Охота была в самом разгаре — «кепарика» зажали со всех сторон и, действуя на нервы внезапными появлениями в самых неожиданных местах, скупыми очередями и пистолетными выстрелами гнали по пересеченке в нужном направлении, так ни разу и не оцарапав девятью граммами, хотя случаев выпадало предостаточно. Как и на вчерашней охоте, главное было — не давать ему сменить магазин.
Из-за дерева на миг высунулся Сергей, громко сообщил:
— Лови подарок! — и, коротко взмахнув рукой, опять растворился в окружающем ландшафте.
Граната плюхнулась прямо к ногам «кепарика», рубчатая «эфка» с разлетом осколков на двести метров. «Кепарик», судя по его реакции, прекрасно понимал убойные способности этой красивой штуки — отпрыгнул, насколько удалось, закрывая руками голову, рухнул за толстый ствол.
Тут его и взяли, болезного, Костя с Доктором, прыгнув с двух сторон. Сергей преспокойно подобрал «эфку» со вставленной чекой и помог им быстренько обшарить пленного, выгребя решительно все из многочисленных карманов, лишив новенького «лифчика» импортного происхождения и выдернув пистолет из кобуры.
Обоих захваченных снесли в одно место, в низинку, положили рядом на жухлую прошлогоднюю траву, создав некое подобие икебаны. Славянин уже начал понемногу приходить в себя, и Краб, не раздумывая, беззастенчиво полез ему в ширинку, приговаривая:
— Не вертись, голубок, я не пидер и кастрировать не буду, нужен ты мне…
— Поднял голову, ухмыляясь. — Ага, обрезанный, и давненько, зажило уже все…
Майор поманил его пальцем:
— Отнеси-ка его во-он за тот бугорок. И пока я с этим общаюсь, придави маленько, чтобы потек душою…
Краб кивнул и, чтобы не тратить зря силы, поволок русого мусульманина к бугорку прямо за ноги, без китайских церемоний. Присев на корточки, майор стал разглядывать взятые у «кепарика» пожитки.
Оружие его интересовало в последнюю очередь — эка невидаль! — и потому он сразу отодвинул в сторону оба автомата, новенький «Макаров», пару гранат. Повертел в руках ракетницу. Так, интересно… Две белых ракеты, две зеленых, любопытное совпаденьице, главный комплект и запасной… Нет, никакое это не совпадение…
— Твое? — показал он пленному ракетницу с причиндалами.
Тот — несомненный чечен лет двадцати пяти — лишь зло фыркнул, глядя гордо и несгибаемо. Надо полагать, никогда в жизни не беседовал по душам с Доктором Айболитом, что еще не поздно исправить…
Бумажник с документами — вещь интересная, но майор пока что не стал в нем копаться. Раздельно, значительно произнес, глядя пленнику в глаза:
— Я, между прочим, «Георгин». Никакой реакции на пароль. Пленный, таращась исподлобья, заявил:
— Отпусти, сволочь. Развяжи руки, иначе плохо будет. Ты кто такой?
— А ты? — поинтересовался майор, все еще не раскрывая бумажника, — любопытно было знать, что скажет его хозяин.
Тот горделиво, насколько было возможно в его положении, задрал подбородок:
— Я — Бено Гароев. Из охраны муфтия Мадурова.
— И давненько в этой должности?
— Четыре года.
— Значит, раньше был в банде?
— Раньше у всех были банды, — ответил пленный. — Ничего и не было, кроме банд…
— Резонно, — сказал майор. — Ну ладно, если ко мне по-доброму, я тоже не зверь…
Он показал удостоверение — всей правдочки о нем там не было изложено, конечно, однако принадлежность к конторе высказана четко.
— А почему тогда этот твой кричал «Аллах акбар»?
— Мало ли какие фантазии могут быть у человека? Слышал о таком понятии, как «военная хитрость»?
— Доводилось.
— И за кого же нам было тебя принимать? Шагаешь себе с двумя сразу автоматами далеконько от ближайшего населенного пункта…
— Так вышло. Я…
— Погоди, — сказал майор, изучая документы. — Сам скажу. Ехали вы на белой «Ниве» с номерами… А где Расул?
— Откуда знаешь про Расула?
— Эфир слушали, — сказал майор. — Ищут вас вовсю, беспокоятся — ты бы знал…
— У тебя есть рация? — вскинулся пленник. — Развяжи руки и дай рацию. Нужно связаться, они же не знают… Вы обязаны с нами сотрудничать, есть такой приказ! Мадуров — официальное лицо…
— Не спорю, — сказал майор. — Вот только, друг мой, в вашем положении как-то не особенно уместно изрекать словечки вроде «обязан». Я многого не обязан. Не обязан, например, верить этим бумажкам, — от помахал пачечкой разрешений, пропусков и удостоверений, в общем, неопровержимо свидетельствовавших, что Гароев именно тот, за кого себя выдает, и в таковом качестве имеет право пользоваться доверием и поддержкой федеральных сил. — Потому что это — теория, а на практике обычно бывает наоборот… Кто тебя знает, вдруг документы все же поддельные…
— Они настоящие!
— А если настоящие, я тем не менее обязан, учитывая все обстоятельства, доставить тебя для детальной проверки. В таком вот упакованном виде. Главное, имею право. А раз имею, значит, могу. Ну, накричит на меня потом начальство — дело привычное…
— Чего ты от меня хочешь? — спросил Гароев уже тоном, подразумевавшим некоторую готовность к мирным переговорам.
— Как ты сюда попал?
— Мы с Расулом ездили в одно место… Осмотреться там. Был сигнал, что там устроили стоянку «бородатые». А мы теперь всегда проверяем трассу, когда муфтий должен проехать… Там никого не оказалось. Но в другом месте, не так уж далеко, на нас напали из засады. Они убили Расула, рацию разбило, машина загорелась… Я не трус, ясно тебе? Я просто обязан был о них сообщить, вот и пришлось…
— Отступить, — сказал майор понимающе. — Ничего не вижу стыдного и унизительного в том, чтобы отступить перед превосходящими силами противника, особенно если задача требует… А этого где взял?
— Увидел, как он идет куда-то. Ваши, федералы, ни за что не будут в одиночку расхаживать далеко от своих. Или дезертир, или ваххабит. Я его взял украдкой. И повел, чтобы потом допросить. Он точно ваххабит. Сначала принял меня за «бородача», назвал пару фамилий их командиров, и правильно назвал, мы таких знаем, клялся, что мусульманин, наглядно показал… Я его вел…
— Ракетницу тоже у него забрал?
— Ага.
— Посиди пока, отдохни, — сказал майор.
— Развяжи руки!
— Обязательно развяжу, потом… Он направился в ту сторону, где валялся второй. Разумеется, тот так и лежал, спутанный, а сидевший над ним на корточках Краб рассказывал пленному что-то увлекательное — настолько увлекательное, что связанного прошиб цыганский пот и он, полное впечатление, был близок к обмороку.
— Ну, рассказывай, сиротинушка, — сказал майор, тоже опускаясь на корточки.-Рассказывай, кто ты таков есть и как докатился до такой жизни. Вот тебе мое удостоверение, для ясности… А во вторых строках моего письма могу поведать кодовое слово «Георгин». Говорит оно тебе что-нибудь?
