Страница:
А через час с лишним — посадка. Ханкала. Снова самая обычная бетонка, вокруг довольно пустынно, только пара-тройка пятнистых «крокодилов» поодаль. Сухая серовато-желтая земля, куда-то неспешно катит «Урал» с тентом, переваливаясь на колдобинах, вдали — ряд палаток, над ними — российский флаг на высоком шесте. Не особенно похоже на войну, но это и есть война, приехали…
Часть вторая. Другая планета
Глава первая. ЭТИ ТРИСТА ИЗ БИБЛИИ
Глава вторая. ПЕВИЦА И ПОКЛОННИКИ
Часть вторая. Другая планета
Глава первая. ЭТИ ТРИСТА ИЗ БИБЛИИ
Декорации были просты до незатейливости: железнодорожный состав из самых обычных плацкартных вагонов давненько уже никуда не ехал, потому что стоял в тупике и носил все признаки нехитрой военно-полевой обустроенности — аккуратные дощатые сортиры насупротив каждого вагона, пара палаток, грубые, но надежные деревянные лесенки в вагоны, с особой любовью оборудованное место для курения — квадрат лавочек вокруг ржавого, закоптелого бидона, где в данный момент и размещались шестеро. Метрах в пятнадцати от них, сразу за сортирчиками, слегка вздымалась железнодорожная насыпь, а с другой стороны, за вагонами, во всем своем размахе простиралась Ханкала — огромное скопище военной техники и военного народа. Только с того места, где разместились курильщики, Ханкалы не было видно, а видны были верхушки далеких гор и сизая туманная дымка. Правда, туман этот был вовсе не природным явлением, это горели там и сям подожженные федералами «самогонные аппараты» — крохотные бензиновые заводики, на которых местные Кулибин-хаджи перегоняли нефть в живые денежки. Тишина стояла совершенно даже невоенная, разве что очень редко где-то вдалеке бухало орудие по своей неведомой надобности.
Шестеро сидели молча, сосредоточенно, со стороны могло показаться, что они озабочены серьезнейшими философскими проблемами, что-нибудь насчет всеобщего счастья. На самом деле тишина была предвкушающая. На самом деле все терпеливо ждали, когда ничего не ведающая жертва направится в сортир. Рано или поздно кому-нибудь из своих должно было все же приспичить.
Они ждали уже десять минут, но ждать они умели. И терпение, наконец, было вознаграждено, терпеливым в этой жизни частенько везет. Свой же собственный орел, капитан Курловский, ведомый насущным требованием организма, браво направился к туалету типа «сортир», повернул на двери табличку (теперь она вещала крупными буквами: «Господа, не мешайте размышлять о вечном!»), закрыл за собой дверь… не ведая, что над дверью трудолюбиво и весьма профессионально закреплен изнутри радиодетонатор.
Садисты в курилке-дали ему еще несколько секунд, чтобы расстегнул камуфляжные порты, примостился, сосредоточился на вечном… А потом Сергей нажал кнопку в кармане.
В сортире сработало. Радиодетонатор сам по себе — вещь не особенно и опасная, но когда он бабахает в замкнутом пространстве сортирчика над головой занятого прозаическими делами субъекта, эффект, надо признать, присутствует.
Шестеро замерли в ожидании. Что поделать, в каждой компашке свои шуточки… К чести капитана, он не вылетел наружу с пошлой руганью, а старательно закончил все свои дела. И лишь потом, выйдя и аккуратно притворив за собой дверь, сообщил, словно ставя голосом точки после каждого слова:
— Это. Пошлости. Пихать. Детонаторы. В сортир.
И ушел в палатку, выражая спиной обидчивое презрение. Шестеро переглянулись с полным удовлетворением. Не особенно ясно было, что делать дальше, когда шутка благополучно завершена. Никто со стороны и внимания не обратил на хлопок детонатора — только что закончился инструктаж по взрывному делу, во время коего точно такие же детонаторы хлопали с полчаса. А отецкомандир пребывал где-то на пыльных пространствах Ханкалы, что он не знает, то ему и не повредит…
Именно последнее обстоятельство, отсутствие сурового майора, как раз и направило мысли в интересном направлении. Кто-то с деланным безразличием предложил:
— А не сходить ли к танкистам в гости?
— А это дело, — поддержали его. — Это толковая идея… Кто возьмет?
— Да вон Краб с Сережей к вагону ближе всего…
Оба поименованных скрылись в вагоне и вскоре появились опять, в запахнутых бушлатах, привычно ухитряясь ничем не булькнуть и не звякнуть, спустились по лесенке с тем рассеянно-невинным видом, каковой всегда был свойствен русскому солдату, однажды собравшемуся дерябнуть подальше от начальства.
Когда они проходили мимо палатки, оттуда высунулся еще один свой орел по прозвищу Доктор Айболит и осведомился:
— Вы куда это толпою?
— А к танкистам в гости, — ответили ему охотно. — С визитом вежливости.
— Понятно, — кивнул Доктор Айболит и без промедления примкнул к процессии, на ходу запихивая в карман толстенькую красную книжечку. — Очень кстати. Я тут открытие сделал, сейчас в научной обстановке и доложу. Ахнете.
— Ну, посмотрим…
Впереди, по-прежнему не булькая и не звякая, шагал Гера по кличке Краб, из боевых пловцов, «морских дьяволов», невысокий такой, обстоятельный, с обширной суперзасекреченной биографией, которая, правда, в чем-то выглядела чертовски однообразно: вот уж много лет в разнообразнейших точках земного шара Краба старательно пытались прикончить, а он делал все, чтобы вышло как раз наоборот. К этой формуле, если подумать, биография и сводилась. На голове у него, как обычно, красовалась чеченская кожаная шапочка, была у Краба маленькая слабость насчет подобных головных уборов, благо прежнему владельцу шапочки она уже без всякой надобности, отпрыгался курбаши…
Они легко взобрались на железнодорожную насыпь, и окружающий мир тут же открылся для обозрения на несколько километров. Впереди, совсем близко, стояли с большими интервалами танки; совсем уж вдалеке, на горизонте, едва виднелись окраинные дома Грозного, а меж танками и городской окраиной простиралось огромное, ничейное, дикое поле, где ночью не имелось ни власти, ни юрисдикции. Собственно, в каком-то смысле они стояли на передовой (которой тут, правда, как бы и не имелось), длинная линия танков служила рубежом, отделявшим скудный военный уют и относительно строгий порядок от серовато-бурой, в общем бессмысленной равнины.
