Бушков Александр Александрович. Сибирская жуть-2

   Научился человек охотиться на них и многих изучил. Но, видно, стало быть, не всех.
   Края наши далекие, места от веку заповедные. Ходят, конечно, наши добытчики почти везде. Но ведь и то правда, что за промыслами тайны таежные в суете не разглядишь. Прячутся от шумных гостей вековечные секреты в глушь да в глубину озерную-болотную.
   Придет человек простой за лесными подарками, разведет костер, обед наладит, выпьет, что покрепче, и позабудет осторожность. Обидится на него и матушка-природа по-своему. Напустит на лихого гостя неведомого зверя — и конец. Пропадет без вести, хоть и жалко бедолагу.
   Заметили как-то бывалые люди, что нет-нет, да и потеряется в лесах за Богунаем мужичок.
   За лесными горами, где золото намывают, есть заболоченный край, а за ним, еще дальше, скрывается прозрачное чистое озеро среди тайги. Дойти туда непросто, люди говорят, не любят эти места частых гостей. Легко потерять там узенькую звериную тропку да заблудиться в зарослях.
   Но прямо заговорили о неведомом звере, начиная с пропажи близ озера охотника Шишенкова. Обстояло это таинственное дело так. Любили еще до войны известные в местном народе братья Шишенковы таежные приключения и часто далеко в лесу охотились со всяким удовольствием.
   Пришло на Богунай лето красное, время промысловое приспело.
   Отправился как-то раз один из братьев Шишенковых в дальний путь, до самого чистого Лебединого озера. Найти его трудно, так ведь дело верное.
   Приготовился надежно. Ничего не забыл. Ружье двуствольное верное снарядил и порохом да свинцом патроны честь по чести приготовил. Взял, конечно, и острый нож булатный в кожаных ножнах. Уложил в заплечный мешок рыбацкие снасти да хитрые припасы.
   Прекрасная там, на птичьем озере, рыбалка предстояла и клев завсегда самый удачный.
   Настреляешь и уток, и гусей крупных, полярных.
   Куда он ушел, точно ведь известно было. Потому как издавна в наших местах да на дворах обычай имеется: куда хочешь иди, но семье-то сказывай ясно. В какие дебри-места и за чем отправляешься.
   Предупредил вот и наш герой про поход на дальнее нетронутое озеро. Никто не удивился.
   Там и рыбы есть всякой серебристой, и птица большая гостит на дальнем перелете.
   Красуются на водной глади среди серых гусей царские птицы. Машут крыльями белоснежные лебеди. Плавают рядышком и черные с отливом лебяжьи пары.
   Редкое место Сибирского царства.
   Направился с ружьем к заветному озеру охотник. А только нет его назад. Потеряли все терпение, а не дождались. Нет из лесу вестей, значит — беда.
   Решил тогда меньшой брат пропащего, второй Шишенков, отыскать заплутавшего сам.
   Снарядился, с хорошим ружьем взял вдоволь патронов с медвежьими пулями. Приладил булатный нож к поясу и молча за порог переступил.
   Долго ли, коротко ли шел брат в тревоге по звериной дикой тропе. Одолел вскоре Богунайские горки и безопасно мест заболоченных, нелюдимых к вечеру достиг.
   Идет в зарослях, приглядывается осторожно на шорох.
   Надо сказать о пропавшем, что был герой в годах преклонных и много поохотился на своем веку. Бороды вовсе не носил, усов тоже не заводил.
   Но лицом был самый русский, правильный. Светел ясными очами и волосом весьма курчавый. Сказать по правде, прямо богатырь крестьянского роду. Настоящий исконный сибиряк-первопроходец видом.
   Не одолел бы его ни человек, ни медведь-великан. А вот бывает же беда, исчез. Будто срок пришел какой.
   Идет меньшой брат на поиски лесною стороной. Вспоминает старшого да молится про себя.
   Вдруг слышит с озерной стороны мрачный такой да протяжный не то вой, не то рев могучего зверя.
   Чего только не померещится в дальних краях.