— Еще как, товарищ майор! — радостно возопил связанный. — Пион я, Пион! Я ж к вам шел, должен был дать белую и зеленую, когда стемнеет, ждать от вас красную и белую…
Испытав несказанную радость, майор, однако, никак этого не выказал. Наоборот, нахмурился:
— То ты — Пион, то — мусульманин, Бадруддина знаешь…
— А что тут удивительного? — зачастил пленный. — Я ж оттуда… был оттуда… словом… Что мне было кричать, когда этот начал вопить «Аллах акбар»? Я думал, наши… то есть, ихние…
— Запутался ты, я смотрю, уважаемый, — холодно сказал майор. — Меж нашими и вашими…
— Сплошные «Три мушкетера», — подхватил Краб, человек начитанный, как подобает морскому офицеру, пусть и бывшему. — Папенька Мушкетона изобрел веру смешанную, позволявшую ему быть то католиком, то гугенотом, — смотря кого приходилось грабить. Вот и этот сперматозоид… из таких. Из шатких.
— Я — Пион! Пион, понимаете?
— Тебя как зовут? — задушевно спросил Краб.
— Иван…
— Ну да? А на мусульманский манер? Только не притворяйся, что у тебя мусульманского имечка нету…
— Ну, Абдаллах…
— Так Ваня или Абдаллах?
— Ваня! Ваня! — заорал тот с ноткой истерики. — Ну что вы комедию ломаете? Я же говорю — Пион, Пион, Пион! К вам я шел!
— Я тебе, вообще-то, верю, — признался майор. — Вот только не думай, что мы от восторга тебе на шею кинемся, умиленные слезы лить будем… тебе, щенок, еще отмываться предстоит тремя мочалками, а то и с наждачком… Уяснил?
— Каюм мне обещал…
— Все равно, милый, — сказал майор. — Ну, не с тремя мочалками — с двумя. Возможно, исключим и наждачку. Однако ты не воображай, что делаешь мне, большое одолжение. Ты не мне одолжение делаешь, ты свою шкуру спасаешь…
— Я…
— Хватит ныть! — произнес майор так, что Ваня-Абдаллах поперхнулся остальными словами. — Что с Каюмом?
— Да ничего с ним. Когда я уходил, все было в ажуре…
— Что он тебе велел передать? Сосредоточился! Вспомнил дословно! И без всякой отсебятины!
Лежащий от усиленной умственной работы снова вспотел, на лбу собрались поперечные морщины, сразу сделавшие его лет на десять старше:
— Вы должны выдвинуться к «Амбару». Сразу, немедленно. Может быть, уже сегодня ночью там поселится крыса. Небольшая крыса.
— Дальше?
— Все, понимаете? Я дословно повторил, как он наставлял… Больше ничего, только это… Ой!, нет, нет! Завтра танец. Так и сказал. Вы должны выдвинуться к «Амабру», сразу, немедленно, может быть, уже сегодня ночью там поселится крыса, небольшая крыса, завтра танец… Вот теперь все, товарищ майор, честное слово! Хотите, повторю?
— Не хочу, — хмуро сказал майор. — С картой работать умеешь?
— Немножко…
— Краб, распутай ему верхние конечности. Краб проворно выполнил приказ, а сам, по врожденному недоверию к человечеству, устроился сзади, уперев пленному глушитель «Каштана» прямиком в ямочку меж шеей и затылком.
— Откуда ты пришел?
Ваня-Абдаллах присмотрелся, робко ткнул грязным пальцем:
— Вот отсюда. Там сам Джинн и с ним человек сорок. Остальные где-то поблизости, с Бадруддином. Только с Бадруддином осталась обычная пехота, а с Джинном — Каюм, и Аль-Бакр, и оба негра, и журналюги…
— Это которые? — небрежно спросил майор, впервые о журналистах слышавший.
— Немец и янкес. И телевизионщик из Риги. Голландец ехал с Касемом, их позавчера «внутряки» раздолбали где-то в горах, уже передавали по телевизору, так что журналюг трое осталось…
— Ага, — сказал майор. — Ты, выходит, был с Каюмом?
— Ну говорю же…
— А поскольку с Бадруддином осталась простая пехота, то ты, будучи в группе Джинна, относишься к чему-то рангом повыше, а?
Пленный охнул от неожиданности. Покривился, пытаясь перевести все в шутку:
— Приемчики эти ваши… Подлавливаете?
— Да считай, уже подловил… — дружелюбно сказал майор. — Ладно, без лирики… Значит, человек сорок?
— Ага. Только говорят, назавтра и наш… ихний! отряд опять разделится… Товарищ майор, мне поутру надо назад возвращаться, я ж якобы с агентурой пошел встречаться, с нашей… с ихней…
— Я понял, — кивнул майор. — Не с моей, одним словом… Ладно, друг Ванюша, пойдешь назад. Твоя персона меня как-то не особенно волнует, я о Каюме думаю…
— Да я понимаю! Вы не думайте, я твердо решил… Каюм же обещал…
— Что-то подсказывает мне, Ванюша, что твой жизненный путь был крайне путаным и загогулистым… — сказал майор, положил ему руку на плечо, впился взглядом: — Я тебя убедительно прошу: не делай его еще путанее, ладно? А то под землей откопаю… Ты думаешь, Каюм там один?
— Да все я понимаю…
— Вот и ладушки, — кивнул майор, выпрямляясь. — Посиди пока.
Ну, вот так… Теперь у него на шее оказался еще и охранник лояльного нынче к власти муфтия Мадурова, которого, конечно, следовало сдать хозяину живым и невредимым во исполнение строгих инструкций командования.
Впрочем, это проблема из третьестепенных — посидит сопляк связанным под чутким присмотром, никуда не денется, а его эмоции никого в данный момент не волнуют…
Есть другая задачка, посерьезнее…
Сообщение Каюма переводилось на простой и понятный язык без особых непоняток: возможно, уже сегодня ночью к объекту «Амбар» придет Джинн в сопровождении небольшого количества людей и с наступлением светлого времени суток некую акцию. Пока не начал, следует его взять.
Не так уж сложно. Если только это и в самом деле Каюм сообщает. Если это и в самом деле донесение своего, внедренного, а не толковая деза с задачей заманить их группу в засаду. Полностью отбрасывать этой версии нельзя…
Посмотрим правде в глаза: несгибаемых людей нет. Есть предел физических страданий и есть навыки, позволяющие умельцу подвести человека к этому пределу, пойти дальше… Чистая физиология, не более того, и нет тут ущерба для чести и идеалов. Оттого-то и подрываются на последней гранате те, кто знает в силу своего сурового ремесла о существовании предела. Не самих пыток боятся, а того, что перешагнут…
Так Каюм или деза? Не определить. Ни за что. А значит — нужно рисковать. Журналисты, о чьем пребывании в банде Джинна никто и не подозревал… Акция…
Словно головоломка, лежавшая до того бесформенной кучей деталек, вдруг мгновенно сложилась у него в мозгу.
