Страница:
– Атос, Портос, господа! – воскликнула незнакомка чуть ли не жалобно. – Это просто невыносимо! – И она добавила непринужденно: – Неужели не найдется человека, способного, наконец, перерезать ему глотку?
Это благое пожелание, высказанное столь очаровательной особой прямо-таки небрежно, с безмятежной улыбкой на алых губках, окончательно отвратило д'Артаньяна от мысли громогласно признаться в знании испанского. Он успокоил свою совесть тем, что его действия никак нельзя было назвать подслушиванием украдкой, – все-таки он открыто стоял на галерее в полудюжине шагов от беседующих, так что нимало не погрешил против дворянской чести…
– Будьте спокойны, сударыня, – прогудел великан, которого звали Портосом. – На сей раз ему, похоже, не уйти. Я приготовил ему хороший сюрприз на Амьенской дороге. Если только он не продал душу дьяволу, как предполагал однажды Арамис, все будет кончено в самом скором времени. Четыре мушкета – это, знаете ли, весомый аргумент.
– Вот кстати, об Арамисе, – живо подхватила красавица. – Я полагала что сегодня его, наконец, увижу… Господа, не забывайте, что я женщина – и сгораю от любопытства самым беззастенчивым образом. Любая женщина на моем месте была бы заинтригована безмерно. Он засыпает меня отчаянными письмами так давно, что пора в конце концов сказать мне все в глаза, произнести эти признания вслух… и, быть может, получить награду за постоянство. В конце концов, мы живем не в рыцарские времена, и это обожание на расстоянии выглядит чуточку смешно…
– Арамис еще не вернулся из Мадрида, – вполголоса сказал Портос.
– Тш-ш, Портос! – прошипел его спутник. – Будьте осторожнее, бога ради!
– Но я же говорю по-испански, – с некоторой долей наивности сказал великан Портос. – Кто тут понимает по-испански?
Атос вздохнул как-то очень уж привычно:
– Портос, вы меня то ли умиляете, то ли огорчаете… По-испански, да… Но вы же явственно произнесли «Арамис» и «Мадрид», а это может натолкнуть кого-нибудь на размышления…
– Кого? – жизнерадостно прогудел великан. – Кто из тех, кого мы сейчас видим вокруг нас, способен размышлять? Право же, Атос, вы сгущаете краски…
– Пожалуй, – задумчиво отозвался Атос. – В самом деле… Трактирная челядь не в счет… – Он быстрым, испытующим взглядом окинул террасу. – Еще какой-то молодчик, по виду горожанин, и тупой на беспристрастный взгляд юнец с соломой в волосах, от которого за туаз несет навозом… Возможно, я излишне нервничаю. Но ставки слишком высоки, Портос, и мы обязаны предусмотреть все случайности…
– Любезный Атос, – с чувством сказал Портос. – Я перед вами прямо-таки преклоняюсь, сами знаете. Но должен сказать прямо: порой вы бываете удивительно несносны. Обратите внимание, я учел все ваши замечания, я говорю о важных вещах исключительно по-испански…
– Господа, господа! – вмешалась незнакомка. – Умоляю, будьте чуточку серьезнее!
Оба нехотя умолкли. Что до д'Артаньяна, то его улыбка стала прямо-таки зловещей. Он наконец-то обрел то, чего так долго ждал, – несомненное оскорбление, высказанное, если рассудить, прямо в лицо человеком при шпаге, несомненным дворянином, несмотря даже на его странное имя, тем более произнесенное при даме, которая, хоть и выдавала себя за белошвейку, принадлежала, несомненно, к более высоким сферам…
Его рука стиснула рукоять шпаги. И все же он подавил первый порыв, не ринулся с террасы сломя голову, решил выждать еще немного. Кровь его кипела – но стремление поближе познакомиться с разворачивавшейся на его глазах интригой оказалось сильнее. «Прекрасно, – подумал он. – Кое-что начинает проясняться. Если незнакомец по имени Рошфор, как только что прозвучало, имеет отношение к кардиналу, кто же, в таком случае, эти люди? Ясно, что они принадлежат к противостоящей стороне, но таких сторон чересчур много, чтобы можно было делать выводы уже теперь…»
– Я серьезен, милая герцогиня, – заверил Портос. – Как никогда.
«Герцогиня! – вскричал про себя д'Артаньян. – Вот так история! Положительно, тайн и загадок на меня свалилось больше, чем я того желал! Как бы не раздавило под этакой тяжестью! Но когда это гасконцы пасовали?!»
– Тс! – шепотом прикрикнула красавица. – Портос, вы, право, невозможны! Запомните же, что меня зовут Мари Мишон… Я – белошвейка, ясно?
Атос мягко произнес:
– Милая Мари, вам не кажется, что белошвейка, разъезжающая в карете парой, в блеске драгоценностей, все же рано или поздно наведет кого-нибудь на подозрения?
«Он чертовски умен», – великодушно отметил д'Артаньян.
Красавица сделала гримаску, словно собиралась заплакать:
– Атос, Портос прав: вы сегодня положительно несносны. Я так привыкла к этой именно карете… Не хотите же вы сказать, что я должна была надеть рубище или что там еще носят настоящие белошвейки? Я и так оставила дома большую половину своих драгоценностей… В конце концов Портос прав: вокруг нас лишь тупое простонародье, не способное думать и подмечать несообразности…
– Вы уверены, что среди них нет шпионов кардинала?
– До сих пор я не видела никого, кто подходил бы под это определение, – твердо заявила герцогиня.
Д'Артаньян прекрасно рассмотрел, что лицо отвернувшегося от него Атоса поневоле исказила страдальческая гримаса. Тем временем во дворе появились новые лица – двое всадников, по виду слуг, с двумя лошадьми в поводу. Судя по тому, как они остановились поодаль и терпеливо ждали, это были слуги двух незнакомцев со странными именами. Один из них глядел столь выразительно и покашливал столь демонстративно и нетерпеливо, что Атос в конце концов обратил на него внимание и скупым мановением руки велел подойти. Слуга что-то недолго шептал ему на ухо, а потом, вновь отосланный тем же красноречивым жестом, вернулся к товарищу.
– Поздравляю вас, друзья мои, – сказал Атос сумрачно. – Упомяни о черте… Рошфор ближе, чем мы думали. Он здесь, в «Вольном мельнике». Мало того, здесь и миледи…
– Черт меня раздери со всеми потрохами! – вырвалось у Портоса.
– Но позвольте, господа! – беспомощно воскликнула герцогиня. – Почему же я ее ни разу не видела?