Кто-то присмотрелся:
— Джигит, что ли, на свою задницу приключений ищет?
— Где?
— А во-он, коняшку гоняет, ковбой…
— Да ну, — сказал Краб, прибывший сюда за пару дней до основной группы и немного уже обжившийся. — Это солдатики коня поймали, вот и ковбойствуют. А вообще, тут вчера по полю злой ваххабит шлялся. Пальнули из танка, башку оторвало. Ваххабит, конечно. Ночью шлялся.
Остальные молчаливо согласились — в самом деле, кому еще, кроме злого ваххабита, могло прийти в голову болтаться ночью по этому дикому полю?
Спустившись с насыпи, двинулись параллельно ей к корявому блиндажику, сляпанному кое — как из всевозможных подручных материалов. Впереди шагал Краб, сам со спины — вылитый злой ваххабит в своем поношенном камуфляже и черной душманской шапочке. За ним поспешали остальные, а замыкал шествие, как уже отмечалось, Доктор Айболит, носивший это прозвище как за оконченный на гражданке мединститут, так и за редкостный талант душевно беседовать с языками. Когда свеженький язык, от коего позарез требовалась полная откровенность, начинал капризничать и притворяться, что он вообще не понимает ни одного из существующих на планете наречий, звали Доктора Айболита. Доктор, философски вздыхая, приходил и довольно быстро убеждал упрямца, начинавшего петь арии не хуже Пласидо Доминго…
Старшего лейтенанта Олега, свежевыпущенного Омским танковым, отыскали в блиндаже. По сравнению с гостями он был прямо-таки возмутительно молод, ну что это такое — двадцать три, в мирной жизни найдется масса народа, которые его могут и обозвать «мальчиком». Однако возраст на войне — понятие насквозь условное, а потому Олег и командовал десятком прикрывавших Ханкалу танков, а также, понятное дело, танкистами, которые смотрелись и вовсе салагами.
Кое-как разместились на тесном пространстве, выставили принесенное, с верхних нар свесился молоденький танкист, передал на стол миску с солеными помидорами, чье происхождение было, надо полагать, покрыто мраком неизвестности. Под ногами крутился толстый светлый щенок, хватал за штанины.
— Уникальный элемент, — показал на него Олег. — Когда мы этот блиндажик занимали, шваркнули внутрь гранату. Для порядка. Зашли, смотрим — этот вылезает, как будто так и надо. Жив остался, недослышит только… Миш, да ты пока оставь паковаться, прыгай за стол… У нас тут сборы, мужики, поступил приказ: передвинуться на сто пятьдесят метров в поле. Зачем, хрен его знает…
Вот пришедшие-то как раз знали, зачем. Им-то было известно, что в Ханкалу в самом скором времени прилетит Путин, — но такую весть, понятно, далеко не до всех доводили.
Впрочем, вполне возможно, танковая передвижка была затеяна и без особой связи с Путаным. Чересчур долго танкисты торчали на одном месте, успели обжиться, а следовательно, малость разлениться. Любой военный человек знает, что пресловутая канава «от рассвета и до забора», а также схожие с ней, бессмысленные на взгляд штатского предприятия на деле имеют глубинный армейский смысл. Солдат не должен пребывать в праздности, и, если нет для него настоящей работы, толковый командир просто обязан выдумать некое ее подобие, занимающее максимум сил, а если еще и мыслей, выйдет совсем хорошо…
Сначала выпили за хозяев, потом — за гостей. Третий тост, за погибших, пили традиционно стоя. Четвертый, хотя и столь же традиционный, за косоглазие противника, пьется сидя. И только когда налили по пятой. Доктор Айболит вылез со своим открытием, торжественно заявив:
— А известно ли вам, неучам, что про нас в Библии написано?
И значительно покачал в воздухе своей красненькой толстой книжицей.
— Ага, — сказал снайпер Леня с нескрываемым скептицизмом. — Про кого конкретно, про тебя или Костика из будущего?
— Про спецназ, господин прапорщик, чтоб вы знали. Про спецназ как таковой.
— Сомнительно что-то. Следаки любят вворачивать к месту и не к месту, что впервые про шпионов было как раз в Библии написано, но вот чтобы про спецназ…
— Да я сам был огорошен, — сказал Доктор Айболит. — Библию, как и вы все, грешные, сроду не читал, да вот взялся листать от безделья и наткнулся… Прошу внимания! Данный раздел, именуемый «книгой судей израильских», повествует о некоем генерале Гедеоне. Подозреваю, что знаменитый фильмец «Меч Гедеона» в его честь и назван, но это уже другая история… Итак. Данный генерал Гедеон воевал с… — он перелистал несколько страничек из тонюсенькой белой бумаги, почти прозрачной. — С мадианитянами. Кто такие были эти самые мадианитяне, я еще не докопался, да опять-таки не в том дело… В общем, у них была намечена решающая битва. А в ночь перед битвой пришел к генералу Гедеону сам господь бог и дал детальную диспозицию, или, что вернее, провел инструктаж. Начал Гедеон наутро действовать. Согласно инструкциям верховного главнокомандующего, которым господь бог в данном случае, несомненно, являлся согласно субординации…
— Не тяни кота за хвост.
— Постараюсь. Для начала он выстроил войско и велел всем, кто себя чувствует боязливым и робким, уматывать к чертовой матери. Двадцать две тысячи умотали, десять тысяч осталось…
— Ничего себе процентик…
— Не мешай, Костик, кажется, началось интересное… И потом?
— А потом Гедеон провел еще одну проверочку. Повел эти десять тысяч на водопой, и тех, кто пил из реки прямо ртом, опять-таки отправлял во второй эшелон, а тех, кто пил с руки, оставлял. Из десяти тысяч набралось триста. Эти три сотни он ночью и развернул вокруг мадианитянского лагеря.
— Сколько было этих твоих мадианитян? — деловым тоном поинтересовался ктото.
— Хренова туча. В Библии сказано: «как саранчи». Вот, а у каждого из этих трехсот была труба и светильник в кувшине. По команде они разбили кувшины, замахали светильниками, затрубили в трубы — и рванули в атаку. В расположении противника начался неимоверный переполох, и эти триста спецназовцев расколошматили всю саранчу наголову… Вот так. Система предварительных тестов, с помощью которых выбирается один, из сотни. Ночное нападение отборного отряда на превосходящие силы противника. Подчеркиваю, с использованием спецсредств, прототипов нынешних светозвуковых гранат. Если все это не о спецназе, то я уж и не знаю, какого вам еще рожна нужно… А?