Предположим, завтра на кортеж муфтия Мадурова будет совершено нападение — группой битых, опытных профессионалов, способных справиться с этой задачей по высшему классу. Предположим далее, что один из авторитетных полевых командиров, уже известный европейскому общественному мнению Джинн-эфенди, вскорости после этого приведет к месту недавнего сражения журналистов — немца, янкеса и телевизионщика из Риги. И журналюги своими глазами увидят на поле боя немало интересного: скажем, подбитый из граника новейший российский БТР-95. И трупы людей несомненно славянского облика. И малосекретные, но убедительные документы из штаба ближайшего военного округа. И орден «За заслуги перед Отечеством» третьей степени — с мечами и оч-чень интересным, многозначительным номером. И, возможно, еще немало интригующих сюрпризов… Позволяющих однозначно сделать вывод: клятые федералы, циники беззастенчивые, злодейски ликвидировали своего союзника, бедолагу муфтия, хоть и сами полегли в результате героического сопротивления охраны…
Скандал получится конкретный и шумный, на всю Европу, — уж импортные борзые перья постараются. Официальные лица, понятное дело, станут вс„ аргументированно опровергать, но, как бы они ни старались, история эта выпорхнет на европейские просторы, что твой Икарушка, распространится, даст повод кой-кому разинуть хайло — есть такие, им только повод дай… И здесь, в Чечне, вспыхнет очередной очажок: кто-то искренне поверит, а кто-то оттого, что захотел поверить…
Ему было жарко, хотя ветерок был холодным, пронзительным. И посоветоваться ни с кем нельзя, приказ ясен: радиомолчание при любых обстоятельствах. При любых. Выйти в эфир можно лишь в двух случаях: или после поимки Джинна, или после провала этого увлекательного мероприятия…
Вот вам и оборотная сторона всех командирских привилегий — необходимость единолично и быстро принимать решения своим разумением. Соответственно, взваливая на себя всю проистекающую отсюда ответственность. Это — груз…
— Това-арищ майор! Руки-то развяжите, — ворвался в его тягостные раздумья плаксивый голос Вани-Абдаллаха.
— Ты что, хочешь, чтобы джигит увидел? Который тебя в плен брал? — с неудовольствием оглянулся майор. — Сиди уж… помощничек.
Он встал с сухой серовато-желтой земли, уже приняв решение — одно из тех, что прибавляют седых волос и рубцов на сердце, но и, с другой стороны, позволяют остаться мужиком в своих и чужих глазах. И громко распорядился:
— Старшие троек, ко мне?
Глава седьмая. ВНИМАНИЕ, ЦУНАМИ!
Из-за дерева на миг высунулся Сергей, громко сообщил:
— Лови подарок! — и, коротко взмахнув рукой, опять растворился в окружающем ландшафте.
Граната плюхнулась прямо к ногам «кепарика», рубчатая «эфка» с разлетом осколков на двести метров. «Кепарик», судя по его реакции, прекрасно понимал убойные способности этой красивой штуки — отпрыгнул, насколько удалось, закрывая руками голову, рухнул за толстый ствол.
Тут его и взяли, болезного, Костя с Доктором, прыгнув с двух сторон. Сергей преспокойно подобрал «эфку» со вставленной чекой и помог им быстренько обшарить пленного, выгребя решительно все из многочисленных карманов, лишив новенького «лифчика» импортного происхождения и выдернув пистолет из кобуры.
Обоих захваченных снесли в одно место, в низинку, положили рядом на жухлую прошлогоднюю траву, создав некое подобие икебаны. Славянин уже начал понемногу приходить в себя, и Краб, не раздумывая, беззастенчиво полез ему в ширинку, приговаривая:
— Не вертись, голубок, я не пидер и кастрировать не буду, нужен ты мне…
— Поднял голову, ухмыляясь. — Ага, обрезанный, и давненько, зажило уже все…
Майор поманил его пальцем:
— Отнеси-ка его во-он за тот бугорок. И пока я с этим общаюсь, придави маленько, чтобы потек душою…
Краб кивнул и, чтобы не тратить зря силы, поволок русого мусульманина к бугорку прямо за ноги, без китайских церемоний. Присев на корточки, майор стал разглядывать взятые у «кепарика» пожитки.
Оружие его интересовало в последнюю очередь — эка невидаль! — и потому он сразу отодвинул в сторону оба автомата, новенький «Макаров», пару гранат. Повертел в руках ракетницу. Так, интересно… Две белых ракеты, две зеленых, любопытное совпаденьице, главный комплект и запасной… Нет, никакое это не совпадение…
— Твое? — показал он пленному ракетницу с причиндалами.
Тот — несомненный чечен лет двадцати пяти — лишь зло фыркнул, глядя гордо и несгибаемо. Надо полагать, никогда в жизни не беседовал по душам с Доктором Айболитом, что еще не поздно исправить…
Бумажник с документами — вещь интересная, но майор пока что не стал в нем копаться. Раздельно, значительно произнес, глядя пленнику в глаза:
— Я, между прочим, «Георгин». Никакой реакции на пароль. Пленный, таращась исподлобья, заявил:
— Отпусти, сволочь. Развяжи руки, иначе плохо будет. Ты кто такой?
— А ты? — поинтересовался майор, все еще не раскрывая бумажника, — любопытно было знать, что скажет его хозяин.
Тот горделиво, насколько было возможно в его положении, задрал подбородок:
— Я — Бено Гароев. Из охраны муфтия Мадурова.
— И давненько в этой должности?
— Четыре года.
— Значит, раньше был в банде?
— Раньше у всех были банды, — ответил пленный. — Ничего и не было, кроме банд…
— Резонно, — сказал майор. — Ну ладно, если ко мне по-доброму, я тоже не зверь…
Он показал удостоверение — всей правдочки о нем там не было изложено, конечно, однако принадлежность к конторе высказана четко.
— А почему тогда этот твой кричал «Аллах акбар»?
— Мало ли какие фантазии могут быть у человека? Слышал о таком понятии, как «военная хитрость»?
— Доводилось.
— И за кого же нам было тебя принимать? Шагаешь себе с двумя сразу автоматами далеконько от ближайшего населенного пункта…
— Так вышло. Я…
— Погоди, — сказал майор, изучая документы. — Сам скажу. Ехали вы на белой «Ниве» с номерами… А где Расул?
— Откуда знаешь про Расула?
— Эфир слушали, — сказал майор. — Ищут вас вовсю, беспокоятся — ты бы знал…
— У тебя есть рация? — вскинулся пленник. — Развяжи руки и дай рацию. Нужно связаться, они же не знают… Вы обязаны с нами сотрудничать, есть такой приказ! Мадуров — официальное лицо…
— Не спорю, — сказал майор. — Вот только, друг мой, в вашем положении как-то не особенно уместно изрекать словечки вроде «обязан». Я многого не обязан. Не обязан, например, верить этим бумажкам, — от помахал пачечкой разрешений, пропусков и удостоверений, в общем, неопровержимо свидетельствовавших, что Гароев именно тот, за кого себя выдает, и в таковом качестве имеет право пользоваться доверием и поддержкой федеральных сил. — Потому что это — теория, а на практике обычно бывает наоборот… Кто тебя знает, вдруг документы все же поддельные…
— Они настоящие!
— А если настоящие, я тем не менее обязан, учитывая все обстоятельства, доставить тебя для детальной проверки. В таком вот упакованном виде. Главное, имею право. А раз имею, значит, могу. Ну, накричит на меня потом начальство — дело привычное…
— Чего ты от меня хочешь? — спросил Гароев уже тоном, подразумевавшим некоторую готовность к мирным переговорам.
