепаться, уже половина одиннадцатого. И действительно, на часах уже было 22:30. Охотники за древностями проворно спустились в холл гостиницы, а оттуда осторожно вышли на улицу.
– О, гляди, Арбузоед, – прошептал Бумба, указывая на какого-то задохлого вида араба в не очень опрятной галабее.
Араб явно нервничал, воровато зыркая по сторонам.
– Да нет, вряд ли это он, – презрительно фыркнул в сторону странного индивидуума Гурфинкель.
– Да говорю тебе – он, – настаивал Покровский, – смотри, и журнал в руках держит.
Приятели подошли ближе.
Араб действительно держал в руках красочный журнал с яркой обложкой, на которой был изображен непонятный голый мужик, сильно смахивающий на барабанщика рок группы “Мотли Крю” Томми Ли.
– Это че, альманах для геев? – неприлично громко заржал Бумба.
Араб сразу же обратил на них внимание и, пугливо посмотрев по сторонам, подошел ближе.
– Меня зовут Абу Зеед, – коротко бросил он, выжидающе уставившись на Гурфинкеля с Бумбой.
“Черт! – недовольно подумал Миша. – Неужели очередной лохотрон?”
Все же действовать им следовало весьма осторожно, мало ли кто мог им прислать это письмо. Гурфинкель был бы сумасшедшим, если бы питал в отношении местных жителей радужные иллюзии. Вор тут сидел на воре, мошенник на мошеннике. Восток, мать его за ногу, колыбель цивилизации.
– Алекс Енски, – нагло представился Миша, наступая на ногу, открывшему было рот Бумбе. – Сотрудник лондонского музея египетских древностей.
“Эка я завернул”, – мысленно удивился своей лихости Гурфинкель.
Абу Зеед кивнул, переведя взгляд на возвышающегося над ним двухметрового бугая.
– Тайсон, – хищно осклабился Покровский. – Майк.
– Гм… – Араб неопределенно кашлянул. – Мы слышали о вас, господин Енски. Не вы ли случайно занимаетесь раскопками могилы фараона Сети I?
– Да, – радостно кивнул Гурфинкель, – именно я.
– Мы не знали, что вас интересуют… м-м… краденые древности, – робко заметил Абу Зеед.
– Еще как интересуют, – взревел Миша и, пародируя профессора, старчески проблеял. – Тр-ру-бы Иер-рихонские!!!
– Что ж, в таком случае следуйте за мной, – предложил араб, и охотники за древностями поспешили за смешно семенящим впереди связным.
– А можно вопрос? – вдруг обратился к проводнику Бумба.
Египтянин остановился, удивленно посмотрев на иностранца.
– А почему у тебя журнал с мужиком на обложке? – зловеще щурясь, поинтересовался Покровский, который страх как ненавидел геев.
В воздухе запахло жареным, естественно, в переносном смысле.
Гурфинкель тихонько выматерился.
– Да другого не было, – пожал плечами Абу Зеед. – Купил с рук, и то с большими проблемами. У нас ведь с этим строго. Шариат, знаете ли. Так что ваша просьба насчет “Плейбоя” меня очень озадачила. К тому же весь “Плейбой” немецкие туристы раскупили.
Отмазка была липовой. Ответ араба Бумбу не устраивал, он уже мысленно представлял, как их странный проводник тайно заводит туристов в бар… ну, скажем, “Голубой верблюд”, где их грабят, а то еще что и похуже с ними делают, к примеру, танцуют страстное танго. Хотя геи-мусульмане это, пожалуй, из области научной фантастики. Но все может быть.
Неразрешимая ситуация вполне могла перерасти в серьезный конфликт, а то и в уличную драку, но в события внезапно вмешалась некая третья сила, точнее, удивительная случайность.
– Анубис, мальчик мой! – вдруг ни с того ни с сего взревел Бумба, не на шутку напугав ожидавшего потасовки с арабом Мишу.
