Новогоднюю ночь профессор решил провести в отеле “Марсам”. Алекс хотел отдать долг вежливости гостеприимному Хусейну, который так вовремя предложил свою помощь. В доме у шейха Енски чувствовал себя как за каменной стеной. Иногда ему даже импонировало, что Абд эр-Махмуд, не считаясь с его мнением, приставил к нему охрану. Так было спокойнее.
   – Остаешься за хозяйку, – сказал он Баст, которая на минутку отвлеклась от пинания грецкого ореха по паркету гостиной, и запер дверь в номер.
   Машину он благоразумно оставил на гостиничной парковке. Перевозить автомобиль на пароме через Нил было хуже, чем ехать через мост, делая сумасшедший крюк. “Моджахеды”, повздыхав, поехали в объезд.
   На горизонте собирались свинцовые тучи. Воздух, пропитанный ожиданием дождя, можно было рубить топором. Немногочисленная одежда, которая была на Енски, промокла от пота в одно мгновение.
   “Боже мой! – подумал он. – Неужели я дожил до того момента, когда в Луксоре пойдет дождь? И как раз под Новый год!”
   Профессор заторопился к Нилу. Нужно успеть к Хусейну до этого счастливого момента. Один только Хапи – бог великой реки – знает, во что превращается Нил во. время дождя.
   – Куда прешь?!
   Алекс вздрогнул. На него с увеличивающейся скоростью неслась тележка, судя по ее внешнему виду, сверстница Тутанхамона, на которой были навалены мешки. Из-под мешков мелькал в такт движению грязно-серый тюрбан. Енски посторонился. Но зря. Тележка с жутким скрипом резко завернула за его спину и устроилась в очередь на посадку. Археолог с ужасом подумал, что бы было, если бы этот ненормальный сидел за рулем автомобиля. Тем временем араб выскочил из-за тележки.
   Классическая картина. Маленький, похожий на птенца грифа, он яростно жестикулировал почти черными от загара руками. На лице сверкала белозубая улыбка.
   – Вот немножечко сахарку прикупил. Дешево! – поделился новостями араб.
   Алекс оглядел мешки, и его слегка затошнило. От такого количества сахара у него наверняка случился бы сахарный диабет. Причем в острой форме.
   – Там, в магазине у Али, большая распродажа. Его самого кредиторы на органы распродали, ну вот теперь дело и до магазинчика дошло! – плотоядно потирал ручки стервятник. – Ты, если чего, если вдруг сахарок нужен, скажи, – подмигнул он. – Абдул поможет!
   Енски уворачивался от навязчивого спутника как мог. Тем временем очередь продвигалась, и через некоторое время профессор очутился на палубе парома. Он постарался выбрать наиболее укромное местечко, чтобы как можно надежнее укрыться от маленького грифа Абдула.
   Паром стал медленно отходить от причала. Ученый уже с облегчением подумал, что отвязался от ненормально. Но не тут-то было!
   К его ногам с грохотом упали давешние три мешка с сахаром. Он поднял глаза кверху и, может быть, еще раз поседел, если бы уже не был седым. Гриф-Абдул командовал кому-то невидимому:
   – Давай! Давай сюда! Да не сюда, а туда! – яростно брызгая слюной.
   “А разве сказать – направо или налево – не проще?” – в недоумении подумал Алекс, но тут же его мысли были отвлечены еще пятью мешками с сахаром. В итоге выход из его укрытия был намертво засыпан сахарным песком. А сверху на сладкие дюны уселся Абдул и продолжил прерванную посадкой беседу.