— Как ты сюда попал?
— Мы с Расулом ездили в одно место… Осмотреться там. Был сигнал, что там устроили стоянку «бородатые». А мы теперь всегда проверяем трассу, когда муфтий должен проехать… Там никого не оказалось. Но в другом месте, не так уж далеко, на нас напали из засады. Они убили Расула, рацию разбило, машина загорелась… Я не трус, ясно тебе? Я просто обязан был о них сообщить, вот и пришлось…
— Отступить, — сказал майор понимающе. — Ничего не вижу стыдного и унизительного в том, чтобы отступить перед превосходящими силами противника, особенно если задача требует… А этого где взял?
— Увидел, как он идет куда-то. Ваши, федералы, ни за что не будут в одиночку расхаживать далеко от своих. Или дезертир, или ваххабит. Я его взял украдкой. И повел, чтобы потом допросить. Он точно ваххабит. Сначала принял меня за «бородача», назвал пару фамилий их командиров, и правильно назвал, мы таких знаем, клялся, что мусульманин, наглядно показал… Я его вел…
— Ракетницу тоже у него забрал?
— Ага.
— Посиди пока, отдохни, — сказал майор.
— Развяжи руки!
— Обязательно развяжу, потом… Он направился в ту сторону, где валялся второй. Разумеется, тот так и лежал, спутанный, а сидевший над ним на корточках Краб рассказывал пленному что-то увлекательное — настолько увлекательное, что связанного прошиб цыганский пот и он, полное впечатление, был близок к обмороку.
— Ну, рассказывай, сиротинушка, — сказал майор, тоже опускаясь на корточки.-Рассказывай, кто ты таков есть и как докатился до такой жизни. Вот тебе мое удостоверение, для ясности… А во вторых строках моего письма могу поведать кодовое слово «Георгин». Говорит оно тебе что-нибудь?
— Еще как, товарищ майор! — радостно возопил связанный. — Пион я, Пион! Я ж к вам шел, должен был дать белую и зеленую, когда стемнеет, ждать от вас красную и белую…
Испытав несказанную радость, майор, однако, никак этого не выказал. Наоборот, нахмурился:
— То ты — Пион, то — мусульманин, Бадруддина знаешь…
— А что тут удивительного? — зачастил пленный. — Я ж оттуда… был оттуда… словом… Что мне было кричать, когда этот начал вопить «Аллах акбар»? Я думал, наши… то есть, ихние…
— Запутался ты, я смотрю, уважаемый, — холодно сказал майор. — Меж нашими и вашими…
— Сплошные «Три мушкетера», — подхватил Краб, человек начитанный, как подобает морскому офицеру, пусть и бывшему. — Папенька Мушкетона изобрел веру смешанную, позволявшую ему быть то католиком, то гугенотом, — смотря кого приходилось грабить. Вот и этот сперматозоид… из таких. Из шатких.
— Я — Пион! Пион, понимаете?
— Тебя как зовут? — задушевно спросил Краб.
— Иван…
— Ну да? А на мусульманский манер? Только не притворяйся, что у тебя мусульманского имечка нету…
— Ну, Абдаллах…
— Так Ваня или Абдаллах?
— Ваня! Ваня! — заорал тот с ноткой истерики. — Ну что вы комедию ломаете? Я же говорю — Пион, Пион, Пион! К вам я шел!
— Я тебе, вообще-то, верю, — признался майор. — Вот только не думай, что мы от восторга тебе на шею кинемся, умиленные слезы лить будем… тебе, щенок, еще отмываться предстоит тремя мочалками, а то и с наждачком… Уяснил?
— Каюм мне обещал…
— Все равно, милый, — сказал майор. — Ну, не с тремя мочалками — с двумя. Возможно, исключим и наждачку. Однако ты не воображай, что делаешь мне, большое одолжение. Ты не мне одолжение делаешь, ты свою шкуру спасаешь…
— Я…
— Хватит ныть! — произнес майор так, что Ваня-Абдаллах поперхнулся остальными словами. — Что с Каюмом?
— Да ничего с ним. Когда я уходил, все было в ажуре…
— Что он тебе велел передать? Сосредоточился! Вспомнил дословно! И без всякой отсебятины!
Лежащий от усиленной умственной работы снова вспотел, на лбу собрались поперечные морщины, сразу сделавшие его лет на десять старше:
— Вы должны выдвинуться к «Амбару». Сразу, немедленно. Может быть, уже сегодня ночью там поселится крыса. Небольшая крыса.
— Дальше?
— Все, понимаете? Я дословно повторил, как он наставлял… Больше ничего, только это… Ой!, нет, нет! Завтра танец. Так и сказал. Вы должны выдвинуться к «Амабру», сразу, немедленно, может быть, уже сегодня ночью там поселится крыса, небольшая крыса, завтра танец… Вот теперь все, товарищ майор, честное слово! Хотите, повторю?
— Не хочу, — хмуро сказал майор. — С картой работать умеешь?
— Немножко…
— Краб, распутай ему верхние конечности. Краб проворно выполнил приказ, а сам, по врожденному недоверию к человечеству, устроился сзади, уперев пленному глушитель «Каштана» прямиком в ямочку меж шеей и затылком.
— Откуда ты пришел?
Ваня-Абдаллах присмотрелся, робко ткнул грязным пальцем:
— Вот отсюда. Там сам Джинн и с ним человек сорок. Остальные где-то поблизости, с Бадруддином. Только с Бадруддином осталась обычная пехота, а с Джинном — Каюм, и Аль-Бакр, и оба негра, и журналюги…
— Это которые? — небрежно спросил майор, впервые о журналистах слышавший.
— Немец и янкес. И телевизионщик из Риги. Голландец ехал с Касемом, их позавчера «внутряки» раздолбали где-то в горах, уже передавали по телевизору, так что журналюг трое осталось…
— Ага, — сказал майор. — Ты, выходит, был с Каюмом?
— Ну говорю же…
— А поскольку с Бадруддином осталась простая пехота, то ты, будучи в группе Джинна, относишься к чему-то рангом повыше, а?
Пленный охнул от неожиданности. Покривился, пытаясь перевести все в шутку:
— Приемчики эти ваши… Подлавливаете?
— Да считай, уже подловил… — дружелюбно сказал майор. — Ладно, без лирики… Значит, человек сорок?
— Ага. Только говорят, назавтра и наш… ихний! отряд опять разделится… Товарищ майор, мне поутру надо назад возвращаться, я ж якобы с агентурой пошел встречаться, с нашей… с ихней…
— Я понял, — кивнул майор. — Не с моей, одним словом… Ладно, друг Ванюша, пойдешь назад. Твоя персона меня как-то не особенно волнует, я о Каюме думаю…
— Да я понимаю! Вы не думайте, я твердо решил… Каюм же обещал…
— Что-то подсказывает мне, Ванюша, что твой жизненный путь был крайне путаным и загогулистым… — сказал майор, положил ему руку на плечо, впился взглядом: — Я тебя убедительно прошу: не делай его еще путанее, ладно? А то под землей откопаю… Ты думаешь, Каюм там один?