По вечерней улице прямо по проезжей части семенила небольшая черная собачонка с заостренной лукавой мордочкой и длинными смешными ушами.
Увидев собаку, араб вскрикнул, отпрянув в сторону.
Подбежав к Бумбе, пес разрешил ему себя погладить и, высунув красный язык, стал весело бегать вокруг Миши с Покровским.
– А, так это твой новый друг? – вспомнил странную собаку Гурфинкель и засюсюкал. – Халесый цуцик, можно тебя погладить?
Мгновенно сделав боевую стойку, пес угрожающе зарычал, обнажив два ряда острых, словно иглы, зубов. Гурфинкель удивленно посмотрел на Бумбу.
– Он позволяет себя гладить только тем, кто угощает его пивом, – усмехнувшись, напомнил Покровский. – Причем исключительно “Гиннессом”.
– Учту на будущее, – кисло ответил Миша, с первого знакомства отчего-то невзлюбивший животное. – А почему он не с Бетси, ведь это же ее собака?
Бумба в ответ лишь недоуменно развел руками.
– На левретку вроде похож, – задумчиво рассуждал Гурфинкель, поглядывая на бегущего рядом пса. – Хотя нет, крупноват, скорее уж шакала напоминает.
– Точно, породистый, – знающе кивнул Покровский. – У меня знакомый в Лондоне вот за примерно такую же кучу денег отвалил, той-терьер называется.
– А вы что, не любите животных? – обратился Миша к идущему чуть впереди Абу Зееду, вспомнив его странное поведение при появлении черной собаки.
Вместо ответа проводник торопливо свернул в плохо освещенный переулок, где остановился у непонятной марки автомобиля, который, судя по форме кузова, был сделан где-то после Второй мировой войны. Причем скорее всего силами местных автолюбителей.
– Садитесь. – Араб приглашающе открыл заднюю дверцу.
– Э, нет, – сказал Бумба, – я в этом броневике не поеду, я своему здоровью не враг.
Проводник несколько растерялся.
“А может, и эту колымагу приобрести? – весело подумал Гурфинкель. – Для нашего лондонского магазина в качестве древнего артефакта, мол, посмотрите, на чем потомки фараонов в двадцать первом веке катаются”.
Приключение с покупкой “настоящих” древностей обещало быть увлекательным.
– Да ладно тебе. – Миша довольно дружелюбно похлопал Бумбу по спине. – Не кипешуй, садись…
Покровский подчинился. Машина покачнулась, жалобно заскрипели рессоры, сидящий за рулем шофер испуганно оглянулся на крупногабаритного пассажира. Бритая макушка Бумбы упиралась прямо в обитую выцветшей тканью крышу чудо-автомобиля.
Гурфинкель, которого сильно пробивало от происходящего на смех, притулился рядом с могучим приятелем, хорошо съездив тому локтем по ребрам.
– Эй, ты чего? – сразу же возмутился Бумба.
– Подвинься, – прошипел Миша, пытаясь закрыть боковую дверцу.
Бумба подвинулся. Машина снова скрипнула рессорами, и ее стало слегка кренить на правый бок.
– Эй, куда, – возмущенно закричал Гурфинкель, но прежде чем он успел захлопнуть дверь, в машину стремительно прошмыгнула черная ушастая собачонка, уютно устроившись на коленях у Бумбы.
Покровский довольно улыбнулся.
“Ах ты, крысяра!” – злобно подумал Миша, наконец подобрав псу более подходящее на его взгляд имя.
Собака внезапно с невероятной злобой ощетинилась, зарычав на Гурфинкеля, и если бы не успокаивающие поглаживания Бумбы, то песик наверняка грызанул бы Мишу за семитский нос, что в тесноте автомобиля было вполне реально.
“Мысли он, что ли, читает?” – удивился Миша, но вслух ничего не сказал.
Проводник Абу Зеед сел на переднее сиденье рядом с водителем.