   – Дорогой мой, – вдохновенно завелся он, – как тяжела сейчас участь торгового человека. Нет больше того размаха, нет! Все как-то мелко, по-шакальи, – вздохнул Абдул. – А ведь как было! Ведь я, – он ударил себя в грудь, – потомок великого Ибрагима Ибн Заде! Торговец в четырнадцатом поколении! Мои великие предки, – он строго взглянул на профессора, не сомневается ли тот в том, что его предки действительно великие, – торговали по всему миру! В самые черные времена мы ухитрялись торговать самыми лучшими товарами! Мой прапрапра… дедушка продал великому русскому царю Владимиру Ясное Солнышко дивную птицу Феникс, которую добыли в садах индийского магараджи. Какая птица! Ай, какая птица была! А Фа-рух Ибн Заде торговал с атаманом Богданом Хмельницким и его помощником Потоцким, когда шла страшная война. Ай как торговал!
   Алекс из всего этого бреда выкроил лишь только последние две фразы. Насколько он помнил, Хмельницкий и Потоцкий – это два яростных противника, и воевали они на территории Украины где-то в XVII веке. А Владимир Ясное Солнышко точно не был русским царем, а именовался по-хазарски “каганом”. Что-то заврался его попутчик.
   – Вот и приходится бедному Абдулу Ибн Заде поддерживать доброе имя своих предков, – закатил глаза, приложив маленькие черные ручки-лапки к груди. – Приходится торговать чем Аллах пошлет. – Араб зырк-нул по сторонам и, близко наклонившись к профессору, яростно зашептал: – Может быть, высокомудрого профессора интересуют девочки? Или молоденькие парни с мускулистыми телами? А может быть…
   “Какая пошлятина! – подумал Енски. – Это ж надо было нарваться на такое! СТОП! – чуть не закричал. – Откуда он знает, что я профессор?!”
   Археолог присмотрелся получше к незадачливому коммерсанту. И увидел то, что на первый взгляд показалось ему грязным тюрбаном, на самом деле дорогой шелк глубокого серого цвета, да и пальчики у торгаша были увешаны кольцами различной величины и из дорогих металлов. Енски теперь более внимательно прислушивался к бормотанию Абдула. А араб тем временем продолжал заливаться соловьем:
   – А может быть, профессор любит развлекаться в одиночестве, рассматривая Космос?
   “Матерь Божья! Да он же ЛСД мне предлагает!” – понял Алекс и машинально поправил уже собравшуюся вывалиться вставную челюсть.
   – Абдул еще может предложить, – тут его слова превратились в еле разборчивый шепот, – оружие. Хорошее оружие. Может быть, у профессора есть враги? Любое оружие. Ни один клиент еще не жаловался!
   Енски отмалчивался.
   – Или профессор хочет что-то продать? Абдул может и купить! А может и клиента привести. Абдул все может! Абдул торгует всем. Всем на свете, что только есть. Любые сокровища по силам продать Абдулу. Всегда найдется клиент, которому нужен какой-нибудь интересный камень, какой-нибудь редкий ар… артефак… э-э-э… артефакт!
   У Енски отлегло от сердца. Очередной перекупщик древностей! Он постарался собраться с мыслями. Следовало как-то отвязаться от нахала. В конце концов, уже скоро причал. Вспомнив весь свой запас арабского языка, он терпеливо стал объяснять:
   – Уважаемый Абдул, я очень польщен вашим предложением, но я не продаю древности и не интересуюсь девочками, мускулистыми парнями, наркотиками и оружием, – твердо закончил он. Енски ожидал, что тот будет его уговаривать, однако торговец равнодушно пожал плечами и стал понемногу выгружаться.
   Как только профессор вышел с парома и направился по нужному адресу, Абдул вытащил мобильный телефон и, набрав номер, сказал:
   – Госпожа… Он направился в дом к Хусейну… Нет. Ничего не хочет продать. И купить тоже. Да. А что по поводу нашей с вами сделки? Договоренности в силе?
   В архитектуре Алекс был поклонником традиционного английского стиля. Ничто так не радовало его глаз, как замок в стиле Тюдоров и зеленый газон. Но в то же время он умел ценить и архитектуру других народов. Например, дом Хусейна. Хотя определение “дом” было бы слишком простым для этого чуда.