   Стихло все снова, только птицы припевают да ветер с озера ветками наверху качает. Может, с болот трясина вздыхает?
   Прибавил путник шагу, а уж солнце давно село, вечереет уже. Наконец расступилась вековая тайга.
   Закричали вдруг впереди прибрежные птицы на озере и разом в небо поднялись.
   Взволновали крыльями вечернее небо, покружили над водой и в дальних камышах укрылись.
   Вот ты какое, Лебединое чистое озеро. Снял невольно путник перед прозрачной гладью свою черную шапку. Постоял, послушал вечную тишину.
   Чует сердцем меньшой брат, рядом неладное что-то. Стал то озеро берегом обходить и сразу на стоянку вышел.
   Подходит к ней ближе — и дрогнуло в душе. Видит: недалече на пригорке чернеется потухший костер. Ночевал, видно, кто-то и готовил. Играет ветерок озерный мертвою золою. Оставлен из лапника уютный для усталого добытчика шалаш.
   Пригляделся искатель наш и покачал головою. Да, ведь все здесь.
   Прилажен над кострищем просторный котелок с чаем. Грустит знакомая двустволка у входа в шалаш еловый.
   Подошел брат, не утерпел и проверил стволы. Нет, хоть и заряжено, а никто, видно, не стрелял.
   Все цело осталось.
   Щелкнул затвором и на свое плечо найденное ружье, для верности, за ремень подвесил.
   Присмотрелся теперь к самому мелкому и на первый взгляд неявному. Важнее мелочи в жизни ничего нет.
   Заметил, конечно, следы братовых сапог на поляне. Сколько можно разведать, они от костра, шалаша да берега озера никудашеньки не отходят.
   Ночевал здесь старшой Шишенков пропащий, и вся снасть его же личная сиротою осталась.
   И следы все рядом, как привязанные. А человека, понимаешь, нет как нет. Пропал серьезно. Не было поблизости грозных следов медвежьих или волчьих. Чисто-гладко вокруг.
   Пропасть человеку здесь, кроме озера глубокого, просто негде.
   Получается, что исчез добытчик где-то совсем-совсем рядом на бережке. Потому все вещички словно собрались у костра.
   Лежит рядышком и знакомый заплечный мешок, и веселый топорик отдыхает на дровишках.
   Куда же старшой брат подевался? Много размышлял гость у серебристого Лебединого озера. Когда начало уже смеркаться в тайге, развел Шишенков под звездами яркий костер. Хорошо — дрова уже заготовлены.
   Но спать побоялся.
   Захотелось на свежем-то ветерке ему жареной рыбки. Заметил наш Шишенков в прибрежной хрустальной водице расставленные рыбные ловушки-мордочки. Но сразу снимать не стал. Притомился с дороги, пока дело распутывал, до тайных причин добраться решил.
   Думалось искателю так. Что же тут страшного приключилось?
   Главное, не было здесь лихих людей. Не приходил сюда из дебрей известный следопытам зверь.
   А человека нет. Не было у старшого и лодки своей, чтобы уплыть далече и перевернуться ненароком на воде.
   Молчит рядом широкое да предлинное Лебединое лесное море.
   Скрыла, видно, прозрачная водица тревожную тайну. Долго сидел меньшой братец у трескучего дымного костра. Не сомкнул до раннего утра ясных глаз. Думал все про дело.
   Забрезжило к четвертому часу в небесной высоте. Стали сумерки в заросли отступать. Не заметил, как получились от ночного костра жаркие угли.
   Подавай только крупную рыбу. Запечется в красных угольях жирный хариус, да и забудешь про печали мирские. Вспомнил усталый Шишенков про ловушки-мордочки на бережке. Да и решился достать из тех особых сеток рыбы непуганой озерной к углям.
   Встал, отряхнулся от дремоты. Положил ружья у шалаша и налегке пошел. Идет к пологому берегу в высоких сапогах.
   Вдруг словно холодок по душе пробежал. Забилось в неведомой тревоге смелое сердце. Замедлил шаг земляк, прислушался. Словно подошла к сердцу страшная лесная тайна.