Звонко клацнула дверца. Шофер повернул ключ в зажигании, надавил на газ. Машина вздрогнула, дав оглушительный залп из выхлопной трубы. Бумба машинально полез под мышку, где у него обычно болтался в кобуре пистолет.
Шофер снова надавил на газ, но колымага даже и не думала двигаться с места.
– Не поедет, – араб за рулем сокрушенно покачал головой, – слишком перегружена.
Все поняв, Абу Зеед вылез из машины, и чудо местного автомобилестроения внезапно тронулось.
– А он что, следом побежит? – поинтересовался у шофера Гурфинкель, но тот не ответил, сосредоточенно крутя обмотанную синей изолентой баранку.
Через пятнадцать минут беспорядочной езды по вечернему городу чудо-автомобиль со стоном затормозил в каком-то переулке, где иностранцев поджидал улыбающийся Абу Зеед.
– Смотри, он даже не запыхался, – кивнул на проводника Покровский, грузно выбираясь из тесной машины, словно сумасшедшая черепаха из родного панциря.
Араб действительно вид имел довольно бодрый и совсем не запыленный, что противоречило любой логике, если учитывать то, что мужик на протяжении пятнадцати минут галопом носился по темным улицам Луксора за едущим под восемьдесят автомобилем.
Анубис на руках у Бумбы недовольно забурчал, и Покровский бережно опустил собачонку на землю.
– О! – радостно закричал он, обращаясь к потирающему ноющую поясницу Гурфинкелю. – Гляди, профессор, а мы, кажется, здесь уже были. Вот на угол этого дома Анубис лапу поднимал, след еще не совсем высох.
Собака, словно в подтверждение сказанному громко рявкнула, после чего отметилась на углу дома вторично.
Грязно выругавшись, Миша грубо оттолкнул полезшего было с объяснениями Абу Зееда и они вместе с посмеивающимся Бумбой покинули темный квартал, сопровождаемые удивленными воплями арабов, явно слишком много читавших дешевые детективы.
– Я с самого начала понял, что это все лажа, – раздраженно бросил напарнику Гурфинкель. – Как только тачку их увидел, так все и понял.
– А почему мы тогда сразу не ушли? – удивился Покровский, с улыбкой косясь на забавно семенящего рядом Анубиса.
– Да мне интересно стало, чем весь этот цирк закончится, – ответил Миша. – Но езда по кругу, это уже слишком…
Тем не менее недовольство Гурфинкеля было по большей части показным, так как в душе Миша все же радовался, что ему удалось сохранить отложенные на “настоящий” артефакт деньги, да и повеселились, так сказать, на шару.
– Все, что ни делается, делается к лучшему, – усмехнулся Гурфинкель, когда невдалеке засияла вывеска их гостиницы.
На следующий день неудачливые охотники за древностями решили посетить знаменитый храм царицы Хат-шепсут, выполняя культурное поручение профессора Енски: “ознакомиться с местными достопримечательностями”.
– Я чувствую, да, я чувствую, – твердил все утро какой-то перевозбужденный Гурфинкель, – что сегодня нам непременно повезет.
Что ж, на этот раз Миша действительно не ошибся, и знаменитое чутье его не подвело.
Как только иностранные туристы оказались в величественном ступенчатом храме египетской царицы, к ним подошел некий араб, представившийся торговцем из Абд-эль-Курны. Он весьма ненавязчиво шевелил густыми бровями и многозначительно подмигивал приглянувшимся ему англичанам.
– Мужик, тебе че надо? – со свойственной ему прямотой грубо осведомился Бумба, страшно не любящий всякие заговорщицкие перемигивания.
Торговец отвел туристов в сторону, подальше от осматривающих храм немецких студентов во главе с похожим на Отто Бисмарка хмурым профессором.
– У меня кое-что для вас есть, – горячо прошептал араб, извлекая из складок своей галабеи маленький рельеф.
Глаза у Гурфинкеля азартно загорелись, но хитрый торговец показал товар лишь на несколько секунд, ловко спрятав его обратно под одежду.