   Великолепные арабески, лестнички-ступеньки, белые террасы и фонтанчики, фруктовый сад и тенистые скамейки создавали неповторимое очарование, присущее сказкам “Тысяча и одной ночи”. Попадая в это волшебство, намертво забываешь, что буквально в километре раскинулась сухая старуха-пустыня.
   Профессор посмотрел на небо. Кажется, грозы таки не будет. Новый год пройдет без погодных сюрпризов.
   Алекс поднялся по ступенькам главного входа и постучал в дверь. Через несколько мгновений дверь открылась, и высунулся мальчишка-слуга, который, узнав его, немедленно проводил в дом.
   После праздничного ужина они перешли пить чай на южную террасу. На маленьком низком столике стоял миниатюрный чайник и совсем уж крохотные блюдца с различными сладостями. Чай был разлит в небольшие пиалы заботливыми женскими руками.
   Ароматный напиток пили в молчании. Алекс понимал, что любые слова все равно не смогут выразить размеры его благодарности, поэтому самым лучшим было молчаливо разделить на двоих думы хозяина дома. Через некоторое время Хусейн всколыхнулся и медлительно, словно очнувшись, спросил:
   – Как идут дела у досточтимого профессора?
   – Слава Богу, вашими молитвами, – в том же ритме Ответил Енски-старший.
   Разговор снова перешел в плоскость невербального общения.
   На террасе возник мальчишка-слуга, он наклонился к уху хозяина и что-то тихо сказал на арабском. Хусейн поднял бровь. Поразмыслив немножко, он величественно кивнул. Паренек ненадолго растворился, чтобы через секунду возникнуть с подносом, на котором лежал белоснежный конверт.
   – Это принес для вас мужчина в сером бурнусе.
   – Вы позволите? – вежливо поинтересовался Алекс. Хусейн кивнул.
   Профессор взял конверт с подноса с явной досадой: “Дрянной араб не отвяжется теперь от меня до самого отъезда!” Отошел к перилам террасы, чтобы прочитать текст.
   Свет ажурного арабского фонаря подсветил лист, на котором обнаружились красно-коричневые разводы. Профессор поднес листок поближе к глазам и ощутил какой-то до странного знакомый удушливый аромат. Теплый запах восточных благовоний и сладких цветов. Брови ученого удивленно поднялись вверх. Он пошатнулся.
   Хусейн рванулся к Алексу, но успел только подхватить падающее тело.
   “Отправляйся в пасть к Амме-пожирательнице!”
   И вместо подписи Уджат – Око Гора.
   Вспышка и яростный треск.
   Шорох.
   Тихая грустная мелодия.
   – Дедушка, ты разве не научишь меня считать ? – спросила маленькая русоволосая девочка. – Смотри!Я даже принесла ромашки. Мы будем считать лепесточки?
   – Глупая девчонка. – засмеялся ее брат. – Мы будем играть в индейцев.
   Он стоял на зеленом холме, обнимая внуков. Свежий майский ветер шевелил их волосы. Сегодня его внукам исполнилось пять лет.

Глава пятнадцатая
БОЛЬ

   Липкая ночь.
   Бетси пошевелилась. Тяжелый не то вздох, не то всхлип. Все звуки словно придавленные. Нестерпимо резало глаза.
   – Понимаешь, я не хочу так… – куда-то в подушку, – я не хочу так меняться. Он буквально несколько дней назад сказал, что человек должен меняться. Всегда. Достойный человек меняется сам'. Другие – под влиянием обстоятельств. А я не хочу меняться так и знаю, что должна. Я словно вместе с ним умерла, только он навсегда, а я почему-то еще здесь…
   Анубис глубоко вздохнул. В темноте его собакоголо-вый силуэт был почти не виден.
   Снова тишина.
   – Почему мы в действительности задумываемся о человеке всерьез только тогда, когда он умер? Почему… – она сделала глубокий вздох, что бы задушить подступающие слезы, – почему только тогда, – выдох, – мы начинаем справедливо его ценить?