   А вокруг даже птицы не поют.
   Зловеще как-то стихло все. Краснеет, будто к рассвету, прохладная вода впереди.
   Подходит удивленный следопыт ближе к воде. А уже и ног под собой не чует. Страшно. А ведь и всего-то делов: сеточки с рыбками из парной водицы на бережок вынести. Близко они уже, рукой подать. Подошел меньшой брат к прозрачной воде. Да так и замер у кромки берега.
   Зашевелились у него на голове волосы. Встал, предупрежденный своим же ангелом-хранителем.
   Видит с великим ужасом тайну лесную. Страшное чудище притаилось под водою. Батюшки-светы! Жгут его злые горящие глаза сквозь хрустальную влагу. Замер рыбак ни жив ни мертв.
   Чудовище залегло к лесу передом. Охотится, конечно, да так по-зверски искусно, что и гладь водяная не дрогнет, вся — как зеркало. Таится под тем чистым зеркалом свирепая смерть. Направило на человека чудище саженную плоскую голову на короткой шее. Бугрится на морде словно змеиная кожа, только крупнее. Дракон драконом. А на той драконьей голове сверху, ближе к шее, два больших змеиных глаза рубинами горят. Словно угли тебя жгут. Не спускает зверь неведомый со своей жертвы глаз, и ничего доброго тот свирепый взгляд не предвещает.
   Заворожила меньшого брата страшная красота озерного дракона. Уходил далеко в глубину широкий хребет чудовища и темными гребнями поднимался.
   Разглядел земляк точно только большую, словно лошадиную голову зверя и жуткие, нелюдской мудрости, налитые кровавым светом очи.
   Не любит рыбий царь непрошеных гостей. Охотится на них хозяин Лебединого озера. Не вырвется никто из опасной воды.
   Побелел, пораженный смертным страхом, брат Шишенков. Представилось ему мгновенно и ясно возможное нападение. Если бы только коснулся он сапогами прозрачной воды мелководья! Не увидел бы больше любезного белого света.
   Вмиг схватило бы чудище жертву свою поперек хребта. Впились бы намертво в живого человека огромные зубы-крючья. И не отпустили бы вовеки. Взмахнет тут зверь предлинным хвостом, вспенит озерную гладь и вмиг уйдет с добычей в самую глубину немой воды. Разорвет на дне обед ужасный в клочья, извиваясь волчком вкруг себя. Поднимется со дна вечный ил. Проглотит хищник жалкие останки кусками в мутной равнодушной водице. И поминай как звали.
   Но про те повадки далее сказано будет. А сейчас ни жив ни мертв, окаменел меньшой братец от плотоядного звериного взора.
   Замерло и чудище. Ждет добычу. Да не тут-то было.
   Милостью божией, потихонечку, догадался меньшой брат попятиться незаметно к лесу. Боялся и шевельнуться немного. Не то заметит зверское чудище и вослед побежать пожелает. Спасет ли тогда верное ружье? Если видно, что шкура-то дракона сильно толстая да вся в таких щитках роговых, наподобие черепашьих.
   Медведя-то, бывает, не убьешь — такой жильный, а тут, чует сердце, разве в пасть куда пальнуть, и все.
   Возвратился устрашенный охотник до костровища. Насилу собрал оставленные вещи, какие мог унести. Хотелось ему без промедления бежать, куда глаза глядят.
   Оглядывался несчастный на озерную сторону и как будто погони ждал следом.
   Но, правда, ничего такого в то утро не приключилось. И на том спасибо.
   Отошел тем временем от него смертельный страх, и подумалось ему вот что.
   Слыхал брат Шишенков про здешний кочевой народ. Говорили, дескать, кочуют в тех страшных местах с незапамятных времен пастухи-монголы.
   Ходит очень давно тот кочевой народец по Сибири. Знает, наверное, много про древние тайны таежные. Знает и молчит. Да и кто ж его спросит там? Поверит темному простаку кто? Вот и все.