— Дай-ка я глазами почитаю, — сказал Леня, забрал у него книгу, старательно вчитался. — Да нет, все верно. А пожалуй что…
— Да что «пожалуй»? Точно, спецназ. Нужно запомнить, при случае будет чем утереть нос операм, когда снова начнут ссылаться на Библию. Пусть знают, что не про них одних там написано… Да, Доктор, а что было раньше: этот Гедеон или та история, на которую ссылаются опера?
— Не знаю, — честно признался Доктор Айболит. — Так углубленно мое поверхностное знание Библии не простирается…
— Нужно обязательно установить, — сказал Сережа. — Займись на досуге, Айболит, а? Если выяснится, что сначала был спецназ, а уж потом — агентурная разведка, можно будет утереть кой-кому нос…
— Интересно, а про нас там не написано? — с надеждой спросил танкист Миша.
— Это вряд ли, — отрезал Доктор. — В библейские времена танков не было. На дворе стояли совершенно доисторические периоды…
— Ну, а может, нечто вроде? Ползучий сарай на бычьей тяге?
— Поищем, — серьезно пообещал Доктор. — Аж семьсот страниц, не может же быть, чтобы ничего не отыскалось про первобытные танки. Кто-то мне говорил, что там написано и про стенобитные пушки… про старинную аналогию, конечно, но суть вроде бы та же. Поищем… Анекдоты свежие есть?
— Ночь. Грозный. На посту стоит салага. Раздается очередь, и салажонок орет старшине: «Тут крался страшный бородатый ваххабит, но я его…»
— Это старый, — поморщился Доктор Айболит. — «Из-за таких вот стрелков, рядовой Жмуров, мы третий год без Деда Мороза…»
— Есть поновее. Будь у тебя лом с хорошо раскаленным на огоньке концом, притом, что другой конец холодный, какой стороной ты бы его Сергею Ковалеву в задницу вставил?
— Раскаленным, конечно, — не колеблясь, ответствовал Доктор Айболит.
— Фига. Холодным.
— Это к чему такой гуманизм?
— А чтоб никто вытащить не мог!
— А-а, эт-то другое дело!
Потом разговор по какому-то неисповедимому выверту ума перекинулся с Ковалева на финансы. Тема была не только старая и животрепещущая, но и знакомая до полной унылости: всем известно, что финчасть для того и существует, чтобы урезать следуемые солдату денежки насколько возможно. Карма у нее такая, у финчасти. И лучше всего об интендантстве выразился Александр Васильевич Суворов, тут ни убавить, ни прибавить…
Впрочем, они больше слушали танкистов, чем делились своим. Было попросту неудобно. Бронетанковая салажня не видела и не нюхала прошлой, первой кампании, да и вообще мало что еще по причине юного возраста знала о суровой прозе жизни. И этим пацанам, пожалуй, совершенно ни к чему знать, что всемогущая финчасть точно так же старается срезать то, что законно причитается спецназу ФСБ, цепляясь за любое цифирное крючкотворство. Что Костя с женой и четырнадцатилетним сыном ютится в однокомнатной «хрущевке», а майор Влад вообще снимает для семьи комнатушку в общежитии одной из военных академий, откуда его в любой момент могут попросить. Ни к чему пацанам знать такие вещи, для них, зеленых, отряд «Вымпел» — это нечто овеянное романтическими небылями: молодежи в первую очередь приходят на ум голливудские блокбастеры, а тамошние супермены привыкли в денежках купаться, в житейских благах и в законном почете…
Ну и черт с ними. Не в деньгах счастье. Главное, эта кампания на прошлую, слава богу, мало похожа: и там, в тылу, перестали поливать грязью собственную же армию, и, взять хотя бы такую деталь, на сей раз под ногами не путаются пресловутые «врачи без границ», которых люди посвященные ласково, по заслугам именуют «врачи без лекарств» или «ЦРУ без границ». Мелочь вроде бы, а приятно. Так что — перебедуем. Благо все говорят, что на Путина в этом плане полагаться можно. И прапорщик Юрков в тон этому всеобщему настрою даже изготовил самодельную вывеску для местного избирательного участка, так и выведя крупными буквами: «ИЗБИРАТЕЛЬНЫЙ УЧАСТОК ПО ВЫБОРАМ ПРЕЗИДЕНТА РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ В.В. ПУТИНА». Отцы-командиры, конечно, ласково посоветовали не выпендриваться и не давать тем самым повода демократуре для лишних визгов, но все равно сие говорит о тенденции… Точно, перебедуем.
Возвращались на танке, предложенном гостеприимным хозяином в качестве такси, — к чему бить ноги, шагая лишних триста метров, если можно, пусть и чуточку кружным путем, доехать на ползучей оказии? Как обычно на войне и случается, все были не пьяны и не трезвы — так, состояние чуточку измененного сознания…
Каковое ничуть не помешало им еще издали заметить у курилки новоприбывших
— Токарева с Самедом, оперативником из Махачкалы, да вдобавок с ними сидела очень даже симпатичная девушка в явно уже ношеном камуфляже, со светлой косой калачиком. Не журналистка, конечно, — кто бы сюда журналистов пустил?
Они ссыпались с брони, танк-такси развернулся, отчаянно чадя и рыча, и укатил восвояси.
— Ну, как оно? Что это вы ржете?
— А вот Самед рассказывает, как вчера славный доктор Зуев ходил в Грозном на прочесывание.
— Ну-ну, что он опять?
— Геройствовал Зуич, — сообщил Самвел. — Выскочил, малость поддавши будучи, когда все уже грузились. Начал орать, что поскольку он не какой-то там доктор, а фээсбэшный, пора и ему сходить на операцию. Ну, прихватили, чтобы не вдаваться в дискуссии. И была такая картина: чешет себе повдоль улицы славный доктор Зуев с одним-единственным рожком в «калаше», в совершенно пустом «лифчике». Хоть бы одни патрон там завалялся, «лифчик» ветром, как флаг, развевает… Богатырь, одним словом.
— Ну и?
— А, обошлось. Тишина стояла полнейшая. Никаких ваххабитов, одни мирные гражданы… Пьяную чеченку видели. Ну, не так чтобы пьяную, однако определенно поддавшую.