   Владыка Расетау молчал.
   Мысли текли, как кровь из раны, цепляясь друг за дружку и перекликаясь.
   Шорох простыней.
   Шаги.
   Послышался звук открываемой бутылки и плеск наполняемого бокала.
   – Хочешь? – Анубису.
   Он слабо мотнул головой, не сводя с нее пристального взгляда желтых миндалевидных глаз. Бетси равнодушно дернула плечом и залпом выпила содержимое.
   Холодный огонь.
   – Яду мне, яду, – процитировала шепотом девушка и присела на край кровати.
   Сжалось сердце, заломило виски.
   – О Господи… – задохнулась она. – Что же я скажу Гору?!
   И горько расплакалась.
   – Знаешь, – всхлип, – я ведь могу жить дальше. Алекс был мне хорошим учителем. Фактически он сделал меня такой, какая я сейчас есть. Он ни на минуту не давал мне расслабиться. Он гнал меня своими язвительными статьями дальше, к следующей вершине, к еще большей славе. А теперь… Мы же ведь все когда-то умрем, – полувопросительно, – только сердце ноет…
   Песиголовец присел рядом, на самый краешек кровати, и привлек к себе Бетси.
   – Если бы я не была такой эгоисткой, наверняка бы профессор был бы сейчас жив… Почему я была так легкомысленна?! Я же ведь знала, что на него покушались! – почти срываясь на крик.
   Хентиаменти посильнее прижал ее к себе.
   Снова тишина.
   Скоро начнется рассвет.
   Элизабет стала забываться в спасительной дреме.
   – Девочка, что я могу для тебя сделать? – тихо, с заботой спросил владыка Расетау.
   Она устало открыла глаза и сказала:
   – Верни его…
   Древний бог прищурился, словно всматриваясь в одному ему известные дали…
   Свет…
   Неслышный полет над зелеными холмами Англии… Лица– белые тени… Молодая женщина, похожая на его мать, с венцом на голове и скипетром в руках…
   – Дедушка, хочешь я научу тебя считать? – улыбается.
   Нет, на самом деле – это Джейн. Она стоит между двумя белыми столбами света, белое платье бьется в истерике от ветра. Ее руки – врата, глаза – строгий суд древних богов.
   – Папа, стань на мое место, – кричит сильным глубоким голосом сквозь яростные порывы воздуха, – стань молнией, пусти стрелу тоски своей выше себя!
   Вспышка…
   Ночь в пустыне. Догорающий костер. Звенящее шуршание песка.
   Убогий старец с тусклым фонарем и древним посохом оборачивается… Гор хитро улыбнулся и подмигнул. Сделал шаг и исчез…
   Туман… Звонко падают капли воды…
   Это стук копыт… Рыцарь в черных доспехах… Дыхание моря срывает капюшон его плаща…
   Если бы можно было закрыть глаза… Но их нет… Есть только Смерть в черных доспехах…
   – Дедушка! – требовательно зовет внук.
   Оборачивается…
   Много солнца… но заслоняться от него не хочется… Его кипящее золото льется на мальчика и девочку, держащихся за руки… А за ними бесконечное поле подсолнухов и огромное, заслоняющее весь мир рыжее солнце…
   – Дедушка. – Внучка взяла его руку и мягко потащила за собой. – Пойдем, пора учиться считать…
   Шейх, заложив руки за спину, молча стоял на восточной веранде. Занимался рассвет. Фиолетово-розовая дымка вот-вот должна была отпустить жаркое солнце Египта. Кирпичный “Марсам” в этом свете приобрел цвет розового мрамора.
   Над Нилом стоял утренний миг прохлады и свежести. Скоро заплачет муэдзин, и город снова проснется. Откроются магазины, проснутся туристы, жизнь пойдет-своим чередом, и никто не заметит того, что какой-то профессор какого-то университета сегодня не пойдет на работу и не выпьет свою утреннюю чашку кофе. Только это дрянное воронье – репортеры топтались и галдели у его отеля всю ночь. Эти шакалы даже пытались взять интервью у него самого.