– Потому что она не стала попадаться вам на глаза, – с безграничным терпением проговорил Атос. – Она умеет при необходимости оставаться невидимой…
– Слушайте! – пробасил великан Портос. – Может, это враки?
– Гримо не мог ошибиться, – лаконично ответил Атос. – Они здесь вдвоем…
– Атос, значит, их только двое?
– Портос, вы необычайно сильны в арифметике…
– А как же, у меня был учитель, – простодушно сказал Портос. – Вот что… Может, это и есть наилучшее решение проблемы? Мы дождемся, пока он выйдет, вызовем его и преспокойно проткнем… Каков бы он ни был, не в его характере бежать от вызова…
Какое-то время Атос, как показалось гасконцу, всерьез взвешивал это предложение.
– Нет, – сказал он наконец. – Неминуемо сбегутся зеваки, весь город, пойдут разговоры, кто-нибудь может узнать нас либо герцогиню… Лучше уж, Портос, предоставить все богу, и тем, кого вы оставили на Амьенской дороге. Согласен, это несколько против правил чести, но, в конце концов, Рошфор служит человеку, который сам поставил себя вне правил чести, осмелившись покуситься на привилегии и исконные вольности дворянства, обращаться с дворянами, словно с тем двуногим скотом, что копается на полях… Пусть будет Амьенская дорога. – Его лицо на миг исказилось хищной гримасой. – И совсем хорошо будет, если миледи решит его сопровождать…
– Фи, Атос! – воскликнула герцогиня. – Все-таки это женщина…
– Милая Мари, – спокойно сказал Атос. – Женщина, которая так рьяно и упорно вмешивается в мужские дела, занимается мужскими делами, не должна протестовать, по-моему, если с ней решат поступить, как с мужчиной… Таково мое глубокое убеждение.
– И мое тоже, – прогудел Портос. – Женщина, ха! Нас с Атосом эта женщина вполне способна привести на плаху, да и вам, дражайшая гер… тьфу, Мари, она способна принести немало бед… Атос, вы мудры, как тот древний римлянин Сократ! Пусть все решает Амьенская дорога… к слову, не зря же я отвалил этим молодчикам пятьдесят пистолей своих собственных денег!
– Ну, в конце концов… – протянула герцогиня, чье очаровательное личико озарилось кроткой улыбкой. – Учитывая обстоятельства… Что же, разъезжаемся, господа? Письма вы получили, Атос, и я могу с превеликим облегчением передать это в Париже… С Рошфором все решено… Едем?
– Да, пожалуй, – с видимым облегчением согласился Атос. – Я поскачу по дороге на Бриссак, вы, Портос, повернете на Сен-Жоли. Вы же, Мари, преспокойно поедете в Париж прямой дорогой. Даже самые хитрые шпионы потеряют след… Письма, разумеется, останутся у меня.
– Пусть так и будет, – кивнула герцогиня.
– В таком случае, вперед?
– С превеликой охотой, – сказал Портос. – Здесь сквернейшее вино, а уж пулярки…
Д'Артаньян понял, что его час настал.
Глава четвертая. Первая в жизни дуэль
Это благое пожелание, высказанное столь очаровательной особой прямо-таки небрежно, с безмятежной улыбкой на алых губках, окончательно отвратило д'Артаньяна от мысли громогласно признаться в знании испанского. Он успокоил свою совесть тем, что его действия никак нельзя было назвать подслушиванием украдкой, – все-таки он открыто стоял на галерее в полудюжине шагов от беседующих, так что нимало не погрешил против дворянской чести…
– Будьте спокойны, сударыня, – прогудел великан, которого звали Портосом. – На сей раз ему, похоже, не уйти. Я приготовил ему хороший сюрприз на Амьенской дороге. Если только он не продал душу дьяволу, как предполагал однажды Арамис, все будет кончено в самом скором времени. Четыре мушкета – это, знаете ли, весомый аргумент.
– Вот кстати, об Арамисе, – живо подхватила красавица. – Я полагала что сегодня его, наконец, увижу… Господа, не забывайте, что я женщина – и сгораю от любопытства самым беззастенчивым образом. Любая женщина на моем месте была бы заинтригована безмерно. Он засыпает меня отчаянными письмами так давно, что пора в конце концов сказать мне все в глаза, произнести эти признания вслух… и, быть может, получить награду за постоянство. В конце концов, мы живем не в рыцарские времена, и это обожание на расстоянии выглядит чуточку смешно…
– Арамис еще не вернулся из Мадрида, – вполголоса сказал Портос.
– Тш-ш, Портос! – прошипел его спутник. – Будьте осторожнее, бога ради!
– Но я же говорю по-испански, – с некоторой долей наивности сказал великан Портос. – Кто тут понимает по-испански?
Атос вздохнул как-то очень уж привычно:
– Портос, вы меня то ли умиляете, то ли огорчаете… По-испански, да… Но вы же явственно произнесли «Арамис» и «Мадрид», а это может натолкнуть кого-нибудь на размышления…
– Кого? – жизнерадостно прогудел великан. – Кто из тех, кого мы сейчас видим вокруг нас, способен размышлять? Право же, Атос, вы сгущаете краски…
– Пожалуй, – задумчиво отозвался Атос. – В самом деле… Трактирная челядь не в счет… – Он быстрым, испытующим взглядом окинул террасу. – Еще какой-то молодчик, по виду горожанин, и тупой на беспристрастный взгляд юнец с соломой в волосах, от которого за туаз несет навозом… Возможно, я излишне нервничаю. Но ставки слишком высоки, Портос, и мы обязаны предусмотреть все случайности…
– Любезный Атос, – с чувством сказал Портос. – Я перед вами прямо-таки преклоняюсь, сами знаете. Но должен сказать прямо: порой вы бываете удивительно несносны. Обратите внимание, я учел все ваши замечания, я говорю о важных вещах исключительно по-испански…
– Господа, господа! – вмешалась незнакомка. – Умоляю, будьте чуточку серьезнее!
Оба нехотя умолкли. Что до д'Артаньяна, то его улыбка стала прямо-таки зловещей. Он наконец-то обрел то, чего так долго ждал, – несомненное оскорбление, высказанное, если рассудить, прямо в лицо человеком при шпаге, несомненным дворянином, несмотря даже на его странное имя, тем более произнесенное при даме, которая, хоть и выдавала себя за белошвейку, принадлежала, несомненно, к более высоким сферам…
Его рука стиснула рукоять шпаги. И все же он подавил первый порыв, не ринулся с террасы сломя голову, решил выждать еще немного. Кровь его кипела – но стремление поближе познакомиться с разворачивавшейся на его глазах интригой оказалось сильнее. «Прекрасно, – подумал он. – Кое-что начинает проясняться. Если незнакомец по имени Рошфор, как только что прозвучало, имеет отношение к кардиналу, кто же, в таком случае, эти люди? Ясно, что они принадлежат к противостоящей стороне, но таких сторон чересчур много, чтобы можно было делать выводы уже теперь…»
– Я серьезен, милая герцогиня, – заверил Портос. – Как никогда.