— Да все я понимаю…
— Вот и ладушки, — кивнул майор, выпрямляясь. — Посиди пока.
Ну, вот так… Теперь у него на шее оказался еще и охранник лояльного нынче к власти муфтия Мадурова, которого, конечно, следовало сдать хозяину живым и невредимым во исполнение строгих инструкций командования.
Впрочем, это проблема из третьестепенных — посидит сопляк связанным под чутким присмотром, никуда не денется, а его эмоции никого в данный момент не волнуют…
Есть другая задачка, посерьезнее…
Сообщение Каюма переводилось на простой и понятный язык без особых непоняток: возможно, уже сегодня ночью к объекту «Амбар» придет Джинн в сопровождении небольшого количества людей и с наступлением светлого времени суток некую акцию. Пока не начал, следует его взять.
Не так уж сложно. Если только это и в самом деле Каюм сообщает. Если это и в самом деле донесение своего, внедренного, а не толковая деза с задачей заманить их группу в засаду. Полностью отбрасывать этой версии нельзя…
Посмотрим правде в глаза: несгибаемых людей нет. Есть предел физических страданий и есть навыки, позволяющие умельцу подвести человека к этому пределу, пойти дальше… Чистая физиология, не более того, и нет тут ущерба для чести и идеалов. Оттого-то и подрываются на последней гранате те, кто знает в силу своего сурового ремесла о существовании предела. Не самих пыток боятся, а того, что перешагнут…
Так Каюм или деза? Не определить. Ни за что. А значит — нужно рисковать. Журналисты, о чьем пребывании в банде Джинна никто и не подозревал… Акция…
Словно головоломка, лежавшая до того бесформенной кучей деталек, вдруг мгновенно сложилась у него в мозгу.
Предположим, завтра на кортеж муфтия Мадурова будет совершено нападение — группой битых, опытных профессионалов, способных справиться с этой задачей по высшему классу. Предположим далее, что один из авторитетных полевых командиров, уже известный европейскому общественному мнению Джинн-эфенди, вскорости после этого приведет к месту недавнего сражения журналистов — немца, янкеса и телевизионщика из Риги. И журналюги своими глазами увидят на поле боя немало интересного: скажем, подбитый из граника новейший российский БТР-95. И трупы людей несомненно славянского облика. И малосекретные, но убедительные документы из штаба ближайшего военного округа. И орден «За заслуги перед Отечеством» третьей степени — с мечами и оч-чень интересным, многозначительным номером. И, возможно, еще немало интригующих сюрпризов… Позволяющих однозначно сделать вывод: клятые федералы, циники беззастенчивые, злодейски ликвидировали своего союзника, бедолагу муфтия, хоть и сами полегли в результате героического сопротивления охраны…
Скандал получится конкретный и шумный, на всю Европу, — уж импортные борзые перья постараются. Официальные лица, понятное дело, станут вс„ аргументированно опровергать, но, как бы они ни старались, история эта выпорхнет на европейские просторы, что твой Икарушка, распространится, даст повод кой-кому разинуть хайло — есть такие, им только повод дай… И здесь, в Чечне, вспыхнет очередной очажок: кто-то искренне поверит, а кто-то оттого, что захотел поверить…
Ему было жарко, хотя ветерок был холодным, пронзительным. И посоветоваться ни с кем нельзя, приказ ясен: радиомолчание при любых обстоятельствах. При любых. Выйти в эфир можно лишь в двух случаях: или после поимки Джинна, или после провала этого увлекательного мероприятия…
Вот вам и оборотная сторона всех командирских привилегий — необходимость единолично и быстро принимать решения своим разумением. Соответственно, взваливая на себя всю проистекающую отсюда ответственность. Это — груз…
— Това-арищ майор! Руки-то развяжите, — ворвался в его тягостные раздумья плаксивый голос Вани-Абдаллаха.
— Ты что, хочешь, чтобы джигит увидел? Который тебя в плен брал? — с неудовольствием оглянулся майор. — Сиди уж… помощничек.
Он встал с сухой серовато-желтой земли, уже приняв решение — одно из тех, что прибавляют седых волос и рубцов на сердце, но и, с другой стороны, позволяют остаться мужиком в своих и чужих глазах. И громко распорядился:
— Старшие троек, ко мне?
Глава седьмая. ВНИМАНИЕ, ЦУНАМИ!
В эту ночь, хотя об этом мало кто знал, местность вокруг оврага, в лучших традициях спецслужбистских условностей именовавшегося объектом «Амбар», напоминала скорее некий фантастический роман. Потому что там, на невеликом куске земного пространства, имелись разумные кустики, разумные кочки и разумные участочки тверди. Разумом они, как легко догадаться, были на короткий момент обязаны тем, кто как раз и обернулся кустиками, кочками, сухой землей так надежно, что можно было пройти в шаге от них, но все равно ничегошеньки не заметить…
Примерно за полчаса до рассвета появились передовые, Джиннова разведка. Их было четверо, они возникли с разных сторон, тоже во многом похожие на призраков, — бесшумные, стремительные и ловкие, битые волки с разных концов света. Кто-то другой мог их и просмотреть, не почуять, но спецназ, как ему и полагалось, засек.
Они с четверть часа изучали подступы и окружающее пространство по всем правилам. Проходили так близко кое от кого из разумных кочек, что прекрасно слышно было дыхание, легкий запашок застарелого пота, табака.
И не обнаружили засады. В один прекрасный миг трое исчезли, а четвертый, это было прекрасно зафиксировано Костей, подал сигнал фонариком — ну разумеется, они тоже соблюдали полное радиомолчание…
И чуть погодя к оврагу двинулась группа, череда приближавшихся бесшумно и неотвратимо силуэтов, пару минут спустя благодаря рассвету поддавшихся визуальному опознанию.
Впереди шли оба темнокожих суданца, шабашнички, мать их так, заявившиеся в эти края срубить денежек на какие-то свои, очень может быть вполне мирные нужды: калым там заплатить или домик сварганить для старой бабушки, козочек прикупить… Следом шагал Аль-Бакр, личность до сих пор во многом загадочная, орелик ближневосточного происхождения, кажется, скорее политик, чем наемный ствол. За ним проследовал Джинн в сопровождении Каюма и — вот радость-то узреть землячка! — Вани-Абдаллаха-Пиона. В арьергарде двигались еще трое — старый друг Заурбек и двое совершенно незнакомых.
Мучительно долго тянулись еще несколько минут, в течение которых происходящее все же можно было считать и особо изощренной ловушкой с жирненьким живцом. Однако так и не последовало сигнала о том, что к оврагу украдкой подтягиваются основные силы. Те, кто был во внешнем кольце, такого сигнала не подали. А значит, дичь не подозревала о планах охотников. Напряжение было таким, что, кажется, дышать перестали…
Суданцы сняли растяжки и отключили «сигналку». Пришедшие почти не разговаривали — все, надо полагать, было четко расписано заранее. Майору даже не нужно было подавать сигнал к началу операции — пришедшие сами должны были его дать, конкретными действиями…
По обеим концам оврага встали часовые — в одной стороне незнакомый обормот, в другой — Заурбек. Суданцы, проворно сбросив высокую маскировочную сеть, уверенно направились в полумрак пещерки.