— Это интересно. Потрескивает менталитет в свете бурных изменений…
— Ага. Да уж. Феде Слепцову вон плохо. Мается мужик. Затыкали.
— А что?
— Да ему выпало плотно опекать подследственную. Она вам не кто-нибудь, а целый капитан шариатской безопасности. Лет тридцать, смазливая, зараза, спасу нет. Ну, что такое плотная опека, сами понимаете: за ней и в бане надо приглядывать, чтобы, боже упаси, мылом не зарезалась. Вот Федя и приглядывает, маясь. Она сначала по-женски и по-мусульмански стеснялась, а потом приборзела, издевается над бедным Федей, как в голову взбредет, то спинку просит потереть, то позы принимает. Тяжело Феде, стал Федя мишенью для пошлых армейских шуток…
— Да уж, я думаю… — с чувством хохотнул кто-то.
— А вы сюда какими судьбами?
— А мы, похоже, с вами, — сказал Токарев с типично восточным фатализмом.
— Куда вы, туда и мы.
— Хорошо сказано. Мы сами-то не знаем пока, куда…
— Насчет завтра могу сказать совершенно точно — в Грозный. Касаемо подробностей, узнаете в вагоне, там Человек-Гора, час назад подъехал. Вас, между прочим, жаждет видеть.
Шестеро встрепенулись, подтянулись, придавая себе трезвую деловитость, потом гуськом потянулись в вагон, где уже начинали тщательно завешивать окна одеялами согласно строгим правилам ночной маскировки.
Почти в самом конце вагона разместился Человек-Гора — полковник Степа Шагин, бывший погранец, носивший свое прозвище вполне заслуженно: когда природа его лепила, извела на Степу примерно столько же материала, сколько на двух Шварценеггеров. Огромный был человечище — и, между прочим, умнейший. Именно он не так давно кропотливейше спланировал операцию по захвату Титаника, то бишь Салмана Радуева с его знаменитой титановой заплаткой в башке. И все прошло столь ювелирно, что как нельзя лучше напоминало басню Крылова. Крестьянин охнуть не успел, как на него медведь насел… Ни единого выстрела, ни единой царапины. Немногочисленную охрану упаковали молниеносно и качественно, а сам малость обкуренный Титаник только в летящем на Москву самолете начал соображать, что вокруг происходит нечто качественно новое…
Поскольку на вагонном столике меж полковником и майором Владом красовались две пустые стопочки и вскрытая банка шпрот, даже менее наблюдательный глаз мог бы определить, что начальство тоже чуточку приняло с дороги. Правда, при комплекции Шагина обычные человеческие дозы на него абсолютно не действовали — ох, не того матерого человечища Алексей Максимыч Горький сравнивал с глыбою…
Полковник присмотрелся:
— Состояние приемлемое…
— Да мы ничего такого… — опрометчиво заикнулся кто-то, за что украдкой получил локтем в бок.
— Ну, вы — это вы… Размещайтесь. И с ходу загружайте серое вещество работою. Кто мне, не сходя с места, придумает красивое сценическое имечко для эстрадной звезды?
— Что?!
— Господа офицеры, я серьезно, — сказал Шагин. — Придумайте-ка мне быстренько красивое имечко для эстрадной певицы. Чтобы было и красиво, и звучно, и производило впечатление на всех, кто его ненароком услышит. Ну-ка, дружненько заскрипели мозгами! Я с вами не шутки шучу, пошла работа…
Шестеро сидели молча, сосредоточенно, со стороны могло показаться, что они озабочены серьезнейшими философскими проблемами, что-нибудь насчет всеобщего счастья. На самом деле тишина была предвкушающая. На самом деле все терпеливо ждали, когда ничего не ведающая жертва направится в сортир. Рано или поздно кому-нибудь из своих должно было все же приспичить.
Они ждали уже десять минут, но ждать они умели. И терпение, наконец, было вознаграждено, терпеливым в этой жизни частенько везет. Свой же собственный орел, капитан Курловский, ведомый насущным требованием организма, браво направился к туалету типа «сортир», повернул на двери табличку (теперь она вещала крупными буквами: «Господа, не мешайте размышлять о вечном!»), закрыл за собой дверь… не ведая, что над дверью трудолюбиво и весьма профессионально закреплен изнутри радиодетонатор.
Садисты в курилке-дали ему еще несколько секунд, чтобы расстегнул камуфляжные порты, примостился, сосредоточился на вечном… А потом Сергей нажал кнопку в кармане.
В сортире сработало. Радиодетонатор сам по себе — вещь не особенно и опасная, но когда он бабахает в замкнутом пространстве сортирчика над головой занятого прозаическими делами субъекта, эффект, надо признать, присутствует.
Шестеро замерли в ожидании. Что поделать, в каждой компашке свои шуточки… К чести капитана, он не вылетел наружу с пошлой руганью, а старательно закончил все свои дела. И лишь потом, выйдя и аккуратно притворив за собой дверь, сообщил, словно ставя голосом точки после каждого слова:
— Это. Пошлости. Пихать. Детонаторы. В сортир.
И ушел в палатку, выражая спиной обидчивое презрение. Шестеро переглянулись с полным удовлетворением. Не особенно ясно было, что делать дальше, когда шутка благополучно завершена. Никто со стороны и внимания не обратил на хлопок детонатора — только что закончился инструктаж по взрывному делу, во время коего точно такие же детонаторы хлопали с полчаса. А отецкомандир пребывал где-то на пыльных пространствах Ханкалы, что он не знает, то ему и не повредит…
Именно последнее обстоятельство, отсутствие сурового майора, как раз и направило мысли в интересном направлении. Кто-то с деланным безразличием предложил:
— А не сходить ли к танкистам в гости?
— А это дело, — поддержали его. — Это толковая идея… Кто возьмет?
— Да вон Краб с Сережей к вагону ближе всего…
Оба поименованных скрылись в вагоне и вскоре появились опять, в запахнутых бушлатах, привычно ухитряясь ничем не булькнуть и не звякнуть, спустились по лесенке с тем рассеянно-невинным видом, каковой всегда был свойствен русскому солдату, однажды собравшемуся дерябнуть подальше от начальства.
Когда они проходили мимо палатки, оттуда высунулся еще один свой орел по прозвищу Доктор Айболит и осведомился:
— Вы куда это толпою?