   Под внешней маской спокойствия Хусейн умело скрывал гнев, равный по силе ядерному взрыву. Еще бы! В его доме убили гостя. Неслыханная дерзость! Попрание всех законов предков! Позор! Попросту самоубийство. Нужно иметь куриные мозги, чтобы думать, что можно скрыться в маленьком Египте от руки такого человека. Это даже не личное дело, это нечто большее. Месть, возведенная в степень “п”.
   Его люди не спали сегодня всю ночь. Они сбились с ног, отрабатывая все варианты поиска убийцы. И их рвение было вознаграждено. Опережая на несколько шагов луксорскую полицию, они нашли того самого торговца, любителя сладенького. Охрана совершила почти подвиг, переправляя бессознательное тело Абдула в тайные подвалы при доме шейха так, чтобы не заметила ни полиция, ни репортеры. Однако много информации он дать не смог.
   Исходя из полученных сведений, Абдул был игрушкой в чужих руках. Он совершенно не помнил, что делал вчера целый день. И был очень удивлен, что из-за его действий погиб человек. Как очутился в его руках смертоносный конверт, откуда он знал, что его нужно 'передать именно Енски, Абдул не знал. Последнее его воспоминание относилось к вечеру предыдущего дня, когда он познакомился в дешевом ресторанчике с очень соблазнительной женщиной, у которой были весьма своеобразные глаза. И еще кто-то хотел купить у него крупную партию героина. Но кто, сколько, где? Амнезия.
   И сейчас старый Абд эр-Махмуд стоял и раздумывал: отдать Абдула на растерзание полиции или же пригласить специалиста, который вывернет его мозги наизнанку, но добудет информацию о таинственном хозяине. Хусейн сделал знак рукой. За его спиной неслышно образовалась прислуга. Шейх тихо приказал:
   – Рабочим копать без отдыха. В течение двух дней раскопки должны быть окончены. – Он немного помолчал, а потом продолжил: – Немедленно начать поиски женщины. Абдула сдать в полицию.
   Слуга молча растворился в тени дома.
   Над горизонтом показался краешек солнечного диска. Его свет властно разорвал заспанное темно-лазоревое небо.
* * *
   Бетси вздрогнула во сне и проснулась. Ужасно болела голова. Несколько секунд до того, как вернулась память, девушка находилась в блаженном забытье, но как только очнулась, то словно осунулась. Тяжело поднялась с кровати и пошла умываться. Вчерашний пеньюар был содран с абсолютным равнодушием, как глупый непутевый свидетель трагедии. Холодная вода слегка освежила, но боль не отступила.
   “Надо выпить таблетку”, – подумала она и достала из шкафчика две капсулы.
   Допивала лекарство уже одеваясь. Сделав последний глоток, сказала, обращаясь к лежащему у кровати Ану-бису:
   – Вставай. Нам нужно срочно сделать одно дело. Хентиаменти, жмурясь, вопросительно глянул на нее. Какого, дескать, рожна в такую рань?
   – Надо забрать кошку профессора. Порывшись в дамской сумочке, Элизабет вытащила солнцезащитные очки и плотно надела их.
   – Вот теперь лучше, – сказала, обращаясь к своему отражению в зеркале.
   Они не стали спускаться на лифте, а легко сбежали по ступенькам вниз. Как только Бетси появилась в холле гостиницы, на нее тут же набросились репортеры, наставив фиолетовые объективы видеокамер и ослепив ее вспышками фотоаппаратов. Перебивая друг друга, “рыцари пера” загалдели, как вороны:
   – Как вы прокомментируете события нынешней ночи?
   – Вы будете созывать пресс-конференцию?
   – Есть ли новые сведения в расследовании убийства профессора Енски?