   Молчат смуглые пастухи в своих круглых юртах. Валяют из шерсти серый войлок. Их-то пути известные.
   Любят родную Монголию. Скрывались туда всегда в трудные времена. Так и в наше времечко.
   Как началась смута, засобирались. Посмотрели богатые живностью кочевники на новые тощие порядки и не нашли своей вольнице тихого места в горящей Сибири. Отошли с табунами да пестрыми стадами в родную степь — Монголию.
   Живут, говорят, там и по сю пору. Молчат.
   А в те-то медовые года они еще по лесным луговинам да полянам стоянки на сочной травке разбивали. Знал примерно брат Шишенков, где монголов искать. Отошел маленько от ночного пристанища и сообразил, как пойти меж болот до монгольского становища.
   Времени терять не стал. Хотелось еще ему предложить монголам проводить его снова до озера, попробовать поискать на самом дне. Нырнуть поглубже. Может, осталось что-то от пропащего и даже сам он где-нибудь в сетях запутался и просто утонул. Проверить все надо. Может, и чудище ни при чем, и вовсе как-нибудь померещилось. Да и семья-то не видела ничего и не поймет, почему брат вещи отыскал, а за телом отправиться побоялся. Испробовать все надо.
   Подошел он с такими помыслами к лесной луговине, где монголы свои стада пасут.
   Нашел в одной юрте старого старика и про свою беду рассказал.
   Выпили вместе китайского листового чаю и диким медом густым закусили. Выслушал дед круглолицый брата Шишенкова и долго молчал по монгольскому обыкновению.
   Понял Шишенков по его глазам, что знает пастух про озерного дракона давно. Может быть, и скотина на водопое пропадала. Или, еще хуже, кто-то из любопытных погонщиков с озера не пришел.
   Пообещал старик проводить на Лебединое брата и даже лодку из зарослей вытащить помочь. Посидит на бережке, подождет, пока найдут чего-нибудь или кого-нибудь на дне. Остальное за Шишенковым.
   Уступил проводник просьбам гостя, но считает, что лучше было бы по-монгольски поступить. Спрятать чувства поглубже и, справив поминки, вовсе забыть туда дорогу до времени. Не справиться человеку с Лебединым озером. Живет в его хрустальных водах злой дух.
   Обрадовался охотник согласию такому, и, не теряя времени, отправились они к таинственному берегу.
   А тут еще удача. Повезло им — встретили знакомого товарища, стрелка, и сразу сговорили друга помочь скорбному делу.
   Стало их тогда трое. Но, видно, что-то замешкались они и время удобное упустили.
   Село красное солнышко за крутую гору. Прибавить шагу не смели. Того и гляди, потеряешь тонкую звериную тропку или примету.
   Блуждать потом три дня придется. Такие хитрые места. Долго ли, коротко ли вел их старик монгол. А только совсем стало смеркаться. Прошли промеж заболоченных зарослей. И по всем признакам должен был здесь лес расступиться и берег озерный открыть. Да не тут-то было.
   А случилось так. Идут наши следопыты, веточками сухими хрустят. Да по высокой траве сапожками шелестят. Воцарилась вблизи озера странная, живая тишина.
   Смолкли лесные пташки. Повеяло на путников из темноты озерною прохладою.
   Вдруг слышат следопыты, будто бык огромный из трясины взревел. Разнесся над лесом далеко звериный рев. Мрачный да свирепый вой неслыханного существа большой силы. Обступила завороженных храбрецов опасная темнота. Забилось в груди горячее сердце.
   Скинули охотники разом верные ружья с плеч и замерли в темноте.
   Заревело чудовище снова и стихло. Будто воды в рот набрало. Переглянулись следопыты между собою. Строго посмотрел старик монгол на спутников и покачал седою головой. Нехорошо. Плохой признак.
   Кричит, воет на озере злой дух. Знак подает, чтобы непрошеные гости отошли восвояси.
   Уйдите подобру-поздорову. Смерть впереди притаилась. Сегодня, мол, плохой день для озера, ходить туда не надо. Все пропадем.