— А к танкистам в гости, — ответили ему охотно. — С визитом вежливости.
— Понятно, — кивнул Доктор Айболит и без промедления примкнул к процессии, на ходу запихивая в карман толстенькую красную книжечку. — Очень кстати. Я тут открытие сделал, сейчас в научной обстановке и доложу. Ахнете.
— Ну, посмотрим…
Впереди, по-прежнему не булькая и не звякая, шагал Гера по кличке Краб, из боевых пловцов, «морских дьяволов», невысокий такой, обстоятельный, с обширной суперзасекреченной биографией, которая, правда, в чем-то выглядела чертовски однообразно: вот уж много лет в разнообразнейших точках земного шара Краба старательно пытались прикончить, а он делал все, чтобы вышло как раз наоборот. К этой формуле, если подумать, биография и сводилась. На голове у него, как обычно, красовалась чеченская кожаная шапочка, была у Краба маленькая слабость насчет подобных головных уборов, благо прежнему владельцу шапочки она уже без всякой надобности, отпрыгался курбаши…
Они легко взобрались на железнодорожную насыпь, и окружающий мир тут же открылся для обозрения на несколько километров. Впереди, совсем близко, стояли с большими интервалами танки; совсем уж вдалеке, на горизонте, едва виднелись окраинные дома Грозного, а меж танками и городской окраиной простиралось огромное, ничейное, дикое поле, где ночью не имелось ни власти, ни юрисдикции. Собственно, в каком-то смысле они стояли на передовой (которой тут, правда, как бы и не имелось), длинная линия танков служила рубежом, отделявшим скудный военный уют и относительно строгий порядок от серовато-бурой, в общем бессмысленной равнины.
Кто-то присмотрелся:
— Джигит, что ли, на свою задницу приключений ищет?
— Где?
— А во-он, коняшку гоняет, ковбой…
— Да ну, — сказал Краб, прибывший сюда за пару дней до основной группы и немного уже обжившийся. — Это солдатики коня поймали, вот и ковбойствуют. А вообще, тут вчера по полю злой ваххабит шлялся. Пальнули из танка, башку оторвало. Ваххабит, конечно. Ночью шлялся.
Остальные молчаливо согласились — в самом деле, кому еще, кроме злого ваххабита, могло прийти в голову болтаться ночью по этому дикому полю?
Спустившись с насыпи, двинулись параллельно ей к корявому блиндажику, сляпанному кое — как из всевозможных подручных материалов. Впереди шагал Краб, сам со спины — вылитый злой ваххабит в своем поношенном камуфляже и черной душманской шапочке. За ним поспешали остальные, а замыкал шествие, как уже отмечалось, Доктор Айболит, носивший это прозвище как за оконченный на гражданке мединститут, так и за редкостный талант душевно беседовать с языками. Когда свеженький язык, от коего позарез требовалась полная откровенность, начинал капризничать и притворяться, что он вообще не понимает ни одного из существующих на планете наречий, звали Доктора Айболита. Доктор, философски вздыхая, приходил и довольно быстро убеждал упрямца, начинавшего петь арии не хуже Пласидо Доминго…
Старшего лейтенанта Олега, свежевыпущенного Омским танковым, отыскали в блиндаже. По сравнению с гостями он был прямо-таки возмутительно молод, ну что это такое — двадцать три, в мирной жизни найдется масса народа, которые его могут и обозвать «мальчиком». Однако возраст на войне — понятие насквозь условное, а потому Олег и командовал десятком прикрывавших Ханкалу танков, а также, понятное дело, танкистами, которые смотрелись и вовсе салагами.
Кое-как разместились на тесном пространстве, выставили принесенное, с верхних нар свесился молоденький танкист, передал на стол миску с солеными помидорами, чье происхождение было, надо полагать, покрыто мраком неизвестности. Под ногами крутился толстый светлый щенок, хватал за штанины.
— Уникальный элемент, — показал на него Олег. — Когда мы этот блиндажик занимали, шваркнули внутрь гранату. Для порядка. Зашли, смотрим — этот вылезает, как будто так и надо. Жив остался, недослышит только… Миш, да ты пока оставь паковаться, прыгай за стол… У нас тут сборы, мужики, поступил приказ: передвинуться на сто пятьдесят метров в поле. Зачем, хрен его знает…
Вот пришедшие-то как раз знали, зачем. Им-то было известно, что в Ханкалу в самом скором времени прилетит Путин, — но такую весть, понятно, далеко не до всех доводили.
Впрочем, вполне возможно, танковая передвижка была затеяна и без особой связи с Путаным. Чересчур долго танкисты торчали на одном месте, успели обжиться, а следовательно, малость разлениться. Любой военный человек знает, что пресловутая канава «от рассвета и до забора», а также схожие с ней, бессмысленные на взгляд штатского предприятия на деле имеют глубинный армейский смысл. Солдат не должен пребывать в праздности, и, если нет для него настоящей работы, толковый командир просто обязан выдумать некое ее подобие, занимающее максимум сил, а если еще и мыслей, выйдет совсем хорошо…
Сначала выпили за хозяев, потом — за гостей. Третий тост, за погибших, пили традиционно стоя. Четвертый, хотя и столь же традиционный, за косоглазие противника, пьется сидя. И только когда налили по пятой. Доктор Айболит вылез со своим открытием, торжественно заявив:
— А известно ли вам, неучам, что про нас в Библии написано?
И значительно покачал в воздухе своей красненькой толстой книжицей.
— Ага, — сказал снайпер Леня с нескрываемым скептицизмом. — Про кого конкретно, про тебя или Костика из будущего?
— Про спецназ, господин прапорщик, чтоб вы знали. Про спецназ как таковой.
— Сомнительно что-то. Следаки любят вворачивать к месту и не к месту, что впервые про шпионов было как раз в Библии написано, но вот чтобы про спецназ…
— Да я сам был огорошен, — сказал Доктор Айболит. — Библию, как и вы все, грешные, сроду не читал, да вот взялся листать от безделья и наткнулся… Прошу внимания! Данный раздел, именуемый «книгой судей израильских», повествует о некоем генерале Гедеоне. Подозреваю, что знаменитый фильмец «Меч Гедеона» в его честь и назван, но это уже другая история… Итак. Данный генерал Гедеон воевал с… — он перелистал несколько страничек из тонюсенькой белой бумаги, почти прозрачной. — С мадианитянами. Кто такие были эти самые мадианитяне, я еще не докопался, да опять-таки не в том дело… В общем, у них была намечена решающая битва. А в ночь перед битвой пришел к генералу Гедеону сам господь бог и дал детальную диспозицию, или, что вернее, провел инструктаж. Начал Гедеон наутро действовать. Согласно инструкциям верховного главнокомандующего, которым господь бог в данном случае, несомненно, являлся согласно субординации…
— Не тяни кота за хвост.