«Герцогиня! – вскричал про себя д'Артаньян. – Вот так история! Положительно, тайн и загадок на меня свалилось больше, чем я того желал! Как бы не раздавило под этакой тяжестью! Но когда это гасконцы пасовали?!»
– Тс! – шепотом прикрикнула красавица. – Портос, вы, право, невозможны! Запомните же, что меня зовут Мари Мишон… Я – белошвейка, ясно?
Атос мягко произнес:
– Милая Мари, вам не кажется, что белошвейка, разъезжающая в карете парой, в блеске драгоценностей, все же рано или поздно наведет кого-нибудь на подозрения?
«Он чертовски умен», – великодушно отметил д'Артаньян.
Красавица сделала гримаску, словно собиралась заплакать:
– Атос, Портос прав: вы сегодня положительно несносны. Я так привыкла к этой именно карете… Не хотите же вы сказать, что я должна была надеть рубище или что там еще носят настоящие белошвейки? Я и так оставила дома большую половину своих драгоценностей… В конце концов Портос прав: вокруг нас лишь тупое простонародье, не способное думать и подмечать несообразности…
– Вы уверены, что среди них нет шпионов кардинала?
– До сих пор я не видела никого, кто подходил бы под это определение, – твердо заявила герцогиня.
Д'Артаньян прекрасно рассмотрел, что лицо отвернувшегося от него Атоса поневоле исказила страдальческая гримаса. Тем временем во дворе появились новые лица – двое всадников, по виду слуг, с двумя лошадьми в поводу. Судя по тому, как они остановились поодаль и терпеливо ждали, это были слуги двух незнакомцев со странными именами. Один из них глядел столь выразительно и покашливал столь демонстративно и нетерпеливо, что Атос в конце концов обратил на него внимание и скупым мановением руки велел подойти. Слуга что-то недолго шептал ему на ухо, а потом, вновь отосланный тем же красноречивым жестом, вернулся к товарищу.
– Поздравляю вас, друзья мои, – сказал Атос сумрачно. – Упомяни о черте… Рошфор ближе, чем мы думали. Он здесь, в «Вольном мельнике». Мало того, здесь и миледи…
– Черт меня раздери со всеми потрохами! – вырвалось у Портоса.
– Но позвольте, господа! – беспомощно воскликнула герцогиня. – Почему же я ее ни разу не видела?
– Потому что она не стала попадаться вам на глаза, – с безграничным терпением проговорил Атос. – Она умеет при необходимости оставаться невидимой…
– Слушайте! – пробасил великан Портос. – Может, это враки?
– Гримо не мог ошибиться, – лаконично ответил Атос. – Они здесь вдвоем…
– Атос, значит, их только двое?
– Портос, вы необычайно сильны в арифметике…
– А как же, у меня был учитель, – простодушно сказал Портос. – Вот что… Может, это и есть наилучшее решение проблемы? Мы дождемся, пока он выйдет, вызовем его и преспокойно проткнем… Каков бы он ни был, не в его характере бежать от вызова…
Какое-то время Атос, как показалось гасконцу, всерьез взвешивал это предложение.
– Нет, – сказал он наконец. – Неминуемо сбегутся зеваки, весь город, пойдут разговоры, кто-нибудь может узнать нас либо герцогиню… Лучше уж, Портос, предоставить все богу, и тем, кого вы оставили на Амьенской дороге. Согласен, это несколько против правил чести, но, в конце концов, Рошфор служит человеку, который сам поставил себя вне правил чести, осмелившись покуситься на привилегии и исконные вольности дворянства, обращаться с дворянами, словно с тем двуногим скотом, что копается на полях… Пусть будет Амьенская дорога. – Его лицо на миг исказилось хищной гримасой. – И совсем хорошо будет, если миледи решит его сопровождать…
– Фи, Атос! – воскликнула герцогиня. – Все-таки это женщина…
– Милая Мари, – спокойно сказал Атос. – Женщина, которая так рьяно и упорно вмешивается в мужские дела, занимается мужскими делами, не должна протестовать, по-моему, если с ней решат поступить, как с мужчиной… Таково мое глубокое убеждение.
– И мое тоже, – прогудел Портос. – Женщина, ха! Нас с Атосом эта женщина вполне способна привести на плаху, да и вам, дражайшая гер… тьфу, Мари, она способна принести немало бед… Атос, вы мудры, как тот древний римлянин Сократ! Пусть все решает Амьенская дорога… к слову, не зря же я отвалил этим молодчикам пятьдесят пистолей своих собственных денег!
– Ну, в конце концов… – протянула герцогиня, чье очаровательное личико озарилось кроткой улыбкой. – Учитывая обстоятельства… Что же, разъезжаемся, господа? Письма вы получили, Атос, и я могу с превеликим облегчением передать это в Париже… С Рошфором все решено… Едем?
– Да, пожалуй, – с видимым облегчением согласился Атос. – Я поскачу по дороге на Бриссак, вы, Портос, повернете на Сен-Жоли. Вы же, Мари, преспокойно поедете в Париж прямой дорогой. Даже самые хитрые шпионы потеряют след… Письма, разумеется, останутся у меня.
– Пусть так и будет, – кивнула герцогиня.
– В таком случае, вперед?
– С превеликой охотой, – сказал Портос. – Здесь сквернейшее вино, а уж пулярки…
Д'Артаньян понял, что его час настал.