   – Будет ли свернута экспедиция? Их лица были искажены болезненным любопытством, а глаза выдавали лживую натуру. Холеные женщины и мужчины тянули к ней микрофоны, хватали ее за руки и пытались развернуть в сторону объектива. От мелькания и жары, бессонной ночи и горя ей стало нехорошо. Лица норовили расплыться, а голоса затихнуть, но она, упрямо расталкивая локтями толпу, глухо отвечала:
   – Без комментариев.
   На помощь, как всегда, пришел верный пес. Он вдруг ощерился и зарычал. Послышался женский визг, и все журналисты как по команде расступились в живой коридор. Бетси в тишине молча прошествовала вслед за верным псом к выходу из гостиницы. Собака, даже небольшая, может нанести массу рваных ран, которые придется потом долго и болезненно лечить. Шакалы от журналистики отлично знали об этом.
   Немного в стороне на фоне толпы стояла пожилая, но с остервенением молодящаяся ведущая популярного телевизионного канала в темно-голубом костюме и уверенным захлебывающимся голосом вещала в объектив:
   – Нужно быть снисходительным к Элизабет Мак-Дугал, ведь сегодня ночью был убит ее учитель, знаменитый профессор Лондонского университета Алекс Енски. Как сообщил наш конфиденциальный источник в полицейском управлении Луксора, на подозрении находятся…
   “Гадко делать деньги на мертвецах”, – ежась, подумала Бетси.
   Добыть ключи от номера не составляло труда. В полиции ее уже знали как облупленную.
   Она подошла к двери и обнаружила воткнутый в дверь коричневый конверт. Сняла очки, внимательно его осмотрела, не касаясь. Не обнаружив ничего подозрительного, очень осторожно, боясь подвоха, девушка тут же его вскрыла. В нем оказались медицинские справки на кошку. Профессор как-то упоминал, что готовит все необходимые документы для ветеринарного контроля на границе, чтобы перевести несчастное животное в Лондон.
   Элизабет повернула ключ в замочной скважине и медленно приоткрыла дверь. Преступники оказались очень упрямыми и информированными, и они могли предусмотреть, что Бетси придет за профессорской кошкой. Однако в номере было так же пусто, как и на душе у девушки.
   За окном надрывно затянул свою песню муэдзин.
   “Странно… Комната кажется такой заброшенной. Словно вещи хозяина чувствуют, что осиротели, – подумала Бетси. – А может быть, это только через призму моего Сознания все выглядит именно так?” Тем временем Анубис обежал весь номер, шумно принюхиваясь.
   – Кис-кис-кис, – позвала девушка.
   Тихо.
   – Кис-кис! – громче. – Баст, хорошая кошка, иди ко мне. Кис-кис-кис…
   Никто не отозвался.
   “Боже мой! Куда могло деться животное из закрытого помещения?!” – занервничала она.
   Бетси просмотрела все комнаты, заглянула под кровать, в ванную.
   Нет никого.
   “Может быть, гостиничная прислуга забрала?” – предположила девушка и уже было направилась на поиски консьержа, как из-за шторы послышалось очень сонное ворчание и высунулась заспанная кошачья
   морда.
   – Господи! Ну, ты меня и напугала, блохастая! – отлегло от сердца у Бетси. – Ну, иди ко мне.
   Кошка спрыгнула с подоконника, однако зов проигнорировала. Она важно потянулась и стала сосредоточенно чесать когти о персидский ковер.
   У Бетси глаза распахнулись от такого бесцеремонного поведения. Анубис ее приучил к тому, что животное откликается на любую просьбу. Постояв немного и придя в себя, она присела на софу и решила повнимательнее рассмотреть ветеринарные справки. Не особенно сопротивляясь судьбе, Элизабет решила забрать кошку к себе в Перт. На первый взгляд, – с документами все было в порядке. Более внимательно рассмотреть документы ей не удалось. Баст запрыгнула на софу и муркнула, заглядывая желтыми сонными глазами.