— Постараюсь. Для начала он выстроил войско и велел всем, кто себя чувствует боязливым и робким, уматывать к чертовой матери. Двадцать две тысячи умотали, десять тысяч осталось…
— Ничего себе процентик…
— Не мешай, Костик, кажется, началось интересное… И потом?
— А потом Гедеон провел еще одну проверочку. Повел эти десять тысяч на водопой, и тех, кто пил из реки прямо ртом, опять-таки отправлял во второй эшелон, а тех, кто пил с руки, оставлял. Из десяти тысяч набралось триста. Эти три сотни он ночью и развернул вокруг мадианитянского лагеря.
— Сколько было этих твоих мадианитян? — деловым тоном поинтересовался ктото.
— Хренова туча. В Библии сказано: «как саранчи». Вот, а у каждого из этих трехсот была труба и светильник в кувшине. По команде они разбили кувшины, замахали светильниками, затрубили в трубы — и рванули в атаку. В расположении противника начался неимоверный переполох, и эти триста спецназовцев расколошматили всю саранчу наголову… Вот так. Система предварительных тестов, с помощью которых выбирается один, из сотни. Ночное нападение отборного отряда на превосходящие силы противника. Подчеркиваю, с использованием спецсредств, прототипов нынешних светозвуковых гранат. Если все это не о спецназе, то я уж и не знаю, какого вам еще рожна нужно… А?
— Дай-ка я глазами почитаю, — сказал Леня, забрал у него книгу, старательно вчитался. — Да нет, все верно. А пожалуй что…
— Да что «пожалуй»? Точно, спецназ. Нужно запомнить, при случае будет чем утереть нос операм, когда снова начнут ссылаться на Библию. Пусть знают, что не про них одних там написано… Да, Доктор, а что было раньше: этот Гедеон или та история, на которую ссылаются опера?
— Не знаю, — честно признался Доктор Айболит. — Так углубленно мое поверхностное знание Библии не простирается…
— Нужно обязательно установить, — сказал Сережа. — Займись на досуге, Айболит, а? Если выяснится, что сначала был спецназ, а уж потом — агентурная разведка, можно будет утереть кой-кому нос…
— Интересно, а про нас там не написано? — с надеждой спросил танкист Миша.
— Это вряд ли, — отрезал Доктор. — В библейские времена танков не было. На дворе стояли совершенно доисторические периоды…
— Ну, а может, нечто вроде? Ползучий сарай на бычьей тяге?
— Поищем, — серьезно пообещал Доктор. — Аж семьсот страниц, не может же быть, чтобы ничего не отыскалось про первобытные танки. Кто-то мне говорил, что там написано и про стенобитные пушки… про старинную аналогию, конечно, но суть вроде бы та же. Поищем… Анекдоты свежие есть?
— Ночь. Грозный. На посту стоит салага. Раздается очередь, и салажонок орет старшине: «Тут крался страшный бородатый ваххабит, но я его…»
— Это старый, — поморщился Доктор Айболит. — «Из-за таких вот стрелков, рядовой Жмуров, мы третий год без Деда Мороза…»
— Есть поновее. Будь у тебя лом с хорошо раскаленным на огоньке концом, притом, что другой конец холодный, какой стороной ты бы его Сергею Ковалеву в задницу вставил?
— Раскаленным, конечно, — не колеблясь, ответствовал Доктор Айболит.
— Фига. Холодным.
— Это к чему такой гуманизм?
— А чтоб никто вытащить не мог!
— А-а, эт-то другое дело!
Потом разговор по какому-то неисповедимому выверту ума перекинулся с Ковалева на финансы. Тема была не только старая и животрепещущая, но и знакомая до полной унылости: всем известно, что финчасть для того и существует, чтобы урезать следуемые солдату денежки насколько возможно. Карма у нее такая, у финчасти. И лучше всего об интендантстве выразился Александр Васильевич Суворов, тут ни убавить, ни прибавить…
Впрочем, они больше слушали танкистов, чем делились своим. Было попросту неудобно. Бронетанковая салажня не видела и не нюхала прошлой, первой кампании, да и вообще мало что еще по причине юного возраста знала о суровой прозе жизни. И этим пацанам, пожалуй, совершенно ни к чему знать, что всемогущая финчасть точно так же старается срезать то, что законно причитается спецназу ФСБ, цепляясь за любое цифирное крючкотворство. Что Костя с женой и четырнадцатилетним сыном ютится в однокомнатной «хрущевке», а майор Влад вообще снимает для семьи комнатушку в общежитии одной из военных академий, откуда его в любой момент могут попросить. Ни к чему пацанам знать такие вещи, для них, зеленых, отряд «Вымпел» — это нечто овеянное романтическими небылями: молодежи в первую очередь приходят на ум голливудские блокбастеры, а тамошние супермены привыкли в денежках купаться, в житейских благах и в законном почете…
Ну и черт с ними. Не в деньгах счастье. Главное, эта кампания на прошлую, слава богу, мало похожа: и там, в тылу, перестали поливать грязью собственную же армию, и, взять хотя бы такую деталь, на сей раз под ногами не путаются пресловутые «врачи без границ», которых люди посвященные ласково, по заслугам именуют «врачи без лекарств» или «ЦРУ без границ». Мелочь вроде бы, а приятно. Так что — перебедуем. Благо все говорят, что на Путина в этом плане полагаться можно. И прапорщик Юрков в тон этому всеобщему настрою даже изготовил самодельную вывеску для местного избирательного участка, так и выведя крупными буквами: «ИЗБИРАТЕЛЬНЫЙ УЧАСТОК ПО ВЫБОРАМ ПРЕЗИДЕНТА РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ В.В. ПУТИНА». Отцы-командиры, конечно, ласково посоветовали не выпендриваться и не давать тем самым повода демократуре для лишних визгов, но все равно сие говорит о тенденции… Точно, перебедуем.