   Развернулся монгол с полдороги и обратно пошел. Опешили его русские друзья, хотели уговорить. Но ничего-то у них не вышло.
   Нахмурился седой проводник. Слушать ничего не хочет, уходит. Вдогонку попросили у монгола указать, где лодка припрятана. Ладно, говорит, так и быть, скажу.
   Поднимитесь на холмик перед озером, и слева у воды в камышах поищите. Будете живы, на место верните.
   Да не вздумайте ночью или утром к воде подойти, пропадете. Лучше совсем не ходить. Не злить духов. Махнул монгол безнадежно рукой и затерялся в сумерках.
   Остались храбрецы вдвоем. Стало им страшно. Подобрались они к Лебединому озеру. Развели осторожно костерок и утра светлого у огня дождались.
   Но не утерпел младший Шишенков и раненько опять у воды засуетился. Отыскали добытчики в камышах небольшую лодочку, поободрились.
   Недолго думая, спустили ее на воду, а чтобы не уплыла, веревочкой к деревцу привязали накрепко.
   Вспомнили тут охотники про завтрак и очень есть на свежем ветерке захотели. Вернулись до костровища и достали нехитрые припасы — домашние колбасы.
   Порезали хлеб, сальце розовое построгали. Скатерть-самобранку на камушке расстелили и немного, за упокой души, горячего приняли после положенной молитвы. Подрумянили сальце на костре, с дымком, известно, вкусней. Оглянулись на привале — и надо сказать, холм невысокий, хороший вид на озеро в низинке открывал. Совсем было успокоились.
   Лодочка тем временем у них на виду красовалась. Налетел ветерок, зарябила хрустальная гладь мелкой волной. Потянула лодка повисшую веревочку и от берега отплыла немного. Закончили тем временем следопыты приятный обед у костра и глядя на воду призадумались.
   Вдруг потемнела глубина под ветряной рябью. Плеснула на бережок незаметная волна от самого дна.
   Вздрогнула нехорошо лодочка от носу до кормы и явственно так затрещала. Сделалось что-то с охотниками. Заворожила их неведомая страшная сила. Окаменели они от страшного предчувствия и взгляд отвести от озера не могут.
   Вдруг потянул лодку кто-то в глубину, да, видно, выскользнула она. То погрузилась почти до бортика кормою в озеро, то всплыла и закачалась жалобно так.
   Потянул ее неведомый зверь за собой, да, видно, веревка струной натянулась и не пустила. Больно крепкая была. Сразу не порвешь. Тогда и началось такое, что ни в сказке сказать…
   На мгновенье стихло все у лодочки, но заметили следопыты перемену в озере. Недалече от ялика нечто темное на глубине словно заворочалось.
   Начали воды в том месте наверх выходить, словно кто снизу толкает. Да так резво. Бурлит уже вода там. Вспенилась наконец и ну ключом, будто кипеть. Знаешь, как бывает в путину, когда рыба поток хвостами вспенивает.
   Вмиг разорвал тут воду огромный длинный хвост и как меч ударил по нашей лодочке. Полетели острые щепки во все стороны. Обомлели только свидетели наши, а сделать ничего не могут. Страшно по-черному.
   Рубит неведомое чудище широким хвостом с роговыми гребнями беззащитный ялик в пух и прах.
   Разлетелись по чистой глади веером старые досочки. Хвост чудовищный так и сечет. Скрыла остатки вода. Всплыли только рожки да ножки. Был ялик и нету.
   Било чудище по воде еще долго, словно пар выпускало. Подумал тогда брат Шишенков, что не быть ему живым сейчас, кабы пустился он в плавание по опасной глади. Разорвало бы чудище хвостатое и хвостом в капусту порубило.
   Извивается озерный дракон вкруг себя под водою веретеном и хвостом по врагу рубит. Страх.
   «Смотри, смотри, — закричал Шишенков, — не хотел мне да монголу верить!» Попросил за это у брата товарищ прощения, и подумали они выстрелить в чудовище, но дразнить не решились. Спасибо, самих не проглотило.