Глава четвертая. Первая в жизни дуэль
Порою опасно представлять молодому человеку чересчур уж яркие картины определенных жизненных правил, потому что у него нет еще привычки к чувству меры. К сожалению, об этом как раз и не подумал г-н д'Артаньян-отец, давая сыну последние наставления перед дорогой… «Сын мой, – сказал тогда старый вояка. – Коли уж вы твердо намерены выбрать военное дело, запомните накрепко: честь военного столь же деликатна, как честь женщины. Если добродетель женщины окажется под подозрением, жизнь ее станет одним бесконечным упреком, пусть даже она после найдет средство оправдаться. Именно так обстоит и с военными – с той разницей, что потерявший честь военный человек оправдаться уже не сможет никогда. Вы еще мало знаете, как поступают с женщинами сомнительной добродетели, но поверьте, то же бывает и с мужчинами, запятнавшими себя какой-нибудь трусостью…»
Г-н д'Артаньян-отец, к сожалению, позабыл уточнить, что эти поучения никогда не следует принимать буквально, а потому, как уже упоминалось, наш герой на всем протяжении своего пути так и рвался повздорить с людьми, частенько не имевшими никакого намерения нанести ему оскорбление. Вот и теперь ярость совершенно затмила ему рассудок, и он сбежал по ступенькам, цепляя их огромными старомодными шпорами, и, выхватывая на бегу шпагу, что есть сил крикнул великану по имени Портос:
– А поворотитесь-ка, сударь! Иначе мне придется ударить вас сзади!
Неспешно повернувшись на каблуках, гигант усмехнулся то ли удивленно, то ли презрительно и протянул:
– Ударить меня?Да вы рассудком повредились, милейший!
– Быть может, – сказал д'Артаньян запальчиво. – Вот только моя шпага помешательством отнюдь не страдает… Вынимайте-ка свою, сударь, вынимайте! Если, конечно, к вашему сверкающему эфесу прилажен клинок!
– Хотите убедиться? – хищно усмехнулся великан, вмиг выхватив шпагу. – Как видите, прилажен!
– Портос, Портос! – предостерегающе вскрикнул кавалер по имени Атос, делая такое движение, словно собирался кинуться меж ними. – Опомнитесь! Молодой человек, да что с вами? Не припомню, чтобы мы как-то задели вас…
– В самом деле? – саркастически ухмыльнулся д'Артаньян. – Насколько я могу доверять собственным ушам, этот… господин упомянул что-то насчет тупого юнца с соломой в волосах, от которого за туаз несет навозом? А поскольку он при этом смотрел прямо на меня…
– Тьфу ты! – досадливо охнул Портос. – Кто бы мог знать, что он понимает по-испански?
Атос, явно настроенный кончить дело миром, сказал с мягкой укоризной, в которой не было и тени дерзости:
– Молодой человек, если вы дворянин, вам следовало бы знать, что подслушивать чужие разговоры – не самое приличное на свете…
Д'Артаньян, стоя с изготовленной к бою шпагой, отрезал:
– Очень жаль, сударь, что именно мне приходится вам разъяснять некоторые тонкости… Подслушивание, по моему глубокому убеждению имеет место, когда человек таится где-нибудь за углом… Я же стоял открыто, у вас на виду. Прежде чем отпускать оскорбления в адрес совершенно незнакомых людей, вашему другу стоило бы убедиться, что те его не понимают… Передайте ему, что он невежа… да и вы, сдается мне, тоже…
Во взгляде Атоса блеснула молния. Он сказал спокойно, но с неприкрытой угрозой:
– Молодой человек, я не привык, чтобы со мной разговаривали подобным тоном и употребляли такие эпитеты…
– Быть может, как раз и настало время обрести эту привычку? – задиристо осведомился д'Артаньян.
Это была первая дуэль в его жизни, и он твердо решил идти до конца. Он стоял с обнаженной шпагой в руке перед двумя несомненно знатными дворянами, хотя и прикрывавшимися дурацкими прозвищами, и на происходящее смотрела красивая молодая дама, носившая титул герцогини. А посему не было в мире силы, способной заставить нашего гасконца отступить.
Атос схватился за рукоять шпаги.
– Господа, господа! – с тревогой воскликнула герцогиня. – Не забывайте о деле!Вы себе не принадлежите сейчас, слышите? Вы не имеете права рисковать! Я приказываю! Шпаги в ножны!
Глядя прямо на нее, гордо выпрямившись, д'Артаньян произнес со всей возможной твердостью:
– Ваша светлость, это единственный ваш приказ, который я не смогу выполнить! Что до этих господ, они вольны поступать, как им угодно. Я готов удовольствоваться извинениями…
– Он назвал ее «вашей светлостью»… – пробормотал Портос.
– Ну да, он же понимает испанский, – тихо ответил Атос. – Это все ваша несдержанность, Портос…
– Атос, Портос, я вам приказываю! – настойчиво вскричала дама.
Атос так и не вынул шпагу из ножен (хотя и не убрал руку с эфеса), Портос же в некотором замешательстве опустил клинок. Чувствуя свой перевес, д'Артаньян изобразил на лице самую издевательскую улыбку, на какую был способен, и громко воскликнул:
– Ну что же, господа, можете показать мне спины в присутствии дамы… Честью клянусь, я не буду вас преследовать…
– Вы играете с огнем, юноша, – сказал Атос, бледнея на глазах. – Не знаю, кто вы такой и как вас зовут, но хочу предупредить, что вам выпало несчастье связаться с королевскими мушкетерами, людьми опытными в тех играх, которые вы по юношескому недомыслию нам навязываете…
Услышав, что его противники принадлежат к королевским мушкетерам, юный гасконец нимало не испугался – наоборот, он был на седьмом небе от счастья. Еще и оттого, что краем глаза заметил, как растет вокруг них толпа зевак.
– Не вижу причин скрывать свое имя, – сказал он громко. – Я – д'Артаньян, гасконский дворянин из Тарба. Последние пятьсот лет это имя достаточно известно во Франции, мало того, оно ничем не было запятнано. Боюсь, что с вашими именами обстоит как раз иначе – не зря же вы укрываетесь за кличками каких-то пастухов…
Атос выхватил шпагу.
– Атос! У вас письма! – вскрикнула герцогиня, бледная, как полотно. – Умоляю!
Величайшим усилием воли Атос вложил шпагу в ножны и, гордо подняв голову, произнес так, словно каждое слово рождалось в мучениях:
– Сударь, я готов вас пощадить исключительно в силу вашего юного возраста… Портос, шпагу в ножны! Я так хочу, Портос!
Великан с самым натуральным рычанием вложил все-таки шпагу в ножны и повернулся, чтобы уйти.
– Подлый трус! – крикнул ему д'Артаньян, уже совершенно не владея собой.
– Атос! – взревел великан. – Я и это должен стерпеть? Нет, тысячу чертей!
И его шпага вновь сверкнула на солнце.
– Ну что же… – сказал Атос задумчиво. – Неужели Красный Герцог подослал к нам этого гасконца? Удар шпагой – всегда удар шпагой, кто бы его ни наносил, даже такой вот мальчишка…
– Верно подмечено, сударь! – расхохотался д'Артаньян. – Ну так что же, будет кто-нибудь со мной драться или вы все же покажете спины?