И там, в этом полумраке, почти целиком заполненном громадой бронетранспортера, их встретили Сергей с Доктором, о чем никто снаружи не подозревал… Все произошло и тут же кончилось в течение пары секунд.
Пятеро остававшихся на дне оврага отступили метров на десять, когда в пещерке оглушительно заревел мотор и наружу повалили отработанные газы. БТР, дернувшись, проворно выполз на свет божий, под толстыми колесами похрустывали мелкие камешки, и ни одна живая душа не могла предполагать, что внутри новехонькой стальной громадины сидят совершенно другие люди.
Рассвело. Тумана почти не было, только промозглый горный холодок. Бронетранспортер, уверенно фыркнув мотором, проехал еще пару метров,остановился.
И полоснул из пулемета над головами стоящих — длинно, справа налево, осыпав их сухими фонтанами земли.
Пятеро рухнули наземь с быстротой бывалых людей, не привыкших даже при столь неожиданном раскладе терять секунды зря. И тут же сухо хлопнули две снайперки, отправившие обоих часовых наверху прямехонько в цепкие объятия взаправдашних Мункара и Накира.
Первым ожил незнакомый басмач, он перекатился влево, вскочил, срывая с лямки «лифчика» гранату, но сверху прыгнул на плечи Краб — и бородач перестал существовать. Ваня-мать его-Абдаллах так и распластался, тщательно прикрывая голову ладонями, ногой отпихивая свой автомат и вопя что есть мочи для надежности:
— Пион!!! Пион!!! Пион!!!
Краб легонько ткнул его носком высокого ботинка под дых, чтобы не производил лишнего шума. И вместе с майором навалился на Аль-Бакра. На Джинне уже сидел Каюм, успевший сделать свою часть работы в течение считанных секунд.
Кому-то все происшедшее могло показаться простым и легким — ну да, если не знать всего предшествовавшего. Никак нельзя сказать, что им повезло, — они выиграли короткую схватку как раз потому, что вся прошлая жизнь их к тому готовила, вела, учила..
Майор Влад распоряжался почти без слов, одними выразительными жестами. Бронетранспортер с ревом проворно выехал наверх, чтобы в случае каких-нибудь неожиданностей показать всю свою огневую мощь. Двое с пулеметами залегли по краям оврага — с теми же целями.
На сей раз обошлось без вульгарных веревок: для Джинна были припасены две пары персональных наручников, а запасная пара оказалась тоже как нельзя более кстати, чтобы украсить запястья и щиколотки Аль-Бакра. Пиона не было нужды пеленать — он стоял навытяжку с невыносимо радостной рожей, готовый исполнить любой приказ, отмыться, покаяться, горы свернуть… На него и внимания не обращали — куда денется, сволочь…
Джинн, уже пришедший в себя, издал нечто среднее меж стоном и мычанием, прямо-таки взвыл от бессильной злости — ну, вполне естественная реакция человека на самый крупный в своей жизни проигрыш, пусть его.. Костя — одни глаза сверкали на испачканной землей физиономии — перевернул его на спину. Извлек из нагрудного кармана ломтик завернутого в целлофан, волглого, размякшего сала. Быстренько сорвал обертку и запихнул гостинец Джинну в рот, ласково приговаривая:
— Жри, подлюга, чем богаты… От сердца отрываю… — И, зажав двумя пальцами пленному нос, рявкнул. — Жуй, сука, кому говорю!
Джинн поневоле делал судорожные глотательные движения.
— Не подавится? — с живым интересом и нешуточной заботой поинтересовался Краб.
— Неа, — ликующе ответил Костя, в котором, как и у остальных, дикой волной бушевали получившие выход эмоции. — Я ему тоненько нарезал, сглотнет… опа! опа! хорошо пошло…
— Дети малые! — послышался окрик майора. — По местам!
Только тогда они неохотно бросили потчевать гостя, заняли позиции. Все было в порядке, стояла тишина, порывами налетал пронзительный ветерок, и все были живы, и была победа…
— Эй! — окликнул Каюм Славку, торчавшего с аппаратурой наготове на случай неотложной надобности. — Матюгальник включай, быстро!
Славка до всего происшедшего и не подозревал о существовании Каюма и его подлинной сущности, но, будучи парнем неглупым, все просек моментально, видел же, что этого злого ваххабита никто не режет и не вяжет, наоборот, относятся как к своему. Но тем не менее порядка ради сначала вопросительно взглянул на майора. Тот кивнул. Славка щелкнул переключателями.
— Вот тебе частота, голуба, — сказал Каюм устало. — Пока не поступит подтверждение, повторяй, что твой попугай. «Внимание, цунами!»
Радист кивнул, сноровисто настроился на указанную частоту.
— Внимание, цунами! Внимание, цунами! Внимание, цунами!
— Войсковая, я так понимаю? — спросил майор, до того и не подозревавший об этом сигнале.
— Ага, — сказал Каюм. — Пока не опомнились, декаденты…
— Внимание, цунами! Внимание, цунами! Все чувствовали лишь томительную крестьянскую усталость и какую-то опустошенность — делать вдруг оказалось совершенно нечего, не было пока что ясных и конкретных целей, оставалось стеречь добычу в ожидании скучного финала…
— Внимание, цунами!
— Они должны были выйти к дороге? — спросил майор. — Перехватить Мадурова?
— Ну да, — сказал Каюм. — Догадался?
— А то. Не только у оперов, знаешь ли, есть мозги. К великому моему сожалению, Айболит выяснил, что про вас написано в Библии чуточку раньше, чем про спецназ, но скажу тебе, Каюмыч, по правде — лишь са-амую чуточку… Прямотаки в соседних главах. Так что не особенно задирай нос, нелегал…
— Знаете, что самое смешное? — спросил Доктор Айболит, скалясь радостно.
— В Библии, оказывается, написано и про снайперов. Слышал, Леха? Будет время, я тебе потом покажу место про одного парня, Давида, который провернул хорошую снайперскую работу… По здоровенному такому бугаю по имени Голиаф. Этот Голиаф был увешан оружием по самые уши и ростом под потолок — этакий ихний Рэмбо. А снайпер Давид его…
— Тихо! Мешаете! Внимание, цунами… внимание… понял вас, Байкал-два, понял! Есть подтверждение…
— Все, кончай, — кивнул Каюм.
— Нам что-нибудь есть? — спросил майор.
— Сейчас, ага… Байкал-два, я тебя понял, связь кончаю… Оставаться на точке. Ждать вертолет. — Он снял наушники и, оставшись не у дел самым последним среди них, ухмыльнулся: — Доктор, а про нас в Библии ничего не написано?
— Хорошенького понемножку, парень… Увы. Не было тогда ни р а див а, ни аналогов.
— Насчет радио — верю, насчет аналогов — не очень. Погоди, будет свободная минутка, я у тебя Библию конфискую и изучу вдумчиво. Что-то да найду…
— Ну и флаг тебе в руки,..
Они стояли над двумя лежащими трофеями и еще долго болтали о ерунде, ощущая прямо-таки физически, как неведомым науке потоком из организма утекает сумасшедшее напряжение всех этих дней.
А потом в небе раздался звук.