– Me Kalabush! – просто ответил он, указывая глазами на гафиров, сторожащих у входа в храм.
– Чего? – не понял Покровский.
– Тюрьмы не миновать, – перевел Миша, лихорадочно соображая, во сколько этот кусок камня может им обойтись.
Куда подевалась его привычная осторожность, было непонятно. Скорее всего сказывались постоянные бессонные ночи и безуспешная борьба с утробным храпом напарника.
Увидев, что туристы колеблются, торговец подвел их к одной из стен храма Хатшепсут, указывая на небольшое пустое отверстие, как будто бы на первый взгляд совпадающее с его товаром.
– Смотрите сами, – добавил араб. – Абдулло честный человек, его знают во всей Эль-Курне. Вот здесь на стене находился недавно рельеф, клянусь Аллахом.
Гурфинкель дозрел.
– Хорошо, – быстро кивнул он. – Сколько?
– Шестьсот египетских фунтов, – не моргнув глазом выпалил торговец.
– Guba ne dura, – весело осклабился Бумба.
– Двести, – устало предложил Миша, немного приходя в себя в прохладном храме после испепеляющей полуденной жары.
– Пятьсот пятьдесят, – бескомпромиссно отрезал араб.
– Бумба. – Гурфинкель выжидающе посмотрел на приятеля.
Бумба сразу все смекнул.
Оглянувшись по сторонам, он вдруг резко схватил торговца за шиворот галабеи и, приподняв его над полом храма почти на метр, хрипло прорычал:
– Ты слышал об убийствах в Луксоре? Араб перепуганно кивнул.
– Смотри, я твою рожу запомнил. Шейх Абд эр-Мах-муд, кстати, наш старый приятель. Скажи, ты хочешь себе неприятностей?
– Нет, – жалко просипел торговец. Гурфинкель деликатно кашлянул, заметив возвращающихся с экскурсии немецких студентов. Покровский с чувством тряхнул жертву и, оглянувшись на галдящих немцев, быстро опустил араба на пол.
– Ну так сколько? – сонно зевая, еще раз поинтересовался Миша.
– Двести пятьдесят, – ответил торговец, пятясь к стене храма.
– Годится, – Гурфинкель протянул арабу деньги, – давай рельеф.
– Здесь торговать нельзя, – еще больше побледнел торговец, – покупку вам принесет вечером в гостиницу мой посредник.
– Ищи lohow, – ухмыльнулся Покровский, и рельеф арабу пришлось отдать.
– Вот так, – констатировал Миша, пряча артефакт в рюкзак за плечами. – Надеюсь, что это не фальшивка.
– V nature, – согласился с приятелем Бумба. Но их приключения в этот день еще не окончились. У входа в храм Хатшепсут прибарахлившихся приятелей терпеливо поджидал Анубис, которого гафиры на 4 входе впускать вовнутрь наотрез отказались по известным только им одним причинам.
Анубис сидел радом с шизофренически меланхоличным верблюдом, украшенным великолепной сбруей. Верблюд вяло жевал сухие колючки. Слева от него стоял высокий погонщик, громко зазывая проходящих мимо туристов. И вот именно в этот момент Миша Гурфинкель внезапно впал в состояние полной невменяемости, которое он впоследствии так и не смог никому толком объяснить. Возможно, помрачнение рассудка произошло у него вследствие солнечного удара или под влиянием некой отрицательной энергетики храма царицы Хатшепсут. Либо во всем была виновата “эта проклятая собака”, как орал в гостинице на следующий день еще не совсем пришедший в себя Гурфинкель. Но несчастный песик не имел к происходящему никакого отношения. Ну, почти никакого…
Погонщик на приличном английском призывал иностранных туристов прокатиться по пустынной местности вокруг храма на его великолепном верблюде по имени Хасан. За чисто символическую плату.
Из всех проходящих мимо туристов на подвиг переклинило одного лишь Мишу.