– Ничего не поделаешь, Портос, – сказал Атос с величайшим хладнокровием. – Убейте этого наглого щенка и скачите… ну, вы знаете. Я отправляюсь.
Он повернулся и решительными шагами направился к своей лошади.
Портос кинулся на д'Артаньяна, издав сущее львиное рычание. Клинки со звоном скрестились. После первых выпадов гасконец понял, что его противник относится к схватке довольно несерьезно, – во взмахах шпаги великана прямо-таки чувствовалось некое пренебрежение. Должно быть, Портос и мысли не допускал, что враг ему достался серьезный…
Сообразив это, гасконец на ходу переменил намерения. Он уже не стремился убить противника, решив сделать его смешным, – по разумению д'Артаньяна, это было бы гораздо более изощренной местью, нежели холодный труп у ног…
Он метался вокруг великана, нападая с самых неожиданных сторон вопреки обычным приемам боя. И в какой-то миг его острому глазу открылось под роскошным бархатным плащом нечто…
Не колеблясь, д'Артаньян нанес рубящий удар, и его шпага рассекла витой шнур, удерживавший плащ на плечах. Алый бархат упал к ногам дуэлянтов. В толпе зевак послышался громкий хохот.
Догадка д'Артаньяна полностью подтвердилась. Портос, позер и фанфарон, не нашел достаточно денег, чтобы купить сплошь вышитую золотом перевязь, а потому она, блиставшая спереди, сзади была из простой буйволовой кожи. Для чего великану, надо полагать, и понадобился плащ в жаркую погоду…
– У вас оригинальная перевязь, сударь, лопни мои глаза! – воскликнул д'Артаньян, хохоча.
Портос, рыча что-то нечленораздельное, бросился на него, забыв о всякой осторожности. На миг д'Артаньяну показалось, что на него несется оживший горный утес. Но он не потерял самообладания – и пустил в ход прием, которому научился от отца.
Выбитая из рук Портоса шпага высоко взлетела, сверкая позолоченным эфесом, и жалобно зазвенела на пыльной земле.
– Вам не кажется, сударь, что ваша жизнь в моих руках? – спросил д'Артаньян, играя клинком и крепко прижав ногой шпагу Портоса. Портос хмуро смотрел на него, уронив руки. – По-моему, вам следует извиниться… – торжествующе продолжал д'Артаньян, чья душа ликовала.
– Простите, – проворчал Портос, глядя исподлобья. – Сам не знаю, как у меня вырвалось…
– Я полностью удовлетворен вашими извинениями, сударь, – сказал гасконец, поклонившись со всей возможной грацией. – Полагаю, на этом наше дело можно считать законченным, насколько я разбираюсь в правилах чести?
Портос хмурым ворчанием подтвердил, что так оно и обстоит.
Следовало спешить – Атос еще не успел выехать со двора, поскольку все вышеописанное произошло гораздо быстрее, чем кто-то мог подумать. Не теряя времени, д'Артаньян бросился к нему, крича:
– Эй, сударь, куда же вы бежите?
Он успел еще заметить в стороне унылую физиономию слуги по имени Гримо – а в следующий миг на него накинулось сразу несколько зевак из числа слуг и горожан, осыпая гасконца градом ударов. Под ударом лопаты клинок д'Артаньяна переломился, палка обрушилась на голову гасконца и рассекла ему лоб, и он упал, обливаясь кровью, чуя боль в боках и спине, куда ему угодили каминными щипцами.
Он не выпустил эфеса шпаги, хотя обломок клинка был не длиннее двух ладоней. Видя спокойно стоявшего поодаль, со шпагой в ножнах Атоса, крикнул, пытаясь приподняться:
– Сударь, и вы считаете себя дворянином, если спокойно на все это смотрите?! Такое поведение не делает вам чести! Черт побери, в таком случае велите этому сброду меня прикончить – или я, клянусь честью, непременно с вами посчитаюсь!
– Любезный, – хладнокровно ответил Атос. – Я не вправе командовать этими людьми. Очень жаль, что с вами такое произошло, но, право же, небольшая трепка вам не помешает. В будущем будете более мудрым, господин из Тарба…
Он поклонился и твердым шагом направился к своему коню. Мимо прогрохотала карета герцогини. Взвыв в бессильной ярости, д'Артаньян совершил единственный подвиг, на какой был способен – вонзил обломок клинка в ногу одного из стоявших над ним горожан.
На него вновь обрушился град ударов – хорошо еще, что врагов было слишком много, и они мешали друг другу, размахивая своим импровизированным оружием. Тем не менее д'Артаньян понял, что все это может кончиться весьма печально, – но ничего не мог поделать.
Женский голос раздался, казалось, над самой его головой:
– Рошфор, быстрее, они же его убьют!
Сквозь заливавшую глаза кровь д'Артаньян все же разглядел, как дворянин в фиолетовом одним прыжком перемахнул через перила галереи. Взлетела сверкающая шпага, нанеся плашмя несколько глухих ударов по спинам и головам.
Вокруг лежавшего в пыли д'Артаньяна моментально стало пусто. Из последних сил приподнявшись на локте, он увидел, что обращенные в бегство враги сгрудились у ворот. Они выкрикивали в адрес Рошфора ругательства, грозили кулаками, но ни один не рисковал броситься первым.
– Дева Мария и все ее ангелы! – яростно воскликнул пузатый человек в черном камзоле, выглядевший зажиточным горожанином. – Пора показать этим дворянчикам, что им не все позволено! Пуэн-Мари, Жак, бегите за арбалетами! Надо сделать из этого молодчика добрую подушечку для булавок!
По толпе прошел глухой одобрительный ропот. Из своего неудобного положения д'Артаньян тем не менее рассмотрел, что лицо Рошфора и его не сулившая ничего доброго улыбка казались высеченными из куска льда.
Не двинувшись с места, небрежно вложив шпагу в ножны, черноволосый дворянин громко произнес:
– Эй вы, у ворот! А ну-ка, назад! Прежде чем бросаться на человека, не мешает поинтересоваться его именем… Я – граф Рошфор, конюший его высокопреосвященства кардинала. Я всегда выполняю свои обещания… а потому не заставляйте меня поклясться, что я подожгу ваш городишко с четырех концов…
Его слова оказали прямо-таки магическое воздействие на толпу разъяренных горожан: едва прозвучало упоминание о кардинале, сжатые кулаки разжались, на смену злости пришел испуг, даже д'Артаньяну, чье сознание туманилось из-за потери крови, стало ясно, что быстротечная кампания бесповоротно проиграна жителями Менга. Еще несколько мгновений – и толстяк, намеревавшийся послать за арбалетами, с самым униженным видом приблизился к Рошфору, бормоча что-то насчет трагической ошибки и еще о том, что его неправильно поняли, что он был и остается вернейшим слугой его высокопреосвященства кардинала Ришелье…
– Не сомневаюсь, – небрежно отмахнулся Рошфор. – Что же, избавьте меня от вашего общества, милейший, и прихватите с собой свою свору… Эй вы! Живо перенесите молодого человека в дом! Лекаря, быстро! Найдется в этом городишке хоть один эскулап, которому можно доверить не лошадь, а человека? Ну, так что же вы стоите?