Возвращались на танке, предложенном гостеприимным хозяином в качестве такси, — к чему бить ноги, шагая лишних триста метров, если можно, пусть и чуточку кружным путем, доехать на ползучей оказии? Как обычно на войне и случается, все были не пьяны и не трезвы — так, состояние чуточку измененного сознания…
Каковое ничуть не помешало им еще издали заметить у курилки новоприбывших
— Токарева с Самедом, оперативником из Махачкалы, да вдобавок с ними сидела очень даже симпатичная девушка в явно уже ношеном камуфляже, со светлой косой калачиком. Не журналистка, конечно, — кто бы сюда журналистов пустил?
Они ссыпались с брони, танк-такси развернулся, отчаянно чадя и рыча, и укатил восвояси.
— Ну, как оно? Что это вы ржете?
— А вот Самед рассказывает, как вчера славный доктор Зуев ходил в Грозном на прочесывание.
— Ну-ну, что он опять?
— Геройствовал Зуич, — сообщил Самвел. — Выскочил, малость поддавши будучи, когда все уже грузились. Начал орать, что поскольку он не какой-то там доктор, а фээсбэшный, пора и ему сходить на операцию. Ну, прихватили, чтобы не вдаваться в дискуссии. И была такая картина: чешет себе повдоль улицы славный доктор Зуев с одним-единственным рожком в «калаше», в совершенно пустом «лифчике». Хоть бы одни патрон там завалялся, «лифчик» ветром, как флаг, развевает… Богатырь, одним словом.
— Ну и?
— А, обошлось. Тишина стояла полнейшая. Никаких ваххабитов, одни мирные гражданы… Пьяную чеченку видели. Ну, не так чтобы пьяную, однако определенно поддавшую.
— Это интересно. Потрескивает менталитет в свете бурных изменений…
— Ага. Да уж. Феде Слепцову вон плохо. Мается мужик. Затыкали.
— А что?
— Да ему выпало плотно опекать подследственную. Она вам не кто-нибудь, а целый капитан шариатской безопасности. Лет тридцать, смазливая, зараза, спасу нет. Ну, что такое плотная опека, сами понимаете: за ней и в бане надо приглядывать, чтобы, боже упаси, мылом не зарезалась. Вот Федя и приглядывает, маясь. Она сначала по-женски и по-мусульмански стеснялась, а потом приборзела, издевается над бедным Федей, как в голову взбредет, то спинку просит потереть, то позы принимает. Тяжело Феде, стал Федя мишенью для пошлых армейских шуток…
— Да уж, я думаю… — с чувством хохотнул кто-то.
— А вы сюда какими судьбами?
— А мы, похоже, с вами, — сказал Токарев с типично восточным фатализмом.
— Куда вы, туда и мы.
— Хорошо сказано. Мы сами-то не знаем пока, куда…
— Насчет завтра могу сказать совершенно точно — в Грозный. Касаемо подробностей, узнаете в вагоне, там Человек-Гора, час назад подъехал. Вас, между прочим, жаждет видеть.
Шестеро встрепенулись, подтянулись, придавая себе трезвую деловитость, потом гуськом потянулись в вагон, где уже начинали тщательно завешивать окна одеялами согласно строгим правилам ночной маскировки.
Почти в самом конце вагона разместился Человек-Гора — полковник Степа Шагин, бывший погранец, носивший свое прозвище вполне заслуженно: когда природа его лепила, извела на Степу примерно столько же материала, сколько на двух Шварценеггеров. Огромный был человечище — и, между прочим, умнейший. Именно он не так давно кропотливейше спланировал операцию по захвату Титаника, то бишь Салмана Радуева с его знаменитой титановой заплаткой в башке. И все прошло столь ювелирно, что как нельзя лучше напоминало басню Крылова. Крестьянин охнуть не успел, как на него медведь насел… Ни единого выстрела, ни единой царапины. Немногочисленную охрану упаковали молниеносно и качественно, а сам малость обкуренный Титаник только в летящем на Москву самолете начал соображать, что вокруг происходит нечто качественно новое…
Поскольку на вагонном столике меж полковником и майором Владом красовались две пустые стопочки и вскрытая банка шпрот, даже менее наблюдательный глаз мог бы определить, что начальство тоже чуточку приняло с дороги. Правда, при комплекции Шагина обычные человеческие дозы на него абсолютно не действовали — ох, не того матерого человечища Алексей Максимыч Горький сравнивал с глыбою…
Полковник присмотрелся:
— Состояние приемлемое…
— Да мы ничего такого… — опрометчиво заикнулся кто-то, за что украдкой получил локтем в бок.
— Ну, вы — это вы… Размещайтесь. И с ходу загружайте серое вещество работою. Кто мне, не сходя с места, придумает красивое сценическое имечко для эстрадной звезды?
— Что?!
— Господа офицеры, я серьезно, — сказал Шагин. — Придумайте-ка мне быстренько красивое имечко для эстрадной певицы. Чтобы было и красиво, и звучно, и производило впечатление на всех, кто его ненароком услышит. Ну-ка, дружненько заскрипели мозгами! Я с вами не шутки шучу, пошла работа…
Глава вторая. ПЕВИЦА И ПОКЛОННИКИ
Утречком, после завтрака, выехали в Грозный — на самом что ни на есть прозаическом грузовике с брезентовым верхом, благодаря этой своей прозаичности не привлекавшем никакого внимания на дороге, где разъезжали в основном именно такие, да еще заправщики и БТР. Иногда попадались разноцветные легковушки, но они-то как раз казались на здешних дорогах чем-то инородным, странным, не имевшим права и оснований тут быть…
Дорога была — ухаб на ухабе сидит и ухабом погоняет. Зато человек понимающий прямо-таки отдыхал душой: во-первых, для дождей, превративших бы всю округу в липкое месиво, было еще рано, лучше сухие ухабы, чем море грязи; вовторых, глаз радовало окружающее редколесье, просматривавшееся буквально насквозь на многие десятки метров. Середина марта, а потому — ни единого листочка. Очень скоро, через какие-то недели, этим голым корявым зарослям предстояло превратиться в густую «зеленку», что значительно осложняло жизнь военному народу, заранее представлявшему, сколько вооруженной сволочи будет разгуливать по лесам с самыми гнусными намерениями…
Впрочем, это еще не означало, что можно расслабиться стопроцентно. Следовало в оба глаза следить за голыми кронами ближайших к дороге деревьев
— в последнее время душманы повадились цеплять фугасы как раз в ветвях, рассчитывая на то, что сверху никто опасности и не ждет. Из ветвей свешивается почти незаметный проводочек, и стоит его коснуться тенту машины, башне «бэхи», да просто башке примостившегося на броне бойца… Надо сказать, в первое время задумка достигла результата, но, познакомившись с новинкой, народ стал бдительнее, и подрывов теперь гораздо меньше. А можно еще, подкопав асфальтовое покрытие с одной стороны, а то и с двух, засунуть фугас туда, кропотливо уничтожив все следы, — это тоже не сахар…
Под самым городом легковушки стали попадаться чаще — в Грозный понемногу возвращались жители. Грузовик никакого внимания не привлекал, да, собственно, в кузове и не было никакого отряда «Вымпел». Там, подпрыгивая на железных неудобных лавочках, ехало довольно-таки странное сборище, несомненно, имевшее отношение к федеральным силам, но со стороны, хоть ты его три часа обозревай, ничем не выдававшее своей принадлежности к самому крутому спецназу страны.