– Да ты че?! – взревел Бумба, видя, как напарник неуклюже взбирается на явно сумасшедшее животное. – Совсем sdurel?! Стой, мать твою!
Но Миша, подбодряемый погонщиком, уже сидел на спине экзотической “лошадки”, улыбаясь, словно умственно отсталый герой американского боевика.
Верблюд фыркнул и как-то боком по диагонали затрусил по странной дуге, огибая храм египетской царицы.
– Ну, blin, – только и смог выдохнуть Покровский, отказывающийся верить в происходящее. Подобный номер был вполне в его духе, но никак уж не в стиле всегда здравомыслящего и расчетливого Гурфинкеля.
Спохватившись, Бумба бросился за улепетывающим верблюдом, следом за которым весело скакал длинный погонщик.
Что-то здесь явно было нечисто, и через пять минут Бумба понял ЧТО.
Забежав за храм Хатшепсут, наверняка специально надрессированный верблюд стал как угорелый носиться по кругу с орущим благим матом Мишей на одногорбой спине. Судя по обморочным воплям Гурфинкеля, тот вполне уже пришел в себя и теперь сильно каялся в своем явно опрометчивом поступке.
– Бумба, помоги! – ревел Миша. – Мама…
Свесив на бок красный язык, за поднявшим пыль верблюдом по кругу мотался прыгучий Анубис, которого это происшествие несказанно забавляло.
Покровский стремительно ринулся к погонщику:
– А ну, pedrilo, останови верблюда!
– Не могу. – Погонщик с сожалением развел руками. – Он у меня старый, совсем глухой стал.
– А я говорю, ОСТАНОВИ! – Глаза у Бумбы стали наливаться кровью, что было плохим знаком, очень плохим.
Погонщик попятился, но свои корыстные планы менять не собирался.
– Сто долларов, – нагло заявил он. – Если Хасан их увидит, то сразу успокоится.
– Ах, ты… – рявкнул Покровский и в едином прыжке настиг пытающегося увернуться араба. Могучие пальцы потомка русских богатырей сошлись на хлипкой шее чужеземного жулика.
Погонщик стал мысленно молиться Аллаху, сообразив, что на этот раз сильно облажался, приняв простоватых иностранцев за выходцев из тупой Германии. Спасти его могло только чудо, и это чудо произошло.
За спиной рычащего Бумбы внезапно взвизгнули автомобильные покрышки, а затем… Затем раздался выстрел.
От неожиданности Покровский резко обернулся, машинально отпуская араба.
Сумасшедший верблюд упал как подкошенный, увлекая на землю визжащего, словно свинья, Мишу. А в затормозившем рядом белом “виллисе” с дымящимся помповиком в руках счастливо улыбался Серега Черкасский.
– Вот, блин, так встреча! – весело прокричал он.
Отпущенный Бумбой погонщик, едва взглянув на нового русского, с дикими воплями бросился наутек, оглашая окрестности непонятными возгласами.
– Я хаббара аббет, – испуганно кричал жулик, смешно размахивая на бегу длинными руками. – Я хаббара аббет…
– А что это означает? – спросил Покровский Серегу, помогая подняться с земли причитающему Гурфинкелю.
– Я хаббара аббет означает “Белый Дьявол”, – охотно пояснил Черкасский, подбирая стреляную гильзу и совсем не удивляясь красноречию немого знакомого.
– А чего так? – не врубился Бумба.
– Да местные меня нарекли, – пожал плечами Серега, – Белым Дьяволом за то, что верблюдов отстреливаю, суеверные они, черножопые эти.
Хасана Черкасский завалил по всем правилам. С одного выстрела. Так сказать, контрольным в лоб.
– Щелкните меня для фотоальбома рядом с верблюдом, – попросил Серега, принеся из джипа “Полароид”. Миша с Бумбой не возражали.
– Не может быть! – Прикрыв рот изящной ладошкой, Бетси сотрясалась в приступе безудержного хохота. Слезы градом катились из сводящих мужчин с ума миндалевидных глаз девушки.