Его приказания исполнялись с поразительной быстротой. Кто-то опрометью кинулся за лекарем, слуги проворно подхватили д'Артаньяна и внесли в обеденную залу, где, сняв с юноши куртку, уложили на широкую скамью. Любопытных следом набилось столько, что в окнах померк свет.
– Как вы себя чувствуете? – спросил Рошфор, склонившись над гасконцем.
– Благодарю вас, все в порядке, – браво ответил д'Артаньян, хотя готов был вот-вот потерять сознание. – Наклонитесь ближе… Рошфор, вам не следует ехать по Амьенской дороге…
Рошфор, моментально выпрямившись, громко распорядился:
– А ну-ка, все, кому не хочется висеть на воротах, вон отсюда!
Послышался шум и треск – присутствующие так спешили покинуть помещение, отталкивая один другого, что едва не вывернули дверные косяки. Когда они остались с глазу на глаз, Рошфор вновь наклонился над д'Артаньяном, меряя его проницательным взглядом:
– Что вы говорили об Амьенской дороге?
– Вам не следует по ней ехать, – слабым голосом произнес д'Артаньян, силясь не потерять сознания раньше времени. – Вас там будут поджидать четверо наемников с мушкетами.
– Всего четверо? – губы Рошфора исказила хищная улыбка. – Ну, это не так страшно… В любом случае спасибо, юноша. Как выражались древние, кто предупрежден – тот вооружен. Откуда вы это узнали?
– Случайно услышал, – ответил д'Артаньян.
– Вот как? – Рошфор прищурился. – Не от господ ли мушкетеров?
– Я не шпион, – сумрачно произнес д'Артаньян. – Я попросту решил вас предупредить, как дворянин дворянина.
– Ну что же, это делает вам честь, – сказал Рошфор, по-прежнему меряя юношу испытующим взглядом. – Вы, надо полагать, кардиналист?
– Я всего-навсего бедный гасконский дворянин, пустившийся за фортуной в Париж, – в сердцах сказал д'Артаньян. – В нашей глуши, собственно, нет ни роялистов, ни кардиналистов… хотя и до нас, конечно, доходят кое-какие известия о жизни в столице…
– Судя по выговору, вы, должно быть, из Дакса или По?
– Из Тарба, мое имя – д'Артаньян.
– В Тарбе и его окрестностях, насколько мне известно, обитает несколько ветвей рода д'Артаньянов. К которой их них вы имеете честь принадлежать?
– Я сын того д'Артаньяна, что участвовал в войнах за веру вместе с великим королем Генрихом, отцом нашего нынешнего короля, – ответил д'Артаньян, гордо выпрямившись, насколько это возможно для человека, лежащего на грубо сколоченной скамье в самой беспомощной позе.
Г-н д'Артаньян-отец, к сожалению, позабыл уточнить, что эти поучения никогда не следует принимать буквально, а потому, как уже упоминалось, наш герой на всем протяжении своего пути так и рвался повздорить с людьми, частенько не имевшими никакого намерения нанести ему оскорбление. Вот и теперь ярость совершенно затмила ему рассудок, и он сбежал по ступенькам, цепляя их огромными старомодными шпорами, и, выхватывая на бегу шпагу, что есть сил крикнул великану по имени Портос:
– А поворотитесь-ка, сударь! Иначе мне придется ударить вас сзади!
Неспешно повернувшись на каблуках, гигант усмехнулся то ли удивленно, то ли презрительно и протянул:
– Ударить меня?Да вы рассудком повредились, милейший!
– Быть может, – сказал д'Артаньян запальчиво. – Вот только моя шпага помешательством отнюдь не страдает… Вынимайте-ка свою, сударь, вынимайте! Если, конечно, к вашему сверкающему эфесу прилажен клинок!
– Хотите убедиться? – хищно усмехнулся великан, вмиг выхватив шпагу. – Как видите, прилажен!
– Портос, Портос! – предостерегающе вскрикнул кавалер по имени Атос, делая такое движение, словно собирался кинуться меж ними. – Опомнитесь! Молодой человек, да что с вами? Не припомню, чтобы мы как-то задели вас…
– В самом деле? – саркастически ухмыльнулся д'Артаньян. – Насколько я могу доверять собственным ушам, этот… господин упомянул что-то насчет тупого юнца с соломой в волосах, от которого за туаз несет навозом? А поскольку он при этом смотрел прямо на меня…
– Тьфу ты! – досадливо охнул Портос. – Кто бы мог знать, что он понимает по-испански?
Атос, явно настроенный кончить дело миром, сказал с мягкой укоризной, в которой не было и тени дерзости:
– Молодой человек, если вы дворянин, вам следовало бы знать, что подслушивать чужие разговоры – не самое приличное на свете…
Д'Артаньян, стоя с изготовленной к бою шпагой, отрезал:
– Очень жаль, сударь, что именно мне приходится вам разъяснять некоторые тонкости… Подслушивание, по моему глубокому убеждению имеет место, когда человек таится где-нибудь за углом… Я же стоял открыто, у вас на виду. Прежде чем отпускать оскорбления в адрес совершенно незнакомых людей, вашему другу стоило бы убедиться, что те его не понимают… Передайте ему, что он невежа… да и вы, сдается мне, тоже…
Во взгляде Атоса блеснула молния. Он сказал спокойно, но с неприкрытой угрозой:
– Молодой человек, я не привык, чтобы со мной разговаривали подобным тоном и употребляли такие эпитеты…
– Быть может, как раз и настало время обрести эту привычку? – задиристо осведомился д'Артаньян.
Это была первая дуэль в его жизни, и он твердо решил идти до конца. Он стоял с обнаженной шпагой в руке перед двумя несомненно знатными дворянами, хотя и прикрывавшимися дурацкими прозвищами, и на происходящее смотрела красивая молодая дама, носившая титул герцогини. А посему не было в мире силы, способной заставить нашего гасконца отступить.