Капитан Курловский, еще вчера объявивший, что нынче он будет ментом, восседал в застиранном серо-белом милицейском камуфляже. Точно так были облачены и Костя с Сергеем, имевшие в карманах натуральные «мурки» — удостоверения МУРа, сиречь документы прикрытия, если выражаться официальным языком. Гера по кличке Краб и четверо остальных были, в общем, непонятно кто
— старенький камуфляж и тельняшки опознавательными знаками служить не могли, являя собою сугубую банальность. Одним словом, подобных компаний, именно так одетых, по городу и прилегающим окрестностям разъезжало немеренно. Единственное исключение представляла собою лейтенант Катя, в данный момент ничуть не напоминавшая ни лейтенанта женского пола, ни опера ФСБ, — но и она ничем не выдавала служебной принадлежности, скорее наоборот…
Въезд в город. Первое, что бросается в глаза, — огромная зеленая надпись на стене из бетонных блоков: ЗДЕСЬ БЫЛ КРАСНОЯРСКИЙ ОМОН. Сибирячки отметились.
А самого-то города и не было, собственно. Было лишь то, что от него осталось после двух штурмов, в которых сидящие в кузове принимали самое активное участие. Пожалуй что, груды развалин смотрелись даже как-то прозаичнее, что ли, — гораздо более жутко выглядели те дома, что оказались задетыми лишь самую малость… Обычная «хрущевка» — но на уровне третьего этажа на месте парочки окон зияет нелепая дыра. И так далее, и тому подобное. Каждому нашлось бы что припомнить, но если постоянно держать такое в голове, начнут гореть нервные клетки, а потому никто и не стремился прокручивать в памяти как впечатления четырехлетней давности, так и совсем свежие, этого года, ну их к черту, откровенно говоря…
Дорога была — ухаб на ухабе сидит и ухабом погоняет. Зато человек понимающий прямо-таки отдыхал душой: во-первых, для дождей, превративших бы всю округу в липкое месиво, было еще рано, лучше сухие ухабы, чем море грязи; вовторых, глаз радовало окружающее редколесье, просматривавшееся буквально насквозь на многие десятки метров. Середина марта, а потому — ни единого листочка. Очень скоро, через какие-то недели, этим голым корявым зарослям предстояло превратиться в густую «зеленку», что значительно осложняло жизнь военному народу, заранее представлявшему, сколько вооруженной сволочи будет разгуливать по лесам с самыми гнусными намерениями…
Впрочем, это еще не означало, что можно расслабиться стопроцентно. Следовало в оба глаза следить за голыми кронами ближайших к дороге деревьев
— в последнее время душманы повадились цеплять фугасы как раз в ветвях, рассчитывая на то, что сверху никто опасности и не ждет. Из ветвей свешивается почти незаметный проводочек, и стоит его коснуться тенту машины, башне «бэхи», да просто башке примостившегося на броне бойца… Надо сказать, в первое время задумка достигла результата, но, познакомившись с новинкой, народ стал бдительнее, и подрывов теперь гораздо меньше. А можно еще, подкопав асфальтовое покрытие с одной стороны, а то и с двух, засунуть фугас туда, кропотливо уничтожив все следы, — это тоже не сахар…
Под самым городом легковушки стали попадаться чаще — в Грозный понемногу возвращались жители. Грузовик никакого внимания не привлекал, да, собственно, в кузове и не было никакого отряда «Вымпел». Там, подпрыгивая на железных неудобных лавочках, ехало довольно-таки странное сборище, несомненно, имевшее отношение к федеральным силам, но со стороны, хоть ты его три часа обозревай, ничем не выдававшее своей принадлежности к самому крутому спецназу страны.
Капитан Курловский, еще вчера объявивший, что нынче он будет ментом, восседал в застиранном серо-белом милицейском камуфляже. Точно так были облачены и Костя с Сергеем, имевшие в карманах натуральные «мурки» — удостоверения МУРа, сиречь документы прикрытия, если выражаться официальным языком. Гера по кличке Краб и четверо остальных были, в общем, непонятно кто
— старенький камуфляж и тельняшки опознавательными знаками служить не могли, являя собою сугубую банальность. Одним словом, подобных компаний, именно так одетых, по городу и прилегающим окрестностям разъезжало немеренно. Единственное исключение представляла собою лейтенант Катя, в данный момент ничуть не напоминавшая ни лейтенанта женского пола, ни опера ФСБ, — но и она ничем не выдавала служебной принадлежности, скорее наоборот…
Въезд в город. Первое, что бросается в глаза, — огромная зеленая надпись на стене из бетонных блоков: ЗДЕСЬ БЫЛ КРАСНОЯРСКИЙ ОМОН. Сибирячки отметились.
А самого-то города и не было, собственно. Было лишь то, что от него осталось после двух штурмов, в которых сидящие в кузове принимали самое активное участие. Пожалуй что, груды развалин смотрелись даже как-то прозаичнее, что ли, — гораздо более жутко выглядели те дома, что оказались задетыми лишь самую малость… Обычная «хрущевка» — но на уровне третьего этажа на месте парочки окон зияет нелепая дыра. И так далее, и тому подобное. Каждому нашлось бы что припомнить, но если постоянно держать такое в голове, начнут гореть нервные клетки, а потому никто и не стремился прокручивать в памяти как впечатления четырехлетней давности, так и совсем свежие, этого года, ну их к черту, откровенно говоря…