   Стегануло чудище, словно бичом, по хрустальной воде напоследок и в глубину погрузилось.
   Схоронилось до сроку, власть свою показавши людям. Перекрестились спокойно потрясенные следопыты.
   Приоткрылась для них страшная тайна лесная. Помутилась водица в Лебедином озере, и долго еще оно не могло успокоиться после чудовища.
   Поняли тогда незваные гости, что нечего теперь искать в страшной глубине, нечего ловить.
   Свое бы унести. А не то, чтобы найти кого-то. Не помня себя, быстро собрались и без устали, как на крыльях, через окрестную природу прошагали весь день. Отвлекла их медвежья тропка и успокоила. Опомнились маленько от пережитого страху, когда вышли к Богунаю-реке.
   Глянули храбрецы друг на друга и обомлели. Друг-то знакомый спереди целой прядью поседел. Засеребрились уже и виски на головушке.
   Шишенков брат и вовсе стал с той поры как лунь, весь белый. Пришлось ведь ему чудище хвостатое два раза видеть. Не мог он те глаза злющие-презлющие во всю жизнь позабыть.
   Горели драконьи очи рубинами. Наливались яркою кровью. Надо думать, оттого у зверя такие красные и горящие в сумраке глазищи змеиные, что является он на охоту по ночам. Красноглазые твари — все в лесу полуночники. Это да.
   Вспоминал еще наш очевидец, что длинный тот хвост у чудища, в смысле цвета, сложным показался, вроде темной зелени с бурым таким.
   Добрались следопыты к родному дому едва живые. Долго рассказывали безутешным родным про Лебединое озеро и свирепого его хозяина.
   Не верили еще им поначалу. Но пришлось. Вещи-то не врут. Двустволка старшего Шишенкова, и мешок его, и снасти. Все говорило за то, что правду меньшой разведал в дальнем, опасном походе.
   Ходить туда дурной приметой стало. А вскоре и смута поднялась, новая власть отвлекла. Только попривыкли к новой, невиданной жизни, как уже война в дверь постучалась. Забыли до времени про Лебединое богатое озеро. Ждет оно новых бесстрашных следопытов. Думалось и мне. Как же так живет столько лет, от самого сотворения мира, в наших суровых краях такое чудо-юдо? Доходят ведь наши морозы до самого дна озерного. Известно, что сообщается всякая вода через особые подземные реки и даже озера с настоящими островами. Ну, а под землей, конечно, круглый год тепло.
   Замечено еще, что не любит озерный дракон берегов и никогда из воды на божий свет не показывается. Выходит, что и потомство свое размножает в темноте подземных озер. На островке. Ежели сравнить такого зверя, хотя в шутку, с заморскими похожими хищниками, то выходит, что трудно нашему сибирскому ящеру умножаться, почти невозможно. И вот еще почему. Ежели снесет чудище свое опасное яйцо в подземелье даже, все равно действует на него суровый закон от природы-матушки. У заморских-то драконов, в ихней Африке, как? Если тепло или жарко, спору нет, появятся на свет хищницы. А коли холодно, то все. Выйдет на белый свет жизни одиноким хозяином и по злобному нраву своему с возрастом в свои владения от братьев уйти поспешит, чтобы не драться. Скончается там в одиночестве без всякого продолжения рода. Погибли бы такие твари совсем от лица земли, но тут, видно, сама природа за них заступилась. Устроено так естество, что не может оно одному только общему правилу угождать. Так и здесь. В холодном месте, в Сибири подземной, вопреки законам обычным нет-нет да и появиться может и одна на сто яиц наследница-хозяйка. Будет от нее драконьему царству продолжение, но тоже немного. Больно они свирепы и никого к себе не подпустят, разве для продолжения роду, и это редко. Выходит, что непросто получает чудовище свое продолжение на белом свете.
   Жили, говорят ученые люди, такие чудища в самые изначальные, допотопные времена на матушке-земле. Жарко тогда и в Сибири было. Даже верблюды и львы здесь водились. Пришли потом холода, и скромнее стала наша тайга, но богатства своего доселе не утратила.