– Все так и было, – хрипло подтвердил Анубис. – Зачем мне врать, мне врать незачем, если я и вру, то в исключительно редких случаях.
– А тебе верблюда того не жалко? – с укоризной глядя на собакоголового, поинтересовалась Элизабет.
– Кого? Хасана, что ли? – смешно двигая носом, удивился Хентиаменти. – Так ведь он старый был, в маразм давно уже впал, только и умел, что по кругу бегать. Хозяин над ним издевался, заставлял работать, а так очень даже благородная смерть в перестрелке. Думаю, другие верблюды будут ему завидовать.
– Да уж. – Девушка протяжно зевнула.
Послеполуночные беседы с новым приятелем немного утомляли. Хотелось спать. Но выбирать не приходилось. Песиголовец мог разговаривать лишь в глухую ночь.
– Не люблю я этого Гурфинкеля, – продолжил Анубис, почесывая рукой правое ухо. – Скользкий тип, все хитрит, везде выгоду ищет. Крысаком меня обозвал, да и пахнет от него противно.
– Крысаком?
– Ага, вот я ему и отомстил.
– Так-так, – обрадовалась мисс МакДугал, – значит, все-таки это твоих рук… то есть твоих лап дело.
– Ну, вмешался немного, – гордо подтвердил владыка Расетау. – Мысленный приказ ему дал, чтобы тот непременно на верблюда взобрался.
– Ай-ай-ай, как нехорошо, – погрозила пальцем девушка. – А если бы его верблюд на землю скинул, и Миша бы шею себе сломал?
– Исключено. – Анубис громко фыркнул. – Хасан старый был, брыкаться давно уже не мог.
– Ладно, развеселил ты меня на ночь. – Бетси сноьа сладко зевнула. – Нескоро теперь засну, все об этом верблюде с Мишей на спине думать буду, ой умора…
И снова засмеялась.
– Они тут ко мне несколько часов назад приходили, когда тебя не было, – продолжила, отсмеявшись, мисс МакДугал. – Артефакт, купленный в храме Хатшепсут, приносили, часть рельефа. Я только на его цвет взглянула, сразу поняла: подделка. Обули местные наших помощников на двести пятьдесят египетских фунтов.
– Будет им урок. – Хентиаменти скептически осмотрел свой длинный хвост, кончик которого был слегка в пыли.
– Не пойму, – девушка удивленно взметнула тонкие брови, – почему ты им не помог, если знал, что они покупают подделку?
– Еще чего. – Анубис принял оскорбленный вид. – Это интересно, как я мог им помочь, торговца за зад укусить или громко и негодующе тявкать?
– Ну, я не знаю. – Бетси смущенно повела плечами.
– Запомни. – Песиголовец сделал гордую, словно с древнеегипетского барельефа стойку. – Я сторожу древности, а не помогаю их разворовывать. В следующий раз натравлю этого Гурфинкеля на осла, если он не успокоится.
– Да ладно тебе. – Прикрыв веки, Элизабет устало потянулась. – Спать давай.
– Спать давай, спать давай, – сварливо передразнил ее владыка Расетау. – Может быть, у меня ночью имеются важные дела.
– Ну, как знаешь, – хмыкнула Бетси, без задних ног заваливаясь на кровать.
И снился ей в эту ночь скачущий по Долине Царей на бешеном осле Гурфинкель, следом за которым гнался размахивающий совковой лопатой всклокоченный профессор Енски.
Глава десятая
ТАНЕЦ ЖИВОТА
Утро было солнечное. Обычное египетское утро. Признаками дождя и не пахло. Как обычно.
Впрочем, сегодня профессор чувствовал себя лучше и без дождя и даже собирался выбраться из гостиницы на раскоп. Положенная неделя отдыха, прописанная врачом-кардиологом, подошла к концу. И надо отметить, очень удачно. Сегодня был сочельник. Весь просвещенный христианский мир замер в праздничном восхищении.