Атос схватился за рукоять шпаги.
– Господа, господа! – с тревогой воскликнула герцогиня. – Не забывайте о деле!Вы себе не принадлежите сейчас, слышите? Вы не имеете права рисковать! Я приказываю! Шпаги в ножны!
Глядя прямо на нее, гордо выпрямившись, д'Артаньян произнес со всей возможной твердостью:
– Ваша светлость, это единственный ваш приказ, который я не смогу выполнить! Что до этих господ, они вольны поступать, как им угодно. Я готов удовольствоваться извинениями…
– Он назвал ее «вашей светлостью»… – пробормотал Портос.
– Ну да, он же понимает испанский, – тихо ответил Атос. – Это все ваша несдержанность, Портос…
– Атос, Портос, я вам приказываю! – настойчиво вскричала дама.
Атос так и не вынул шпагу из ножен (хотя и не убрал руку с эфеса), Портос же в некотором замешательстве опустил клинок. Чувствуя свой перевес, д'Артаньян изобразил на лице самую издевательскую улыбку, на какую был способен, и громко воскликнул:
– Ну что же, господа, можете показать мне спины в присутствии дамы… Честью клянусь, я не буду вас преследовать…
– Вы играете с огнем, юноша, – сказал Атос, бледнея на глазах. – Не знаю, кто вы такой и как вас зовут, но хочу предупредить, что вам выпало несчастье связаться с королевскими мушкетерами, людьми опытными в тех играх, которые вы по юношескому недомыслию нам навязываете…
Услышав, что его противники принадлежат к королевским мушкетерам, юный гасконец нимало не испугался – наоборот, он был на седьмом небе от счастья. Еще и оттого, что краем глаза заметил, как растет вокруг них толпа зевак.
– Не вижу причин скрывать свое имя, – сказал он громко. – Я – д'Артаньян, гасконский дворянин из Тарба. Последние пятьсот лет это имя достаточно известно во Франции, мало того, оно ничем не было запятнано. Боюсь, что с вашими именами обстоит как раз иначе – не зря же вы укрываетесь за кличками каких-то пастухов…
Атос выхватил шпагу.
– Атос! У вас письма! – вскрикнула герцогиня, бледная, как полотно. – Умоляю!
Величайшим усилием воли Атос вложил шпагу в ножны и, гордо подняв голову, произнес так, словно каждое слово рождалось в мучениях:
– Сударь, я готов вас пощадить исключительно в силу вашего юного возраста… Портос, шпагу в ножны! Я так хочу, Портос!
Великан с самым натуральным рычанием вложил все-таки шпагу в ножны и повернулся, чтобы уйти.
– Подлый трус! – крикнул ему д'Артаньян, уже совершенно не владея собой.
– Атос! – взревел великан. – Я и это должен стерпеть? Нет, тысячу чертей!
И его шпага вновь сверкнула на солнце.
– Ну что же… – сказал Атос задумчиво. – Неужели Красный Герцог подослал к нам этого гасконца? Удар шпагой – всегда удар шпагой, кто бы его ни наносил, даже такой вот мальчишка…
– Верно подмечено, сударь! – расхохотался д'Артаньян. – Ну так что же, будет кто-нибудь со мной драться или вы все же покажете спины?
– Ничего не поделаешь, Портос, – сказал Атос с величайшим хладнокровием. – Убейте этого наглого щенка и скачите… ну, вы знаете. Я отправляюсь.
Он повернулся и решительными шагами направился к своей лошади.
Портос кинулся на д'Артаньяна, издав сущее львиное рычание. Клинки со звоном скрестились. После первых выпадов гасконец понял, что его противник относится к схватке довольно несерьезно, – во взмахах шпаги великана прямо-таки чувствовалось некое пренебрежение. Должно быть, Портос и мысли не допускал, что враг ему достался серьезный…
Сообразив это, гасконец на ходу переменил намерения. Он уже не стремился убить противника, решив сделать его смешным, – по разумению д'Артаньяна, это было бы гораздо более изощренной местью, нежели холодный труп у ног…
Он метался вокруг великана, нападая с самых неожиданных сторон вопреки обычным приемам боя. И в какой-то миг его острому глазу открылось под роскошным бархатным плащом нечто…
Не колеблясь, д'Артаньян нанес рубящий удар, и его шпага рассекла витой шнур, удерживавший плащ на плечах. Алый бархат упал к ногам дуэлянтов. В толпе зевак послышался громкий хохот.
Догадка д'Артаньяна полностью подтвердилась. Портос, позер и фанфарон, не нашел достаточно денег, чтобы купить сплошь вышитую золотом перевязь, а потому она, блиставшая спереди, сзади была из простой буйволовой кожи. Для чего великану, надо полагать, и понадобился плащ в жаркую погоду…
– У вас оригинальная перевязь, сударь, лопни мои глаза! – воскликнул д'Артаньян, хохоча.
Портос, рыча что-то нечленораздельное, бросился на него, забыв о всякой осторожности. На миг д'Артаньяну показалось, что на него несется оживший горный утес. Но он не потерял самообладания – и пустил в ход прием, которому научился от отца.
Выбитая из рук Портоса шпага высоко взлетела, сверкая позолоченным эфесом, и жалобно зазвенела на пыльной земле.
– Вам не кажется, сударь, что ваша жизнь в моих руках? – спросил д'Артаньян, играя клинком и крепко прижав ногой шпагу Портоса. Портос хмуро смотрел на него, уронив руки. – По-моему, вам следует извиниться… – торжествующе продолжал д'Артаньян, чья душа ликовала.
– Простите, – проворчал Портос, глядя исподлобья. – Сам не знаю, как у меня вырвалось…
– Я полностью удовлетворен вашими извинениями, сударь, – сказал гасконец, поклонившись со всей возможной грацией. – Полагаю, на этом наше дело можно считать законченным, насколько я разбираюсь в правилах чести?
Портос хмурым ворчанием подтвердил, что так оно и обстоит.
Следовало спешить – Атос еще не успел выехать со двора, поскольку все вышеописанное произошло гораздо быстрее, чем кто-то мог подумать. Не теряя времени, д'Артаньян бросился к нему, крича:
– Эй, сударь, куда же вы бежите?
Он успел еще заметить в стороне унылую физиономию слуги по имени Гримо – а в следующий миг на него накинулось сразу несколько зевак из числа слуг и горожан, осыпая гасконца градом ударов. Под ударом лопаты клинок д'Артаньяна переломился, палка обрушилась на голову гасконца и рассекла ему лоб, и он упал, обливаясь кровью, чуя боль в боках и спине, куда ему угодили каминными щипцами.