Те, кто находился на дне оврага, ничего не смогли рассмотреть, зато пребывавшие сверху успели. Мерный и мощный воющий свист распорол ясную синеву, и высоко над оврагом, над серовато-желтой землей пронеслись три крылатых ракеты типа «Бердыш», оставляя за собой тонкие полоски дыма, целеустремленно промчались компактной стаей в направлении предгорий, с разумным прямо-таки проворством сделали «горку», прошли над склонами, скрылись из виду, неся в сторону двух оставшихся Джинновых отрядов внезапную смерть.
Чуть погодя и в небе, и в эфире стало гораздо оживленнее — вдали промелькнули две двойки штурмовиков, тремя потоками, низко над землей, промчались «крокодилы», сопровождавшие МИ-8, определенно с десантом. Эфир, еще полчаса назад совсем скучный, сейчас переполнился азартно-деловой перекличкой. Перекликались летчики и десантники, бронеколонны внутренних войск и отряды армейского спецназа, замыкавшие кольцо вокруг людей Джинна. Операция раскрутилась на полную.
Но их это уже не касалось. Они сделали свое, и ничего особенного больше не предстояло. Им предстояло провести ночь в помпезном махачкалинском санатории ФСБ, построенном со всем размахом еще для всего Союза в последние годы бытия такового, — и у них не нашлось деньжат на пятьдесят граммов коньяку для снятия напряжения. Им предстояло улетать из продутого всеми ветрами махачкалинского аэропорта, увозя с собой Джинна, — уже совсем тихого, являвшего собою расслабленную безнадежность, хоть картину пиши. Им предстояло в столице распить традиционную бутылку шампанского в автобусе по пути домой. А еще чуть позже им предстояло начать все сначала. А то, что они сделали, уложилось в коротенькое и скупое газетное сообщеньице без фамилий, подробностей, эмоций и фанфар…
«…И подошел Гедеон и сто человек с ним к стану, в начале средней стражи, и разбудили стражей, и затрубили трубами, и разбили кувшины, которые были в руках их: И затрубили все три отряда трубами, и разбили кувшины, и держали в левой своей руке светильники, а в правой руке трубы, и трубили, и кричали: „Меч Господа и Гедеона!“ И стоял всякий на своем месте вокруг стана; и стали бегать во всем стане, и кричали, и обратились в бегство. Между тем как триста человек трубили трубами, обратил Господь меч одного на другого во всем стане, и бежало ополчение…»
Библия, Книга Судей.7, 19-22.
Это — первое в мировой истории письменное упоминание о спецназе.
Ханкала-Красноярск. 2000
Примерно за полчаса до рассвета появились передовые, Джиннова разведка. Их было четверо, они возникли с разных сторон, тоже во многом похожие на призраков, — бесшумные, стремительные и ловкие, битые волки с разных концов света. Кто-то другой мог их и просмотреть, не почуять, но спецназ, как ему и полагалось, засек.
Они с четверть часа изучали подступы и окружающее пространство по всем правилам. Проходили так близко кое от кого из разумных кочек, что прекрасно слышно было дыхание, легкий запашок застарелого пота, табака.
И не обнаружили засады. В один прекрасный миг трое исчезли, а четвертый, это было прекрасно зафиксировано Костей, подал сигнал фонариком — ну разумеется, они тоже соблюдали полное радиомолчание…
И чуть погодя к оврагу двинулась группа, череда приближавшихся бесшумно и неотвратимо силуэтов, пару минут спустя благодаря рассвету поддавшихся визуальному опознанию.
Впереди шли оба темнокожих суданца, шабашнички, мать их так, заявившиеся в эти края срубить денежек на какие-то свои, очень может быть вполне мирные нужды: калым там заплатить или домик сварганить для старой бабушки, козочек прикупить… Следом шагал Аль-Бакр, личность до сих пор во многом загадочная, орелик ближневосточного происхождения, кажется, скорее политик, чем наемный ствол. За ним проследовал Джинн в сопровождении Каюма и — вот радость-то узреть землячка! — Вани-Абдаллаха-Пиона. В арьергарде двигались еще трое — старый друг Заурбек и двое совершенно незнакомых.
Мучительно долго тянулись еще несколько минут, в течение которых происходящее все же можно было считать и особо изощренной ловушкой с жирненьким живцом. Однако так и не последовало сигнала о том, что к оврагу украдкой подтягиваются основные силы. Те, кто был во внешнем кольце, такого сигнала не подали. А значит, дичь не подозревала о планах охотников. Напряжение было таким, что, кажется, дышать перестали…
Суданцы сняли растяжки и отключили «сигналку». Пришедшие почти не разговаривали — все, надо полагать, было четко расписано заранее. Майору даже не нужно было подавать сигнал к началу операции — пришедшие сами должны были его дать, конкретными действиями…
По обеим концам оврага встали часовые — в одной стороне незнакомый обормот, в другой — Заурбек. Суданцы, проворно сбросив высокую маскировочную сеть, уверенно направились в полумрак пещерки.
И там, в этом полумраке, почти целиком заполненном громадой бронетранспортера, их встретили Сергей с Доктором, о чем никто снаружи не подозревал… Все произошло и тут же кончилось в течение пары секунд.
Пятеро остававшихся на дне оврага отступили метров на десять, когда в пещерке оглушительно заревел мотор и наружу повалили отработанные газы. БТР, дернувшись, проворно выполз на свет божий, под толстыми колесами похрустывали мелкие камешки, и ни одна живая душа не могла предполагать, что внутри новехонькой стальной громадины сидят совершенно другие люди.
Рассвело. Тумана почти не было, только промозглый горный холодок. Бронетранспортер, уверенно фыркнув мотором, проехал еще пару метров,остановился.
И полоснул из пулемета над головами стоящих — длинно, справа налево, осыпав их сухими фонтанами земли.
Пятеро рухнули наземь с быстротой бывалых людей, не привыкших даже при столь неожиданном раскладе терять секунды зря. И тут же сухо хлопнули две снайперки, отправившие обоих часовых наверху прямехонько в цепкие объятия взаправдашних Мункара и Накира.
Первым ожил незнакомый басмач, он перекатился влево, вскочил, срывая с лямки «лифчика» гранату, но сверху прыгнул на плечи Краб — и бородач перестал существовать. Ваня-мать его-Абдаллах так и распластался, тщательно прикрывая голову ладонями, ногой отпихивая свой автомат и вопя что есть мочи для надежности:
— Пион!!! Пион!!! Пион!!!
Краб легонько ткнул его носком высокого ботинка под дых, чтобы не производил лишнего шума. И вместе с майором навалился на Аль-Бакра. На Джинне уже сидел Каюм, успевший сделать свою часть работы в течение считанных секунд.
Кому-то все происшедшее могло показаться простым и легким — ну да, если не знать всего предшествовавшего. Никак нельзя сказать, что им повезло, — они выиграли короткую схватку как раз потому, что вся прошлая жизнь их к тому готовила, вела, учила..
Майор Влад распоряжался почти без слов, одними выразительными жестами. Бронетранспортер с ревом проворно выехал наверх, чтобы в случае каких-нибудь неожиданностей показать всю свою огневую мощь. Двое с пулеметами залегли по краям оврага — с теми же целями.