Енски вздохнул с сожалением. Сегодняшний вечер должен принадлежать семье, однако семья была слишком далеко. И от этого становилось печально, и само Рождество казалось здесь каким-то картонным и ярмарочным, как цыганский табор, который с шумом и гамом проезжает мимо.
Пообещав, что следующее Рождество он обязательно будет вместе со своими любимыми домочадцами, Алекс одернул сам себя и, встряхнувшись, отправился в ванную. Необходимо было привести себя в порядок и поздравить коллег – молодых археологов – с праздником. Выпить горячего вина и откусить кусочек индейки. Енски забавно сморщил нос своему отражению в зеркале. Мысль о горячем вине в такую жару была кощунственной. Он поскреб свою бородку станком, придавая ей более благопристойный вид, и подумал о холодном яичном напитке. Гоголь-моголь был бы кстати при такой температуре. Почтенный археолог тут же отказался от этой мысли. Наверняка в местных яйцах сальмонелла начинает гнездиться уже при зачатии яйца. Очередную гримасу по этому поводу Алекс спрятал в махровом полотенце, яростно вытирая остатки воды.
Запирая номер и спускаясь к завтраку, он наконец нашел выход из сложившейся ситуации. Профессор решил, что необходимо подать холодное белое вино, что-то вроде “Шардоне” или “Либфрауенмильх”, и сладкие фрукты, которые сгладят его острую кислинку. Молодым леди должно понравиться.
Ресторан находился на первом этаже, и археолог уже собирался спуститься в гордом одиночестве, однако лифт вдруг остановился, и в кабину вошла молодая женщина. Она окинула профессора рассеянным взглядом и замерла в ожидании, напустив на себя вежливо-скучающий вид. Чуть тонированные зеркала лифта множественно отразили ее фигуру.
Впрочем, сегодня профессор чувствовал себя лучше и без дождя и даже собирался выбраться из гостиницы на раскоп. Положенная неделя отдыха, прописанная врачом-кардиологом, подошла к концу. И надо отметить, очень удачно. Сегодня был сочельник. Весь просвещенный христианский мир замер в праздничном восхищении.
Енски вздохнул с сожалением. Сегодняшний вечер должен принадлежать семье, однако семья была слишком далеко. И от этого становилось печально, и само Рождество казалось здесь каким-то картонным и ярмарочным, как цыганский табор, который с шумом и гамом проезжает мимо.
Пообещав, что следующее Рождество он обязательно будет вместе со своими любимыми домочадцами, Алекс одернул сам себя и, встряхнувшись, отправился в ванную. Необходимо было привести себя в порядок и поздравить коллег – молодых археологов – с праздником. Выпить горячего вина и откусить кусочек индейки. Енски забавно сморщил нос своему отражению в зеркале. Мысль о горячем вине в такую жару была кощунственной. Он поскреб свою бородку станком, придавая ей более благопристойный вид, и подумал о холодном яичном напитке. Гоголь-моголь был бы кстати при такой температуре. Почтенный археолог тут же отказался от этой мысли. Наверняка в местных яйцах сальмонелла начинает гнездиться уже при зачатии яйца. Очередную гримасу по этому поводу Алекс спрятал в махровом полотенце, яростно вытирая остатки воды.
Запирая номер и спускаясь к завтраку, он наконец нашел выход из сложившейся ситуации. Профессор решил, что необходимо подать холодное белое вино, что-то вроде “Шардоне” или “Либфрауенмильх”, и сладкие фрукты, которые сгладят его острую кислинку. Молодым леди должно понравиться.
Ресторан находился на первом этаже, и археолог уже собирался спуститься в гордом одиночестве, однако лифт вдруг остановился, и в кабину вошла молодая женщина. Она окинула профессора рассеянным взглядом и замерла в ожидании, напустив на себя вежливо-скучающий вид. Чуть тонированные зеркала лифта множественно отразили ее фигуру.