Он не выпустил эфеса шпаги, хотя обломок клинка был не длиннее двух ладоней. Видя спокойно стоявшего поодаль, со шпагой в ножнах Атоса, крикнул, пытаясь приподняться:
– Сударь, и вы считаете себя дворянином, если спокойно на все это смотрите?! Такое поведение не делает вам чести! Черт побери, в таком случае велите этому сброду меня прикончить – или я, клянусь честью, непременно с вами посчитаюсь!
– Любезный, – хладнокровно ответил Атос. – Я не вправе командовать этими людьми. Очень жаль, что с вами такое произошло, но, право же, небольшая трепка вам не помешает. В будущем будете более мудрым, господин из Тарба…
Он поклонился и твердым шагом направился к своему коню. Мимо прогрохотала карета герцогини. Взвыв в бессильной ярости, д'Артаньян совершил единственный подвиг, на какой был способен – вонзил обломок клинка в ногу одного из стоявших над ним горожан.
На него вновь обрушился град ударов – хорошо еще, что врагов было слишком много, и они мешали друг другу, размахивая своим импровизированным оружием. Тем не менее д'Артаньян понял, что все это может кончиться весьма печально, – но ничего не мог поделать.
Женский голос раздался, казалось, над самой его головой:
– Рошфор, быстрее, они же его убьют!
Сквозь заливавшую глаза кровь д'Артаньян все же разглядел, как дворянин в фиолетовом одним прыжком перемахнул через перила галереи. Взлетела сверкающая шпага, нанеся плашмя несколько глухих ударов по спинам и головам.
Вокруг лежавшего в пыли д'Артаньяна моментально стало пусто. Из последних сил приподнявшись на локте, он увидел, что обращенные в бегство враги сгрудились у ворот. Они выкрикивали в адрес Рошфора ругательства, грозили кулаками, но ни один не рисковал броситься первым.
– Дева Мария и все ее ангелы! – яростно воскликнул пузатый человек в черном камзоле, выглядевший зажиточным горожанином. – Пора показать этим дворянчикам, что им не все позволено! Пуэн-Мари, Жак, бегите за арбалетами! Надо сделать из этого молодчика добрую подушечку для булавок!
По толпе прошел глухой одобрительный ропот. Из своего неудобного положения д'Артаньян тем не менее рассмотрел, что лицо Рошфора и его не сулившая ничего доброго улыбка казались высеченными из куска льда.
Не двинувшись с места, небрежно вложив шпагу в ножны, черноволосый дворянин громко произнес:
– Эй вы, у ворот! А ну-ка, назад! Прежде чем бросаться на человека, не мешает поинтересоваться его именем… Я – граф Рошфор, конюший его высокопреосвященства кардинала. Я всегда выполняю свои обещания… а потому не заставляйте меня поклясться, что я подожгу ваш городишко с четырех концов…
Его слова оказали прямо-таки магическое воздействие на толпу разъяренных горожан: едва прозвучало упоминание о кардинале, сжатые кулаки разжались, на смену злости пришел испуг, даже д'Артаньяну, чье сознание туманилось из-за потери крови, стало ясно, что быстротечная кампания бесповоротно проиграна жителями Менга. Еще несколько мгновений – и толстяк, намеревавшийся послать за арбалетами, с самым униженным видом приблизился к Рошфору, бормоча что-то насчет трагической ошибки и еще о том, что его неправильно поняли, что он был и остается вернейшим слугой его высокопреосвященства кардинала Ришелье…
– Не сомневаюсь, – небрежно отмахнулся Рошфор. – Что же, избавьте меня от вашего общества, милейший, и прихватите с собой свою свору… Эй вы! Живо перенесите молодого человека в дом! Лекаря, быстро! Найдется в этом городишке хоть один эскулап, которому можно доверить не лошадь, а человека? Ну, так что же вы стоите?
Его приказания исполнялись с поразительной быстротой. Кто-то опрометью кинулся за лекарем, слуги проворно подхватили д'Артаньяна и внесли в обеденную залу, где, сняв с юноши куртку, уложили на широкую скамью. Любопытных следом набилось столько, что в окнах померк свет.
– Как вы себя чувствуете? – спросил Рошфор, склонившись над гасконцем.
– Благодарю вас, все в порядке, – браво ответил д'Артаньян, хотя готов был вот-вот потерять сознание. – Наклонитесь ближе… Рошфор, вам не следует ехать по Амьенской дороге…
Рошфор, моментально выпрямившись, громко распорядился:
– А ну-ка, все, кому не хочется висеть на воротах, вон отсюда!
Послышался шум и треск – присутствующие так спешили покинуть помещение, отталкивая один другого, что едва не вывернули дверные косяки. Когда они остались с глазу на глаз, Рошфор вновь наклонился над д'Артаньяном, меряя его проницательным взглядом:
– Что вы говорили об Амьенской дороге?
– Вам не следует по ней ехать, – слабым голосом произнес д'Артаньян, силясь не потерять сознания раньше времени. – Вас там будут поджидать четверо наемников с мушкетами.
– Всего четверо? – губы Рошфора исказила хищная улыбка. – Ну, это не так страшно… В любом случае спасибо, юноша. Как выражались древние, кто предупрежден – тот вооружен. Откуда вы это узнали?
– Случайно услышал, – ответил д'Артаньян.
– Вот как? – Рошфор прищурился. – Не от господ ли мушкетеров?
– Я не шпион, – сумрачно произнес д'Артаньян. – Я попросту решил вас предупредить, как дворянин дворянина.
– Ну что же, это делает вам честь, – сказал Рошфор, по-прежнему меряя юношу испытующим взглядом. – Вы, надо полагать, кардиналист?
– Я всего-навсего бедный гасконский дворянин, пустившийся за фортуной в Париж, – в сердцах сказал д'Артаньян. – В нашей глуши, собственно, нет ни роялистов, ни кардиналистов… хотя и до нас, конечно, доходят кое-какие известия о жизни в столице…
– Судя по выговору, вы, должно быть, из Дакса или По?
– Из Тарба, мое имя – д'Артаньян.
– В Тарбе и его окрестностях, насколько мне известно, обитает несколько ветвей рода д'Артаньянов. К которой их них вы имеете честь принадлежать?
– Я сын того д'Артаньяна, что участвовал в войнах за веру вместе с великим королем Генрихом, отцом нашего нынешнего короля, – ответил д'Артаньян, гордо выпрямившись, насколько это возможно для человека, лежащего на грубо сколоченной скамье в самой беспомощной позе.