На сей раз обошлось без вульгарных веревок: для Джинна были припасены две пары персональных наручников, а запасная пара оказалась тоже как нельзя более кстати, чтобы украсить запястья и щиколотки Аль-Бакра. Пиона не было нужды пеленать — он стоял навытяжку с невыносимо радостной рожей, готовый исполнить любой приказ, отмыться, покаяться, горы свернуть… На него и внимания не обращали — куда денется, сволочь…
Джинн, уже пришедший в себя, издал нечто среднее меж стоном и мычанием, прямо-таки взвыл от бессильной злости — ну, вполне естественная реакция человека на самый крупный в своей жизни проигрыш, пусть его.. Костя — одни глаза сверкали на испачканной землей физиономии — перевернул его на спину. Извлек из нагрудного кармана ломтик завернутого в целлофан, волглого, размякшего сала. Быстренько сорвал обертку и запихнул гостинец Джинну в рот, ласково приговаривая:
— Жри, подлюга, чем богаты… От сердца отрываю… — И, зажав двумя пальцами пленному нос, рявкнул. — Жуй, сука, кому говорю!
Джинн поневоле делал судорожные глотательные движения.
— Не подавится? — с живым интересом и нешуточной заботой поинтересовался Краб.
— Неа, — ликующе ответил Костя, в котором, как и у остальных, дикой волной бушевали получившие выход эмоции. — Я ему тоненько нарезал, сглотнет… опа! опа! хорошо пошло…
— Дети малые! — послышался окрик майора. — По местам!
Только тогда они неохотно бросили потчевать гостя, заняли позиции. Все было в порядке, стояла тишина, порывами налетал пронзительный ветерок, и все были живы, и была победа…
— Эй! — окликнул Каюм Славку, торчавшего с аппаратурой наготове на случай неотложной надобности. — Матюгальник включай, быстро!
Славка до всего происшедшего и не подозревал о существовании Каюма и его подлинной сущности, но, будучи парнем неглупым, все просек моментально, видел же, что этого злого ваххабита никто не режет и не вяжет, наоборот, относятся как к своему. Но тем не менее порядка ради сначала вопросительно взглянул на майора. Тот кивнул. Славка щелкнул переключателями.
— Вот тебе частота, голуба, — сказал Каюм устало. — Пока не поступит подтверждение, повторяй, что твой попугай. «Внимание, цунами!»
Радист кивнул, сноровисто настроился на указанную частоту.
— Внимание, цунами! Внимание, цунами! Внимание, цунами!
— Войсковая, я так понимаю? — спросил майор, до того и не подозревавший об этом сигнале.
— Ага, — сказал Каюм. — Пока не опомнились, декаденты…
— Внимание, цунами! Внимание, цунами! Все чувствовали лишь томительную крестьянскую усталость и какую-то опустошенность — делать вдруг оказалось совершенно нечего, не было пока что ясных и конкретных целей, оставалось стеречь добычу в ожидании скучного финала…
— Внимание, цунами!
— Они должны были выйти к дороге? — спросил майор. — Перехватить Мадурова?
— Ну да, — сказал Каюм. — Догадался?
— А то. Не только у оперов, знаешь ли, есть мозги. К великому моему сожалению, Айболит выяснил, что про вас написано в Библии чуточку раньше, чем про спецназ, но скажу тебе, Каюмыч, по правде — лишь са-амую чуточку… Прямотаки в соседних главах. Так что не особенно задирай нос, нелегал…
— Знаете, что самое смешное? — спросил Доктор Айболит, скалясь радостно.
— В Библии, оказывается, написано и про снайперов. Слышал, Леха? Будет время, я тебе потом покажу место про одного парня, Давида, который провернул хорошую снайперскую работу… По здоровенному такому бугаю по имени Голиаф. Этот Голиаф был увешан оружием по самые уши и ростом под потолок — этакий ихний Рэмбо. А снайпер Давид его…
— Тихо! Мешаете! Внимание, цунами… внимание… понял вас, Байкал-два, понял! Есть подтверждение…
— Все, кончай, — кивнул Каюм.
— Нам что-нибудь есть? — спросил майор.
— Сейчас, ага… Байкал-два, я тебя понял, связь кончаю… Оставаться на точке. Ждать вертолет. — Он снял наушники и, оставшись не у дел самым последним среди них, ухмыльнулся: — Доктор, а про нас в Библии ничего не написано?
— Хорошенького понемножку, парень… Увы. Не было тогда ни р а див а, ни аналогов.
— Насчет радио — верю, насчет аналогов — не очень. Погоди, будет свободная минутка, я у тебя Библию конфискую и изучу вдумчиво. Что-то да найду…
— Ну и флаг тебе в руки,..
Они стояли над двумя лежащими трофеями и еще долго болтали о ерунде, ощущая прямо-таки физически, как неведомым науке потоком из организма утекает сумасшедшее напряжение всех этих дней.
А потом в небе раздался звук.
Те, кто находился на дне оврага, ничего не смогли рассмотреть, зато пребывавшие сверху успели. Мерный и мощный воющий свист распорол ясную синеву, и высоко над оврагом, над серовато-желтой землей пронеслись три крылатых ракеты типа «Бердыш», оставляя за собой тонкие полоски дыма, целеустремленно промчались компактной стаей в направлении предгорий, с разумным прямо-таки проворством сделали «горку», прошли над склонами, скрылись из виду, неся в сторону двух оставшихся Джинновых отрядов внезапную смерть.
Чуть погодя и в небе, и в эфире стало гораздо оживленнее — вдали промелькнули две двойки штурмовиков, тремя потоками, низко над землей, промчались «крокодилы», сопровождавшие МИ-8, определенно с десантом. Эфир, еще полчаса назад совсем скучный, сейчас переполнился азартно-деловой перекличкой. Перекликались летчики и десантники, бронеколонны внутренних войск и отряды армейского спецназа, замыкавшие кольцо вокруг людей Джинна. Операция раскрутилась на полную.
Но их это уже не касалось. Они сделали свое, и ничего особенного больше не предстояло. Им предстояло провести ночь в помпезном махачкалинском санатории ФСБ, построенном со всем размахом еще для всего Союза в последние годы бытия такового, — и у них не нашлось деньжат на пятьдесят граммов коньяку для снятия напряжения. Им предстояло улетать из продутого всеми ветрами махачкалинского аэропорта, увозя с собой Джинна, — уже совсем тихого, являвшего собою расслабленную безнадежность, хоть картину пиши. Им предстояло в столице распить традиционную бутылку шампанского в автобусе по пути домой. А еще чуть позже им предстояло начать все сначала. А то, что они сделали, уложилось в коротенькое и скупое газетное сообщеньице без фамилий, подробностей, эмоций и фанфар…
«…И подошел Гедеон и сто человек с ним к стану, в начале средней стражи, и разбудили стражей, и затрубили трубами, и разбили кувшины, которые были в руках их: И затрубили все три отряда трубами, и разбили кувшины, и держали в левой своей руке светильники, а в правой руке трубы, и трубили, и кричали: „Меч Господа и Гедеона!“ И стоял всякий на своем месте вокруг стана; и стали бегать во всем стане, и кричали, и обратились в бегство. Между тем как триста человек трубили трубами, обратил Господь меч одного на другого во всем стане, и бежало ополчение…»
Библия, Книга Судей.7, 19-22.
Это — первое в мировой истории письменное упоминание о спецназе.
Ханкала-Красноярск. 2000