   Приметили и охотники, что от века везде по лесам да на других озерах рыбных по-другому все. Много в таежном крае хрустальных глубин. Построены при водах уютные зимовья и ночлеги. Дымят там вкусным духом уютные избушки на курьих ножках и принимают частых гостей-рыбаков да стрелков.
   Догадался сам, на каком озере никогда не то что домик срубной, а даже и шалаш еловый не построили?
   Угадал, на дальнем том диком Лебедином озере. Причина известная. Говорят, не любят ни змеи, ни ящерицы, ни ящеры стука и всякого шума человеческого. Приходят ползучие гады от тонкого сотрясения в смертельную ярость и жалят непрошеного гостя без пощады. Слышат они от природы плохо, а вот тряску всякую сразу чуют за версту и на ловлю выползают. Представь, начнут гости ладить избенку. Разлетится по всей округе от веселого топора звон да стук. Почует перестук чудище в подземелье своем. Дрогнет в подземном озере водяная гладь. Упадет с потолка камешек. Значит, пора зверю на охоту плыть.
   Вспенит дракон широким хвостищем послушные потоки и выйдет на мелководье ночью. Подстережет нетрезвого бедолагу у рыбных закидушек. Только его и видели. И крикнуть не успеет, как на самом дне очутится поневоле. И конец.
   Начнут пропащего искать побыстрее, пока течение не унесло. Затопают по воде сапогами, захлопают по зеркальной глади тяжелыми веслами с лодки. Пуще прежнего взбеленится чудище на людей. Взвоет под водой и стрелою к лодке пожалует. Начнет вблизи свой страшный танец. Раскрутится страшилище веретеном до серебристых пузырей и давай хлестать хвостом из воды по суденышку. Зарастет брошенная стройка таежная лихим бурьяном навсегда.
   Не увидишь потом чудовище хотя бы и год. Не требуется зверю плотоядному много. Нахватает мяса и в подземелье глаза бесстыжие закатит на долгую зиму.
   Выйти в озеро, конечно, живоглоту невозможно до лета, покуда вода хорошенько прогреется, чтобы и ночью парным молоком сохранялась. Иначе заснет страшилище и быстроту в стремлениях своих потеряет. Осоловеет, как та простая лягушка на осеннем болоте. Удобно дракону на глубине. Коли там потеплело — все, значит, наверху жара.
   Дождись только темноты и на раздолье выгребай. Промышляет оно так веками и ни в чем не нуждается.
   Ближе к нашему времени пожелал брат Шишенков, уже в преклонных годах, разыскать чистое Лебединое озеро.
   Да, видно, с тех пор переменился окрестный лес и наросли новые приметы повсюду. Была тропа узкая да извилистая меж топких болотных мест. Все тропки звериные исходил, а на озерную низину дорожки отыскать не смог. Потерял, видно, память лесную.
   Вышло, может быть, его заблуждение к лучшему концу. Неровен час, сгинул бы, как родственник старшой, и не нашли бы ни рыбака, ни озера Лебединого.
   Спряталось оно, хрустальное, хорошо. Любят на нем отдыхать смелые перелетные стаи.
   Рассказывают еще про дивное свойство тех мест. Соберется, к примеру, наивный стрелок потревожить на озере непуганую птицу. Возьмет ружье, выберет верную тропу. Будет долго ходить туда-сюда, искать заветное лесное море. Покажется ему в болотах, что еще малость поплутать, и вот тебе — озеро, ан нет. Пробегает дотемна и назад повернет. Не пропустит человека к лебединому пристанищу сама тайга-природа. Обманется стрелок в приметах, и особенно если с ружьем, то верно ничего не найдет. А вот рыбакам хуже. Нередко может совсем пропасть. Сибирь, известно, лесные порядки. Вмешивается человек-то в дела природные и сам же потери несет. Рыли у нашего лесного городка гальку да песок-гравий. Да углубились серьезно.