   – Ну, что такое? – ласково поинтересовалась Бетси, убирая бумаги.
   Баст тут же воспользовалась ситуацией, забралась ей на колени и с удовольствием замурлыкала.
   – Эх ты… Партизанка… – вздохнула девушка. Было приятно, что хоть с опозданием, но лохматая бестия откликнулась.
   Тем временем Анубис, усмотрев в происходящем поползновение на его единоличное владение вниманием Элизабет, спрыгнул с кресла и стремительно бросился к кошке. Та от страха выгнула спину и яростно зашипела, вцепившись когтями в коленки Бетси. Мисс МакДугал взвыла. Пес от негодования, что ее подруге причинили боль, громко залаял. Баст угрожающе зашипела. Ситуация стремительно выходила из-под контроля.
   – Тихо! – вскочив, громко скомандовала Бетси, сбрасывая кошку с колен и отталкивая Анубиса. ' И тут же сникла. Ее громкий голос казался неуместным в номере профессора. Даже кошка с собакой перестали выяснять отношения и уселись на полу друг напротив дружки. Кошка, делая вид, что почти засыпает, а пес – делая вид, что стережет. Знаковая система обоих установилась в положение “настороженно”.
   Бетси оглянулась, словно боясь, что кто-то ее услышал, и осела на диван. Предстоял еще один тяжелый разговор. Не было смысла откладывать его в долгий ящик. Она набрала номер Гора. Несколько гудков, и на том конце подняли трубку.
   – Я слушаю, – вежливо отозвался молодой человек.
   – Здравствуй, Гор, – тихо сказала Бетси, замирая, словно на краю бездны. Она менялась.
   Девушка очень боялась расплакаться. От жалости к себе и от еще большей жалости к Гору и Джейн; от того, что все так нелепо получилось, и от тяжелого груза вины.
   Наверное, только теперь она окончательно и бесповоротно поняла, что профессор действительно умер. До этого звонка еще надеялась, что вот-вот откроется дверь и ввалится громогласный профессор, размахивая руками, и что можно будет его обнять и расцеловать и дальше жить и радоваться за него, его сына, внуков и не надо будет звонить Гору и пытаться сказать, что его отец умер…
   – Бетси! Бетси! Ты меня слышишь? Что-то со связью происходит.
   – Да, наверное… Гор… Твой отец сегодня ночью умер… – сказала она, зажмурившись и не дыша.
   – Как умер? – отказываясь верить, переспросил он.
   – Его убили сегодня ночью… Гор… Мне очень жаль… – Бетси почувствовала, что на эти слова у нее ушли
   последние силы.
   В более или менее осознанное состояние ее привел Гор. Очень собранно, по-деловому, без капли эмоций он
   сообщил:
   – Немедленно вылетаю.
   – Подожди… – попросила она. – А как же Яна? Она же ждет ребенка, это будет для нее такой стресс… Я позабочусь…
   – Да ты соображаешь, что говоришь?! – закричал в трубку Гор. – Ты советуешь мне бросить в чужой стране тело моего отца, его вещи и ждать, пока кто-то другой позаботится о моем отце?! – И резко добавил: – Встречай меня завтра вечером.
   Послышались короткие гудки.
   Конечно, на это нечего было возразить. Да и вообще в семье у Енски очень четко была обозначена преемственность поколений. Это было видно с закрытыми глазами. Теперь Гор был глава рода, и он сам должен был позаботиться о своих мертвых.
   Ее губы задрожали, она громко всхлипнула и снова расплакалась.
   Кошка и собака, задрав мордочки, внимательно на нее смотрели.
   Кошка спать отдельно никак не желала. Уснула только тогда, когда оперлась на левое плечо Бетси и сонно замурлыкала.
   – Жалко, что она не настоящая Баст, – уже почти засыпая, сказала она. Анубис тогда в темноте только усмехнулся…